Лексикология современного русского языка

3. Противоположение третье: thesaurus -- обычный (толковый или переводный) словарь

Следующим капитальным противоположением в области лексикографии надо считать противоположение словарей типа thesaurus и обычных толковых или переводных словарей. <...>

Характерная особенность этого типа словарей [thesaurus] состоит в том, что в них приводятся все решительно слова, встретившиеся в данном языке, хотя бы один раз (т. е. и все так называемые Ьарах'ы), и что под каждым словом приводятся все решительно цитаты из имеющихся на данном языке текстов. <...> В основе <...> противоположения лежит противоположение «языкового материала» и «языковой системы». <...>

В основе всякого языка лежит все сказанное, услышанное и понятое на этом языке. Для простоты в дальнейшем будем говорить о письменном языке, так как в устном языке процессы представляются более сложными. Тогда можно сказать, что в основе всякого письменного языка лежат опубликованные на этом языке тексты, которые и представляют собой то, что я называю «языковым материалом». Для того чтобы понимать тексты и создавать новые, надо владеть всем «языковым материалом», т. е. знать все наличные тексты этого языка, но не в сыром, а в синтезированном, обобщенном виде. Синтез языкового материала я и называю «языковой системой», которая раскрывается в правилах грамматики и в правилах словаря, иначе -- в правилах применения слов-понятий к реальной действительности. Правила словаря даются обыкновенно в виде «значений слов». Всем, однако, известно, как трудно формулировать эти значения в толковых словарях: это издавна составляло самое слабое их место, и издавна ведутся споры о наилучших методах определения значений. <...>

На почве этих затруднений и вырастает противоположение словаря, дающего весь «языковой материал» к каждому слову и до известной степени предоставляющего читателю самому выводить из него значения, и словаря, так или иначе -- путем толкования или путем перевода -- пытающегося дать все значения каждого слова и приводящего примеры лишь для иллюстрации своих определений.

Но, конечно, дело не только в трудности формулировать определения значений, а больше всего и прежде всего в исключительной трудности отыскания всех отдельных значений слова. Сравнительно легко наметить основные группы значений; но установление так называемых оттенков представляет уже большие трудности и иным кажется неважным, а иным субъективным. Не может быть сомнения в том, что такие ведущие к своего рода словарному агностицизму суждения глубоко неверны: трудность отыскания чего-либо не доказывает еще отсутствия искомого. Словарь все же является не простым, хотя бы и полным собранием примеров на отдельные фонетические слова, а собранием сгруппированных под отдельными словами общих понятий, под которые подводятся в данном языке единичные явления действительности. Поэтому в словаре под каждым фонетическим словом обязательно должен быть дан исчерпывающий и точный перечень понятий, с ним соединенных. Однако вполне справедливо, что дело это весьма деликатное и требует исключительно обостренного языкового восприятия. Проанализируем для примера такое простое, на первый взгляд слово, как игла. Совершенно очевидные понятия, выражаемые этим словом, будут, во-первых, 'швейная игла', во-вторых, 'вязальная игла или спица', в-третьих, 'филейная игла', в-четвертых, 'лист хвойного дерева', в-пятых, 'колючка растения', в-шестых, 'колючка животного', в-седьмых, 'граммофонная игла' (хотя в сущности в этом смысле употребляется скорее слово иголка, а не игла). Однако и здесь можно спорить, насколько отдиф-ференцировались пятое и шестое значения. Во фразе Я с трудом прокладывал себе дорогу сквозь густую заросль неведомых мне растений: иглы колючих кустарников то и дело впивались в меня... слово игла с современной точки зрения мне кажется скорее употребленным хоть и метафорически, но в своем обычном значении. Однако в литературе есть ряд примеров, как будто противоречащих такому утверждению; например, у Вяземского <...>: В саду редкое дерево: род акации с острыми и твердыми иглами. Я склонен думать, что это устаревающее значение слова игла, которое, по-видимому, заменяется словом колючка (слову шип несколько мешает, по-видимому, плотницкое его значение, тем более, что в смысле 'колючка' он является скорее возвышенным словом). Что касается значения 'колючка животного', то тоже предполагаю, что оно мертвое и осталось лишь пережиточно в таких сочетаниях (однако не в «речениях», т. е. не в застывших выражениях), как иглы ежа, иглы дикобраза. Нормальным словом здесь было бы тоже колючка. Предполагаю, что первоначальное значение славянской иглы вовсе не 'швейная игла' (ср. Словарь Даля) и что вышеприведенные 5-е и 6-е значения слова игла являются пережитками прежнего более широкого значения (впрочем, в развитии значений слова игла несомненно большую роль играли кальки).

<...> Но есть мотивы, которые в известных случаях делают тип thesaurus в чистом виде идеалом словаря вообще. Значения слов эмпирически выводятся из языкового материала (об этом «выведении» будет сказано в особом этюде, посвященном значению и употреблению слов). Но в живых языках этот материал может быть множим без конца, и в идеале значения определяются с абсолютной достоверностью; в мертвых же языках он ограничен наличной традицией. При этом для одних значений его более чем достаточно, для других его мало, и каждый случай употребления данного слова может оказаться в той или другой степени ценным для разных выводов. И далее, в живых языках каждый, произвольно множа случаи употребления данного слова, может проверить выводы составителя словаря относительно значения данного слова; в мертвых языках для проверки нужно знать все наличные случаи употребления. Вывод отсюда тот, что всякий научный словарь мертвого языка в принципе должен быть thesaurus'oм, т. е. давать весь наличный языковой материал данного языка. Практически от этого могут быть, конечно, те или другие отступления: нет надобности, например, приводить повторяющиеся случаи, а также случаи, очень близкие по контексту и т. п.; но это не нарушает основного принципа.

