Лексикология современного русского языка

ЯКМ может быть общей (общенациональной, общерусской -- т.е. одинаковой для каждого говорящего на русском языке и воспитанного на русской культуре) и индивидуальной (для определенной языковой личности, в определенном идиолекте, т.е. индивидуально-авторской). Например, в слове ДАЛЬ отражен один из пространственных концептов русского языка (простирающийся далеко), который неразрывно связан с таким национально окрашенным концептом, как простор (родной земли), наиболее ярко отраженный в словах известной песни советских времен «широка страна моя родная» или «от Москвы до самых до окраин» (ср. также и слова Н.В. Гоголя: «Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!»). А вот в поэме А.Т. Твардовского «За далью -- даль» это слово наполняется еще и индивидуально-авторскими приращениями смысла, -- с одной стороны, конкретными понятиями: «определенный край, часть страны -- Волга, Урал, Сибирь, Дальний Восток, -- все, что «далеко от Москвы», основные вехи пути автора от Москвы до Тихого океана, что нашло выражение в конкретных сочетаниях типа «а там своя, иная даль», «другая даль», «за далью -- даль»; с другой -- это и даль как категория временная (даль памяти), что выражается в лирических отступлениях-воспоминаниях о тех или иных событиях из жизни страны или биографии автора.

ЯКМ динамична, т.е. изменяется во времени (вспомним изменение представления о небе). Поэтому при изучении языка с точки зрения КМ, в лингвокультурологическом аспекте исследователи занимаются реконструкцией культурных мотиваций, т.е. обращаются к истории культурных представлений носителей языка. А язык, слова -- это зеркало, в котором эти представления отражены. Именно в связи с этим В. фон Гумбольдт говорил о внутренней форме языка, а А.А. Потебня о внутренней форме слова. Ю.С. Степанов в своем словаре «Константы. Словарь русской культуры» так и рассматривает основные концепты русской культуры, реконструируя внутреннюю форму слов -- имен концептов, т.е. с точки зрения их истоков, этимологии. Таким образом, ЯКМ -- это, по словам Е.С. Яковлевой, «историческая память языка о слове (концепте) и его семантическом ореоле».

Что же такое концепт? Концепт, по определению Ю.С. Степанова, -- это «основная ячейка культуры в ментальном мире человека…, это как бы сгусток культуры в сознании человека». Итак, концепт -- это определенное понятие о какой-либо вещи в национальной культуре и национальном языке. Концепт -- это единица ментальности, а ментальность -- это способ видения мира, миропонимание в категориях и формах родного языка; отсюда и менталитет -- национальный характер, «склад души» народа.

Ключевые концепты национальной культуры -- это обусловленные ею базовые (ядерные) единицы КМ, обладающие экзистенциональной (существенной) значимостью как для общества в целом, так для отдельной ЯЛ. Они находят в языке выражение в т.н. ключевых словах, т.е. таких, которые являются «ключом» для понимания тех или иных фрагментов культуры (А.Д. Шмелев).

Концепты культуры образуют в сознании человека некую концептосферу (термин Д.С. Лихачева, предложенный в статье «Концептосфера русского языка». См. * Приложение 1. Хрестоматия. Текст № 8.). Они возникают в сознании человека не только как намеки на возможное значение, но и как отклик на предшествующий языковой опыт человека -- поэтический, научный, социальный и исторический.

О ключевых словах (концептах) русской культуры пишут сейчас многие исследователи (А. Вежбицкая, А.Д. Шмелев и мн. др.). Они делятся на универсальные категории культуры («космические», философские: время, пространство, движение); социальные категории культуры (свобода, право, труд, богатство, собственность) и национальные категории культуры (воля, доля, интеллигентность, соборность и т.п.). Последние могут быть как «крупными», так и «мелкими» (ср.: время и завтра; бессмертие и Кощей Бессмертный); они могут называться как именами нарицательными (обобщенные понятия), так и именами собственными (конкретные понятия).

По А.Д. Шмелеву («Лексический состав русского языка как отражение русской души») для русской ЯКМ наиболее показательны:

слова универсальных философских концептов (правда, долг, свобода, добро и т.п.);

понятия, особо значимые для русской культуры (судьба, жалость, душа и т.п.);

уникальные русские концепты, специфичные для русской ментальности (тоска, удаль и т.п.);

«мелкие» слова как выражение национального характера (авось и др.: частицы, междометия).

Таким образом, язык, слово -- это, по словам Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, -- «коллективная память носителей языка», «зеркало жизни нации».

Концептуальный анализ, взятый на вооружение когнитивной лингвистикой, позволяет рассмотреть многие культурные ценности и сферы культур мира.

Поскольку мы получаем сведения о концептах не из реального мира, а по их представлениям, реализациям в языке (вернее, в наивном сознании, закрепленном в языке), то двусторонние единицы естественного языка (прежде всего лексемы, слова и их сочетания) становятся как бы «телами» или «именами» концептов. Задача исследователя в таком случае заключается в моделировании концепта методом реконструкции его из языковых единиц (их формы, смыслов, этимологии и т.п.) и их связей (парадигматических и синтагматических) с другими единицами языка. Наиболее продуктивным в этом отношении является этимологический подход (Ю.С. Степанов) и полевой, или метод ассоциативно-семантического поля (В.В. Воробьев).

Например, концепт ДОМ («жилище человека») описан в работе Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова «Дом бытия языка» именно с использованием последнего метода, в результате которого выясняется, что понятие ДОМ включает в себя следующие тематические (ТГ) и лексико-семантические группы (ЛСГ) слов и связанные с ними смыслы:

1) составные части дома:

СТЕНА (вертикаль: лезть на стену; прочность: биться головой о стену; защита: дома и стены помогают);

КРЫША (кров, кровля; покров, покровительство -- защита: от отчего крова до криминальной «крыши» и Божьего дома); ПОТОЛОК (ограничение: это его потолок);

ОКНО (связь с миром: выглянуть в окно, подслушивать под окном, «в Европу прорубить окно»; защита: закрой окно);

ДВЕРИ (выход: хлопнуть дверью; вход: ломиться в открытую дверь; защита: запри дверь; ПОРОГ -- рубеж, граница: не пустить на порог, обивать пороги).

Все составляющие русского дома, как мы видим, пронизаны символикой -- и прежде всего связаны с защитой человека от внешнего мира: дом -- оберег, спасение, укрытие, та граница, за которую не может войти чужой, чуждая сила. Дом (его стены, потолок, крыша) воспринимался как пространственная граница «своего» и «чужого». Не случайно многие названия этимологически и метафорически сближаются с частями человеческого тела: окно (око -- глаз), наличник (лицо), крыша (кров, покров -- одежда, прикрывающая тело от посторонних глаз), устье печи (уста, рот) и т.п. -- все уподоблялось человеку или Вселенной (природе): например, двускатная крыша уподоблялась небосводу.

