Проблема свободы в научном творчестве

Ключевые слова: подростки, правонарушения, агрессия, воспитательная колония, тест Басса-Дарки.

Данные изучения социально-демографических, индивидуально-психологических, клинико-психопатологических предикторов криминального поведения детей и подростков широко представлены как в отечественных, так и зарубежных публикациях. Установлено, что для подростков-правонарушителей характерны низкий социально-экономический статус семей, алкоголизация и антисоциальный образ жизни родителей, низкая способность к эмпатии, нарушения эмоционально-волевой сферы, употребление психоактивных веществ и многие другие факторы, повышающие риск антисоциального, в том числе и криминального поведения [11].

Важным фактором риска совершения правонарушений считается повышенная агрессивность субъекта, тесно связанная с враждебностью или аффективной неустойчивостью ("импульсивная", "реактивная" агрессия), либо, напротив, обусловленная трезвым расчетом и преследующая конкретную цель ("контролируемая", "инструментальная", "проактивная" агрессия) [2, 7, 10, 13, 14]. Установлено, что значительная часть подростков до совершения правонарушений проходит этап "докриминальной агрессии", характеризующийся такими разнообразными формами агрессивного поведения, как оппозиционность, негативизм, враждебность, частое инициирование драк, запугивание сверстников и вымогательство, вандализм, граффити деструктивного типа, агрессивный спортивный фанатизм, зоосадизм и др. [6, 12, 15]. По нашим данным, 68% осужденных юношей 15 - 17 лет (N = 443) до совершения правонарушения систематически участвовали в драках (чаще 1 - 2 раз в месяц), что в 3 раза превышало соответствующий показатель у юношей того же возраста в общей популяции (N = 348). При этом внутри группы осужденных юношей различий по этому показателю не наблюдалось.

Однако, как показывают исследования [4, 5], поведенческие проявления агрессивности подростков-правонарушителей претерпевают значительные изменения в условиях лишения свободы. Связано это с тем, что в условиях замкнутого коллектива роль индивидуальных характеристик в проявлениях агрессии возрастает, поскольку вариабельность и значение средовых факторов снижается [9].

Известно, что в пенитенциарных учреждениях, в том числе для несовершеннолетних, существует определенная специфика взаимоотношений между заключенными. В основе ее лежат своеобразные нормы морали ("воровские законы"), "кастовость", которые способствуют формированию иерархической структуры тюремной популяции. В связи с этим уровень межличностного насилия довольно высок. В наиболее уродливой форме практика физического насилия существовала в недавние годы во многих воспитательных колониях в виде "закона кулака" [1]. В ряде случаев тяжкие правонарушения (убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью), совершаемые в воспитательных колониях, носят "инструментальный" характер. Так, по нашим наблюдениям, тяжкие правонарушения, совершенные в воспитательной колонии, могут преследовать конкретную цель перевода в исправительную колонию для взрослых осужденных ("раскрутка", на сленге заключенных). Мотивами подобных правонарушений могут быть: желание повысить свой "воровской" статус, попытки избавиться от учебы в школе, несоблюдение режима воспитательной колонии. Весьма часты в колонии случаи аффективной, враждебной агрессии как проявление эмоционального кризиса у воспитанников с низкими адаптационными возможностями. Крайне разнообразны проявления аутоагрессии - от истинных суицидальных попыток до десятков способов умышленных самоповреждений.

Целью данного исследования была оценка показателей агрессивности у осужденных с различным статусом в неформальной иерархии воспитательной колонии. Мы полагали, что заключенные с разным статусом демонстрируют разные типы агрессивного поведения. В задачи исследования входило: 1) описание "кастовой" структуры осужденных в воспитательной колонии; 2) выявление значимых корреляций между статусом в колонии и определенными демографическими и личностными характеристиками осужденных; 3) сравнительный анализ степени и характера агрессии в группах осужденных с высоким и низким статусом.

МЕТОДИКА

Было обследовано 230 осужденных мужского пола, отбывающих наказание в воспитательных колониях N 1 и N 2 (г. Стерлитамак, Башкортостан). Выборка их производилась на основании оценки неформального статуса в иерархии заключенных, которая складывалась из характеристик, данных персоналом, другими воспитанниками, сведений из личных дел.

Возраст обследованных колебался от 15 до 20 лет (средний возраст М = 17.09 лет; SD = 0.98). Совершенные правонарушения составляли широкий спектр - от краж до убийств. Использовались: контент-анализ личных дел осужденных, тестирование, индивидуальные беседы, опрос персонала колоний. Для оценки агрессивности применялся тест Басса- Дарки [8].

Для статистической обработки была использована описательная статистика, корреляция Спирмена как измерение силы связи между показателями, однофакторный дисперсионный анализ (ANOVA), t-критерий для независимых выборок, кластерный анализ (метод К-средних). Статистическая обработка производилась при помощи программы STATISTICA/w 5.0.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Из 230 обследованных воспитанников наиболее высокий статус так называемых "бугров" имели 49 чел. (21%); он оценивался нами как максимальный - 6 баллов. К ним относились как формальные лидеры (председатели колоний, отрядов и пр.), так и неформальные (так называемые "авторитеты"). Более низкую ступень "иерархической лестницы" занимали так называемые "шустряки" - 18 чел. (8%); статус 5 баллов. К ним относились воспитанники, являвшиеся ближайшими помощниками формальных лидеров и претендовавшие на их место в будущем. Хотя среди этих групп осужденных особняком стояли должности "председателей колоний", в целом "бугры" и "шустряки", в соответствии с мнением всех участников обследования, определялись как социально доминирующие в популяции воспитательной колонии. Отношение к этим осужденным со стороны других воспитанников характеризовалось страхом, уважением, желанием услужить. Средний статус занимали "рядовые", или "пацаны" - 20 чел. (9%), статус 4 балла, отношение к которым было преимущественно нейтральным. Более низкие ступени в "иерархической лестнице" занимали "крысы" (24 чел., 10%, статус 3 балла), а также "масти" (19 чел., 8%), "твари" (11 чел., 4%) и "отходники" (53 чел., 24%). Статус последних трех групп оценивался в 2 балла. Наконец, наиболее низкий статус, который мы оценили в 1 балл, имели "обиженные" (36 чел., 16%).

