Главная
Коллекция "Otherreferats"
Иностранные языки и языкознание
Теория и практика концептуального описания языковых единиц в вузовском образовании
Теория и практика концептуального описания языковых единиц в вузовском образовании
Личностная профессиональная значимость и межкультурная коммуникация как системные характеристики специалиста лингвиста. Концептуализация и категоризация как способы познания и описания мира. Разработка методики преподавания русского языка в вузах.
| Рубрика | Иностранные языки и языкознание |
| Вид | монография |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 25.12.2018 |
| Размер файла | 975,1 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Особенности русской равнины - лес, степь, реки, «каждая из них в отдельности приняла живое своеобразное участие в строении жизни и понятии русского человека» (В.О. Ключевский). Степь - воплощение широты, удали, воли. «Степь раздольная», «степь привольная», «далеко вокруг ковылой-травой расстилается» (А.В. Кольцов).
Но одновременно степь - знак бездомности, бесприютности, брошенности и человека на произвол судьбы. Степь была подвержена набегам азиатских кочевников. Правило степной жизни заключалось в словах: либо пан, либо пропал. Степная жизнь требовала простора действий, вызывала на удаль, на удачу, развивала в человеке беззаветную отвагу.
Лес и степь как жизненное и смысловое пространство восточных славян находились во взаимном противоречии друг другу. Русский лес давал разнообразные материалы, кормил, одевал восточных славян. Лес определял весь уклад жизни. Из греческой мифологии от Гесиода пришло представление о золотом, бронзовом и железном веках человечества. Однако традиционное хозяйство русского народа дает полное право говорить и о «деревянном веке». В славянском доме из дерева делали буквально все, от самого жилища до ложек. Дерево и деревня - родственные слова. Кроме того, лес давал дичь, ягоды, грибы. В лесу выделялись особые, «почитаемые» деревья, обычно непомерной высоты или толщины: дуб, береза, сосна. Историки пишут, что голод вовсе не был постоянной приметой древней жизни. Еще при Иване Грозном армия иногда отправлялась в поход вовсе без продовольствия, потому что путь ее лежал через лес.
Но кроме благ, даруемых человеку, лес всегда таил немало загадок и смертельных опасностей. Лес грозил русскому человеку медведями, волками, в лесах скрывались разбойники. В произведениях русского фольклора лес населяют зловещие существа - Баба Яга, Леший, «нечистая сила». «Леший» буквально значит «лесной». В лесу требовалась осмотрительность, лес, по самой своей природе, не допускал деятельности слишком вспыльчивой, отважной. Он требовал ежеминутного размышления, точного взвешивания всех встречных обстоятельств. Правило лесной жизни: семь раз отмерь и один раз отрежь. Уместно вспомнить роман Л. Леонова «Русский лес», в котором сквозь идеологический слой советской эпохи просматривается один из глубинных русских концептов.
Граница между лесной и степной полосами шла с юго-запада на северо-восток, от устья Десны до устья Оки по линии Киев - Нижний Новгород. Географической основой русской истории, по Г. Вернадскому, является соотношение лесной и степной зон, борьба леса и степи, границы между которыми были размыты и в ландшафтном, и в хозяйственном отношениях. Земледелие вбивало клин между лесом и степью. Русский народ выступал носителем земледельческой культуры, однако наряду с земледелием он был посредником между лесными промыслами и степным скотоводством. Называя русский народ не только народом-пахарем, но и лесопромышленником, Г. Вернадский в то же время утверждал, что это еще и народ-посредник между разными хозяйственными природными областями, различными этносами и народностями, жившими по соседству. И еще народ-торговец, для которого большое значение имели торговые пути, объединяющие лес и степь, т.е. великие реки [Вернадский, 1927: 59].
В русском мире роль дороги выполняет река, что подметил еще Геродот, писавший, что «в Скифии нет ничего примечательнее рек, ее орошающих: они велики и многочисленны». Река для русского человека была кормилицей, воспринималась как глава семьи: Волга-матушка, Амур-батюшка. По рекам расселялись русские племена, по ним велась торговля, возникали города. Река приучала прибрежных обитателей к общению с «чужими людьми», с соседними народами, воспитывала навыки артельной жизни, способствовала формированию предпринимательства. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на географию русского купечества: Великий Новгород, Псков, Владимир, Москва, города Поволжья, Ярославль, Тверь, Нижний Новгород.
«Русские просторы раскрыли наши души и дали им ширину, вольность, легкость. Русскому духу присуща духовная свобода, внутренняя ширь, осязание неизведанных, небывалых возможностей. Мы родились в этой внутренней свободе, мы дышим ею, мы от природы несем ее в себе», - писал русский философ Ильин [Ильин, 1991: 70].
В специфике природного бытия России кроется удивительная противоречивость россиян, подмеченная Н.А. Бердяевым. Философ сформулировал ее в виде нескольких антиномий: «Россия - страна безграничной свободы духа», правдоискательства, жертвенности и мученичества за идеал, в то же время она - «страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная прав личности и не защищающая достоинства личности» [Бердяев, 1990б: 11, 13].
Эта противоречивость нашла отражение и в политике Русского государства на всем протяжении его многовековой истории и воплотилась в национальных концептах: «Святая Русь», «Куликовская битва», «Смутное время», «Октябрьская революция», «Гражданская война», «коллективизация», «культ личности», «ГУЛАГ», «Великая Отечественная война», «перестройка». Эти события-концепты неравноценны, противоречивы. Они вызывали и продолжают вызывать споры, провоцируя разные точки зрения. Смысл их в разные эпохи оценивался по-разному.
Вокруг каждого концепта исторически образовалась и сохранилась обширная зона смежных полей в этнографии, этнологии, национальной психологии. Концептами стали исторические личности - князья Борис и Глеб, Сергий Радонежский, Дмитрий Донской, Борис Годунов, протопоп Аввакум, Петр I, М.И. Кутузов, М.В. Ломоносов, Степан Разин, Емельян Пугачев, В.И. Ленин. Есть и города, являющиеся концептами культуры: Москва - сердце России, Петербург - голова России, Нижний Новгород - карман России... И если имя определяет судьбу, то русский народ подтверждает это в полной мере. Имя связано с его «месторазвитием», геополитическими факторами, спецификой исторического процесса. Эти особенности обусловливают уникальность национальной концептосферы и присутствие в ней таких концептов как соборность, вера, совесть, интеллигентность, терпение, а также воля, удаль, беспредельность, приблизительность (знаменитое русское «авось»).