Другой мотив, приводящий составителя словаря к типу thesaurus'a, лежит в чисто научно-лингвистических интересах. В обычных словарях отражается только «языковая система» данного языка. Но эта система целиком покоится, как было сказано выше, на «языковом материале», а «языковой материал» есть не что иное, как объективированная «речевая деятельность» данного коллектива. <...> Несомненно, что в задачи лингвистики входит изучение процессов речетворчества вообще и, в частности, в области словоупотребления. И многим представляется (полагаю, не вполне основательно), что материалы для этого должны найти себе место в полном научном словаре, -- отсюда необходимость опять-таки приведения под каждым словом всего языкового материала, относящегося к данному слову. <...>

Однако само собой разумеется, что для богатого живого литературного языка принцип thesaurus'а практически не может быть проведен до конца: нельзя перепечатать в словаре всю библиотеку актуальных авторов (если говорить о нормативном словаре). Нелепость такого предприятия становится сразу очевидной, если мы будем иметь в виду не только письменный, но и устный, хотя бы и не областной язык.

Здесь обнаруживаются, однако, не только практические, но и теоретические противоречия в самом принципе thesaurus'a. В самом деле, наше устное речетворчество очень и очень часто нарушает в том или другом отношении, в той или другой мере существующие языковые нормы. Это хорошо известно всякому вдумчивому лингвисту. <...> Не подлежит сомнению, что с точки зрения речетворческих процессов (т. е. нашей речевой деятельности) ошибки речи особенно показательны: они-то и раскрывают механизм этих процессов. <...> В словарях живого языка даже и ненормативного типа, особенно в словарях с малочисленными примерами, они безусловно недопустимы. Зато в словарях писателей ошибки могут быть очень интересны и с разных точек зрения показательны.

Тут возникает вопрос о том, почему ошибки речи, являясь по существу тоже «языковым материалом», участвуя в формировании «языковой системы» данного языка <...> и будучи таким образом «неопасными» в жизни, оказываются опасными в словаре. Ответ на это простой: поскольку эти ошибки сознаются как таковые, постольку они неопасны, образуя то, что я называю «отрицательным языковым материалом», -- это языковой материал как бы с особой пометкой «так не говорят», которая реализуется в замечаниях старших для ребенка, в насмешках среды для взрослых. В подлинной языковой жизни он не только не опасен, но играет огромную роль в выработке «языковой системы» у членов данного языкового коллектива.

«Отрицательный языковой материал», искусно подобранный и снабженный соответственным знаком, мог бы быть очень полезен в нормативном словаре (особенно для борьбы с естественными, но не употребительными словосочетаниями).

В плане противоположения thesaurus'a и обычного словаря надо затронуть один практический вопрос, очень волнующий словарные издательства, -- это вопрос словника, г. е. вопрос о том, какие слова надо брать в словарь того и другого типа, а какие -- нет. Как было сказано в начале этого раздела, thesaurus характеризуется именно тем, что в его словник включаются все слова, какие только кем-либо были употреблены, хотя бы это и имело место всего один раз (hapax legomena). В словарях иного типа возможны бесконечные вариации: в последовательном полном нормативном словаре того или иного литературного языка, конечно, должны быть даны все слова, имеющие безусловное хождение в данном языке. И это не представляет собой никаких особых затруднений в смысле объема: большинство специальных терминов ведь не входит в литературный язык <...>; что касается разных новообразований, то их возможность должна быть безусловно предусмотрена, но попасть в словарь должны лишь те, которые приобрели, так сказать, некоторую индивидуальность. <...> Конечно, провести правильную демаркационную линию и в первом и во втором случае дело исключительной трудности; но вообще словарная работа, как основанная исключительно на семантике, требует особо тонкого восприятия языка, требует, я сказал бы, совершенно особого дарования, которое по какой-то линии, вероятно, родственно писательскому дарованию (только последнее является активным, а дарование словарника -- пассивным и обязательно сознательным).

Что касается разных типов словарей-справочников (я имею в виду в первую голову иностранные словари, в том числе и русские для нерусских), то словник их зависит от того потребителя, для которого словарь предназначен: одно дело, если этот потребитель хочет читать книги по технике; другое дело, если он хочет читать стихи, и опять-таки другое дело, если он просто турист, и так далее до бесконечности. Число типов неограниченно, и устанавливаются они чисто эмпирически. <...>

В заключение хочу сказать, что один небольшой по словнику словарь мне кажется все же совершенно необходимым для каждого иностранного языка: это учебный словарь для начинающих. Он должен объединить все те основные слова, без знания которых нельзя делать быстрых успехов в свободном чтении текстов на данном иностранном языке, и представить их как элементы некой единой системы. Однако тип такого словаря надо еще выработать, и весь вопрос является прежде всего методическим.

4. Противоположение четвертое: обычный (толковый или переводный) словарь -- идеологический словарь

Поскольку мы можем в каждом слове различить его фонетическую форму (фонетическое слово) и его значение, постольку словарь каждого языка можно организовать исходя из фонетических форм слов (обычный словарь), располагая их или в алфавитном порядке (алфавитный словарь), или по гнездам (гнездовой словарь), а можно организовать его и исходя от значений, т. е. от понятий, выражаемых фонетической формой слов (идеологический словарь). Может показаться, что в последнем случае слова, собственно, будут разрушены, так как одно и то же слово, имея несколько значений, будет фигурировать в разных местах, и что это будет уже не словарь, т. е. не список слов, а список понятий. Однако это неверно. Неправильно думать, что слова имеют по нескольку значений: это, в сущности говоря, формальная и даже просто типографическая точка зрения. На самом деле мы имеем всегда столько слов, сколько данное фонетическое слово имеет значений (так и печаталось, между прочим, в старых словарях: заглавное слово повторялось столько раз, сколько у него было значений). Это вытекает логически из признания единства формы и содержания, и мы должны были бы говорить не о словах просто, а о словах-понятиях. В нашем повседневном употреблении мы скатываемся на формальную точку зрения, придавая слову слово значение «фонетического слова». Таким образом, точнее всего было бы говорить, что обычный словарь является списком «фонетических слов» с их значениями, а идеологический словарь является списком слов-понятий с их синонимами.

