Агитационный предвыборный сверхтекст - организация содержания и стратегии организации
Понятие сверхтекста, его сущность и особенности. Идеологема – ключевое понятие сверхтекста, ее классификация и разновидности. Мифлогема, ее употребление в недобросовестной политической пропаганде, место в предвыборной кампании 1906-1907 гг. и 1995 г.
| Рубрика |
Политология |
| Вид |
диссертация |
| Язык |
русский |
| Дата добавления |
21.01.2009 |
| Размер файла |
240,8 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Идеологемы - номинации ключевых понятий сверхтекста, его рекламной схемы, которая представляет собой совокупность идей, обосновывающих необходимость принадлежности власти той или иной стороне, «команде». Н.А. Купина указывает, что «идеологема является вербально закрепленным идеологическим предписанием» (напр., «превосходство общественного над личным») (1995.13). Тем самым подчеркивается прагматический компонент, присущий идеологеме, наличие в ней прямого указания на то, как это слово нужно употребить и как оценивать явление, обозначенное этим словом.
В работе «Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис» Т.В. Радзиевская пишет, что «на деятельность субъекта текстообразования оказывает влияние основная коммуникативная цель, которой характеризуются тексты данного класса, прагматические статусы субъекта и адресата в той коммуникации, которую осуществляют эти тексты» (Человеческий фактор 1992.81). Автор указывает на объективные факторы, влияющие на построение текста: тип цели, тип адресата, тип субъекта, тип объекта, характеристики субъектно-объектных отношений. Система идеологем позволяет реализовать в агитационном предвыборном сверхтексте «правду в интересах говорящего», если воспользоваться определением Н.Д. Арутюновой (Человеческий фактор 1992.22).
Идеологема - ключевое слово, обозначающее ключевую единицу рекламной схемы агитационного сверхтекста. Но, поскольку реализуется схема не в одном, а в совокупности текстов, это ключевое понятие воплощается в группе слов, которые и можно рассматривать как варианты одной идеологемы. А. Нойберт указывает, что «идеологема - это социальный инвариант, проявляющийся в языковых единицах» (Нойберт 1989.62). Система таких инвариантов, по А. Нойберту, составляет, например, марксистско-ленинское учение об обществе. Очевидно, что, анализируя агитационный предвыборный сверхтекст, мы имеем дело с системой инвариантов-идеологем, образующих рекламную схему сверхтекста.
Возьмем, например, за исходный вариант идеологему «враг». В зависимости от темы и эмоциональной окраски текста, она может иметь следующие варианты: «капитализм», «империалисты», «эксплуатация», «пособники» и т.д. Очевидно, что в текстах, ориентированных на иную электоральную аудиторию, эта идеологема может иметь совершенно иную систему вариантов.
Агитационный предвыборный сверхтекст рисует картину мира по структуре «прошлое - настоящее - будущее», «свой претендент - чужой претендент - электорат». Она призвана ответить на вопросы: как сделать будущее лучше настоящего; почему «свой» претендент сможет решить эту задачу лучше «чужого». Такая мифологизированная картина мира замещает в сознании адресата реальность. Это сформированное отражение реальности призвано организовать нужное адресанту поведение адресата. Поскольку адресант не всегда (или даже никогда) не обременяет себя необходимостью дать логическую аргументацию действий, к которым он призывает адресата, то можно говорить об изначальной догматичности агитационного предвыборного сверхтекста, а ту картину мира, которую он рисует, можно назвать религиоподобной. Адресант призывает адресата верить в абсолютные качества «своего» кандидата и «голосовать сердцем». Ключевой констатирующей формулой, отражающей отношения между ключевыми понятиями, выступает в агитационном предвыборном сверхтексте мифологема. Поскольку «предвыборный миф» воплощается в совокупности десятков и сотен текстов, ключевая формула также нуждается во многих вариантах, в различных группах конструкций, реализующих одну мифологему. В качестве примера можно привести следующие варианты мифологемы «коммунисты руководят народом»: «партия - наш рулевой», «партия - ум, честь и совесть…», «руководящее ядро», «передовой отряд трудящихся» и т.д.
Тексты, объединенные в агитационный предвыборный сверхтекст, направлены на то, чтобы вызвать у адресата-избирателя конкретное политическое действие. Поэтому, кроме идеологем и мифологем, они содержат, как уже говорилось, императивы, то есть высказывания, выражающие повеление, требование.
Будучи включеными в текст (например, в статью), императивы чаще всего выступают как вывод из всего сказанного, типа: наша партия добивается для народа того-то и того-то, борется с таким-то противником, потому что он может принести такое-то зло. Поэтому голосуйте за нашего кандидата. Императив может оторваться от текста, тогда он функционирует как особый текст - лозунг. Содержательные характеристики, которые даются лозунгам в современных исследованиях, вполне можно отнести и к императивам. Так, Л.В. Енина отмечает, что лозунг - это «кратчайший и обращенный к максимально широкой аудитории текст» (Енина 1999.34). Такую же обращенность можно обнаружить и у императива внутри текста. Все характеристики лозунгов, по классификации, данной Л.В. Ениной в работе «Коммуникативная рамка современного лозунга» (лозунг с анонимно обобщенным автором; лозунг с конкретно обозначенным автором и обобщенным адресатом; лозунг с анонимным автором и конкретно обозначенным адресатом) (Енина 1996. 137), могут быть отнесены и к императивам агитационного предвыборного сверхтекста.
Императивы внутри текстов и императивы, функционирующие как лозунги, также фиксируют связи, которые устанавливаются между идеологемами предвыборного сверхтекста (адресат должен голосовать за позиционируемого субъекта, адресат должен требовать каких-то кар контрагенту, адресат должен восхищаться целями, которые провозглашает позиционируемый субъект).
Доля мифологизации в императивах гораздо ниже, чем в мифологемах. Уже говорилось о том, что электорат потребляет мифологизированную информацию, но действие (голосование) производит вполне реальное и власть избранному кандидату также вручает вполне реальную. Потому на уровне предиката в императиве ничего мифологического нет. Да, здесь ирреальная модальность (призыв к желаемому для субъекта действию адресата), но это действие абсолютно реально (в отличие от той «защиты от оккупантов», которую обещал один из кандидатов в губернаторы Брянской области). Потому императивы и должны рассматриваться отдельно от мифологем. Они, кстати, и «прорабатываются» командой кандидата отдельно, как особая содержательная единица сверхтекста.
