История казанской и нижегородской прессы 1811-1917 гг.: власть и общественные настроения российской провинции

Циркуляры МВД рассылались губернаторам подчас по нескольку в день (так, дату «28 января 1909 г.» имеют циркуляры № 1034 и 1035 ЦАНО. Там же, л. 255, 257., дату «29 января 1909 г.» - № 1098 и № 1110 ЦАНО. Там же, л. 258, 256. . Из циркуляров, направленных губернаторам в 1911 г., явствует, что местная периодическая печать нередко публиковала несоответствующие действительности сведения, а административная власть в губернии оставляла эти «выступления» прессы без должного внимания. Так, в обращении от 15 декабря 1911 г. значилось: «В Циркулярах Департамента полиции от 18 января, 25 апреля и 29 ноября 1911 г. были изложены весьма подробно указания бывшего министра внутренних дел статс-секретаря Столыпина на обязательное отношение представителей местной административной власти к помещаемым в периодической печати всякого рода вымышленным и тенденциозным известиям, а равно и к запросам по поводу этих известий Департамента. Практика последнего времени показывает, что гг. губернаторы в значительном большинстве случаев не реагируют на такие выходки печати, оставляя таковые без опровержения, и в отзывах департаменту полиции, посылаемых зачастую с большим промедлением, редко указывают на принятые ими по отношению к отдельным органам печати меры. Признавая крайне вредные для общественного спокойствия последствия распространения путем печати всякого рода неосновательных и часто намеренно ложных тенденциозных известий, напрасно волнующих население, привыкшее доверчиво относиться к печатному слову, и особенно ложных известий о действиях и мероприятиях представителей власти, покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять изложенные в помянутых циркулярах указания министра внутренних дел к неуклонному исполнению» ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 4. Л. 210..

Циркуляр, направленный в губернии два дня спустя, (от 17 декабря 1911 г.) был посвящен проблеме роста экстремистских настроений и отражений их в региональной периодике. «Характерной чертой социал-демократического движения в течение последнего времени является широкое развитие легальной партийной прессы в России. Этому способствовало, с одной стороны, продолжающееся затишье непосредственно революционной деятельности, развал существовавших организаций, повышение умственного уровня и идейных запросов рабочей массы, в особенности, ее более сознательных элементов, с другой стороны, - стремление литераторов социал-демократического направления использовать время затишья для пропаганды наиболее основных идей моралистской философии, программы и тактики и, тем самым революционизировать массы, подготовляя их к будущей активной деятельности. Эта литературная деятельность выражается в издании целого ряда газет и журналов соответственного направления, причем, состав редакций и сотрудников помянутых органов печати зачастую подбирается из лиц, заведомо принадлежащих к революционным партиям… По докладе изложенных сведений г. министр внутренних дел, обращая внимание на издающиеся в некоторых местностях Империи газеты и журналы левого и в особенности социал-демократического направления и исходя из тех соображений, что агитация социал-демократических организаций и пропаганда идей последних посредством легальной печати должна быть всемерно прекращаема и в будущем недопускаема, преподал указание в том смысле, что за подобными газетами и журналами надлежит иметь непрестанное наблюдение, подвергая их ответственности в случае нарушения изданных по сему предмету обязательных постановлений или возбуждая против них в установленном порядке уголовное преследование» ЦАНО. Там же, л. 205..

Значимо в этой связи, что даже столь категоричные циркулярные предписания требовали аргументированных санкций властных структур.

ГУДП нередко напоминало губернатору о необходимости действовать строго в соответствии с предписаниями цензурного Устава. Это касалось и случаев, связанных с оформлением текста опровержения. Так, на обращение казанского губернатора С.С. Скарятина в Главное Управление по делам печати по поводу того, что редактор столичной газеты «Современные Известия» текст губернаторского опровержения «напечатал не полностью, как он был на то обязан, а сократил его в виде частного возражения» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 4344. Л. 4. О сообщении в редакцию газеты «Современных Известий» по поводу опровержения статьи «Беспорядки в татарском населении» (№ 342 за 1878 г.). , в Казань пришел ответ из Петербурга: ГУДП «затрудняется в настоящем случае понудить редакцию напечатать вновь означенное опровержение, т.к. сообщение Вашего Превосходительства в редакцию «Современных Известий» не удовлетворяет установленной практикою особой при сем прилагаемой форме» НА РТ. Там же, л. 5..

Губернатор, в свою очередь, распространял эти требования в масштабе вверенной ему губернии. Так в «Казанском Биржевом Листке» (№ 58, 59 за 1892 г.) были напечатаны сведения, вызвавшие протест председателя Мензалинской уездной Управы Останкова. Останков направил возражение в редакцию газеты 26 марта. Не обнаружив в ближайших номерах текста своего «возражения», он обратился к казанскому инспектору по делам печати (цензору). Цензор в ответе от 16 апреля написал, что «в цензурное учреждение текст опровержения от Останкова не поступал». Кроме этого служебного сообщения, Останкову было адресовано письмо губернатора, в котором начальник губернии объяснял, что «следует представить опровержение казанскому цензору, руководствуясь статьями 138 и 139 цензурного Устава» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 9065. Л. 1-6..

Нередко в случаях нарушения процедурных вопросов частного характера ГУДП отмечало некорректность действий губернатора. Так, в связи с ходатайством о смене издателя газеты «Нижегородский Листок» губернатор направил служебное отношение в ГУДП, на что ГУДП ответило: «Ваше Превосходительство изволили сообщить Главному Управлению по делам печати лишь заключение Департамента полиции касательно изложенного ходатайства, не высказав при этом Вашего личного мнения по настоящему предмету. Вследствие сего Главное Управление по делам печати имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство почтить Вашим заключением, насколько удобным представляется местным условиям удовлетворение ходатайства Казачкова и Протопопова». Отвечая на замечания ГУДП, вице-губернатор барон Фредерикс писал, что в данном деле «препятствий не имеется» ЦАНО. Ф. 2. Оп. 6. Д. 2420. Л. 1, 2..