Несмотря на очевидность принципа идеологических словарей и несмотря на то, что практическая надобность в них очень велика <...>, словари этого типа не в ходу, если не считать нескольких единичных попыток в этом направлении.

Причина этого лежит в трудности дела и в полной неразработанности словарной теории вообще: словарным делом занимались лишь единичные крупные люди, а в основном оно было почти целиком предоставлено рынку. Лингвистика XIX в., увлеченная открытиями Боппа, Гримма, Раска и др., как правило, вовсе не интересовалась вопросами теории лексикографии.

Для создания настоящего идеологического словаря прежде всего необходимо иметь полный и очень точный список слов-понятий данного языка, а чтобы составить такой список слов-понятий, надо четко описать все значения слов в словарях обычного типа. <...>.

Другая трудность создания настоящего идеологического словаря лежит в классификации слов-понятий, которая обнаружила бы их живую взаимосвязь (она необходима, конечно, и для легкого их разыскания в словаре). Дело в том, что при классификации идей очень легко впасть в априорность и в субъективизм. Между тем система слов-понятий (мышление) в конечном счете является функцией производственных отношений (в самом широком смысле) данного коллектива и условий его жизни, а потому оказывается величиной переменной. Отсюда необходимость чисто эмпирической классификации слов-понятий для каждого языка в каждый определенный момент времени. Если принять еще во внимание, что система слов-понятий каждой эпохи является компромиссом между системой понятий предшествующей эпохи и требованиями нового времени, а с другой стороны, если вспомнить, что в наших словарях до сих пор еще царит смешение разных хронологических планов, то трудности подлинной, т. е. отвечающей действительности, классификации станут очевидными. <...>

5. Противоположение пятое: толковый словарь -- переводный словарь

Толковые словари возникают обыкновенно в применении к тому или другому литературному языку либо в целях его установления, его нормализации <...>, либо в целях пояснения тех или других его элементов, являющихся по каким-либо причинам не вполне понятными, в конечном счете, следовательно, тоже в целях установления литературного языка, но скорее в смысле его обогащения, а главное -- лучшего освоения его богатств. Толковые словари в первую очередь предназначаются для носителей данного языка.

Переводный словарь возникает из потребности понимать тексты на чужом языке. С удовлетворением этой потребности, однако, часто связывается и процесс становления национального языка путем перевода богатств чужого литературного языка.

При этом, совершенно независимо от метода нахождения нужного эквивалента (простое заимствование, калька, переносное употребление какого-либо своего слова или закрепление за своим словом с общим и более или менее подходящим значением точного значения иностранного слова), прежде всего происходит заимствование самого главного -- понятия. Здесь любопытно отметить, что поскольку большинство литературных языков Европы возникли под влиянием латинского, а в дальнейшем все время влияли друг на друга, постольку в основе большинства европейских литературных языков лежит более или менее одна и та же система понятий. Поэтому-то перевод с одного европейского языка на другой гораздо легче, чем, например, с китайского или санскритского на любой европейский.

О трудностях, стоящих перед толковыми словарями, достаточно сказано в разделе третьем. Что касается переводных словарей, то их принципиальная ошибка [состоит] в предположении адекватности систем понятий любой пары языков. <...>

Из всего сказанного вытекает, что обычные переводные словари не дают настоящего значения иностранных слов, а лишь помогают догадываться о их смысле в контексте. В самом деле, когда и austere и severe даются в словаре как 'строгий, суровый', то только из контекста можно догадаться, о чем именно идет речь. При этом по большей части догадки приводят <...> к неточному пониманию. Кроме того, переводные словари, переводя иностранное слово тем или другим своим словом, совершенно не заботятся о многозначности этого последнего; а потому человек, добросовестно выписывающий слова из такого словаря и их заучивающий, сплошь и рядом будет попадать впросак. <...>

Радикальным решением вопроса явилось бы <...> создание толковых иностранных словарей на родном языке учащихся, где, конечно, могли бы фигурировать и переводы слов во всех тех случаях, когда это упрощает толкование и нисколько не вредит полному познанию настоящей природы иностранного слова. <...>

6. Противоположение шестое: неисторический словарь -- исторический словарь

Несмотря на кажущуюся четкость этого противоположения, оно при ближайшем рассмотрении оказывается не вполне ясным в применении к существующим словарям. В самом деле, чистый тип академического, или нормативного, словаря <...> представляется как будто неисторическим словарем. Спрашивается, становится ли он историческим, если в него включаются факты языка Пушкина, находящиеся в противоречии с современным употреблением, а тем более факты, нам непосредственно не совсем даже понятные? <...>

С другой стороны, следует ли считать историческим словарем Материалы к словарю древнерусского языка до XIV столетия Срезневского? Как будто нет, и как будто так было и в мыслях автора этого капитального труда. <...>

Историческим в полном смысле этого термина был бы такой словарь, который давал бы историю всех слов на протяжении определенного отрезка времени, начиная с той или иной определенной даты или эпохи, причем указывалось бы не только возникновение новых слов и новых значений, но и их отмирание, а также их видоизменение. Насколько мне известно, такого словаря до сих пор еще нет, и самый тип его должен быть выработан.

