Проблема свободы в научном творчестве

Немецкие исследователи во главе с О. Зееманном полагают уместным разделять зависимость от Интернета и зависимость от компьютеров: применение Интернета связано у многих наблюдавшихся ими людей с ощущениями "глобального жилища, свободы и безграничности", а это, по их мнению, отлично от ощущений, привычных для пользователей компьютеров [37]. С данной точкой зрения, на наш взгляд, можно поспорить: многие квалифицированные программисты воспринимают свою работу с компьютером (вне зависимости от того, подключен он к Интернету или не подключен) как свободное конструирование нового мира - возможно, безграничного и лишенного некоторых ограничений привычного физического мира [1, 5]. Тем самым самоощущение у двух разновидностей потенциальных аддиктов может частично пересекаться, так что для разделения двух разновидностей зависимости оснований пока нет.

НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНОВ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ИНТЕРНЕТА

Могут быть выделены следующие направления исследований: анализ проявлений феноменов зависимости в конкретных видах опосредствованной применением Интернета деятельности, стадии развития и модели Интернет-аддикции; выявление возможных корреляций и/или каузальных связей данного феномена с другими психологическими параметрами или симптомами заболеваний.

С выявления аддиктов посредством массового сетевого опроса (Web-опроса) начала свою деятельность в данной сфере К. Янг [48], а наиболее масштабный опрос (более 17 тысяч респондентов) был проведен Д. Гринфилдом [26]. Результаты этих опросов составили основу соответствующих книг. Гринфилд останавливается на зависимости от сексуальных, коммуникативных и потребительских (связанных с приобретением товаров и услуг) применений Интернета, а Янг опирается главным образом на опыт консультирования тех, кто проявил зависимость от коммуникативных ресурсов Интернета (Подробнее об этом говорится в [1 - 3]).

Гринфилд подчеркивает, что зависимости от Интернета очень часто (в 20% случаев, по его данным) сопутствует сексуальная аддикция [26]. Экран монитора, по его мнению, действует гипнотически и вводит пользователей в трансоподобные состояния, отчего, скажем, любовные послания приобретают особую эффективность; побочным эффектом является фиксация зависимости от Интернета. Для формирования зависимости имеют значение также доступность и непрерывность (нон-стоп - 24 часа в сутки) Интернета, стимулирующая роль содержащейся в Сети информации и ее интенсивность, возможность анонимности, расторможенности (disinhibition) и возрастающей интимности [26].

Бегство в виртуальную зависимость от Интернета - процесс стадиальный, как утверждает Янг: на первой стадии происходит знакомство и заинтересованность Интернетом и новыми возможностями (engagement), на второй - Интернет замещает значимые стороны жизни (substitution), на третьей - можно говорить о собственно бегстве (escape): "Вы совершаете бегство из реального мира и из своей жизни, и это бегство не дает вам предпринять попытки что-либо изменить в своем реальном мире. Вы живете где-то в другом месте" [48, р. 116].

Для Дж. Грохола [30] феномен зависимости от Интернета - не более чем стадия освоения информационных технологий и, в частности, Интернета. "Зацикливание" на первой стадии - стадии "очарования" (enchantment) выражается у новичка в поведенческих реакциях, которые могут быть восприняты как психологическая зависимость. Естественное избавление от возможной зависимости знаменует переход на стадию "разочарования" (disillusionment), за которой следует стадия "сбалансированности" (balance). Такие же стадии, как полагает Грохол, проходит и квалифицированный пользователь Интернета, когда принимается за освоение нового для себя сетевого ресурса.

В руководимом Янг Центре онлайновой зависимости разработана трехуровневая модель, объясняющая приверженность многих людей к азартному применению Интернета (netaddiction.com/neL-Compulsions.htm). Эта модель описывается аббревиатурой АСЕ (Accessibility, Control, Excitement). Согласно модели, зависимость от Интернета возникает в силу доступности (Accessibility) соответствующих действий - магазины и казино всегда к услугам клиентов, т.е. не надо дожидаться их открытия и не требуется покидать дом для совершения покупок (в том числе аукционных) или игры на бирже, причем результаты обычно становятся известны весьма быстро; в силу сохранения контроля (Control) за собственными действиями и последствиями принимаемых решений (не требуются посредники); в силу эмоционального подъема, возбуждения (Excitement) от результатов собственных действий - возможных выигрышей/проигрышей, полученных доходов (в том числе отрицательных), побед или поражений в аукционах и т.д.

В данной модели совмещены организационно-технический (А) и собственно психологические (С&Е) моменты, о которых, впрочем, немало пишут (чаще, правда, не как о целостной модели) и другие авторы. К примеру, испытываемое при работе в Интернете чувство контроля Дж. Кэнделл [33] называет "соблазнительным" для тех (многочисленных) людей, которые лишь в очень слабой степени способны контролировать другие сферы своего жизненного опыта. Он же говорит и о высокой доступности Интернета для учащихся университетов и колледжей как о существенном факторе, способствующем возникновению зависимости; при этом, в отличие от Янг, Кэнделл отделяет фактор доступности компьютеров и подключения их к Интернету от собственно психологических (аддиктивных) факторов. Эмоциональный подъем не отрицается никем из авторов, приравнивающих Интернет-аддикцию к зависимости от азартных игр.

В пилотажном исследовании [49] 259 человек, из них 130 мужчин (средний возраст 31 год) и 129 женщин (средний возраст 33 года), заполнили в онлайновом режиме 16- факторный личностный опросник (16PF) Р. Кеттела и составленный Янг опросник зависимости от Интернета. Аддикты охарактеризованы как обладающие высоким уровнем абстрактного мышления и уверенные в себе индивидуалисты, чувствительные и эмоционально реагирующие на других людей, настороженные и не проявляющие конформного поведения. Утверждается, что, будучи индивидуалистами, аддикты легко адаптируются к длительным периодам относительной изоляции и способны довольствоваться лишь опосредствованными контактами с другими людьми; некоторые из них склонны гипертрофированно (резко негативно или, наоборот, с пылким одобрением) реагировать на слова удаленных собеседников - с таким накалом эмоций, который не поощряется или табуируется в более традиционных формах общения ("лицом к лицу").

