Феномен идеократической государственности в политико-правовом, национально-ментальном и сакрально-аксиологическом измерениях

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВВЕДЕНИЕ

Политико-правовое развитие современной России ориентировано на ценности либерального конституционализма. Однако стремление в кратчайшие сроки войти в европейский “общий дом” не принесло ожидаемых результатов. Именно поэтому на переломе второго тысячелетия в нашей стране возродился интерес к исследованию феномена традиционной ориентации властного центра государства на духовно-нравственные ценности, закрепленные в национальном правосознании.

В основе углубляющегося политического и нравственного кризиса лежит кризис доверия к власти, который в свою очередь является выражением противоречия между официально провозглашенными либерально-правовыми ценностями и традиционными убеждениями большинства населения.

Радикальная перестройка государственно-правовой сферы России по западноевропейским образцам пронизана пренебрежительным отношением к политической значимости идеократической модели государства, в рамках которой структура власти конституируется в качестве вспомогательного средства по отношению к целям и ценностям сакрального порядка.

Вместе с тем, государственно - правовая организация подавляющего большинства народов мира долгое время покоилась на признании божественного трансцендентного идеала в качестве источника верховной власти.

Только в 17-18 вв. верховная власть в Западной Европе стала интерпретироваться демократически, то есть как выражение воли суверенного народа, основанное на идеях правовой государственности.

В 20 веке в России самодержавно - православная форма идеократии трансформировалась в псевдоидеократию коммунистического толка.

За последнее десятилетие в России неоднократно менялось идеологическое содержание и направление вектора государственной власти. Однако, рассчитывать на то, что российский народ в течение ближайшего времени откажется от веры в нерасторжимость власти и высших ценностей наивно. В этой связи возникает проблема тщательного изучения основ организации государственно-правовой жизни, ориентированной не на господство юридических законов, прав и свобод личности, а на идеалополагающие ценности, объединяющие народ. Именно такая конструкция является базовой для идеократической модели государственности, что предполагает включение в исследовательский оборот концепций органицизма и традиционализма, создающих широкую основу для научного анализа и теоретических обобщений политико-правового эмпирического материала.

Степень научной разработанности проблемы

Интеллектуальные усилия современной политико-правовой науки сконцентрированы на освоении теории правового государства. Между тем, альтернативное ему идеократическое государство имеет богатую традицию исследования, которая, к сожалению, представляется для многих либерально-ориентированных ученых правовой архаикой и попадает в круг предметов научного интереса исключительно с критической точки зрения в аспекте полного отождествления идеократии и тоталитаризма ХХ века.

Поэтому предварительным условием в процессе изучении идеократии является размежевание между абсолютизацией тоталитаризма и необходимостью рассматривать государственную власть в контексте её вторичности и подчиненности “общему благу”, политико-правовой культуре и традиционным высшим сакральным ценностям.

Содержательность проблемы, таким образом, заключается не в критике идеократии, как синонима тоталитаризма, а в анализе соотношения понятий "государство", "народ", "народный дух". Эти системообразующие начала любой государственности необходимо рассмотреть не изолировано, а в качестве диалектически соподчиненных элементов “общей тотальности” (Г. Гегель).

Анализу отдельных сторон этого сложного политико-правового комплекса государственности посвящены ценные в методологическом отношении наблюдения и мысли классиков политико-правовой науки: Аристотеля, Платона, Н. Макиавелли, Ш. Монтескье, И. Канта, Д. Юма, Т. Гоббса, Г. Гегеля, И. Фихте, И. Гердера, К. Гельвеция, К. Шмитта.

Наиболее значительные зарубежные разработки проблемного поля “духовной конституции” народа и её роли в вопросах политико-правового регулирования социума принадлежат В. Вундту, Г. Тарду, Г. Лебону, С. Московичи, М. Веберу. В этом контексте использованы труды современных западных ученых, разрабатывающих новейшие концепции власти: Р. Арона, Э. Гидденса, Д. Картрайта, П. Блау, Д. Ронга, С. Клэгга.

До сих пор не оценен по достоинству вклад в исследование идеократических основ власти отечественных авторов. Определенная юспозитивистская “инертность” в исследовании идеократии парадоксальным образом сочеталась в России с устойчивостью метафизического, философского интереса к проблематике идейно-духовных основ власти, её корреляции с правосознанием нации на протяжении всей её истории.

Речь идет о работах славянофилов, традиционалистов, религиозных мыслителей: И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, К.Н. Леонтьева, Ф.М. Достоевского, Л.А. Тихомирова П.Е. Казанского, И.Л. Солоневича.

В тесной связи с кризисными периодами развития российской государственности феномен идеократического государства активно исследовался Н.О. Лосским, Н.А. Бердяевым, Л.П. Карсавиным, И.А. Ильиным.

Выдающийся вклад в разработку идеократической модели государственности в целом внесли евразийцы: Н.Н. Алексеев, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой.

В последнее десятилетие востребованность национальной идеократической модели государственности вполне очевидна. Специфика властных институтов в России и социокультурных форм их легитимации стала предметом исследования во многих научных институтах.

Отмечая, общую увлеченность осмыслением западноевропейской правовой культуры, следует подчеркнуть, что отдельные темы, связанные с самобытностью современной российской государственности нашли отражение в исследованиях: П.П. Баранова, А.О. Бороноева, Ю.В. Бромлея, В.Ю. Верещагина, А.А. Королькова, А.И. Лукьянова, В.А. Мельника, В.А. Тишкова, В.Е. Чиркина, Д.Ю. Шапсугова и других.

