Феномен идеократической государственности в политико-правовом, национально-ментальном и сакрально-аксиологическом измерениях

Социальные системы не имеют структуры, но несут в себе структурные свойства. Структуры проявляют себя в социальных системах в форме воспроизведенных практик (reproduced practices). Социальные системы, в которых «участвует» структура, включают в себя активность людей, воспроизводящуюся в пространстве и времени. Анализ структуризации социальных систем представляет собой изучение способов, с помощью которых эти системы, базирующиеся на осознанной деятельности акторов, использующих определенные правила и ресурсы в различных контекстах действия, создаются и воспроизводятся в процессе взаимодействия.

Власть как способность трансформировать ассоциируется с «ресурсным» компонентом структур. Ресурсы, представляют собой структурные свойства социальных систем, которые поддерживаются и воспроизводятся обладающими знанием агентами в процессе взаимодействия. Власть у Гидденса внутренне не связана с достижением частных интересов, как это принято многими исследователями; она характеризует не какой-то специфический способ деятельности, а любую деятельность. Власть сама по себе не есть ресурс; ресурсами являются средства, с помощью которых осуществляется власть.

Таким образом, в своей концепции «дуальности структуры» Гидденс стремится примирить «волюнтаристский» и «структуралистский» подходы и преодолеть лыоксовский «дуализм» путем рассмотрения деятельности и структуры как взаимопроникающих элементов. Однако Гидденс не развивает свою мысль далее - совершенно правильно признавая диалектическую взаимосвязь существования и властного влияния структуры и субъекта - он не придает значения принципиально различным источникам власти в первом и во втором случае.

Однако Гидденсом, как и Льюксом не разрабатывается вопрос о критериях выделения и определения приоритета властного влияния структуры над определенным актором, либо наоборот.

Согласно нашей концепции властная воля не противопоставляется структурной детерминации; вследствие того, что волюнтаристские и структуралистские подходы к власти предполагают собой конструирование однопорядкового общего явления - феномена власти. Однако однопорядковость этих феноменов не предполагает их идентичности, следовательно, структурная и волюнтаристская интерпретации власти являются различными формами одного общего феномена.

Соответственно, общественная структура, либо персонализированная воля актора задают различные парадигмы для дальнейшего проявления и функционирования власти.

Таким образом, в понимании и определении феномена верховной власти оба подхода следует признать адекватными, конструирование эмпирической верховной власти зависит от конкретно-ситуационного соотношения этих двух противоположных источников власти. Выбор и признание одного из источников власти (волюнтаристского или структурального) доминирующим зависит от множества разнородных факторов.

Именно поэтому анализ государственности следует проводить по критериям определения того источника силы власти (power), который доминирует в данной модели. Соответственно этой доминанте выстраивается весь остальной государственный механизм.

Для определения доминирующего источника власти необходимо изучить различные формы верховной власти, определить критерии, по которым необходимо проводить компаративный анализ, обозначить подходы к их сущности.

Верховная власть всегда одна и едина, она является источником любой власти, конкретно-определенные формы власти зависят от соответствующего источника власти, который приобретает доминирующий характер.

Источников власти, подходов к её пониманию существует в данном контексте два: волюнтаристский, когда источником власти является непосредственно воля актора, непосредственно определенного субъекта, обладающего суверенитетом; структуралистский (идеократический), когда источником власти является структура общественных отношений, опирающаяся на совокупность объективно-константных исторических факторов, ориентирующаяся на систему абсолютных идеалов и идей, адекватно интерпретирующих эти факторы;

Выбор той или иной формы верховной власти, признание того или иного источника за доминирующий и самодовлеющий, за верховный в национально-государственной жизни зависит от психологического состояния нации, которым определяется, какое именно начало, какой именно подход следует предпринять в конструировании основы, парадигмы своей общественно-политической жизни.

Государство призвано осуществить в общественной жизни универсальные, в некотором роде тотальные идеи, которыми оно регулирует общественные отношения - частные, личные, групповые. Поэтому источник всех государственных норм - верховная власть - находится в родственной связи с идейным содержанием того начала, какое данной нацией принимается, как начало абсолютного идеала, как надэмпирическая реальность. Этим то содержанием обусловливается этический идеал нации, в виде того или другого кодекса моральных требований; им же обусловливается та идея, тот аспект генезиса власти, которому нация подчиняет свою общественную жизнь в государстве.

Таким образом, признание определенного способа образования верховной власти неизбежно вытекает из общего нравственно-психологического состояния нации, склонной подчиниться именно этому, а не какому-либо другому типу верховной власти, во имя которой она и признает данный тип верховной власти - источником монопольного права и принуждения.

Соответственно, суверен непосредственно является источником любой власти (волюнтаристский идеал), либо осознает и принимает (вырабатывает внутри себя или заимствует) идеалополагающую систему воззрений, которая служит наивысшим источником любой власти (идеократический идеал).

Эти два аспекта генезиса верховной власти, два вида её источника могут быть дифференцированы с известной долей условности: в реальной действительности оба способа образования верховной власти довольно эффективно используются. Поэтому речь идет лишь о признании того или иного способа образования верховной власти доминирующим, самодовлеющим.

Какие же первоосновы имеют различные источники власти?

Этот вопрос, поставленный австрийским экономистом и социологом фон Визером в его книге «Закон силы», почти в таких же выражениях, был сформулирован русским государствоведом и юристом Коркуновым. Историческое государственное господство меньшинства над большинством бесспорный факт. Откуда у меньшинства власть удерживать большинство? Волюнтаристский подход в качестве такой первоосновы власти выдвигает начало воли.