Немаловажную роль в символике дома играло и его назначение, и убранство и т.п., что мы выносим в следующую ТГ, включающую ДОМ в ряды смежных понятий и лексем (как старых, историзмов и архаизмов, так и новых, неологизмов, -- т.к. концепт, как мы уже говорили, динамичен).

2) облик дома (виды домов): размер -- высотка («сталинские высотки»), пятиэтажка, одноэтажный дом, пятистенок, большой дом, особняк, избушка, домик; материал -- сруб, шалаш, мазанка, палатка, шатер, кирпичный дом, деревянный дом, саманный дом; статус -- богатый дом, купеческий дом, дворец, терем, палаты («Все в том городе богаты, Изоб нет, одни палаты»), хибара, трущобы, хрущобы, новый дом, старый дом, развалюха, барак); назначение -- гостиница, притон, ночлежка, жилье, общага; метафоры и эпитеты -- берлога, нора, конюшня, гнездо (« Варвара неутомимо украшала свое гнездо»), обитель, приют, храм; национальный тип -- хата, изба, юрта, яранга, сакля и т.п.

3) ИЗБА как традиционное русское жилище представляет особую ТГ со своими составляющими: ПЕЧЬ -- труба (связь с иным миром), лежанка (Хочешь есть калачи -- не лежи на печи), полати; утварь (ухват, чугунок); СТОЛ -- еда: хлеб, пироги, щи, каша (Щи да каша -- пища наша); самовар («У самовара я и моя Маша»); УЮТ -- горница («В горнице моей светло»), лавка, красный угол, перина, подзор, занавески; ДВОР -- колодец; собака, куры, корова, теленок; СЕМЬЯ -- хозяин, хозяйка, домовой («Храни меня, мой добрый домовой…») и т.п.

Концепты, как мы видим, пересекаются и могут входит как составляющие в поле другого концепта (например, ДОМ и СЕМЬЯ, ДОМ и УЮТ).

Основные понятия данной темы отражены в опорной схеме (См.* Приложение 2. Опорные схемы. Схема № 7. Языковая картина мира.)

4.2.2 Национально-культурная специфика русской лексики

Понятие лингвоспецифичной (россиеведческой) лексики. Безэквивалентная и неполноэквивалентная (фоновая) лексика. Национально-культурные стереотипы языкового сознания. Когнитивная база и когнитивное пространство языковой личности. Источники национально-культурных коннотаций. Направления изучения ЯКМ. Лингвокультурологические словари.

Слова (и концепты), характерные для определенной национальной культуры (и определенного языка) называют по-разному: лингвоспецифичными (А.Д. Шмелев), культурно-специфичными (В.А. Маслова), лингвострановедчески ценными (Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров) и т.п., а характерные именно для русской культуры -- россиеведчески ценными (М.А. Денисова). Это такие, например, слова, как УТРО, ДЕНЬ, ВЕЧЕР, НОЧЬ: в русском понимании ночь -- время, когда надо спать, а утро -- когда уже просыпаешься (поэтому мы говорим явился в два часа ночи, но: в пять часов утра); в английском же night -- от 20 до 24 часов, а потом все -- morning (от полночи до полдня): т.е. чисто условное деление суток, поэтому там типично сочетание в два часа утра (пример А.Д. Шмелева).

В семантике таких слов и ФЕ есть т.н. национально-культурные компоненты (НКК) смысла: национально-культурные семы (В.А. Маслова) или национально-культурные коннотации (В.Н. Телия) -- различного рода дополнительные, национально специфичные смыслы, ассоциации, прагматическая окраска, т.е. все то, что, как пишет В.Н. Телия, составляет «интерпретацию денотативного ЛЗ в категориях культуры».

Национально-культурные коннотации имеют даже такие обыкновенные слова, как ДОМ (ср.: дружить домами -- символ семьи) или СТОЛ (ср.: застолье; застольные речи, песни, беседы; стол ломился от яств -- символ гостеприимства и общения), КАРТОШКА (сидеть на одной картошке; картошка -- хлебу присошка -- второй хлеб) и ХЛЕБ (хлеб да соль; хлебосольный; зарабатывать на хлеб -- символ жизни).

В зависимости от наличия НКК в смысловой структуре слова лексика русского языка подразделяется на эквивалентную и безэквивалентную.

К эквивалентной лексике обычно относят слова, не содержащие НКК и потому свободно переводимые на другой язык. Если учесть, что есть переводные словари, то таких слов большинство (это обычные, не «экзотические» слова типа зеленый, любить, школа и т.п.): при переводе к ним подбирается эквивалентное слово (называющее то же понятие) другого языка (green, love, school). К безэквивалентной лексике относят слова, не переводимые на другой язык, т.к. их денотативное значение (лексическое понятие) оказывается полностью национально-культурным (самовар, балалайка, щи, ватрушка и т.п.). Такие слова, попадающие в другой язык, называют экзотизмами, они не переводятся (т.к. у них нет эквивалента в другом языке), а транслитерируются.

Однако на практике оказывается, что эквивалентные слова не всегда эквивалентны. У них могут не совпадать переносные и другие производные значения (например, по-английски нельзя сказать она появилась в облаке кружев, т.к. в английском cloud соответствует двум русским словам облако и туча, но зато cloud имеет еще значения «темная прожилка, пятно» и «плотная накидка, шаль», которых нет в русском ни у слова облако, ни у слова туча) или коннотации (как, например, перевести зятек или мальчонка?). И уж конечно, у многих т.н. эквивалентных слов не совпадает лексический фон. И таких слов большинство, если не каждое. Например, русскому палец в английском соответствуют finger и toes (т.к. англичанин по-другому членит человеческое тело и различает пальцы ноги и руки). Или возьмем, такие русские слова, как печь (русская печь, а не плита) или баня. В таком случае и приходится говорить о неполноэквивалентной, или фоновой лексике.

Все это, правда, касается только сопоставительного аспекта языкознания, в сравнении с определенными языками. Например, очень показательны в этом отношении цветообозначения. При почти полном совпадении денотативных значений, они различаются коннотациями и фоновыми знаниями, особенно символикой. Так в русском и многих западных культурах черный -- цвет траура, смерти, а в восточных культурах символ траура -- белый. У русских черный кот -- знак беды, неудачи («говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет» -- поется в популярной песне), а американец запросто может подарить поздравительную открытку с изображением черного кота как символа удачи, счастья.

