Политическое воздержание и отрицательное отношение к конституционному движению, которое рано или поздно приведет к политическому господству буржуазии, не могли не вызвать резкой критики этого направления общественной мысли со стороны Маркса. Согласно Марксову видению, буржуазная революция, господство буржуазии с его представительным государством, конкуренцией, свободой печати, правом, свободой и равенством создают необходимые условия для последующего за этим свержения власти капитала рабочим классом. Вот почему Маркс и Энгельс "истинных социалистов" относят к варианту "реакционного социализма", защищающего немецкое абсолютное правительство с "их свитой попов, школьных наставников, заскорузлых юнкеров и бюрократов" и служащего выражением реакционных интересов (104, т. 4, 452).

Политика, по мнению Маркса, чего не понимали феодально-романтические реакционеры, не была волшебной палочкой, с помощью которой буржуазия заманивала в свои сети народ, а могла быть дубинкой, орудием борьбы с самой же буржуазией во имя классовых интересов трудящихся. Маркс к этому времени понял ту великую роль, которую призвана сыграть политика. Еще в 1843 г. в своей работе "К критике гегелевской философии права" он отмечал: "В средние века политический строй есть строй частной собственности, но лишь потому, что строй частной собственности является политическим строем" (104, т. 1, 254). Маркс делает отсюда вывод, который можно назвать действительно политически революционным: с упразднением политического государства упраздняется "частная собственность" и "собственно отчуждение". Подобное устранение возможно посредством "истинной демократии", ибо при истинно демократическом строе ликвидируется разрыв между гражданским обществом и политическим государством, частные дела превращаются во всеобщие.

В "Немецкой идеологии" утверждается, что буржуазное общество может быть уничтожено через ликвидацию охраняющего его государства. Силы пролетариата организуются и направляются для борьбы с буржуазной государственностью, т.е. политически.

К моменту решительной полемики с "истинными социалистами" Маркс находился под большим влиянием философии Л. Фейербаха, что, собственно, и не скрывалось.

Так, Энгельс вспоминает о сочинении Фейербаха "Сущность христианства": Воодушевление было всеобщим: все мы стали сразу фейербахианцами. С каким энтузиазмом приветствовал Маркс новое воззрение и как сильно повлияло оно на него, несмотря на все критические оговорки, можно представить себе, прочитав "Святое семейство" (104, т. 21, 281). Не могли быть не замечены фейербаховские соображения из работы "Необходимость реформы философии", где политика возводилась на самый высокий трон. "Существенные особенности философии, - пишет Фейербах, - соответствуют существенным особенностям человечества. Место веры теперь заняло неверие, место Библии - разум, место религии и церкви - политика, место неба - земля, место молитвы - работа, место Христа - человек" (166, т. 1, 110).

Для освобождения от противоречий Фейербах предлагает заменить религию политикой. "Политика должна стать нашей религией" - провозглашает философ. Люди бросаются в политику, потому что в христианстве они видят религию, сдерживающую их политическую энергию. Практическое стремление человечества есть стремление политическое, стремление к активному участию в государственных делах, стремление к ликвидации политической иерархии, к ликвидации неразумия народа, стремление упразднить политический католицизм. Политическая реформа сродни реформам в области религии" (166,т. 1, 112).

Развивая точку зрения Фейербаха о политической и человеческой эмансипации (в значительной мере у него сливающихся), Маркс дальше разводит эти понятия вплоть до их противопоставления. Но это не означало, что Маркс противопоставлял социальную революцию и политическую. В переписке с Руге по "Немецко-французскому ежегоднику" (1843 г.) Маркс критикует позицию "завзятого социалиста" за недооценку политической борьбы, а также подвергает критике Руге за противопоставление политической и социальной революции.

Таким образом, ко времени широкой популярности "истинных социалистов" Маркс был твердым сторонником участия в политической деятельности, политической борьбе. Ему были чужды проповеди политического воздержания. Социальный радикализм со своим непониманием роли политики показал себя, по мнению Маркса, защитником не интересов пролетариата, а человека вообще, существующего не в действительности, а лишь в туманной области философской фантазии.

Маркс решительно призывает "идти рядом с буржуазией", поскольку эта последняя является революционной в борьбе против абсолютной монархии, против феодальной поземельной собственности. Здесь Маркс не мог не поддержать позиции политических радикалов, но с оговоркой и критикой в их адрес, связанной с крайне пониженным интересом к социальным вопросам. С этим связана полемика классиков марксизма с К. Гейнценом, который стал одним из лидеров буржуазных радикалов.

Споря с коммунистами Гейнцен писал: "Вы хотите сделать социальные вопросы главными вопросами нашего времени и не видите, что нет более важного социального вопроса, чем вопрос о монархии и республике (104, т.4, 301). В своем манифесте Гейнцен точно определяет, что в Германии "власть господствует и над собственностью, и несправедливость в отношениях собственности поддерживается одной лишь властью... (104, т. 4,297). В уничтожении господства власти над собственностью отражается стремление буржуа преобразовать политическую надстройку в соответствии с новыми экономическими структурами, хотя Гейнцен прямо и не говорит об интересах буржуа и ее борьбе за власть.

Для Маркса это означало, что существуют "два вида власти"- власть собственности: т.е. собственников, и власть политическая, власть государственная; собственность не имеет в своих руках политической власти.

Политический радикал Гейнцен разводит и не обусловливает одну власть другой, для него это не одно и то же, каждая власть имеет свою автономию и источник развития. Маркс упрекает оппонента в том, "что там, где ему удается заметить различие, он не видит единства, а там где он видит единство, он не замечает различия" (104, т. 4, 299).

