Париж как художественный феномен в романах Г. Газданова

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВЯТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ПАРИЖ КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ФЕНОМЕН В РОМАНАХ Г. ГАЗДАНОВА

10.01.01 Русская литература

ДОБРОСКОКИНА НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Научный руководитель: А. Е. Ануфриев

Киров 2012

Содержание

Введение

Глава I. Франция в художественном сознании Газданова

1.1 Межкультурный диалог в романах писателя

1.2 Франция как художественное пространство романов Газданова

Глава II. Париж Газданова как художественный феномен

2.1 Парижский текст романов Газданова

2.2 Ночной Париж Газданова

2.3 Антитеза Париж-провинция

Глава III. Русско-парижский дискурс романов Газданова

3.1 Русский Париж в романном корпусе Газданова

3.2 Русский парижанин - тип главного героя в романах писателя

Глава IV. Париж Газданова в контексте «магического реализма»

4.1 Ирреальный образ города в романах писателя

4.2 Париж у Гоголя и Газданова: «фантастические» сближения

4.3 Парижские миражи Газданова и Поплавского

Заключение

Библиографический список

Введение

В современном литературоведении интерес к наследию Газданова без преувеличения огромный. Число работ (в том числе монографий и диссертаций), посвященных творчеству писателя, с 1982 по 2011 год достигло порядка полутора тысяч наименований. В 1998 году в Москве было создано Общество друзей Гайто Газданова, председателем которого является Ю. Нечипоренко. В задачи Общества входит не только изучение наследия писателя, но и «воздаяние должного его имени в России и за рубежом». В 2009 году в издательстве «Эллис Лак» было выпущено пятитомное собрание сочинений Газданова (вслед за трёхтомником 1996 года), что свидетельствует не только о научном, но и возрастающем читательском интересе к творчеству писателя. В сети Интернет существуют два серьёзных ресурса, посвящённых изучению наследия Газданова: сайт Общества друзей Газданова и раздел в виртуальной исследовательской лаборатории «Новая русская литература» (информационный проект Отдела новой русской литературы ИРЛИ РАН), которые делают работы литературоведов максимально доступными аудитории. В начале 2000-х годов, когда наблюдался бум интереса к творчеству Газданова в связи с начавшимися публикациями его произведений в России, были проведены сразу несколько крупных международных конференций, по итогам которых выпущены сборники научных статей: «Возвращение Гайто Газданова», «Газданов и мировая культура», «Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур», «Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейских литератур».

Изучение творчества Газданова в современной России имеет уже более чем двадцатипятилетнюю историю. Первооткрывателем творчества писателя для российской аудитории является американский славист Ласло Диенеш, исследовавший архив писателя в Гарварде. На сегодняшний день его диссертация «Russian Literature in Exile: The Life and Work of Gajto Gazdanov», впоследствии выпущенная в виде книги в России - одно из наиболее полных исследований о Газданове. В основе творчества писателя, согласно Диенешу, лежат агностицизм и чувственное восприятие мира, «первичность эмоциональной жизни по отношению к интеллектуальной и социальной», синтез «духа мучительного сомнения и метафизического ужаса», привнесённых из творчества Л. Толстого и Ф. М. Достоевского, и «экзистенциальный подход и проблематика», заимствованные из западной литературы.

Вслед за работой Л. Диенеша в России появился ряд монографий, в которых наблюдается движение исследовательской мысли от эвристического первооткрывательства к концептуальному изучению прозы писателя. Книга Н. Д. Цховребова «Гайто Газданов» представляет собой очерк жизни и творчества писателя. Небольшой объём книги не предполагал, естественно, развернутого анализа газдановских произведений, но несомненный интерес представляет её последняя глава, посвященная Газданову-литературному критику. Здесь обобщены новые материалы (статьи, письма Газданова), появившиеся в периодической печати в основном в 1990-е годы, и сделаны важные предварительные замечания в связи с этой новой для российского литературоведения проблемой. Н. Д. Цховребов справедливо подчеркивает, что литературно-критическое наследие Газданова имеет не только самостоятельное значение, но позволяет глубже постичь само творчество писателя. С. Кабалоти в монографии «Поэтика прозы Гайто Газданова 20 -30-х годов» обращается к раннему творчеству писателя, пытаясь исследовать прозу Газданова в контексте литературного процесса 20 - 30-х гг., когда происходит его становление как одного из оригинальнейших прозаиков русского литературного зарубежья. Одной из безусловных удач С. Кабалоти является выявление целого ряда поэтико-стилевых особенностей прозы Газданова. В исследовании Ю. Матвеевой «Превращение в любимое: Художественное мышление Гайто Газданова» рассматриваются такие основополагающие составляющие газдановской прозы, как мистический, романтический и экзистенциальный векторы. Кроме того, автор достаточно подробно говорит о моделях повествования Газданова. Также последний аспект основательно разработан в исследованиях Ю. В. Бабичевой «Гайто Газданов и творческие искания серебряного века» и Е. Н. Проскуриной «Единство иносказания: о нарративной поэтике романов Гайто Газданова». Сразу две монографии Е. В. Кузнецовой были изданы в 2009 и 2010 годах: «Творчество Гайто Газданова: 1920-1950-е гг.», в фокусе внимания которой - поэтика художественной прозы писателя, его литературно-критическая деятельность, влияние на творчество Газданова западноевропейской традиции, и «Жанровые и структурно-стилевые особенности прозы Гайто Газданова».

В последние годы всё чаще творчество Газданова осмысливается в контексте литературной эпохи. Так, например, в монографиях Л. Ливака, И. Каспэ, Ю. В. Матвеевой имя Газданова возникает в осмыслении проблемы младоэмигрантов как социо-культурного и литературного явления. Появляются работы, анализирующие творческие связи Газданова с другими русскими писателями, например, диссертации Е. В. Бронниковой «Вечер у Клэр» Газданова и «Чевенгур» А. Платонова: опыт стилевого сопоставления» и Н. И. Шитаковой «В. Набоков и Газданов: творческие связи».