Структура обследованного контингента данной выборки по занимаемому статусу представлена на рис. 1. Эта структура не отражает реального процентного соотношения воспитанников с различным статусом, поскольку в выборку были включены не все осужденные.

Причины низкого статуса воспитанников были весьма разнообразны. Так, за совершение кражи (чаще продуктов, чая, сигарет) в местах лишения свободы заключенный получал кличку "крыса". За определенный поступок, который мог "запачкать репутацию" в глазах других осужденных (например, поднять окурок с пола в туалете, воспользоваться посудой "обиженного" и т.д.), он получал кличку "масть". Заключенные, за которыми закрепилось мнение как о "подлых", "стукачах" и пр., получали кличку "тварь". В группу

Результаты сравнительного анализа показателей образованных групп

Примечания: СЭС* - социально-экономический статус семьи, СФНР* - степень физического насилия родителей, КПР* - криминальное поведение родных, СНХП* - степень насильственного характера правонарушений. Большинство показателей оценивались в баллах, которые вводились произвольно, с учетом специфики каждого измеряемого параметра. Например, "состав семьи" варьировался от 3 (наличие родных матери и отца) до 1 балла (воспитание в детском доме); "степень насильственного характера правонарушения" от 0 (кражи, мошенничество и пр.) до 4 баллов (убийство) и т.д.; жирным курсивом выделены графы с достоверными различиями между сравниваемыми показателями. ** - шкалы теста Басса-Дарки.

"отходников входили воспитанники с симптомами регрессивного поведения в виде булимии и поедания отходов, что иногда сочеталось с крайней неопрятностью, запущенностью, нежеланием соблюдать элементарные правила личной гигиены (так называемые "животные", "черти") [3]. Наконец, в категорию "обиженных" попадали воспитанники, ставшие жертвами сексуального насилия либо до заключения, либо в местах лишения свободы (СИЗО, этап, колония). В целом причины низкого статуса были связаны с нарушением своеобразного "кодекса чести", неписаных правил поведения, соблюдаемых большинством осужденных несовершеннолетних. Соответственно, отношение к данному контингенту характеризовалось презрением, что часто сопровождалось виктимизацией (систематическим унижением, физическим или сексуальным насилием).

Мы попытались выявить факторы, обусловливающие "расслоение" подростково- юношеской тюремной популяции на "касты". Корреляционный анализ показал, что статус в неформальной иерархии воспитанников колонии достоверно значимо ( р < 0.05), прямо коррелировал с возрастом ( r = 0.34), социально-экономическим статусом семьи, в которой воспитывались юноши ( r = 0.20), ростом ( r = 0.19) и массой тела ( r = 0.31) осужденных, насильственным характером совершенного правонарушения ( r = 0.29), а также показателями по шкалам теста Басса-Дарки "Физическая агрессия" ( r = 0.25), "Негативизм" ( r = 0.16), "Вербальная агрессия" ( r = 0.20) и "Общая агрессия" ( r = 0.22).

Отрицательная значимая ( р < 0.05) корреляция наблюдалась между статусом и употреблением алкоголя родителями и ближайшими родственниками ( r = -0.17), а также показателями по шкалам теста Басса-Дарки "Обида" ( r = -0.16) и "Враждебность" ( r = -0.18).

Не было обнаружено значимых связей между статусом и составом семьи, характером воспитания, физическими наказаниями в семье, криминальным поведением родителей и ближайших родственников, самооценкой осужденных по шкалам "Здоровье", "Ум", "Физической сила", "Счастье", а также показателями по шкалам "Косвенная агрессия", "Раздражительность", "Подозрительность" и "Чувство вины".

В дальнейшем статистическая процедура состояла из дисперсионного анализа, который проводился в два этапа. На первом этапе определялись различия в показателях между двумя группами. В группу "лидеров" были объединены "бугры" и "шустряки" (N = 67). Группу "аутсайдеров" составили "крысы", "масти", "твари", "отходники" и "обиженные" (N = 143).

Результаты сравнительного анализа показателей образованных групп при помощи t- критерия для независимых выборок представлены в таблице.

На втором этапе проводился более детальный сравнительный анализ показателей между отдельными группами, входящими в "лидеры" и "аутсайдеры". Так, выявились определенные различия между группами "бугров" (N - 49) и "шустряков" (N = 18), входящих в группу "лидеров". Первые были старше, выше ростом, чаще совершали правонарушения насильственного характера и имели более высокие показатели физической агрессии по тесту Басса-Дарки. Все перечисленные отличия были статистически достоверны ( р < 0.05). В то же время сравнительный анализ групп с низким статусом ("крысы", "масти", "твари", "отходники", "обиженные"), отнесенных к "аутсайдерам", с использованием однофакторного дисперсионного анализа (ANOVA), не выявил эффекта главных различий ни по одному из рассматриваемых показателей.

Таким образом, результаты корреляционного и дисперсионного анализа показали, что осужденные с высоким статусом оказались старше, происходили из семей с более высоким социально-экономическим статусом, реже имели родных, злоупотребляющих алкоголем. Наблюдалась некоторая тенденция к преобладанию у заключенных в группе низкого статуса родных, имевших криминальный анамнез, хотя и без достоверной разницы ( t = -1.9, р = 0.07). Антропометрические показатели (рост и масса тела) также имели более высокие показатели в группе осужденных с высоким статусом. Более высокие ( р < 0.05) показатели физической, вербальной и общей агрессии, а также негативизма, указывали на то, что осужденные с высоким статусом открыто демонстрировали агрессивные тенденции, в то время как воспитанники с низким статусом имели тенденцию к подавлению агрессии, направленной вовне.