3.6.2 Соборность
«Соборность» отражает исторический опыт и геополитические константы русской национальной концептосферы, занимая в ней центральное место. Представляется, что именно этот концепт является системообразующим.
Концепт «Соборность» в вербальном варианте восходит к слову «собор», которое заимствовано из старославянского, являясь словообразовательной калькой с греческого. Др.-русск. събър (сборъ в Лаврентьевской летописи), ст.-слав, съборъ - первоначально «собрание» (духовенства) [Фасмер, 1996: 435]. Слово «собор» имеет несколько значений: церковь; собрание, церковный суд; объединение людей в духовном смысле на основе любви к Богу.
«Соборность» трактуется как совокупность религиозно-философских взглядов, идей, воспринятых русской религиозной философией в конце XIX - начале XX вв. и направленных на единение людей на основе православия и традиционной народной нравственности [БТСРЯ, 1998: 593].
Сходную дефиницию дает Толковый словарь русского языка конца XX века: «...свободное единство множества людей, объединение любовью к Богу и друг к другу» [БТСРЯ, 1998: 593]. В ряде других словарей словарные статьи, посвященные «соборности», отсутствуют (Вл. Даль, С.И. Ожегов).
Соборность связана со своеобразием этнических процессов. Л.Н. Гумилев, говоря о Евразии, имеет в виду не только континент, но и суперэтнос с тем же названием. Поэтому при разнообразии географических условий для народов Евразии объединение оказывалось выгоднее разъединения, условия жизни этноса, как полагает Гумилев, воплотились для русских в соборности (этническая комплиментарность распространялась не только на «своих», но и на «чужих» соседей, объединившихся в едином государстве). По концепции ученого, «Россия стала наследницей Тюркского каганата и Монгольского Улуса, и ей традиционно противостояли на Западе - Европа, на Дальнем Востоке - Китай, на Юге же - исламский мир» [Гумилев, 1993: 182]. Каждый этнос приспособлен к своему ландшафту. Если ландшафт меняется радикально, то радикально меняется и этнос. Разнообразие ландшафтов Евразии повлияло и на этногенез ее народов. Русские осваивали поймы речных долин, тюрки и монголы - степную полосу, палеазиаты - тундру. С позиции евразийцев, симбиоз двух культурных регионов (Запада и Востока), постоянный диалог между ними (внутренняя логика «месторазвития») в пределах одной страны обусловили формирование таких черт, как терпимость к другим нациям, всечеловечность.
Кроме того, становление соборности продиктовано природными условиями, «свойствами страны», которую занимает народ. «Свойства страны» - прежде всего неблагоприятные климатические условия. «Климат в России не вполне способствует благоприятному ведению хозяйства» [Ильин, 1991: 16]. Почвы в России преобладают малоплодородные, требующие многократной обработки полей, что было нереально, поскольку ранние заморозки и снежный покров чрезмерно сокращали период, пригодный для сельскохозяйственных работ. Суровый климат, экстенсивный способ земледелия требовали весомых затрат труда и огромных усилий большого количества людей. Община становилась ответом на вызов природы.
Общинные традиции во многом определили основы национального характера русского человека. Община, являясь «основным типом социальности» [Лурье, 1998: 73], создала традиции и формы самоуправления - сельские сходы, где все проблемы решались «миром». Духовно-нравственный строй жизни общины характеризовался взаимопомощью. Люди в общине помогали друг другу, работали не за страх, а за совесть. «Доброе братство милее богатства» [Даль, 1999: 73]. Община порождала «общность сознания», готовность откликнуться на чужую боль, чувство сострадания.
Исторические особенности развития Руси также связаны с соборностью. История России - это история «муки и борьбы»: «Нам как будто на роду написано - всю жизнь ждать к себе лихих гостей, всю жизнь видеть разгром, горе и разочарование; созидать и лишаться, строить и разоряться; творить в неуверенности; жить в вечной опасности; расти в страданиях и зреть в беде. Века тревоги, века бранного напряжения, века неудачи, ухода, собирания сил... - вот наша история»... [Ильин, 1991: 12-14]. Из века в век забота России была не в том, как лучше устроиться или как лучше прожить. Все сводилось к тому, чтобы «вообще как-нибудь прожить», продержаться, выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность. По подсчетам историков, с 1240 по 1462 год (за 222 года) было 200 войн и нашествий, с XIV по XX век (за 525 лет) - 329 лет войны. Таким образом, Россия провоевала две трети своей жизни.
Для сохранения национальной независимости требовалось не только «собирание» материальных и политических сил, но и нужны были «добровольно соединившиеся» духовные силы [Ключевский, 1988: 56].
Дух соборности отмечали писатели и поэты, говорившие о картине народных бедствий: Л.Н. Толстой: «Всем миром навалиться хотят» («Война и мир»), К. Симонов: «Как будто за каждой российской околицей, // Крестом своих рук ограждая живых, // Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся // За в Бога не верующих внуков своих» («Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...»).
Соборное начало во многом определяет особый подтекст великих произведений русской словесности различных исторических эпох и различных литературных направлений [Есаулов, 1995: 267]: «Слово о полку Игореве», «Капитанская дочка», «Война и мир», «Братья Карамазовы» и др.
Идею соборности несет храмовая архитектура. Начиная с XIV века предметом особого внимания на Руси становится символ Троицы (Троицкий собор, иконы Троицы). Сергий Радонежский строит храм, «видя в нем призыв к единству Земли Русской» [Флоренский, 1989: 110]. Символизируя «единство в любви», Троица выступает идеалом для Руси, стремящейся путем «собирания земель» достигнуть духовного единства и братской любви [Пуришев, 1941: 16-19].
Икона, созданная Рублевым, «вражде и ненависти противопоставляет «взаимную любовь, струящуюся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе» [Пуришев, 1941: 16-19]. И Троицкий собор, и рублевская икона выражают одну и ту же идею «единство в любви». Расколотому миру они противопоставляют органическое «единство во множестве». Соборные начала становятся важнейшими ориентирами русского народа.
Теоретическое осмысление «соборности» впервые дано славянофилами. Славянофилы сквозь призму соборности стали оценивать славянство вообще и русский народ в частности. С ней было связано и представление о подлинной народности в ее русском национальном варианте. Смысл «соборности», подчеркнутый А.С. Хомяковым, был расширен в трудах писателей и философов А.К. Аксакова, Ф.М. Достоевского, С.Л. Франка, Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского, Вяч. Иванова. Одной из существеннейших черт русской души, о которой очень часто иронически говорят, что ее нельзя понять и определить, является, по-видимому, ее тяготение к соборности. Здесь преодолеваются границы «чужого», чужая боль становится «своей». Преобладание в русском социуме коллективности в ущерб развитию индивидуального начала составляет идеальный план концепта. Обратной стороной всякого коллективистского общества является потенциальный инфантилизм его членов. Это грозит порою всплесками анархизма, «русским бунтом». Чтобы преодолеть эту опасность, последний русский император Николай II мечтал о соединении самодержавия с крестьянством, с народом.