Акцент в работах перечисленных авторов делается на анализе особых исторических форм идеократии - монархии, теократии, тоталитарной псевдоидеократии. В целом, абстрактно-всеобщие (модельные) построения идеократии пока еще не стали предметом политико-правового исследования, что требует самостоятельных разработок в рамках теоретико-правовой интерпретации самобытности российской государственности. Именно поэтому, остаются не преодоленными многие теоретические трудности интерпретации самобытности государственности, выстраивания идеологических и ментально - легитимационных механизмов её правовой институализации.

Объектом исследования является феномен идеократической государственности в политико-правовом, национально-ментальном и сакрально-аксиологическом измерениях.

Предметом исследования выступают формы политико-правовой институализации верховной власти в контексте её национально - культурной самобытности и правосознания.

Целью настоящего диссертационного исследования является политико-правовой анализ и концептуализация идеократической государственности как диалектического единства государственно-властной структуры с культурно-историческими, политико-правовыми, духовно-нравственными, этнонациональными детерминантами.

Для реализации поставленной цели в диссертации решаются следующие задачи:

1. Обозначить методологические принципы определения и исследования идеократической модели государственности.

2. Определить статус верховной власти в сопоставлении с общепринятыми политико-правовыми понятиями государства.

3. Выявить различия между структурно-ценностной волюнтаристско-релятивной интерпретациями верховной власти.

4. Осуществить анализ структурно-идеократического детерминационного источника верховной власти в контексте его государственно-правовой институционализации.

5. Воспроизвести логику обоснования ментальных, духовных основ идеократической верховной власти как диалектической холистской конструкции идеало-ценностных компонентов;

6. Оценить влияние симфонического союза Церкви, государства, общества на становление самобытно-русского идеократического политического процесса;

7. Выявить характерологические особенности духовно-нравственной легитимации верховной власти в рамках идеократического измерения правосознания;

Научная новизна исследования состоит в следующем:

1. с интегративных политико-правовых, позиций представлено содержание и дана правовая дефиниция идеократической модели государственности, дана дефиниция соответствующей модели государственности;

2. проведен анализ принципа верховной власти как важнейшего элемента идеократической модели государственности;

3. типологизированы идеократический и волюнтаристкий виды источников власти;

4. выделены парадигматические основания идеократии и атомарно-механической демократии;

5. изучены важнейшие параметры идеократического государства, касающиеся оптимальной формы правления, типа отбора властной элиты, дифференциации политико-правового процесса;

6. установлено, что самобытно-российская модель легитимации обусловлена спецификой функционирования идеократического идеала в рамках духовно-нравственного обоснования, закрепленного в традиционном правосознании.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Верховная власть представляет собой комплекс идей и ценностей, обладающих высшей духовно-нравственной легитимационной силой. Субстанционально государственность предполагает наличие дуализма источников верховной власти, которые могут интерпретироваться по-разному. С позиции структуралистской герменевтики верховная власть конституирует общий для данного народа смысловой ментальный фон, которому должна соответствовать деятельность государственной власти. Волюнтаристский подход подразумевает, что решающим фактором в формировании верховной власти служит механическая комбинация волевых атомарных импульсов различных акторов, дистанцированная от идеократической структуры, ориентирующейся на систему абсолютных ценностей.

2. Все формы правления государства имеют свои идеальные, императивно задающие иерархическую систему политико-правовых ценностей, идеократические прототипы, которые обеспечивают эффективность государственно-правового регулирования в зависимости от степени его реального соответствия, идентичности своему идеальному образу. При нарушении этого состояния может происходить трансформация идеократической формы правления в волюнтаристский вариант.

3. Идеократическая государственность построена на органическом политико-правовом принципе верховной власти, обеспечивающем реализацию идеалополагающих целей и задач, выраженных в единой “идее - правительнице” - квинтэссенции метаидеологической конструкции, адекватно отвечающей на духовно-нравственные запросы и стремления нации, базирующейся на государствостроительном инстинкте и идеологеме о должной экзистенции власти.

4. Институционализация консолидирующей “идеи - правительницы” в государстве предполагает конструирование адекватного идеократического типа отбора властвующей элиты, селектируемой по критериям преданности общей политико-правовой идеологеме, сопринадлежности к интегративному монистическому мировоззрению.

5. Легитимация в контексте парадигмы приоритета идеалополагающих ценностей в России выступает как инкорпоративный политико-правовой интеграл, связывающий в единую модель все элементы государственности, как универсальная конвенциональная сфера фиксации национально - государственной идеи в народном правосознании.

6. Имманентно-правовая интенция идеократического строя тяготеет к наделению высшей властью соборного лидера нации, причем сама эта власть и лидерство основаны не на выборах и не на наследстве, а на степени соответствия данного лидера жестким требованиям диспозиции идеалополагающих ментальных констант правосознания и правовой культуры народа.

Теоретическая и методологическая основа диссертации.

Диссертационное исследование опирается на диалектическую методологию и такой ее важнейший компонент как системный анализ. Используются системно-структурный и компаративистский методы, приемы институционального политико-правового моделирования.

На основе рационального синтеза сочетаются логический и исторический методы исследования, используются также синергетические аспекты прогнозирования культурно - цивилизационного развития государственности.

Теоретической основой диссертации является критический анализ правовых концептов современного и классического традиционализма и либерализма.