Предположения относительно причинно-следственного характера склонности к открытому агрессивному реагированию и социальному доминированию в условиях замкнутого коллектива воспитательной колонии весьма затруднительны. С одной стороны, можно предположить: повышенная агрессивность как черта характера ассоциируется с решимостью, сниженным чувством опасности, что может облегчить социальное доминирование в таких специфических условиях. В пользу предположения об изначально повышенной агрессивности говорит также тот факт, что юноши с высоким статусом и более высокими показателями агрессии значительно чаще ( р < 0.001) совершали правонарушения насильственного характера. С другой стороны, в условиях заключения сам по себе высокий статус не только облегчает, но и провоцирует частое использование физической силы и психологического давления с целью получения определенных привилегий (отобрать передачу, заставить выполнить свою работу и т.д.).

Отсутствие значимых различий между показателями в группах осужденных с низким статусом указывало, по-видимому, на значительную однородность рассматриваемых демографических, криминологических и личностных характеристик заключенных- "аутсайдеров".

Чтобы проверить выявленные закономерности, мы использовали метод кластерного анализа (расчет К-средних после процедуры стандартизации), позволяющий автоматически выделять группы (кластеры), имеющие схожие параметры. В процедуру кластеризации были включены лишь те показатели, значимость которых подтвердилась на предварительном этапе корреляционным и дисперсионным анализом (см. таблицу). Результаты кластеризации представлены на рис. 2.

Из рис. 2 видно, что осужденные с высоким статусом, вошедшие в кластер 3 (N = 72), имели различия в показателях, которые полностью соответствовали результатам корреляционного и дисперсионного анализа. В то же время, группа осужденных с низким статусом "расслоилась" на две подгруппы (кластеры 1 и 2). Различия между ними заключались преимущественно в показателях агрессии по тесту Басса-Дарки. Так, кластер 2 (N=13) характеризовался низкими показателями агрессии, а кластер 1 (N = 85) - высокими. При этом кластер 1 отличался от кластера 3 высокими показателями "Враждебности" и "Обиды".

ВЫВОДЫ

1. Осужденные юноши с высоким статусом в неформальной иерархии воспитательной колонии склонны к открытой агрессии, которая имеет преимущественно "инструментальный-контро-лируемый-предумышленный-проактивный" характер, что выявлялось при исследовании методикой Басса-Дарки. Инструментальный характер агрессии отражается сочетанием высоких показателей по шкалам "Физическая агрессия", "Негативизм", "Вербальная агрессия", "Общая агрессия" с низкими показателями по шкалам "Обида" и "Враждебность".

2. Часть осужденных с низким статусом склонна к подавлению внешнего выражения агрессии, что отражается в низких показателях всех шкал агрессии теста Басса-Дарки.

3. Другая часть осужденных с низким статусом, напротив, имеет повышенную агрессивность, которая носит преимущественно "враждебный-аффективный- импульсивный-реактивный" характер. Враждебный характер агрессии выявляется недифференцированным повышением всех показателей агрессии по тесту Басса-Дарки, включая "Обиду" и "Враждебность".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Габышев Л. Одлян, или Воздух свободы: Сочинения. Харьков, 1994.

2. Ениколопов С. Н. Агрессия и агрессивность насильственных преступников. Автореф. дис. ... канд. психол. наук. М., 1984.

3. Масагутов Р. М. Психопатологическая картина регресса у несовершеннолетних правонарушителей в воспитательных колониях // Материалы XIII съезда психиатров России, 10 - 13 октября 2000 г. М., 2000. С. 209 - 210.

4. Масагутов Р. М. Соотношение уровней тестостерона и кортизола с показателями агрессивности подростков // Российский психиатрический журнал. 2001. N 5. С. 36 - 40.

5. Пирожков В. Ф. Криминальная психология. Подросток в условиях социальной изоляции. М.: Ось-89, 1998. Кн. 2-я.

6. Сизиков М. В. Клинико-патогенетические закономерности эволютивной динамики аномальных личностей в подростково-юношеском возрасте // Российский психиатрический журнал. 1999. N 3. С. 46 - 51.

7. Barratt E.S., Felthous A.R., Kent T. et al. Criterion measures of aggression - impulsive versus premeditated aggression // The Science, Treatment, and Prevention of Antisocial Behaviors: Application to the Criminal Justice System / Ed. Fishbein D. Kingston, NJ, 2000. P. 117 - 143.

8. Buss A.H., Durkee A. An inventory for assessing different kinds of hostility // J. Consult. Psychology. 1957. N 21. P. 343 - 349.

9. Cornell D.G., Peterson C.S., Richards H. Anger as a predictor of aggression among incarcerated adolescents // J. Consult Clin Psychol. 1999. V. 67. N 1. P. 108 - 115.

10. Dodge K.A., Coie J.D. Social-information-processing factors in reactive and proactive aggression in children's peer groups // J. of Personality and Social Psychology. 1987. N53. P. 1146 - 1158.

11. Farrington D.P., LoeberR. Epidemiology of juvenile violence // Child Adolesc Psychiatr Clin North Am. 2000. V. 9. N 4. P. 733 - 748.

12. Lipsey M.W., Derzon J.H. Predictors of violent or serious delinquency in adolescence and early adulthood: a synthesis of longitudinal research // In: Serious and Violent Juvenile Offenders: Risk Factors and Successful Interventions / Ed. Loeber R., Farrington D.P. Thousand Oaks, CA: Sage, 1998.

13. Megargee E.I. Undercontrolled and overcontrolled personality types in extreme antisocial aggression // Psychological Monographs. 1966. 80 (3, whole no. 611).

14. Poulin F., Boivin M. Reactive and proactive aggression: evidence of a two-factor model // Psychological assessment. 2000. V. 12. N 2. P. 115 - 122.