В ответ на публикации столичной прессы губернатор нередко обращался в ГУДП в случаях, когда «отзывы печати, нисколько не помогая делу, распространяют в обществе лишь неверие к правительственным мерам, что может оказать услугу только врагам общественного порядка»: «В газете «Русская Жизнь» от 7 июля 1892 г. помещена из Казани корреспонденция, в которой сообщаются факты или явно вымышленные, или в извращенном виде (ход холерной эпидемии будто бы скрывается от общества). Изложенные случаи не связаны с холерой: с одним из больных случились судороги, которые случались в продолжение 20 лет, с другим больным рвота и расстройство желудка произошли от трехдневного беспробудного пьянства, женщина заболела простой холериной и через 3 дня совершенно поправилась». В данном и подобных случаях, выявив некую тенденцию, свойственную прессе в освещении действительности, губернатор считал должным обратиться к начальнику ГУДП: «Ввиду нелепости изложенных сведений я позволяю себе покорнейше просить Ваше Превосходительство не изволите ли признать возможным сделать указания редакциям о неуместности и несвоевременности печатания подобных тенденциозных и лживых известий» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 9063. Дело канцелярии казанского губернатора по напечатанию в № 182 газеты «Русская Жизнь» ложных сообщений. Л. 1..

Нередко губернатор апеллировал к ГУДП и в случаях своих сложных отношений с местной прессой. «Редакция «Нижегородского Листка», - писал губернатор в 1897 г., - дозволяет себе благодаря недостаточному надзору со стороны редактора, печатать в газете то, что цензором запрещается. Не желая возбуждать против редактора судебного преследования, позволяю себе покорнейше просить Ваше Превосходительство не отказать в исходатайствовании распоряжения о принятии против редактора «Нижегородского Листка» какой-либо административной меры по Вашему усмотрению» ЦАНО. Ф. 2. Оп. 6. Д. 924. Л. 119..

ГУДП периодически напоминало о необходимости строгого соответствия действий губернатора положениям нормативных документов при выдаче свидетельств на продолжающиеся и новые издания ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 4. Л. 277. - по всей видимости, информация об имевших место «несоответствиях» поступала в ГУДП от губернских цензоров, т.к. попустительство подобного рода приводило к цепи нарушений законных предписаний и осложняло цензорскую деятельность. В адрес провинциальных цензоров ГУДП также направляло своего рода «напоминание» о необходимости согласованных действий Комитетов по делам печати или инспекторов с губернатором: «Главное Управление по делам печати предлагает о всяком случае наложения ареста на то или иное произведение печати незамедлительно поставлять в известность как местного губернатора, так и начальника почтово-телеграфного округа, в районе коего находится Комитет или инспектор по делам печати» ЦАНО. Там же, л. 402а.. Рекомендуя «бороться с революционным направлением газет посредством упорной и последовательной, номер за номером, их конфискации» НА РТ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 2032. Л. 1., ГУДП утверждало значимость последовательной и аргументированной работы органов охраны правопорядка по поиску оснований для арестов.

Из переписки ГУДП с губернаторами явствует, что «надзор за печатью» был весьма сложной и проблемной сферой. Нередко ГУДП адресовало губернатору замечания о недостаточно продуктивной работе в подведомственной ему губернии представителей цензурного ведомства: «Из доставленных в минувшем году отчетов за 1906 г. между прочим усматривается, что некоторыми из лиц, наблюдающих за повременной печатью одни из предъявленных к ним Главным Управлением по делам печати требований были оставлены совершенно невыполненными, другие же выполненными только отчасти, причем, и самые сведения, сообщенные ими, носили иногда неопределенный и сбивчивый характер: не указывалось общего количества возбужденных в отчетном году судебных преследований, а также и распределения их по статьям уголовных законов и т.д.» ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 3. Л. 8. Циркуляр от 9 февр. 1908 г..

После февральских событий 1917 г. структура госаппарата была изменена. Однако надзор за печатью остался в ведении МВД Временного Правительства. Циркуляр МВД губернским и уездным комиссарам от 16 мая 1917 г. гласил: «Постановлением Временного Правительства от 27 апреля с.г. Главное Управление по делам печати и все подведомственные ему местные учреждения, ведавшие цензуру и наблюдение за печатью и типографиями, упразднены. Имея вместе с тем в виду, что единственною задачею законодательства о печати является обеспечение правильной регистрации произведений тиснения и установление порядка, гарантирующего привлечение к ответственности по суду на общем основании лиц, совершивших преступления путем печати, Временное Правительство нашло необходимым озаботиться сохранением тех функций ведомства бывшего Главного Управления по делам печати, за которыми нельзя не признать огромного государственного и культурного значения» ЦАНО. Ф. 1882. Оп. 1. Д. 60. Л. 3..

2.1.2. Полномочия регионального представительства цензурного ведомства

Во исполнение статьи 25 цензурного Устава «во время занятий сей должности они [цензоры - Е.К.] не должны вместе с оною нести никаких других обязанностей, ниже принимать участие в редакции периодических изданий». По букве закона претендент на должность цензора, являясь представителем университетской среды, был вынужден выбирать: служить по Министерству просвещения или в ведомстве Министерства внутренних дел. Так, в ответе канцелярии попечителя Казанского учебного округа казанскому губернатору от 5 декабря 1902 г. значилось: «Как по закону, так и по существу своих обязанностей помощник инспектора студентов не может состоять на какой-либо посторонней - казенной или частной - службе, а потому Его Превосходительство [попечитель Казанского учебного округа - Е.К.] не признает возможным удовлетворить прошение помощника инспектора студентов казанского университета статского советника Державина о разрешении ему заниматься в вечернее время цензурою при казанском отдельном цензоре» НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 15. Л. 2. .

Однако в практике регионального применения в этом вопросе высшая инстанция подчас вынуждена была разрешать отступления от законодательства: исполняющий обязанности начальника ГУДП В.В. Григорьев в обращении к казанскому губернатору от 13 марта 1875 г. писал, что «со стороны Главного Управления по делам печати не встретилось бы препятствий к соединению в одном лице должности цензора с какою-либо другою» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 2340. Л. 57. «Переобременен делами по университету» был и член казанского губернского цензурного Комитета Н.Ф. Катанов (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 110. Л. 59)..