Поэтому основным условием межкультурной коммуникации являются фоновые знания, т.е. знания реалий и культуры, которым взаимно обладают и говорящий и слушающий.

Много примеров сопоставительного анализа слов (и концептов) в разных ЯКМ мы находим в работах А. Вежбицкой (см. список литературы): таких, как дружба, свобода и др.

Подробно фоновые знания рассматриваются в курсе лингвострановедения на отделении РКИ, т.к. они чрезвычайно важны в межъязыковой коммуникации, в методике преподавания русского языка как иностранного, однако лингвострановедческая теория слова важна и в курсе лексикологии. Эта теория (разработанная Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым) предполагает, что ЛЗ слова, помимо денотативного значения и коннотаций содержат еще и т.н. лексический фон (экстралингвистические, энциклопедические, историко-культурные знания о называемом предмете и явлении). Например, слово ДОМ помимо денотативного значения (строение для жилья человека) содержит фоновые знания о типе русского дома, которые примитивно выражаются даже в детском рисунке дома, обычно стереотипном (одноэтажный, двускатная крыша с печной трубой и идущим из нее дымом, окно с крестообразной рамой и входная дверь с крыльцом перед ней). Или СТОЛ -- прямоугольный на четырех ножках, покрытый скатертью, со стоящим на нем самоваром. А глагол РАЗДЕВАТЬСЯ предполагает снятие одежды перед сном, как и ЛОЖИТЬСЯ («Ну, я буду раздеваться»,- говорит героиня фильма «Приходите завтра», ложась спать. «А наш-то вовсе не ложился» -- говорит домработница о хозяине, который всю ночь не спал, а занимался уничтожением собственных «творений»).

Национально-культурные смыслы стереотипны (привычны) для всех носителей языка, т.к. усваиваются, как говориться, «с молоком матери», и потому воспроизводимы в речи. Они выступают как своего рода шаблоны национально-культурного миропонимания (их называют в когнитивной лингвистике -- фреймы или гештальты памяти, а в лингвокультурологии и лингвострановедении -- лингвокультуремы или логоэпистемы) -- это своеобразные национально-культурные стереотипы речевого общения. Они составляют т.н. когнитивную базу и когнитивное пространство этноса и определенной языковой личности.

Когнитивная база -- это совокупность обязательных знаний и национально-культурных представлений, которыми обладают все носители национально-культурного менталитета. Эти знания существуют в сознании человека как бы в свернутом виде и при общении разворачиваются, как «лента памяти».

Когнитивное пространство -- это форма существования культуры в сознании человека. Оно может быть коллективным (например, у людей одного круга, представителей одной профессии, сферы деятельности) и индивидуальным, личностным («своим» для каждой личности). Например, Баба Яга (Яга-баба) -- в русских сказках: страшная (уродливая, крючконосая, с костяной ногой) и злая ведьма (обладающая большой колдовской силой) в ступе и с помелом, которая похищает детей (это вытекает из текстов сказок; немало данному представлению способствовала и известная картина В.М. Васнецова «Баба Яга») -- эти знания входят в когнитивную базу каждой личности, каждого русского. Однако в когнитивном (коллективном) пространстве любого филолога-фольклориста есть еще и профессиональные знания об этом сказочном персонаже: например, о том, что Баба Яга не только вредит, но и помогает герою (двойственный образ: добра и зла), что выявляется и из двойственной этимологии имени Яга: с одной стороны -- праславянский корень -йег- «зло, страх, ужас», с другой -- индоевропейский -йа- «обладающий жизненной силой, вечный» (ср. Янус); кроме того ее атрибуты (костяная нога, помело, ступа, печь) -- пережитки архаических обрядов (посвящение, очищение, похороны и др.). Но возможно и индивидуальное отношение к этому персонажу: например, сравним «прелестный» персонаж Бабу Ягу в сказе Леонида Филатова «Про Федота стрельца, удалого молодца» («Ну, случайно, ну, шутя, Сбилась с верного путя! Дак ведь я -- дитя природы, Пусть дурное, но -- дитя!») или «жалостливый» персонаж стихотворения Ивана Бунина «Баба Яга» («Я состарилась, изболелась вся -- Десять сот годов берегу ларец! Будь огонь в светце -- я б погрелася, Будь дрова в печи -- похлебала б щец»).

Знание этих стереотипов (его называют еще лингвокультурной компетенцией) и служит тем информационным фоном (фоновые знания), на котором воспринимаются НКК языковых единиц.

Источниками (и носителями) этих НКК являются:

1) традиционные ритуалы и обряды национальной культуры: заговоры, сватовство, поминки, похороны (например, блины -- не только традиционное национальное кушанье, но и ритуальный знак -- их обязательно подают на поминках; блины пекут и на Масленицу -- как символ солнца, весны);

2) паремии: пословицы и поговорки (без блина не Маслена; блин не клин -- брюха не расколет; где блины, там и мы);

3) устойчивые сравнения (как блин масленый; как блины печет; как с гуся вода; как корова на льду; как ошпаренный);

4) символы, метафоры: зооморфизмы, цветообозначения и т.п. (ворона, билет потерял; ну и медведь, опять на ногу наступил; слон в посудной лавке; красное знамя -- символ пролитой крови);

5) русский фольклор и русская литература -- прецедентные имена (имена литературных и сказочных персонажей, всем известные и часто воспроизводимые в речи) и крылатые слова из них: (колобок, теремок, Кощей, Руслан и Людмила);

6) русская история и историзмы, прецедентные имена исторических лиц (городовой, бояре, приказчик; Сусанин, Чапаев, Пушкин, Суворов);

7) социальный строй и т.н. «советизмы» (субботник, коллективизация, большевики, пионеры);

8) христианская культура -- церковнославянизмы и библеизмы (черт, Бог, ангел, ковчег, Каин и Авель, Христос, исповедь, колокол);

9) имена собственные: русские антропонимы (Василиса, Алена, Маша, Катюша, Ванька: Иван Иванович, Иван Никифорович; Егоровна, Михалыч; Иванов, Петров, Сидоров) и топонимы (названия известных русских географических объектов: Москва, Питер, Сибирь, Дальний Восток, Байкал, Урал, Волга);

10) русская фразеология (каши не сваришь, родился в сорочке, лезть на рожон).

О национально-культурной специфике имен собственных и ФЕ речь пойдет отдельно, в следующих темах.

