Личность и творчество Н.Г. Чернышевского в литературно-художественной рецепции В.В. Набокова

Введение

Проблему отношения В.В. Набокова к Н.Г. Чернышевскому затрагивали многие ученые-набоковеды. Она встает наиболее остро при изучении романа

«Дар», в котором отдельная глава посвящена биографии известного критика. Но некоторые исследователи творчества В.В. Набокова считают правомерным говорить в связи с этой проблемой и о романе «Приглашение на казнь», соотнося образ Цинцинната Ц. с образом Н.Г. Чернышевского (Н. Букс, А. Данилевский).

Актуальность данной работы можно рассматривать с различных точек зрения. Во-первых, благодаря противоречивости и многозначности текстов В.В. Набокова, существует огромное количество интерпретаций различных аспектов изучаемых нами романов. Различным трактовкам подвергается и образ Н.Г. Чернышевского - существуют диаметрально противоположные точки зрения на «Жизнеописание Чернышевского», т.е. четвертую главу романа «Дар». В данной работе мы поговорим о различных интерпретациях данной главы и об особенностях восприятия образа Цинцинната Ц., и попытаемся доказать его соотнесенность с образом Н.Г. Чернышевского в «Жизнеописании». Во-вторых, в этом году будет праздноваться столетие со дня Октябрьской революции. В.И. Ленин, ставший ее вождем, неоднократно признавался в том, что роман «Что делать?» сильно повлиял на него, как революционера. Н.Г. Чернышевский был крупной фигурой для советского литературоведения, но после смены государственной идеологии его творчество стало неактуально, и про него забыли. Сегодня можно говорить о вновь возросшем интересе к личности и творчеству Н.Г. Чернышевского, тенденции к их переосмыслению (И. Паперно, В.К. Кантор, В.Л. Сердюченко). Таким образом, тема данной работы актуальна с точки зрения исследования творчества как Набокова, так и Чернышевского.

Материалом исследования являются романы В.В. Набокова «Дар» и «Приглашение на казнь», его предмет - образ Н.Г. Чернышевского, созданный автором в этих романах, объект - особенности рецепции личности и творчества Н.Г. Чернышевского В.В. Набоковым. Гипотезой является предположение, что у В.В. Набокова был свой взгляд на личность и творчество Н.Г. Чернышевского, а также на его роль в литературе и истории России, отличный от официальной точки зрения, который и нашел свое отражение в «Жизнеописании Чернышевского» и образе Цинцинната Ц.

Целью данной работы является раскрытие родства образов Чернышевского в четвертой главе романа «Дар» и Цинцинната Ц. в романе «Приглашение на казнь» и соотнесение их с официальной точкой зрения на жизнь и творчество Чернышевского. Из этой цели вытекают следующие задачи: 1) изучить работы основных исследователей творчества Набокова и Чернышевского, относящиеся к проблематике данной работы. 2) На основании официальных источников «воссоздать» биографию Н.Г. Чернышевского. 3) Выявить особенности образа Чернышевского в романе «Дар» на основе сравнения с реконструированной нами биографией. 4) Доказать связь между образом Чернышевского в «Жизнеописании» и образом Цинцинната Ц. при помощи сравнительного анализа двух текстов и обращения к «подлинной» биографии Чернышевского. 5) Сделать вывод о подтверждении или опровержении выдвинутой гипотезы.

Методология. В данной работе мы используем несколько методов исследования литературы. Исходя из поставленной цели и задач, в первой главе мы применяем биографический метод, во второй и третьей используем метод сравнения.

В 1971 году, давая интервью одной из западногерманских радиостанций, В.В. Набоков сказал: «В сущности, я надеюсь, что когда-нибудь появится такой исследователь, который перечеркнет все дотоле обо мне сказанное, и объявит во всеуслышание, что обманчиво являясь в обличии капризной жар- птицы, я был на самом деле жестким моралистом, преследовавшим порок, не поощрявшим глупость, потешавшимся над вульгарностью и жестокостью, а превыше всего ставившим талант, самоуважение, честолюбие и вместе с тем - добросердечие».

Новизна данной работы заключается в том, что мы попробуем именно с такой позиции трактовать образ Чернышевского, а через него - и образ Цинцинната, созданные Набоковым в романах «Дар» и «Приглашение на казнь».