Для Маркса, в отличие от Гейнцена деньги и власть, собственность и государство, приобретение денег и власть - явления гомогенного порядка, тавтологичны. Маркс говорит о взамодействии политической и экономических властей, доходящих до их слияния. Видеть же различие между собственностью и политическим господством - значит быть догматиком. Слияние, нерасчленененность экономической и политической властей характерно прежде всего для докапиталистических общественных структур - феодальных и социалистических (в логическом смысле).

Маркс лишает смысла разделение двух самостоятельных сфер общественной жизни. Экономические отношения утрачивают свою самостоятельность, более того, заменяются особым родом отношений - властно-собственническими, где политический момент приобретает решающее, конституирующее значение.

Конечно, экономическая власть постоянно имеет тенденцию контролировать политическую власть, но не в случае их слитности, как показывает исторический опыт, политическая власть становится единственным органом распоряжения собственностью, благодаря чему только политическая власть решает, кто и в каком объеме будет пользоваться плодами собственности.

Тем не менее стремление буржуазии к политическому господству Марксом приветствуется. Он призывает вместе с буржуазными радикалами бороться за гражданские права и другие демократические свободы, что будет собственно лишь предпосылкой для последующей борьбы за социализм.

Итак, борьба на два фронта с политическими о социальными радикалами с двумя противоположными подходами, где, с одной стороны, приветствовалась только социальная, экономическая борьба и игнорировалась роль политики, а, с другой - не хотели никакого социального вопроса, никакой "экономики", вылилась в попытку формирование такой доктрины, в которой бы смогли ужиться эти два подхода.

Синтез экономического и политического моментов был представлен Марксом и Энгельсом в относительно завершенном виде в "Манифесте коммунистической партии". В этой программной работе теоретики рабочего движения заняли вполне определенную и обособленную политическую позицию.

Опасны, по мнению Маркса и Энгельса, противопоставления политическому движению иных требований, раздающих проклятия в адрес либерализма, проповедь, будто участие народной массы в буржуазном политическом движении приведет только у проигрышу и т.д. Такие бессмысленные сопротивления требованиям утверждения представительного правления, свободы слова, права, равенства, того, что входит в программу буржуазных радикалов.

Таким образом, была предпринята попытка синтеза двух начал, двух философий, имеющих в своей основе разные парадигмальные установки. Эти парадигмы не могли сосуществовать друг с другом долгое время, и они со временем заявили о своем самостоятельном существовании. Сторонники одной заявили о приверженности к социальной, реформистской деятельности, другие - к активистскому, революционно-политическому действию.

Видный русский правовед и философ П.И. Новгородцев выделяет общую черту, сплачивающую два крыла социализма: "Не ждать, а действовать, не ограничиваться верой в пришествие будущего блаженства, а стараться его приблизить - вот лозунг обоих противоположных течений..." Поскольку в марксизме заложены две совершенно различных тактики, то, как продолжает Новгородцев, "эти течение представляют собой знамения конца... Социализм реформистский уничтожает марксизм как утопию, как веру, как мировоззрение, превращая его в один из методов усовершенствования общественной жизни. Социализм революционный наносит непоправимый удар реалистической основе марксизма, которая поистине составляет его силу и славу" (115, 255).

Цельность марксова синтеза противоречивых элементов зависела от степени в большую или меньшую сторону веры в близость и неизбежность социальной революции, от подъема или упадка революционных надежд.

Со второй половины 40-х гг. в рабочем движении утверждается социалистическая парадигма самой энергичной революционной деятельности в сфере политики. Хотя и здесь были свои приливы и отливы. К примеру, участие в политической жизни родоначальниками марксизма расценивалось как ненадежное дело: борьба за законодательное ограничение рабочего дня в Англии (Билль о десятичасовом рабочем дне) в 1850 г. не вызывала к себе должного внимания и рассматривалась лишь в контексте пролетарской революции (104, т. 7, 245-256). В 1864 г. в Учредительном Манифесте международного товарищества рабочих об этом же Билле говорится как о большом практическом успехе, как победе принципа. (104, т 16, 9).

Принципиальная сторона вопроса была поставлена еще в "Манифесте коммунистической партии" следующим образом: рычагом социального переворота является политическая революция, в результате которой политическая власть перейдет в руки пролетариата. "Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как государственный класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил. Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т.е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства" (104, т. 4,446).

Такой подход был зафиксирован и в программных документах I Интернационала. Во Временном Уставе международного товарищества рабочих говорится, что освобождение пролетариата от социальной обездоленности, умственной приниженности и политической зависимости возможно только при его политическом освобождении, а политическая борьба, политическое движение являются средством в этой борьбе и именно в этом смысле "всякое политическое движение должно быть подчинено экономическому освобождению "как средство".

В Учредительном Манифесте развивается это же положение. "Магнаты земли и магнаты капитала всегда будут пользоваться своими политическими привилегиями для защиты и увековечивания своих экономических монополий. Они не только не будут содействовать делу освобождения труда, но, напротив, будут и впредь воздвигать всевозможные препятствия на его пути... Завоевание политической власти стало, следовательно, великой обязанностью рабочего класса (104, т. 16, 10).

О своей "обязанности" - завоевании политической власти - заявили в своих программах многие социалистические организации. Г.В. Плеханов в своей работе "Социализм и политическая борьба" приводит ряд примеров, иллюстрирующих программный интерес рабочих партий к "политике", о вступление рабочего класса на поприще политической борьбы.

В программе североамeриканской социалистической рабочей партии говорится о необходимости "добиться политической силы в государстве" и завоевать с ее помощью экономическую независимость.