1.3 Социальная обусловленность предвыборных стратегий
Содержание агитационного предвыборного сверхтекста, о чем уже было сказано, организуется как совокупность идеологем (обозначений позиционируемого субъекта, контрагента, объекта воздействия и цели), мифологем, приписывающих идеологемам определенные признаки в соответствии с выработанным мифом, и императивов, призывающих избирателя к определенным действиям. Но чтобы эти действия реально были совершены, надо сделать текст воздействующим: адресат должен внять призывам, поверить обещаниям, принять то, что позиционируется сверхтекстом.
Все суждения агитационного предвыборного сверхтекста могут быть донесены до адресата-электората различными способами. Можно использовать систему логической аргументации, попробовать убедить избирателя, объяснить ему реальные преимущества того или иного претендента. А можно пойти другим путем, заставив избирателя поверить «на слово». Например, В.Н. Куликов указывает, что «основным средством внушения является слово, причем внушение является воздействием со сниженной аргументацией» (1995.97). О замене аргументации приемами внушения пишет и Н.И. Кондаков. Рассуждая о природе текстов о деятелях культуры и политики, он приходит к выводу, что на первом месте в них стоит излияние оценок, а аргументация фактами сведена к минимуму. Вместо обоснования истинности или ложности рассматриваемого тезиса с помощью объективных аргументов все сводится к положительной или отрицательной оценке личности человека, утверждение которого поддерживается или оспаривается (1971. 235 - 236).
Если учесть, что действительность в предвыборном сверхтексте мифологизируется, нетрудно понять, что тенденция к внушению превалирует над тенденцией к логическому доказательству. Еще в конце позапрошлого века Гюстав Лебон отметил, что «избирательная толпа» характеризуется слабой способностью к рассуждению, отсутствием критического духа, раздражительностью, легковерием и односторонность» (Психология масс 1998.108). Представляется, что массы избирателей в трех рассматриваемых избирательных кампаниях, несмотря на различие исторических условий, были в одном отношении очень похожи друг на друга. Признаком, сближающим их, была политизированность. Это качество к концу 90-х годов ХХ века пошло у российской избирательской массы на убыль, не случайно «устроители» кампаний почувствовали нужду в новых технологиях. Но политизированность масс в трех рассматриваемых кампаниях обусловила, на наш взгляд, и сходство стратегий воздействия.
Нужно коротко сказать об источниках политизированности масс. Выборы во вторую Государственную Думу проходили в условиях революционного взрыва. П.Б. Струве так характеризует этот период:
«Две всеобщие стачки с революционным взвинчиванием рабочих масс (совет рабочих депутатов!), ряд военных бунтов, бессмысленных и жалких, московское восстание, которое было гораздо хуже, чем оно представилось в первый момент, бойкот выборов в первую думу и подготовка (при участии провокации!) дальнейших вооруженных восстаний, разразившихся уже после роспуска Государственной Думы. Все это должно было терроризировать и в конце концов смести власть. Власть была, действительно, терроризирована. Явились военно-полевые суды и бесконечные смертные казни. И затем государственный испуг превратился в нормальное политическое состояние, в котором до сих пор пребывает власть, в котором она осуществила изменение избирательного закона, - теперь потребуются годы, чтобы сдвинуть страну с мертвой точки» (Струве 1991.161). Стремительность пробуждения масс к политической жизни на рубеже веков отмечает Л.Люкс. Даже террористические акты, совершаемые народниками, «не сумели встряхнуть эксплуатируемые массы» (Люкс 1993.67), а через два десятилетия уже рушится концепция Победоносцева, убежденного, «что русский народ сохраняет абсолютную верность царю» (Там же).
С.А. Кислицын характеризует обстановку в стране, установившуюся после революции 1905 года, как «столыпинский бонапартизм», лавирующий между основными политическими силами общества и пытающийся на этой основе провести умеренные реформы, обеспечивающие сохранение существующего строя в неприкосновенном виде. Реформистские подвижки сочетались с террористическим преследованием революционеров, запретом и ограничением рабочего движения и профсоюзов, реакционным наступлением на права и свободы граждан в целом» (История России в вопросах и ответах 1997.186). В таких условиях политизированность масс вполне естественна.
Избирательная кампания 1937 года также проходила в условиях и крайней политизации жизни, и тоталитарного террора. В декабре 1936 года принята Конституция СССР, как провозглашено, построившего основы социализма, и на основе этой конституции избирается Верховный Совет. Нетрудно представить, какой пропагандистский нажим испытало общество в процессе подготовки к принятию Конституции. Полным ходом идет модернизация, особого, конечно, типа. Высказывается мнение, что сталинизм «был и войдет в историю как интернациональный способ модернизации страны, как крайне жестокий, варварский метод первоначального накопления и индустриализации, маскируемый марксистско- ленинской фразеологией о «первой стране социализма», идущей в одиночку от отсталости к прогрессу, от невысокого уровня капиталистического развития к коммунизму при враждебном капиталистическом окружении и в обстановке острейшей внутренней и внешней борьбы с «классово чуждыми силами» (Бутенко, Кадочникова 1990.49). Н.В. Старикова выделяет следующие черты сталинского тоталитаризма: сращивание партийно-государственного аппарата с репрессивными органами; абсолютизация политических приоритетов в жизни общества, доведенный до абсурда примат политики над экономикой, государства над обществом; решение объективно назревших экономических проблем за счет чрезмерного напряжения материальных и людских ресурсов; создание тотальной бюрократии» (История России в вопросах и ответах 1997.217).
Это время жесточайших репрессий. И вместе с тем это время оформления культа личности Сталина. «Миллионы людей стали жертвами сталинизма, но миллионы извлекли из него выгоду и потому отождествляли себя с режимом… В значительной степени сталинская культура (включая стереотипные романы и шовинистические заявления) имела, по-видимому, глубокие социальные корни, ибо в ней находили выражение чаяния, мировоззрение и мещанская культура восходящих и еще не уверенных в себе средних классов и непомерно разрастающегося чиновничества» (Коэн 1989.70-71). Эта смесь политических догм (строительство социализма, борьба с врагами, великий вождь, отец и учитель) внедряется в сознание масс и через средства массовой информации, и на многочисленных собраниях, митингах, заседаниях, конференциях и т.п. В результате «подавляющая масса населения чуть ли не свято верит в основные цели, установки, ориентации, постулируемые партийным руководством» (Гаджиев 1992.20).