Таким образом, каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира, называемый языковой картиной мира. Культурные концепты, выражаемые в ней, создают некие стереотипы национального сознания (когнитивное культурное пространство). Способ концептуализации мира отчасти универсален, отчасти национален, специфичен, т.е. представители разных народов видят мир сквозь призму своих языков. Свойственный языку способ отражения действительности наивен, т.е. отличается от научной картины мира, и эта наивная модель мира «навязывается» как обязательная всем носителям языка (через обязательную -- «облигаторную» литературу, фольклор и т.п.). Языковая картина мира (его миропонимание, отраженное в языке) осознается в контексте культурных традиций народа, т.е. язык не только отражает действительность в форме ее наивной картины, но и, накапливая информацию, передает другим поколениям культурные установки и традиции.

Основными направлениями современного изучения языковой картины мира является исследование отдельных «ключевых» концептов как фрагментов ЯКМ; реконструкция целостной ЯКМ и ее описание в словарях; изучение ЯКМ в личностном аспекте (языковой личности), в том числе в идиолекте отдельных писателей (образ мира в слове писателя); лингвокультурологический (лингвострановедческий) аспект в курсе методики преподавания РКИ. Формируется и специальное, лингвокультурологическое направление в лексикографии.

Жанр лингвокультурологических словарей еще не сложился, поэтому сюда относят и культурологические, и лингвострановедческие, и лингвокультурологические словари.

Культурологическими словарями называют словари, посвященные описанию явлений материальной и духовной культуры определенной эпохи или соответствующим реалиям и концептам в их развитии. Понятно, что данные словари представляют собой конгломерат лингвистических и энциклопедических словарей, который частично присутствовал еще в толковом словаре В.И. Даля (см., например, в нем словарные статьи БАНЯ, КАША, ЛАПТИ, ЛЕШИЙ и под.). Современные словари этого типа представлены фрагментарным или тематическим описанием реалий русского быта, традиций и обрядов. Например, «Словарь православной церковной культуры» Г.Н. Скляревской (2000) описывает церковно-богословские понятия и реалии (КАДИЛО, КАИН, КАМИЛАВКА, КАНОН, КАНУН, КИЕВО-ПЕЧЕРСКАЯ ЛАВРА, КИОТ и т.п.). Лингвистическая характеристика термина дополнена энциклопедической информацией и иллюстрациями. К тому же типу можно отнести «Краткий иконописный словарь» В.В. Филатова (1996).

Другое тематическое направление чрезвычайно интересно представлено в словаре Р.М. Кирсановой «Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм -- вещь и образ в русской литературе XIX века» (1989). В словаре описываются наименования тканей и одежды, дается подробное описание реалии, богатые иллюстрации, а начинается каждая словарная статья цитатой из литературного произведения. Например: АРХАЛУК. «На нем был серый нанковый однобортный архалук, подбитый мерлушками» (Григорович Д.В. «Антон-горемыка). Архалук, ахалук -- в России XIX в. мужской кафтан без пуговиц и не имеющий плечевых швов… Архалуки шили из плотной шелковой или хлопчатобумажной ткани, как правило, с орнаментом в виде разноцветных полос… Архалук первоначально использовался только как домашняя одежда, с сохранением всех особенной кроя и орнаментации ткани, принятой на Востоке… Самый знаменитый литературный обладатель архалука -- Ноздрев -- «чернявый просто в полосатом архалуке» (Гоголь Н.В., «Мертвые души»)… В середине XIX в. название архалук обозначало уже всякий полосатый халат… и т.д.

В «Словаре моды» Т.А. Терешкович (1999) можно найти статьи обо всем, что имеет отношение к моде, одежде, аксессуарам разных времен и народов.

Лингвоэнциклопедический словарь В.С. Елистратова «Язык старой Москвы» (1997) содержит описание интереснейших культурных феноменов: это словарное описание старомосковского языка (преимущественно неофициально-разговорные названия, имена, топонимы) и быта XIX -- начала XX века.

Представляет интерес названный культурологическим словарь И.В. Андреевой и Н.В. Баско «Русская деревня. XX век» (2003), в котором авторы знакомят современного (городского) читателя с жизнью русской деревни, объясняя значения известных и малоизвестных (местных) слов, иллюстрируя их цитатами из прозы писателей-«деревенщиков», раскрывающей особенности русской ментальности. Словарь состоит из двух частей. Первая часть -- толковый словарь наиболее употребительной «деревенской» лексики (например, такой как амбар, бабенка, бадья, баня, батог, баянист, берданка, береста, береза, блин, болото, борозда и т.п.). Сюда же включаются объяснения многих народных названий дней сельскохозяйственного календаря (Авдотья-малиновка -- народное название 17 августа, приметного дня у земледельцев в конце лета; Герасим-грачевник -- народное название 17 марта, праздник прилета грачей и др.). Вторая часть -- объяснительный словарь к деревенской прозе ХХ века (северная деревня Ф. Абрамова и В. Белова; донская станица М. Шолохова; сибирская деревня В. Распутина, В. Шукшина и В. Астафьева).

Комплексное описание этнографических реалий одного из северных регионов России представлено в словаре «Духовная культура Северного Белозерья» (1997). Словарные статьи посвящены различным праздникам (ПАСХА, ТРОИЦА), семейным обрядам и типам поведения (ГУЛЯНИЯ, ЗАСТОЛЬЕ, СВАДЬБА), играм (ВОЛЧОК, ЛАПТИ), мифологическим персонажам (ДОМОВОЙ, КИКИМОРА), лицам, выполняющим важные функции в традиционной жизни (ГАРМОНИСТ, ПАСТУХ) и т.п.

Культурологический характер носят многие энциклопедические словари последнего времени. Так, толкования образов и символов славянской мифологии находим в академическом словаре «Славянская мифология» (1995), «Краткой энциклопедии славянской мифологии» Н.С. Шапаровой (2001), популярном «Словаре славянской мифологии» Е.А. Грушко и Ю.М. Медведева (1995) и др. Обычаи, предания и обряды русского народа, собранные знатоком русской старины М. Забылиным, опубликованы в 2002 г. в одноименной энциклопедии. К этим словарям примыкает и «Энциклопедия русских преданий» Е.А. Грушко и Ю.М. Медведева (2001) и «Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий» (1995) тех же авторов.

Предметом уникального «Словаря русской культуры» Ю.С. Степанова (1997, 2001), который уже упоминался, являются основополагающие концепты русской культуры (МИР, ВЕРА, ЛЮБОВЬ, ГРЕХ, РОДНАЯ ЗЕМЛЯ, УЮТ и мн. др.), ценность которых определяется тем, что, по словам автора, в операциях с этими концептами в значительной степени состоит духовная культура всякого общества. Предыстория концепта выявляется в нем, как уже говорилось, с помощью этимологии слова, выражающего данный концепт, затем рассматривается история развития, динамика концепта.