Испанская рабочая партия стремится к "завоеванию политической власти" для устранения препятствий, стоящих на пути к освобождению рабочего класса.

В Англии Демократическая федерация заявляет о захвате государственной власти с целью переустройства общества в интересах рабочих (131 т. 1, 78-80).

Немецкая социал-демократия в Нюрнбергской (1898 г.), Эйзенахской (1869 г.), Эрфуртской (1891 г.) программах заявляют о своей приверженности политической борьбе, политической революции. Так, в Эрфуртской программе говорится, что "борьба рабочего класса против капиталистической эксплуатации есть по необходимости политическая борьба. Рабочий класс не может вести своей экономической борьбы, не может развить своей экономической организации без политических прав. Он не может осуществить перехода средств производства во владение общества, не овладев раньше политической властью" (106, т. 4, 389).

Не являются исключением программные документы революционного народничества и рабочего класса в России. Характерной особенностью "народовольцев" было признание необходимости политической борьбы с самодержавием в противовес анархистскому аполитизму, имевшему место прежде в народнической среде.

Из Программы Исполнительного Комитета "Народной воли" (1879 г.):

"1. Поэтому мы полагаем, что, как социалисты и народники, мы должны поставить своей ближайшей задачей снять с народа подавляющий его гнет современного государства, произвести политический переворот с целью передачи власти народу" (133, 22).

Из Устава "Южно-российского союза рабочих": "... Рабочие могут достигнуть признания своих прав только посредством насильственного переворота, который уничтожит всякие привилегии и преимущества и поставит труд основой личного и общественного благосостояния" (133, 26).

Аналогичные в принципе задачи ставит пред собой Программа "Северного союза русских рабочих". Социал-демократическая группа "Освобождение труда" имеет в виду, что "политическое самовоспитание и господство рабочего класса составляют необходимое предварительное условие его экономического освобождения..." (133, 33).

Плехановский второй проект программы русских социал-демократов предусматривает неизбежным предварительным условием переустройства общественных отношений "захват рабочим классом политической власти в каждой из соответствующих стран".

Чтобы не заниматься перечислением множества подобных программных установок, приведем в качестве последней соответствующий пункт из Программы Российской социал-демократической рабочей партии (1903 г.): "Необходимое условие этой социальной революции составляет диктатура пролетариата, т.е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров"(133,54)

Конечно, нет необходимости подчеркивать, что подобные подходы утвердились не во всех отрядах рабочего движения, но они были достаточно распространены со временем образования I Интернационала и стали просто обязательными в революционном крыле рабочего класса. Борьба марксизма с прудонизмом и бакунизмом, стоявшими на позиции невмешательства в политику и не считавшими "политическую революцию" самым могущественным средством достижения экономического переворота, заполнила собой всю историю Интернационала.

Обострило эту борьбу поражение Парижской коммуны. В эпицентре теоретических споров оказались проблемы, поставленные Коммуной: завоевание политической власти, установление диктатуры пролетариата, отношение рабочего класса к политической борьбе, к государству, роль пролетарских партий и др. Характерным в этом отношении оказался ход дискуссии на Лондонской конференции Интернационала в 1871 г. В центре оказался вопрос об участии рабочего класса и его организаций в политической жизни.

Э.-М. Вайян предлагает принять специальное решение, в котором политический и социальный вопросы объявлялись двумя сторонами главной задачи рабочего класса - уничтожения классов.

В среде сторонников М. Бакунина это предложение вызвало протест. Конференция не облечена правом выдвигать новые принципы. "Не заключается ли то, что именуют политикой, - отреагировал французский бакунист Бастелика, - в расточении энергии

рабочих ради посылки одного рабочего в парламент либо в муниципальный совет? Подобную политику ребяческой шумихи он считает никчемной. В известные моменты воздержание является революционной политикой" (89, 60).

Эту позицию поддержали представители бельгийской делегации С.Де Пап, Л. Веррейкен и др. Резкий отпор был сделан со стороны Маркса, Энгельса, Серрайе, Франкеля и других делегатов. Вне политической жизни страны, отметил один из них, Товарищество не имеет никакого значения, а политический абсентизм может лишь "скомпрометировать дело трудящихся" (89, 74). Энгельс в своем выступлении отметил, что абсолютное воздержание от политики невозможно, даже газеты сторонников воздержания занимаются политикой. Воздержание от политики после Парижской Коммуны уже совершенно невозможно, поскольку в порядок дня поставлено политическое действие пролетариата. Революция, - заявил Энгельс, - высший акт политики; тот, кто стремится к ней. должен признавать и средства, политические действия, которые подготавливают революцию, которые воспитывают рабочих для революции и без которых рабочие на другой день после битвы будут одурачены (104, т. 17, 421).

Энгельс решительно отвергает тезис бакунистов о том, что политическое действие равнозначно признанию существующего порядка: "... Раз этот порядок дает в наши руки средства для борьбы против него, то использование этих средств не означает признание существующего порядка" (104, т. 17, 421).

Маркс коснулся не только истории вопроса о воздержании от политики, но и обратил внимание на преступный характер подобного воздержания. Товарищество, заключает свою речь Маркс, не первый день требует, чтобы рабочие занимались политикой, а выдвигало это требование всегда (104, т.17, 647).

Лондонская конференция утверждает сделанный Энгельсом доклад по поводу резолюции о политическом действии рабочего класса. В этом решении подчеркивалось, что экономическое движение и политическое действие рабочего класса неразрывно связаны между собой.

Однако столь острый вопрос в рабочем движении не получил своего окончательного разрешения и вновь выдвинулся на первый план на пятом и фактически последнем Конгрессе международного товарищества рабочих в Гааге (1872 г.).