Таким образом, на сегодняшний день достаточно основательно изучены основные поэтологические особенности прозы Газданова: жанровое и стилевое своеобразие, модели повествования, особенности художественного психологизма, основные мотивы. Однако до сих пор лишь незначительно затрагивались вопросы поликультурных особенностей творчества писателя. Между тем этот аспект интересен, важен и перспективен для изучения, поскольку личная и творческая судьба Газданова неразрывно связана с Францией как крупнейшим центром русской эмиграции первой волны.

Русский Париж 1920-1930-х гг. можно назвать беспрецедентным явлением. Русская литература за границей оказалась и развивалась в уникальных поликультурных условиях. С одной стороны, оказавшись в изгнании, писатели стремились сберечь ценности и традиции отечественной мысли и искусства, с другой стороны, неизбежно испытывали инокультурное влияние и вступали в диалог с иностранной средой.

Мощное культурное воздействие Парижа на тех, кто находился внутри его пространства, отмечали сами представители эмиграции первой волны. Подтверждением этого могут послужить знаменитые слова Н. Берберовой: «Париж - не город, Париж - образ, знак…В нем нельзя жить, как будто его нет, законопатиться от него, запереться - он все равно войдет в дом, в комнату, в нас самих, станет менять нас…Любим мы его или ненавидим, мы его не можем избежать. Он - круг ассоциаций, в котором человек существует, будучи сам - кругом ассоциаций. Раз попав в него и выйдя - мы уже не те, что были: он поглотил нас, мы поглотили его, вопрос был не в том, хотели мы этого или не хотели: мы съели друг друга. Он бежит у нас в крови». Похожую оценку находим и у Л. Е. Белозерской-Булгаковой, назвавшей Париж «колдовским городом». В. Яновский в мемуарах «Поля Елисейские» размышляет о том, что в Париже «насквозь пронизывает особое чувство: всё можно подумать, сказать, и в духовном, и в бытовом плане, всё по-иному взвесить, уразуметь, перестроить...». В результате активного культурного взаимодействия между городом и русской эмиграцией Париж не мог не отразиться в литературе. Посредством творческого сознания художников городское пространство было переработано в художественное: в большей или меньшей степени, прямо или подспудно, но образ Парижа стал неотъемлемой частью творчества русских писателей в эмиграции. Так, Париж присутствует в произведениях Бунина, Зайцева, Гиппиус, Ходасевича, Цветаевой, Газданова, Поплавского, Яновского, Фельзена и других. Таким образом, художественное отражение Парижа в литературе русского зарубежья - большая и перспективная литературоведческая проблема. Однако до сих пор Париж оказывался в центре внимания исследователей в основном как социально-культурный феномен. Из многообразия исследований в качестве примера можно привести сразу несколько серьёзных работ, вышедших на рубеже ХХ и ХХI столетий: «Русские в Париже. 1919-1939» Е. Менегальдо, «Повседневная жизнь русского литературного Парижа. 1920-1940» А. М. Зверева, «Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья» О. Р. Демидовой. Объединяющей особенностью этих изданий является стремление представить литературный процесс русского Парижа в общем культурном контексте эпохи. Кроме того, большое внимание современные учёные уделяют вопросу систематизации фактов о русской эмиграции в Париже. Обширным и обстоятельным изданием является «Литературная энциклопедия русского зарубежья: 1918-1940» под редакцией А.Н. Николюкина. На сегодняшний день группой авторитетных учёных ведётся серьёзная работа по составлению фундаментального биографического словаря «Российское зарубежье во Франции. 1919-2000». Уже вышли в свет первые два тома, готовится к выпуску третий.

Как видно, Париж 1920 -1930 гг. в качестве культурного и литературного центра изучен довольно основательно. Однако пока не существует серьёзной обобщающей работы, посвящённой художественному отражению Парижа в литературе русского зарубежья. Единственное наиболее близкое к этой проблеме исследование - сборник «Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу: 1920-1940», посвящённый в большей степени восприятию французской литературы русскими писателями-эмигрантами, взаимным реминисценциям. Лишь в одной статье О. А. Каменевой «Сюрреалистический Париж Бориса Поплавского («Аполлон Безобразов» и «Парижский крестьянин» Луи Арагона)», входящей в данный сборник, рассматриваются художественные воплощения Парижа.

Между тем нам представляется интересным и плодотворным исследование Парижа как художественного феномена, особенно в творчестве писателей-младоэмигрантов, поскольку Париж для них стал основным культурным пространством, в отличие от «старшего поколения», в сознании которого он не укоренился настолько основательно. Газданов - один из самых талантливых представителей «незамеченного поколения», и все его девять романов - яркий пример художественного освоения Парижа. Пройдя типичный для русского эмигранта путь через Добровольческую армию, Крым, Константинополь, Газданов оказался во Франции в двадцать лет и уже навсегда осел в Париже, который, по выражению О. М. Орловой, исследователя биографии писателя, стал «городом его судьбы». Вплоть до 1953 года Газданов почти безвыездно живёт в Париже, лишь однажды, в 1950, по вопросам издания романа «Ночные дороги» предприняв поездку в Нью-Йорк, который назвал «утомительным» городом, и, не дожидаясь окончания переговоров с издательством, поспешил вернуться в Париж. В годы с 1953 по 1959 и с 1967 по 1971 Газданов живёт и работает на радио «Свобода» в Мюнхене, тоскуя по Парижу. «Дорогая Вера Алексеевна, дорогой Борис Константинович, -- пишет он в декабре 1956 года Зайцевым, -- спасибо Вам сердечное за Ваше письмо и пожелания. Ваш приезд в Мюнхен для меня лично был чем-то вроде душевного отдыха, настолько рад я был Вас повидать, завидую Вам, что Вы в Париже…». В подтверждение мысли о том, что Газданов, работая в Мюнхене, нелегко переживал вынужденное расставание с Парижем, как когда-то с Россией, современная французская исследовательница Е. Бальзамо, обращаясь к «позднему» Газданову, к его «французским», как она пишет, по смыслу и по сути романам - «Пробуждению» и «Пилигримам», обнаруживает в них «французскую» доминанту, трактует их как романы ностальгические по Франции: «Этот воссозданный в романах мир, мир послевоенной Франции, не уступает русскому миру других романов Газданова ни в насыщенности, плотности повествования, ни в правдоподобии и тонкости». Скончался Газданов в Мюнхене, но похоронен на Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Личная и творческая судьба Газданова интересна тем, что писатель, сохраняя русские корни, удивительно органично смог встроиться в парижское пространство. Он одинаково хорошо говорил и на русском, и на французском, давал уроки того и другого языка. Удивительный культурный симбиоз личности Газданова отмечали его современники, например, Б. К. Зайцев заметил: «писатель даровитый, но впечатление странное производил: иностранец, хорошо пишущий на русском языке…». С самого начала Париж для Газданова стал основным жизненным и творческим пространством. Личное писательское восприятие города трансформировалось в художественный феномен. Всё вышесказанное определяет актуальность нашего исследования.