Практическая значимость работы заключается в том, что она обобщает материал, подтверждающий выдвинутую нами гипотезу, а также создает базу для дальнейшего изучения наследия В.В. Набокова.

Первая глава - это реконструкция «подлинного» Чернышевского, официальный взгляд на его жизнь и творчество. Используя работы А.А. Демченко, В.Л. Сердюченко, И. Паперно, В.К. Кантора, воспоминания современников Н.Г. Чернышевского, мы попытаемся воссоздать его «истинный» образ. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что «истинность» эта условна. К тому же мы не ставим себе целью составить полную биографию Чернышевского, поэтому максимально сосредоточимся на тех аспектах, которые нашли отражение в романах Набокова. Во второй главе мы, основываясь на материале «Жизнеописания», проследим за тем, каким образом и с какой целью Набоков интерпретировал те или иные факты биографии Чернышевского. Третья глава посвящена роману «Приглашение на казнь» и интерпретации образа Цинцинната Ц. Сравнивая тексты двух романов, а также документальные сведения из жизни Н.Г. Чернышевского, мы будем доказывать, что, создавая образ Цинцинната, Набоков творил некий «сверх-миф» о Чернышевском, переосмысливая в том числе и образ Чернышевского, созданный им в романе «Дар».

Общеизвестна установка Набокова на игру, его любовь к зашифрованным посланиям к читателю, который должен их разгадать. При этом все аллюзии и реминисценции максимально насыщены: образ или деталь могут отсылать сразу к нескольким источникам. В своей работе мы не только ищем подтверждение нашей гипотезе, но и отмечаем точки зрения, противоположные ей, но касающиеся анализируемых нами образов.

Апробация положений дипломной работы осуществлена на межвузовской конференции молодых ученых «Поэтика и компаративистика» (ГСГУ, 2017).

В этой главе мы ставим перед собой задачу «реконструировать» «настоящего» Чернышевского. Того самого человека, который вдохновил Набокова на написание четвертой главы романа «Дар», которая, в свою очередь, дала толчок к созданию «Приглашения на казнь». Естественно, что «подлинный» Чернышевский, описанный нами, будет условен, так как воспроизвести личность во всей ее полноте невозможно.

Для решения этой задачи мы воспользуемся биографическим методом изучения литературы.

Этот метод рассматривает личность писателя и его биографию как исключительно важные элементы творчества. Автор в первую очередь - конкретный человек, со своими мыслями и чувствами. Особенности биографии автора непосредственно влияют на его творчество, а выбор тем произведений продиктован временем, в котором он живет. Но личность автора не равна вышедшему из-под его пера произведению. Писателя нужно уметь разглядеть в его творении, ведь существуют два автора: биографический и художественный. И автор биографический проходит через некоторое количество «метаморфоз» до того, как начнется его влияние на текст. Он может породить двойника, сделать на себя пародию, или, наоборот, вывести в героических тонах, стать больше или меньше самого себя. Вместо живого биографического автора в тексте появляется носитель художественного сознания.

В этой главе мы постараемся проследить, какое влияние оказали на взгляды и творчество Н.Г. Чернышевского среда, в которой он родился, люди, которые его окружали, образование, которое он получил. Наша задача

– с одной стороны, выяснить, как время, в которое он жил и творил, повлияло на него, а с другой - как он сам повлиял на выбор пути, по которому стали двигаться русская литература и русская история.

В 1828 году у саратовского протоиерея Гаврилы Ивановича Чернышевский родился сын, о чем появилась запись в его молитвеннике: «1828 года июля 12-го дня поутру в 9-м часу родился сын Николай».

Гаврила Иванович Чернышевский был сыном дьякона из маленького села в Пензенской области. При поступлении в Тамбовскую семинарию он получил свою фамилию по названию села Чернышово, в котором родился. После окончания семинарии он остался при ней в качестве учителя и библиотекаря. Как один из лучших выпускников Гаврила Чернышевский был рекомендован уезжавшему в Сибирь М. Сперанскому для службы в его канцелярии. Но, будучи единственным кормильцем в семье, он отказался от этого предложения, и в 1817 году уехал в Саратов, чтобы стать протоиереем Сергиевской церкви. Для этого он женился на дочери своего предшественника - Евгении Егоровне Голубевой, что соответствовало церковным обычаям того времени.

