Соотношение внутреннего и внешнего мира в художественной структуре романа Жан Поля "Титан"

"Солнце сияет в своем тихом небе так спокойно и холодно над душным земным адом, словно огонь людской войны - только болезненное летящее сияние [...]. Я видел вокруг себя тучи битвы, и мои глаза плакали, я думал о слезах народов, которые сводятся к светящейся короне и гордой триумфальной арке. Самое худшее в человечестве или нечеловечестве то, что ни один человек, ни один князь, ни один цензор не запрещает горчайшее порицание войны, что тиранично, или бесстыдно" (18, 499).

Убийство людей на войне кажется Джианноццо невидимой властью противоречащих Богу сил - "землетрясением злого духа". Противоречия в мире становятся тягостным свидетельством того, что мировой порядок устроен не по образу доброго Бога-отца, а по образу дьявола, и, таким образом, война в своей удручающей ужасной жестокости оказывается воплощением дьявольского.

Одинокого Джианноццо, удаляющегося от "земного ада", еще может потрясти вид величавой природы высоких Альп. Этот мир описывается как "город Бога с бесчисленными сверкающими башнями", где стоит Монблан, "как вечный храм белых ясных богов и как их высокий король" и где падающий в бездну Рейн возникает вновь, как белый дух великана небесной радуги, соединяющий человеческое и божественное, но в этом "божественном сияющем мире" царствуют холод, одиночество и пустота. Этот возвышенный мир чужд человеку. Величие, постоянство и неизменность здешней природы не может быть ни любовью, ни утешением для Джианноццо; к тому же, созерцая "божественно сияющий мир", он умышленно ищет опасности, исходящей от грозового фронта. Между двумя полюсами - "сияющим миром" и "черной змеей облаков" - он зажат на своей дряхлой повозке и думает, что должен погибнуть: "Великая гроза захватит меня, но я умру охотно; пред лицом гор, солнца и облачной лазури мой дух легко ускользнет из тесной оболочки и улетит в просторный, свободный храм. Я загоняю светлое время и былой мир в шумное сердце еще глубже, и потом разрываю его там" (18, 500).

Герой, находясь в безвыходном положении, принимает смерть осмысленно и желанно. Вера в бессмертие и уверенность, что его жизнь после смерти может иметь смысл, покинули его; их божественный смысл кажется ему неясным. В "храме" природы Джианноццо видит утешающую силу, которая может принять взлетающий к нему из "земного ада" дух, но не может предотвратить его разрушения. Он сохраняет до последнего момента бодрость духа и осознанную отстраненность: "Я больше ничего не понимаю, - что такое жизнь? -- трусливые людишки, сидящие внизу, теперь обращаются к Богу, и будут жалко оплакивать мой труп, -- как сверкает! - в Верлитце был мой последний день, я подозревал это, -- небо! - сегодняшний сон явил мне мой финал, - он должен стать правдой, и я хочу теперь неистово трубить в почтовый рожок, как их Моцарт в Дон Жуане, и убеждать лицемеров на земле в начале Судного дня" (18, 501).

Радикальное сомнение и разочарование характеризуют итог жизни Джианноццо. На вопрос "что такое жизнь" он не дает ответа; его картина реальности оказывается фрагментарно разорванной, его приговор людям полон ненависти и отстраненности. Трусость, низость и лицемерие царствуют на земле, и Бог становится пустым идолом, объектом для жалоб или суеверных заклинаний. Морально развращенному миру следовало бы устроить "Судный день всеобщего унижения", но последний жест Джианноццо проходит при полном понимании бессмысленности этой музыкальной акции: звуки рога затихают в грозовой буре, и их никто не слышит.

Мотив путешествия на воздушном шаре как средство постижения мира и как художественный прием, позволяющий привлечь внимание к делам людей, появляется уже в ранних сатирах Жан Поля, но в "Джианноццо" он был выражен точнее и последовательней. Исключительность этого произведения Жан Поля среди других обнаруживается, если сравнить с ним рассказ "Кампанская долина, или О бессмертии души" (1797), финал которого (подъем воздушного шара) перекликается с „Джианноццо".

Эти рассказы отражают перемены в историческом и мировоззренческом мышлении Жан Поля. В рассказе "Кампанская долина" писатель провозглашает веру в бессмертие души и в божественный мировой порядок, не взирая на уже существующие изменения в европейских отношениях, определенных Французской революцией. Оба компонента, трансцендирующий и критически обращенный к исторической реальности, соединяются в историко-философском мышлении писателя. Показательно то видение, которое открывается у него с высоты воздушного шара: "Вечерняя заря около полуночи скатилась за горизонт и шествовала над любимой Францией как будущая Аврора ... О как приободрился внутренний человек под звездами и как легко стало сердцу на земле..." (17, 63).

В антропологической и историко-философской мысли Жан Поля формируется категория человеческой индивидуальности как независимой субстанции, которая может устанавливать связь как с природой и космосом, так и с божественным существом, и в этих отношениях регенерировать себя как духовное существо. При этом существование "тяжелой земли" оказывается необходимым для духовной жизни.

Финальные сцены обоих рассказов различны по своей метафорической структуре. В "Кампанской долине" Жан Поль представляет гармонию между человеком и природой, которая проистекает из уверенности в вечном, но и не отрицает противоречий между ними. В эту гармонию между человеком и космосом интегрируются такие силы природы, как гроза и буря; их разрушительный натиск оказывается укрощенным. Перед нами возникает во всех отношениях умиротворенный мир, который оказывается предвидением будущего Элизиума:

"Солнце нас тянет вверх, тяжелая земля, как прошлое тянет вниз, -крылья, когда человек летает в счастливых снах, поднимают нас вверх, -- возвышенная пустота и тишина моря расстилается перед нами до самых звезд, - когда мы поднимаемся, черные облака становятся грозовыми тучами, а заснеженные сверкающие горы яркими снежными облаками, -- надувной шар летит с нами на фоне матовых всполохов луны, которая, как Элизиум парит посреди неба, и в голубой пустыне неба нас озаряет и раскачивает жонглирующая нами буря, - сердцу становится легче биться над тяжелой землей, кружиться в эфире и не падать в ад" (17, 63).

Гибель Джианноццо оказывается контрастом к этой гармонии; буря и гроза как угрожающие силы несут с собой смерть. Герой, лишенный всех связей, говорящий сам с собой, больше не парит в эфире между земным и божественным, а выдворяется в холодное „нигде", отчуждается и от людей, и от природы. Изолированный, лишенный связей человек как результат развития времени - в этом, среди прочего, видит Жан Поль итог века.

Таким образом, рассказ "Джианноццо" в "Комическом приложении" к роману "Титан" лишний раз свидетельствует о принципиальной неразрешимости основного вопроса романа: синтеза внутреннего и внешнего, искусства и реальности.

Размещено на Allbest.ru