Отдельно стоит сказать о читательском и научном интересе, возникшем к Газданову в современной Франции. При жизни писателя единственным романом, изданным на французском языке, был «Призрак Александра Вольфа» (который привлёк внимание и других иностранных издательств и был также выпущен в английском, итальянском и испанском переводах). В 1951 году в Париже критик Анни Бриер, рецензируя французский перевод романа, отмечала мастерство Газданова в создании определенной атмосферы, глубокую психологичность и точность деталей. Она сопоставляла мастерство Газданова с творчеством современных писателей и полагала, что Газданов первым же своим романом, переведённым на французский язык, заявил о себе как о писателе уровня Альбера Камю, Жюльена Грина, Марио Сольдати. Однако закрепить подобный успех у французской аудитории при жизни Газданову не удалось. Зато сегодняшнюю ситуацию с романами писателя во Франции можно назвать реваншем. Издательство Editions Viviane Hamy выкупило права на произведения Газданова и уже выпустило три романа: «Ночные дороги» (1991 и 2008 годы), «Пробуждение» (1998 и 2005 годы), «Возвращение Будды» (2002). Переводчиком текстов на французский язык выступила Е. Бальзамо, преподаватель Практической Школы высших исследований при Сорбонне, эссеист, переводчик, литературный критик, написавшая также вступительные статьи и послесловия к романам Газданова. Для нас важно, что французская исследовательница также отмечает существование творческой связи между писателем и Парижем: «С конца 20-х годов Париж начинает обретать для писателя полноту жизни и пробуждает вдохновение». Преподнося французскому читателю романы Газданова, Е. Бальзамо не могла обойти стороной вопрос о национально-культурной идентификации писателя, сделав интересный вывод: «быть французским писателем и творить на русском языке» - это «настоящий необыкновенный подвиг, не лишенный опасности».

Каждый изданный во Франции роман Газданова нашёл отклик в современной французской критике. Для нас интересно сопоставить восприятие писателя в современной России, его исторической родине, и в современной Франции, его L'autre patrie. Мнение и тех, и других критиков совпадает в высокой оценке художественных текстов Газданова. Из особенностей прозы писателя французы так же прежде всего выделяют ирреальный характер содержания его романов, рефлексирующего героя-интроверта, пограничность художественного пространства и объясняют подобное своеобразие изгнанничеством автора. Так, Алекс Лорка писал: «Изгнание, возможно, и есть краеугольный камень его удивительного творчества и, наиболее вероятно, что именно через призму изгнанничества он непрестанно исследует смысл человеческого существования…Границы между абстрактным и конкретным, между реальным и ирреальным, между намерением и действием в романе Газданова расплывчаты, условны». Другому французскому литературоведу Жаку Линдекер принадлежит похожая характеристика прозы писателя: «Читать Газданова - значит увлечься его сюрреалистическими персонажами и пуститься в беспрерывное странствие между мечтой и реальностью, ради погружения в образы парижской жизни, достойные Фрэнсиса Карко».

Между тем для нас важно отметить и особенности в восприятии романов Газданова французскими и русскими критиками. Выступая в качестве читателей Газданова, и французские, и русские литературоведы стремятся идентифицировать национально-культурные образы его романов. Так, например, рассуждая о парижском дне в романе «Ночные дороги», исследователь Жерар Мюто воспринимает его как исключительно русский образ, отделяя от Парижа французов: «Его роман…описывает Париж 30-х годов, ночной фантасмагорический облик этого города. Перед читателем проходят великолепные портреты тех, кто постоянно находится между страной-прибежищем и Россией до Октября, той Россией, где они не были людьми, сидящими между двумя стульями… Газданов создает мир людей, в котором сохранились прежние социальные группы». Елена Бальзамо также дифференцирует два национальных мира в «Ночных дорогах» Газданова: эти «фантастические существа, принадлежавшие когда-то к определенной социальной среде, продолжали существовать в воображаемом мире, параллельном французской действительности, будучи узниками прошлого, которое не хотело их отпускать». Получается, что французские исследователи оставляют за рамками ночного Парижа Газданова центральные для романа образы француза-алкоголика Платона и известной парижской дамы полусвета Жанны Ральди, проституток Сюзанны и Алисы, а также целую вереницу второстепенных персонажей-французов, являющихся неотъемлемой частью собирательного образа ночного Парижа. Для нас же ясно, что мир «Ночных дорог» двунациональный: героев-французов не меньше, чем русских; не случайно в русской исследовательской литературе этот роман часто называют самым французским романом Газданова. Тем не менее с французской стороны всё-таки очевидно настойчивое желание отделить парижский мир русской эмиграции от собственно французского. Возможно, это стремление вырастает из исторически преобладающего отношения (были и исключения) французов к беженцам. Жерар Мюто замечает: «французские буржуа считали, что собственное прочное и определенное социальное положение позволяет им относиться к этим людям (русским эмигрантам) без малейшей доброжелательности». Рассуждая о романе «Возвращение Будды», Жак Линдекер называет русское эмигрантское сообщество «гетто», хоть и заключает это слово в кавычки, и высказывает мнение, что русские «не прилагают никаких усилий, чтобы найти свое место во французском обществе». Подобные различия в восприятии национально-культурного субтекста романов Газданова ещё раз подчёркивают сложный, уникальный, но потому и интересный с исследовательской точки зрения мир романов писателя.