До вступления в силу закона от 24 ноября 1905 г. будучи подчинена предварительной цензуре, провинциальная пресса была зависима от губернского цензора В первые годы надзор за прессой был поручен вице-губернатору, затем - представителю губернской канцелярии. В Н. Новгороде штатная должность инспектора по делам печати была учреждена в 1903 г. (ПСЗРИ. Собр. II. Т. XXIII. № 23110) и упразднена 27 апреля 1917 г. В разные годы обязанности цензора исполняли А.И. Вознесенский, Г.Г. Данилов, Н.И. Левитский, А.П. Мельников (сверхштатный старший чиновник особых поручений при нижегородском губернаторе). или губернского Комитета по делам печати Полномочия отдельного цензора в Казани до 1874 г. исполнял библиотекарь Императорского Казанского университета статский советник Готвальд. С 14 марта 1875 г. отдельным цензором был назначен профессор университета С.М. Шпилевский и исправлял эту должность до 20 августа 1879 г. После отставки Шпилевского ГУДП сообщило губернатору С.С. Скарятину, что в Казани не следует «замещать должность казанского отдельного цензора, подчинив периодические издания тому же цензурному порядку, какой был учрежден в других губерниях», цензирование казанской прессы было поручено советнику казанского губернского Правления Мамаеву. Но Мамаев вскоре тоже пожелал оставить деятельность цензора, и с 18 ноября 1881 г. ГУДП утвердило на должность инспектора по делам печати в Казани А.И. Осипова (НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 5180. Л. 6-12).

Казанский временный Комитет по делам печати был учрежден на основании Указа Сената от 25 апреля 1906 г. С 3 ноября 1906 г. председателем Комитета являлся М.Н. Пинегин. М.Н. Пинегин и А.Ф. Фролов читали периодические и неповременные издания на русском языке. Н.Ф. Катанов рассматривал брошюры, книги и другие материалы на восточных языках. Н.И. Ашмарин читал исключительно татарские газеты (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 50. Л. 17). . По именным указам от 24 ноября 1905 г. и 26 апреля 1906 г., явившимся следствием провозглашенных в «Манифесте об усовершенствовании государственного порядка» от 17 октября 1905 г. свобод слова, печати, собраний, союзов, предварительная цензура отменялась и вступало в силу судебное разбирательство «Обратная» или (как ее иначе называли) «карательная» цензура.. Но цензурные комитеты не были расформированы и губернские инспекторы по делам печати (цензоры) не потеряли своей работы. Инициируя возбуждение судебных процессов в отношении редакторов и издателей тех периодических изданий, на страницах которых были допущены нарушения оставшихся в силе (по указам от 24 ноября 1905 г. и 26 апреля 1906 г.) отдельных статей «Устава о цензуре и печати», «Уголовного Уложения» и «Уложения о наказаниях», цензоры были призваны предотвращать распространение изданий, содержащих «признаки преступных деяний» Местное цензурное ведомство было бессильно воздействовать на нелегальные издания. Так, о фактах распространения «подпольной «Нижегородской рабочей газеты» сормовский полицейский пристав доложил прокурору нижегородского окружного суда, а прокурор нижегородского окружного суда - прокурору Московской судебной Палаты и министру юстиции (ЦАНО. Ф. 179. Оп. 1. Д. 383). .

Сложность деятельности цензора весьма обстоятельно изложил П.А. Валуев в своей Всеподданнейшей записке еще в сентябре 1868 г.: «Цензор должен учитывать и соображения, основанные на внутренних мотивах совершенного преступления, на современном состоянии умов и политических отношений страны и, наконец, на заботе, чтобы вчиняемое преследование, с одной стороны, не было признано несостоятельным судебными учреждениями, что может повести к поколебанию правительственного авторитета, а с другой стороны, не получило бы для виновных, нередко ими самими избираемым, способа для приобретения незаслуженной популярности или для косвенной пропаганды посредством более общего оглашения преследуемого факта. Одно сличение с текстом закона не может посему привести к цели. На обязанность цензора возлагается не только подвести закон, но и сообразить в полном объеме средства к его применению».

По Уголовному Уложению 1903 г. «Уголовное Уложение» 1903 г. - последний фундаментальный законодательный акт дореволюционной России в области уголовной политики. Именно этот документ свидетельствует о выработке определений преступных деяний по их существенным признакам, т.к. в непосредственно предшествовавшем ему законодательном акте («Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г.) имели место расхождения в понимании самого преступления и условий наказуемости деяния. По «Уголовному Уложению» первая группа преступлений включала в себя преступления против государства, посягающие на его основы, государственные законы, внешнюю безопасность, порядок управления. Вторая группа включала преступления, посягающие на основы жизни общества (веру, церковь, семью). К третьей группе относились преступления против частных лиц. в отношении печати наиболее применимы были статья 126 (посеять смуту) и статья 129 (деяния, носящие характер возбуждения массы или отдельных лиц к неповиновению закону, т.е. преступная пропаганда).

Полномочия цензора (инспектора по делам печати или члена губернского цензурного Комитета) были весьма значительными. Среди них на начальном этапе - обязанность осуществлять предварительную цензуру. Условия деятельности цензора: объем цензируемых материалов, их разноплановость, необходимость согласования условий и обстоятельств момента с требованиями закона - обусловливали роль личностного фактора. Являясь региональным представителем ГУДП и посредником в отношениях журналистов к закону, губернский цензор был обязан оповещать редакторов газет о существе циркулярных предписаний ГУДП МВД Так, на заседании казанского Комитета по делам печати 7 ноября 1910 г. «председатель Комитета М.Н. Пинегин доложил, что вследствие циркулярного предложения ГУДП от 23 сентября с.г. за № 9889 он оповестил редакторов казанских газет о том, что министр внутренних дел признал необходимым продолжить действие циркулярного распоряжения от 13 апреля с.г. за № 4349 о воспрещении сообщения о передвижениях войск в Империи» (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 151. Л. 43). .

Мнение цензора было влиятельным. Так, из формулировки служебного письма начальника ГУДП казанскому губернатору, в котором «Камско-Волжская Газета» названа газетой, «отличающейся крайне вредным направлением и особенно затруднявшей местного цензора» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 2340. Л. 34., следует, что о характере «затруднений» в ГУДП докладывал сам цензор, статский советник Готвальд, «вошедший в Главное Управление по делам печати с ходатайством об освобождении его от занятий по цензуре».