В истории европейской философии интерес к проблеме воли то обострялся, то ослабевал, как бы проецируясь из сферы общественного интереса и социального заказа.

Так периоду социальной модернизации, становления новоевропейской государственности, идей правового государства и суверенной личности соответствовал обостренный интерес к проблеме индивидуальной и общественной воли.

В этот период оформляются интеллектуалистская и волюнтаристская вариации герменевтики воли. Воля изучается в аспекте свободы выбора и как властная функция социального и индивидуального поведения. Зрелые стадии модернизации обнажили расширявшийся интерес к человеку, овладению опосредованными формами управления человеческим поведением и социальными процессами, ориентацию на своевременное решение конфликтов в обществе. Это сформировало мотивационную парадигму и как бы растворило проблему воли, перевело в снятом виде в систему новых проблем.

В условиях первых оформившихся научных и классически-философских парадигм различные концепции воли разрабатывались как с позиций детерминизма, так и с позиций индетерминизма.

Детерминисты утверждали, что человек подчинен природной и социальной необходимости и, чтобы не делал, исход его действий в основном предопределен надличными системами и условиями

Индетерминисты гипостазировали свободу воли и ее независимость от природных и социальных условий. Воля рассматривалась как сущность всех явлений действительности, ее представляли как самопричину всего сущего. Эти взгляды наиболее ярко выражены в философии А. Шопенгауэра и Ф. Ницше.

Развернутую и убедительную критику как детерминистских, так и индетерминистских волевых воззрений в контексте осмысления феномена верховной власти предоставил Н.М. Коркунов. Сам Коркунов был позитивистом, но решение, которое он дает поставленному вопросу, сознательно противопоставляется им западным, волевым учениям. Коркунов отмечает, что особое выделение волевого принципа и в философии, и в этике, и в религии, составляет характерную сторону западного миросозерцания. Западный волюнтаризм глубоко был связан со всем духовным складом западного, фаустовского человека, который стремился к самоутверждению волевой личности в этом мире, к волевому овладению миром и к распространению в нем. Воля, таким образом, представляет собой первооснову, первоначало власти, именно воля одухотворяет, освящает, легитимирует власть, воля суверена служит одновременно и источником власти, и её целью.

По словам Коркунова, «властвование не предполагает необходимо наличности воли». Властвующий над другими, в силу обаяния (харизматичности), святости (сакральности), гениальности властвует иногда вне своего желания. Власть, таким образом, описывается структурными параметрами, укорененными в социуме, не предполагающими наличие обязательного четко выраженного волевого фактора.

Коркунов указывает, что властвование никогда не исчерпывается одними велениями властвующего актора. Зависимые акторы инициативно проявляют активность, «идут навстречу власти, заискивают, угождают, предугадывают и предупреждают желания». Поэтому властвующим субъектом может быть иногда существо или предмет, лишенные воли. В примитивных обществах властвующим началом является тот одушевленный или неодушевленный предмет, который они считают родоначальником и покровителем рода, -- тотем (тотемический быт). Идеологическим обоснованием такого актора верховной власти в примитивных обществах является какая-либо обычная норма, связанная с заклятием и предписывающая свыше некоторое урегулированное поведение (табу).

Структуралистский подход к феномену верховной власти выдвигает первоосновой, первоисточником власти - антипод воли, подчинение, причем подчинение как активное, сознательное, так и пассивное, бессознательное. Именно поэтому структурализм верховной власти в аспекте властераспределения тесно связан с традиционалистическим вариантом источника власти.

Тотем в примитивных, но традиционных обществах играл роль источника власти, вождь и жрецы - подчиненные тотема, проводники его «воли». «Воля тотема» феномен из разряда необоснованных, ибо воля может быть только у индивида, или их совокупности.

Примитивно - традиционалистические виды источников власти не могли адекватно и эффективно служить в качестве верховной власти без развернутого обоснования подчинения иррациональному идеалу, выраженному в системе идей, оформляющих этот идеал. Этим требованиям стала удовлетворять только идеократическая вариация структурализма верховной власти.

Структурализм верховной власти в развитии от примитивного традиционализма к идеократическому виду источника власти трансформировался, все более усложняясь и модифицируясь, однако суть его осталась прежней - властвование предполагает сознание не со стороны властвующего, а только со стороны подвластного. «Для властвования требуется только сознание зависимости, а не реальность ее. Поэтому власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости подвластного. Государственная же власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости от государства».

Явления власти коренятся не только в сознательно-волевой стороне человеческой психологии, но и в аффективной жизни, во внушаемости, в иррациональных свойствах человеческого сознания.

«Властвует тот, кого «любят», то есть тот, кто представляется носителем некоторых положительных свойств, выразителем идеалов». При изучении установившихся и социально окрепших властных отношений можно выставить следующую аксиому: властвовать может только тот, кому приписывается в каком-либо смысле свойство высшего. Причем этой идее «высшего» придается здесь самое широкое значение, разумея «высшее вообще» во всех его физических и духовных смыслах (физически более «сильное», «мощное», духовно превосходящее и т.п.).

Можно сказать также, что там, где это «высшее» утрачивает свое обаяние, там происходит кризис отношений власти. Никакое государство невозможно без ведущего слоя, причем этот ведущий слой исполняет свою миссию, именно потому, что является выразителем «высшего», символом «превосходства», носителем «идеалов» и т.п.