Важно отметить, что изучением прозы Газданова за рубежом занимаются не только учёные Франции, но и других стран Европы: А. Пасквинелли, М. Каратоццоло в Италии; Джеймс и Мариам Вомак, Г. С. Монтес в Испании; Ф. Гёблер в Германии; З. Паункович в Сербии.

Как уже было отмечено, межкультурный характер прозы Газданова на сегодняшний день изучен неосновательно. Однако литературоведы с самых первых газдановских публикаций обратили внимание на особую транскультурную тональность его произведений. Так, уже первый исследователь творчества писателя Л. Диенеш отметил в поэтике Газданова сплав русской и западной традиций, С. Кабалоти также писал об особом «синтетизме» культур в творчестве писателя, вписывая его в контекст смены художественно-исторических стилей: «Как наследник русской классики XIX века и младший современник мэтров русского авангарда, Газданов, синтезировавший в своем творчестве, кроме всего, традиции русской и западной литературы, дебютировал, с одной стороны, в постницшеанской ситуации в истории искусства, когда явление параллельного сосуществования и даже взаимного проникновения типологически противоположных стилей не только утвердилось в культуре, но и получило глубокое историко-культурное обоснование как уходящее корнями в античность (Аполлон и Дионис); с другой стороны, дебют этот происходил исторически как бы в арьергарде авангардного искусства». Тем не менее зачастую высказывания о синтезе культур в творчестве Газданова выступают лишь как констатация факта, носят общий характер и не раскрывают сути и механизма этого синтеза. Первой к более подробному рассмотрению этого вопроса обратилась О. М. Подуст диссертации «Художественная картина мира в творчестве Газданова 1920-1930-х гг.: к проблеме национальной идентичности», где объяснила «странность», «загадочность» писателя, о которой так много говорят, именно «сложным сплавом» национальных элементов. Так, например, автор считает, что разность культур сообщает энергию развития газдановским сюжетам. Кроме того, в художественном мире Газданова О. М. Подуст усматривает реализацию некоторых национальных особенностей русского характера: духовного странничества, жажды преображения, неприятие «буржуазности», «духовный коллективизм и идею всеобщего спасения, присущие всей русской мысли». Таким образом, основное внимание автора диссертации сосредоточено на философско-национальной подоплёке творчества Газданова.

В уже упомянутой монографии Ю. В. Матвеевой «Самосознание поколения в творчестве писателей-младоэмигрантов» отдельное внимание уделяется таким писателям, как В. Набоков, Б. Поплавский, Газданов -- «тем, кто не стал франкоязычным, но и не был по отношению к французскому миру сторонним наблюдателем». Своеобразным открытием Газданова автор называет «художественное воплощение взаимопроницаемости и взаимоперетекаемости национальных и культурных миров», а одной из наиболее устойчивых стилевых закономерностей газдановской прозы - «приём культурного параллелизма, когда по принципу ассоциативной аналогии «рифмуются» явления и реалии, принадлежащие Космо-Психо-Логосу Востока и Запада, Франции и России».

К проблеме национально-культурной идентификации прозы Газданова обращался также С. А. Кибальник, рассматривая транскультурную поэтику писателя в терминах теории коммуникации.

Ещё меньше внимания в современном газдановедении уделяется конкретным художественным явлениям в структуре творчества писателя, имеющим межкультурный генезис, самый яркий и значимый среди которых - Париж Газданова. На сегодняшний день существует всего несколько обращений в ряде статей к собственно художественному образу Парижа в романах писателя, и в основном они носят общий характер наблюдений. Так, например, статья Ю. С. Степанова, жанр которой автор определил как «семиотическое эссе», представляет собой рассуждения об особой атмосфере газдановской прозы, в ходе которых автор делает точное замечание: «Теперь уже есть Париж Газданова, как раньше был обнаружен Петербург Гоголя, Петербург Достоевского, Петербург Андрея Белого... -- разные Петербурги». Статья С. Р. Федякина «Лица Парижа в творчестве Газданова» по стилю тяготеет к упомянутой выше работе Ю. С. Степанова и в своём стремлении схватить неуловимое неизбежно превращается в эссе со свойственными данному жанру фрагментарностью и субъективностью. В статье же А. М. Зверева «Парижский топос Газданова» сделана действительно научная попытка определить место писателя в мировой литературной традиции, что позволило автору провести убедительные параллели между Газдановым и его современниками - зарубежными прозаиками Л. Селином и Г. Миллером, доказав их родственность прежде всего в создаваемом парижском «топосе», который, по словам исследователя, «стал для этой прозы чем-то наподобие готовой метафоры самосознания и строя бытия личности, пережившей шок недавних исторических потрясений -- мировой войны или, как у Газданова, революции и войны гражданской. Не только в силу биографических причин, но и по эстетической необходимости Париж чаще всего оказывается у Газданова ареной описываемых событий: это не фон действия, а, как правило, необходимая среда, вне которой само действие и его участники были бы другими».

Иногда к Парижу Газданова учёные обращались в связи с анализом романа «Ночные дороги», в котором ночной Париж - главный герой и, говоря о котором, почти невозможно избежать замечаний об образе города. Однако во всех подобных обращениях не ночной Париж является предметом анализа, а поэтика романа в целом, как, например, в статьях Ю. В. Бабичевой, В. В. Высоцкой, О. Дюдиной. К такому художественному варианту образа Парижа в романах Газданова, как русский Париж, нам известно всего одно обращение: это краткая статья профессора Сорбонны М. Окутюрье «Русский Париж в творчестве Газданова», где автор утверждает, что газдановсий Париж - это прежде всего русский Париж, таким образом отождествляя широкий и многозначный образ Парижа у писателя с одним из его вариантов, с чем, конечно, нельзя согласиться. Однако М. Окутюрье делает справедливый и логичный вывод о том, что русский Париж Газданова складывается из топосов и эмигрантских типов. Между тем в целом статья носит описательный характер и не содержит литературоведческого анализа рассматриваемого образа, вероятно, из-за малого объёма и отсутствия подобной задачи у автора.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка специального системного исследования Парижа как сложного художественного феномена в романах Газданова, которое включает в себя изучение процесса трансформации окружающей писателя реальности в художественный мир; определение места и значения Франции в творческом сознании писателя; анализ русско_французского культурного диалога, отразившегося в романах Газданова; исследование всех вариантов и способов художественного воплощения Парижа непосредственно в текстах писателя; реконструкцию Парижского текста как сверхтекста романного корпуса; изучение Парижа Газданова в литературном контексте.