1995 год, год выборов в Государственную Думу, для России - время, когда в массах еще не угас интерес к политике. Еще не окончательно наскучили политические акции депутатов в Думе. Влияет и общая неустойчивость социальной жизни. Главная причина этого видится в резкой смене политических векторов, приведшей к идеологическому потрясению в сознании широких масс. А.С. Панарин в работе «Философия политики» ставит вопрос о возможности общества «вынести иронию деидеологизации без разрушительной деморализации» (1996.116). На трудности в непростом процессе быстрой смены экономических и политических формаций указывает и А.Г. Здравосмыслов в работе «Социология конфликта. Россия на путях преодоления кризиса». Он пишет: «То, что представлялось ранее значимым и важным, перестало быть таковым в условиях ценностного кризиса, который проявляет себя во всех областях жизни как кризис рациональности. Именно это обстоятельство и выступает основанием для весьма распространенных оценок состояния умов в обществе: общество в целом представляется сумасшедшим» (1995.133).
Немалую роль в поддержании этой неустойчивости играют средства массовой информации, характеризующиеся в первую очередь речевой агрессией. «Речевая агрессия, - пишут Н.А. Купина и Л.В. Енина, - характеризуется императивной, эмоционально напряженной, психологически сдвинутой позицией автора речи, в том числе автора коллективного, настойчивым стремлением к достижению коммуникативного результата с помощью суггестивных вербальных и паралингвистических средств, среди которых могут быть и непозволительные с точки зрения системно- языковых, стилистических, этических, жанровых норм и правил» (1997.26). Л.М. Майданова в статье «Агрессивность и речевая агрессия» (Речевая агрессия 1997) пишет о том, что, используя различные приемы речевой агрессии, автор может прямо призывать адресата своим материалом к агрессивным действиям против предмета речи; своим представлением предмета речи вызывать или поддерживать в адресате агрессивное состояние; агрессивно вводить предмет речи в сферу адресата и побуждать его совершить неагрессивное, но прямо или косвенно выгодное адресату действие (См. также Шкатова 2001.331-332).
Е.И. Шейгал (1999а) вводит для характеристики речевых стратегий, применяемых авторами политических текстов, термин «вербальная агрессия». C аналогичных научных позиций выступает и другой исследователь - В.Г. Байков (1988), использующий термин “манипулятивная семантика”.
А.К. Михальская рассуждает об агрессивном речевом акте как об «инструменте создания и поддержания социальной иерархии». При этом она указывает, что к речевой агрессии обычно обращаются при различии в социальном статусе агрессора и жертвы, чтобы добиться от последней повиновения или управляемого поведения (1996.165). Когда в этих условиях (неважно, какой это год - 1906, 1937 или 1995) появляется агитационный предвыборный текст, он не может не быть манипулятивным. Известный ученый теолог А. Кураев, пишет, что “СМИ заставили людей верить без веры” (1992.14). О возможностях СМИ оказать “ненасильственное давление на решения потенциального избирателя” см.: Шарп 1992.30). О массированном применении в СМИ приемов манипулирования психикой читателя в политических целях пишут также Р. Бринкман и Р. Кершер (1996), указывающие на то, что “чем более абсурдна с точки зрения здравого смысла идеологическая концепция, выстраиваемая тем или иным политиком, тем более многоголосым должен быть хор средств массовой информации” (Бринкман, Кершер 1996).
Говоря о речевых стратегиях, используемых в газетных предвыборных текстах, американский исследователь Брендан Брюс пишет, что для организаторов предвыборных кампаний «важно, для кого именно работает данный объект (партия, лидер, поп-певец), почему нужно быть заинтересованным в выборе именно его. Поэтому законом позиционирования становится первичность преимуществ над просто характеристиками» (Bruce 1992. 87).
Ни в одной из кампаний не наблюдается конструктивной полемики. Как отмечает А.П. Алексеев, у СМИ всегда «имеется соблазн априорно квалифицировать ту или иную попытку аргументации как софистическую или эклектическую, что освобождает ее оппонента от серьезного, беспристрастного, просто добросовестного анализа проблемы» (1991.39). Вместо аргументированного спора следует попытка ответить «дамскими» аргументами, наклеиванием ярлыков, иррелевантными доводами (Там же. 40). С такой позицией согласен Н.П. Прошунин, указывающий, что «опровержению подлежат аргументы, факты, заявления, а не тайные побуждения» (1985.230).
Особое значение имеет и малодоступность разнообразных источников для большинства населения. Конечно, широкие слои населения в 1906 году не могли читать все основные печатные издания и сравнивать информацию, в них содержащуюся. В 1937 году о разнообразии информации вообще говорить не приходилось. Все источники сообщали населению по сути, а иногда и буквально, одно и то же. В наше время на значительной части территории России функционирует лишь один теле- и радиоканал. В работе «Как победить на выборах» А.Н. Жмыриков указывает на необходимость для победы обеспечения «строгой дозированности информации» (1995). Эту особенность условий, обеспечивающую успешность манипулирования, хотя и в другой сфере, отмечает К. Пакер, изучавшая методы идеологической обработки американских солдат. Она считает, что для достижения наибольшего эффекта нужно обеспечивать применение речевых стратегий при гарантированной недоступности для обучаемых иной информации, особенно газет и телепрограмм. При ограничении доступа внешней информации, указывает она, «запоминаемость идеологических формул новобранцами резко повышается» (Paker 1996.194).
Особенно наглядно проявляется результат и механизм такого манипулирования при выдвижении лидера, «отца нации». К. Лоренц, рассуждая, в каких случаях демагогия и манипулирование мнением человеческих масс оказываются наиболее эффективными, пишет: «В раздражающих ситуациях, которые наилучшим образом вызывают воодушевление и целенаправленно создаются демагогами, прежде всего должна присутствовать угроза высоко почитаемым ценностям. Враг или его муляж могут быть выбраны почти произвольно, и - подобно угрожающим ценностям - могут быть конкретными или абстрактными… Во-вторых, к раздражающей ситуации такого рода относится и по возможности увлекающая за собой фигура вождя, без которой, как известно, не могут обойтись даже самые антифашистски настроенные демагоги…» (1992. 27-28).
Как подчеркивает В. Одайник, «состояние хронического социального и психологического беспорядка и напряженности всегда вызывает потребность в «спасителе», причем эта потребность может проявляться и на индивидуальном и на коллективном уровне» (1996.141).