Комплиментарно - схожие идеи о сущности и смысле государства развивал немецкий историк Л. фон Ранке. Он сравнивал государства и общества с духовными субстанциями, оформляемые верховной идеей. «Пока государство живет - эта идея пронизывает собой всю свою среду, которая идентичная ей,… …все жители государства детерминируются, более того формируются ею».

Даже простое физическое покорение одной социальной группы другой в обычной межплеменной борьбе указывает, как справедливо замечает другой немецкий исследователь фон Визер, на «внутреннюю мощь народа-победителя».

Факт власти сам по ce6е является неизбежным в жизни общества, а потому представляет собою явление естественное, органическое. Поэтому власть, с одной стороны, и подчинение - с другой не являются результатом какого-либо насилия, подавления одной личности другою. Как замечает К.П. Победоносцев, сложная натура человека склонна к постоянному поиску власти, которой она могла бы подчиниться. Это - сила «нравственного тяготения, потребность воздействия одной души на другую. Сила эта без предварительного соглашения, соединяет людей в общество. Она же заставляет в среде людской искать другого человека, к кому приразиться, кого слушаться, кем руководствоваться».

В России такая черта приобрела самодовлеющий, государствообразующий характер. «Это очень глубоко подмеченная черта нашей психологии, - черта, которую можно назвать женственною, но которая обща всему роду человеческому. Она вовсе не есть выражение слабости, по крайней мере, по существу, но выражает поэтическое созерцание идеала, искомого нами и чарующего нас в частных воплощениях своих, вызывающего наше преклонение и подчинение, ибо идеалом нельзя владеть, а ему можно только подчиняться, как высшему началу». Такое высшее начало в российском варианте идеократической государственности приобрело религиозное наполнение и смысл.

«Характерной особенностью души русского народа является религиозный отпечаток всего его миросозерцания. Эта черта подмечена в нашей жизни всеми внимательными ее наблюдателями, как русскими, так и иностранцами».

«Будучи земледельцем по преимуществу, русский народ поставлен самыми условиями своего существования в такие отношения к природе, которые развивают его религиозную созерцательность… …все это вместе наложило такую глубокую печать на душу народа-пахаря, которая роднит его скорее с кочевым обитателем киргизской степи, чем с промышленным населением Западной Европы».

Исторический путь осмысления феномена власти в западной науке был проделан с иной парадигматической основой и мировоззренческой перспективой, что в конечном итоге закономерно нашло свое отражение в философии экзистенциализма.

В XX столетии возникло и проделало содержательную эволюцию мировоззрение классического экзистенциализма, в основе которого лежит абсолютизация свободы воли, и, следовательно, формирование нравственных коллизий, вытекающих из гипертрофии собственной самости личностного бытия. Экзистенциализм (М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр, А. Камю и др.) рассматривает свободу как абсолютно свободную индивидуальную волю, не обусловленную никакими внешними социальными обстоятельствами. Последние же могут рассматриваться только в случае, если власть и подчинение имеют определенных цели, во имя которых подчинение допускает ее воздействие.

Таким образом, чистое противопоставление волюнтаризма структурализму утрачивает свою силу: происходит частичное смешивание этих двух векторов разноисточниковой силы, образуется интегративная верховная власть, однако с неизменным преобладанием одного их этих начал.

Рассмотрим более подробно высшую ступень структурной власти - идеократическую верховную власть. Сущностной задачей структурной верховной власти является создание и поддержание порядка функционирования системы - порядка её воспроизведения и существования. Однако при дальнейшем развитии и усложнении структурной системы властных отношений - превращении ее в идеократическую - трансформируются и задачи власти: она получает значение силы, в установленном порядке осуществляющей высшие начала правды - то есть основной цели воспроизведения, ради которой и поддерживается структурный порядок. «Правда» в таком понимании - изначально дается в самой системе, эта цель, однако не всегда четко осознается её носителями, детерминация этой «правды» структурой осуществляется косвенно и постепенно.

Как всякий процесс вообще, процесс общественного развитая, в каком проявляется жизнь того или другого общества, нуждается в стройности, определенности и целесообразности совершения этого процесса, что и создает известный порядок, и то, что в природе достигается путем функционирования так называемых законов природы, в человеческом обществе составляет задачу структурной власти.

Общественная власть есть результат самых общественных отношений, отношений взаимодействия между членами общества, в которых всякий влияет на окружающих и в то же время испытывает на ce6е их влияние. Общество, таким образом, в самом ce6е находит множество зародышей власти. Поэтому для него нет необходимости создавать власть, но стоит лишь ее признать и ей подчиниться, что и проявляется в феномене общественности. Общественность является одним из основных и характерных свойств человеческой природы. Свойство общественности, присущее человеку, состоит в стремлении его непрерывно вступать во взаимоотношения с ce6е подобными на какой-то упорядоченной основе.

Осуществление общественного порядка с необходимостью предполагает наличность принуждения и без принуждения совершенно немыслимо, ибо общество представляет собою кооперацию совершенно самостоятельных органически единиц, способных чувствовать, мыслить, желать - каждый по-своему, и эта способность самостоятельных переживаний со стороны каждого отдельного члена общества вносит в социальную жизнь возможность произвола, в смысле уклонения их воли от воли всего общественного организма. Поэтому в нормальной жизни общества необходимо установление заранее всем известных и для всех обязательных норм, причем обязательность эта обеспечивается исключительно их принудительным императивным характером.