Предпринимаются интенсивные попытки установить, представляет ли собой Интернет-ад- дикция отдельный параметр, не зависимый от других психологических категорий. Показано, что Интернет-аддикция не зависит от таких параметров, как самоэффективность в понимании А. Бандуры или психосоциальная зрелость в понимании Э. Эриксона [46]. В факторном исследовании было показано, что зависимость от Интернета представляет собой своего рода кластер, состоящий из ряда разновидностей поведения, которые обычно относят к данному параметру [21, 35, 36]. Для многих из таких видов поведения Интернет не специфичен в том плане, что они могут выполняться и реально выполняются без обращения к Интернету; для других применение Интернета критически важно [23, 28, 29, 31]. К числу последних относят не только быструю переписку в синхронном или отсроченном режиме, но и, например, "уход" в иную (исключительно текстовую либо характеризующуюся добавлением графических элементов) реальность групповой игры [29, 42].

Отдельное место занимают немногочисленные пока медицинские исследования. В небольшом по масштабу исследовании Н. Шапира и др. [39] у 95% обследованных субъектов, подверженных феномену зависимости от Интернета, имеется близкий родственник, лечившийся у психиатра, а 85% сами лечились у специалиста по психическому здоровью. Для всех обследованных оказалось возможным диагностировать импульсивность и вдобавок к ней еще одно (по крайней мере) заболевание так называемой первой оси по рубрикации DSM-IV - чаще всего диагностировались биполярное аффективное расстройство или социальные фобии. Аналогичные данные о совместной встречаемости феноменов зависимости от Интернета и других заболеваний (в частности, тревожности) представлены медиками из Тайваня [19]. Г. Шаффер с коллегами высказывают мнение, согласно которому наблюдаемые феномены зависимости от Интернета могут на самом деле оказаться отражением иных, первичных психических заболеваний [38].

Любопытно, что ни депрессия, ни обсессивно-компульсивные расстройства (т.е. наличие навязчивых состояний), на которые чаще всего ссылаются при обсуждении феномена зависимости от Интернета, не оказались характерными для обследованных [39]. В то же время отмечается, что сами обследованные нередко упоминают о симптомах, которые свидетельствовали бы о депрессивных состояниях - однако это проявляется в свободной беседе с врачом; наличие же фобий и аффективных расстройств устанавливается после специализированного обследования. Данное обстоятельство может хотя бы частично объяснить наблюдение, согласно которому именно симптомы потенциальной депрессии довольно часто заметны в высказываниях респондентов в ходе онлайновых опросов; подобные опросы обычно ограничиваются "верхним срезом" исследуемых феноменов.

АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ФЕНОМЕНЫ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ИНТЕРНЕТА

В монографии К. Сурратт [43] делается попытка предложить иную интерпретацию наблюдаемых феноменов; эта попытка опирается на теорию символического интеракционизма Дж. Мида. Согласно этим идеям, психическое развитие понимается как результат социальных взаимодействий, в ходе которых индивидом воспринимаются роли, групповые ценности и нормы, а также формируется "личностное Я". В соответствии с исходными теоретическими положениями, Сурратт обосновывает мнение о том, что сетевое взаимодействие приобретает все необходимые качества и свойства реальности: в этой реальности образуются сообщества со специфическими социальными структурами, правилами и нормами взаимодействия (вместе с системой наказаний за их нарушение), стабильными отношениями между членами сообществ, процедурами инициации новичков, способами формирования идентичности и выработки групповых ценностей. "Онлайновые участники конструируют сообщества и межличностные связи не менее реальные, чем те, которые образуются в ходе взаимодействия лицом к лицу" [43, р. 153]. Такие вполне реальные сообщества образуются наиболее привычным для человека путем, а именно в ходе вербального взаимодействия.

Сурратт подробно обосновывает реальность возникающих в опосредствованном Интернетом общении сообществ, участники которых вырабатывают общие речевые коды, этикет и правила вербального поведения вместе с санкциями за их нарушения, создают социальные структуры, идентичности и ролевые образования и т.п. Люди вступают в такие сообщества по собственной воле, а не в силу якобы изначально аддиктивных свойств Интернета. "Таким образом, утверждение, будто люди проявляют "зависимость" от Интернета, равноценно утверждению, что они проявляют "зависимость" от взаимодействий между людьми" [43, р. 11]. Вместе с тем ряд специалистов согласен с тем, что информационные технологии усиливают вероятность проявления уже имеющихся видов зависимости и психических заболеваний.

Сурратт протестует против "медикализации" проблемы зависимости от Интернета, т.е. тенденции интерпретировать соответствующие феномены исключительно с позиций психического здоровья/нездоровья. Тенденция эта обязана своим происхождением массированной кампании в популярной и специальной прессе. В итоге каждый, кто сочтет, что у него/нее возникли проблемы из-за чрезмерного увлечения Интернетом, оказывается в ситуации, единственным выходом из которой является обращение к психотерапевту: альтернативные подходы к решению возникшей проблемы практически не представлены ни в популярных, ни в специальных источниках.

Ключевую роль, как считает Сурратт, играют сами "жертвы" зависимости от Интернета и их родственники, убеждающие и себя, и других в неизбежности медико-психологической (аддиктивной) трактовки их поведения. При этом все они действуют, как можно предположить, в соответствии с принципом социального доказательства. "Согласно этому принципу, - пишет Р. Чалдини, -мы определяем, что является правильным, выясняя, что считают правильным другие люди. Мы считаем свое поведение правильным в данной ситуации, если часто видим других людей, ведущих себя подобным образом" [16, с. 113].

Сурратт ограничивается демонстрацией принципиальной возможности разработать альтернативную (интеракционистскую) интерпретацию фактов Интернет-аддикции. Определенное эмпирическое обоснование данной точки зрения предлагают тайваньские специалисты, трактующие зависимость от Интернета не с позиций психологии аддиктивного поведения, а как феномен массовой культуры [22]. Согласно результатам исследования, в котором приняли участие 104 студента университета, феномен зависимости от Интернета оказался позитивно связанным с параметром "удовольствие от общения" (communication pleasure) - последний применяется в теории массовой коммуникации для обозначения свободы выбора, отсутствия социального контроля, установления межличностных отношений и т.п.