Все сказанное во многом объясняет появление на политическом горизонте так называемых «харизматических» лидеров, спасителей нации, отцов народа, единственно возможной альтернативы Злу. Наличие лидеров такого типа позволяет вести предвыборную кампанию, основанную на идеологемах, мифологемах и императивах, подменяющих нормальную аргументацию, обращенных к мифологизированному сознанию избирательских масс.
О парадоксальном влиянии средств массовой информации на результаты президентских выборов пишет бывший пресс-секретарь президента Ельцина В. Костиков. Он указывает, что эффективность влияния СМИ на избирателей столь велика, что «харизматический лидер выигрывает и сохраняет власть вопреки всем совершаемым им ошибкам, часто вопреки здравому смыслу» (1997.171). Это, по мнению автора, происходит оттого, что в политическом споре, выплеснувшемся на страницы средств массовой информации, имеющих многотысячные тиражи и четкую экономическую и политическую ангажированность, качественная аргументация уступает место попыткам создать «харизму», т.е. образ непогрешимого лидера, отражающего природу нации, лидера, чьи недостатки являются продолжением его достоинств.
Краткосрочность предвыборной кампании, отсутствие традиций политической культуры и ряд других факторов делают возможным манипулирование общественным мнением в больших масштабах. О манипулирующих свойствах политических текстов пишет и Г.Г. Почепцов. Он указывает на то, что «текст в широком смысле, который пишет «лидер» своими выступлениями и поступками, опубликованными в средствах массовой информации материалами, стремится расшириться на новые области, захватить новые каналы коммуникации, чтобы обязательно дойти до каждого» (1999.44).
В рассматриваемых кампаниях избирался не лидер государства, но каждый из субъектов позиционировался в общих чертах, повторяя эту картину, представая в виде «маленького лидера», претендующего на часть политического пространства (место в законодательном органе государства). Каждый из этих субъектов старался вызвать некое воодушевление вокруг своей персоны, предстать спасителем от каких-то бед, расширить границы своего «текста».
Текст, представляющий собой набор мифологем и императивов, отражающих связи между идеологемами, подчиненный мифологизированной картине действительности, поступая к политизированной массе, должен быть направлен на внушение, а внушение происходит на том или ином эмоциональном фоне.
«Массы нечувствительны к рассудочным доказательствам, - пишет С.Московичи, - а любая дискуссия подрывает доверие к власти вождя» (Психология масс 1998.502). Создание этого эмоционального фона - важнейшая задача создателя сверхтекста.
Не может быть единой эмоциональной окраски сверхтекста. В наше время не случайно звучат слова о том, что люди устали от выборов. Эта усталость не от того, что человек прогулялся до избирательного участка. Усталость появляется потому, что на общество обрушивается лавина информации, связанной с одновременным, очень громким восхвалением и обличением одних и тех же лиц и групп и однообразным восхвалением избирателя за прямо противоположные действия.
Кампании конца 90-х годов ХХ века - начала ХХI века по эмоциональному рисунку очень отличаются от рассматриваемых кампаний. Потоки компромата вызывали у избирателей, скорее всего, чувство брезгливости, отвращения, злорадства, и все это нередко оборачивалось срывом выборов. Мотивом было: «я не хочу возиться в этой грязи».
Рассматриваемые кампании по эмоциональному наполнению были совсем иными. Они как бы (именно как бы, но все-таки) политически просвещали избирателя. Исследуемые сверхтексты характеризовали позиционируемых субъектов как носителей высоких социальных ценностей, контрагент должен был вызывать у избирателей страх. Избиратель при этом всегда изображался как приверженец высоких социальных ценностей. Таким образом, сверхтекст реализовывал цели восхваления субъекта, восхваления и устрашения адресата. Цель определяет стратегию организации текста.
Понятие речевой стратегии широко используется в современной лингвистике. При этом не в каждой работе оно получает определение. Если же определение дается, оно в ряде случаев плохо стыкуется с обыденным пониманием стратегии и никак не отграничивается от понятия тактики. В монографии О.С. Иссерс вначале дается такое определение: «Речевая стратегия представляет собой комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативных целей» (Иссерс 1999.54). Возьмем только два толкования нетерминологического значения этого слова: «искусство планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах» (Современный словарь иностранных слов 1992.582-583); «искусство руководства чем-либо, ведения борьбы с чем- либо» (Словарь иностранных слов и выражений 2000.593). Прежде всего, обращает на себя внимание обозначение родового признака понятия - «искусство». Оно сразу относит стратегию к разряду нематериальных явлений, то есть это не «совокупность каких-то действий». Затем в первом определении подчеркивается связь стратегии с планированием и прогнозированием, то есть с постановкой целей. В определении речевой стратегии эта семантика сохраняется. Если понимать стратегию как «комплекс действий», то невозможно ограничить ее от постоянно ей сопутствующего понятия тактики, которое трактуется как «приемы, способы достижения какой-либо цели» (Современный словарь иностранных слов С. 593). В той же работе О.С. Иссерс позднее дается другое определение речевой стратегии: «это план комплексного речевого воздействия, которое осуществляет говорящий для «обработки» партнера» (Там же. 102). Здесь вносится новый родовой признак, который уже не противоречит нетерминологическому значению слова и четко отделяет данное понятие от понятия тактики.
Под коммуникативной стратегией он понимает «совокупность запланированных говорящим заранее и реализуемых в ходе коммуникативного акта теоретических ходов, направленных на достижение коммуникативной цели». Тактика при этом понимается как «совокупность практических ходов в реальном процессе речевого взаимодействия» (Клюев 1998.11).