В различных моделях государственности эту роль играют различные инструменты: в идеократической государственности - правда, как совокупность идеалотелеологических принципов, задающих общественно-регулятивную сферу в волюнтаристской - право, как формальный юридический механизм, опосредующий волю суверена.

«Правда» в этом контексте в русской самобытной идеократической государственности ставится выше права. Этот характерологический феномен в российской правовой системе был отмечено уже графом Сперанским: «Всякое право, а, следовательно, и право самодержавное, потолику есть право, поколику оно основано на правде. Там, где кончается правда и где начинается неправда, кончается право и начинается самовластие». С тех пор эта черта получала нередко сильное и проникновенное выражение, именно как фундаментообразующая черта русского государственного строя.

Давая народу гарантии не только права, но и правды и справедливости, такая модель государственности «является наиболее приближающейся к христианскому идеалу, в противоположность чисто материалистическим западноевропейским формам, основанным на правовых договорных нормах, опирающихся исключительно на требования материального, условного, формального и всегда несовершенного права, и на условном признании деспотического изменчивого и подкупного большинства».

Российский вариант идеократической верховной власти, структурно выраженной в субстанциональном существовании института самодержавия, может привести к формированию «лучшего правового порядка, основанного не только на законе, но и на нравственных и христианских началах правды и справедливости».

Политическая субстанция бытия русского народа состоит в том, что он создал свою особую форму идеократической концепции государственности, в которой «буква» юридических отношений позиционируется на несравненно более низших, подчиненных местах, нежели «дух» этического начала. Этот принцип лежал в основе создания русской монархии, на нем базировалось верховенство национального нравственного идеала. Этот же принцип много веков был лейтмотивом развития и преуспевания русского народа, источником его миссионерского призвания.

В монархии самодержавной есть обязательные нравственные начала, которые ограничивают юридическое верховенство вообще.

Верховная Власть выражает тот элемент, который выше всего и всем заведует. Царская Верховная Власть есть верховенство нравственного идеала в государственной жизни, а, следовательно, Царь не может быть оторван от жизни этого идеала в народе. Правда, что в этой идеальной области Царь уже не есть господин. Он здесь уже есть подчиненная сила. Но подчинен он только идеалу, а в отношении всего, что уклоняется от этого идеала или восстает на этот идеал, Царь, как Верховная Власть государства, поставленная на страже этого идеала в общенародной жизни, является властью в области жизни церковной, нравственной и той «бытовой», которую Аксаков выделяет в исключительное ведение народа.

Царская власть не произвольная, она ограничена содержанием идеала, она обязана представлять идеал, действовать сообразно его содержанию. Но, «оставаясь подчиненной идеалу, она действует властно для его поддержания в осуществлении».

Признавая источником Верховной Власти божественную делегацию, мы неизбежно признаем обязательным уважение к тем обязанностям, которые возложены на человека Божественной Волей. Но эти обязанности дают личности право на все, необходимое для исполнения их. Такое право личности для Верховной Власти, основанной на делегации Бога, не подлежит никакому посягательству. Оно является «естественным» правом личности, правом, обусловленным не каким-нибудь юридическим законом, но природой связи человека с Богом.

Именно поэтому в идеократических монархиях широко используется категория справедливости, которая соотносится с понятием «правда» и нравственным, а не юридическим правом.

«Царская прерогатива решения по совести поддерживает сознание того, что правда выше закона, что закон только и свят -- как отблеск правды», причем обязательный признак правды - упорядоченная форма своей самореализации. Для жизни каждому необходима уверенность в некотором правильном порядке явлений, с которым можно было бы сообразоваться в своих поступках и расчетах. Определенный порядок в этом контексте это важнейшая потребность человека в общественном состоянии.

Для создания и поддержания порядка необходимо, чтобы власть, способная к принуждению, привела сумму произвольных персонально-волевых притязаний к подчинению определенным общеизвестным и общеобязательным нормам. Такие нормы могут быть закреплены в зависимости от типа государственности - в формальных правовых нормах, в правовых традициях, в метаюридических установках правосознания.

Процесс установления общественного порядка происходит поэтапно: первоначально, на низших ступенях общественного развития, являясь известною определенностью в течение поступков, порядок формулирует фактические отношения между людьми, обусловленные самою природою тех взаимодействий, в какие в данном случае они вступают между собою, сообразно своим силам, способностям, возрасту, полу и т.п. Такая формулировка отношений, естественным образом складывающихся между членами данного общества, является в виде обычая, т.е. того, что „обыкли», привыкли делать - это и есть традиционная стадия развития структурной власти.

В общественной жизни обычай является низшею формою общественного порядка, не полностью удовлетворяя потребности в порядке. Обычай не вполне адекватно и эффективно служит для выражения императивных требований порядка в обществе в силу различных причин. К их числу относится большое разнообразие и разнородность специфических особенностей правовых обычаев в различных регионах, вследствие этого явная недостаточность универсализма обычного права для объединения всех членов данного социального организма и для примирения его частных и групповых интересов.

Во вторых, обычай формулирует исключительно то, что есть, но не то, что должно быть, тем самым, оставляя неудовлетворенным коренное стремление человеческой природы, требующей высших и общеобязательных норм жизни.

В каком виде возможно осуществление в общественной жизни норм порядка? Такие нормы устанавливаются в правовых отношениях, и момент сознания их необходимости является моментом зарождения любой государственности.

Именно поэтому на смену традиционной стадии государственности появляется идеократическая стадия структурализма с более оптимальными и специфическими свойствами: осмысленным пониманием сути и смысла государства, наличием платформы целеполагания в общественной жизни.