По предложению того же Вайана, а также Арно и Курне в Устав была внесена статья о политическом действии рабочего класса. "В своей борьбе против объединенной власти имущих классов, - как записано в статье, - пролетариат может действовать как класс, только организованный в особую политическую партию, противостоящую всем старым партиям, созданными имущими классами... Так как магнаты земли и капитала всегда пользуются своими политическими привилегиями для защиты и увековечивания своих экономических монополий, то есть для порабощения труда, завоевание политической власти стало великой обязанностью пролетариата" (38, 129).

Маркс после завершения работы Конгресса, на котором приложил немало усилий для исключения Бакунина и его сторонников из Интернационала, отметил, что выполнена важнейшая задача - провозглашение необходимости для рабочего класса вести в области политической такую же борьбу, как и в сфере социальной.

Для захвата рабочим классом политической власти могут быть использованы различные средства. В Америке, Англии, возможно в Голландии, рабочие могут добиться своей цели мирными средствами. Однако в большинстве стран европейского континента рычагом

пролетарской революции должна быть сила; именно к силе придется на время прибегнуть для того, чтобы окончательно установить господство труда" (104, т. 18, 154).

Теоретические взаимоотношения учения Маркса и Бакунина в отечественной научной литературе рассматривалось однозначно не в пользу последнего. Столкновение бакунинских принципов с марксистскими было неизбежным. Свободное творчество жизни, основанное на добровольной организации снизу вверх, обеспечивающей полную свободу личностей и групп; вольное саморегулирование рабочих масс и другое не вписывалось в марксово представление о планомерном общественном устройстве, централизации всех общественных сил и средств, о примате общественного над частным и т.д.

Для Бакунина никакая политическая борьба не приведет к освобождению без экономического равенства. Для него высшим условием свободы, в том числе политической, является закон равенства, который одинаково применим к целым нациям, классам, сообществом, индивидам. В основе общественной жизни, по мнению Бакунина, лежит поклонение божеству, а не уважение к человеку; власть, а не свобода; привилегии, а не равенство; эксплуатация, а не братство людей. Следовательно, власть антигуманна по своей сущности. Чтобы сделать ее гуманной - необходимо совершить социальную революцию; разрушить все учреждения неравенства; установить экономическое и социальное равенство. Итак, ликвидировать власть государства, централизацию, авторитаризм.

Отсюда неприемлемость государственного, политического начала. Само прилагательное "политический" носит нередко негативный характер. Так, например, к характеристике отрицательных качеств Маркса Бакунин добавляет, что "в этом отношении он совершенно политический человек" (4, 443). В другом месте Бакунин так оценивает два типа республиканцев: "Политический республиканец" ставит себя "выше всех индивидуумов, выше всех наций в мире, выше всего человечества"; для него свобода лишь пустой звук, это свобода быть добровольным рабом, преданной жертвой государства. "Республиканец-социалист" ненавидит величие, могущество и военную славу государства; он предпочитает им свободу и благоденствие (4, 32-33).

Политический республиканизм обязательно, как считает Бакунин, ведет к деспотизму. Правительственная, государственная власть развращает тех, кто облачен ею, и тех, кто принужден ей покоряться.

Одни, и их меньшинство, превращаются в деспотов и эксплуататоров общества другие становятся их рабами. Отсюда исключение Бакуниным всякой идеи диктатуры и "опекунской правящей власти", с какой бы стороны она не исходила.

Идея освобождения пролетариата "посредством только одного государства", а также "революционной диктатуры и государственности" встретили со стороны Бакунина самое решительное несогласие, и его контраргументы были удивительно справедливыми, верными и точными.

Основной пункт" доктринерных революционеров " - завоевание политической власти, т.е. овладение пролетариатом государства, получает следующую трактовку социалиста Бакунина. "... Для этого надо, чтобы государство согласилось быть освободителем пролетариата из-под ига буржуазного капитала... Для этого могут быть только два средства. Пролетариат должен совершить революцию для овладения государством - средство героическое. По нашему мнению, раз овладев им, он должен немедленно его разрушить, как вечную тюрьму народных масс; по теории г. Маркса, народ не только не должен его разрушать, напротив, должен укрепить и усилить и в этом виде передать в полное распоряжение своих благодетелей, опекунов и учителей - начальников коммунистической партии, словом, г. Марксу и его друзьям которые начнут освобождать по-своему" (4, 485).

Результатом такого "освобождения" станет жестокое, деспотическое правление привилегированного науко-политического сословия (начальников коммунистической партии) с централизацией финансовой деятельности, торгово-промышленного, земледельческого и даже научного производства. Вот почему постановка политического вопроса во главе всех других вопросов на Базельском Конгрессе (1869 г.) со стороны Маркса и его сторонников вызвала, по мнению Бакунина, раскол в Интернационале. Бакунин обвиняет Маркса в том, что последний постоянно толкал и толкает пролетариат на сделки с буржуазными радикалами, целью которых является овладение государственной властью, т.е. чисто политическая деятельность.

Бакунин, один из первых критиков, подметил существеннейшую сторону марксизма - его тяготение к политике и государственности, несмотря на провозглашенную отмену государства в коммунистическом будущем.

Позднее П.И. Новгородцев, исследуя фундаментальный вопрос об утопичности безгосударственного состояния, в работе "Об общественном идеале" объяснял, что это тяготение вытекает из практических задач социализма как системы господства общества над личностью, как система централизации и обобществления всей жизни, - системы, которая может быть осуществлена лишь в формах государственной организации.

Бакунинские предостережения не были восприняты и будущим поколением "доктринерских революционеров".