К. Мюррей также не прибегает к "медикализированной" трактовке феномена зависимости от Интернета: по его мнению, "общепринятое представление об Интернет-зависимости отражает психоаналитическую трактовку киберпространства как способа ухода от жизненной реальности. Уход может иногда быть способом вхождения в реальность заново" [12]. Проведя эмпирическое исследование, данный автор пришел к выводу, что элементы зависимости от Интернета - далеко не всегда негативный опыт, как это часто представляется: ее "можно рассматривать по аналогии с другими интересами к "иным мирам", например "жаждой путешествий" или "глотанием книг" [12].

Мюррей продолжает: "Психологов, жаждущих расширить классификацию психических расстройств, следует предостеречь против этого... Будучи отрицанием реального мира, такой уход может способствовать новому "появлению" в реальном мире, причем более значительному, чем это могло бы быть в любом другом случае. В частности, если столкновение с Интернет-зависимостью было представлено как битва, то этот опыт приносит честь тому, кто его пережил" [12]. Таким образом, Мюррей вслед за своими испытуемыми верит, что зависимость от Интернета может быть преодолена, в том числе и без обращения к специалисту по психическому здоровью, и находит в опыте подобного преодоления позитивный смысл.

ИНТЕРНЕТ-АДДИКЦИЯ КАК "НОВОЕ" ПОВЕДЕНЧЕСКОЕ РАССТРОЙСТВО

Итак, все активнее пробивает себе дорогу точка зрения, согласно которой традиционно относимым к Интернет-аддикции феноменам могут быть даны альтернативные объяснения. Материальным и профессиональным интересам ряда психологов отвечает совсем другой подход: борьба за признание соответствующих феноменов разновидностью психологической зависимости. Для начала ставится задача включить данную ад-дикцию в пятое пересмотренное издание Международной классификации болезней DSM (см. об этом подробнее [2, 15]). В настоящее время "...страховые компании не платят за лечение от Интернет-зависимости, поскольку этого нет в DSM-IV" [34]. Если в пятой, в шестой ли редакции DSM этого удастся добиться, то следующий этап борьбы окажется неминуемо направлен на то, чтобы расходы на психотерапевтическое избавление жителей США от зависимости от Интернета стали покрываться медицинской страховкой. Тогда-то обнаружившие новейшее заболевание специалисты по психическому здоровью и поспешившие к ним примкнуть коллеги резко расширят свою практику и обретут гарантированных пациентов.

Фиксация специалистами по психическому здоровью новых групп пациентов - не редкость в современной клинической психологии и психотерапии. Достаточно вспомнить развернувшуюся в конце 1980-х годов кампанию "разблокирования" "подавленных воспоминаний" взрослых пациентов, якобы переживших в детстве сексуальное насилие [20]. Момент актуализации в ходе психотерапевтических сеансов (часто под гипнозом) вытесненных воспоминаний такого рода побудил некоторых не преуспевших в жизни пациентов подать судебные иски, обвиняя в своих неудачах пожилых уже родственников, якобы совершивших много десятилетий назад сексуальное насилие над ними. Поскольку дело дошло до судебных исков, очевидна выгода не только для психологов и медиков, но и для юристов. Да и сами клиенты не без энтузиазма восприняли предложенную им интерпретацию причин того, что жизнь у них сложилась не слишком удачно. "Парадоксально, но для некоторых быть жертвой инцеста психологически выгодно. Они обретают сочувствие, поддержку, стандартное объяснение всех возникающих проблем, а также своеобразную индульгенцию на будущее" [13, с. 239].

Правда, детские "воспоминания" такого рода чаще всего не подтверждаются. В случае с "подавленными воспоминаниями о пережитом в раннем детстве сексуальном насилии", как и в некоторых других практических действиях и публикациях специалистов по психическому здоровью, получивших громкую известность, не оправдались ожидания на заметный приток новых пациентов. Вполне может оказаться, что феномен Интернет- аддикции - такого же сорта, и потенциальных пациентов, проявляющих зависимость от Интернета, будет во много раз меньше, чем это представляется в настоящее время. Подобное мнение высказано в литературе (наряду с точкой зрения Д. Гринфилда, М. Гриффитса, К. Янг и др.), и специалисты не вправе пренебрегать им.

Итак, вопрос о самом существовании заболевания, именуемого зависимостью от Интернета, остается нерешенным. За годы интенсивных обсуждений и разработки соответствующей проблематики (прошло, правда, менее десяти лет с момента постановки проблемы) практически не добавилось убедительных клинических данных, которые говорили бы в пользу подобной трактовки рассмотренной в статье феноменологии. Не удалось также существенно развить на примере Интернет-аддикции теоретические и методологические представления о поведенческих формах зависимости, активно разрабатываемые в настоящее время специалистами по психическому здоровью. Возникла даже точка зрения, согласно которой Интернет-аддикция может трактоваться как одно из заблуждений современного поколения психологов и психотерапевтов. А вот само существование феномена зависимости от Интернета и соответствующих форм поведения представляется несомненным. Он требует тщательного психологического изучения и - все чаще - проведения практической терапевтической работы.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бабаева Ю. Д., Войскунский А. Е. Одаренный ребенок за компьютером. М., 2003.

2. Войскунский А. Е. Феномен зависимости от Интернета // Гуманитарные исследования в Интернете / Под ред. А. Е. Войскунского. М., 2000. С. 100 - 131.

3. Войскунский А. Е. Психологические исследования феномена Интернет- аддикции // Тезисы докладов 2-й Российской конференции по экологической психологии. М.: Экопсицентр РОСС, 2000. С. 251-253.

4. Войскунский А. Е. Исследования Интернета в психологии // Интернет и российское общество / Под ред. И. Семенова. М., 2002. С. 235 - 250. См. также: http: //pubs.camegie.ru/books/ 2002 / 08 is/pdf/ 0208 is-fuU.pdf.