Научно-теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что в нём осуществлен комплексный концептуальный анализ идеократической государственности под углом зрения культурно-исторической обусловленности российской правовой ментальности и в контексте формирования государственно-правовой идеологии, адекватной вызовам современной эпохи.

Полученные в ходе диссертационного исследования результаты могут быть применены в политико-правовых и философских исследованиях россиеведческой направленности в сфере политологии, теории государства и права, философии политики и права, этнополитологии. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для включения в опорные материалы при подготовке учебных пособий, научных работ, при чтении лекций и спецкурсов по философии и теории права.

Важнейшие выводы диссертации могут служить идейной основой для осмысления комплекса проблем совершенствования современной российской государственности, определения стратегии законотворческой деятельности.

Апробация результатов исследования. Теоретические выводы и положения диссертации докладывались и обсуждались на следующих научных конференциях: Всероссийской научно-теоретической конференции «Философия права как учебная и научная дисциплина» (Ростов-на-Дону, апрель 1999 г.); Международной научно-практической конференции «Современные проблемы национальной безопасности: Россия в ХХI век с миром и согласием» (Ростов-на-Дону, ноябрь 1999 г.); Всероссийской конференции «Русская философия права: основные проблемы и традиции» (Ростов-на-Дону. 2000 г.); Региональной научно-теоретической конференции «Политико-правовая культура и духовность» (Ростов-на-Дону. 2001 г.); Всероссийской научно-теоретической конференции «Философия права и вопросы формирования современной государственно-правовой идеологии» (Ростов-на-Дону. 2001 г.).

Диссертация апробирована на совместном заседании кафедр философии политики и права и государственно-правовых дисциплин Ростовского юридического института МВД России.

Основные положения диссертационной работы изложены в девяти публикациях автора.

Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, восьми параграфов, заключения и списка литературы, насчитывающего 299 позиций. Общий объем диссертации - 175 страниц машинописного текста.

Глава 1. Верховная власть как институциональный принцип и феномен идеократической государственности

идеократическая модель государственность

На протяжении эволюционного существования человеческой цивилизации не утихал интерес к определению и исследованию понятия власти, выявлению и анализу её сущностной связи с государством и обществом. Институт власти представляет собой фундаментальную проблему политико-правовой экзистенции, вследствие чего она всегда будет привлекать внимание исследователей самой разнообразной ориентации.

Особый интерес к институту власти возникает в переломные эпохи социального развития, когда реальной становится угроза дестабилизации механизма социального управления и успех в преодолении такой угрозы зависит от эффективного функционирования политической системы, целесообразного распределения власти в обществе. Именно такой момент переживает сегодня Россия.

В современной кратологии роль базового элемента и основного регулятива эмпирических исследований властных отношений в обществе играет понятие власти как феномена.

Основные подходы к определению власти начали формироваться уже в контексте античной философии как обобщение социально-политического опыта Древней Эллады и Древнего Рима. Средневековье обогатило эти подходы схоластической проработкой концепции «двух мечей». Ренессанс актуализировал проблемы власти, привлекая внимание к фигуре «Государя» Макиавелли. В новоевропейской философии сформировались основы «каузальной» концепции власти, которая и по сей день превалирует в западной социально-философской, социологической и политологической литературе. К анализу понятия обращались многие философы, социологи и политические мыслители с мировым именем, в том числе М. Вебер, Б. Рассел, Х. Лассуэлл, Т. Парсонс, Р. Даль, Р. Арон, М. Фуко, Э. Гидденс, С. Льюкс и др. Начиная с 50-х годов XX века объем «кратологической» литературы стал резко возрастать. Существенный вклад в разработку концепции власти внесли Р. Берштедт, Д. Картрайт, Ф. Оппенхейм, П. Блау, Д. Ронг, Дж. Найджел, Т. Болл, Д. Болдуин, У. Коннолли, Т. Вартенберг, С. Клэгг и многие другие исследователи власти.

Констатация принципиальных различий в концептуальном опыте традиций и персоналий -- общее место современных дискуссий о власти. По мнению Дж. Скотта, власть «стала одним из наиболее дебатируемых и оспариваемых понятий в социологическом лексиконе».

Несмотря на широкий спектр предпочтений, большинство исследователей согласны в том, что в основе понятия власти лежит идея производства каузальных следствий: власть представляет собой способность оказать определенное воздействие на объект.

«Абсолютным общим ядром или примитивной идеей, лежащей в основании всех рассуждений о власти - является идея о том, что А каким-то образом воздействует на Б». Однако в таком виде определение власти остается весьма бесформенным, расплывчатым. Далеко не каждая способность воздействовать и не каждое воздействие есть власть. Концепция власти, поэтому должна определить критерии существенно-значимого влияния, отличающие власть от обычной каузальной связи.

Для этого необходимо разработать систему иерархии власти, построить понятие верховной власти как логического её завершения и источника любой другой власти. Необходимость анализа понятия верховной власти вызвана её ключевым значением в понимании государственности, особенно идеократической государственности. Огромный вклад в понимание феномена власти, типологизации власти, анализ её наиболее значимых типов внесли представители русской консервативной политической мысли: Л.А. Тихомиров, К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев.

1.1 Теоретико-методологические основы политико-правового анализа феномена верховной власти

В нашем исследовании требуют изучения вопросы возникновения государственности и власти, как таковой, проблемы формирования ее источника - верховной власти, соотношения понятия верховной власти и государства, специфика их взаимовлияния и развития в социуме. Данные вопросы определяют проблемное поле анализа верховной власти и государственности.