В новом лингвокультурологическом словаре «Русское культурное пространство» представлены единицы, которые, будучи хорошо известными из фольклора и облигаторной литературы (прецедентные имена, тексты и высказывания, мифологические персонажи, образы животных, связанные с русской народной культурой, и т.п.), предопределяют специфику русской картины мира и ее отражение в языке. В 1 выпуске словаря (2004) помещено около 200 словарных статей (зооморфные образы: АИСТ, ВОЛК, ЗМЕЯ, КОЗА, МЕДВЕДЬ; прецедентные имена: ВАСИЛИСА ПРЕМУДРАЯ, ИВАН ЦАРЕВИЧ, КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ; прецедентные тексты: «КУРОЧКА РЯБА», «КОНЕК-ГОРБУНОК», «СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА»; прецедентные высказывания: БИТЫЙ НЕБИТОГО ВЕЗЕТ, В НЕКОТОРОМ ЦАРСТВЕ и др.), каждая из которых содержит краткую информацию, относящуюся к общегуманитарным энциклопедическим знаниям: стереотипное представление феномена, бытующее в русском языковом сознании; функционирование единицы в речи, контексты употребления. Словарь будет продолжаться.

Особый тип представляют учебные лингвострановедческие словари, первыми из которых, еще в советские времена, были тематические словари «Народное образование в СССР» (1978, 1983) М.А. Денисовой, под ред. Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова и «Художественная культура в СССР» Т.И. Чернявиной (1983). Их цель -- изъяснение лексического фона неполноэквивалентных слов. Словари предназначены для преподавателей русского языка как иностранного и иностранцев, изучающих русский язык. Кроме того, есть (или создаются) лингвострановедческие словари фразеологизмов, пословиц и поговорок и невербальных средств общения (жестов и мимики), а также имен собственных (антропонимов и топонимов), о которых будет рассказано в следующих темах.

4.2.3 Национально-культурная специфика русской фразеологии

ФЕ как фрагмент ЯКМ. Многослойность национально-культурной специфики (НКС) русских ФЕ. Прототипы и образы русской фразеологии. Лингвокультурологические словари фразеологизмов.

Фразеологические единицы (ФЕ), отражая в своей семантике длительный процесс культуры народа, фиксируют и передают от поколения к поколению культурные установки и стереотипы, эталоны и архетипы. Фразеологизмы, по Ф.И. Буслаеву, своеобразные микромиры, они содержат в себе «и нравственный закон, и здравый смысл, выраженные в кратком изречении, которые завещали предки в руководство потомкам». Это душа всякого национального языка, в которой неповторимым образом выражаются дух и своеобразие нации.

Фразеология есть фрагмент языковой картины мира. ФЕ всегда обращены на субъекта, т.е. возникают они не столько для того, чтобы описывать мир, сколько для того, чтобы его интерпретировать и оценивать и выражать к нему субъективное отношение. Именно это отличает ФЕ (как и метафоры) от других номинативных единиц.

В.Н. Телия пишет, что фразеологический состав языка -- это «зеркало, в котором лингвокультурная общность идентифицирует свое национальное самосознание», именно ФЕ как бы навязывают носителям языка особое видение мира. Например, сведения о быте русского народа (красный угол, печки-лавочки), об этикетном поведении (садиться не в свои сани, как пить дать, несолоно хлебавши, ломать шапку, бить челом), о традициях и обычаях (из полы в полу, вывести на чистую воду) и т.д.

Т. обр., в большинстве ФЕ (в том числе -- паремий, т.е. пословиц и поговорок) есть «следы» национальной культуры, которые должны быть выявлены. Главное при выявлении культурно-национальной специфики ФЕ -- выявить национально-культурную коннотацию (НКК). Культурная информация хранится во внутренней форме ФЕ, которая, являясь образным представлением о мире, придает ФЕ культурно-национальный колорит.

Поскольку ФЕ -- раздельнооформленные единицы (хотя и с целостной семантикой), т.е., как мы уже рассматривали, имеют компонентный состав, национально-культурные коннотации их многослойны.

1) Во-первых, они могут содержаться в отдельных компонентах ФЕ, например, в тех, которые называют предметы национальной культуры: щи, лапти, каша и т.п. (не лаптем щи хлебает, заварить кашу, каши не сваришь, кашу маслом не испортишь и др.). Сюда же относятся ФЕ, в которых отражена история народа, содержатся национальные (в том числе исторические) имена собственные и т.п. (мамаево побоище, как Мамай прошел; верста коломенская; погиб, как швед под Полтавой; язык до Киева доведет; Москва не разом строилась; кричать во всю Ивановскую и др.), -- в них содержатся страноведческие знания, а их понимание связано со знанием конкретных исторических или географических фактов. Так, Мамай -- имя татарского хана, предводителя полчищ, совершавших опустошительные нашествия на Русь в XII-XIII вв., которые были, наконец, разбиты в 1380 году на Куликовом поле под началом московского князя Дмитрия: отсюда еще одно выражение -- на поле Куликовом. Полтавская битва со шведами была при Петре I, в 1709 году, когда войска шведского короля Карла XII были наголову разбиты русскими. Коломна (село Коломенское) знаменито тем, что в XVII веке здесь, на столбовой дороге было заново произведено измерение расстояния до Москвы и установлены новые «версты» (верстовые столбы) большой высоты (поэтому так сейчас называют очень высоких людей). Ивановская площадь у колокольни Ивана Великого -- в Московском Кремле: именно там оглашались во всю мощь легких (чтоб было слышно) царские указы. После взятия Иваном Грозным Казани татарские мурзы прикидывались бедными и просили наград -- отсюда и пошло: сирота казанская и т.п. (Об истории этих и многих других фразеологизмов можно узнать из популярного «Словаря крылатых слов и выражений» Э.А. Вартаньяна (20001).

То же можно сказать о ФЕ и паремиях, в которых национальные ИС -- только способ обобщения какого-то признака денотата (Хороша Маша, да не наша; На всякого Егорку есть поговорка; Били Фому за Еремину вину; показать кузькину мать; анютины глазки и мн. др.). В данных случаях не важно, кто такие Кузька, Фома, Ерема, Егорка, Маша или Анюта -- это просто обобщенный образ, но национальные формы имен (о чем мы поговорим в следующей теме) делают эти ФЕ неповторимыми (и непереводимыми), именно они здесь -- носители культурной информации.