«В структуре национального сознания целеполагание - на первом месте осознание целостного отношения к определенному миру. Это оценивание окружающей реальности с точки зрения национальных групп и национальных определений личности».

Целеполагание в данном контексте рассматривается в двух аспектах:

историческом, как процесс поэтапного определения основной цели существования государственного и общественного механизма в ходе исторической эволюции;

идеологическом, как процесс кристаллизации стратегической программы развития государственности.

Высший идеал идеи - наиболее общие структурные представления нации о должном смысле, цели и ценности бытия, изначально имеющие абсолютно-нравственный, аксиологический, трансцендентальный характер, задающий императивы для функционирования модели государственности.

Категория ценности выражает начальную, отправную фазу интенциального, идеалонаправленного развития конкретной идеи, категория цели конечную, итоговую стадию её властного воплощения. Идейный идеал аксиоматизировался и интерпретировался традицией, религией, идеологией.

Форма идеи - конкретный вариант её движения, саморазвития и самоосознания, путь от базовой ценности к конечной цели. Такой предметный путь формирования идеи детально закреплен в идеологии - систематизированном методологическом комплексе мировоззренческих, теоретических установок.

Самоосуществление Идеала идеи должно воплощаться на практике при помощи эмпирической модели верховной власти, то есть государства. Исторически государство выступало в роли пассивного, вспомогательного механизма реализации и соразвития идеи Идеала. Эта и есть классическая форма структурной идеократии.

Однако государство может выступать и в активно - инициирующей ипостаси - Демиурга, Творца Идеала, генератора тотальной идеологии. Тогда холистический, Идеальный Абсолют, проповедуемый традиционной религией, может вытесняться релятивной рационалистической доктриной. В этом опасность вытеснения идеократии тоталитаризмом, подмены внутренней сущности идеальной интенции идеократии внешним тоталитаристским оформлением.

Поэтому формально идеократия может носить либо активно-деструктивный (волюнтаристкий, тоталитарный) либо пассивно-охранительный характер (структурный, традиционный), а содержательно быть духовно-абсолютной, либо морально-релятивной.

Для уяснения сущности и цели духовно-нравственных ориентиров в политической реальности необходимо проанализировать процесс взаимовлияния и взаимодействия между нравственной составляющей духовности и государственно-властными институтами, выраженный в легитимационной связи, закрепленной в правосознании. Специфика этих взаимоотношений отражает и обуславливает различие культурно - исторических типов цивилизаций.

Вопрос зависимости государства и права от психологических установок народа мы проанализируем в следующих главах.

1.3 Политико-правовой анализ принципа верховной власти

Кроме дуальных источников верховной власти, императивно определяющих пути её генезиса, функционирования, развития и трансформации, согласно феноменологии Тихомирова - существуют принципы верховной власти, определяющие конкретную форму правления в государстве.

При анализе этих феноменов главное внимание должно быть обращено на внутреннюю сущность источника и принципа верховной власти; необходимо выяснить их внутреннюю природу в отношениях к другим элементам государственности и вывести результаты, которые должны следовать в этих отношениях, в зависимости от происхождения верховной власти.

Другими словами, такое рассмотрение государственности должно выяснить, каковы должны быть те формы отношений между верховною властью - идеей, принципом и другими силами государства - обществом и государственными институтами, - отношений, которые наиболее сходны и обуславливаются самой идеей верховной власти. В итоге, эта точка зрения показывает эмпирическое государство в идеале.

Сконструируем соотношение между принципом, источником верховной власти и исторически конкретными формами государства.

Принцип верховной власти представляет собою результат развития культурно-исторических типов цивилизаций. В этом смысле любой принцип верховной власти является идейно очерченным конгломератом основных диспозиций, санкций, императивов, который может быть сильнее или слабее, яснее или туманнее, осознаваться народом, встраиваться в его правосознание. Чем яснее он осознается в правосознании народа, тем более легитимен сам источник верховной власти.

Определение и точное выяснение внутренней сущности принципа верховной власти необходимо потому, что в действительности самые его извращения в исторической практике явились, главным образом, как результат слабого сознания в народе и правящей элите этой сущности и внутренней природы данного принципа верховной власти, неидеократического, волюнтаристского понимания его источника.

В историческом процессе его осуществление обусловливается продолжительным рядом обстоятельств, которые могут быть комбинированы различным образом. В зависимости от разнообразия исторических комбинаций, принцип и источник в своем реализованном взаимодействии, посредством конкретно-эмпирических форм государства должны переносить те или иные трансформации, в содержательном аспекте большего или меньшего соответствия между формами и их внутреннею сущностью.

Политическая жизнь народов складывается в зависимости от многих действующих в ней сил, одною из которых является сознательное политическое творчество. Преимущество такого творчества состоит в том, что сознание дает возможность изучать условия политической и социальной жизни и направляет их по-своему для достижения тех или других целей.

В этом смысле недостаточная осознанность в отношении того, что свойственно и что противоречит природе данного политического принципа, заставляет допускать такие комбинации условий социально политической жизни, какие на самом деле не только не свойственны ему, но по существу даже его искажают. Именно эта недостаточная политическая зрелость в истории стала причиною тому, что, например идея идеократической монархии дала в жизни такие формы, в каких она сама оказалась искаженной.