Вопрос осложняется еще тем, что слова каждого языка образуют систему, как об этом говорилось в 1-м разделе, и изменения их значений вполне понятны только внутри такой системы; следовательно, исторический словарь должен отражать последовательные изменения системы в целом. Как это сделать, однако, -- неизвестно, так как самый вопрос как будто еще не ставился во весь рост. Дальнейшее осложнение он получает в связи с тем <...>, будем ли мы создавать историю фонетических слов и их значений, или историю слов-понятий, или, наконец, свяжем все это в одно целое, как теоретически казалось бы более правильным. Все это, однако, только вопросы для будущего, так как материала для их разрешения еще не накоплено.

Впервые опубликовано в 1940 г.

В. В. Виноградов. ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗНАЧЕНИЙ СЛОВА. (Виноградов В. В. Лексикология и лексикография: Избранные труды. М. 1977)

I

Проблема значения слова, проблема смысловой стороны слов и выражений чрезвычайно существенна для <...> языкознания. От правильного решения этой проблемы во многом зависит понимание объема, предмета и задач семантики или семасиологии в общей системе науки о языке. Изучение закономерностей развития словарного состава языка также невозможно без глубокого проникновения в существо исторических изменений значений слов. <...> Выяснение сущности значения слова, анализ качественных изменений в структуре значений слова -- в их историческом движении -- является одной из основных задач лексикологии. Определение или толкование значений слов -- главная цель составления словарей, прямой объект лексикографии.

Одним из путей подхода к решению сложных вопросов, связанных с изучением слова и его значения, с исследованием законов изменений значений слов, является выяснение разных типов и видов лексических значений слова и способов или форм их связи в смысловой структуре слова.

<...> Слово является не только названием предмета или предметов, но и выражением значения, а иногда и целой системы значений. В одном и том же значении обобщается и объединяется общественное понимание разных предметов или явлений, действий, качеств. <...>

Между рядами предметов, действий, качеств, обозначаемых словами, существуют разнообразные взаимодействия и соотношения. Предмет, названный словом, может оказаться звеном разных функциональных рядов, разных сторон действительности, включенных в общую широкую картину жизни. Слово помогает осмыслить и обобщить эти отношения. Все это находит отражение в развитии значений слова в языке того или иного исторического периода. <...>

<...> Формирование и создание нового понятия или нового понимания предмета осуществляется на базе имеющегося языкового материала. Это понимание, воплощаясь в значение слова, становится элементом смысловой структуры данного языка в целом.

Всякий раз, когда новое значение включается в лексическую систему языка, оно вступает в связь и во взаимоотношение с другими элементами сложной и разветвленной структуры языка. Только на фоне лексико-семантической системы языка, только в связи с ней определяются границы слова как сложной и вместе с тем целостной языковой единицы, объединяющей в себе ряд форм, значений и употреблений.

При отношении к слову только как к названию нельзя установить принципиальной разницы между разными значениями одного и того же слова и между различными словами-омонимами.

Значение слова определяется не только соответствием его тому понятию, которое выражается с помощью этого слова <...>; оно зависит от свойств той части речи, той грамматической категории, к которой принадлежит слово, от общественно осознанных и отстоявшихся контекстов его употребления, от конкретных лексических связей его с другими словами, обусловленных присущими данному языку законами сочетания словесных значений, от семантического соотношения этого слова с синонимами и вообще с близкими по значениям и оттенкам словами, от экспрессивной и стилистической окраски слова.

II

Отсутствие разработанной семантической теории слова сказывается в том, что у нас не обобщены и не систематизированы наблюдения над качественным своеобразием значений и форм их связи, их внутреннего объединения у слов, относящихся к разным грамматическим классам <...>. Внутреннее своеобразие лексических значений, например, предлога в соотношении с семантическими свойствами глаголов, прилагательных и других частей речи не определено. <...>

Для того чтобы уловить потенциальные тенденции смыслового развития слов, целесообразно исследовать и способы их индивидуально-творческого применения и преобразования. <...>

Изучение образного применения слова особенно важно для полного и широкого воспроизведения истории так называемых фразеологически связанных значений, для понимания их генезиса. Например, слово когти в русской литературе XIX века употреблялось как образ хищнического насилия, цепкого и мучительного властвования. Оно повлекло за собой в круг переносного употребления многочисленную группу слов и фраз. Когтями образно наделяются в русской художественной литературе болезнь, смерть, нищета, горе и горестные чувства <...>, изуверство, фанатизм, ложь, разврат и другие отрицательные, но стихийные страсти, эмоции и явления. <...>

Таким образом, семантическая сторона языка составляет часть его структуры и определяет его качество так же, как звуковая система языка, его грамматический строй или словарный состав.

III

<...> Под лексическим значением слова обычно разумеют его предметно-вещественное содержание, оформленное по законам грамматики данного языка и являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка.

<...> Наблюдения над способами объединения разных значений в слове, а также над закономерностями словоупотребления приводят к выводу, что не все значения слов однородны или однотипны, что есть качественные различия в структуре разных видов лексических значений. <...>

В системе значений, выражаемой словарным составом языка, легче всего выделяются значения прямые, номинативные, как бы непосредственно направленные на «предметы», явления, действия и качества действительности (включая сюда и внутреннюю жизнь человека) и отражающие их общественное понимание. Номинативное значение слова -- опора и общественно осознанный фундамент всех других его значений и применений.