Несмотря на различное понимание «соборности», можно отметить существенные характеристики этого концепта: объединенность, добровольное (свободное) соединение людей на основе любви к Богу и друг к другу.
Дух соборности понимается как черта русской национальной личности широко. Это артельность, чувство локтя, соединение личного и общего в преодолении трудностей, взаимная помощь. Семантические доли концепта соборность «протягивают» прочные нити к понятиям артель, совет, мир [Верещагин, Костомаров, 1990: 324].
Идея соборности ощутима и в понятии «совет». Слово совет принадлежит к исконно славянской лексике и отражает явление культуры. Корень вът выражает основную идею собрания, обсуждения (этот же корень в словах завет, вещать, вече). Со - взаимность, вече, мирской сход, артельный круг, дума - формы, в которых протекает коллективный совет. Именно в России родилась такая форма государственной власти, как Советы, и в этом значении слово совет непереводимо на другие языки. Тем самым очевидно, что с концептом «соборность» связан и русский мир, понимаемый как община (миръ). «Власть Советов» была идеологическим и политическим ответом на вековые чаяния народных масс. В крестьянской стране только такой концепт мог выдержать конкуренцию с образом законного «царя-самодержца».
Община - явление ключевое для русской жизни. «Древнюю Русь можно представить как некую родовую общину, состоявшую, во-первых, из кровных семей и, во-вторых, покаяльных». Все взрослые обитатели Руси, включая царя и патриарха, были чьими-то духовными детьми» [Панченко, 1999: 33]. Мир и община являются синонимами. Понятие мир было центральным в сознании русских крестьян, ибо крестьянин осознавал себя членом русского общества не как индивид, а как член конкретной общины, конкретного «мира». Отличительной чертой русской общины являлось ее «центральное место в самоидентификации подавляющего числа членов русского общества и, следовательно, та значительная роль, которую община играла в общественной жизни в целом» [Лурье, 1998: 262].
Быть членом общины - значило жить в миру (ср. жить в мире - т.е. согласии), жить среди людей, вместе с людьми. До 1906 года любой крестьянин жил в миру, подчинялся решениям схода. Коллективным собственником крестьянской земли и был мир (мiръ), который через определенное время производил переделы земли. В основе мировоззрения крестьян лежало понятие о том, что земля - Божье достояние и должна использоваться по-божески. В случае обилия земли это означало, что каждый мог взять себе столько, сколько мог обработать, а в случае малоземелья - ее справедливое перераспределение. Принцип уравнительности - основополагающий в социальной жизни общины.
Крестьянский сход избирал старосту, который обладал лишь «исполнительной властью». Все важные решения принимались сообща. Авторитет мира был очень высок. Свидетельство тому - русские пословицы: «С миром не поспоришь», «Что миром положено, тому быть так», «Как мир захочет, рассудит, порядит», «Мирская слава сильна». В крестьянском миру, заботились друг о друге, обездоленным помогали: «С миром и беда не в убыток», «С миру по нитке - голому рубаха», «Всем миром» - вместе, сообща. «Как иногда мужики миром починяют дорогу, так и все мы сообща, миром, искали бы правды и смысла жизни» (А.П. Чехов, «Дом с мезонином»). На людях и умереть не страшно, все легко переносится. Отсюда исконно русское выражение - «На миру и смерть красна».
В концепте «мир» ощутим дух соборности. В этом смысле знаменательны толстовские строки: «Миром, все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью, будем молиться». Концепт «мир» отсвечивает разными семантическими красками. Это пространство, где живут «свои», без вражды, в любви, согласии, объединенность (в мольбе, вере) ради сохранения жизни. Представление о мире как общине лежит в основе традиционной поведенческой ситуации, которая, продолжая свое бытие в этнической памяти, позволяет постигнуть современную психологию русского народа и всю глобальность происходящих перемен.
В русском языке слово «мир» представлено двумя омонимическими формами: 1) с i десятеричным (древнерусское «мiръ») - вселенная, система мироздания; 2) с и восьмеричным (древнерусское «миръ») - согласие в обществе, спокойствие, отсутствие войны, мирная жизнь. Эти два значения изначально были связаны. Так, в древнегреческом языке «мир» называется словом «космос», что означает «порядок», «устроение», «обустроенное», космос противопоставляется «хаосу», беспорядку [Степанов, 1997: 106]. Различие значений «мiръ» и «миръ» возникают довольно поздно. На протяжении всего древнерусского периода оба значения постоянно смешиваются. Кроме того, в древнерусском языке миръ - понятие, обозначающее обжитое пространство - «наш мир», где живут «свои», в отличие от другого пространства, где живут «чужие». Употреблялось слово «мир» и в значении «земля», окружающая нас природа. Здесь уже намечено осмысление мира как жизни, «жизнь в миру» в противоположность отшельничеству - уходу от мира.
Мир - «весь мир, народ, спокойствие, согласие» [Фасмер, 1996: 626]; мир, спокойствие, вселенная, свет [Преображенский, 1958: 574]; отсутствие вражды, ссоры, войны [Черных, 1999; Т.I: 534]; Вселенная, наша земля, земной шар, свет, все люди, весь свет, род человеческий; община, общество крестьян, сходка [Даль, 2000: 388]; светская жизнь в противоположность монашеской, монастырской, церковной, сельская община с ее членами [Ожегов, 1995: 350].
По мнению М. Фасмера, значение «сельская община» [Фасмер, 1996, Т.II: 626] развилось из «мир, мирное сообщество».
Современный концепт «мир» соединяет в себе ряд представлений: совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве. Вселенная и согласие, отсутствие вражды, ссоры, войны; светская, гражданская жизнь в отличие от церковной.
И артель, и совет, и мир выражают дух единения, сообщества, соборности. Энергия соединения, коллективизма пронизывает все основные аспекты русской жизни. Поэтому в ней так трудно приживается регламентация. Юридический стиль поведения в отношениях частных людей нередко представляется чем-то некрасивым и даже безнравственным. Граница, дистанция между людьми часто размыты. Сложно смешиваются в современной российской жизни официальный и неофициальный стили. Однако непроизвольная доброта и сострадание людей друг другу по-прежнему укрепляются скрытой связью с «соборностью» как одной из констант русского мира.