Гораздо раньше разработанная концепция стратегической обработки дискурса также подчеркивает планирующую функцию стратегий. «Применяемые стратегии похожи на эффективные рабочие гипотезы относительно правильной структуры и значения фрагмента текста; дальнейший анализ может их и не подтвердить» (Дейк, Кинч 1988.164). Работа стратегии описывается, например, так. В нашей семантической памяти хранятся «традиционные, культурно-обусловленные схематические структуры», организующие «глобальное содержание текста» (например, рассказа, отчета, доказательства). «Пользователи языка управляют суперструктурами стратегическим путем. Они пытаются активировать релевантную суперструктуру из семантической памяти сразу же после появления в тексте или контексте первого стимула» (Там же. 169). Та же функция стратегии, как показывает Т.А. Ван Дейк, реализуется и при создании текста: «Стратегия в общих чертах - это характеристика когнитивного плана общения, которая контролирует оптимальное решение системы задач гибким и локально управляемым способом в условиях недостатка информации о соответствующих (последующих) действиях других участников коммуникации или о локальных контекстуальных ограничениях на собственные (последующие) действия» (Дейк 1989.274). Вероятно, то, что в отечественной традиции называется тактикой, Ван Дейк обозначает словом ход: «Ход можно определить как такую функциональную единицу последовательности действий, которая способствует решению локальной или глобальной задачи под контролем подобной стратегии» (Там же). Обращаясь непосредственно к общению, Ван Дейк так иллюстрирует соотношение этих понятий: «Например, участник речевого взаимодействия может иметь общую стратегию быть добрым или вежливым, и она будет влиять на каждый ход в некоторой последовательности действий» (Там же. 273).
Конкретное содержание стратегий и тактик по-разному описывается в литературе. Ван Дейк, как было сказано, называет стратегии быть добрым или вежливым. Т.Ю. Лебедева пишет о том, что для обеспечения управляемости личности и общества средства массовой информации и конкретные авторы публикаций с разной степенью успеха реализуют «стратегию близости» (1993.24). Г.Г. Почепцов указывает на наличие в предвыборных текстах стратегий «памяти» и «надежды» (1999.102). Е.М. Верещагин, Р. Ройтмар и Т. Ройтер указывают на реализацию в текстах тактики «призыва к откровенности», помогающей добиться от адресата тех или иных политических результатов (1992). Эту же проблему исследует в своих работах Т.Г. Винокур. Она пишет об определенных языковых «шаблонах», используемых для эмоционального воздействия на аудиторию (1993.24). В.И. Шаховский и М.Р. Желтухина в речевом портрете политика выделяют стратегии властного подавления, дискредитации, отстранения, сотрудничества, приспособления, уступки (1999.101-114). Е. Горина пишет о том, что «любое СМИ имеет свою экспрессивно-стилистическую модель, в которой выражаются речевые стратегии и тактики воздействия на аудиторию» (Горина 2001. 142). Среди наиболее типичных стратегий автор называет дискредитацию, издевку, обвинение. На наличие «дискредитационных» авторских стратегий в пиар-кампаниях указывает и И. Борисенко (2001) (См также Шкатова 2000.200-201).
Стратегические цели Г.Г. Почепцов описывает как стремление к изменению адресатом отношения к какому-либо объекту, изменению коннотативного значения объекта для субъекта, формированию общего эмоционального настроя, к перестройке категориальной структуры индивидуального сознания, к внедрению в нее новых категорий (Почепцов 1987.47).
В агитационном предвыборном сверхтексте в первую очередь преследуется цель создания отношения к позиционируемому субъекту и к контрагенту. К первому должно возникнуть положительное отношение, ко второму отрицательное. Как уже говорилось, для достижения этих целей в условиях предвыборной борьбы мало пригодны методы логического убеждения. На первый план выдвигается мощное эмоциональное давление. Но на какие эмоции «давить»? Во всех трех кампаниях наблюдалось стремление напугать избирателей кознями контрагента, превознести позиционируемого субъекта как спасителя от всех этих бед и восхвалить адресата за умение разбираться в том, кто есть кто.
Организаторы предвыборной кампании стремятся разделить избирателей на «своих» и «чужих». При этом «своих» нужно всячески привлекать и их круг должен быть максимально расширен.
«Чужих» необходимо показывать в самом невыгодном свете, ассоциируя их с чем-то категорически неприемлемым для большей части электората. Понятно, что для привлечения «своих» надо строить стратегии с учетом сложившихся у избирателей моделей восприятия. Таковыми стратегиями являются стратегии устрашения, лести и самовосхваления.
Суть стратегии устрашения состоит в том, чтобы пугать избирателя различного рода катаклизмами, которые могут иметь место в случае победы «чужих». Для этого могут быть использованы как ассоциации с уже произошедшими в истории событиями (большевизм, раскулачивание, красный террор, репрессии, голод, война, тотальный дефицит и т. д.), так и рассказы о гипотетических катастрофах (ядерная война, межнациональные распри и т. д.). Стержень стратегии страха состоит в формуле «если победят «чужие», будет беда».
Стратегия самовосхваления предназначена для того, чтобы показать избирателю, что именно данная партия (политическая группа, общественное движение и т. д.) является лучшей и единственно приемлемой для его выбора. Для этого проводится сравнение с «другими», в результате которого «своя» партия выглядит заведомо предпочтительнее.
Для реализации этих основных стратегий активно используются различные языковые средства: окрашенная лексика, ярлыки, эвфемизмы, маркированные приставки и т.д.
Стратегия лести призвана объяснить избирателю, в силу каких причин он является «своим». Обычно для этого используется обращение к патриотическим, гражданственным чувствам избирателя («настоящий россиянин сделает достойный выбор», «выберем ради светлого будущего страны»), апеллирование к корпоративному единству («рабочий человек должен…», «интеллигентному человеку понятно…»), призыв к семейным традициям («за это отдали жизнь наши отцы и деды») и т.д.
Выводы
1. Агитационный предвыборный сверхтекст представляет собой сверхтекст особого рода, обладающий думя ступенями интеграции: высшая ступень обусловлена рекламной схемой, представляющей собой пропозицию, отражающую элементы предвыборной ситуации; низшая ступень обусловлена мифологизированным варьированием рекламной схемы в соответствии с предвыборными концепциями борющихся сторон.
2. Элементы рекламной схемы (актанты пропозиции) представлены в сверхтексте как ключевые понятия - идеологемы (позиционируемый субъект, адресат, контрагент, цель, антицель).
3. Содержание идеологем и отношения между ними выражаются с помощью ключевых формул сверхтекста - мифологем, которые реализуют предвыборный миф, создаваемый каждой из борющихся сторон.
4. Предвыборный сверхтекст включает в себя единицы с побудительным значением - императивы, степень мифологизации которых ниже, чем у мифологем.
5. Воздействующий характер агитационного предвыборного сверхтекста обеспечивается реализацией стратегий устрашения, самовосхваления и лести, качественно сходных в трех рассматриваемых текстовых массивах в силу высокой степени политизированности масс, участвовавших в данных избирательных кампаниях (в дальнейшем в действие вступают иные технологии манипулятивного воздействия на электорат).