Основные номинативные значения слов <...> очень устойчивы. Эти значения можно назвать свободными, хотя их свобода обусловлена социально-исторически и предметно-логически. Функционирование этих значений слов обычно не ограничено и не связано узкими рамками тесных фразеологических сочетаний. В основном, круг употребления номинативного значения слова, круг его связей соответствует связям и отношениям самих предметов, процессов, явлений действительного мира.

У слова может быть несколько свободных значений. <...> Однако по отношению к основному номинативному значению все другие значения этого рода в слове являются производными. Эту производность вторичных номинативных значений нельзя смешивать с метафоричностью и образностью. В той мере, в какой эти значения не отрываются от основного, они понимаются соотносительно с ним и могут быть названы номинативно-производными значениями. Часто они бывают уже, теснее, специализированнее, чем основное номинативное значение слова. Таково, например, у слова капля -- капли номинативно-производное значение 'жидкое лекарство, принимаемое по числу капель'. Оно свойственно формам множественного числа -- капли. <...>

Два или больше свободных номинативных значения могут совмещаться в одном слове лишь в том случае, если одно или два из них являются производными от основного (по крайней мере, понимаются как такие в данный период развития языка). Если же такой связи между значениями нет, то мы имеем дело уже с двумя омонимами. <...>

<...> Необходимо обратить внимание еще на то обстоятельство, что свободные номинативные значения, за исключением значений терминелогических, препарированных, могут быть опорными или исходными пунктами синонимических рядов.

У многих слов <...> есть стилистические синонимы в разных пластах или слоях лексики. Значительная часть этих синонимов лишена прямого, свободного номинативного значения. Подобные синонимы выражают свое основное значение не непосредственно, а через то семантически-основное или опорное слово, которое является базой соответствующего синонимического ряда и номинативное значение которого непосредственно направлено на действительность. Например, глагол облечь является книжно-торжественным синонимом слова одеть и употребляется прежде всего для выражения значения одеть в соответствующем стилистическом контексте. Его основное значение не свободно-номинативное и не производно-номинативное, а экспрессивно-стилистическое, опосредованное его отношением к глаголу одеть, <...>

<...> На основе экспрессивно-синонимического значения могут развиваться другие, но только фразеологически связанные значения и употребления слова (ср.: облечь властью, доверием, полномочиями и совсем изолированно: облечь тайной).

<...> Своеобразия экспрессивно-синонимических значений многих слов определяются характером и видами их соотношений с номинативными значениями опорных, исходных слов соответствующего синонимического ряда. Между тем фразеологически связанные значения слов вообще не могут служить базой, основой синонимического ряда. <…>

IV

Связь значений в смысловой структуре слова, способы сочетания слов и значений в речи определяются внутренними семантическими закономерностями развития языковой системы. Здесь кроются основания и условия исторически сложившихся ограничений в правилах связывания значений слов и в семантических сферах их употребления. Вот почему далеко не все значения слов в живой функционирующей лексической системе непосредственно направлены на окружающую действительность и непосредственно ее отражают. <...> Многие значения слов замкнуты в строго определенные фразеологические контексты и используются для обмена мыслями в соответствии с исторически установившимися фразеологическими условиями их употребления. Многие слова в современной языковой системе вообще не имеют прямых номинативных значений. Они существуют лишь в составе немногочисленных фразеологических сочетаний. Их значение выделяется из этих сочетаний чаще всего путем подстановок синонимов. <...>

Таким образом, многие слова или отдельные значения многих слов<...> ограничены в своих связях. Эти значения могут проявляться лишь в сочетании со строго определенными словами, т. е. в узкой сфере семантических отношений. <...>

Фразеологически связанное значение лишено глубокого и устойчивого понятийного центра. Общее предметно-логическое ядро не выступает в нем так рельефно, как в свободном значении. Оно не вытекает ни из функций составляющих слово значимых частей (если это слово производное), ни из отношений этого слова к реальной действительности. Значение этого рода -- «рассеянное»: оно склонно дробиться на ряд оттенков, связанных с отдельными фразеологическими сочетаниями.

Например, глагол отрасти, хотя и определяется в толковых словарях общей формулой 'достигнуть в росте каких-нибудь размеров', обычно применяется лишь по отношению к волосам, усам, бороде, ногтям. В других случаях говорится вырасти.

V

Различие свободных и фразеологически связанных значений слова помогает точнее и яснее представить как семантические границы, так и смысловой состав слова, систему всех его значений. Разграничение свободных и фразеологически связанных значений особенно важно для теории и практики лексикографии. <...>

При смешении свободных и фразеологически связанных значений неизбежны подмены семантических характеристик отдельного слова описанием общего смысла тех фраз, в которые входит это слово. <...>

В толковых словарях русского языка, например, в словаре под ред. Д. Н. Ушакова, постоянны такого рода подмены. <...>

Количество фраз, группирующихся вокруг того или иного связанного значения слова и образующих своеобразную замкнутую фразеологическую серию, может быть очень различно -- в зависимости от семантических потенций, от вещественно-смысловой рельефности этого значения, от характера его выделяемое™. Кроме того, степень тесноты, замкнутости и слитности фраз, характер образности, а вследствие этого и степень несамостоятельности словесных компонентов фраз также могут быть очень различными. <...>

Крайнюю степень в ряду фразеологических сочетаний занимают обороты, включающие слова с единичным употреблением. Например, книжное слово преклонный встречается только в выражениях «преклонный возраст», «преклонные лета» или «года».