2) Во-вторых, национально-культурная коннотация содержится во ФЕ в целом: в их образно-эмотивном основании, прототипах. Для того чтобы понять, что в этих ФЕ является носителем культурной информации, надо знать, как возникают такие ФЕ. Сначала возникает некая прототипная (т.е. буквальная) ситуация, затем содержание ее переосмысливается, т.е. формируется образ ФЕ, основанный на первичных значениях слов в прототипной ситуации. Именно они и оставляют свой след в образе, т.е. возникает внутренняя форма (ВФ), в которой и содержится основная информация, связанная с культурой. Культурную информацию в таких ФЕ можно, т. обр., получить из ВФ фразеологизма, ибо именно в ней наличествуют «следы» культуры -- мифы, архетипы, обычаи и традиции, отраженные исторические события и элементы материальной культуры. Т. обр., в самом формировании ФЕ, т.е. в отборе образов, прослеживается их связь с культурно-национальными стереотипами и эталонами. Эта информация затем как бы возрождается в коннотациях, которые отображают связь ассоциативно-образного основания с культурой. Фразеологизмы, отображающие типовые ситуации (например, выносить сор из избы) начинают выполнять роль символов, эталонов, стереотипов культуры: нельзя выносить сор из избы, т.е. «разглашать сведения о каких-либо неприятностях, касающихся узкого круга людей или семьи».

Многие ФЕ относятся и к 1 и ко 2 типу одновременно (как, например, приведенный выносить сор из избы: в нем есть и компонент, называющий предмет национальной культуры -- изба).

3) В третьих, надо сказать, что далеко не все ФЕ могут быть носителями национально-культурной информации прямо. Многие из них выражают общечеловеческие ценности и знания о мире, которые являются основой образов (зри в корень, между двух огней, не вешать нос и др.). Но национально-культурная информация может быть скрыта в них косвенно. Так, общечеловеческие знания о мире присутствуют во ФЕ типа развязать язык, связать по рукам и ногам, в которых живет образ узла, связывания как магического действия, характерного для культуры многих народов, по крайней мере, славянских. Т.е. национальная культура представлена в них через связь с общеславянской мифологией. То же можно сказать о ФЕ пить кровь, до последней капли крови, где кровь -- символ жизненных сил, или родная кровь, где кровь -- символ родства. Национально-культурная семантика представлена в них через связь с культурно-национальными эталонами, символами, стереотипами, близкими у разных народов. Многие ФЕ связаны с мифологемами и архетипами. Например, как в зеркале; как в воду глядел (ср. метафору зеркало воды): у многих славян зеркало -- граница между земным и потусторонним миром (зазеркалье -- перевернутый мир живых), как и некоторые другие слова: порог, окно, труба (о которых уже говорили в связи с образом дома), и эта символика глубоко архаична (архетип), связана с мифами, поверьями и суевериями (мифологемы). Зеркало -- вещь опасная, запретная, созданная дьяволом, это средство контакта с ним (церковь и староверы запрещают иметь зеркала), в зеркало нельзя смотреться невесте перед венцом (стадия перехода из одного мира в другой), зеркало занавешивают в обряде похорон (якобы для того, чтобы покойник не мог пройти сквозь него с того света), гадания на зеркале связаны с тем, что оно якобы способно отражать не только видимый мир, но и потусторонний и т.п.

4) В разных языках образная основа ФЕ нередко имеет разную номинацию, что также можно считать национально-культурной спецификой ФЕ. Например, китайскому выражению проточная вода не гниет соответствует русский фразеологизм как мертвому припарки (о бесполезности, бесцельности каких-либо усилий). Смысл идентичен, но образное основание разное. Следовательно, такие ФЕ тоже можно считать национально-специфичными носителями культурной информации. Вообще сопоставительное изучение ФЕ, о чем уже говорилось, показывает, что даже минимальная разница в способе номинации, а значит, и в образном основании (например, русскому ФЕ убить двух зайцев <одним выстрелом> -- т.е. «сделать два дела одновременно», соответствует китайское выражение одним выстрелом убить двух орлов), дает возможность приоткрыть завесу над различиями в мировидении, разными языковыми картинами мира или, напротив, увидеть культурное сходство или родство.

Проблема восприятия русских ФЕ иностранцами очень актуальна: ведь фразеологизмы не только образные выражения, делающие нашу речь более выразительной, но и единицы языка, ярко отражающие историю, быт, нравы, мораль народа, специфику его культуры. Поэтому непонимание и незнание образной основы ФЕ может привести к неправильному его употреблению и к неверным выводам о характере народа. Например, фразеологизм бить челом (отсюда и слово челобитная), который описывает определенный ритуал и одновременно выражает значение этого ритуала (в Древней Руси челом, т.е. лбом бились об пол (землю), падая перед вельможами и царями в земном поклоне; это называлось «кланяться большим обычаем» и выражало крайнюю степень уважения) с точки зрения иностранцев демонстрирует чуть ли не главное отрицательное качество русских -- их рабство, раболепство. А выражение красна девица воспринимается иностранцами как «накрашенная», а не «красивая» и позволяет делать вывод, что русские женщины сильно красятся.

Поэтому так важно создание специальных лингвокультурологических (или лингвострановедческих) словарей фразеологизмов и паремий, в которых объяснялись бы ФЕ всех указанных типов. И это важно не только для иностранцев, изучающих русский язык, но и для самих носителей языка.

Ярким примером такого типа словаря являются лингвострановедческие словари (их жанр обозначен и аргументирован самими авторами) «Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения» В.П. Фелицыной и Ю.Е. Прохорова (1988) и «Русские фразеологизмы» В.П. Фелицыной и В.М. Мокиенко (1990). Второй словарь в более упрощенном виде вышел в 1999 г. под названием «Школьный фразеологический словарь», и это подтверждает нашу мысль, что подобные словари нужны не только иностранцам. В какой-то степени к ним примыкает и лингвострановедческий словарь А.А. Акишиной, Х. Кано и Т.Е. Акишиной «Жесты и мимика в русской речи» (1991), в котором описаны хоть и невербальные средства речевого общения, но такие, которые могут быть выражены и словесно, с помощью устойчивых оборотов (типа заглядывать в глаза или указывать пальцем), что и демонстрирует данный словарь.