В этом контексте, государственность представляет собой диалектическую, двустороннюю связь между идеальным содержанием источника власти, закрепленным в форме идейной конструкции (идеологии), эмпирической моделью верховной власти (государством) и духовными, ментальными основаниями, четко выраженной в народе, им осознанной и принятой (легитимизированной) идеи верховной власти.

По мнению выдающегося русского мыслителя Л.А. Тихомирова «верховная власть… ограничивается лишь содержанием своего собственного идеала, формой собственного принципа», которая также должна на интуитивно- психологическом и интеллектуально-идеологическом уровне быть осознана и принята народом.

Принцип верховной власти по Тихомирову - определенный способ властераспределения по критерию отбора субъекта властвования (монархия, аристократия, демократия) в зависимости от ментального психологического состояния нации.

Принципов власти, на коих конструируются формы правления, всего три:

власть единоличная,

власть некоторого влиятельного меньшинства,

власть общая, всенародная.

На основании этих трех принципов власти можно выстраивать властноопределенные комбинации повсюду, где оказывается нужною или неизбежною власть. Из них вырастают все виды институтов власти, ими детерминируется и власть верховная.

В интерпретации Б.Н. Чичерина - «эти три основных начала всегда существовали и давно общеизвестны; анализ политических писателей со времен Аристотеля доселе не открывает ничего, кроме них. Попытки изменения классификации Аристотеля каждый раз оказываются произвольными, подсказанными какою-либо практической тенденцией».

Таким образом, можно вычленить следующие типы верховной власти:

- власть силы, большинства, непосредственная власть народа - материально-эмпирическая верховая власть;

- власть качественная, аристократическая

- и власть идеала, идеи, власть нравственного императива, который довлеет в психологическом состоянии народа - идеало-духовная верховная власть.

Возводя в источник свой власти только свою волю, идеализируя её - нация придает демократической верховной власти свойство абсолютности.

Однако при попытке абсолютизации воли народа налицо обнаруживается её изначальный, априорно релятивный, непостоянный характер, что ведет к массе позитивных и негативных последствий. В этой связи демократическая верховная власть более живуча, более приспособляема к меняющимся условиям среды, но одновременно и более деформируема, более уязвима изнутри.

Идеократическая верховная власть, обладая абсолютным, неизменным характером должна постоянно стабилизировать свою связь с народом, укрепляя свой нравственный фундамент.

Абсолютный характер волюнтаристской верховной власти определяется тем, что властераспределение, правотворчество и правоприменение зависит только от воли суверена. С изменением времени воля суверена может изменяться, трансформироваться верховная власть. Более того, может измениться и сам суверен: воля абсолютистского монарха смениться волей народа - суверена, или части народа. В любом случае приоритетным и конечным источником власти будет служить только воля актора. Чем независимее, автаркичнее эта воля, тем сильнее верховной власть, тем более выпукло наблюдаем её волюнтаристский характер.

С другой стороны структурализм идеократической верховной власти ограничен содержанием своего идеала, своей идейной конструкции, во имя которого данная нация подчиняется ее верховенству.

Являясь юридически неограниченной (юридический абсолютизм), не завися ни от каких юридических норм и обладая полнотою всех возможных юридических прав, - идеократическая государственность ограничена в смысле необходимости согласоваться с содержанием народных идеалов, на которых фундаментализируется и структурируется ее верховенство. В пределах такого согласования она - легитимна, за его пределами становится узурпацией. Эти пределы постоянно чувствуются нацией.

В истории права России иллюстрацией этого феномена могут послужить некоторые статьи Свода Основных Законов Великой Российской Империи, которые определенно требуют исповедания Всероссийским Императором православной веры, а значит, и исполнения им религиозно-нравственных предписаний, которые считает обязательными Православная Церковь. Таким образом, между Царем и православным русским народом должно было быть единение в области религиозно-нравственных начал, в пределах которых обеспечивалась государственная деятельность.

Согласно заключениям И.С. Аксакова сущность духовного союза и взаимной ответственности Царя с народом заключается в том, что «божественная нравственная основа жизни у них едина, единый Бог, единый Судия, един Господен закон, единая правда, единая совесть. На совести, на вере в Бога и на страхе Божием утверждаются их взаимные отношения... Русское гражданское общежитие не только не отвергает высшего, божественного над собой начала, а напротив, носит его в себе, как душу в теле. Понятно поэтому, что и Самодержец-иноверец, Самодержец-немец в русской земле немыслим».

Обязательные для Монарха условия закреплены в требованиях ментально-идеологического правосознания: деятельность русской Верховной Власти не только «формально ограничена законом, но и материально связана принципами, от воли ее носителей независящими». Являясь источником законов, Самодержавная Власть может всегда отменить их законными способами и путями, но в этой свободной с формальной точки зрения законодательной деятельности она «не может не считаться с теми условиями и требованиями политического быта, на которых покоится ее авторитет и которые являются элементарными условиями государственного порядка».

Государь Император, как олицетворение верховной власти стоял во главе управления Православной Церкви в России. Основные Законы Российской Империи определяли: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. В сем смысле Император, в акте о наследии престола 1797 года, апреля 5, именуется Главой Церкви».

Отношения между Монархом и народом получали религиозное освящение со стороны не только господствующей Православной Церкви, но и со стороны других, признанных в России религиозных обществ, в том числе даже и нехристианских. Однако наибольшую важность представляет освящение власти Государя Императора Православной Кафолической Церковью в силу того, что русское государство носило конфессиональный характер, и господствующим вероисповеданием в нем являлось греко-восточное православие.

В соответствии с этим Основные Законы провозглашали: «Особа Государя Императора священна и неприкосновенна».