VI

Кроме качественных различий между значениями свободными и значениями фразеологически связанными, несвободными, в лексической системе русского языка очень рельефно выступают специфические особенности значений, осуществление которых обусловлено синтаксически. <...>

Своеобразный тип значений синтаксически обусловленного характера формируется в словах, за которыми закрепляется строго определенная функция в составе предложения. Функционально-синтаксически ограниченное значение качественно отличается от всех других типов значений тем, что синтаксические свойства слова как члена предложения здесь как бы включены в его семантическую характеристику. Например, ср. в разговорной речи слово молодец при выражении похвалы, одобрения в функции сказуемого: Она у нас молодец. <...>

<...> Предикативно-характеризующее значение у имени существительного может реализоваться в сказуемом или в составе сказуемого, в обращении, в обособленном определении и приложении.

<...> Синтаксически ограниченное значение слова с семантической точки зрения часто представляет собой результат образно-типического обобщения какого-нибудь общественного явления, характера, каких-нибудь свойств личности и является народным выражением их оценки, их характеристики. <...>

Есть слова, которым присуще только функционально-синтаксическое значение. Например, слово загляденье. <...> Начиная с XIX в. слово загляденье обозначает все то, на что можно заглядеться, чем можно залюбоваться; в этом значении оно употребляется только в функции сказуемого; черты имени существительного в нем стираются, падежные формы ему уже не свойственны. <...>

Функционально-синтаксически ограниченные значения свойственны главным образом именам существительным, прилагательным (особенно их кратким формам), а также наречиям, которые переходят в этих условиях в категорию состояния. <...>

VII

Гораздо более сложной <...> является сфера значений конструктивно организованных или конструктивно обусловленных. Многие лексические значения слов неотделимы от строго определенных форм сочетаемости этих слов с другими словами. <...> Дело в том, что структура некоторых типов словосочетания обусловлена принадлежностью их грамматически господствующего члена к тому или иному семантическому классу или разряду слов, имеющих однотипную конструкцию. Например, немногочисленный ряд глаголов внутреннего состояния, эмоционального и волевого переживания -- плакаться, сетовать, жаловаться и некоторые другие -- выражают свое значение обычно в сочетании с предлогом на и формой винительного падежа существительного, обозначающего объект соответствующего состояния или переживания.

Конструктивно обусловленное значение характеризуется предметно-смысловой неполнотой его раскрытия в формах самого слова: полностью оно реализуется лишь в свойственной ему синтаксической конструкции -- в сочетании с другими словами, количество и состав которых могут быть ничем не ограничены. Возможная неограниченность связей с другими словами в рамках строго определенной синтаксической конструкции является существенным признаком конструктивно обусловленного значения. И этим признаком оно резко отличается от значения фразеологически связанного, для которого типична замкнутость, ограниченность возможных сочетаний с другими словами. <...>

Впервые опубликовано в 1953 г.

О ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИХ ГРУППАХ СЛОВ

Как известно, словарный состав языка не представляет собою механическую совокупность изолированных друг от друга отдельных слов. Вопрос о лексико-семантической взаимосвязи слов, их объединение в разнообразные лексико-семантические группы или ряды давно уже ставился в лингвистической литературе. Например, М.М. Покровский в свое время писал: «Слова и их значения живут не отдельной друг от друга жизнью, но соединяются независимо от нашего сознания, в различные группы, причем основанием для группировки служит сходство или прямая противоположность по основному значению. Понятно уже a priori, что такие слова имеют сходные или параллельные семасиологические изменения и в своей истории влияют одно на другое; понятно также, что эти слова употребляются в сходных синтаксических сочетаниях».

М. М. Покровский с основанием считал, что в каждом языке (и в каждом диалекте и говоре, добавим мы) на данной ступени его развития имеются семантические группы слов (их, как мы считаем, бесконечное множество), свойственные только этому языку, причем своеобразия каждого языка могут быть обнаружены лишь при помощи сравнительного изучения. Однако М.М. Покровскому не удалось даже приближенно определить признаки и свойства лексико-семантических групп или рядов, отграничить их от других связей слов (например, синтактико-синтагматических или словообразовательных). Под влиянием идей М. Бреаля о «взаимной ассоциации слов» (также Дармстетера, Шредера и др.) М.М. Покровский рассматривал проблему с чисто психологических позиций, смешивая «круги представлений» и все, что за ними стоит, с собственно языковыми значениями слов. Он усматривал в лексике, в образовании новых слов и значений такое же действие аналогии, как в фонетике и грамматике.

В сущности, в лингвистическом отношении поставленная им проблема трактуется не в лексикологическом, а в грамматическом плане. Много позже по этому же пути пошел В. В. Виноградов, включавший в типы лексических значений слов такие, как «предикативный» («она -- молодец») и некоторые другие собственно грамматические категории. А своеобразие лексико-семантических групп, как явлений словарных, оставалось нераскрытым.

Среди различного рода воззрений на природу лексико-семантических связей слов, высказанных за последние десятилетия западноевропейскими языковедами, заметное место заняла теория «семантического поля» Йоста Трира, в 30--50-е годы нашедшая себе немало последователей. Согласно Триру, при употреблении любого слова в сознании говорящего и слушающего (или читающего) всплывает ощущение другого слова или других слов, в семантическом отношении «соседних» с данным словом. Это соседство слов друг с другом вызывается сходством или противоположностью их значений и стоящих за ними понятий.

По сходству или противоположности все понятия, заключенные в языке, разбиваются на более или менее замкнутые группы, круги или «блоки». Каждое понятие (или значение) существует только благодаря наличию у него связи, соотнесенности с другими понятиями (значениями) данной группы. В свою очередь, выпадение понятия или какое-либо его изменение обязательно влечет за собой перестройку отношений между понятиями и, следовательно, изменение и даже отмирание других понятий (и соответственно слов) этой группы, также возникновение новых понятий (слов).