Расскажем подробнее о лингвострановедческом словаре фразеологизмов. В словарь включались лишь наиболее употребительные ФЕ, имеющие т.н. страноведческую ценность. Лингвострановедческая семантизация ФЕ в этом словаре заключается в том, что помимо языковой характеристики фразеологизма (форм, вариантов, значения, употребления, синонимии, антонимии) дается лингвострановедческий комментарий как к самому фразеологизму (описание прототипа, образной основы ФЕ), так и (при необходимости) к отдельным его компонентам, имеющим также страноведческую ценность (историческое событие или реалия быта). Комментарий составлен таким образом, чтобы стал понятен путь метафорического развития смысла ФЕ. Расположены ФЕ в словаре по алфавиту ключевых (обычно страноведчески ценных) слов -- компонентов ФЕ: например, при слове КАША приведены и объяснены ФЕ -- ЗАВАРИТЬ КАШУ, КАША ЗАВАРИВАЕТСЯ, РАСХЛЕБАТЬ КАШУ, КАШИ НЕ СВАРИШЬ, МАЛО КАШИ ЕЛ, КАША В ГОЛОВЕ, КАША ВО РТУ, КАШИ ПРОСЯТ. Уже само количество фразеологизмов со словом КАША свидетельствует о страноведческой ценности этого слова, лексический фон которого и изъясняется в словарной статье первого фразеологизма:

КАША -- «русская национальная еда, которую варят из риса, гречневой, овсяной, манной или какой-л др. крупы, на воде или на молоке… Каша -- повседневное сытное и любимое кушанье. Издавна на Руси кашу ели с маслом: чем больше масла, тем вкуснее (ср. пословицу Кашу маслом не испортишь). В древности каша была также обрядовым блюдом, которое обязательно варили, например, во время свадьбы. Делали это сообща, сразу несколько семейств, что было довольно сложно и хлопотно».

Далее следует описание самого фразеологизма: «фразеологизм представляет собой первую часть пословичного выражения Сам кашу заварил, сам ее и расхлебывай, т.е. сам начал какое-то сложное, запутанное или неприятное дело, сам и должен отвечать за его последствия»… и т.д.

В остальных статьях информация (по мере необходимости) добавляется в связи с конкретным выражением. Например, в статье КАШИ НЕ СВАРИШЬ добавляется: «В древности каша имела ритуальное значение. Совместное приготовление обрядовой еды свидетельствовало о сплоченности, коллективизме в древнем обществе и осуждении индивидуализма и эгоизма. Это осуждение сохранилось в форме и содержании фразеологизма».

Таким образом, всякий фразеологизм (в широком смысле) -- носитель культурной информации, выражающий ее прямо или косвенно. ФЕ -- это своего рода «кладезь премудрости» народа, сохраняющий и воспроизводящий его менталитет, его культуру в поколениях.

4.2.4 Национально-культурная специфика русской ономастики

Ономастическая лексика и ее специфика. Имена собственные (ИС), или проприальная лексика, в отличие от имен нарицательных (ИН), или апеллятивов. Основные разряды ономастической лексики. Национально-культурный фон русских антропонимов. Национально-культурный фон русских топонимов.

Ономастическая лексика -- это имена собственные (имена и названия), или проприальная лексика (nomina propria по-латыни). Изучаются имена и названия, их значение, специфика, история и т.п. в специальном разделе лексикологии -- ономатологии, или ономастике (что в переводе с греческого означает «искусство давать имена»: от греч. onima -- «имя»). Ономастикой называют также всю совокупность имен и названий какого-либо языка.

Специфика ономастической лексики, которая заставляет изучать их отдельно и не включать в общие словари, в том, что имена собственны (ИС) противопоставляются именам нарицательным (ИН), или апеллятивам (лат.: nomina apellativa), апеллятивной лексике, как особый лексико-грамматический разряд имен существительных. Действительно, все имена собственные, независимо от их формы (имя Нина, фамилии Тимофеева, Подлесная или Никогда, название крейсера «Стерегущий» или романа «Обыкновенная история», кличка собаки Догоняй) -- суть имена существительные. Они не изменяются по числам: всегда только в форме единственного (Таня Иванова, Борис Ельцин, Москва, Урал) или только множественного (семья Ивановых, Жигули, Холмогоры, деревня Ручьи) числа.

ИС служат для выделения объекта из ряда подобных, поэтому их функции -- назывная (называть конкретный, индивидуальный предмет или лицо), различительная (отличать однородные предметы или лица один от другого: это город Москва, а это Новгород), идентифицирующая (Петр Великий -- русский царь-реформатор Петр I, по прозвищу Великий, живший в XVII веке, а другой Петр Великий -- ученик 5 «А» класса Петя по фамилии Великий). Как видим, ИС могут быть омонимичными, если относятся к разным референтам, а их носителей в таком случае называют тезками.

Одной из центральных проблем ономастики является вопрос о специфике их ЛЗ. В отличие от ИН, собственные имена называют единичные предметы, а не класс предметов (ср. Москва и город) и поэтому не могут обобщать, как ИН. Если такое обобщение все же возникает в языке, ИС переходят в разряд ИН и приобретают способность употребляться в форме множественного числа («И может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать»). Таким образом, ЛЗ ИС специфично (некоторые вообще считают, что у них нет ЛЗ, но тогда они не слова?), индивидуально, конкретно, референтно. В его ЛЗ, как и в любом слове, содержится денотативное (референтное) значение и коннотации (которых у некоторых ИС даже больше, чем у ИН). Денотативное значение ИС может быть либо слишком общим: Иван -- русское мужское личное полное (официальное) имя (языковая и речевая информация), либо предельно конкретным: Иван Грозный -- русский царь, правивший в XV веке и отличавшийся крутым нравом, за что и получил прозвище Грозный (энциклопедическая информация). Коннотации, как и у ИН, могут быть стилистическими, оценочными, социальными и т.п. (особенно у личных имен: ср. -- «Ее так и звали каким-то средним именем: не Катя или Катенька, а Катюша». Л. Толстой).

ИС, как и ИН, имеют до-ономастическое, или этимологическое значение (внутреннюю форму): фамилия персонажа повести М. Булгакова «Собачье сердце» Шариков восходит к кличке собаки Шарик, а та, в свою очередь, к слову (ИН) шарик. Однако собственно ономастическое значение ИС Шариков (булгаковский персонаж: человек с сердцем собаки) уже никакого отношения к шарику (не Шарику!) не имеет, как Зайцев к зайцу, а Свиньин к свинье. ИС может приобрести и переносное, метафорическое, т.н. пост-ономастическое значение («не будьте Шариковыми»), когда оно переходит в ИН, т.е. начинает обобщать.

Поскольку ЛЗ ИС специфично, специфичны и лексические категории ИС: синонимия, антонимия, полисемия и омонимия.

Ономастическими синонимами (очень условно) можно считать лишь случаи переименования или разного именования одного референта (Петербург, Петроград, Ленинград, Питер; «Его фамилия была Иванов, но все называли его почему-то Кузнечиком»).

Ономастическими антонимами (тоже условно) можно считать лишь случаи именования объектов по принципу противопоставленности (Ваня Большой и Ваня Маленький; Верхние Лужки и Нижние Лужки, Старая Варваровка -- Новая Варваровка и т.п.).