2. Идеологемы агитационного предвыборного сверхтекста
2.1 Понятие идеологемы
Идеологема является одной из базовых структурных составляющих современного политического языка (Баранов, Казакевич 1991.11). Своеобразие функционирования слова в этом дискурсе постоянно отмечается исследователями, предлагающими для явления различные обозначения.
В свое время Г. Лебон отмечал, что «на человека толпы оказывают наибольшее воздействие два фактора: заражаемость и внушаемость, передаваемые через эмоциональную лексику» (1995.225). Внушаемость обеспечивается вовсе не системой логических доказательств. «Утверждение тогда лишь оказывает действие, когда оно повторяется часто и, если возможно, в одних и тех же выражениях» (Психология масс 1998.75). За век с лишним, по крайней мере, в агитационном тексте мало что изменилось. По- прежнему тысячи раз почти одними и теми же словами надо повторить несколько изобретенных командой кандидата идей. Первой опорой такого повторения являются слова, воплощающие инвариативный смысл агитационного текста «избиратель, выбери меня, а не моего противника, чтобы была достигнута такая-то цель».
Эти единицы составляют часть того класса особых лексических единиц, которые обслуживают политический дискурс и которые, как уже говорилось, по-разному называются в литературе.
В статье 1972 года, переработанной для русского издания 1979 года, «Соотношение языка и политики как предмет исследования социальной эффективности языка с позиций марксизма-ленинизма» В.Шмидт выдвигает понятие «язык политики» и отмечает существование «специального словарного состава политической терминологии» (Шмидт 1979.71). «Общим признаком политической лексики, как марксистско-ленинской, так и буржуазной, - пишет автор, - является ее идеологическая обусловленность. Я понимаю под этим семантическую детерминированность слова, вытекающую из его принадлежности к специфическому словарному составу определенной идеологии или идеологического варианта и из его роли в этом словарном составе. Так, например, каждый из звуковых комплексов демократия, свобода, империализм представляет собой два омонима, относящихся к марксистско-ленинской и буржуазной идеологии; их различные значения зависят от принадлежности к той или другой системе идеологической лексики и от их роли в ней» (Шмидт 1979.74. Об общественно-политической терминологии и общественно-политической лексике см. также: Крючкова 1989).
А.А. Стриженко, отмечая, что «каждое политическое направление формирует определенное «языковое поле» (1988.7), выделяет в нем такие единицы, как ключевые политические термины и символы (мифы). На наличие «конденсированных символов» в пропаганде указывает А.Д. Пароятникова, которая на примере слов «коммунизм», «агрессия» и «свобода» показывает, как лексическая единица языка превращается в функциональную единицу пропагандистского дискурса. Для этого в первую очередь выхолащивается «реальное конкретно-историческое, социальное и политическое содержание слов» и заменяется «ложными стереотипами» (Пароятникова 1988.110). Большое внимание уделяет пропагандист тому, чтобы создать у слов нужные ему эмоциональные коннотации (О воздействующих на поведение человека «политических словах-символах» см. также: Шампань 1996.73. О «словах-символах» на примере прозы М. Горького см.: Карпенко 1968. 64-76).
Одним из наименований рассматриваемой единицы политического дискурса является слово «идеологема». Хотя понятие идеологемы широко используется в современной лингвистике, единое его понимание еще не выработано. В ряду «эмических» единиц (фонема, семема) А. Нойберт предлагает рассматривать идеологему - «социальный инвариант, проявляющийся в языковых единицах». Далее он уточняет: «Понятие идеологемы представляет собой абстракцию, которая приводит к общему знаменателю то, что различно в языковом отношении, но подлежит совмещению в общественном плане» (1979.62). Как «лексические средства, занимающие привилегированное положение в общественной коммуникации» республики, определяет автор слова «Volks - “Staats-“, “sozialistisch”. Далее называются, например, Arbeiterklasse, Partei der Arbeiterklasse. Это позитивные обозначения, которые вступают в новые морфологические (словообразовательные) и синтаксические (фразеологические) сочетания. Они свидетельствуют (в рамках контекста) о социалистическом характере нашего государства, которое, как сказано в нашей социалистической Конституции, “является политической организацией трудящихся” … На основании такого их положения в общественном сознании эти лексемы трансформируются в идеологемы” (Нойберт 1979.62,63).
Процесс трансформации слова в идеологему подробно показан в работах Н.А. Купиной. Это “идеологизация слов с помощью догматических добавок: на традиционную семантику слова искусственно накладываются идеологические смыслы» (Купина 1999.14). Результаты такой идеологизации в русском языке, по мнению Н.А. Купиной, отражены в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова. Формой отражения являются особые приемы использования лексического значения слов. Как идеологемы рассматриваются «лексические единицы, семантика которых включает идеологический микрокомпонент, то есть цельную, развернутую, достаточно самостоятельную часть словарного толкования и/или набор качественно новых для русского языка идеологизированных контекстов (от словосочетания до развернутого высказывания), рекомендуемых Словарем в качестве нормативных, типовых» (Купина 1995.8). Например: Аристократизм//Благородство, изящество (в дворянско-буржуазном обществе) или: Закат. З.перен. Конец жизни, гибель. Закат буржуазного строя (Там же. 11,12).
«Эмический» смысл термина «идеологема» сохраняется в исследовании Н.Н. Ромашова. Анализируя демагогические тексты 1917-1922 года, он показывает, что, например, «идеологема вредительства имеет прямые лексические сигналы: вредить, вредитель, вредительский, вредительство, саботаж, саботажник, саботажный, саботажничать» (Ромашов 1995.9).
В отдельных случаях единицы, фигурирующие традиционно как идеологемы, называются мифологемами, как, например, слова «демократия», «свобода» в одной из публикаций «Политического дискурса» (Базылев, Сорокин 1997.63). В настоящем исследовании термин «мифологема» используется в ином значении.