Круг понятий и наличный в нем механизм соотношений и изменений был назван «семантическим полем». Каждое понятие имеет свой словесный знак, каждой «семантическое поле» обладает своим «знаковым или лексическим полем». Как красный сигнал не имеет никакого Смысла без сигналов других цветов, так чи слово имеет значения только как часть семантического поля, поскольку в изоляции границы его значения не могут быть определены и вообще не существовали бы. Например, значение слова mangelhaft проясняется лишь потому, что рядом с ним имеются genugend -- ungenugend, angenugend, соотносится с gut и sehr gut и т. д.

Весь словарный состав языка распадается на группы слов, на «семантические поля». Совокупность всех этих групп составляет лексико-семантическую основу языка. Сами семантические поля связаны друг с другом, в частности, по принципу иерархического подчинения (более широкие и более узкие поля). Многозначные слова входят в разные поля. Каждое поле с течением времени изменяет свою структуру, следовательно, изменяется лексическая система языка в целом.

Явления, о которых пишет Трир, заслуживают серьезного внимания, однако методологические основы его теории неприемлемы. Семантические поля, по Триру, представляют собой системы самодовлеющих интеллектуальных единиц, которые не соотносятся с объективным, существующим вые нашего сознания миром, что, как известно, является главной особенностью идеалистических учений, не соответствующих действительности. Не соответствует реальному состоянию языка и абсолютизация системных отношении, которые якобы стоят над языковой субстанцией, а не порождаются ею. Трир считает, что вне семантического поля вообще не может быть значения слова. Слово всего лишь элемент совокупности системы знаков, символов, обозначаемое им содержание, «объем знака» целиком определяется местом, которое знак занимает в семантическом поле.

Однако структура семантического поля в истории языка постоянно изменяется благодаря изменению значения (или возникновения, исчезновения) отдельного компонента поля, т. е. отдельного слова. Получается заколдованный круг: слово и его значение существует лишь благодаря определенному месту, занимаемому им в семантическом поле, определяется этим полем, и в то же время слово каким-то образом изменяется само по себе, внося изменение в структуру семантического поля. Причины изменений остаются нераскрытыми, непонятными, поэтому изменения теряют свою закономерность, оказываются результатом непостижимых самодовлеющих мыслительных и психологических процессов. Существует какое-то равновесие семантического поля, потом это равновесие нарушается (почему?), пока не устанавливается новое равновесие. Поскольку механизм лексико-семантических изменений остается нераскрытым, теория теряет свою объяснительную силу.

Теория Трира представляет собой разновидность семантического структурализма, на что указывает и сам ее автор. В наше время представители семантического структурализма, формализируя методы своего исследования (с широким и неоправданным применением математических методов), доводят дело до такой степени абстракции, что вовсе отрываются от реальной языковой почвы (ср. поиски мифических «элементарных смыслов», всякого рода «геометрические», «алгебраические» и прочие построения и т. п.). Однако поиски реально существующих лексико-семантических групп (или рядов, разрядов) слов необходимы, поскольку без них невозможно системное описание словарного состава.

Лексико-семантические группы слов представляют собой объединения двух, нескольких или многих слов по их лексическим значениям: Для ясности следуёт сказать, что под лексическим значением мы понимаем предметное (в широком смысле) (задержание слова, соотнесенность слова к объективно существующему миру вещей, процессов, явлений и т. п. В основе лексического значения лежит понятие, которое, однако, не тождественно значению. Лексические значения слов могут быть близки друг другу (ср. облако и туча, дождит и моросит и т. д.), могут и вовсе не иметь друг с другом никаких связей (например, яблоко и черепаха, кровь и дрова и т. п.). Разумеется, это относится как к прямым, так и к переносным значениям слов, также и к образным их употреблениям. Связи между словами по их лексическим значениям весьма разнообразны и обусловлены различными причинами.

Чтобы попытаться определить, что такое лексико-семантические группы слов как явление языковое, как продукт исторического развития конкретного языка или диалекта, необходимо наметить границы этих групп, отделяющие их от других соприкасающихся категорий.

Прежде всего отказываются неясными границы между тематической классификацией словарного состава и лексико-семантическими группами слов. В практике лексикологических исследований, когда изучается не отдельное слово, а совокупность многих слов, словарный материал по разным соображениям обычно классифицируется по содержанию обозначаемых им понятий, иначе -- по темам или сферам употребления, почти безотносительно к тому, в каких отношениях друг к другу находятся слова по их значениям. Примеров тому можно привести очень много как из старой, так и из новой лингвистической литературы. О. Шрадер (О. Schrader) в своем известном труде «Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde. Grundzuge einer Kultur- und Volkergeschichte Alteuro-pas» (Bd 1. 1917--1923, Bd 2. 1929) выделяет, например, в особый раздел названия частей человеческого тела. Однако в каких семантических связях между собой могут стоять такие слова, как зуб (Zahn), спина (Rucken), печень (Leber) и другие, относящиеся к этой обширной лексической теме? Объединяет эти слова только то, что они являются названиями определенной группы реалий.

Р. Ф. Брандт в статье «Черты доисторического быта славян по данным языка» выделяет разделы: жилище, земледелие, огородничество, скотоводство, охота и рыболовство, одежда, портняжное дело и обувь, плотничье дело и др. В моей работе «Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи» в имеются разделы: слова, обозначающие полевые и садово-огородные культуры, слова, обозначающие состояние и технику земледелия, термины скотоводства, пчеловодства, охоты и рыболовства и др. Такого рода объединения слов, основывающиеся не на лексико-семантических связях, а классификации самих предметов и явлений, можно назвать тематическими словарными группами.