15. Scott S. Aggressive behaviour in childhood // BMJ. 1998.V. 316. P. 202 - 206.

AGGRESSION INDICES IN YOUNG MALE PRISONERS WITH DIFFERENT STATUS IN INFORMAL HIERARCHY OF CORRECTIONAL COLONY

R. M. Masagutov*, S. N. Enikolopov**

* Cand. sci. (medicine), Bashkiria State Medical University, chair of psychiatry and narcology, Ufa

** Cand. sci. (psychology), deputy head of clinical psychology department, Scientific center for mental health of RAS, Moscow

There was studied the aggression in young male prisoners (230 Ss) who served criminal sentences in a correctional colony. The hierarchical structure in the colony and conditions of its forming are described. There were found significant correlations between the hierarchical status of prisoners and Bass-Darki's aggression scale. High-status prisoners showed disposition to open aggression of instrumental type, whereas low-status prisoners were disposed to aggression of affective-hostile type or suppression of aggression.

Key words: adolescents, delinquency, aggression, correctional colony, Bass-Darki's test.

Научная жизнь. КУДА ИДЕТ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ПСИХОЛОГИЯ? (О РАБОТЕ III СЪЕЗДА РОССИЙСКИХ ПСИХОЛОГОВ "ПСИХОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА")

Автор: В. А. АВЕРИН, В. М. АЛЛАХВЕРДОВ, В. Е. СЕМЕНОВ, А. И. ЮРЬЕВ

25 - 28 июня 2003 г. в Санкт-Петербурге, отмечавшем свой 300-летний юбилей, состоялся III съезд Российского психологического общества (РПО). Съезду было предуготовано подвести итоги советской психологии и определить будущее психологии российской, ведь это - первый съезд отечественных психологов в новом веке. Облик психологии меняется с каждой эпохой. Сегодня отечественная психология подошла к одному из самых трудных и - будем надеяться - плодотворных своих периодов. Советская психология, опиравшаяся на "единственно верное" марксистское учение, тихо ушла в неведомые дали, передав накопленный ею опыт, все свои свершения и неудачи наследнице - психологии российской. С этой ношей отечественная психология вошла уже в новый век, но до сих пор не подвела общий баланс предшествующих побед и поражений. Что из сделанного советскими психологами должно сохраниться? От чего следует отказаться? На какие основания следует опираться? Никто пока не дал ясного ответа. Но вместе с марксизмом неожиданно исчез и общий язык, на котором психологи разговаривали друг с другом.

Съезд призван был ответить: способна ли российская психология к собственным открытиям мирового уровня или она обладает лишь ушедшим в прошлое арсеналом достижений наших учителей? В последние годы многие бывшие советские психологи, оказавшись за рубежом, стали весьма ехидно отзываться об уровне развития российской пссихологии. Эта тема звучала и на съезде. Например, об организационной недоразвитости российской психологии говорил на съезде выпускник факультета психологии СПбГУ В. Колга, живущий в Эстонии. С долей европейского снобизма он призывал не строить типичных для российской психологии теоретических химер, а постоянно так менять проекты, над которыми работаешь, чтобы за них давали гранты. Но зал характерно откликнулся на это высказывание: российская наука не продается. Мы пойдем другим путем. Каким?

Беспрецедентен для истории отечественной психологии сам масштаб проведенного мероприятия. Только официально в качестве его участников зарегистрировано 1112 психологов из 118 городов России и стран СНГ. Но еще больше было тех, кто хотя и не зарегистрировался, но активно участвовал в работе симпозиумов и "круглых столов". На съезде были также представители других стран: Голландии, Испании, Италии, Китая, Латвии, Польши, США, Финляндии, Франции, Швеции, Эстонии. А с учетом проходящей в рамках съезда выставки достижений практической психологии на различных мероприятиях съезда побывало свыше шести тысяч человек! В восьми томах материалов съезда почти на пяти тысячах страниц опубликованы 1694 научные статьи ¹ .

Научная программа съезда формировалась долго и трудно в течение 2002 - 2003 гг., причем формировалась - и это тоже новация - по заявительному принципу. Вся информация оперативно размещалась на сайте съезда. Симпозиумы и "круглые столы" утверждались программным комитетом при наличии от 2 до 4 сопредседателей из разных регионов России (как правило, докторов наук), предоставивших списки ожидаемых докладчиков. При такой процедуре даже удивительно, что из 69 запланированных научных мероприятий съезда (пленарных заседаний, дискуссий, симпозиумов, "круглых столов" и пр.) не состоялось всего 3. (А симпозиум "Наследственность и среда в индивидуальном развитии" состоялся, несмотря на отсутствие по разным причинам запланированных сопредседателей симпозиума и намеченных докладчиков. На заседание симпозиума пришло всего 17 человек, роль председателя взяла на себя С. А. Лебедева из Шуи.)

В коротком обзоре все прошедшие дискуссии, симпозиумы и "круглые столы" даже перечислить невозможно. Отметим лишь, что научная программа съезда была распределена между четырьмя форумами: фундаментальные проблемы психологии (сопредседатели: В. М. Аллахвердов, В. А. Барабанщиков, А. Л. Журавлев и В. Ф. Петренко), социокультурное значение психологии (сопредседатели: А. И. Донцов, П. Н. Ермаков, В. Е. Семенов, А. И. Юрьев), психология в образовании (сопредседатели: В. А. Аверин, А. Г. Асмолов, В. Е. Рубцов, В. В. Семикин, В. Д. Шадриков) и практическая психология (сопредседатели: В. А. Ананьев, Т. Ю. Базаров, В. К. Васильев, Р. В. Габдреев, ЮМ. Забродин, М. М. Решетников). По численности участников каждый форум превосходил предыдущие съезды. А ведь (с учетом девиза "Психология и культура") на нашем съезде были еще и концерты, и музыкальные вставки, в которых принимали участие как выдающиеся музыканты (М. Безверхний, М. Гантварг, В. Гуревич, П. Егоров и др.), так и сами психологи, которые музицировали, пели, читали свои стихи.