3.6.3 Воля
«Воля» восходит к общеславянскому слову и.-е. характера *volja. И.-е. корень *vel, *vol - хотеть, желать (образовано с помощью суффикса ja) [Шанский, 1971: 91]. Основа та же, что и в глаголе велеть, но с перегласовкой о/е.
Укр. воля, др.-рус, ст.-слав, волю, болг. воля, бел. воля, с.-х. воља, слов, volja, ст.-польск. wola, чешск, vule, словацк. vola, в-луж. wola, н-луж. wola, макед. eoflja, лит. valia, латышск, vala «сила, власть», др.-инд. varas - «выбор, желание, предмет желаний» [Фасмер, 1996, Т.I: 348].
Таким образом, «воля» - способность осуществлять свои желания, достигнуть намеченной цели, желание, требование, приказание, свобода [Черных, 1999: 164]; данный человеку произвол действия, свобода, простор в поступках, отсутствие неволи, насилования, принуждения; власть или сила, нравственная мощь, право, могущество; желание, стремление, хотение; независимость, неподвластность, простор в действиях; самоволие, произвол; свобода от рабства, от крепостнического состояния [Даль, 1995: 110]; пожелание, требование; власть, возможность распоряжаться, свобода в проявлении чего-либо; свободное состояние, не в тюрьме, не взаперти [Ожегов, 1995: 92].
Ассоциативный словарь позволяет определить круг активно используемых лексем в связи с концептом «воля». На первом месте здесь значатся поле, свободный, жизнь [Караулов и др., 1994: 46] (вольная волюшка, простор, приволье, раздолье) [Александрова, 1995: 53].
В русской культуре в концепте «воля» присутствуют коннотации простора, широкого пространства.
Мне в душу повеяло жизнью и волей,
Вон - даль голубая видна.
И хочется в поле, в широкое поле,
Где, шествуя, сыплет цветами весна!
Ф. Тютчев
Воля рождает ассоциации с полем, степью. Для русского народа природа всегда была волей, привольем. Широкое пространство всегда владело сердцем русским [Лихачев, 1989: 61].
Русский мир отличается рядом особенностей, в частности, протяженностью и распахнутостью, дающими ключ к пониманию русского характера, среди значимых черт которого воля, удаль, широта души.
Генезис концепта «воля» восходит к тем временам, когда русский крестьянин был полным (вольным) хозяином своей жизни, когда на самом деле «волен», т.е. свободен, был каждый крестьянин, носивший в себе умелую и привычную силу, владевший великой тайной из дикой земли создавать плодородную почву.
Все исторически значимые социальные движения в России: казачество, народничество («Земля и воля», «Народная воля»), анархизм, бунты, восстания проходили под лозунгом «За вольную волю». Достаточно вспомнить пушкинского Пугачева («Улица моя тесна. Воли мне мало») или Разина. Не случайно В. Шукшин роман о бунтаре Степане Разине назвал «Я пришел дать вам волю». Для Шукшина Разин - воплощение черт русского характера - больше всего на свете ценит волю, ищет ее не только для себя, для всего Дона. Знаменателен в романе диалог между Степаном Разиным и Фролом: «Может, я тебя и слушал - вроде говоришь человеческие слова, но сам-то ты, Фрол, подневольная душа. Это ты с молоком всосал - нельзя на царя подняться. Ты ишо на руках у матери сидел, а уже вольным не был. И такие же у тебя мысли, хоть они кажутся верными. Они верные, но они подневольные. А других ты не знаешь. Чего же я буду выколачивать их из тебя, если их нету? На кой черт я гоняюсь за тобой?.. Я других с собой подбиваю - вольных людей. Ты думаешь, их нету на Руси?, а я думаю - есть... А мне, если ты меня спросишь, всего на свете воля дороже» (В. Шукшин).
Выражение «вольная воля» на первый взгляд кажется бессмысленным, как и фразеологизм «вольному воля», потому что построено на тавтологии. Но глубинное осмысление его в духовно-культурном контексте позволяет констатировать, что «вольная воля» - свобода без каких-либо ограничений, простор в действиях, независимость (от ничего), неподвластность (никому), нравственная мощь, бунтарство: «В поле две воли - кто осилит», «Дай ему волю - он все перевернет», «Дай душе волю, захочет и боле», «В чистом поле четыре воли: хоть туда, хоть сюда, хоть инаково».
Воля - специфический русский концепт. Воля переводится, к примеру, на английский язык как will - «желание» или чаще freedom «свобода». Для русского человека «свобода» - это воля, не ограниченная какими-либо нормами. Для англичанина «freedom» ассоциируется, скорее, с личными правами и личным пространством индивида.
Свобода, переживаемая и подсознательно понимаемая как безмерная воля, рождает тяготение к произволу, беззаконию, анархии: «Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом... русский идеал воли находит себе выражение в культе пустыни, дикой природы, кочевого быта... разгула, самозабвения, страсти, разбойничества, бунта» [Федотов, 1981: 182].
Не случайно во многих фразеологизмах «воля» представлена как негативное явление, как результат проявления своеволия, т.е. дурной воли: «Своя волюшка доводит до горькой долюшки», «Волю дать - добра не видать», «Больше воля - хуже доля».
Специфический русский колорит воли приводит к удивительно противоречивым формам ее практического воплощения, которые таят в себе возможность не только выдающихся достижений, но и заблуждений, и падений. Жажда свободы привела русский народ ко многим блистательным военным победам, но одновременно породила С. Разина, Е. Пугачева, Г. Распутина [Радзинский, 2000: 291-292], террор гражданской войны.
Русский концепт «воля» несет в себе одновременно возможности позитивного и негативного осмысления. В межкультурной коммуникации он чреват «взрывом».
3.6.4 Удаль
Удаль в различных словарях имеет широкий ряд синонимов - «смелость, решимость, отвага, отчаянная храбрость, молодечество» (В. Даль). Также «безудержная лихая смелость, соединенная с бойкостью, ухарством, молодечеством» (БТС), «задор, безудержная отвага» (ССРЛЯ). В этимологическом словаре обозначено свойство - «удал (у-да-л) - к дать, удачливый», т.е. счастливый в предприятиях, а отсюда - самоуверенный, отважный, смелый (А. Преображенский, ЭСРЯ).
Таким образом, удаль - не просто смелость, отвага, храбрость. Все эти характеристики усиливаются такими признаками, как безудержная, отчаянная, лихая, т.е. неудержимая, ничем не сдерживаемая, нерасчетливая, смелая до безрассудности.