В.И. Ленин упрямо настаивал на временном характере государства при пролетарской власти, "Мы вовсе не расходимся с анархистами по вопросу об отмене государства как цели. Мы утверждаем, что для достижения этой цели необходимо временное использование орудий, средств, приемов государственной власти против эксплуататоров, как для уничтожения классов необходима временная диктатура угнетенного класса" (86, т. 33, 60).Трудно найти мыслителя, в творчества которого политика не играла бы такой большой роли, как у Ленина. Представляется, что всю свою сознательную жизнь Ленин решал вопрос: "... Каким образом деятельность, направленная к осуществлению социалистического строя должна втянуть массы, чтобы принести серьезные плоды?" (86, т 1, 159). Политический вопрос- это вопрос определенных направленных действий. Рабочий класс выступает на арену политической борьбы, поэтому "социал-демократы обратили свое внимание и все надежды на этот класс... свели свою программу к тому, чтобы помочь ему подняться на прямую политическую борьбу против современного режима и втянуть в эту борьбу весь русский пролетариат (86, т. 1, 194).

Бесполезна, по Ленину, та политика, которая не ставит перед собой цель завоевание государственной власти и определенное ее использование. "Теперь мы стали организованной партией, а это и означает создание власти, превращение авторитета идей в авторитет власти, подчинение партийным высшим инстанциям со стороны низших" (86, т. 8, 355).

"Авторитете власти" - важнейшая компонента ленинского политического мышления и практической деятельности. Исследователи ленинского теоретического творчества обнаружат как минимум десять характеристик "политики" и "политического". Политика -

(1) это деятельность в сфере отношений между классами; (2) в сфере взаимодействия экономических интересов классов; (3) деятельность по втягиванию самих масс в направленные действия; (4) развивающая самосознание класса; (5) имеющая своим исходным пунктом научную идеологию; (6) соединяющая научную идеологию с практической энергией народных масс; (7) институционализирующая себя организационно в форме политической партии; (8) направленная на использование в интересах класса инструмента государственной власти; (9) это практическое творчество, не сводящееся к своему научному основанию; (10) направленное на преобразование системой целостно-мировоззренческих ориентиров (116).

Известно, что на формирование исторической ситуации влияет множество факторов, определенным образом субординированных, среди которых есть главные и неглавные, существенные и не очень и т.д. Поискам и выделению главного, основного звена в цепи исторических событий Ленин уделял первостепенное внимание. В работе "Что делать?" он писал: "Всякий вопрос "вертится в заколдованном кругу", ибо вся политическая жизнь есть бесконечная цепь из бесконечного ряда звеньев. Все искусство политика в том и состоит, чтобы найти и крепко-накрепко ухватиться за такое именно звенышко, которое всего меньше может быть выбито из рук, которое всего важнее в данный момент, которое более гарантирует обладание звенышка обладания всей цепью" (86, т. 6, 164).

Из всего объективного спектра элементов или звеньев общественной жизни Ленин и его гвардия выбрали "политическое звено", находили именно "главный политический центр тяжести".

Эффективность любого общественного действия оценивалась верно определенным политическим центром тяжести. Обязанностью политика является отслеживать, ощущать изменения подобного центра тяжести.

Нет необходимости воспроизводить богатую коллекцию ленинских положений, приводящую к выводу, что завоевание политической власти новым классом "есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном так и в практически-политическом значении этого понятия" (86, т.31, 131).Ленин и его сторонники отшлифовали марксово положение о цели пролетарской диктатуры, заключающейся в ломке старых производственных отношений и организации новых отношений в сфере общественной экономики, "диктаторское посягательство" на право частной собственности. Основной смысл пролетарской диктатуры, как ее понимали в ленинизме состоит как раз в том, что она есть рычаг экономического переворота.

Н.И. Бухарин, известный теоретик революционного направления в рабочем движении, в работе "Теория пролетарской диктатуры" (1919 г.) пишет очевидную для коммунистического мировоззрения вещь: "Если государственная власть пролетариат есть рычаг экономической революции то ясно, что "экономика" и "политика" должны сливаться здесь в одно целое... но диктатура пролетариата перевертывает все отношения старого мира - политическая диктатура рабочего класса должна неизбежно быть и его экономической диктатурой" (26, 20). Если в этом заключается отрицание (антитезис) предшествующей общественной структуры, то не воспроизводится ли ситуация, характерная для докапиталистического общества, т.е. средневековья? Не наблюдаем ли мы своего рода синтез феодальных устоев на социалистической основе?

Итак, чрезмерная политическая ангажированность левого крыла рабочего движения налицо и не требует особых усилий для доказательства. Но коммунистическая часть рабочего движения не представляла и не могла представлять всю полноту картину программных идей и концептуального видения будущего социалистического мира.

Если первая серьезная битва двух концепций развернулась в 60-70-е гг. XIX столетия в рамках I Интернационала между анархистами и марксистами, то второй крупный парадигмальный диспут начался в 80-90-е гг. того же столетия и связан прежде всего с именем Э. Бернштейна и с понятием "ревизионизм".

В первой же серии статей под названием "Утопизм и эклектизм", вышедших 1896 г., а в 1899 составивших книгу "Социальные проблемы", Бернштейн высказал две основные идеи. Он оспорил тезис Маркса о необходимости "экспроприации экспроприаторов", заявил о пересмотре идейного багажа социализма.

Вторая идея - о возможности врастания современного общества в социализм. Не классовая борьба, не социализм, не революция, а "современная демократия, опирающаяся на рабочий класс" окажет все большее и большее влияние на государство и общину. Вступление рабочего класса в непосредственную борьбу за политическую власть, по Бернштейну, не только преждевременно но и бесперспективно.