ГУДП осознавало роль личностного фактора и было заинтересовано в том, чтобы в должности губернского инспектора выступал компетентный специалист. Так, в ответ на ходатайство профессора Казанского университета А.И. Осипова «об увольнении его от должности отдельного цензора ввиду необходимости, главным образом, воспользоваться на летнее время отпуском для поправления здоровья», начальник ГУДП Е. Феоктистов в ответе губернатору А.П. Полторацкому от 20 февраля 1892 г. сообщил, что «оставление Осипова при исполнении обязанностей цензора ввиду служебной опытности представляется весьма полезным и желательным» и предложил «указать на лицо, которое могло бы с успехом выполнять обязанности» помощника цензора и заменять А.И. Осипова на время его отпусков. Судя по тому, что с 20 мая 1892 г. к ведению дел по цензуре в Казанской губернии приступает М.Н. Пинегин, впоследствии получивший полномочия председателя казанского губернского Комитета по делам печати, А.И. Осипова не устроили условия, предложенные губернатором и ГУДП.

Как правило, губернатор придавал мнению цензора большой вес. Когда на прошение Н.А. Ильяшенко издавать «Биржевую и сельскохозяйственную газету Камско-Волжского края» и последовавший за этим вопрос губернатора казанский инспектор по делам печати дал положительный ответ «Если, с одной стороны, для города Казани можно считать вполне достаточным двух газет с общим содержанием, издатели которых могли бы вести дело без материального ущерба для себя, то, с другой стороны, остается неудовлетворенною потребность в специальной прессе торгово-промышленных и землевладельческих классов» (НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 11442. Л. 5-6)., в своем ответе ГУДП губернатор не просто использовал аргументацию цензора, но, соглашаясь на издание газеты, категорично заострил его мысль: «Для города Казани вполне достаточно двух газет с общим содержанием» Вероятно, М.Н. Пинегин имел в виду казанские ежедневные газеты «Волжский Вестник» и «Казанский Телеграф»., но в интересах торгово-промышленных и землевладельческих классов имеет смысл разрешить издание новой газеты.

Губернатор Полторацкий последовал совету Пинегина и в деле, связанном с инициативой П.И. Кидалинского о расширении программы его газеты «Листок объявлений покупки, продажи имений, земель, заводов по всей России» в связи с переименованием издания в «Камско-Волжский корреспондент для деловых людей» М.Н. Пинегин писал губернатору: «Кидалинский не получил настолько общего образования, чтобы мог самостоятельно редактировать газету по обширной программе. Он должен будет обратиться к лицам уже опытным в ведении газетного дела и может попасть в руки кружка псевдомарксистов, как это было с некоторыми издателями уже прекратившихся местных газет и утруждавшими ГУДП обжалованием запрещений цензора на основании ст. 58. Ввиду изложенного я с своей стороны полагал бы наиболее целесообразным из представленной г. Кидалинским программы исключить 5, 9, 12, и 13 пункты как дающие возможность проводить идеи разных кружков и партий псевдолиберального пошиба в малокультурную среду» (НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 11443. Л. 9).. Черновик обращения губернатора в ГУДП НА РТ. Ф. 1. Там же, л. 11-12. полностью состоит из формулировок Пинегина.

Однако иначе отреагировал губернатор на подобного же рода предостережения Пинегина в связи с делом по ходатайству М.А. Констанского о разрешении издавать в Казани бесплатную газету «Реклама, листок объявлений Волжско-Камского края». На поступившее в ГУДП прошение Констанского начальник ГУДП 25 июня 1899 г. направил казанскому губернатору запрос. Губернатор, в свою очередь, 6 июля адресовал вопрос цензору. Ответ Пинегина от 7 июля содержал привычные формулировки: «Я полагал бы излишним помещение в «Листке объявлений» беллетристических произведений, которые придадут этому справочному изданию уже характер обще-литературной газеты» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 12175. Л. 3.. Получив 15 июля рапорт казанского полицмейстера, 23 июля губернатор писал в ГУДП: «к удовлетворению ходатайства о разрешении издавать названную газету с помещением в ней торгово-промышленных объявлений и перепечаток из подцензурных изданий беллетристического содержания препятствий не встречается» НА РТ. Там же, л. 6.. Однако биография «названной газеты» на этом завершилась - газета М.А. Констанского в свет не выходила.

Губернатор не всегда был согласен с цензором и в вопросах наложения ареста на конкретные номера местных изданий. Так, казанский губернатор М.В. Стрижевский выразил цензору А.В. Фролову свое несогласие по поводу ареста им номера «Волжского Курьера» По поводу губернаторского объявления // Волжский Курьер, 1906, № 122, 18 июля. за критику губернаторских распоряжений: «Против газетной критики моих распоряжений я ничего не имел ранее, ничего не имею и в настоящее время, если критика производится в выражениях приличных и вообще допустимых. Скажу даже более, если бы подобная критика была даже допущена в выражениях оскорбительных для должностного лица, то я воспользовался бы принадлежащим мне правом привлечения за это виновного к судебной ответственности, но ни в каком случае не считал бы допустимым наложение за это на газету ареста. Задача администрации заключается в борьбе с революционным направлением газет и с попытками их возбудить в населении неуважение к Верховной власти и восстановить население против правительственных властей, против войсковых частей и против одной части населения на другую» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 56. Л. 211..

Как показывает региональная практика применения закона о печати, принимаемые цензором решения ставились на обсуждение в заседаниях губернского Комитета по делам печати. Так, по случаям запрета перепечатывания в «Камско-Волжской Речи» статьи «День гнева» из журнала «Современный Мир» и исключения из текста статьи той же газеты от 19 декабря (№ 642) характеристик членов общеземского съезда «на полноправных и бесправных» НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 151. Л. 102, 105, 106., Комитетом было постановлено: «Исключение из газет одобрить».