В данном обзоре мы в основном ограничимся обсуждением лишь некоторых, на наш взгляд, важных аспектов работы съезда, связанных с развитием психологии как науки.

Прежде всего можно констатировать резкое возрастание интереса психологов к основаниям своей науки. Более чем в 20% присланных материалов ставятся, обсуждаются или упоминаются методологические и философские проблемы психологии вообще или хотя бы методологические и философские проблемы собственного исследования. Оказалось, что симпозиумы и "круглые столы", посвященные этим вопросам, привлекают большее число психологов, чем подобные мероприятия по, казалось бы, сходным, но более прагматически выигрышным темам. Наверное, поэтому симпозиум "Методологические проблемы психологии развития" (сопредседатели: Л. А. Головей (Санкт-Петербург), Е. А. Сергиенко (Москва)) собрал больше участников, чем симпозиум "Дифференциальная психология развития" (сопредседатели: Л. А. Головей, М. С. Егорова (Москва), Е. А. Силина (Пермь)). Впрочем, было и исключение. Много желающих приняло участие в памятных заседаниях, посвященных роли профессора Е. С. Кузьмина в развитии отечественной социальной психологии ("круглый стол" "Российская социальная психология: история и перспектива") и 40-летию комплексных лонгитюдных исследований в Санкт-Петербурге, но число участников симпозиума "Методологические проблемы истории психологии" было весьма небольшим.

Явно обозначились разные позиции психологов по самым фундаментальным вопросам. Единая ли наука психология? Одни выступавшие (например, Г. В. Залевский (Томск), В. В. Умрихин (Москва) и др.) подчеркивали принципиальную необходимость теоретического плюрализма в психологии, полипарадигмальность психологии, важность наличия разных - даже не совместимых друг с другом - точек зрения. Чем, мол, больше разных интерпретаций одного и того же предмета в психологии, тем лучше. Другие доказывали, что все позиции должны быть сводимы к одной - иначе психология вообще не может являться наукой. Так, например, В. Е. Клочко (Барнаул) уверял, что нельзя рассматривать психологию как неупорядоченный набор разномасштабных теорий, каждая из которых имеет право отстаивать уникальность собственного видения явления под названием "психика", а надо определить единый предмет психологии. Но при этом почти каждое выступление, поддерживающее подобную точку зрения, давало иную трактовку этого самого единого предмета. Клочко в качестве нового предмета психологии объявляет человека как самоорганизующуюся систему. В. В. Знаков (Москва) развивал мысль о том, что одним из новых методологических оснований психологической науки является психология субъекта. В. М. Аллахвердов (Санкт-Петербург) подчеркнул ключевую роль изучения неосознаваемых механизмов работы сознания. Целая группа психологов говорила о духовности как главной составляющей психологического знания.

В. А. Барабанщиков (Москва) дал свое видение современного состояния психологической науки России: происходит расширение ее философских оснований, реорганизация проблемного поля, изменение в структуре методов познания, новое соотношение теоретических и практических разработок и др. Российская психология пока еще не имеет четко выраженного вектора движения и находится как бы на перепутье. Б. А. Еремеев (Санкт-Петербург) отметил растущую метафоризацию психологии, антропоморфизацию психики и сознания. Согласно его мнению, неопределенность понятий психологической науки негативно сказывается на ее качестве и темпах развития. А Е. В. Левченко (Пермь) подчеркнула возрождающийся интерес к теоретической психологии. Показательно, однако, что только два участника съезда (и оба петербуржца!) заявили о своих претензиях на новую теоретическую систему. Речь идет о концепции стратегической психологии А. И. Юрьева, достаточно полно представленной в материалах съезда и на симпозиуме по политической психологии, а также о психологике В. М. Аллахвердова, который провел в рамках выставки обсуждение только что написанной им книги "Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания".

Какой наукой является психология: гуманитарной, естественной или какой-то иной? Спор идет давно. Но посмотрим на реальные приоритеты, сложившиеся у психологов. Кого из корифеев советской и западной психологии они чаще всего поминают в 1694 статьях, опубликованных в материалах съезда? На первом месте - Л. С. Выготский (в 8.0% статей упоминается его имя). На втором - С. Л. Рубинштейн (7.4%), на третьем - А. Н. Леонтьев (6.9%), на четвертом - Б. Г. Ананьев (5.4%). Никто более из западных или современных российских психологов даже не приближается к такой популярности! Разумеется, это замечательно, что традиции сохраняются и российские психологи чтут своих учителей. Но ведь многие исследования выполнены этими учителями более 50, а то и 80 лет назад. Все четверо строили психологию на методологической основе марксизма и прямо об этом заявляли (пусть иногда и лукавили, но в своих основных текстах никогда от марксизма не отрекались). Теперь никого из них давно уже нет в живых. Советская психология тоже почила в бозе вместе со всеми своими методологическими основаниями. А материалы съезда - все же не монография, где есть место для того, чтобы отдать дань уважения учителям. Здесь в тезисной форме должно сообщаться о новых результатах. Ссылки на работы других авторов должны быть непосредственно связаны с описываемыми собственными исследованиями. Так на что же тогда опираются многие современные отечественные исследования?

Следующая группа ученых, выборочно проверенных на упоминание в материалах съезда, выглядит в порядке убывания частоты встречаемости так: З. Фрейд, Б. Ф. Ломов (оба - 3.3%), А. Маслоу, А. В. Брушлинский, Р. Кеттел, К. Юнг, К. Роджерс, В. Н. Мясищев, В. С. Мерлин, К. Левин, А. Р. Лурия (оба последних - 2%). В эту когорту уже попадают и некоторые современные российские психологи. Затем идут: В. М. Бехтерев, Г. Айзенк, Б. М. Теплов, Ж. Пиаже, П. Я. Гальперин, Э. Фромм, А. Адлер, К. К. Платонов (все - выше 1%). Завершается этот список (с частотой упоминаний уже менее 0.4%) таким образом: Э. Торндайк, Дж. Миллер, Дж. Брунер, В. Келер, У. Найссер, Б. Ф. Скиннер, Л. Фестингер, Д. Канеман. Бихевиористы и когнитивисты - а это всегда замечательные экспериментаторы! - явно не в чести у российских психологов, они заведомо проигрывают гуманистам и психологам-практикам. Даже Канеман упомянут всего один раз, хотя он и лауреат Нобелевской премии.