5. Долныкова А. А., Чудова Н. В. Психологические особенности суперпрограммистов // Психол. журн. 1997. Т. 18(1). С. 113 - 121.

6. Короленко Ц. П. Аддиктивное поведение. Общая характеристика и закономерности развития // Обозрение психиатрии и медицинской психологии имени В. М. Бехтерева. 1991. N 1. С. 8 - 15.

7. Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Социодинамическая психиатрия. М., Екатеринбург, 2000.

8. Кучеренко В. В., Петренко В. Ф., Россохин А. В. Измененные состояния сознания: психологический анализ // Вопросы психологии. 1998. N 3. С. 70 - 78.

9. Личко А. Е., Иванов Н. Я. Словарь современной американской психиатрической терминологии с ее отличиями от принятой в России // Обозрение психиатрии и медицинской психологии имени В. М. Бехтерева. 1992. N 4. С. 63 - 84.

10. Маркоф Дж., Хефнер К. Хакеры. Киев, 1996.

11. Международная классификация болезней (10-й пересмотр). Классификация психических и поведенческих расстройств / Под ред. Ю. Л. Нуллера, С. Ю. Циркина. СПб., 1994.

12. Мюррей К. Интернет-зависимость с точки зрения нарративной психологии // Гуманитарные исследования в Интернете / Под ред. А. Е. Войскунского. М. 2000. С. 132 - 140.

13. Нуркова В. В. Свершенное продолжается: психология автобиографической памяти личности. М., 2000.

14. Свит К. Соскочить с крючка. СПб., 1997.

15. Семпси Дж. Псибернетическая психология: обзор литературы по психологическим и социальным аспектам многопользовательских сред (MUD) в киберпространстве // Гуманитарные исследования в Интернете / Под ред. А. Е. Войскунского. М., 2000. С. 77 - 99.

16. Чалдини Р. Психология влияния. СПб., 1999.

17. Шабалина В. В. Зависимое поведение школьников. СПб., 2001.

18. Янг К. С. Диагноз - Интернет-зависимость // Мир Интернет. 2000. N 2. С. 24 - 29.

19. Bai Y. -M., Lin Ch. -Ch., Chen J. -J. Internet addiction disorder among clients of a virtual clinic // Psychiatric Services. 2001. V. 52(10). P. 1397.

20. Bass E., Davis L. The courage to heal: A guide to women survivors of child sexual abuse. 3 ^rd edition. N.Y.: HarperPerennial, 1994.

21. Charlton J.P. A factor-analytic investigation of computer 'addiction' and engagement // British Journal of Psychology. 2002. V. 93 (Pt. 3). P. 329 - 344.

22. Chou C., Chou J., Tyan N. -C.N. An exploratory study of internet addiction, usage and communication pleasure: The Taiwan's case // International J. of Educational Telecommunications. 1999. V. 5(1). P. 47 - 63.

23. Davis R.A. A cognitive-behavioral model of pathological Internet use // Computers in Human Behavior. 2001. V. 17(2). P. 187 - 195.

24. Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders (4 ^th edn). Wash., DC: American Psychiatric Asociation, 1994.

25. DuPont R.L. Addiction: a new paradigm // Bullettin, Menninger Clinics. 1998. V. 62(2). P. 231 - 242.

26. Greenfield DJV. Virtual Addiction: Help for Netheads, Cyberfreaks, and Those Who Love Them. Oakland: New Harbinger Publ., 1999.

27. Griffiths M. Internet addiction: Fact or fiction? // Psychologist. 1999. V. 12(5). P. 246 - 250.

28. Griffiths M. Excessive Internet use: Implications for sexual behavior // CyberPsychology and Behavior. 2000. V. 3(4). P. 537 - 552.

29. Griffiths M. Does Internet and computer "Addiction" exist? Some case study evidence // CyberPsychology and Behavior. 2000. V. 3(2). P. 211 - 218.

30. Grohol J.M. What is Internet Addiction Disorder (IAD)? 1999. [WWW document]. URL http://psychcentral.com/netaddiction/

31. Hall A.S. Internet addiction: College student case study using best practices in cognitive behavior therapy //

Journal of Mental Health Counseling. 2001. V. 23(4). P. 312 - 327.

32. Ibanez A., Blanco C., de Castro I.P. et al. Genetics of pathological gambling // J. of Gambling Studies. 2003. V. 19(1). P. 11 - 22.

33. Kandell J. Internet addiction on campus: the vulnerability of college students // CyberPsychology & Behavior. 1998. V. 1(1). Available also as [WWW document] URL http://www.inform.umd.edu/CampusInfo/Counseling/Personal/~kandell/iacpbart.htm.

34. Potera C. Trapped in the web // Psychology Today. 1998. V. 31(2). P. 66 - 69.

35. Pratarelli M.E., Browne B.L., Johnson K. The bits and bytes of computer/Internet addiction: A factor analytic approach // Behaviour Research Methods, Instruments & Computers. 1999. V. 31(2). P. 305 - 314.

36. Pratarelli M.E., Browne B.L. Confirmatory factor analysis of Internet use and addiction // CyberPsychology and Behavior. 2002. V. 5(1). P. 53 - 64.

37. Seemann O., Seemann V.D., Boerner R. et al. Psybertherapy on the Internet and its implications for psychiatry, psychotherapy, and psychosomatics // European J. of Medical Research. 1998. V. 3(12). P. 571 - 576.

38. Shaffer H.J., Hall M.N., van der Bilt J. "Computer addiction": A critical consideration // American J. of Orthopsychiatry. 2000. V. 70(2). P. 162 - 168.

39. Shapiro N.A., Goldsmith Т. О., Keck P.E. et al. Psychiatric features of individuals with problematic Internet use // J. of Affective Disorders. 2000. V. 57(1 - 3). P. 267 - 272.

40. Shotton M.A. Computer Addiction? A Study of Computer Dependency. L.: Taylor and Francis, 1989.

41. Stern S.E. Addiction to technologies: A social psychological perspective of Internet addiction // CyberPsychology and Behavior. 1999. V. 2(5). P. 419 - 424.