В глазах русского народа верховная самодержавная власть была священна, причем священна не только в смысле религиозного освящения, но и в смысле нравственной высоты власти, и в смысле особой важности ее в пределах актуально - насущных интересов народа.

Выход за эти пределы фатален для любого субъекта власти. Однако бывает ситуации, когда воля субъекта (одного человека, группы лиц) противостоит давлению структуры. Такая ситуация вполне возможна, если структура не может адекватно ответить на вызовы внешней среды человечества, либо при активном вмешательстве в государственность извне. При это возможны два конечных варианта: изменение источника власти на доминирующе - волюнтаристский, разрушение идеократической или традиционной государственности; ликвидация внешнего вызова и сохранение с внешними инновациями и вариациями старой идеократической матрицы, идейного каркаса. Акцентуацию на логике алгоритма трансформации идеократической государственности сделаем позднее на примере изучения типологии политических процессов.

Однако итоговый результат трансформации верховной власти имеет своим отражением - идейное искажение - закономерное заключение процесса вырождения, трансформации содержания принципов верховной власти.

Аристотель признавал три основные государственные формы, которые могут быть или правомерными (когда имеют в виду благо государства), или извращенными (когда имеют в виду благо правителя). Таким образом:

монархия, способна извращаться в деспотию;

аристократия, способна извращаться в олигархию;

демократия, способна извращаться в охлократию.

Однако критерий, вводимый Аристотелем для различия правомерных и неправомерных форм правления (благо правителя, благо народа) слишком расплывчат, неопределен. Именно поэтому необходимо уточнить морфологию и логику дефективных, искаженных форм правления, более четко и содержательно показать механизм определения критериев классификации.

Какой же механизм этой трансформации? При анализе этой проблемы целесообразно провести корреляцию дефиниций «принцип верховной власти» и «источник верховной власти». Тогда при наложении этих феноменов будет структурироваться вся картина их взаимоотношений: монархия сохраняет свои черты только при условии идеократичности, то есть подчинения воли монарха идеальным принципам, составляющим нравственную идею монархии.

Таким образом, все формы правления в государственном устройстве имеют свои идеальные, идеократические прототипы, императивно задающие иерархическую систему ценностей. Эффективность любой формы правления непосредственно зависит от степени реального соответствия, идентичности своему имманентно - идеальному прототипу. При нарушении этого состояния происходит трансформация, например, идеократической монархии в волюнтаристскую деспотию, не ограниченную жесткими нормами, идеями, идеалами.

Деспотия обыкновенно возникает в связи с таким содержанием религиозных верований, по которому или монарх сам является божеством, или же он признается верховною властью во имя не вполне определенной, в нравственном отношении, сверхъестественной силы, которой народ готов покоряться ради нее самой, и которой представителем для него является монарх.

Деспотия, в результате личного обожествления монарха, возникает потому, что никакого выше себя самого закона он над собою, очевидно, не признает. Всякая воля его священна, всякая его воля - закон, хотя бы сейчас он желал одного, а через секунду - совершенно противоположного.

В данном случае деспотии открывается место потому, что неизвестно содержание и направление воли божества, которое покровительствует монарху и заставляет всех ему подчиняться. Здесь имеется только сознание угрожающей, брутальной, сверхчеловеческой силы, но нет истинно-нравственного идеала в связи с этими религиозными представлениями.

Но так как нет ясного, четко осознаваемого нацией нравственного идеала, нет и идейной матрицы, ограничивающей произвол, ибо власть верховная, по существу своему, может быть ограничена исключительно содержанием выражаемого ею нравственного идеала. Когда его нет, от подданных требуется слепое подчинение такому деспоту, пока неведомое божество не уничтожить его и не заменить другим.

От этого зависит и порядок престолонаследия в деспотии, где мерилом в нравственной законности власти того или другого повелителя является «успех». При этом, очевидно, такое мерило правды, как «успех», не допускает различия между законною властью и узурпаторскою, и нет ничего удивительного, что для поддержания династии прибегают нередко к убийству всех претендентов. Ни о каком долге со стороны монарха в отношении управляемого им народа здесь, очевидно, не может быть и речи

Характер деспотии носили древние монархии на Востоке и в мусульманском мире. Согласно религиозной концепции ислама «Бог и человек помещены в двух противоположных полюсах существования, вследствие чего между ними нет филиации. Религия становится чисто внешним отношением между всемогущим созданием и создателем, безусловно, чуждым свободы и обязанным лишь слепо повиноваться своему владыке».

Таким образом, вся нравственность здесь сводится к внешнему исполнению ряда правил, и такою простотою моральных требований ослабляется нравственный идеократический характер монархии.

«Для направления действий этого избранника высших сил по неясности воли последних, или, точнее, по неясности характера этой воли, не имелось указаний, кроме воли самого правителя. Проблески высшего религиозного сознания порождают кое-какие признаки долга правителя. Но это - крупицы, которые у более нравственно-развитой личности могут создать высотой образчик правления, но не могут создать общего идеала царя».

Свойством принципиальной абсолютности в форме неограниченного, хаотического произвола обладает власть и волюнтаристской демократии, в смысле неодухотворенной и лишенной нравственных идеалов власти, ни от кого, кроме себя самой, не зависящей и самой из себя происходящей.

Не признавая никакой высшей над собою силы, народ сам представляет собою эту силу, и власть его абсолютна по природе. Если, в силу необходимости, вся государственная власть передается в руки одного или нескольких лиц, то власть этих субъектов, по широте передаваемых сувереном-народом полномочий выражает абсолютный характер.