Идеологему можно соотнести с так называемыми ключевыми словами, как это понятие разработано в монографии Л.Н. Мурзина и А.С. Штерн «Текст и его воприятие». Одним из средств реализации цельности текста является, как отмечает А.С. Штерн, набор ключевых слов, представляющих собой «смысловые вехи текста» (Мурзин, Штерн 1991.73). В качестве сигналов ключевого слова выделяются: его позиция актанта или предиката, положение в тексте (начало, заголовок), отношение к теме и реме. Так, в сказке «Курочка Ряба» выделены такие ключевые слова: дед, баба, курочка, яичко, золотое, мышка, разбилось. В работе С.К. Рощина «Психология и журналистика» подобные единицы названы «словами-индикаторами». Их функция характеризуется так: «Язык на только выражает мысль, но и определяет зачастую, как эта мысль будет понята. Большую роль в этом отношении могут сыграть отдельные слова, которые занимают в тексте как бы особое положение и создают определенную установку на его понимание и интерпретацию» (Рощин 1989.141).
А.С. Штерн рассматривает один из способов описания ключевых слов. В предложении «Это совершенно мертвый мир, безжизненная скалистая пустыня» в качестве ключевого слова выделили: мертвый - 5 испытуемых, мир - 4, безжизненный - 8, скалистый - 1, пустыня - 7. Вся группа этих слов объединялась ключевым словом «пустыня» с суммарной частотой 25». А.С. Штерн так оценивает этот вывод: «На наш взгляд, это уже вовсе не ключевые слова, а ключевые денотаты или даже ключевые ситуации» (Мурзин, Штерн 1991.79). Если бы по какой-то причине слово «пустыня» получило в этом тексте идеологическое приращение, его вполне можно было бы назвать идеологемой. Концептуальный характер идеологемы подчеркивает и А. Нойберт, когда характеризует идеологему «социалистическая система хозяйствования» как «комплексную многоступенчатую систему лексем» типа «план», «хозрасчет на предприятиях», «концентрация производства и кооперация», «отрасли, определяющие структуру экономики» и др. (Нойберт 1979.64).
Таким образом, в рамках данного исследования идеологему можно определить как ключевой концепт агитационного предвыборного сверхтекста, реализуемый словом или группой слов, связанных отношениями словообразования, синонимии или тематической общности и входящий в группу единиц, обеспечивающую смысловую целостность сверхтекста. Как уже указывалось, эти единицы отражают элементы предвыборной ситуации - ее участников и их цели.
Семантика идеологемы характеризуется двумя основными качествами. Во-первых, это оценочные единицы. Политический дискурс в целом и предвыборный в частности направлены на защиту одних ценностей и на ниспровержение других. Поэтому идеологема всегда выступает в ореоле положительной или отрицательной оценки. В.Шмидт, например, пишет: «…каждый из звуковых комплексов демократия, свобода, империализм представляет собой два омонима, относящихся к марксистско-ленинской и буржуазной идеологии» (1979.74). Оценка «наш - не наш» сопровождает идеологему в разных случаях ее употребления. Т.Б. Крючкова отмечает, что «идеологическая оценка является одной из разновидностей интеллектуальной оценки» и «производится с позиций интересов того или иного класса» (1989. 66,67). «При идеологическом рассмотрении основной критерий - «выгодно» или «невыгодно» данному классу» (Там же. 67). Во-вторых, значение идеологем характеризуется как абстрактное и расплывчатое (См.: Крючкова 1989.91). Явление описывается как «дефляция», «обеднение денотативного значения» (Стриженко 1988.15).
Р.М. Блакар по поводу этого процесса замечает: «В действительности именно эта игра с различными компонентами слова и происходящими с ним процессами всегда эксплуатировалась в риторике, политической демагогии, а также в поэзии. Язык рекламы - это пример того, как референциальный компонент растворяется и уходит на задний план, а эмотивные компоненты в особенности позитивные эмоции, активно эксплуатируются» (Блакар 1987.97).
В данной главе будет описана оценочная окраска идеологем агитационных предвыборных сверхтекстов трех периодов. Анализ мифологем в следущей главе позволит охарактеризовать их «референциальный компонент» (по Блакару). Идеологемы, присутствующие в текстах всех исследуемых нами предвыборных кампаний, можно назвать общими, а использованные в текстах отдельных кампаний - локальными.
2.2 Общие идеологемы агитационных предвыборных сверхтекстов
Общее содержание сверхтекстов предвыборных кампаний схематично можно сформулировать так: мы (наша партия или сторонники данного кандидата) хотим получить политическую власть для защиты демократии, свободы народа, для построения такого-то (капиталистического, социалистического, коммунистического и т.д.) общества. Поэтому мы боремся с такими-то врагами, за которых не нужно голосовать. Таким образом, выделяются идеологемы со значением субъекта (партия, большевики, коммунисты, демократы), со значением адресата (народ, трудящиеся), со значением контрагента (враг), со значением цели (демократия, социализм, свобода).
Идеологемы с этими значениями есть во всех предвыборных сверхтекстах. При этом важно отметить, что ряд идеологем являются однооценочными, то есть во всех текстах имеют одно, негативное или позитивное, оценочное значение, а ряд - амбивалентными, то есть обладающими способностью менять свое значение от негативно-оценочного до позитивно- оценочного в зависимости от того, кто является адресатом и адресантом конкретного текста, то есть от авторской позиции. Общими для всех изучаемых сверхтекстов являются следующие идеологемы: демократия (демократ), народ (массы), политика, коммунизм (социализм), большевизм (большевики), свобода, капитализм, буржуазия, враг.
Оценочность идеологемы, как отмечает А. Нойберт, можно установить «на основании валентности или совместимости данной лексемы с другими лексемами, с одной стороны, и - на более высокой ступени - валентности соответственно принятой идеологемы по отношению к другим идеологемам» (1979.63).
Таким образом, знак оценки будет зависеть от того, в связи с какими другими идеологемами употреблена данная и какие слова сочетаются с реализующим ее словом в контексте. Система идеологем, в которой устанавливается их оценочная окраска, реализуется в концепции предвыборной платформы каждой стороны. В работе, однако, будет проанализирован не широкий, а только ближний контекст идеологем, который проявляет их оценочность, заданную концепцией. Многократно повторенная, эта оценка закрепляется в памяти адресата.
В словарную статью включаются заглавное слово, его производные, синонимические средства, если они отмечены в материале, примеры словоупотребления, краткие комментарии и ассоциативные элементы, приведенные в словаре А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова “Русская политическая метафора” (1991) и подтверждающие оценочную окраску единицы.
Рассмотрим употребление каждой из идеологем в текстах предвыборных кампаний.