Показательно и то, какие философы упоминаются в материалах съезда. Чаще всех - И. Кант (в 1% статей), затем (в порядке убывания) идут: К. Маркс, Р. Декарт, Аристотель, Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский, Г. В. Ф. Гегель, Платон, М. Хайдеггер, М. К. Мамардашвили, Ж. -П. Сартр, Э. Гуссерль, Г. В. Лейбниц, М. Фуко и Ф. Ницше. Таким образом, среди философов прошлого психологи явно выделяют рационалистов. Но среди упоминаемых ими философов XX в. преобладают, наоборот, иррационалисты. Не случайно величайшие философы-рационалисты XX в. К. Поппер и Б. Рассел имеют единичное упоминание, а Л. Витгенштейн, который, как известно, заявлял, что теория познания есть философия психологии, вообще не упоминается ни разу. Таким образом, воспитанное с советских времен отношение к философской классике побуждает современных российских психологов считать важными изучение познавательных процессов и высоко оценивать исследования эмпирические. Но реально они такими исследованиями заниматься не хотят, их более тянет к гуманитарным рассуждениям и гуманитарным практическим технологиям.

Наверное, поэтому симпозиумы, непосредственно посвященные экспериментальным исследованиям, не привлекали широкого внимания. На заседание симпозиума "Современное состояние психофизики в России" (сопредседатели: А. Н. Гусев (Москва), И. Г. Скотникова (Москва), А. И. Худяков (Санкт- Петербург)), собравшим после многолетнего перерыва практически всех звезд отечественной психофизики, пришло всего 15 человек. Не слишком многочисленны были и сипозиумы по нейронаукам. Даже в материалах съезда почти не встречается работ, в которых высказанные гипотезы были проверены в специально организованном экспериментальном исследовании. В итоге было отмечено: в последние годы происходит ослабление позиций отечественной науки в целом и, прежде всего, ее фундаментальных областей. Отсюда понятно и принятое решение: усилить преподавание экспериментальной психологии в университетских курсах.

Необходимость интеграции теоретического и практического знания ни у кого не вызывает сомнений. Но как в реальности она может осуществляться? На съезде об этом говорили многие: Н. В. Бордовская (Санкт-Петербург), ЮМ. Забродин (Москва), А. А. Реан (Москва) и др. Впервые на съезде обсуждался вопрос: является ли практика критерием истинности психологических теорий или, наоборот, теории выступают в качестве критерия оценки эффективности практической деятельности? Одни уверяли, что теории строятся для нужд практики, поэтому она и определяет их истинность. Но тогда, возражали им другие, любой шаманизм и целительство превращаются в науку, если оказываются эффективными. В университетах США считается непозволительным преподавать нейролингвистическое программирование - оно там расценивается как ненаучное. В некоторых же наших университетах могут преподавать не только НЛП, но и астрологию, и вообще все, что угодно. Существуют ли реальные основания, которые позволяют отказываться от каких-то методов как ненаучных?

И новые вопросы: каково должно быть соотношение теоретического и практического знания в системе подготовки психологов? Одни психологи утверждали, что студентов, стремящихся в дальнейшем заниматься практической работой, надо и готовить совершенно иначе, чем тех, кто будет строить академическую карьеру. Другие ратовали за единую подготовку, полагая, что обучение практическим технологиям - это вопрос последипломного образования.

Практическая работа в области психологии напрямую связана с методологическими и этическими проблемами. А. Г. Асмолов (Москва) предложил рассматривать практическую психологию образования в качестве методологии фундаментальной психологии. Т. Ю. Базаров (Москва) говорил о необходимости описания метаструктуры оргконсультационной ситуации, основными элементами которой являются: личность, группа, организация, предмет деятельности. На форуме, посвященном практической психологии, бурно дискутировался такой вопрос: в чем состоит отличие психологических (гуманитарных) технологий от технологий технократических? Наконец, все подчеркивали важность этической составляющей практической психологии. А. И. Юрьев (Санкт-Петербург) рассказал о принципах, принятых им за основу при работе над этическим кодексом. Конечно, и с этим соглашался Юрьев, существующая редакция кодекса еще несовершенна. Однако делегаты утвердили этот кодекс понимая, что иначе процесс затянется до следующего съезда. А принятие кодекса - едва ли не самое важное достижение съезда.

Без этического кодекса роль РПО не может быть сопоставима с тем кардинальным влиянием на жизнь профессионального сообщества, которое оказывает как Американская психологическая ассоциация, так и многие европейские психологические общества. Не случайно и имидж психолога среди населения страны пока не столь уж авторитетен. Граждане зачастую связывают психологическую профессию с "грязными" политическими технологиями, рекламной ложью, с зачастую не имеющими психологического образования и потому совершающими серьезные ошибки школьными психологами, опасными методами "психологического воздействия", манипуляциями общественным сознанием. Книжные прилавки насыщены литературой, посвященной якобы психологическим техникам внушения и обмана. А голос профессионального психологического сообщества пока молчит. Но только консолидированное и этически осознанное действие психологов может изменить эту ситуацию.