Удаль требует простора, степи, своеволия. Удалый - полный удали, отличающийся удалью - постоянный эпитет фольклорных произведений: «Выезжал удалый добрый молодец», «Тебя как-то, молодца, да именем зовут, величают удалого по отчеству!» («Илья Муромец и Соловей-Разбойник»).
Удалой, удалец - храбрый, которому в отваге всегда удача. Удаль молодецкая воспета в народных песнях: «Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу» (Н.А. Некрасов). Русская удаль связана с риском, с трудно переводимым «авось», чреватым не одними победами, но порой и неожиданными поражениями.
У концепта есть и негативный полюс. Удалой, лихой человек - вор, разбойник. В ассоциативно-вербальной сети «удаль» нередко соседствует с определением «лихой».
К семантическому полю слова «удаль» оказывается причастным «подвиг». Оба эти концепта, до конца не переводимые на другие языки, несут, по мнению Д.С. Лихачева, «сокровенные черты русского человека», храбрость, помноженную на простор [Лихачев, 1997: 100].
У Л.Н. Толстого в романе «Война и мир» описано национальное проявление храбрости: «Француз, который при Ватерлоо сказал: «Гвардия умирает, но не сдается», и другие, в особенности французские герои, которые говорили достопамятные изречения, были храбры... но между их храбростью и храбростью капитана Тушина есть та разница, что если бы великое слово в каком бы то ни было случае шевельнулось в душе моего героя, я уверен, он не сказал бы его, во-первых, потому, что, сказав великое слово, он боялся бы этим самым испортить важное дело, и, во-вторых, потому что когда человек чувствует в себе силы сделать великое дело, какое бы то ни было слово не нужно. Это, по моему мнению, особенная и высокая черта русской храбрости».
В идеале удаль способна сочетаться не только с храбростью, но и особой сдержанностью, высшей скромностью, неким целомудрием, о котором писал Л.Н. Толстой. Концепт «удаль» диалектически связан с другими национальными концептами русского культурного мира.
3.6.5 Беспредельность
Беспредельность беспредельный предел. Этимологически «беспредельность» восходит к старославянскому дьлъ, префикс прь - «предел».
Предел - начало или конец, грань, край, рубеж, граница, конец одного и начало другого (В. Даль); последняя, крайняя грань, степень чего-либо, участь, судьба (С. Ожегов); крайний, максимальный (БТСРЯ); последняя, крайняя степень допустимого (ТСРЯ конца XX века), конец, край, абсолютный, перейти, переходить; крайняя степень, предельная возможность, порог (ССРЯ).
Для русского мира актуальными смыслами являются последняя, крайняя грань, максимализм, крайняя степень, предельная возможность. Русская душа поражает своей чрезмерностью во всем, своим постоянным выходом «за пределы».
Эта особенность обусловлена, в том числе географическими и историческими особенностями национального бытия [Трофимов, 1998: 102]. Необъятные пространства, экстремальный и склонный к резким колебаниям климат обусловили такие ситуации, когда выживание народа зависит от сверхнапряжения жизненных сил, будь то борьба с суровой и непредсказуемой природой или защита от внешней угрозы.
Беспредельность, чрезмерность русской души образно осмыслена в стихах А.К. Толстого:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубить, так уж сплеча,
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой.
Чрезмерность в положительном смысле воспринимается как широта и открытость души, отсутствие мелочной расчетливости. Это проявляется, к примеру, в доброжелательном гостеприимстве, хлебосольстве. Во всем мире русские традиционно считаются очень гостеприимными людьми. Если вас пригласили в гости, будьте готовы к тому, что вас так накормят, что вам еще долго не захочется есть. Причем это произойдет даже в том доме, где живут не очень богатые люди. Поделиться в порыве щедрой безмерности последним, но не ударить в грязь лицом - характерная особенность русской натуры.
Однако есть у этого свойства и обратная сторона. Русский человек привык расточительно относиться к жизни, руководствуясь принципом «Бог дал, Бог взял». Отсюда беззаботность, безрассудность, надежда на «авось». За таким расточительством скрывалась твердая уверенность, что все равно всего и так много. Русские помещики в безмерном порыве разгула теряли все свое состояние, «новые русские» поражают за границей своим мотовством. И дело здесь не только в том, что им легко и неправедно достались огромные деньги. Разгул имеет свою инерцию, свой ритм. Дойдя до предела, останавливаются, ищут выход.
Безмерный характер проявления душевных сил может порождать максимализм, экстремизм, фанатическую нетерпимость [Лосский, 1991: 263]. Эти душевные стихии отчасти предопределили прерывистый, скачкообразный ход истории России. В религии свидетельством максимализма и нетерпимости выступает история взаимодействия старообрядцев и никониан. Примером проявления фанатизма, исключающего «средний путь», является отношение Петра I к сыну. По этому поводу великий историк С.М. Соловьев писал: «Надобно выбирать - среднего быть не может. Для блага общего надобно пожертвовать недостойным сыном, надобно одним ударом уничтожить все преступные надежды».
Отсутствие у русских людей некой «серединной» устойчивости проявляется в «контрастности» поведения, в крайних противоположностях. «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек нередко знает лишь какую-либо одну из этих крайностей, середина же между ними не интересует его» (А.П. Чехов).
Для «русскости» характерны крайности. «Если европейцы стремятся к консолидирующей середине, то русский к всепобеждающему концу» [Соловьев, 1993: 226]. Крайности, контрасты, свойственные русским людям, проявляются и в извечной полемике с Западом. Так, Кутузов в «Войне и мире» - полная антитеза Наполеону, а Россия в романах Достоевского - абсолютная антитеза Западу.
Недостаток «средней области культуры» [Шубарт, 1999: 56], возможно, объясняет порой непонятную страсть к разрушению. Весьма показателен в этом смысле пример с разрушением храма Христа Спасителя в Москве и его восстановление в недавнем прошлом. Характерен алгоритм действий: разрушить старый мир «до основанья», а затем - «построить заново» лучший мир. При этом происходит переворачивание социальных ролей: «кто был ничем, тот станет всем». Здесь особенно примечательна молниеносность перехода от созидания к разрушению и обратно. Переход как отсутствие перехода, как скачок - такова одна из моделей ментальности, часто воплощающаяся в истории. Быть может, поэтому символ «ветра» - один из центральных в русской поэзии и культуре («ветры истории», «историческая буря»). Едва возникающему порядку в России тотчас угрожает хаос, содержащий разрушительный и созидательный потенциал. Быть может, поэтому никто не сумел усвоить античное представление о Хаосе глубже русского поэта Ф.И. Тютчева:
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?