1) демократия.- Народовластие, одна из основных форм правления социальной и политической организации общества, государства и власти, обычно связанная с республиканской формой государства (Политология. Энциклопедический словарь. 1993. 92); одна из форм политической, государственной власти, для которой характерно участие граждан в управлении, их равенство перед законом (Краткий словарь по философии. 1970. 65).
Оценочные коннотации
Негативно в большевистской и левой печати 1906-1907 гг.): «какой-нибудь христианский демократизм» (I-6), «конституционное хныканье наших демократов» (I-8), «заискивающая кадетская демократия» (I-10), «демократия господ Милюковых и Гучковых» (I-10), «свойственные кадетам претензии на демократизм» (I-7), «трудовики голосуют за демократию, которая окончательно закабалит рабочий класс и лишит его остатков прав, кровью завоеванных в 1905 году» (I-15), «буржуазный демократизм неприемлем для истинного классового борца» (I-20). Отрицательная оценка обусловлена контекстом, включающим в себя имя «врага» - политического противника.
«Уральский рабочий не голосует за позорную и лживую демократию» (I-23). В контексте адресата оценка выражена с помощью оценочных определений. Без такого определения в тексте возникает смысловая неполнота.
Позитивно в большевистской и левой печати: «только рабочая социал-демократическая партия осуществляет демократизм на деле» (I-10). Положительная коннотация возникает в контексте, включающем имя субъекта предвыборной кампании (социал-демократическая партия).
Позитивно в либеральной кадетской и октябристской печати 1906-1907 гг.: «освященная монархом и Богом демократия» (I-1), «просвещенный демократизм» (I-19), «демократия станет одним из столпов России» (I-25). Положительная коннотация возникает в контексте, включающем оценочные определения и наименования высших ценностей (Россия, царь, Бог).
Позитивно в советской печати 1937 г.: «пламенный привет творцу новой, подлинно народной, самой демократической в мире Конституции товарищу Сталину!» (II-3); «мы должны четко разъяснять массам рабочих, сельчан и трудовой интеллигенции коренные отличия ленинско-сталинского демократизма от идейного закабаления трудящихся в странах капитала» (II-13). Положительная оценочность возникает в контексте высших ценностей государства (Ленин, Сталин). «Партийная демократия», «рабоче-крестьянская демократия» (II-1). Идеологема употреблена в контексте, включающем имя субъекта и адресата.
«Наш избирательный закон - самый демократический избирательный закон в мире» (II- 17). Сигналом положительной оценки служит местоимение “наш”. Наша демократия, конечно, непременно, хорошая. Позитивная коннотация возникает в контексте, включающем имя субъекта, цели, характеристику адресата кампании. Негативно: «конституции буржуазно- демократических стран, формально провозглашая свободы и права граждан, на деле узаконивают эксплуатацию человека человеком» (II -15). Негативная коннотация возникает в контексте, включающем имя врага (буржуазию, эксплуататоров).
В предвыборной кампании 1995-го года позитивные в либеральной печати: «наша демократия уродлива, но на сегодня - это единственная альтернатива коммунизму» (III-14) - позитивная оценочность достигается за счет контраста с именем врага; «демократы являются сторонниками реформ, а значит, сторонниками приближения качества жизни россиянина хотя бы к минимальным стандартам, принятым в развитых странах. Коротко наши цели на этом пути можно сформулировать так: россиянин имеет право быть счастливым» (III-5). Позитивная коннотация возникает в контексте, включающем имя цели предвыборной кампании (счастье, нормальный уровень жизни); «наша демократия - это не демократия толпы наследников Маркса-Ленина, больше похожая на диктат» (III-12) - позитивная оценочность возникает на фоне контраста с именем врага.
Подобные документы
Законодательные основы предвыборной агитации в Российской Федерации. Понятие и сущность предвыборной агитации. Особенности проведения листовочной кампании и рекламы в интернет. Эффективные технологии, способные привести к победе в избирательной кампании.
курсовая работа [54,4 K], добавлен 10.12.2012
Сущность и разработка стратегии избирательной компании. Функции предвыборного штаба. Разработка формализованных целей избирательной кампании. Формирование имиджа политического лидера. Разработка предвыборной программы. Методы черного PR в политике.
контрольная работа [37,1 K], добавлен 12.12.2011
Специфика и особенности политических пиар-технологий. Понятие и этапы избирательной кампании. Основные положения стратегии предвыборной борьбы. Методы создания межличностного и идеологического контраста кандидатов, негативного имиджа конкурентам.
реферат [24,2 K], добавлен 22.06.2015
Особенности и характеристика предвыборной компании Д. Трампа в глобальном пространстве. Использование социальной сети Трампом для политической коммуникации. Риторический портрет Д. Трампа, харизматика и изобразительные средства в речах политика.
курсовая работа [452,5 K], добавлен 22.03.2018
Классификация и психологическое обоснование политических поступков, их разновидности и толкование. Схемы политической деятельности и их место в современном обществе. Понятие и уровни политической социализации, основные этапы дальнейшего развития.
реферат [18,5 K], добавлен 22.12.2009
Коммуникативная сущность рекламы в период избирательной кампании. Средства и виды политической рекламы при разработке стратегии избирательной кампании. Анализ влияния рекламы на массовое политическое сознание россиян в период избирательной кампании.
контрольная работа [31,8 K], добавлен 01.12.2015
Анализ действий непарламентских партий "Яблоко", "Патриоты России" и "Правое дело", допущенных к выборам в Госдуму. Предоставление кандидатами информации о доходах и имуществе. Проблема размещения предвыборной агитации. Предвыборные программы партий.
курсовая работа [65,8 K], добавлен 20.10.2014
Сущность политической рекламы, ее функции и цели, средства достижения эффективности. Специфика политической рекламы в США и в Российской Федерации. Специфические черты PR на выборах украинской Верховной Рады, проблемы и успехи предвыборной кампании.
курсовая работа [4,1 M], добавлен 30.03.2014
Понятие, значение, структура и функции политической культуры, ее классификация и разновидности. Сущность политической идеологии, ее типы, распространенные на современном этапе. Оценка роли и значения идеологии в политической жизни общества на сегодня.
презентация [91,2 K], добавлен 16.10.2012
Исследование избирательных кампаний в трудах зарубежных и отечественных ученых в научной литературе. Предвыборная агитация: сущность, функции, организационная структура и основные формы проведения, управление информационными потоками в процессе.
дипломная работа [95,2 K], добавлен 11.07.2011