42. Suler J. To get what you need. Healthy and pathological Internet use. 1999. [WWW document]. URL http://www.rider.edu/users/suler/psycyber/getneed.html

43. Surratt C. Netaholics? The Creation of a Pathology. Commack, N.Y.: Nova Science Publ., 1999.

44. Taylor P.A. Hackers: Crime in the Digital Sublime. L. - N.Y.: Routledge, 1999.

45. Turkic Sh. The Second Self. N.Y.: Simon and Shuster, 1984.

46. Wang W. Internet dependency and psychosocial maturity among college students // International J. of Human-Computer Studies. 2001. V. 55(6). P. 919 - 938.

47. Yang D.J. Craving your next web fix // U.S. News & World Report. 2000. V. 128. Issue 2. P. 41.

48. Young K.S. Caught in the Net: How to Recognize the Signs of Internet Addiction - and a Winning Strategy for Recovery. N.Y. e.a.: John Wiley & Sons, 1998.

49. Young K.S., Rodgers R.C. Internet addiction: Personality traits associated with its development // Paper presented at the 69 ^th annual meeting of the Eastern Psychological Association. 1998. [WWW document]. URL http://netaddiction.com/articles/personalitvcorrelates.htm.

ACTUAL PROBLEMS OF INTERNET-ADDICTION

A. E. Voiskounsky

Cand. sci. (psychology), head res. ass., Department of psychology, Moscow State University, Moscow

Contemporary problems of psychology of addiction related to attempts to define behavioral patterns of addiction are discussed. The analysis is made on the data of Internet-addiction. Different viewpoints on the named problem are presented: qualification of Internet-addiction as a behavioral addiction that has little in common with clinical addiction as a behavioral phenomenon, as psychologists' misconception who mistakenly present this phenomenon as a kind of addiction.

Key words: addiction, Internet, behavioral addiction.

Психофизика. ОТРАЖЕНИЕ ДЛИТЕЛЬНОСТИ СТИМУЛА В ХАРАКТЕРИСТИКАХ ВЫЗВАННОГО ПОТЕНЦИАЛА (ЧАСТЬ 1)

Автор: О. В. СЫСОЕВА, А. В. ВАРТАНОВ

© 2003 г. О. В. Сысоева*, А. В. Вартанов**

* Психолог, кафедра психофизиологии, МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва ** Кандидат психол. наук, старший научный сотрудник, там же

Для изучения механизмов оценки коротких интервалов времени было проведено комплексное психофизическое и электроэнцефалографическое исследование, в ходе которого испытуемым предъявлялись стимулы различной длительности (от 200 до 1000 мс), слуховой и зрительной модальностей. Регистрировали балльные оценки длительности стимулов и электрическую активность мозга, выделяли и анализировали вызванные потенциалы (ВП), усредненные относительно выключения стимулов. Выявлено, что позитивный компонент ВП, регистрируемый с латенцией 300 мс (свет) и 250 мс (звук) для отведений F4, С4, Т4, Р4, F8, F3, СЗ, линейно связан с субъективной оценкой длительности стимула при зрительной стимуляции и V-образно - при слуховой. Выделенный компонент нечувствителен к изменению длительности стимула, предъявляемого без инструкции о ее оценивании. Данные экспериментов подтверждают роль фронтальных и центральных областей мозга в процессе восприятия и оценки интервалов времени.

Ключевые слова: вызванные потенциалы, длительность стимула, оценка временных интервалов.

Вопрос о том, как человек воспринимает физическое время, как он определяет длительность и одновременность изменений в природе, до сих пор не решен. Время и его субъективное отражение человеком имеет основополагающий характер по отношению ко всем психическим процессам, пронизывая и связывая их. Особенно это важно при восприятии движений и речи.

В рамках психологии широко распространена концепция когнитивных часов, которая акцентирует внимание на связи восприятия времени с когнитивными процессами организма, на влиянии функционального состояния, решаемой человеком задачи и других факторах. Так, полагают, что длительность момента субъективного настоящего определяется через его включенность в деятельность человека [3]. Показана и возможность выработки очень точной оценки микроинтервалов времени посредством включения этого процесса в деятельность [2]. В биологии рассматривают вопрос о восприятии времени в основном в тесной связи с исследованиями биоритмов организма. Внешняя среда может воздействовать на биоритмы, уменьшая или увеличивая их частоту и синхронизируя с внешними событиями. Посредством биоритмов обычно описывают восприятие длительных интервалов времени (день, несколько дней) [12]. В ходе экспериментов с прямой регистрацией активности отдельных нейронов была показана возможность кодирования времени на пространственном поле соответствующих детекторов [10, 13].

Таким образом, вопрос восприятия времени распадается на несколько аспектов. Было показано, что восприятие длительных временных интервалов (дни) и восприятие коротких временных интервалов (минуты, секунды) могут иметь различные механизмы и, скорее всего, напрямую не связаны [12]. Восприятие длительных интервалов обычно исследуют, наблюдая биологические ритмы человека, изолированного от объективных датчиков времени (смена дня и ночи, часы). Восприятие коротких интервалов изучается в основном психофизиологами, которые используют методы регистрации активности мозга с целью выявления механизмов этого процесса. Восприятие времени анализируют в связи с различными аномалиями (клинический подход), а также во взаимосвязи с разными когнитивными процессами (когнитивный подход).