Что значит странный голос твой,
То глухо-жалобный, то шумно?
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке -
И роешь, и взрываешь в нем
Порой неистовые звуки!..
О! страшных песен сих не пой.
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!..
О! Бурь заснувших не буди -
Под ними хаос шевелится!..
Ощущение края замечательно передал и Ф.М. Достоевский. «Забвение всякой мерки во всем - это потребность хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься с нее наполовину, и - в частных случаях, но весьма нередких - броситься в нее как ошалелому с головой» [Достоевский, 1989: 60]. Лишь потом «с такой же стремительностью, с таким же безмерным порывом русский человек спасает себя, но обычно когда и дойдет до последней черты, то есть когда пойти дальше некуда» [Достоевский, 1989: 63].
В русской народной сказке «горе» ведет хозяина из беды в беду, из кабака в кабак. Пропивший последнее мужик отказывается: «Нет, горе, воля твоя, а больше тащить нечего». «Как нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить надобно». Взял мужик сарафан, пропил и думает: «Вот когда пир! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене». И непременно надо было, дойти до конца, до предела, чтобы подумать о спасении.
3.6.6 Авось
Безрассудность русских проявляется в расчете на «авось». «Авось» восходит к местоименному сочетанию «а во се». Буквальный смысл сочетания «а вот». Указательное значение а во се постепенно заменяется на «вдруг», «если», конечный гласный утрачивается в потоке разговорной речи. Первые употребления слова «авось» как частицы со значением «может быть» относятся к XVII веку [Фасмер, 1996, Т. I: 59]. В XVIII веке «авось» - обычное слово. По мнению А.А. Потебни, из непосредственного местоименного указания на будущее событие (во-се, а-во-се - только что, недавно) произошло авось (а-во-се) как знак вероятности. Авось - может быть, станется, сбудется, с выражением желания или надежды. Авоська будущий желанный случай, счастье, удача, отвага, авоськать - пускаться на удачу, безрассудно надеяться (В. Даль).
Об огромной роли, которую «авось» играет в русской культуре, говорит бесчисленное множество народных пословиц и поговорок. «Авось Бог поможет», «Авось - вся надежда наша», «Ждем, пождем, авось и мы свое найдем».
Авось переводится на западноевропейские языки при помощи слов со значением «может быть», «возможно», к примеру, в английском perhaps, maybe [Вежбицкая, 1996: 77]. Однако употребление «авось» в русском языке показывает, что есть достаточно контекстов, в которых «авось» не соответствует perhaps, maybe. «Авось» содержит надежду на благоприятный для говорящего исход. «Лучше здесь остановиться и переждать, авось буран утихнет да небо прояснится; тогда найдем дорогу по звездам (А.С. Пушкин).
«Русское «авось» - это и отношение, трактующее жизнь как нечто непредсказуемое: авось обойдется, авось повезет, авось пронесет... Смысл в том, что не стоит слишком полагаться на рациональные действия, всего все равно не предусмотришь: авось да небось (да как-нибудь).
Концепт «авось» отражает особенности национального характера, способа мышления. В.О. Ключевский, характеризуя великоросса, отмечал, что своенравие климата и почвы обманывало скромные его ожидания и, привыкнув к этим обманам, великоросс любил подчас очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть «великорусский авось» [Ключевский, 1988: 24].
Возможно, с «авось» можно связать столь свойственный русским иррационализм, проявляющийся в безрассудстве, в неподдающихся объяснению с позиций логики поступках. Верно подмечено, что «русская душа ушиблена ширью» [Бердяев, 1990: 15], и поэтому за широтой души, порожденной необъятными пространствами, подчас скрывается отсутствие рационального взгляда на житейскую ситуацию.
Другая, как бы оборотная, но светлая сторона русского «авось» - широта души. «Авось» порождает хаос, который нередко оказывается более продуктивным, чем рациональный подход и строгий порядок.
В беспредельных метаниях способна укротить душу лишь одна Вера.
3.6.7 Вера
«Вера» - слово общеславянское индоевропейского происхождения (лат. verus - истинный, нем. wahr - верный). Является суффиксальным производным от той же основы, что и лат. venus - любовь, гот. wens надежда.
Первоначальное значение - истина, правда, затем вера, уверенность [Шанский, 1971: 74]. Закрепленная во внутренней форме связь веры и любви представляется одной из существенных позитивных констант русской ментальности.
Вера - уверенность, убеждение, твердое сознание, понятие о предметах высших, невещественных, духовных; верование, отсутствие всякого сомнения или колебания о бытии и существовании Бога; безусловное признание истин, открытых Богом; твердая надежда, упование, ожидание (В. Даль); убежденность, убеждение; религия, вероучение; вероисповедание; доверие [Александрова, 1959: 39]. Среди ассоциаций, возникающих в ассоциативно-вербальной сети в связи с концептом «Вера», на первом месте - Бог, надеяться [Караулов, 1994: 37].
В течение многих столетий определяющим фактором русской культуры была православная вера, определявшая нравственность. Судили о вере по аккуратным посещениям церкви, по соблюдению обрядов, но особенно по степени выполнения основных заповедей. «Креста на тебе нет» - говорили человеку, совершившему бессовестный поступок. «Живо по-божески», «живет по-христиански» - говорили о тех, кто был совестлив и милосерден [Русские, 1999: 654].
Вера поддерживала в русском человеке чувство ответственности за других и чувство ответственности перед Богом, твердую уверенность, что в жизни есть направление, смысл. Верующий человек способен бороться с экзистенциальным одиночеством.
Поклонение Богу ярко отраженно в языке русского народа: «Жить - Богу служить», «Друг обо друге, а Бог обо всех», «Русским Богом да русским царем святорусская земля стоит», «Бог всем судья», «Русский Бог велик», «С Богом пойдешь - до блага дойдешь», «Русь святая, православная, богатырская, мать святорусская земля».
Вера была важнейшей частью духовной жизни народа, что нашло подтверждение в пословицах и поговорках: «Вера спасает», «Вера и гору с места сдвинет», «Менять веру - менять и совесть», «У них вера хороша», «Без добрых дел вера мертва перед Богом». Об этом размышляли крупнейшие русские мыслители. По мысли И.А. Ильина, важно не только то, во что веришь, но еще и то, чем, т.е. какими силами души осуществляется вера. Русский человек верит сердцем, «...в сердце помещается такая скрытая функция сознания, как совесть» [Вышеславцев, 1992: 58]. В этом видится характерная особенность русского национального сознания.