В "Социальных вопросах" марксизм и бланкизм рассматриваются как родственные понятия. В Германии смотрят на бланкизм, как на теорию тайных обществ и политических мятежей; ее считают доктриной осуществления революции революционной партией, сознающей свою цель и действующей по хорошо обдуманному плану.

Бланкизм, продолжил Бернштейн, не есть только теория метода, это теория неизмеримой творческой силы революционной политической власти и ее проявления - революционной экспроприации.

Оппонент марксистской стратегии упрекает ее авторов в том, что пролетарский терроризм провозглашался чудесной силой, способной довести производственные отношения до высоты, считавшейся предварительным условием преобразований общества в социалистическом духе. Бернштейн же считал, что пролетарский терроризм, пролетарская политика при тогдашнем положении Германии может произвести лишь разрушительное действие и оказать в политическом и экономическом отношении реакционное влияние.

Бернштейн правильно, на мой взгляд, характеризует существующий расклад сил в современном ему социалистической движении. Эта характеристика, как представляется, продолжает сохранять свою актуальность. "Можно заметить, - пишет Бернштейн, - два главных течения: в разные времена они появляются в разных оболочках и часто совершенно противоположны друг другу. Одно находится в связи с проектами реформ, которые выработаны социалистическими мыслителями и направлены на созидание; для другого дают пищу революционные народные волнения: оно стремится главным образом к разрушению. Смотря по обстоятельствам, первое принимает то утопический характер, то сектантский, то мирно-эволюционный, второе - конспиративный, демагогический или террористический. Чем более приближаемся мы к нашему времени, тем яснее слышим с первой стороны лозунг: эмансипация посредством экономической организации а с другой - эмансипация посредством политической экспроприации" (14, 54).

Такая оценка была пионерской и отражала реалии не только идейно-политической борьбы двух тенденций в немецком, но и международном и социалистическом движении.

Следует отметить, что раскол внутри движения есть закономерный факт и всегда будет себя проявлять, если движение основано на идеологии. Что касается социалистического движения, опирающегося на марксизм, то в нем неизбежно появление ревизионизма. В самом ревизионизме, как отмечает В.П. Макаренко, можно найти своеобразную "логику", которая выводит его за рамки марксизма. Если серьезно относиться к принципам рационализма, то, как считает ученый, нельзя сохранить идеологическую "верность" марксизму, поскольку снимаются всякие барьеры перед использованием других источников и теоретических стимулов для анализа действительности.

До Дрезденского (1903 г.) съезда СДПГ наличие двух течений - марксистского (ортодоксального) и ревизионистского, реформистского еще не осознавалось как исторический факт. На фоне огромного роста авторитета СДПГ и рабочего движения в начале века было чрезвычайно сильное желание сохранить единство партии,

Таким образом, претензия марксизма на единоличное представительство интересов и целей всего рабочего движения не оправдала себя и не увенчалась успехом. Обнаруживались принципиально отличные подходы в оценке роли и места экономического и политического факторов в деятельности рабочего движения. Особенно эти различия заметны в понимании соотношения экономики и политики, рассматриваемого через призму "цели" и "средства" - важнейших категорий, определяющих стратегию и тактику в рабочем движении.

2.2 Политическое обоснование революции

В истории философской мысли, а также в общественной практике всегда уделяли большое внимание проблеме целеполаганий, в различных теориях представлен богатый спектр ее решения.

Ранее уже отмечалось, что одним из основных пунктов теории политики является объяснение действий субъектов политики через цели, которые они ставят перед собой, и знание ими условий и средств реализации этих целей. Выявление соответствия иерархии целей действия и выбора средств их реализации наличному бытию, требованиям объективных законов относится и к задачам, решаемым политической технологией.

Метафизическая постановка вопроса о иерархии цели и средства вела их к противопоставлению друг другу, поскольку цель, неизбежно имея "идеальный" характер и представляя отчужденный уровень сознания, в любой идеалистической системе неизбежно ставилась выше средства.

Гегель в своей телеологической концепции первым заявил, что "средство выше, чем конечные цели внешней целесообразности" (43, т. 3, 200). Орудие, средство стоят выше цели, для достижения которой они применяются, выше, чем вожделение, влечение и т.п., направленные на удовлетворение потребности.

С точки зрения метафизики непосредственное удовлетворение своих потребностей, непосредственное наслаждение предпочтительнее тех орудий, средств труда, с помощью которых они достигаются. Труд, орудия труда для Гегеля олицетворяет более общий и более высокий общественный принцип. Плуг - нечто более достойное, чем непосредственно выгоды, доставляемые им. Здесь закладываются основы более глубокого проникновения в процессы познания не только природы, но и общества. Ведь сам труд служит основой непрерывного самопроизводства человеческого общества, хотя и неравномерно, но двигающегося по возрастающей линии.

Гегель науку телеологию наряду с механизмом и химизмом возвел в ранг исторической ступени, этапа познания природы. Механизм и химизм - это "необходимость природы", ограниченность которых преодолевается в телеологии. "Отношения цели, как считает Гегель, вообще оказались в себе и для себя истиной механизма. Телеология вообще обладает более высоким принципом - понятием о своем существовании, каковое понятие в себе и для себя есть бесконечное и абсолютное, - принцип свободы, который, совершенно уверенный в своем самоопределении, абсолютно лишен присущей механизму внешней определяемости" (43, т. 3. 188-189).

Цель для Гегеля есть само понятие в своем существовании, и соединение этого понятия с действительностью формирует идею "как адекватное понятие, объективно истинное или истинное как таковое" (43, т. 3, 209).