Физиологические механизмы оценки длительности у здорового человека изучают методом регистрации ЭЭГ. Однако, в работах, использовавших регистрацию ЭЭГ в связи с изучением механизмов восприятия времени, проблему оценки длительности интервалов рассматривали как второстепенную. В работах Э. А. Костандова, О. И. Иващенко и др. [5, 7] главной была задача изучения межполушарных отношений при оценке микроинтервалов времени. Н. Н. Данилова и В. Н. Гудков [4] изучали динамику и механизм процесса обучения с использованием временных интервалов в качестве стимулов. В диссертации В. Г. Каменской [6] особое внимание было уделено влиянию патологического функционального состояния мозга на отражение временных стимулов, на связь процесса оценки длительности с мотивационно-волевым состоянием человека. Получены данные об изменении ВП на стимулы различной длительности в зависимости от инструкции [9]. Наатанен выявил различия ВП при предъявлении стимулов различной длительности в рамках исследования негативности рассогласования (HP) [8]. Также отмечают связь волны N100 (негативной волны с латенцией примерно 100 мс для слуховых стимулов) вызванного потенциала, синхронизированного с концом предъявления стимула, и длительности предшествовавшего стимула. Данный ответ мозга обычно четко распознается только при условии, что стимул длится не менее 0.5 с. Амплитуда волны увеличивается вместе с увеличением длительности стимула [22]. Хансен и Хиллард предполагают, что анализ длительности является завершающим в идентификации целевого стимула и отражается в позднем позитивном компоненте [21].

Данная работа посвящена исследованию механизмов восприятия времени, в частности мозговых механизмов оценки человеком длительности коротких интервалов времени. Для решения этой проблемы наиболее адекватным является комплексное психофизиологическое исследование. В этом случае первоначально изучается влияние исследуемого параметра (времени) на изменение соответствующего субъективного качества (субъективной оценки времени) и строится требуемая психофизическая функция. Далее регистрируются ВП на субъективно специфицированные стимулы, что позволяет проследить динамику мозговой активности, связанную с исследуемым процессом (в данном случае - с оценкой длительности). В результате, на основе сопоставления показателей ВП (амплитуды и латенции заданных компонентов) с физическими качествами и субъективными свойствами набора стимулов, открывается возможность построить психофизиологическую функцию изучаемого процесса, определить латенцию того компонента ВП, изменение амплитуды которого проявляет зависимость от изменения исследуемого качества стимула. В итоге можно вычленить исследуемый процесс из других мозговых процессов, протекающих параллельно, а также подойти к локализации соответствующих мозговых структур - использование многоканальной регистрации ВП и соответствующих методов локализации электрической активности в пространстве мозга, применение ядерной магнитно-резонансной томографии для анализа индивидуальных анатомических особенностей мозга конкретных испытуемых позволяют обнаружить и описать активность мозговых структур, обеспечивающих восприятие и оценку интервалов времени.

В задачу первой части работы, которой и посвящена данная статья, входило:

1) Построить психофизическую функцию, описывающую соотношение физической длительности стимула и его субъективной оценки. Проверяемая гипотеза НО: субъективное время описывается одномерной шкалой, оценки по которой линейно связаны с физической длительностью стимула. Контр-гипотеза H1: субъективные оценки длительности нелинейно связаны с физической длительностью стимула или вообще не связаны.

2) Выявить динамику мозговой активности (латенцию максимально выраженной реакции мозга) и построить функции взаимосвязи этой активности с физической и субъективной длительностью этих стимулов. Проверяемая гипотеза НО: в ВП в каком-либо отведении имеется компонент, изменение которого закономерно связано (линейно или не линейно) с физической длительностью стимула или с его субъективной оценкой. Контр-гипотеза H1: в ВП не существует такого компонента, который как-либо закономерно связан с процессом оценки интервала времени человеком.

В соответствии с этими задачами эксперимент осуществлялся в виде двух основных серий - психофизической и психофизиологической, а также дополнительных (контрольных) серий, имевших целью проверить, работает ли механизм оценки интервала времени постоянно при любом акте восприятия, независимо от сознательно решаемой человеком задачи, или мы имеем дело с функциональной системой, которая организуется под сознательно принятую человеком задачу.

МЕТОДИКА

Испытуемые. Всего в экспериментах добровольно приняло участие 9 человек. Из них 5 участвовало в психофизической серии экспериментов, 4 - в электроэнцефалографических сериях. Поскольку каждая серия электрофизиологического эксперимента достаточно длительна (30 - 40 минут), а контрольную серию необходимо было проводить до знакомства испытуемого с основной, то не представлялось возможным, чтобы каждый испытуемый прошел все серии. Поэтому испытуемые участвовали в эксперименте по следующей схеме: исп. СЛ - в основных сериях со зрительной и звуковой стимуляцией; исп. ЛС и БН только в основной серии со зрительной стимуляцией; исп. ЛВ - в основной серии со звуковой стимуляцией и в контрольных сериях со зрительной и звуковой стимуляцией. Все испытуемые были студентами московских вузов, правши, без психических отклонений.

Стимулы. В эксперименте использовалось два типа стимулов: 1) визуальный стимул - светло-желтый квадрат размером 5 см х 5 см, предъявляющийся на сером фоне; 2) звуковой стимул - "белый шум"). При этом использовали различную длительность предъявления стимулов: в психофизической серии использовали 14 интервалов (от 0.2 до 2.8 с), а для электрофизиологической серии -интервалы, равные 0.2, 0.3, 0.4, 0.5, 0.6, 0.7, 0.8, 0.9, 1.0 секунд. Данные длительности были выбраны исходя из того, что только стимулы с большей, чем 200 мс длительностью, не меняет своего качества. Так, если удлинение звуковых стимулов до 200 мс может привести к субъективному увеличению громкости, то дальнейшее удлинение стимулов субъективно воспринимается именно как увеличение длительности стимула [1,8].