Хочется надеяться, что съезд окажет серьезное влияние на реформирование всего профессионального сообщества. Е. А. Климов - предшествующий президент РПО - подал в отставку и рекомендовал на этот пост декана факультета психологии МГУ А. И. Донцова, который и был избран президентом РПО. Принято решение о введении поста первого вице-президента. Им избран нынешний исполнительный директор РПО Т. Ю. Базаров. Также принято решение о создании экспертного совета РПО, председателем которого избран В. М. Аллахвердов. Поручено подготовить положение о сертификации психологических технологий. Поставлена задача: разработать методические и организационные подходы к профессиональной (общественной) аккредитации и сертификации специалистов-психологов как в области психотерапии и психологического консультирования, так и по другим направлениям современной психологии.

Конечно, съезд поставил гораздо больше вопросов, чем дал на них ответы. Но перепутье есть перепутье, а осознание проблем едва ли не самое важное в процессе движения. Главное все же сделано - начата осознанная работа по переходу от психологии советской к психологии российской. Первая фаза - спонтанного отхода от официальной идеологии и как следствие увлечение мистицизмом и иррационализмом, ранее запретным плодом, должна смениться выработкой новой методологической позиции. Очень существенно, что съезд принял важное решение: развитие фундаментальных теоретических и экспериментальных исследований следует считать приоритетным в деятельности РПО. А тот огромный интерес, который съезд вызвал у психологов из разных регионов страны, их активность, содержательные доклады по самым насущным проблемам - все это говорит о понимании значимости избранного пути.

Съезд закончился выставкой достижений практической психологии и церемонией награждения финалистов национального психологического конкурса "Золотая психея". В номинации "Лучший проект года в области интеграции психологов в единое профессиональное сообщество" победила Всероссийская конференция "Психология и ее приложения". Награду принял А. И. Донцов и передал ее Тамаре Константиновне Мелешко - вдове А. В. Брушлинского, оценивая тем самым вклад Андрея Владимировича в организацию конференции, признанной победителем.

Редактор "Психологической газеты" М. Зайцева, ведущая церемонию награждения, заметила, что прошедший съезд уже сейчас можно рассматривать как реального кандидата на победу в этом конкурсе в следующем году.

Научная жизнь. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОБЛЕМ СМЫСЛА ЖИЗНИ И АКМЕ (ВОЗРАСТНОЙ, ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ И СОЦИОРЕАБИЛИТАЦИОННЫЙ АСПЕКТЫ)

Автор: В. Э. ЧУДНОВСКИЙ, А. А. БОДАЛЕВ, Г. А. ВАЙЗЕР, Е. Е. ВАХРОМОВ, Н. Л. КАРПОВА, А. В. СУВОРОВ, А. В. ТОРОПОВА

Десятый год в Психологическом институте РАО научно-исследовательский коллектив группы "Психология общения, развития и реабилитации личности" работает над проблемой смысла жизни. За эти годы накоплен значительный фактический материал, проведено его теоретическое осмысление. Основная часть исследований проходит в рамках конкурсных программ РГНФ.

В 1994 году было начато исследование по теме "Разработка новых путей социореабилитации людей с различными формами нарушения общения" (руководитель Ю. Б. Некрасова, 1995 г.), которое привело к изучению смысложизненных проблем у людей с различными формами сенсорной и речевой депривации (заикание и слепоглухота), поскольку в зависимости от того, как решается проблема смысла жизни, человек переходит от категории "больного" в категорию "здорового", из состояния инвалидности в состояние своей социальной значимости и полноценности. В дальнейшем это исследование приобрело более широкое звучание в темах: "Стратегия становления интрагенной активности в процессе социореабилитации" (1996 - 1997 гг.) и "Проблема смысла жизни и формирование интрагенной активности в процессе социореабилитации" (обе под руководством В. Э. Чудновского, 1998 - 1999 гг.). В рамках выполненных конкурсных программ были рассмотрены некоторые психологические характеристики феномена "смысл жизни" (полимотивированность, избирательность), возрастной и интеграционный аспекты и их роль в становлении интеграционной активности, описаны некоторые "технологии смыслогенеза" (смыслообретения и смыслоутрат).

В последующие годы осуществлялся более широкий подход к исследованию феномена "смысл жизни" рассматривалось его соотношение с другими категориями (акме, смысл жизни, счастье). Так, проблема акме соотносилась с проблемой направленности смысложизненных ориентации на оптимальное раскрытие и реализацию возможностей человека. Развернулись исследования по темам "Феномены "смысла жизни" и "акме": сущность, характер их соотношения в процессе жизни человека (возрастной, профессиональный и социореабилитационный аспекты)" (руководитель А. А. Бодалев, 2000 - 2001 гг.) и "Смысл жизни и акме как механизмы профессионального роста педагога" (В. Э. Чудновский, 2002 - 2003 гг.). Коллектив участников конкурсных программ заметно увеличивался, его пополнили сотрудники ряда вузов и других научных учреждений.

За прошедшие годы проведено 9 симпозиумов, посвященных различных аспектам проблемы смысла жизни, доклады и сообщения опубликованы в сборниках, подготовленных в рамках конкурсных программ [7, 9, 10], в статьях и книгах [2 - 6, 12, 14, 15].

В данном сообщении остановимся на результатах теоретического анализа феномена "смысл жизни", возрастном, профессиональном и социореабилитационном аспектах проблемы смысла жизни и акме.

1. Анализ феномена "смысл жизни" как психологического образования. В психологических исследованиях обычно смысл жизни характеризуют как наиболее значимую для человека цель, самую главную идею, которая существенно обусловливает его жизнедеятельность, поведение, особенно в трудных ситуациях, на "переломах" его жизненного пути. Более того, некоторые исследователи отождествляют понятия "цель жизни" и "смысл жизни" [13 и др.]. Отсюда возникла необходимость выявить их соотношение.

Мы полагали, что существуют определенные различия в содержании понятий "цель жизни" и "смысл жизни". Цель - осознанный образ предвосхищаемого результата, на достижение которого направлено действие человека [8]. Если это так, то понятия "цель жизни" и "смысл жизни" неразрывно связаны между собой. Что касается понятия "смысл", то оно включает в себя два основных признака: 1. Суть, главное, в данном предмете, явлении. 2. Личностную значимость для человека этой сути, этого главного [8].