Следует иметь в виду историческую изменчивость, подвижность концепта «Вера» («религиозность»). Достаточно сопоставить определения слова «религия» в разных словарях: «Богопочитание, вера в Бога»; «духовная вера, исповедание»; «мировоззрение, несовместимое с научным миропониманием, основанное на вере в существование Бога, сверхъестественных сил, управляющих миром» [Словарь русского языка, 1983: 704]; «мировоззрение, мироощущение и поведение, основанное на вере в существование Бога (богов)» [ТСРЯ конца XX в., 1998: 29].
Губительным для русской культуры, если учесть ее православную сущность, был насильственный атеизм, подчас направленный против основ народной ментальности: «Давно не смотрит Спас с божницы // И свет лампад давно погас» (С. Клычков).
Вместе с тем опасным для русской культуры было превращение правящей церкви в инструмент государственной политики накануне Октябрьской революции. Дойдя до предела в искоренении религии, постсоветское общество начало возрождать ее. Маятник качнулся в обратную сторону.
Стремление во всем дойти до предела способно проявляться как в разрушении, так и в созидательной работе. Однако никогда в русском обществе до конца не прерывалась глубинная религиозная традиция, которую воплощали в себе старцы и старицы, монахи и митрополиты, послушники и священники.
Нельзя сказать, что они действовали наперекор политической власти. Скорее они возражали силам более мощным и глобальным: материальным, эгоистичным стихиям тварного мира. Так и сегодня в православных храмах духовенство выступает против ценностей «культуры потребления», напоминая о ценностях нетленных: Вере, Надежде и Любви. Именно они защищают человека в хаотичном, неправедном мире от экзистенциального одиночества и тоски.
3.6.8 Тоска
Среди концептов русской культуры «тоска» занимает одно из центральных мест. Внутренняя форма слова «тоска» не прояснена окончательно. Его значения в древнерусском языке группируются вокруг признака «стеснение, давление, натиск».
Очевидно, праславянское слово было tъska. М. Фасмер соотносит слово «тоска» со словами тще, тщетный [Фасмер, 1996, т.4: 415]. И.И. Срезневский дает толкование смысла тьска с помощью слов «стеснение, притеснение; горе, печаль; волнение, беспокойство» [Срезневский, 1893-1912: 1057].
В словарях «тоска» - «стесненье духа, томленье духа, мучительная грусть; душевная тревога, беспокойство, боязнь, скука, горе, печаль, нойка сердца, скорбь», «тяжелое гнетущее чувство, душевная тревога», «скука, уныние, царящие где-либо, вызываемые однообразие обстановки, отсутствием дела, интереса к окружающему», то, что вызывает у кого-либо «состояние душевного томления, сильной скуки, уныния», «душевная тревога, уныние, скука», а также (разг.) что-либо «очень скучное, неинтересное» (С.И. Ожегов), «душевная тревога, соединенная с грустью, уныние».
В.И. Даль приводит множество сочетаний с этим словом и его производными: тосковать, тоскливый, тоскливость, тощища, тоскечушка, тоскователь, тоскуй, тоскнуть, тошнуть, тошновать. Синонимами слова «тоска» являются уныние, печаль, грусть, аналогами - хандра, сплин, депрессия, скорбь, скука. Безнадежность, отчаяние, страдание, ностальгия, томление [Новый объяснительный словарь синонимов, 1999: 264].
Н.А. Бердяев акцентировал различие между тоской, страхом и скукой. Первое - направлено на высший мир, последние два - на низший. В страхе присутствует опасность, в скуке - пустота и пошлость низшего мира. Тоскует же человек по чему-то иному, чем этот тленный мир. Тоска сопровождается одиночеством, чувством оставленности Богом, но она же пробуждает богосознание, дает надежду.
Склонность к тоске - особенная черта русского человека - связана и с природными факторами, с «тоской бесконечных равнин» (С. Есенин) и «пустынных, бесконечных дорог» (И. Бунин). Поистине противоречива «власть пространства» над русской душой (Н.А. Бердяев).
Слово «тоска» трудно перевести на другие языки именно из-за специфики обозначаемого им душевного состояния. Вот далеко не полные проявления концепта «тоска» в русской литературе: «Тоска любви Татьяну гонит...» (А. Пушкин), «Снова грусть и тоска мою грудь облегли» (С. Есенин), «Устал я жить в родном краю // В тоске по гречневым просторам» (С. Есенин), «Полюбил я тоской журавлиною // На высокой горе монастырь» (С. Есенин), «Черная тоска как-то сразу подкатила к сердцу Маргариты» (М. Булгаков), «Тоска сосала его сердце. Но еще больше томило его ожидание вечера и желание выплакать эту тоску в таком выражении, чтобы заплакал всякий» (Б. Пастернак). В русской литературе возникает особая ячейка ассоциативно-вербальной сети, связанная с метафоризацией и символизацией концепта «тоска».
«Тоска» оказывается связанной по принципу дополнительности и взаимного отрицания с концептами «беспредельность» и «удаль». Сразу вспоминается чисто русское противопоставление: «разгулье удалое и «сердечная тоска». В этом же стихотворении А.С. Пушкина намечен ассоциативный ряд русской тоски - «зимняя дорога», «скучная дорога», «глушь и снег», «печальная луна», «печальные поляны», равнина, снег, ночь. Те же компоненты можно встретить в рассказах А.П. Чехова «Каштанка» и «Тоска». В «Каштанке»: «крупный, пушистый снег» «красил все в белое», «чем больше темнел воздух», тем белее становились предметы». Но сюда примешиваются еще «отчаяние», ужас и горечь, овладевшие Каштанкой, которые заставляют ее «горько плакать».
В рассказе «Тоска» почти повторяется описание падающего в вечерних сумерках снега, который красит все в белое, но только теперь снег уже мокрый. Извозчик Иона Потапов стремится кому-нибудь рассказать о смерти сына, но, несмотря на множество людей вокруг него, никто его не понимает и просто не замечает.
Появляется ощущение неприкаянности и безысходности. Каштанка - «бессловесная тварь» - не может пожаловаться людям на свое горе. Иона тоже все равно что немой, либо все вокруг него глухие.
Ф.М. Достоевский, наряду с другими экзистенциальными мотивами в своем творчестве, затронул и мотив тоски. Вторая часть «Записок из подполья» озаглавлена «По поводу мокрого снега». Снег, «мокрый», уже не белого цвета, который является символом чистоты, а «желтый», «мутный», идет уже не первый день.