Процедура эксперимента. В психофизической серии функция зависимости субъективной длительности от физической длительности определяется двумя способами: 1) на основе эксперимента по многомерному шкалированию попарных различий между стимулами (в этом случае испытуемый оценивал в баллах от 0 до 9 степень различия между длительностью двух стимулов, 14 стимулов образовывали 91 попарных сочетаний, предъявляемых по 3 раза каждый в случайном порядке); 2) на основе прямых оценок длительности (от испытуемого требовалось оценивать время предъявления стимулов, выражая свое ощущение в числах от 1 до 9). В психофизиологической серии экспериментов использовались те же субъективно специфицированные стимулы, и та же задача по прямой оценке длительности, однако для того, чтобы проследить устойчивость потенциала и чтобы испытуемый имел возможность отдохнуть в ходе эксперимента, эксперименты для каждой из модальностей были еще разделены на две части. В первой части интервалы длительностью 0.2, 0.4, 0.6, 0.8, 1.0 секунды предъявлялись по 100 раз, и они подвергались в дальнейшем изучению и обработке. Остальные же интервалы предъявлялись по 10 раз. Они были введены, чтобы избежать узнавания стимулов в эксперименте, обеспечить испытуемым возможность перцептивной оценки длительности. Во второй части, следовавшей через некоторое время после первой, по 100 раз предъявлялись интервалы длительностью 0.3, 0.4, 0.5, 0.7, 0.9 секунд, по 10 раз -все остальные интервалы. Стимулы всегда предъявлялись в случайном порядке, со случайным интервалом времени между ними в пределах от 1.8 до 2.5 с. Для отделения процесса сознательной оценки времени от процессов пассивного восприятия стимулов была проведена контрольная серия эксперимента, в которой испытуемому, еще не участвовавшему в основных сериях эксперимента с оценкой длительности и не знавшему цели эксперимента, предъявлялись те же стимулы, но только без задачи оценивать их длительность, а просто пассивно наблюдать их.

Таким образом, всего было 4 серии - 2 основных и 2 контрольных. В контрольной серии никакой задачи перед испытуемыми не ставилось.

Обработка данных. Данные психофизических экспериментов по оценке попарных различий обрабатывались метрическим методом многомерного шкалирования [27], а прямые оценки величины интервала времени усреднялись по предъявлению стимулов. Полученные в ходе психофизического эксперимента ответы испытуемых сводили в матрицу различий, которые анализировали первоначально для каждого испытуемого отдельно, а затем усредняли либо по всем испытуемым, либо по группам испытуемых с учетом особенностей индивидуальных данных. Степень сходства "точек зрения" испытуемых оценивали по коэффициенту корреляции Пирсона при сопоставлении субъективных оценок различий между стимулами в матрицах этих испытуемых.

В психофизиологической серии регистрация ЭЭГ осуществлялась монополярно по 16 стандартным отведениям (система 10/20) на энцефалографе фирмы Nihon Kohden с вводом в компьютер; обработка и анализ ЭЭГ и ВП проводились с использованием системы программ "BrainSys". После соответствующей сортировки и удаления артефактов, ВП усреднялись по концу предъявления каждого стимула отдельно. В общей сложности были построены и проанализированы ВП на стимулы различной длительности разных модальностей для всех регистрируемых 16-ти отведений по всем испытуемым. Для изучения связи амплитуды тех или иных пиков ВП с длительностью предъявляемых стимулов строились корреляционные поля и вычислялись коэффициенты корреляции (по Спирмену) между амплитудой соответствующих пиков и длительностью стимулов как физической, так и субъективной (оцененной по результатам психофизических данных).

РЕЗУЛЬТАТЫ

Полученные индивидуальные матрицы различий между стимулами оказались достаточно сходными для всех испытуемых: коэффициенты корреляции "точек зрения" испытуемых лежали в диапазоне от 0.62 (наихудшее согласие, обнаруженное между испытуемым N 4 и испытуемым N 5) до 0.83 (наилучшее согласие, обнаруженное между испытуемым N 1 и N 2). Это позволило усреднить оценки по испытуемым и далее анализировать усредненные данные. В результате обнаружено, что при оценке длительности стимула человек опирается только на один признак (коэффициент корреляции одномерной линейной модели с исходными оценками равен 0.955). Зависимость субъективных оценок в различии длительностей стимула от физического различия этих же длительностей представлена на рис. 1, А. К таким же результатам привела и обработка данных прямой оценки различий (рис. 1, Б). То есть, на данном временном интервале зависимость между субъективным и физическим временем близка к линейной, что подтверждает исходную гипотезу для психофизической серии.

В результате проведения основной и контрольных серий психофизиологического эксперимента удалось выявить компонент ВП, закономерно связанный с сознательной оценкой человеком длительности стимула, что соответствует основной гипотезе. На рис. 2 для сравнения представлены ВП на выключение зрительного стимула (момент выключения отмечен стрелкой вниз) различной длительности, слева - перед испытуемым стояла задача оценки длительности стимула, а справа - такой задачи не было (контроль). В левом столбце представлены ВП испытуемого СЛ (в отведении F4,9 градаций длительности стимула от 200 до 1000 мс). Справа - ВП испытуемого ЛВ (5 градаций длительности). ВП для каждой длительности на графике представлен отдельной линией. В ответ на выключение зрительного стимула возникает вызванный ответ мозга, в котором обнаруживаются те же компоненты, что и в стандартном ВП: а именно N100, Р150, N220, Р300. Данный ответ мозга характеризуется достаточно широким периодом негативности (примерно от 100 до 200 мс), со слабо выраженным позитивным компонентом Р150. Ярко проявилась позитивная волна на латенции 300 мс (Р300). Заметно, что в серии оценки длительности этот компонент ВП на разные по длительности стимулы сильно различается, в то время как в контрольной серии - нет. В этом случае амплитуда компонента Р300 не менялась при изменении физической длительности предъявляемого стимула.

В таблице приведены коэффициенты корреляции между амплитудой пиков и субъективной длительностью зрительных стимулов для некоторых компонентов ВП в тех отведениях, где такая зависимость обнаруживается. В большинстве случаев коэффициент корреляции больше для субъективной длительности, чем для физической. Из таблицы видно, что с субъективной длительностью стимула больше всего (коэффициент корреляции превышает или равен 0.9) коррелирует амплитуда позитивного компонента Р300 для отведений F3, F4, F8, С3, С4, Р4, Т4. Длительность слуховых стимулов не обнаруживает линейной корреляции с амплитудой компонентов ВП (коэффициенты корреляции меньше 0.6).