Нередкими были случаи апелляции к цензору должностных лиц различных ведомств губернии с инициацией запретов для выхода в печать материалов, несмотря на то, что сам цензор не нашел в них «состава преступления». Так, директор казанской учительской семинарии писал попечителю Казанского учебного округа о «возбуждении», произошедшем по прочтении статьи г. Глебского «Татарское счастие» («КТ», 1906, № 4128, нояб.) в среде «разноплеменного состава воспитанников семинарии» В этом обращении от 18 ноября 1906 г. директор учительской семинарии упомянул также и публикацию газеты «Казанский Вечер» от 15 ноября. . Директор отметил: «Статьи полны полемического задора, неправильно и односторонне передают факты с произвольным освещением их». Основной посыл обращения директора состоял в аргументации просьбы о запрещении подобного рода публикаций: «Имею честь почтительнейше ходатайствовать, не признаете ли целесообразным через губернское начальство прекратить временно газетную полемику по инородческим вопросам как вносящую племенной раздор и вражду среди населения» НА РТ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 51. Л. 27..

В своем обращении к М.Н. Пинегину от 15 марта 1907 г. профессор Третьяков писал: «в № 153 «Дневника Казани» помещена клеветническая заметка по поводу женской гимназии. Помогите мне Вашим авторитетом восстановить истину и распорядитесь о напечатании в этой газете прилагаемого при сем опровержения» НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 92. Л. 25..

С целью предусмотреть возможные эксцессы цензор регулярно направлял запрос о целесообразности помещения журналистских материалов по конкретным информационным поводам в адрес попечителя Казанского учебного округа. Так на обращения от 17 и 19 января «Имею честь уведомить Ваше Высокородие, что помещение в местных газетах статьи о порядках в ветеринарной фельдшерской школе при Казанском ветеринарном институте нежелательно» (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 2. Л. 54, 55)., 3,7 марта, 11 апреля, 28 июля 1905 г. цензор не только не получил согласия попечителя, но и - в отличие от ответов на подобные запросы, данных цензору в 1901 г., - не получил и убедительной аргументации отказа НА РТ. Ф. 420. Там же, л. 19, 20..

Возникали случаи обратного характера: когда совершенно «благонамеренные» материалы не допускались цензором в печать лишь «по нежеланию давать другим газетам материал для полемики» НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 151. По данному поводу Н.А. Ильяшенко 22 ноября 1910 г. писал казанскому губернатору и в ГУДП: «Если Главное Управление по делам печати разделяет мой взгляд, то, быть может, признает возможным сделать соответствующие разъяснения надлежащим инстанциям, дабы в тревожные моменты общественной жизни эти инстанции не препятствовали национальной печати говорить слова успокоения и мира» (л. 88). В ответе ГУДП редактору «Казанского Телеграфа» значилось: «Заметки не были помещены по совету с г. Губернатором, действовавшим по указанию из Санкт-Петербурга, и по нежеланию давать другим газетам материал для полемики» (л. 89)..

Нередко цензоры, сообразуя свои решения со статьями цензурного Устава «Не дозволяется общедоступным литературно-политическим журналам и газетам перепечатывать из специальных и строго научных повременных и др. изданий такие исторические и критические исследования, статьи и документы или отрывки из оных, содержанием для которых служат предметы, не могущие делаться достоянием всей массы читателей» (ст. 63 «Устава о цензуре и печати»)., сокращали проектируемый для прессы текст выступлений представительных органов местной власти или перечень вопросов повестки дня их заседаний. В данном и подобных случаях нередким был конфликт выборной (органов самоуправления) и административной (представителей цензурного ведомства) властей.

Обратив внимание на то, что из 11 дел, принятых и обсужденных на последнем заседании городской Думы, решения по которым направлены для напечатания в местных газетах, в «Волжско-Камском Слове» поименованы лишь 10 дел (одно, именно восьмое по порядку, предполагавшееся к обсуждению при закрытых дверях, выпущено), Городской Голова Казани обратился с вопросом к редактору газеты. Редакция в своем ответе уведомила, что «означенный параграф извещения не дозволен к напечатанию г. отдельным цензором». Высказав свое удивление тем, что «г. отдельный цензор контролирует действия Городского Головы, как какие-нибудь стишки» Казанская Городская Дума // Волжско-Камское Слово, 1882, № 56., г. Городской Голова предложил «принести на г. отдельного цензора жалобу».

Так, была сокращена статья «О спуске грязных вод в Булак», о содержании которой казанский инспектор докладывал губернатору: «Имею честь препроводить для сведения Вашего Превосходительства сообщение в «Казанском Телеграфе» о заявлении гласного Д.И. Образцова городской Управе по поводу спуска грязных вод в Булак из клиник и бактериологического института, [в коем (сообщении) - Е.К.] было исключено окончание, в котором говорится, что в случае устройства упомянутых спусков грязной воды при появлении в Казани какой-либо эпидемической и заразительной болезни население будет винить не только означенные заведения (клинику и бактериологический институт), но и Думу. К этому считаю нужным присовокупить, что, по моему глубокому убеждению, при изложенных обстоятельствах простой народ не только будет «обвинять» клинику и институт в распространении той или другой заразной болезни, но и могут произойти серьезные беспорядки и волнения, как с нанесением вреда названным учреждениям, так и с причинением насилия служащим и заведующим ими лицам. Считаю своим долгом сообщить о сем Вашему Превосходительству на предмет обсуждения этого вопроса в Думе, откуда при публичности ее заседаний высказываемые мнения могут распространиться в население в измененном и преувеличенном виде и послужить источником для нежелательных толков и слухов в малокультурной массе» «Д.И. Образцов подал вчера на имя Городского Головы очень интересное заявление, которое он просит доложить в первое ближайшее заседание Думы. Мысль о спуске жидкостей из клиник и бактериологической станции в Булак, - говорит он, - не только не оставлена, но принимаются все меры к ее осуществлению, которое, ввиду небрежности отношения нашей прислуги к своим обязанностям представляет для всего городского населения крайнюю опасность в санитарном отношении. Ввиду изложенного г. Образцов предложил Думе немедленно войти с ходатайством к министру внутренних дел о недозволении спуска клинических и бактериологических вод в Булак и одновременно с этим сделать Обязательное постановление о воспрещении такового спуска» (НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 11445. 1898 г.)..