Этот отвратительный, «тошнотворно» желтый цвет снега, оттепель, слякоть, сырость и промозглость петербургской погоды заставляют «антигероя» припомнить «анекдот» из собственной жизни из разряда «скверных», который не дает ему покоя на протяжении многих лет. Мужчина встречает «неуютную», «чужую» женщину, с которой он проводит ночь. После этого в нем «накипают тоска и желчь».
Настенные часы в узкой, тесной и низкой комнате хрипят, как от «сильного давления», будто их кто-то «душит»: на столе - огарок свечи. «Случайная» женщина смотрит холодным, безучастным взглядом, нехотя отвечает на вопросы («тошно» отвечать). В «Исповеди Ипполита» из романа «Идиот» появляется мотив «смертной Тоски».
Одиночество и тоска неизбежно сцепляются друг с другом, что особенно характерно для такой сферы концепта, как «тоска по родине».
Более всего встречаемая среди русских эмигрантов, она выражается зачастую словом иностранного происхождения - «ностальгия».
Интересно отметить, что слово «ностальгия» в русском языке часто неверно употребляется в значении «тоска по прошлому», тогда как в английском языке равноправно сосуществуют два значения соответствующего: «тоска по дому / родине» и «тоска по прошлому». В стихотворении Арсения Тарковского «Вещи» обнаруживается новая грань образа - «тоска по будущему» («но только по грядущему тоскую и не жалею начинать сначала»).
Актуальный план концепта можно проследить на примерах текстов русской эстрады последних десятилетий. В песне «Бессонница» из репертуара Аллы Пугачевой есть такие строки: «Тоска за мною гонится, // За прошлое плачу. // Уйди, прошу, бессонница, // забыть его хочу// Тоска за мною гонится // У бездны на краю...» и т. д. В песне рок-группы «Агата Кристи» речь идет о «тоске без начала, тоске без конца». Мотив ностальгии, стремления к чему-то недоступному присутствует в текстах песен Александра Буйнова.
Образ русской тоски оказывается чрезвычайно живучим. В национальной концептосфере русской культуры продолжает активно ощущаться внутренняя форма слова - теснота, тиски в противовес широте, удали, воле.
Тоска закрадывается в душу, если человек утрачивает смысл жизни. Она настигает человека, потерявшего связь с общим делом и с делающими это дело людьми. Разрыв с «соборностью», выпадение из нее часто порождают «тоску».
Русская концептосфера представляет собой набор концептов и констант, определяемый особенностями их сцепления. Ее функционирование приводит к постоянному возникновению и взаимоналожению концептов. При сравнении русской концептосферы с культурными мирами других европейских народов в ней выявляются значимые несовпадения, зияния и лакуны, обусловливающие и затрудняющие межкультурную коммуникацию, преодоление которых является составляющей профессиональной компетентности будущего специалиста.
Заключение
Монография посвящена теории и практике концептуального описания языковых единиц в вузовском образовании. В основе концепции исследования - идея реализации проблем обучения в широком контексте культуры и новой антропоцентрической парадигмы образования.
Культура рассматривается в работе применительно к аспектам взаимодействия с языком и языковой личностью, что потребовало пересмотра общей методологии. Методология понимается как важнейшие факторы и условия разработки дидактической системы концептуального описания языковых единиц. Факторы определяют систему понятий, отбор наиболее существенных теоретических положений по педагогике, психологии, лингвистике, лингводидактике, а условия обеспечивают приемы, средства и формы практической работы.
Главное внимание в реферируемой работе было обращено на человека, творящего язык, на формирование языковой личности, технологии личностной профессиональной значимости.
Реализация деятельностного аспекта обучения обеспечивается, по нашему мнению, владением новейшими технологиями, методами исследования, а также творческим подходом к решению профессиональных задач. Технологии обучения студентов-лингвистов эффективным способам профессионального общения разработаны на основе концептуального описания языковых единиц, внедрения дидактической интегративной системы (ДИС).
Подобные документы
Основные вопросы и задачи описания русского языка как иностранного в лингводидактических целях. Специфическая интерпретация фактов иностранного языка. Особенности создания системы градуированных списков слов (с учетом их семантической характеристики).
контрольная работа [814,5 K], добавлен 03.05.2015Методический аспект описания языка. Связь методики изучения языка с педагогической психологией в методологическом отношении. Взаимосвязь восприятия и понимания речи. Цель лингводидактического исследования материала для учебников, выделение основ обучения.
статья [37,1 K], добавлен 02.05.2015Изучение способов перевода слова, обозначающего специфические реалии, изменения числа и типа предложений. Характеристика эквивалентности перевода при передаче семантики языковых единиц, принципов описания фразеологических и грамматических соответствий.
курсовая работа [133,7 K], добавлен 18.05.2011Проблемы межкультурной коммуникации в современных условиях. Компоненты культуры, несущие национально-специфическую окраску. Причины, осложняющие коммуникацию. Роль лексики в формировании личности и национального характера. Политическая корректность языка.
презентация [2,0 M], добавлен 27.10.2013Место лексикографии среди лингвистических дисциплин. Статус терминологической лексикографии, пути описания языка профессиональной коммуникации. Лексикографические термины как объект описания специальных словарей. Основные критерии отбора терминов.
курсовая работа [35,6 K], добавлен 30.10.2014Сопоставление фразеологических единиц русского и польского языков с компонентом-зоонимом. Системные отношения во фразеологии: синонимия, антонимия, многозначность, омонимия фразеологических единиц, их происхождение и стилистическая принадлежность.
курсовая работа [55,1 K], добавлен 20.03.2013Цветовая концептуализация мира на основе лингвистического анализа английских фразеологических единиц (идиом) с компонентом цвета. Обработка данных в семантическом, структурном, концептуальном, статистическом аспектах. Цветовая картина мира англичан.
курсовая работа [222,4 K], добавлен 10.06.2011Лингвистическое исследование картины мира. Анализ процесса концептуализации и языковой репрезентации в рамках когнитивного подхода. Формирование и отражение в немецкой национальной картине мира концепта огня; его понятийная и образная составляющие.
дипломная работа [74,3 K], добавлен 23.09.2013Изучение лингвокультурологического подхода в лингвистике. Концепт "семья" в лексическом и идиоматическом фонде языка. Устойчивые единицы языка, фразеологический фонд и паремии. Концепт "родной дом" как элемент концептуального пространства понятия "семья".
дипломная работа [97,9 K], добавлен 06.01.2016Русский язык в современном обществе. Происхождение и развитие русского языка. Отличительные особенности русского языка. Упорядочение языковых явлений в единый свод правил. Главные проблемы функционирования русского языка и поддержки русской культуры.
реферат [24,9 K], добавлен 09.04.2015