Итак, понятия "цель жизни" и "смысл жизни" заключают в себе два общих признака: образ предвосхищаемого результата и обозначение главной линии жизни, основного результата, на который она направлена.

Наряду с этим обратим внимание на некоторые нюансы, разграничивающие эти понятия. Наличие смысла жизни не обязательно предполагает постановку и формулирование определенной цели. С другой стороны, поставленная субъектом цель вначале может не обладать значимостью смысла жизни и лишь в ходе ее реализации приобретает все большую жизненную значимость. Понятие "смысл жизни" в большей мере отражает внутреннее содержание душевной жизни человека. "Быть источником жизни и тепла для других людей" [11] - это скорее относится к смыслу жизни, чем к "цели". Понятие "цель жизни" более "интеллектуально" и более конкретно, более тесно связано с будущим результатом и практической деятельностью по его достижению. По-видимому, неправомерно категорическое противопоставление этих понятий: они не только связаны между собой, но в ряде случаев и взаимозаменяемы ² .

В проведенных нами исследованиях исходным стало понимание феномена смысла жизни как особого психического образования, имеющего свою специфику возникновения, свои этапы становления, которое, приобретая относительную устойчивость и эмансипированность от породивших его условий, может существенно влиять на жизнь человека. Это психическое образование действует как некий "буферный механизм", как система сдерживаний и противовесов, не допускающих одностороннего подчинения как внешним обстоятельствам, так и непосредственным побуждения, сиюминутным интересам и влечениям [7, 9, 10, 14, 15].

Для выяснения специфики этого образования важно выявить его свойства, основные характеристики и составляющие. Имеющаяся в литературе характеристика смысла жизни является односторонней, подчеркивающей лишь его позитивную направленность (В. Франкл, К. Обуховский и другие), в определенной степени идеализируя его. Однако феномен смысла жизни, являясь продуктом человеческого разума, несет в себе двойственность, амбивалентность последнего. В феномене смысла жизни может воплотиться любой вид направленности деятельности человеческого разума: созидательный, разрушительный и застойный в форме "кладбища идей".

Кроме амбивалентности выявлена важная характеристика смысла жизни - его адекватность, включающая два показателя: реалистичность и конструктивность. Реалистичность - это соответствие смысла жизни, с одной стороны, наличным объективным условиям, необходимым для его реализации, с другой - индивидуальным возможностям человека. Конструктивность - характеристика, отражающая степень его позитивного (или негативного) влияния на процесс становления личности и успешность деятельности человека. Степень адекватности смысла жизни существенно обусловливает характер профессионального самоопределения: профессиональные устремления, не учитывающие своеобразия индивидуальных особенностей и возможностей человека, способствуют формированию неадекватного смысла жизни, который как бы закрепляет эти стремления, что приводит к жизненным конфликтам и негативно сказывается на всем процессе становления личности.

Изучение условий становления неадекватных смыслов жизни и причин потери смысла жизни привело к необходимости выделения его характеристик: масштабности, динамики и иерархии. Показано, что проблема смысла жизни - это проблема не только (и не столько) "величины", масштабов поступков и свершений, но и проблема осознания человеком своих возможностей, постановки реальных целей, проблема удовлетворения на первый взгляд "малым смыслом". Причем этот "малый смысл" по своему "качеству", удельному весу может превосходить жизненный смысл большого масштаба [7, 15]. В процессе деятельности и жизнедеятельности происходит становление "больших" и "малых" смыслов, складывается их иерархия. Структура смысла жизни - динамическая иерархия, в которой время от времени происходят сдвиги, обусловленные факторами: социальными обстоятельствами, индивидуальными и возрастными особенностями человека, его субъективной активностью.

В психологических исследованиях (В. Франкл, И. С. Кон и другие) авторы, отмечая становление у человека многих жизненных смыслов, нередко рассматривают их как рядоположенные, не уделяя достаточного внимания их иерархии. Полученные в ряде работ данные позволили выделить некоторые типы структур смысла жизни в зависимости от соотношения между ведущими и подчиненными компонентами данной системы:

1) "конгломерат" жизненных смыслов (их "мирное сосуществование" или противостояние);

2) "монолитная" структура смысла жизни (ведущий компонент становится самодовлеющим, как бы поглощая остальные компоненты); 3) "авторитарная" иерархия (ведущий компонент, оставаясь внутри иерархии, занимает преувеличенно господствующее положение в ней, деформируя всю структуру); 4) "разорванная" структура смысла жизни (отрыв главного смысла от остальных компонентов, образование двухполюсной системы); 5) "номинальная структура" (усиление компонентов, противоположных главному смыслу, который теряет свою энергетику и остается лишь "прикрытием" нового, не адекватного ему, но реально сформированного жизненного смысла); 6) "распадающаяся структура" смысла жизни (главный смысл распадается на ряд малых смыслов); 7) "гармоничная иерархия" (главный компонент иерархии, оставаясь ведущим, остается элементом иерархии, не только воздействует на нее, но и испытывает ее влияние; возможна смена ведущего компонента) [7].

Накопление фактического материала по проблеме смысла жизни привело к необходимости выделить еще одну его характеристику и ввести понятие "оптимальный смысл жизни". Дело в том, что в понятии адекватности смысла жизни главным является признак его соответствия внешним и внутренним факторам (соответствия смысложизненных ориентации, с одной стороны, наличным объективным условиям его реализации, с другой - индивидуальным возможностям человека). Между тем субъект нередко действует не в рамках обычного "соответствия" - он максимально раскрывает свои возможности, достигая высоких результатов в жизни и профессиональной деятельности. В этой связи мы опираемся на проведенное в рамках данного исследования коллектива изучение проблемы соотношения "будничного" и "высшего Я".