Ономастическими омонимами обычно считают совпадающие названия разных ономастических разрядов, например, антропоним и топоним (имя Владимир и город Владимир). Однако можно считать омонимичными и имена разных референтов одного разряда (Иван Васильевич Грозный, русский царь, и Иван Васильевич Бунша, управдом, который «меняет профессию»), о чем уже говорилось (единого мнения тут нет).

Последний случай с той же достоверностью может быть отнесен и к ономастической полисемии как случаям разного применения одного и того же имени (хотел назвать его Иваном, Иван Грозный, Иван Карамазов). К полисемии относятся также явления метафорического (Чеховы перевелись) или метонимического переноса ИС (читаю Чехова), а также сужения значения ИС («Америка-разлучница» -- здесь имеется в виду не континент Северная Америка, а государство Соединенные Штаты Америки).

Словообразование от ИС представлено всего несколькими типами: обычно от них образуются либо относительно-притяжательные прилагательные (московский, пушкинский), либо существительные со значением лица: названия жителей (москвич, туляк, ростовчанин, петербуржец) или приверженцев какого-либо политического деятеля (ленинец, жириновец, гайдаровец). Но это уже ИН.

По денотативной отнесенности (называемому роду объектов: лицо, географический объект, произведение и т.п.) все ИС входят в тот или иной ономастический разряд (класс). Главные из них:

антропонимы -- имена людей (от греч. antropos -- «человек»): фамилии (Иванов, Петров, Сидоров), личные имена (Петя и Маша), отчества (Петрович, Петровна), прозвища (Большое Гнездо -- прозвище древнерусского князя Всеволода), псевдонимы (Максим Горький, Саша Черный, Андрей Белый);

зоонимы -- клички животных (от греч. zoon -- «животное»): Жучка, Каштанка, Холстомер, Зорька, Серая Шейка, Белолобый;

топонимы -- названия географических объектов (от греч. topos -- «место»): гидронимы (названия водных объектов: рек, морей, озер, болот -- Волга, Черное море, Байкал, Щучье озеро, Лешачье болото); оронимы (названия объектов рельефа: гор, впадин и т.п. -- Урал, Жигули, Сихотэ-Алинь, Орлиная сопка, Голубиная падь); ойконимы (названия населенных пунктов: городов, сел, деревень, поселков -- Москва, Петербург, Саратов, Бородино, Петушки) и т.д. К ним примыкают в какой-то степени и названия космических объектов (космонимы): звезд, планет и т.п. (Большая Медведица, Стожары, Полярная звезда, Млечный Путь, Марс, Сатурн, Плеяды, Орион и т.п.).

К ИС относятся также названия литературных и других произведений художественной культуры (идеонимы): картин, опер, балетов и т.п.: «Лебединое озеро», «Война и мир», «Витязь на распутье», «Евгений Онегин» и т.п. Среди предметов материальной культуры имена собственные принято давать обычно кораблям (пароход «Тургенев», крейсер «Варяг» и т.п.).

Наиболее изучены в ономастике антропонимы и топонимы. Именно они и представляют интерес с точки зрения их национально-культурной специфики и содержащегося в них лексического фона.

Национально-культурный компонент присущ именам собственным даже в большей степени, чем апеллятивам, а их лексический фон оказывается довольно обширным и сложным.

Рассмотрим национально-культурную специфику антропонимов, которые изучаются в специальном разделе ономастики антропонимике.

Прежде всего лингвоспецифичной является сама система именования у русских: она, в отличие от многих других народов, трехчленна -- личное имя, фамилия и отчество (Михаил Илларионович Кутузов, Анна Ивановна Павлова). Однако эта официальная трехчленная форма употребляется только в документах и библиографии, часто в сокращении, в виде инициалов (М.И. Кутузов и сугубо канцеляризм: Кутузов М.И.). Кроме того, как уже говорилось, многие (особенно в детстве) имеют прозвища, а люди искусства и псевдонимы. Это создает сложную систему выбора именования в формулах речевого этикета, в различных речевых ситуациях (в обращении -- к знакомым, друзьям, близким, коллегам, детям, начальству и т.п. -- т.е. в официальной и неофициальной обстановке), которые иногда разительно отличаются от инокультурных стран. Особенно непривычно для иностранцев именование взрослых по имени-отчеству, принятое в русском языка и русской культуре, да и само понятие «отчество» многим культурам чуждо.

Личные имена (основное индивидуальное именование, которое человек получает при рождении) в русском языке также лингвоспецифичны -- они имеют разветвленную систему форм: полное (официальное, паспортное) имя (Михаил, Елена) и его народные варианты (Михайло; Алена), сокращенное (краткое) имя (Миша, Лена) -- их бывает и несколько (например, от Александр: Саша, Саня, Шура и др.; от Анна -- Аня, Нюра, Нюта, Нюша и др.) -- и массу т.н. квалитативных, оценочных имен (Мишка, Мишутка, Мишенька, Мишук и др.; Ленка, Ленок, Леночка, Ленуся, Аленка, Аленушка и т.п.), образуемых различными суффиксами субъективной оценки: ласкательными, фамильярными, пренебрежительными и т.п. Именование только по имени, особенно в его квалитативных и уменьшительных формах, принято преимущественно по отношению к детям или между близкими (к мужу, сестре, брату) и друзьями. Раньше пренебрежительную форму имени применяли по отношению к слугам. Русская литература предоставляет нам богатейшие иллюстрации различных употреблений имен. Например, «Евгений Онегин» А.С. Пушкина: «Мой Ваня моложе был меня, мой свет…» (няня о муже). «Скорей, пошел, пошел, Андрюшка!» (Онегин кучеру). «Ей шепчут: Дуня, примечай!» (соседка Ленского, барышня). «Как быть? Татьяна не дитя… Ведь Оленька ее моложе» (мать о дочерях). «Что, Таня, что с тобой?» (няня Татьяне) и т.п. Сокращенные и квалитативные формы употребляются преимущественно в разговорной речи; официальной (паспортной) является только полная форма, именно она сочетается с отчеством («Иван Петрович так же глуп, Семен Петрович так же скуп»: нельзя -- Ваня Петрович). Иногда, правда, родители записывают ребенку в свидетельство о рождении сокращенную форму имени (Рита, Лана). Это нежелательно, потому что в сочетании с отчеством такие имена выглядят нелепо (Рита Петровна, Лана Павловна), хотя со временем неофициальная форма имени или его вариант могут стать самостоятельным именем (так случилось с именами Юрий и Егор -- бывшими вариантами Георгия, с именами Алена и Алина -- вариантами Елены, или Роза -- сокращенным от Розалии).