Вывод философа о том, что абсолютная идея есть тождество теоретической и практической идей оказывается исключительно плодотворным. Если нет единства понятия (цели) и объективного, то сама "реальность... есть просто явление, нечто субъективное, случайное, производное, что не есть истина" (43 т. 3, 211).

Государство, церковь, другие общественные институты перестают существовать, если разрушается единство их понятия и реальности. Цель, поставленная кем-либо, не соответствующая социально-экономическим, политическим условиям данного общества, не только нереализуема, но делает это общество односторонним, неполным, не истинным; такое общество начинает разрушаться.

Другое ценное замечание методологического характера, касающееся "конечного или сущностного" со стороны субъекта, требует к себе также достойного внимания. Объект, пишет Гегель, равно как и "субъект, лишенный духа, и дух, сознающий лишь конечное (выделено мною. - В.К.), а не свою сущность, имеет правда, в самих себе - каждый сообразно своей природе - свое понятие существующим не в своей собственной свободной форме" (43, т.3,211)

Идеи Гегеля помогают лучше понять мировоззренческие и гносеологические установки, утверждавшиеся в качестве альтернативных линий в философской мысли, и вытекающие из них практические действия.

Первое из двух альтернативных направлений в области целеполагания опирается на творчество Б. Спинозы. Единственная субстанция природы существует сама по себе с необходимостью и сама является своей собственной причиной (causa sui). У субстанции исключена возможность какого-либо "внешнего воздействия". Однако "модусы" (единичные вещи) могут испытывать на себе внешнее воздействие. Субстанция - природа творящая, а единичные вещи - природа сотворенная.

Из понятия бесконечной, единой, неделимой субстанции вытекает понятие детерминации. Все является причиной чего-то иного. Спиноза представлял для себя мир, пронизанным жестким детерминизмом.

Вторая линия связана с именем Ф. Бекона, а дальнейшее философское обоснование получила у Фихте и имела широкое распространение в XIX-XX столетиях.

Точкой отсчета в философии Фихте явился тезис об автономности "Я". Автономное-Я вступает непримиримый конфликт с "механическим детерминизмом", не различающим природную и общественную сферы реальности. Для Фихте характерен пафос действия. Моральный долг человека преобразовать природу и общество, изменить их соответствии с "внутренним естеством самосознающего существа". Человек сам себе цель, определяет сам себя и не позволяет определять себя ничем внешним.

Развитие философии "активной стороны" нашло понимание у многих в революционном крыле рабочего движения.

Обе теоретические парадигмы имели продолжение в различных отраслях естествознания, в том числе и в биологии. Нетрудно заметить в эволюционной теории Ч. Дарвина спинозовские корни. Но особенно близка логика эволюционизма теории развития Гегеля. Следствие вытекает из исходных посылок, поэтому в обеих теориях отсутствует противопоставление субъекта и объекта. Субъект и субстанция как противоположности перетекают друг в друга, взаимопревращаются.

Гегель следующим образом характеризует подобную деятельность: "В ней конец есть начало, следствие - основание, действие - причина, что она - становление уже ставшего, что в ней обретает существование только уже существующее, и т.д." (43, т. 3, 201).

Наряду с эволюционизмом существует и другой способ научного мышления, названный "типологическим". Если эволюционизм акцентирует внимание на изучении движущих сил органического мира - изменчивость, наследственность, адаптивность, т.е. на причинно-следственных, каузальных связях (онтологический аспект), то типологизм - на поиске идеальных типов, "целевых моделях" (гносеологический аспект). 160 -

Исследователь типологической теоретической установки В.А. Шупер отметил характерную особенность подобных теоретических схем: "Они ориентируются на анализ конечных состояний как детерминант всего развития систем. Развитие системы рассматривается как определяемое не начальными условиями, а конечной целью - достижением потенциальной формы (термин А.Г. Гуревича), или, что практически то же самое, финальной симметрии (термин А.А. Любищева и Ю.А. Шрейдера)" (107, 154-155).

Наблюдается удивительное совпадение или параллелизм в приверженности методологическим ориентациям в естественных и общественных науках, даже в использовании ряда терминов. Представляется, что результаты научных изысканий, особенно в междисциплинарных отраслях знания, могут расширить методологический инструментарий политической науки, в том числе в рассматриваемых вопросах о соотношении цели и средства в тактико-стратегической деятельности политических партий.

Марксизм имел, как представлялось их теоретикам и адептам, надежный теоретический механизм решения диалектической взаимосвязи экономики и политики: переход от капитализма к социализму начинается в среде политики, т.е. когда рабочий класс и его союзники завоевывают политическую власть, а затем осуществляют экономические преобразования. На революционном фланге рабочего движения традиционно признавалась доминирующая роль политической деятельности, политических институтов в классовой борьбе, когда борьба пролетариата берет "в политике самое существенное: устройство государственной власти" (86, т. 23, 239).

Это нашло отражение еще в Уставе I Интернационала: "Экономическое освобождение рабочего класса есть великая цель, которой всякое политическое движение должно быть подчинено как средство" (104, т. 17, 426).

Реформистское же крыло в рабочем движении, появившееся изначально в прудонизме, наоборот, проповедовало "политическое воздержание". В качестве конечной цели они выдвигали политическую революцию, а средство - революцию экономическую. Поэтому, по мнению реформистов, следовало бы начинать с экономического переворота. Впрочем, проблема конечных результатов в реформизме не получила своего теоретического развития, а практически и вовсе была снята.

Таким образом, выявились две диаметрально противоположные точки зрения. Г.В. Плеханов достаточно емко и верно писал о противниках "оппортунизма", раскрывая их классовую родословную: "П.Н. Ткачев точно так же как и решительно все западно-европейские бланкисты, исходя... из традиций французского якобинства, жесточайшим образом нападал на принцип "политического воздержания" (131, т.1, 180).