Несмотря на углубленные исследования различных проявлений государственности, проводившееся выдающимися представителями как отечественной, так и зарубежной науки - имманентное содержание государственности оставляет и до сих пор место для различных толкований и споров.

Попробуем проанализировать наиболее очевидные, базовые свойства государственности: в любом государстве существует присутствие институциональной власти и принуждения с одной стороны, осознанность и творческая инициатива с другой.

Оба свойства государственности тесно между собой связаны. Необходимость прибегать к принуждению для устранения препятствий характеризует любое осознанное, целенаправленное творческое действие, которое, определяя себе четкую цель, тем самым устанавливает линию движения к данной цели, «а стало быть, предопределяет этим устранение всего, что на этой линии может мешать достижению цели».

Дуализм имманентных свойств государственности имеет свое институциональное обоснование. «Есть учреждения бессознательные (spontaneus), развивающиеся без участия мысли во время преследования частных целей, и есть кооперации, придуманные сознательно, предполагающие ясное сознание общественных целей». Усилия единиц для самосохранения порождают одну форму организации. Усилия самосохранения целого агрегата порождают другую форму организации. В первом случае сознательно преследуются только частные цели, а соответствующая организация, образующаяся из этого преследования частных целей, вырастает бессознательно и без принуждения власти. Во втором случае есть сознательное преследование общественных целей, а соответствующая организация, устанавливаемая сознательно, действует принуждением.

Для уяснения содержания государственности, по существу, необходимо принять во внимание, как взаимодействуют между собой свойства государственности, как институционально выражается присутствие власти и принуждения и целеполагающей, политически организованной и осознанной идеи. Причем в этом контексте «политической организацией мы называем ту часть общественной организации, которая сознательно исполняет.

Именно поэтому в государственности различают два основополагающих элемента: государство, как государственно-властный механизм и верховную власть, как идейную парадигму его функционирования, имеющих, тем не менее, единый социальный фундамент - нацию, представляющую совокупность интегрированных индивидов.

Необходимо обратить внимание на то, что государственный инстинкт может явиться только у индивидов, уже предварительно интегрированных в элементарные социальные группы и обретших глобально-общие интересы, требующие координации и защиты.

Для таких индивидов - членов социальных групп - государство становится действительно нужно и необходимо в тот момент, когда переплетаются интересы этих групп, порождая их взаимную диалектическую борьбу. В этой ситуации становится необходимым высший объединительный и интегрирующий импульс формирования соответствующей верховной власти.

Социальный фундамент для государства представляет нация, т. е. народ как совокупность комплиментарных этносов, объединенных материально и нравственно: тут имеют уже значение и территория, географические условия, условия труда, язык, верования, исторические условия и т. д.

Только в такой совокупности социальных групп может возникнуть потребность в государстве, т. е. высшем союзе, построенном не на частном или групповом интересе, а на интересе общем, универсальном, обеспечивающим всем союзное существование.

Поэтому государству необходима связь с «нацией», «народом», с совокупностью частных групп. Никакая специальная группа не несет в себе государственности, но лишь все они вместе, в своем сложном разнообразии, создают идею государства.

Таким образом, идея государственного союза, по существу, содержит требование общечеловеческого (но не всегда гуманистического), универсального (но не всегда универсалистского) существования, не в количественном, а в качественном смысле.

Согласно высказыванию Блюнчли, - «если мы сведем к одному целому результаты представленного исторического анализа, то понятие государства определится следующим образом: государство есть совокупность людей, соединенных в нравственно-юридическую личность, на определенной территории, в форме правительства и подданных».

Однако сущность государства может мыслиться глубже, институционально - организованно - «государство представляет организацию народной жизни, сохраняющейся и обновляющейся в непрерывной смене поколений». Такое понимание государства предполагает постановку неких общих задач, неизменных при неизбежной смене поколений.

Следовательно, в государстве должны не только обеспечиваться тактические временные интересы корпоративных, сословных, других групп, замкнутых в своих частных локальных ценностных ареалах, но и ставиться универсальные «анагогические» стратегические цели.

Поэтому государство немыслимо без идеи верховной власти, наличие этой идеи основной признак существования государства.

Конструкция государства представляет собой реальный и легитимный союз, требующий такой силы, которая по идее и задачам своим превосходила другие императивы, - это и относится к самому необходимому, критическому ресурсу конструкции генезиса государственного союза.

Нормальная эффективная экзистенция единой верховной власти требует наличие некоторых основных, идейно-монолитных, логически непротиворечивых принципов своей деятельности.

Все остальные принципы деятельности верховной власти, составляющие признаки любого государства: единство закона, гражданства, территории - вторичны.

Они не составляют содержания государственной идеи, а лишь предоставляют необходимые сервисные, обслуживающие условия ее непосредственного функционирования.

Именно поэтому, сохраняя лишь то, что существенно для государства, Л.А. Тихомиров разработал универсальное определение субстанции государства в виде «союза членов социальных групп, основанного на общечеловеческом принципе справедливости, под соответствующей ему верховной властью».

Эксплицитно используя данное субстанциальное определение государства, попробуем обрисовать метаюридический каркас для обоснования дефиниции государственности.