Для более детального анализа исследуемой зависимости были построены графики связи субъективной длительности стимула с амплитудой пика на латенции 300 мс после выключения стимула. На рис. 4 представлена зависимость амплитуды этого пика от субъективной длительности стимула для отведения F4 по всем испытуемым. Четко просматривается линейная зависимость в случае инструкции оценивать длительность. При этом для исп. ЛВ (контрольная серия - обозначен пунктиром) такой зависимости нет. Линейная зависимость между субъективной длительностью стимула и амплитудой ВП наблюдается и по другим отведениям (F3, Р4, С3, С4, Т4, F8) для всех анализируемых испытуемых. Следует отметить, что для подобных коротких интервалов времени зависимость между физической длительностью стимулов и ее балльной оценкой испытуемыми близка к линейной функцией.

На рис. 3 ВП тех же испытуемых, что и на рис. 2 (отведение F4), но теперь на выключение звукового стимула (момент выключения отмечен стрелкой вниз) различной длительности, слева - перед испытуемым стояла задача оценки длительности стимула, а справа - такой задачи не было (контроль). В левом столбце представлены ВП испытуемого СЛ (в отведении F4, 8 градаций длительности стимула от 200 до 900 мс). Справа - ВП испытуемого ЛВ (5 градаций длительности). ВП для каждой длительности на графике представлен отдельной линией. Следует отметить, что ВП для звуковых стимулов отличается от ВП для зрительных. Тем не менее, компонент Р300 четко выделяется и в серии со слуховой стимуляцией.

Видно, что хотя форма слуховых ВП практически одинакова, амплитуды пиков различаются для стимулов разной длительности основной серии. В контрольной серии, когда испытуемому предъявлялись те же самые слуховые стимулы, но перед ним не ставилась задача оценки интервала времени, в этих ВП никаких изменений не обнаружилось.

На рис. 5 представлено соотношение между субъективной длительностью звукового стимула

Коэффициенты корреляции (по Спирмену) между амплитудой пиков и субъективной длительностью визуальных стимулов

* - в выделенных шрифтом случаях коэффициент корреляции несколько больше между физической длительностью и амплитудой ВП. Эти коэффициенты соответственно равны: С3 - 0.940, Р4 - 0.940, Т3 - 0.915.

(балльная оценка, ось X) и амплитудой позитивного пика на латенции 250 мс ВП, усредненного на выключение предъявленного стимула (ось Y) у разных испытуемых. Как видно, в основной серии амплитуда пика Р300 для звуковых стимулов хотя и не обнаруживает линейной зависимости от длительности стимула, но характеризуется V- образ-ной связью: амплитуда пика сначала убывает с увеличением субъективной длительности стимулов до 3.7 условных единиц, а затем возрастает для стимулов, оцененных как более длительные (больше 3). Следует отметить, что 3 балла - это средний балл оценки стимула длительностью 400 мс. Так как связь между физической и субъективной длительностью и для звуковых стимулов близка к линейной, можно утверждать, что амплитуда пика убывает с увеличением длительности для стимулов меньше 400 мс и возрастает для стимулов больше 400 мс. При пассивном восприятии данных стимулов (контрольная серия экспериментов) амплитуда компонента практически не меняется при изменении длительности предъявления стимулов. В этом картина сходна как для зрительных, так и слуховых стимулов.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

В результате проведенных исследований была выявлена связь между амплитудой пика Р300 для отведений F4, F3, С4, С3, Р4, Т4, F8 и субъективной длительностью коротких временных интервалов. Эта зависимость различается для стимулов разной модальности. В случае визуальной стимуляции она носит линейный характер, а в случае звуковой имеет V-образный вид. Связь между физической и субъективной длительностью для обеих модальностей близка к линейной.

Интерпретация изменений отдельных компонентов или фаз ВП сталкивается с целым рядом трудностей. Пик ВП не обязательно является компонентом мозговой активности в строгом его понимании. Наатанен и Пиктон [8, 24] определяют "компонент" ВП как вклад в регистрируемую волновую форму особого генераторного процесса, в виде активации в локальной области коры мозга, возникающей в ответ на предъявление специфического сенсорного паттерна. Таким образом, согласно этому определению, видимые в усредненной кривой негативные и позитивные волны не должны называться компонентами, скорее это отклонения, волны, пики или впадины. Последние в целом не представляют какое-либо унитарное мозговое явление, а состоят из различных компонентов, которые арифметически суммируются под записывающим электродом. Таким образом, одной из главных задач текущих исследований в этой области является ответ на вопрос как извлечь информацию о различных мозговых процессах из данных, полученных при записи с поверхности головы.

В литературе амплитуду позитивной волны с латенцией пика около 300 мс связывают с разными психическими явлениями, такими, как привлечение внимания к стимулу, появление ориентировочного рефлекса, возрастание неопределенности ожидаемой ситуации, усложнение задания на дифференцирование стимулов, принятие решения, рост уверенности субъекта в правильности идентификации сигнального стимула [4]. Был выделен позитивный париетальный компонент Р3, связываемый с опознанием стимула как значимого [11]. Кроме того, в последние годы показано, что компонент Р3 (или в другом обозначении Р300) является не столько показателем процесса обновления ("updating") рабочей памяти (как это, например, трактуется в [20]), сколько показателем торможения, являющегося следствием принятия решения о стимуле, его категоризации [233]. Вышеперечисленные данные, в основном, поддерживают убеждение, что Р3 - это эндогенный компонент, независящий от физических параметров предъявляемого стимула и способный возникать даже в его отсутствие. Тем не менее, существуют работы, в которых показано, что Р3 чувствителен к физическим параметрам стимула, например, является зависимым от модальности [25]. В частности, ответ Р3 возникает раньше для звуковых стимулов, чем для визуальных [25] (что подтверждается и в нашем исследовании). Такая множественная интерпретация данного компонента позволяет предположить, что он является результатом активности нескольких генераторов. Так, Джонсон предложил гипотезу о трех генераторах, вызывающих ответ Р300: один генератор связан с инструкцией, задачей; другой чувствителен к вероятности предъявления стимула; третий, скорее всего, связан с физическими характеристиками стимула, в частности, с модальностью [19]. Волну Р300 также разделяют на Р3а и Р3b компоненты. Р3а возникает при условии непроизвольного внимания к стимулу, а Р3b в ответ на целевой стимул, при инструкции его сознательной идентификации [8, 11 и др.].