Политическая власть для таких деятелей является единственным рычагом завоевания экономической власти. Первенство политического фактора закладывалась теоретической посылкой о невозможности складывания социалистических производственных отношений в недрах предыдущего строя.

Для приверженцев такого подхода только характер политической власти определяет направленность любых экономических преобразований. При такой заданности один шаг до игнорирования законов экономики, уровня ее зрелости, а следовательно, и до

политического авантюризма. Насильственное политическое вмешательство в экономические структуры общества выдается за диалектическую взаимосвязь экономики и политики, базиса и надстройки, собственности и власти.

Немаловажным представляется выяснение обстоятельств, посылок, послуживших основой формирования у классиков марксизма теоретических представлений о диалектики экономики и политики. О том, как зарождались идеи о первоочередности завоевания политической власти, каковы причинно-следственные связи между экономикой и политикой, можно проследить, в частности, на материале анализа Марксом и Гегелем такого социального института, как майорат. Майорат - это форма наследования недвижимости (прежде всего земельной собственности), при которой она переходит полностью к старшему из наследников.

Гегель в параграфе 306 "Философии права" пишет: "Обеспеченность и прочность землевладельческого сословия может быть еще усилена посредством института майората, желательно, однако, только в политическом отношении, ибо с ним связана жертва, преследующая политическую цель, которая состоит в том, что новорожденному представляется возможность жить независимо" (46, 345).

Гегель, по мнению Маркса, видит в майорате институт, который не является "самоопределяющим", конечной ступенью, результатом, а тем, что определяется чем-то другим, промежуточным этапом, "средством к цели". В противоположность подобному взгляду Маркс считает майорат "следствием землевладения в его чистом виде, окаменевшей частной собственностью... в ее наиболее самостоятельном крайнем развитии" (104, т. 1, 335).

Для Гегеля майорат представляет собой "власть политического государства над частной собственностью", т.е. в нашем рассмотрении - примат власти над собственностью, политики над экономикой. Для Маркса же майорат - "власть абстрактной частной собственности над политическим государством", другими словами, признается примат собственности над властью или экономики над политикой.

Важным звеном в цепочке рассуждений Маркса является правильная, как он считает, каузальная расстановка понятий: Гегель "превращает причину в следствие, а следствие - в причину, определяющий момент - в определяемый, а определяемый - в определяющий" (104, т. 1, 335).

Выстроим логическую цепочку, иерархию экономического и политического с точки зрения средства и цели, причины и следствия. Если под майоратом понимать определенную форму отношений собственности, всегда находящихся в центре экономических структур, относящихся к сфере экономики, то для Гегеля сфера экономики является средством, политика - целью. Для Маркса экономика - цель, политика - средство, или же экономика - следствие, политика - причина. Чтобы коренным образом изменить ситуацию, складывающуюся в обществе, необходимо устранить причину, порождающую данную ситуацию. Здесь Маркс вплотную подходит к пониманию необходимости начинать с завоевания именно политической власти, с первоочередности политического акта, революционного преобразования сверху донизу буржуазного общества, если под "верхом" понимать политическую надстройку, под "низом" - базис, экономическую структуру.

Это и стало лозунгом левого и ультралевого крыла рабочего движения, зафиксированного в Уставе международного товарищества рабочих и перешедшего затем в программные документы коммунистических и рабочих партий.

Завоевание политической власти означает не сохранение буржуазной государственной машины, а слом, ликвидацию системы политической власти, созданной буржуазией. Здесь стиралась грань между понятиями "политическая власть" и "государство". Если политическая власть в руках рабочего класса, то и государство, по логике революционеров, становится пролетарским. Первенство политического фактора перед всеми остальными, в том числе и экономическими, очевидно.

Переход политической власти в руки возглавлявшей революцию пролетарской партии создает ситуацию, где политика господствует безраздельно и теряет какие-либо связи с экономикой, как с реальным процессом производства и воспроизводства. Если взять пример России, то в данных условиях наблюдалось явное несоответствие политической власти экономической структуре, базису. Полного соответствия базиса новой политической власти не было бы на "второй день революции" и в промышленно развитых странах, т.е. странах первичной модели развития капитализма, где уровень государственно-монополистического сектора достаточно высок. Что касается стран вторичной модели, то одна из особенностей политической институционализации заключается в том, что становление ее происходит при явно заниженной роли базисных факторов. Политическая надстройка неадекватна базису, и последний чрезвычайно слабо реагирует на импульсы, исходящие со стороны политической власти.

Политическая власть лишена возможности опираться на такую подсистему власти, как экономическая. Управление общественного процесса осуществляется на сверхцентрализованной основе, часто неконституционной, когда управление основано на партийных директивах, декретах чрезвычайных комиссий и пр. В этих условиях понятия "государственная власть" и "политическое господство", "управление" становятся идентичными и малоразличимыми.

Таким образом, не определенный тип производственных, в частности социалистических отношений инициировал появление соответствующих политических институтов и власти, а наоборот, политическая власть "лепила" производственные отношения. Пред-шествующий исторический опыт (до 1917 г.) показал, что важнейшим фактором развития общества является определение отношений власти базисными структурами, что основанием политической революции служит экономическая революция. В дискуссии с ревизионистами, которые экстраполировали законы буржуазной революции на социалистическую и считали вопрос о завоевании пролетариатом политической власти преждевременным, пока в недрах капиталистического строя не сложилась система социалистических производственных отношений, Ленин выдвинул явно скороспелый тезис о качественном различии двух типов революций.