Координация и интеграция частных и групповых интересы возможно, только на неком универсальном, возвышающемся идейном фундаменте, поскольку идеологическое обоснование того или иного локального интереса в силу своего генетического определения не может уверенно претендовать на универсализм и всеохватность.

Именно поэтому государство постоянно стремится обосноваться на высших интегрирующих началах, которые тем универсальнее и абсолютное, чем выше стоит интеллектуальный и нравственный уровень организующей данное государство нации, её элиты, стремящейся воссоздать общие метаусловия существования любой интенции интересов.

Бесспорно, для того чтобы стать действительным актуальным регулятивом общественной жизни государству необходимо монопольно использовать власть, идейно, по своим задачам, возвышающуюся над всеми другими типами власти. Иными словами государственная деятельность требует для выполнения своего предназначения придание её свойства верховенства власти.

Исходя из универсального определения государства, данного Л.А. Тихомировым, вычленим составные элементы, образующие в совокупности общую формулу модели государственности. Таким образом, при этом анализе модели государственности выделяются три конструктивно необходимых составных элемента:

1.Главный элемент модели государственности - нация, которая образует единый социальный фундамент, с кризисом которого разрушается единство государства.

2.Верховную власть, которая идейно оформляет государство, служащее источником власти для государственного управления.

3.Эмпирическое государство с правительственными и иными властными институтами, подчиненное верховной власти и ей организуемое в целях государственного управления.

Эти элементы диалектически взаимосвязаны. Адекватный анализ государственности должен будет представлять собой последовательный процесс выяснения характера взаимоотношений этих элементов. Такой анализ, прежде всего, необходим для понимания должного, естественного, органического порядка их взаимоотношения.

Государственность представляет собой, таким образом, органическое единство и диалектическую взаимосвязь трех основополагающих элементов: верховной власти, государства с его институтами и народа.

Следовательно, любая государственность априорно обладает этими элементами, входящими в её структуру.

В данной связи для дальнейшего раскрытия сущности элементов государственности будет адекватен опыт применения метода моделирования государственности. Модели государственности в данном контексте различаются по типу связи между элементами государственности и по содержанию своих элементов.

Эффективность и долговременность той или иной модели государственности зависит от уровня связи, скрепленности, корреляции этих элементов.

Типология моделей государственности зависит, прежде всего, от классификации верховной власти и дифференцирования форм правления.

Кратко охарактеризуем базовые определения элементов государственности, коими мы в последующем будем оперировать.

Под понятием нации объединяется совокупность социальных групп и лиц, порождающая данный государственный порядок, организуемый верховною властью. Нация не только способна перестраивать формы образуемого ею государства, но способна пережить его гибель, восстановив много веков спустя.

Верховная власть в государстве представляет собою конкретное выражение источника власти, который принимается данной нацией, как объединительное начало, и на основах которого она желает строить свою государственность. Другими словами, общечеловеческое начало справедливости, осуществить которое в общественных отношениях призвано государство, - в верховной власти находит свое зримое выражение и приобретает значение реальной силы.

Государство - реальная, эмпирическая модель выражения верховной власти. Государство представляет собой центральный союз, связующий членов нации.

Для изучения комплексной модели государственности - данные элементы необходимо более подробно проанализировать. Феномен верховной власти является наиболее неисследованным элементом в модели государственности.

Этимология категории «верховная власть» предполагает наличие у государственной власти абсолютной силы, которая организует управление нацией. Попробуем более подробно исследовать сущность и значение феномена субстанции верховной власти в общей модели государственности.

1.2 Верховная власть как идеалополагающий элемент государственности

Будучи важнейшим феноменом общественного бытия, власть всегда была объектом пристального внимания социальных исследователей. Уже в трудах античных мыслителей даются первые попытки концептуального осмысления власти, изучаются ее свойства и закономерности.

В интерпретации Платона власть представляет собой силу, основанную на специфическом знании -- знании правления. Это служит обоснованием для его объяснения человеческой деятельности посредством соответствующего знания. Политику он также определяет как специфическое знание -- знание власти над людьми в его наиболее общем виде.

Аристотель характеризует власть как имманентное, неотъемлемое свойство, принадлежность, атрибут любой сложносоставной системы. Любая система, состоящая из нескольких частей, имеет властвующий и подчиненный элемент. Власть у Аристотеля играет роль активной интенции, формы, трансформирующей пассивную материю в предметную реальность. В социальной жизни власть обеспечивает организацию совместной деятельности и стабилизирует отношения в социальной системе.

Однако античные мыслители, в отличие от современных исследователей, не вдавались в подробный анализ понятия власти, считая ключевые термины типа «власть», «авторитет», «государство» априорными, не требующими исследования.

Первая специальная попытка определить власть как феномен, связана с именем английского мыслителя Т.Гоббса. Фактически Гоббс заложил основы «каузальной» концепции власти - объяснения власти как специфического причинного отношения, которая и по сей день превалирует в западной научной литературе.

«Если бы не было Гоббса и его работ, то вряд ли бы господствующая каузальная концепция власти была так глубоко обоснована и влиятельна».

Власть инициируется человеческим действием и проявляет себя в каузальном отношении. «Власть человека - есть его наличные средства достигнуть в будущем некоего блага». Причинная связь представляет собой постоянное отношение между двумя переменными, в котором одна переменная производит изменение в другой переменной.

«Власть агента и эффективная причина -- это одно и то же». Она возникает только между предметами и событиями, которые соотносятся друг с другом, хотя и могут быть отделены пространством и временем.