После сокращения цензором текста «Протоколов общего собрания земских гласных Казанской губернии», опубликованных на страницах «Казанской Газеты» М.Н. Пинегин писал губернатору: «Мною из этих протоколов были исключены резкие места из речи Куприянова, направленные против Правительства» (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 51. Л. 9). , председатель губернской земской Управы П.И. Геркен настаивал на разрешении публикации полного текста протоколов в готовящейся к изданию отдельной брошюре по итогам деятельности Управы. М.Н. Пинегин дал свое согласие лишь после вмешательства губернатора А.А. Рейнбота, который по телефону уведомил цензора, что «он разрешает печатать протоколы собрания земских гласных без цензурных сокращений» НА РТ. Ф. 420. Там же, л. 10..

В связи с предписаниями относительно соблюдения статьи 73 (обнародование сведений о представителях императорской семьи) Сочувствуя журналистам, «Волгарь» писал: «Для опубликования самой невинной телеграммы с изъявлением верноподданнических чувств «правой» газете угрожает репрессия» («Земщина» о цензуре // Волгарь, 1909, № 282, 9 нояб.). в деятельности цензоров возникали трудности особого рода. Так, по поводу публикации в «Нижегородском Листке» заметки о предстоящем путешествии по Волге Высочайших особ К Высочайшему приезду // НЛ, 1913, № 107, 22 апр. ГУДП адресовало нижегородскому инспектору Н.И. Левитскому вопрос: «Было ли Вами возбуждено против редактора газеты «Нижегородский Листок» за помещение указанной заметки судебное преследование» ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 5. Л. 48. Заметка со страниц «НЛ» «К Высочайшему приезду» была перепечатана в газете «Современное Слово» (от 4 мая). . В своем обращении в ГУДП от 18 мая 1913 г. цензор отметил: «Эта статья своевременно была мною доложена г. нижегородскому губернатору, по распоряжению которого вместо наложения на этот номер ареста были вызваны все редакторы нижегородских газет и предупреждены, что они не имеют права печатать подобные сообщения [без разрешения министра Императорского двора - Е.К.], а редактору «Нижегородского Листка» был объявлен строгий выговор. Ввиду изложенного: обязан ли я возбудить судебное преследование против редактора «Нижегородского Листка»?» ЦАНО. Там же, л. 50, 55.. В ответе начальника ГУДП С.С. Татищева от 27 мая значилось: «Ввиду сообщенных Вами сведений Управление не усматривает в настоящее время оснований для привлечения редактора газеты «Нижегородский Листок» к судебной ответственности с нарушением статьи 73».

2.1.3. Права журналистов

Представителям прессы было разрешено все, что не было запрещено российским законодательством. Вопреки сложившемуся стереотипу, что «закрытие» журнала или газеты связано с «силовым воздействием», региональная практика подтверждает: чаще всего выход изданий был приостановлен в связи с финансовыми, организационными (смена редактора, невостребованность тиража, недокомплектованность номеров материалом) и другими «рабочими» проблемами. Так, казанский журнал «Муравейник», публиковавший на своих страницах не только «способы разрешения многих «проклятых» вопросов» От редакции // Муравейник, № 1., но и «Отчет центрального комитета Германской социал-демократической рабочей партии за 1904-1905 гг.» Заграница // Муравейник, 1905, № 2, 1 нояб., с. 29-31., не имел взысканий и прекратил свое существование по объективным причинам В последнем номере журнала редактор-издатель писал: «Муравейник» если не совсем умирает, то имеет некоторый наклон к летаргическому сну на 3-4 месяца. Приступая к изданию и будучи хоть немного знаком с психикой нашей безжизненной Казани, я на ѕ был уверен в неудаче предприятия. Если и была ј надежды, то только на небольшой процент «живых» людей и иногородних» (От редактора-издателя // Муравейник, 1905, № 4-5, дек. - С. 60)..

Судьба общественно-политической и литературной газеты «Волжский Листок», возникшей в Казани в октябре 1904 г. и выходившей до октября 1909 г., на первый взгляд, демонстрирует признаки «гонимого» издания: имели место неоднократные перерывы в издании газеты. Но на время приостановки «Волжского Листка» с января 1906 г. по май 1907 г. по взаимной договоренности издателей В связи с тем, что «Волжский Курьер» был газетой левых радикальных кругов, есть основание предположить наличие своеобразного «соглашения» между издателем «Волжского Курьера» Г.А. Плетневым и издателем «Волжского Листка» А.И. Хорошем при непосредственном участии редактора «Волжского Листка» М.З. Комлева и редактора «Волжского Курьера» О.М. Плетневой с целью продолжения издания. выходила в свет газета «Волжский Курьер», которая с окончанием перерыва в издании «Волжского Листка» прекратила свое существование. Подобного рода перерыв в выходе «Волжского Листка» имел место в конце 1908 г. - начале 1909 г. Последний номер за 1908 г. (№ 775) вышел в свет 17 сентября, а первый январский номер (№ 776) за 1909 г. начинался обращением от редакции: «Трехмесячный перерыв издания газеты тяжело отразился на редакции». Однако нет оснований в качестве причин приостановки издания усматривать административное или уголовное преследование Несмотря на то, что по делу редактора-издателя газеты М.З. Комлева по поводу статьи «Указующий перст» (см. 2.2.2) «прокурор окружного суда, не согласившийся с оправдательным приговором, подал в судебную палату апелляционный протест» и слушание дела было назначено на 29 октября (Хроника. Протест прокурора // Волжский Листок, 1908, № 774, 16 сент.), последний номер за 1908 г. вышел в свет 17 сентября. .

«Волжский Вестник», казанская газета с непростой судьбой, за свою долгую историю неоднократно «приостановилась» в том числе и «по усмотрению редакции» Председатель цензурного Комитета докладывал губернатору по итогам 1908 г.: «С 17 сентября до конца 1908 г. газета «Волжский Вестник» не выходила» (НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 124. Л. 1)..

В первом номере казанского «Курьера» сообщалось: «Журнал «Волжское Утро» временно приостановился изданием. Издательство имеет в виду переход на ежемесячный выпуск взамен еженедельного» Хроника // Курьер, 1908, № 1, 22 дек..