Объектом исследования являются все девять оконченных романов Газданова - «Вечер у Клэр» (1929), «История одного путешествия» (1934), «Полёт» (1939), «Ночные дороги» (1941), «Призрак Александра Вольфа» (1947), «Возвращение Будды» (1949), «Пилигримы» (1953), «Пробуждение» (1965), «Эвелина и её друзья» (1968).

Выбирая в качестве объекта исследования романы писателя, мы исходили из положения о «масштабном метароманном единстве» Газданова, выдвинутом Е. Н. Проскуриной: «Девять завершенных романов, создававшихся в промежутке 1930 - конец 1960-х гг., представляют собой сложное динамическое образование, в котором происходят непрерывные изменения, приводящие к построению целостности».

Предметом исследования является Париж как художественный феномен романов Газданова.

Цель диссертации - всесторонний литературоведческий анализ изображения Парижа в романах писателя, который подразумевает выявление содержательно_структурных элементов рассматриваемого художественного явления.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

· определить место и значение Франции в художественном сознании Газданова;

· выделить все составляющие такого художественного явления, как Париж Газданова;

· доказать присутствие Парижского текста в романах писателя, охарактеризовать его структуру и содержание;

· исследовать художественную антиномию Париж - провинция в романах писателя;

· проанализировать такие художественные варианты Парижа Газданова, как ночной Париж и русский Париж;

· определить художественные приёмы, используемые писателем в создании ирреального образа Парижа;

· изучить Париж Газданова в контексте «магического реализма».

На защиту выносятся следующие положения:

1. Уникальная поликультурная личность Газданова, а также исторические обстоятельства эмиграции обусловили присутствие в романах писателя межкультурного дискурса, ядром которого является Париж как художественный феномен.

2. Для романов Газданова характерно синтетическое надтекстовое явление, имеющее в качестве обобщающей внетекстовой реалии Париж как основную жизненную действительность писателя и складывающееся из многочисленных структурных, «субстратных», элементов, константных для романов Газданова, художественно реализующихся в них, существующих во взаимосвязи и образующих в совокупности уникальный Парижский текст писателя.

3. Французское художественное пространство в романах Газданова строится по принципу антитезы, где в качестве главной антиномичной пары выступают Париж и провинция, противопоставленные автором на всех художественных уровнях.

4. Основными вариантами образа Парижа у Газданова выступают ночной Париж, сочетающий в себе художественный и документальный подходы, и русский Париж, включающий в свою структуру особый тип главного героя - русского парижанина.

5. Париж Газданова вписывается в контекст «магического реализма», что проявляется, прежде всего, в ирреальном образе города.

В качестве методологической и теоретической базы были использованы работы В. В. Абашева, Н. П. Анциферова, М. П. Алексеева, М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, Г. Д. Гачева, Л. Я. Гинзбург, А. А. Гугнина, В. М. Жирмунского, В. В. Заманской, А. М. Зверева, И. М. Каспэ, Д. С. Лихачёва, Ю. М. Лотмана, Ю. В. Манна, Н. Е. Меднис, Ф. M. Мелетинского, Н. Д. Тамарченко, В. Н. Топорова, Ю. Н. Тынянова и др., а также исследования авторитетных газдановедов, таких как Ю. В. Бабичева, М. А. Васильева, В. В. Высоцкая, О. Е. Гайбарян, Л. Диенеш, С. М. Кабалоти, С. А. Кибальник, Т. Н. Красавченко, Е. В. Кузнецова, Ю. В. Матвеева, О. М. Орлова, Е. Н. Проскурина, С. Г. Семёнова, Т. О. Семёнова, Л. В. Сыроватко, Н. Д. Цховребов.

Методологической основой исследования стали историко_литературный, герменевтический, сравнительно_типологический и структурный методы.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней предложен способ комплексного изучения поликультурного субтекста в творчестве отдельно взятого писателя; предпринята попытка классификации принципов анализа городского текста на примере романов Газданова. Исследование способствует дальнейшей разработке научных подходов в изучении «парижских» мотивов в литературе русского зарубежья.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что в ней исследуется межкультурный аспект творчества Газданова, а это позволяет по_новому взглянуть на художественные особенности и достижения прозаика. Кроме того, выбранный ракурс исследования даёт новые возможности для представлений об уникальности авторской картины мира. Результаты работы могут быть включены в лекционные курсы по литературе ХХ века, найти применение при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по литературе первой эмиграционной волны и конкретно по творчеству Газданова на филологических факультетах высших учебных заведений, а также на литературных факультативах в старших классах средней школы с гуманитарным уклоном.

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты исследования были представлены и обсуждались на следующих научных конференциях: Всероссийская научно-исследовательская конференция «Духовность как антропологическая универсалия в современном литературоведении» (Киров, 22-23 октября 2009 г.); Научный междисциплинарный семинар «Феномен творческой неудачи» (Екатеринбург, 21 апреля 2010 г.); Всероссийская научная конференция «Филология и журналистика в начале XXI века» (Саратов, апрель 2010 г.); Всероссийская научная конференция «Слово и текст в культурном сознании эпохи» (Вологда, 21-23 сентября 2010 г.); Международная конференция «Литература в диалоге культур - 8» (Ростов-на-Дону, 1-3 октября 2010 г.).