Различие между властью и причиной связано со временем действия: причина относится к уже произведенному следствию, к прошлому, в то время как власть есть способность производить что-то в будущем. Власть характеризует отношения между агентами, в которых один агент может стать причиной определенных действий другого агента. Власть, по Гоббсу, -- это диспозиционное понятие, оно выражает потенциал субъекта власти достигнуть гарантированного подчинения объекта и контролировать объект. Власть существует даже в случае, если субъект не реализует имеющуюся у него способность подчинить объект. В соответствии со своими представлениями о природе человека, Гоббс рассматривает властные отношения как асимметричные и конфликтные, отражающие суверенное господство одних людей над другими. Суверенность - это необходимое политико-юридическое свойство политической власти. Оно выражается, прежде всего, в ее верховенстве на принятие и осуществление политических решений над любыми другими организациями, союзами, объединениями. Суверенность власти означает ее формальную независимость от любого внешнего влияния или воздействия. Согласно воззрениям Гоббса суверенная власть выступает в качестве души государства.

Вызывает интерес анализ феномена власти, предпринятый в концепции Макса Вебера. Вебер определял власть как «вероятность того, что актор будет в состоянии реализовать свою волю в социальном отношении вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем эта вероятность основывается».

Вебер определял следующие основные черты власти, характеризующие её функциональность:

1. власть не есть принадлежность индивидов, а существует в отношениях между ними;

2. власть должна определяться в терминах вероятности, возможности;

3. основу власти могут составлять любые вещи, свойства или отношения;

4. власть всегда против кого-то, она предполагает конфликт и действия вопреки интересам людей.

В отличие от авторитета, власть связана не с социальными позициями или ролями, а с персональными качествами индивидов.

Вебер, однако, считал понятие власти «социологически аморфным», так как «любое качество человека и любое стечение обстоятельств могут создать ситуацию, где индивид получит возможность требовать подчинения своей воле». Поэтому он предпочитал пользоваться более четким, с его точки зрения, понятием «господство» (Herrshaft), которое он рассматривал как частный случай власти - «возможность заставить определенную группу людей повиноваться определенной команде».

Однако необходимо учитывать, что власть не просто дуальное отношение между акторами. Ведь власть возникает не в вакуумной среде, а в сложной системе общественных отношений, то есть в общественной структуре.

Именно структурные факторы играют роль условий в каузальном отношении, а также в значительной мере предопределяют спектр ресурсов, которыми обладают акторы, то есть детерминируют, управляют субъектами власти.

Любая власть, имеющая общественные масштабы должна иметь свой источник, свой достаточно абстрактный объект эманации - верховную власть. Поэтому для исследования феномена власти, механизма её генезиса и детерминации властного отношения мы должны представить власть в более широком контексте, учитывая роль структурных факторов.

Таким образом, мы неизбежно затрагиваем проблемы зарождения любой власти и определения «места» власти во взаимодействии объективных (структурных) и субъективных (персонализированных) аспектов, общественной структуры и человеческой деятельности.

Данная проблема является ключевой для понимания сущности власти. Задача состоит в установлении субъектной принадлежности верховной власти, отождествления её источника с персонифицированным субъектом, либо со структурной системой.

В данном контексте по нашему мнению правомерно поставить вопрос о принципиальной возможности власти персонализированных субъектов, принимая во внимание тот факт, что ресурсы власти и условия ее осуществления зависят от общего традиционного контекста и специфики исторической ситуации. Успешное исследование и разрешение этих проблем составляет ключ к пониманию дальнейших аспектов власти и государственности.

В решении вопроса о соотношении деятельности и структуры в ходе развития политических и правовых наук выделились два основных подхода: «волюнтаристский» и «структуралистский».

Волюнтаристский (субъективистский) подход объясняет социальные явления как сводящиеся к действиям индивидов, уделяя минимальное внимание роли структурных факторов; он концентрируется на деятельности людей как основе социальной реальности. В контексте проблематики власти, данный подход наиболее отчетливо проявляется у Р.Даля, продолжая превалировать в литературе по власти. Власть преимущественно рассматривается в контексте деятельности субъекта, его способности оказать определенное влияние на объект. Политическая воля - это исходное, фундаментальное качество политической власти. Оно предполагает как способность к выбору цели политической деятельности, так и к мобилизации всех имеющихся возможностей и ресурсов для ее достижения.

В этом случае акцент делается на индивидуальной воле и интернальном ее аспекте, а власть понимается как некая область пересечения и полного или частичного совпадения (компромисса) индивидуальных волевых устремлений, т.е. «общественный договор в действии».

Зоны согласия меняются неравномерно, но среди них нет неизменных. Поэтому вектор властной воли неустойчив по интенсивности и направленности и постоянно мутирует благодаря индивидуальным усилиям. Более устойчивое формообразование социальной воли зависит от кооперации в группы психологически гомогенных индивидов. Следовательно, базовым и парадигмальным для данной схемы выступает феномен индивидуальной воли, а вторичным и в значительной степени условным - феномен социальной воли, как абстрактной суммы индивидуальных волевых устремлений. В какой-то мере такой подход базируется на номиналистической интерпретации природы универсалий.