Изучение словарного состава по тематическим группам законно не только по причине методических удобств при изложении разнородного лексического материала. Исследование состояния и развития слов, обозначающих различные группы предметов и явлений природы и общества, важно само по себе, что не требует особых доказательств. Поэтому оно и обычно в практике лексикологических работ.

Классифицировать лексику по тематическим группам можно с самыми различными целями, и в каждом таком случае состав группы будет изменяться почти независимо от лексико-семантических связей слов. Например, можно выделить в особую тематическую группу названия рыб, а можно эту же группу влить в более обширную группу названий жаберных животных, в которую кроме рыб входят раки, моллюски, земноводные в начальном периоде их развития и др.

Классификационные комбинации могут быть самыми различными. Тематические группы слов нередко совпадают или могут совпадать с отраслевой лексикой, например, с лексикой отдельных видов производства, науки и т. п. Различие здесь будет заключаться в наличии или отсутствии специального, терминологического употребления слов и степени их распространенности в языке. Этим самым, конечно, не отрицается специфика термина и терминологических систем. Речь идет не об этой специфике.

При сопоставлении тематических, обычно обширных, групп с лексико-семантическими группами слов, обычно ограниченных по своему составу, как будто становится ясным различие между ними. В самом деле, если рассмотреть тематическую группу -- названия частей человеческого тела, то можно легко обнаружить, что семантические отношения между этими названиями будут неодинаковыми. Слова спина и печень, голова и кожа, зуб и локоть и т. п. обозначают различные, несходные друг с другом реалии, и объединяются в одну тематическую группу потому, что представляют собою названия частей человеческого тела.

Если в истории языка по тем или иным причинам в пределах тематической группы происходит замена одного слова другим, то такая замена не приводит к каким-либо изменениям в значениях, стилистической окраске и т. п. слов той же группы, что само по себе свидетельствует почти о «нейтральных» или «нулевых» семантических связях между словами группы, точнее почти о полном отсутствии таких связей в каком-либо языке на данной ступени его развития. Если древнерусское слово хребетъ (спина) в результате семантического уточнения в современном русском языке в основном своем значении означает «позвоночник» и постепенно вытесняется этимологически неясным спина, то это изменение никак не отражается на значениях и употреблении слов голова, колЪно, ротъ и т. п.

Между тем совершенно очевидна тесная семантическая связь в современном русском языке между словами спина и хребет. В просторечии оба эти слова в определенном речевом контексте взаимозаменяемы: ср. «взвалить мешок на хребет» и «взвалить мешок на спину». Ср. также устойчивое соединение слов руки и ноги, просторечное руки-ноги (= конечности тела), без рук, без ног (о калеке, потерявшем конечности) или переносно глаза и уши кого-либо («разведчики -- глаза и уши командира») и т. д. Следовательно, в рамках одной тематической группы существуют более мелкие, но тесно спаянные между собой лексико-семантические группы слов.

И все же только одно эмпирическое сопоставление тематических и лексико-семантических групп не может решить проблемы. Например, когда мы имеет дело с ограниченной по своему составу и неделимой или почти неделимой тематической группой слов, положение очень осложняется. Трудность разграничения тематических и лексико-семантических групп слов обусловливается прежде всего сложностью разделения словарного состава, как специфического явления языка, и внеязыкового содержания.

Общее между тематическими и лексико-семантическими группами слов заключается в том, что и те, и другие группы отражают познанную объективную действительность. В этом смысле любая лексико-семантическая группа слов всегда имеет свою «тему», пусть даже будет идти речь о группе очень близких друг к другу синонимов. В этом плане не может быть разделения слов на тематические и лексико-семантические группы. Более того, любая лексико-семантическая группа слов входит в то или иное тематическое объединение слов, являясь ее составной частью. Тематическая соотнесенность -- один (но не единственный и не решающий!) признак лексико-семантической группы слов.

Различие между этими типами связей слов определяется тем, что лексико-семантические группы слов представляют собою продукт законов и закономерностей развития лексической семантики языка, тогда как тематические группы слов, само их наличие или отсутствие в каком-либо языке, их состав зависят только от уровня знаний того или иного рода -- создателя и носителя языка, от умения классифицировать явления действительности, получившие свои словарные обозначения. Если мы не считаем, что значение слова тождественно понятию, то мы также не должны отождествлять связи между значениями слов и связи между понятиями.

Такой подход к делу, как нам представляется, позволяет наметить особенности лексико-семантических групп слов, их языковую специфику, включая и те многочисленные случаи, когда в поле зрения исследователя попадает ограниченная по своему составу группа слов, которая одновременно может быть и тематической, и лексико-семантической.

Возьмем для примера нарицательные названия населенных пунктов. В современном русском языке это слова город, пригород, предместье, селение, поселение, поселок, село, сельцо, слобода, посад, станица, деревня, хутор, выселок, починок и некоторые другие. Можно ли относить эти слова к категории тематических групп слов? Несомненно, можно, если иметь в виду лишь классификацию реалий, обозначаемых указанными словами. Однако между этими словами имеются такие семантические связи, которые отсутствуют в типичных (обычно обширных) тематических группах слов. Нарицательные названия населенных пунктов имеют одно общее название -- населённый пункт, которое, обозначая родовое понятие, может в речи заменять собою все другие слова этой группы как слова, обозначающие видовые понятия. Все же лексико-семантические группы слов отличаются от тематических групп не только и не столько по наличию в них родовых и видовых соотношений. Слово сосна и слово абрикос обозначают видовые понятия по отношению к слову дерево, так же как слово карась и камбала по отношению к слову рыба, но если бы в русском языке не было слова абрикос или слова камбала, то в обширных группах названий деревьев и рыб, в значениях этих названий ничего не изменилось бы, за исключением количественной убыли в этих тематических группах слов.