Журналисты осознавали: «Перо, готовое в передовой статье излить свою душу, поведать читателю свое «верую», удерживают те условия, в которые поставлена современная печать. Очень уж много Россия перевидала за последнее время газет, неизменно значившихся под номером первым да так и заканчивавших свое существование на первом «верую» От редакции // Народная Мысль, 1907, № 1.. Однако нередко издания демонстрировали провокационную «смелость», готовясь списать на «произвол властей» окончание существования своего воинствующего издания.

Так, в самом первом номере казанский «Метеор» поместил весьма примечательную «реплику» «Эх, бедняга, долго ли попрыгаешь?» - добродушно заметил один инспектор печати, складывая в карман первый номер «Метеора»…, во втором номере - стихотворение, прогнозирующее роковые события в судьбе журнала «Миги властные, гордые, мудрые

Я в сердцах миллионов зажег.

Искра я. К золотой бесконечности

Много разных путей и дорог,

И в стремлении к сияющей вечности

Сам себя я бестрепетно сжег» (Ив. Киксбург).. Однако «Метеор» прекратил свое существование не по причине цензурных санкций.

Последний номер нижегородской «Поволжской Были» вышел в свет с сообщением от редакции: «Множество преград самого разнообразного характера тормозят развитие рабочей прессы… В самом ближайшем будущем мы снова возобновим издание нашей газеты» Номер подвергся двойному аресту: арест губернского цензора был отменен судом (см. 2.2.1), с санкции губернатора редактор был проговорен к аресту на 1 месяц или штрафу в 100 руб. (см. 2.2.3). .

Еженедельная газета «Голос Минина» не выходила с 20 марта по 3 апреля 1913 гг. - был пропущен один номер. Но в № 20 за 3 апреля сообщалось: «Государь Император в 25 день марта месяца Высочайше пожаловать соизволил редактора-издателя газеты «Голос Минина» нижегородского мещанина Гавриила Стрелкова Золотою Медалью на Аннинской ленте». Более продолжительным перерывом в издании «Голоса Минина» был интервал между № 29 и № 30 (с 5 июня по 19 июля). Однако редакция объяснила читателям причину задержки выхода газеты «случаем перехода типографии» от одного владельца другому. Техническими причинами («неожиданная ликвидация типографии, в которой газета печаталась») были объяснены и причины, по которым не вышли в свет два номера «Голоса Минина» (с 28 по 18 сентября 1913 г.).

Журналисты систематически не соблюдали тех требований законодательства о печати, которые на фоне важных нарушений самими цензорами понимались как частные «отступления», т.к. губернское цензурное ведомство не имело возможности осуществлять столь масштабный фронт работ, который во всех частностях предусматривался законодательством. То есть пренебрежение к соблюдению требований, предписанных отдельными, вполне корректными «Возражение или поправка частного лица должны быть напечатаны тем же шрифтом и в том же отделе, как и первоначальное известие. Возражение или поправка должны быть подписаны защищающимся» (ст. 28)., статьями «Устава о цензуре и печати» на практике не являлось поводом для замечаний цензора, т.к. возбуждение дел по нарушениям подобного рода отвлекало внимание инспектора от недопустимых нарушений закона посредством печатного слова.

Так, несмотря на четкость формулировки статьи 68 Устава («Не допускается замены цензурных исключений точками»), журналисты сообщением о том, что тот или иной материал «не напечатан по независящим от редакции обстоятельствам» Внутреннее обозрение // Муравейник, № 1. - С. 43., привлекали к себе еще большее читательское внимание. С двумя пустыми модулями и пометой «По независящим от редакции причинам статья эта устранена из настоящего номера» вышел в свет № 71 казанской «Крестьянской Газеты», а последний номер издания завершался сообщением: «По независящим от редакции причинам в настоящий номер не могли быть помещены статья С. Ельчанина «Новые заботы о крестьянском землеустройстве» и окончание статьи С. Маслова «О земельных порядках».

Формулировки пунктов раздела Устава «О суде в делах печати» для многих журналистов являлись прямой подсказкой в технологии нарушения закона: «Сочинитель призывается к суду во всех случаях, когда он не докажет, что публикация его сочинения произведена без его ведома и согласия» Этим и невозможностью доказать авторство статьи «Взяточникам пощады быть не должно» воспользовались журналисты нижегородской газеты «Козьма Минин» (см. 2.2.2)..

Нередко издатели региональной прессы использовали «фактор времени», необходимый для согласования решений местного и центрального цензурного ведомств. Так, 6 октября 1881 г. наблюдающий за казанскими типографиями и местной книжной торговлей князь Хованский писал губернатору о том, что издатели газеты «Казанский Биржевой Листок» [далее «КБЛ»] выпускают еженедельный листок объявлений с заглавием «Казанский Биржевой Листок. Дополнительный лист объявлений». В нем, кроме объявлений, помещаются разные корреспонденции, анекдоты и т.п. Казанский губернатор, в свою очередь, писал в ГУДП: «издатели прикрываются тем, что делают дополнительный листок как бы продолжением самой газеты». Ввиду такой недобросовестной уловки трудно, почти невозможно повести против издателей «Биржевого Листка» дело судебным порядком» НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 5185. Л. 5-7.. ГУДП в своем ответе губернатору от 3 декабря отмечало необходимость предупреждения редактора и издателя «КБЛ», «что дальнейшее нарушение ими постановлений о печати может вызвать применение к газете соответствующей карательной меры». А тем временем «КБЛ» более двух месяцев выходил с «дополнительным листком».

Нередко журналисты помещали на страницах своих изданий информацию, заимствованную из прессы других регионов или из столичной периодики. В этих случаях они не были озабочены проверкой достоверности излагаемых фактов и ссылались на то, что клевета в осуществленной ими на данных условиях публикации не составляет их личной вины Нижегородский цензор Н.И. Левитский 21 декабря 1913 г. писал в ГУДП: «Представляя при сем № 347 газеты «Волгарь» и № 347 газеты «Нижегородский Листок», в коих перепечатана из газеты «Русь» статья «Два епископа», за которую согласно телеграмме господина Министра от 17 декабря 1913 г. Санкт-Петербургским градоначальником наложены штрафы по 500 руб. на редакторов газет «Речь» и «Современное Слово», по поручению нижегородского губернатора прошу указаний Главного Управления по делам печати, следует ли и нижегородскому губернатору тоже наложить штрафы на редакторов газет «Волгарь» и «Нижегородский Листок» и если да, то чем он должен мотивировать свое постановление» (ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 5. Л. 112).. Так по всей России ходили «телеграммы» различных газет. Журналистам, поместившим «перепечатки», лишь в редких случаях не удавалось доказать свою невиновность Судебное рассмотрение по делу редактора-издателя нижегородской газеты «Утро» А.А. Соболева завершилось заключением подсудимого в крепость на 11 месяцев, несмотря на то, что адвокаты стремились доказать невиновность их подзащитного фактом перепечатки в газете «Утро» из газеты «Северный Голос» инкриминируемой Соболеву статьи «К русской армии» (см. 2.2.1)..