Структуралистский подход объясняет социальные явления как результат структурного влияния и рассматривает социальных субъектов в качестве носителей структурных ролей. Этот подход характерен для функционализма, системных теорий и марксизма. Применение данного подхода к анализу власти четко просматривается в концепции Н. Пуланзаса. Близка к нему и концепция власти Т. Парсонса. В такой вариативной комбинации выделяется экстернальный аспект социальной воли и она рассматривается как гештальт, имеющий свою собственную, независимую от индивидов, логику развития и формирующий воли индивидуальные по своему образу и подобию. Однако, поскольку индивиду присущи свои собственные, неповторимые и особенные проявления, социальная воля индивидуально проявляется, разыгрывается как роль.

В «Оправдании мозельского корреспондента» К. Маркс пишет: «При исследовании явлений государственной жизни люди слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и все объяснять волей действующих лиц. Существуют, однако, отношения, которые определяют действия, как частных лиц, так и отдельных представителей власти и которые столь же независимы от них, как способ дыхания».

Став на эту объективную точку зрения, мы, по мнению Маркса, не должны искать проявление воли попеременно то на одной, то на другой стороне, а должны видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица.

В силу естественного тяготения классического рационализма в лице Г. Гегеля и К. Маркса к социоцентрической структурной схеме жесткая критика данных марксистских и гегельянских концепций со стороны влиятельных теоретиков либерализма (в первую очередь К. Поппера) соответственно неблагоприятно повлияла на полноту концептуального осмысливания структурных форм власти в современной науке.

Анализируя механизмы генерализации индивидуальных волеизъявлений и индивидуализации социальной воли, мы сталкиваемся с разными методологическими схемами и, соответственно, с различным пониманием сущности воли и структуры.

Что касается реального исторического процесса, то, скорее всего, отмеченные методологические схемы взаимно дополнительны. И мы всегда сможем найти общества или исторические периоды, где доминирует та или иная схема формирования власти.

Однако теоретические пути решения проблемы соотношения структурной власти, базирующейся на системе устоявшихся социальных отношений и власти персонализированной, опирающейся на субъектный, точнее акторный волевой импульс - различные исследователи видят по-своему. В концепции известного западного политолога С. Льюкса отражена правильная критика существующих одномерных подходов: ведь оба фактически отвергают наличие проблемы соотношения власти и структуры. Первый, по сути, отрицает наличие структур (кроме самого минимума); второй отрицает существование социальных субъектов объединенных в группы или организации, которые оказывают существенное воздействие на сознание и действия других людей. «Это подразумевает, что хотя агенты действуют в рамках структурных ограничений, они, тем не менее, имеют определенную относительную автономию и могли бы действовать иначе». Этих «крайностей» следует избегать и искать «синтетические решения».

Эти синтетические решения обрисовываются с различных точек зрения. Наиболее известные попытки разрешить проблему структуры и действия и объяснить соотношение действия, структуры и власти были предприняты вышеупомянутым С. Льюксом и Э. Гидденсом. Льюкс стремится преодолеть недостатки указанных выше подходов, предлагая «диалектический взгляд», заимствующий их отдельные элементы. В частности, идея центральной роли акторов, обладающих возможностью выбора, была взята им у волюнтаристского подхода, а понятие структурного принуждения (structural constraint) -- у структуралистского.

Льюкс связывает власть напрямую с человеческой деятельностью; власть «находится» в деятельности и не существует вне нее. Во всех своих работах он подвергает критике авторов, рассматривающих власть как вариант структурной детерминации, считая данный подход слишком широким и ведущим к путанице. Льюкс с самого начала стремится разграничить власть и структурную детерминацию, в которой действие полностью определяется структурой. Он объясняет это тем, что структурная детерминация, в отличие от власти, несовместима с моральной ответственностью и поэтому «в системе, характеризующейся полной структурной детерминацией нет места власти». Такой подход Льюкса сразу поднимал вопрос об отсутствии в традиционных обществах, основанных на структурной детерминации моральной ответственности, а, следовательно, очерченной ценностной моральной власти. Такой имморализм традиционизма губителен для власти.

Моральность власти, по Льюксу, обязательно предполагает «свободу действовать иначе»; она осуществляется агентами (индивидуальными и коллективными субъектами), роль которых не сводится к роли носителей объективных отношений. Власть, пишет Льюкс, подразумевает человеческое действие (human agency). Говорить о власти в социальных отношениях -- это говорить об агентах, индивидуальных и коллективных, нормативного порядка, обусловливающих осуществление данной власти. С точки зрения сторонника Льюкса - Клегга, действия следует объяснять не как следствие каузального влияния (самого по себе), а как стереотипные реакции, связанный, прежде всего с оценками целесообразности выполнения установленных правил.

«Способность действовать иначе» является одним из важнейших пунктов в концепции Льюкса. Власть имеет место только в тех ситуациях, где результаты деятельности изначально не предопределены, и актор может внести изменения в ход событий, повлияв на последствия своих отношений с другими акторами и неся за свое влияние полную моральную ответственность. Структурная детерминация не допускает этой возможности. В той степени, в какой результат считается структурнообусловленным, в той степени люди, которые его достигают, оказываются неспособными действовать иначе.

Несмотря на остроту и своевременность поднятой проблемы Льюкс, по нашему мнению, не сумел адекватно синтезировать оптимальное решение проблемы соотношения структурных и волевых факторов и фактически остался на «волюнтаристской» позиции. «Диалектический взгляд» Льюкса, претендующий на преодоление «односторонности», отдает явное предпочтение «волюнтаристской» стороне дихотомии за счет «структурной».