По теме диссертации опубликованы 10 статей, 3 из которых - в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК РФ. Структура диссертации соответствует её цели и задачам. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения и библиографического списка, включающего 284 наименований. Во «Введении» обосновываются актуальность и научная новизна диссертационного исследования, определяется его методологическая основа, формулируются цели и задачи. Для выяснения степени изученности избранной темы даётся обзор литературно_критических и научных работ по истории вопроса.

В первой главе «Франция в художественном сознании Газданова» определяется место и значение Франции в творческом сознании писателя, которое активно осваивало окружающую реальность и трансформировало её в художественный материал.

В первом параграфе «Межкультурный диалог в романах писателя» рассматривается художественная эволюция русско_французских культурных «отношений» в романном корпусе Газданова.

Второй параграф «Франция как художественное пространство романов Газданова» рассматривает процесс развития и утверждения французского пространства как основного в творчестве писателя.

Вторая глава «Париж Газданова как художественный феномен» посвящена непосредственному анализу вариантов и способов художественного отображения Парижа в романах писателя.

В первом параграфе «Парижский текст романов Газданова» актуализируется на примере творчества Газданова одна из наиболее важных в современном литературоведении проблем - проблема сверхтекста, вариантом которого является городской текст; исследуются структурно-содержательные элементы Парижского текста романов писателя.

Во втором параграфе «Ночной Париж Газданова» рассматривается самый узнаваемый писательский образ - ночной Париж, максимально разработанный в романе «Ночные дороги», где определяющей особенностью образа является его амбивалентная природа - документально_художественная. В третьем параграфе «Антитеза Париж-провинция» исследуются способы реализации на различных художественных уровнях главной оппозиции в структуре художественного мира писателя.

В третьей главе «Русско_парижский дискурс романов Газданова» рассматривается отражение в текстах писателя реальной исторической ситуации «русские эмигранты в Париже».

В первом параграфе «Русский Париж в романном корпусе Газданова» прослеживается художественная эволюция образа русского Парижа, а во втором параграфе «Русский парижанин - тип главного героя в романах писателя» доказывается существование и даётся характеристика выше означенному типу героя.

В четвёртой главе диссертации «Париж Газданова в контексте «магического реализма» определяется место и связи газдановского Парижа с той частью русской литературы, которую называют «магическим реализмом».

В первом параграфе «Ирреальный образ города в романах писателя» анализируется, как ирреальный характер сознания Газданова, одного из самых талантливых представителей «незамеченного поколения», проявился в создаваемом писателе «фантастическом Париже».

Во втором параграфе «Париж у Гоголя и Газданова: «фантастические сближения» для сравнительного анализа выбран образ Парижа, созданный Н. Гоголем, поскольку именно этого писателя и Газданов, и другие представители младоэмигрантов назвали родоначальником русского «магического реализма», а в третьем параграфе «Парижские миражи Газданова и Поплавского» выполняется сравнительный анализ художественного изображения Парижа у двух самых талантливых писателей-младоэмигрантов.

В «Заключении» диссертационной работы суммируются результаты, подводятся итоги проделанного исследования, формулируются перспективы.

Произведения Газданова будут цитироваться по следующему изданию:

Газданов Г. Собрание сочинений в 3 томах. М.: Согласие, 1996. В скобках первая цифра обозначает том, вторая - страницу.

Глава I. Франция в художественном сознании Газданова

Приступая к исследованию художественного воплощения Парижа в романах Газданова, необходимо определить место и значение в целом Франции в художественном сознании писателя. Вслед за С. С. Аверинцевым, М. Л. Андреевым, Б. Н. Гаспаровым, под индивидуальным художественным сознанием мы подразумеваем способ понимания и восприятия реальности, при котором личность автора формирует и обусловливает конечный творческий результат. В художественном сознании писателя сопрягается его действительное существование и существование как творца, создающего образ структуры мироздания. В основе творческого сознания лежит представление автора о мире со всеми характеристиками этого мира с точки зрения его значимости для конкретного человека. Индивидуальное художественное сознание писателя непосредственно выражается в творческом процессе, объективируется в самих произведениях (тексты являются вербальной фиксацией этого типа сознания) и находится в сложных опосредованных отношениях с теми ощущениями, представлениями, переживаниями, которые характеризуют автора как эмпирическую личность. Иными словами, художественное сознание писателя - это его индивидуальный мир, включающий в себя и личность человека, и внешнюю действительность. Изучая творческое сознание художника, необходимо учитывать, что в нём, как выразилась В. Заманская, «материализуются» различные типы сознания эпохи (в русской литературе начала ХХ в. - такие, как экзистенциальное, диалогическое, религиозное, мифологическое, политизированное и др.).

Естественно, что в романах Газданова объективировалось индивидуальное художественное сознание писателя, включающее в себя и восприятие Франции как основной окружающей автора реальности.

1.1 Межкультурный диалог в романах писателя

Как заметила исследователь Матвеева Ю. В., «Газданов…один из самых удавшихся «иностранцев» эмигрантской литературы, в творчестве которого явно ощущается вибрация чего-то истинно и закоренело русского, но и чего-то совсем иного, отчетливо не-русского, того, что пришло из литературного и философского пространства Европы, или же из культур Востока». Очевидно, что личность писателя смело можно назвать уникальной поликультурной. И не только в силу положения эмигранта, а в силу всей биографии писателя. Осетин по происхождению, он родился в Петербурге. В шестнадцать лет покинул Россию и более полувека прожил во Франции.

Однако сказать о Газданове «обрусевший осетин» или «офранцузившийся русский» было бы недопустимо. Газданов - цельная личность, талантливый писатель, в творчестве которого отразились сразу несколько культур: кавказская, русская, французская (шире - западноевропейская), некоторые исследователи, например, С. А. Кибальник, А. М. Мартынов, Ю. В. Матвеева, усматривают ещё и индийскую (шире - восточную). Однако очевидно, что доминирующим в творчестве писателя является взаимодействие русской и французской культур.