Но признак абсолютизма не характерен для функционирования субъектов идеократической власти. Наоборот, верховная власть в идеократической монархии - неограниченна по источнику власти, но не абсолютна, ибо идеологически она ограничена содержанием идеала своей идеологии.

По мнению русского профессора В.Д. Каткова «государь ограничен рамками Православной Церкви и ответственностью перед Богом. Этим, с одной стороны, опровергаются нелепые обвинения в «олимпийстве» Верховной Власти или в возможности ее столкновения с велениями религии и Христа; а с другой стороны, подчеркивается невозможность для самого Государя собственной волей изменить характер власти, освященной Православной Церковью: он не может вводить таких в ней, власти, изменений, которые бы шли наперекор верованиям народа».

Такие свойства и качества идеократической монархии предметно охарактеризовал член III Государственной Думы Г.А. Шечков: «Мы признаем монархию не абсолютную, а самодержавную, это значит -- христианскую монархию, не ту абсолютную монархию навуходоносорова типа, когда царь вавилонский говорил, что я поставлю трон на высоте небес, а ту христианскую монархию, которая признает верховенство Бога и правды, исповедует эту идею и знает, что надо искать Бога и правду, а все остальное приложится. Вот в какую монархию я верю, этой монархии служат правые».

В приведенных цитатах достаточно ясно зафиксирован смысл идеократической монархии, на христианско-православной основе. Выше власти Монарха -- власть Бога, Монарх ограничен догматами Православной Церкви, он отвечает перед судом Божиим.

Таким образом, для Верховной Власти обязательны и предписания христианской нравственности. Государственное управление получает, при этих условиях, также нравственный отпечаток.

По справедливому замечанию г-на Захарова: «Нельзя забывать того, что наша государственная власть выросла на византийских началах, то есть под влиянием Востока, где психическое сознание власти было всегда сильнее, чем на Западе. Поэтому, подобно тому, как в большинстве наших событий проявляется компромисс между восточными и западными воззрениями, так и характер нашей государственной власти, будучи византийским по своему происхождению, по форме облечен на западный конституционный наряд».

Нормы права имеют для верховной власти не внешний, принудительный, а внутренний, свободный, нравственный авторитет. В подтверждение этому Н.И. Лазаревский поясняет: «Юридическая сущность неограниченной монархии -- отсутствие каких-либо пределов власти Монарха и нравственный, а не юридический характер всех лежащих на нем обязанностей, -- во всех... видах неограниченной монархии остается неизменною».

Однако термин «неограниченная монархия» необходимо предметно проанализировать. По словам В.Д. Каткова «Самый термин «неограниченный», как относительный, применим ко всякой Верховной Власти: если бы она была ограничена (юридически), она не была бы властью, верховной была бы власть ограничивающая; с другой стороны, самая полная, самая неограниченная (юридически) Верховная Власть на деле ограничена (нравственно и со стороны религии) верованиями, интересами и обычаями народа».

Поэтому абсолютная неограниченность в России не существовала и не может существовать, полное всемогущество российских государей самых автократичных -- фикция.

«Власть Государя связана у нас нравственными и религиозными воззрениями народа. Государь -- это лучшая часть души всякого русского гражданина».

Царь для русского человека есть представитель целого комплекса понятий, из которых слагается «бытовое» православие. В границах этих всенародных понятий Царь полновластен; но Его полновластие (единовластие) -- самодержавие -- ничего общего не имеет с абсолютизмом западно - кесарского типа. Царь в России играет роль «антитезиса абсолютизма» именно потому, что он связан пределами народного ментального мировоззрения, которое служит той ограниченной сферой, в пределах которой власть обладает свободным статусом своего маневра.

Поэтому свойство абсолютизма верховной власти указывает на генезис ее из волюнтаристского источника власти, а не из идеократического.

Логика волюнтаристского подхода в государствостроении требует признания верховенства воли народа, как единственного, полного и целостного выразителя абсолютного духа, верховной воли. Поэтому народ может только волевым актом делегировать, передать свою власть определенному актору, которой, будет выполнять обязанности субполномочного представителя власти в государстве.

Будет ли представитель (субактор) народной воли президентом, диктатором, либо деспотом, в данном контексте не имеет никакого значения, важен факт полной теоретической ответственности субактора перед волей народа.

Таким образом, трансформация форм правления, преобладание идейной силы одних принципов над другими зависит, в конечном счете, от верховной власти, от конкретного вида её источника. Что лежит в основе власти в каждую историческую эпоху в каждом государстве - персонализированная воля или идеоструктурное «давление» общества - от этого зависит трансформации, искривления, деформации форм правления. Согласно данным критериям существует:

- волюнтаристская демократия, выраженная в форме плутократии, диктатуры и её идеальный прототип - идеократическая демократия, выраженная в форме демотии;

- волюнтаристская олигархия, и ее идеальный прототип - идеократическая аристократия, агеократия;

- волюнтаристская монархия, выраженная в форме абсолютизма, деспотии и один из ее идеальных прототипов - идеократическая монархия, выраженная в форме симфонического самодержавия, построенного на идеалах служения православно-христианской правде.

По российскому своду Основных законов Государь Император -- верховный источник милосердия и благодеяний. Дореволюционное законодательство признает в качестве аксиомы, что высшая правда должна своего субъекта олицетворения, который мог бы императивно влиять на субстанцию правовой правды.