Причины этого видятся в следующем: Льюкс концентрирует внимание на действии (agency and action), в частности, на осуществлении власти, рассматривая его в качестве единственной сферы существования (locus) власти. Такая вариация осуществления власти в действии типична, но полностью понятие власти только активной стороной его проявления не охватывается. Следствием этого упрощения стал неправомерный вывод Льюкса о полном противопоставлении власти и структуры.

Соответственно Льюкс нечетко проводит грань различия между соотношениями «власти», «волевого» и «структурного принуждения» (structural constraints). Льюкс рассматривает структурную детерминацию как полную детерминацию действия со стороны структуры, что, по мнению Лэйдера, является «слишком механистичным». Структурное принуждение лишь накладывает ограничения (внутренние или внешние) на поведение актора, оставляя ему относительную автономию действовать иначе. Льюкс утверждает, что поскольку структурное принуждение совместимо с относительной автономией, которая оставляет субъекту свободу действовать иначе, структурное принуждение тем самым допускает существование власти.

При этом Льюкс делает, по существу, взаимоисключающее различие между властью и структурой, подчеркивая, что власть является исключительно аспектом действия, которое начинается там, где заканчивается структурная детерминация. Однако если необходимо проводить дихотомию между властью и структурой, но при этом допускать, что структурное принуждение не исключает власти, то тогда «принуждение» не может считаться структурным свойством. Само существование власти, подразумевающее способность «действовать иначе», автоматически разрушает структурные компоненты данного объяснения.

С другой стороны, если структурное принуждение действительно ограничивает поведение, как утверждает Льюкс, то по логике это принуждение ограничивает свободу и автономию акторов и в тех ситуациях, когда они обладают относительной автономией. Если структурное принуждение ограничивает способность актора действовать путем исключения имеющихся у него альтернатив, то, по определению Льюкса, власть не существует. Но из этого следует, что если власть связана исключительно с действием, поэтому нельзя говорить о сосуществовании власти и структурного принуждения, как это делает Льюкс.

Проблемы в льюксовском объяснении обусловлены тем, что Льюкс противопоставляет «структурный детерминизм» (исключающий относительную автономию) и «структурное принуждение» (сохраняющее относительную автономию), без реального обоснования их различия. В реальности компоненты: «структурного детерминизма» и «структурного принуждения» имеют общие родовые и видовые свойства.

Поэтому само понятие относительной автономии подразумевает вопрос о степени автономии и, соответственно, о степени детерминизма.

Льюкс не исследует степени детерминизма, варианты детерминации действия, отличающиеся от монолитного «тотального детерминизма». В действительности детерминизм может варьироваться -- от тотального контроля до ограничения количества возможностей, имеющихся у актора. Такая ситуация может свести выбор лишь к двум альтернативам. В этом случае, пишет Клэгг, «агент может выбрать между ними, но у него нет выбора в отношении данного выбора».

Другое направление критики льюксовского подхода в решении рассматриваемой проблемы было развито Э. Гидденсом и другими авторами, которые отвергают само противопоставление структуры и действия. Льюкс, как они утверждают, предложил скорее «дуалистическое» («dualistic»), нежели «диалектическое» решение проблемы.

Гидденс подчеркнул, что главный недостаток данного способа анализа социальных отношений, где власть и структурный детерминизм рассматриваются как взаимоисключающие друг друга, состоит в его неспособности «удовлетворительно показать структуру как «принимающую участие» во властных отношениях и властные отношения как «принимающие участие» в структуре».

Вместо «дуализма» Гидденс обосновывает «дуальность структуры» (duality of structure), которая выражает единство действия и структуры, а не их оппозицию друг другу. Действие и структуру нельзя рассматривать в отрыве друг от друга. «Структура может существовать только в деятельности и с помощью деятельности человеческих агентов». Поэтому «действие» является сущностным компонентом «структуры». Любое социальное действие включает структуру, и любая структура включает социальное действие, они неразрывно переплетены между собой в человеческой практике и взаимопроникают друг в друга. Формирование агентов и формирование структур, пишет Гидденс, не являются двумя независимыми явлениями, дуализмом, а представляют собой дуальность. Дуальность структуры, определенная в контексте генезиса власти предопределяет существование двух видов власти параллельно.

Таким образом, Гидденс предлагает нетрадиционное определение структуры, которое отличающееся от дюркгеймовского, где структура рассматривается как внешняя по отношению к акторам и принуждающая их. Он стремится избежать впечатления, что структура находится «вне» человеческого действия.

Структуру, по Гидденсу, не следует сводить только к ограничению, принуждению; она всегда принуждает, ограничивает действие, но одновременно и делает его возможным, является условием действия. «Структура, -- пишет Гидденс, -- включается в объяснение действия в двух аспектах: как средство производства действия и одновременно как его результат в воспроизводстве социальных форм». Другими словами, структура относится как к агенту, так и к результату его действия. Но, как подчеркивает Гидденс, ее нельзя определить ни в терминах действия, ни в терминах результата: она существует лишь в следах (traces), которые остаются в процессе деятельности. «Структура» обозначает совокупность правил и ресурсов, которые постоянно включены в процесс воспроизводства социальных систем; она существует только в своей «инстанциации», когда она возникает и восстанавливается (constituted and reconstituted) в конкретных ситуациях. Структуры являются по своей природе рекурсивными, они репродуцируются в череде организуемых ими практик. Поэтому они вне пространства и времени и существуют только в воспроизводящихся действиях акторов, имеющих определенные намерения и интересы.