Русско-французский культурный диалог в творчестве Газданова начался с самого первого романа - «Вечер у Клэр», вышедшего в Париже в 1929 году. На протяжении последующего времени русско-французские культурные «отношения» в его романах развивались эволюционно, и, исходя из этой художественной эволюции, творчество Газданова можно поделить на три периода:

· 20 - 30-е г.г. ХХ в. - противопоставление русской и французской культур (романы «Вечер у Клэр», «История одного путешествия», «Полёт»);

· 40-е г.г. ХХ в. - синтез русской и французской культур (романы «Ночные дороги», «Призрак Александра Вольфа», «Возвращение Будды»);

· 50 - 60-е г.г. ХХ в. - «универсальный», наднациональный период (романы «Пилигримы», «Пробуждение», «Эвелина и её друзья»).

Уже в названии первого романа - «Вечер у Клэр» - Россия и Франция оказались рядом: русскоязычный заголовок с французским женским именем обещал читателю межкультурный дискурс, который выразился в явном противопоставлении двух культур, продолжающемся на протяжении всего первого периода творчества писателя и реализующемся, прежде всего, через образы героев в художественных текстах писателя. Главные герои ранних романов Газданова остро ощущают себя эмигрантами, чужаками в инокультурной среде (таким было и реальное положение писателя в те годы, прожившего во Франции не так долго и не потерявшего ещё надежду вернуться в Россию). Подобное самоощущение передаётся через сюжетную ситуацию въезда во Францию, типичную для первых романов Газданова, когда автор намеренно изображает «культурное перемещение» героя. Например, Николай Соседов в «Вечере у Клэр» покидает родину и плывёт на пароходе в «страну Клэр», Володя Рогачёв в «Истории одного путешествия» также путешествует пароходом, а затем поездом прибывает в Париж.

Наиболее ярко конфликт культур выразился в отношениях героев первого романа Газданова «Вечер у Клэр». Показательно, что это единственный роман писателя, где автор разделяет героев при помощи национальных языков: Клэр говорит преимущественно по-французски, а Николай, естественно, по-русски. С самых первых страниц романа Клэр противопоставляется Николаю Соседову как француженка русскому, что реализуется в столкновении антиномичных качеств стереотипных национальных характеров. Западная обывательская прагматичность и русская высокая духовность, быт и бытие сталкиваются в частной ситуации отношений легкомысленной, рациональной в поведении Клэр и иррационального, рефлексирующего, серьёзного интроверта Николая.

Этнокультурные барьеры возникают между героями и в бытовых мелочах, и в сфере человеческих отношений. Так, например, у героев возникает спор о песенке, которая нравится Клэр, но которую Николай считает «пошлой и слишком французской». «Вот в этом главное отличие французской психологии от серьёзных вещей - говорил я: это искусство, столь же непохожее на настоящее искусство, как поддельный жемчуг на неподдельный» (1; 41). Клэр упрекает Николая в том, что он «опять явился в рубашке с разными запонками», «что нельзя класть перчатки на её постель и брать Клэр за плечи», как будто он здоровается «не за руку, а за плечи, чего вообще никогда на свете не бывает» (1; 40): в бытовом эпизоде очевиден конфликт западного характера с его сосредоточенностью на внешнем и русского характера, прежде всего концентрирующегося на «движениях души»; очевидно противоречие между педантичностью, «правильностью», шаблонностью в поведении Клэр и пренебрежение нормами этикета, формальностями в поведении Николая.

Ещё одним примером этнокультурных барьеров в отношениях героев является различие в выборе темы для разговоров: Николай большей частью говорит о серьёзных вещах, а героиня в основном предпочитает легкомысленные беседы: «Затем разговор вернулся к Дон-Жуану, потом неизвестно как, перешел к подвижникам, к протопопу Аввакуму. Но, дойдя до искушения святого Антония, я остановился, так как вспомнил, что подобные разговоры не очень занимают Клэр; она предпочитала другие темы - о театре, о музыке; но больше всего она любила анекдоты, которых знала множество» (1; 41). И если даже Клэр под влиянием героя-рассказчика настраивается на его волну: «Я говорил обо всем печальном, что мне пришлось видеть, и Клэр становилась тихой и серьезной…», то у неё это скоро проходит: «Клэр гладила рукой одеяло то в одну, то в другую сторону; и печаль её словно тратилась в этих движениях, которые сначала были бессознательными, потом привлекали её внимание, и кончалось это тем, что она замечала на своем мизинце плохо срезанную кожу у ногтя и протягивала руку к ночному столику, на котором лежали ножницы» (1; 42). Кульминацией конфликта двух культур в романе «Вечер у Клэр» стали любовные отношения между Николаем и Клэр, которые так и не обрели счастья, поскольку понимают любовь по-разному. Как верно заметила О. С. Подуст, «согласие между героями практически невозможно именно и, может быть, прежде всего потому, что любовь понимается и чувствуется Николаем и Клэр несоизмеримо различно, причём за каждым из «пониманий» стоит определённая (русская и западноевропейская) культурная традиция». Для Николая любовь к Клэр - это, без преувеличения, главная часть его жизни, что подтверждает предпосланный роману недвусмысленный эпиграф из Пушкина: «Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой». Первая встреча с Клэр, которая происходит в России, подана как центральное событие жизни героя, что подчеркнуто соположением её с главным историческим событием эпохи: «Был конец весны девятьсот семнадцатого года; революция произошла несколько месяцев тому назад; и, наконец, летом, в июне месяце, случилось то, к чему постепенно и медленно вела меня моя жизнь, к чему все прожитое и понятое мной, было только испытанием и подготовкой» (1; 83). Новой встречи с Клэр Николай ждал десять лет, всё это время он мечтал о Клэр и «видел её - сквозь снег, и метель, и безмолвный грохот величайшего потрясения в жизни» (1; 88). Герой воспринимает любовь как святое, драгоценное чувство, оберегает его и боится оскорбить: «Клэр, не надо на меня сердиться. Я ждал встречи с вами десять лет. И я ничего у вас не прошу» (1; 50).