Журналисты часто пользовались правом апелляции к вышестоящей инстанции в стремлении отменить принятое по их делу решение. Этой инстанцией являлось не только ГУДП, но и Правительствующий Сенат Редактор-издатель нижегородской газеты «Минин» В. Андреянов написал «Жалобу» в Правительствующий Сенат на действия губернатора М.Н. Шрамченко (см. 2.2.3)., и сам Император За клевету на профессора Казанского университета Е.Ф. Будде редактор-издатель «Казанского Телеграфа» был проговорен к 3 месяцам тюремного заключения, однако по итогам личного ходатайства к Николаю II был «Высочайше помилован» (см. 2.2.2)..

Осенью 1904 г. казанским инспектором по делам печати были задержаны (не допущены к печати на страницах газеты «Волжский Листок») две заметки, посвященные Казанскому университету. Редактор-издатель газеты И.И. Степанов направил жалобу в ГУДП. В результате выяснения обстоятельств дела (служебной переписки казанского цензурного Комитета и ГУДП), И.И. Степанов 29 ноября 1904 г. получил из ГУДП ответ: «действия цензора признаны правильными ввиду исключительных обстоятельств, сопровождавших это задержание» НА РТ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 3. Л. 10. Ответ ГУДП И.И. Степанову датирован 29 ноября 1904 г. .

В случаях необоснованных действий инспектор по делам печати рисковал стать ответчиком в судебных тяжбах, т.к. издатели и редакторы региональных изданий были вооружены знанием статей законодательства, применяемых к прессе. Так, по итогам 1906 г., в проекте отчета цензурного Комитета от 14 февраля 1907 г. значилось: «Имею честь донести в ГУДП, что редактор-издатель газеты «Волжский Курьер» дворянин г. Плетнев предъявил гражданский иск к бывшему помощнику инспектора по делам печати коллежскому асессору Фролову о взыскании с него убытка в размере 399 р. 85 к. за наложение ареста на № 120, 122, 123, 124, 141 газеты «Волжский Курьер» В описях НА РТ фонда 41 (оп. 1, 2) Казанского окружного суда по 1 уголовному отделению за 1906-1907 гг. дело по иску Плетнева к Фролову не значится..

Инспектор по делам печати в губернии не был для журналистов фигурой «неприкасаемой». О губернских цензорах писали, как правило, корреспонденты из регионов, но предпочитали помещать эти материалы в столичной прессе. Иногда подобным статьям придавался «расширительный» смысл, т.к. в тексте не было указаний ни на место действия, ни на имя героя публикации «Лучшим и симпатичным цензором был чиновник особых поручений губернатора, но, к большому сожалению, этот цензор был неравнодушен к веселому образу жизни. Гранки ему приходилось посылать однажды так даже в баню. Разумеется, цензорскую обязанность он исполнял недолго» (Обыватель. Провинциальная печать. Нижний Новгород // Новое Время, 1904, № 10342, 27 дек.)..

Стремлению законным путем искоренить служебные злоупотребления, допускаемые конкретными цензорами, провинциальные журналисты предпочитали иносказательные истории, вызывающие сочувствие обывателей: «В одном большом волжском городе, - писал известный нижегородский журналист Чешихин (Ветринский), - цензор, человек с высшим образованием, развивал нам такую оригинальную теорию. Вы протестуете, что я задерживаю статьи. Но по каждой задержанной корреспонденции мною проводится проверка верности ее, дознание, и если факты подтверждаются, мы делаем соответствующее распоряжение. Следовательно, цель корреспонденции уже достигнута, для чего же ее еще печатать?» Ч. Ветринский. Из жизни и литературы. По поводу книги М. Лемке // Образование, 1903, № 7. - С. 68..

Примечательно, что в случаях поименования цензора начальство инициировало выяснение обстоятельств, высвеченных в публикации. Так, столичная «Речь» на всю Россию ославила нового нижегородского цензора: «Вновь назначенный инспектором по делам печати в Н. Новгороде Г.Г. Данилов проявил себя не только в области своей непосредственной служебной деятельности, но и как «активный» работник в стане местной черной сотни. По приезде сюда он познакомился с членами жалких остатков местной черносотенной организации и вступил в сотрудники Г.Г. Данилов не проявлял симпатий к «правой» прессе. В период с 1911-1912 гг. его распоряжениями подвергались арестам большей частью именно «правые» нижегородские издания. А газета «Козьма Минин» в № 24 за 1910 г. поместила сразу две оскорбительные и клеветнические статьи («К сведению читателей» и «Выигранное пари»), за что Данилов в частном порядке возбудил судебное рассмотрение против редактора-издателя Киселева (см. 2.2.2). черносотенной газеты «Минин». В газете, понятно, уже появились заметки во славу «энергичного» инспектора» Новый цензор (из Нижнего Новгорода) // Речь, 1909, № 215, 8 авг.. ГУДП направило Данилову предложение «представить по существу означенной заметки необходимые объяснения» ЦАНО. Ф. 1000. Оп. 1980. Д. 2. Л. 188. . Он употребил «верное» средство - обратился к губернатору «с почтительнейшим ходатайством об официальной гласной проверке означенной выше заметки» с целью установления в ней «сплошной от начала до конца лжи и клеветы, дабы раз навсегда прекратить начавшуюся травлю со стороны светско-кадетской прессы» Черновик письма цензора губернатору от 14 августа 1909 г. (ЦАНО. Там же, л. 189)..