Противоположным образом любовь понимает чувственная и ветреная Клэр. Она неспособна посвятить себя глубокому чувству и тем более навсегда связать себя узами любви. Во время случайной встречи в России, когда Клэр сообщает Николаю, что вышла замуж, показательно поведение обоих героев: Николаю «стало трудно дышать» и «трудно говорить», он впал в «состояние мгновенно наступившего оцепенения», а Клэр «не переставала смеяться», призывала Николая «примириться с тем, что она перестала быть девушкой и стала женщиной» и восприняла как оскорбление отказ Николая провести у неё ночь, пока муж в отъезде (1; 86, 87). Спустя десять лет, уже в Париже, Клэр так и не смогла оценить чувство Николая, бездушно высмеивая его, «просто забавляясь»: «И она смотрела мне в глаза, смеясь и жалея меня, и я знал, что она прекрасно понимала, почему я встал и вышел из комнаты» (1; 42).

Схожее понимание любви демонстрирует ещё один персонаж романа, представляющий западноевропейский характер - горничная в доме Клэр, тоже француженка, за месяц успевшая пережить два романа и «страдающая» от разрыва последних отношений, длившихся две недели. Если Клэр сочувствует своей горничной, то Николай называет её «Дон-Жуаном в юбке».

Межкультурный конфликт выразился в романе «Вечер у Клэр» и в антиномичных образах семьи. Клэр проявляет сугубо прагматичный подход к браку. Сообщая Николаю о своём новом статусе, она говорит, что «была занята делом» - выходила замуж - и что «замужем уже девять месяцев, но не хочет портить фигуры» (1; 87). К тому же Клэр совершенно не смущают парижские встречи с Николаем, пока муж на острове Цейлон. Восприятие героиней семьи, брака обусловлено отношениями между её родителями. «Это была странная семья»: матери Клэр никогда не бывало дома, отец забыл о существовании близких, свою жену он «изредка встречал в театре и очень любезно ей кланялся, а она с такой же любезностью, которая, однако, казалась более подчеркнутой и даже несколько насмешливой, отвечала ему» (1; 91). Две их дочери, в том числе Клэр, были предоставлены самим себе.

Антиподом французской семьи, существующей лишь формально, в романе выступает русская семья Николая с глубокими родовыми традициями, взаимоуважением и любовью. Воспоминания героя о детстве пронизаны теплотой семейных отношений. Жизнь своих родителей Николай называет «сказкой», поскольку «никаких размолвок или ссор в доме не бывало», родители любили друг друга «всеми своими силами, всей душой» (1; 96). Отец Николая в противоположность отцу Клэр «отдавал всё своё время семье, отвлекаясь от неё только для охоты и научных работ» (1; 95). Много внимания родители уделяли детям, занимаясь и играя с ними: «За время моего детства я совершил несколько кругосветных путешествий, потом открыл новый остров, стал его правителем, построил через море железную дорогу и привез на свой остров маму прямо в вагоне - потому, что мама очень боится моря и даже не стыдится этого» (1; 101). Как образец истинной русской семейственности изображена Газдановым семья Николая Соседова.

Явившись результатом первых лет пребывания писателя в эмиграции, «Вечер у Клэр» явно и ярко отразил межкультурный конфликт: столкновение национальных характеров в быту и в духовной сфере.

В сущности, сходным образом построена и система персонажей романа Газданова «История одного путешествия». Русскому эмигранту Володе Рогачёву, человеку с богатым внутренним миром, с непрекращающейся рефлексией противопоставлены образы французов, порой даже нарисованные автором сниженно, иронично, как, например, образ «старательного француза» из конторы брата Володи, «совершенно безличного» человека (1; 154).

Наиболее масштабно этнокультурные противоречия разворачиваются в сфере отношений между мужчиной и женщиной. Русское восприятие и понимание любви в «Истории одного путешествия» олицетворяет главный герой Володя Рогачёв, а западноевропейское - француженки Одетт, Жермена и русская по происхождению, но француженка по воспитанию и характеру (поскольку с детства проживала за границей и России почти не помнит) Аглая.

Володя Рогачёв в восприятии любви родственен Николаю Соседову: он охвачен «далёкой и слегка головокружительная мечтой о незнакомой женщине, - даже не мечтой, а чувством, даже не чувством, а предчувствием» (1; 165). Ожидание настоящей глубокой любви становится для героя частью смысла жизни. Встретив Аглаю, Володя решил, что, может быть, она и есть та самая «незнакомая женщина», открылся ей в любви, однако, в силу этнокультурных барьеров, согласия в любви героям также достичь не удалось. Аглая ветрена и легкомысленна. Отношения с Володей она жестоко и цинично прерывает письмом, в котором сообщает, что теперь «её жизнь связана с другим человеком, что Володя должен это понять, не сердиться, "n'avoir pas de rancune" {"не таить зла" (фр.).} и что она, со своей стороны, желает ему счастья и успехов» (1; 149).

Показательно, что Газданов акцентирует внимание на невозможности компромисса и принятия чужих моделей любовных отношений у представителей двух разных культур. К примеру, когда Володя, которым овладело после разрыва с Аглаей «сознание смертельной, непоправимой потери» (1; 149), от отчаяния вступил в «любовную aventure» с Жерменой по чужеродному для него сценарию (непродолжительные отношения без обязательств), он почувствовал отвращение и даже на длительное время забросил свой недописанный роман, потому что «в последний вечер, когда он пытался писать, произошла его aventure с Жерменой, и это теперь было так тесно связано - Жермена и роман, - что Володе было неприятно прикасаться к рукописи; и нужен был особенный толчок, чтобы ему снова захотелось писать» (1; 188).

Ещё один женский образ в «Истории одного путешествия» - француженки Одетт - создан Газдановым в том же ключе, что и предыдущие. Совпадают и оценки французскими героинями русских героев. Так, например, «ясная», рациональная Клэр считает Николая Соседова неисправимым «мечтателем», отмеченным русской медлительностью и созерцательностью, а Одетт в одном из эпизодов, намекая второстепенному герою Сереже Свистунову на возможность между ними интрижки, в ответ на его непонимание искренне удивляется Серёжиной наивности, «медленности его рефлексов» и приписывает это «его славянской лени» (1; 258).