Николай Чернышевский был единственным ребенком в семье, поэтому родители, в особенности отец, не жалели сил на его воспитание. Естественно, что в семье священника религия занимала значительное место. Но Г.И. Чернышевский не был фанатично религиозен. Его вера носила естественный характер, он считал религию источником нравственности и добра.

В семье Чернышевских книга пользовалась большим уважением, чтение и образование очень поощрялись. Неудивительно, что любовь к книге передалась и Н.Г. Чернышевскому: «сильнее всех пристрастий с детства … страсть к чтению», «я сделался библиофагом, пожирателем книг очень рано».

Первым учителем Николая Гавриловича стал его отец, который мечтал о духовной карьере для своего сына. Возможно, поэтому первая фраза, которую написал Н.Г. Чернышевский по-русски, была: «Академия есть высшее училище». Особое внимание в своей системе обучения Гаврила Иванович уделял языкам: греческому, латыни, славянскому, русскому. Но Николай Гаврилович при помощи книг, имеющихся в домашней библиотеке, освоил еще немецкий и французский языки. В изучении языков он пользовался следующим методом: брал хорошо известный ему текст, например, «Евангелие», на языке, который предстояло выучить, и разбирался. Тонкости грамматики и произношения не учитывались, зато можно было быстро научиться переводить с нового языка. Затем этот метод будет описан в романе «Что делать?» - именно так Кирсанов выучил французский язык: «Евангелие - книга очень знакомая; вот он достал Новый Завет в женевском переводе, да и прочел его восемь раз; на девятый уже все понимал, - значит, готово».

В 1836 году его зачислили в духовное училище, которое он посещал только в дни экзаменов. Гаврила Иванович, сам преподававший в духовном училище, хотел оградить сына от грубости плохо образованных преподавателей и вредного влияния учеников. Окончив училище, в сентябре 1842 года Н.Г. Чернышевский поступает в саратовскую духовную семинарию. В письме от 3 февраля 1844 года А.Ф. Раеву он пишет:

«Разумеется, скучно в семинарии. Уж если разобрать только, то лучше всего не поступать бы никуда, прямо в университет. Дрязги семинарские превосходят все описание. Час от часу все хуже, глубже и пакостнее». Проучившись в ней полтора года, в декабре 1845 года он подал прошение об увольнении. Саратовская семинария не могла дать пищи для живого ума. Зубрежка, неприглядный быт семинаристов, физические наказания - вот что Чернышевский имеет в виду под словом «дрязги». К тому же перед его глазами проходила жизнь талантливых преподавателей и бурсаков, которые не находили себе достойного занятия в провинциальной глуши. Рано умер первый близкий друг Чернышевского, Михаил Левитский. Богато одаренный, он жил в семинарии на полуказенном обеспечении в ужасающей бедности. И этого содержания его лишили за дерзость и частые столкновения с преподавателями. Закончив семинарию, он получил место в одном из духовных училищ. В 1862 году Чернышевский упоминает о Левитском как о покойном.

Близкое общение Чернышевского с одним из преподавателей, Г.С. Саблуковым, археологом и учителем татарского языка, показало ему возможности научного пути. Г.С. Саблуков был первым учителем, под чьим руководством Чернышевский начал серьезно осваивать филологию. Именно он привил своему ученику вкус к научно-исследовательским занятиям. В письме от 27 апреля 1848 года Чернышевский, будучи уже студентом университета, напишет своему бывшему учителю слова благодарности: «кого я из всех людей, которым я обязан чем-нибудь в Саратове, и уважаю более всех как ученого и наставника моего, и люблю более всех как человека».

В 1843 году произошли два события, напрямую повлиявшие на решение Н.Г. Чернышевского покинуть семинарию. В августе Г.С. Саблуков подал просьбу об увольнении из духовного звания. Таким образом, он, оставаясь религиозным человеком, мог более свободно заниматься наукой. В ноябре этого же года отец Н.Г. Чернышевского «был уволен от присутствования в саратовской духовной консистории за неправильную приписку незаконнорожденного сына майора Протопопова Якова, родившегося через месяц после брака». Наказание не соответствовало тяжести проступка. Гаврила Иванович, будучи честным человеком, стал жертвой интриг. И отказ любимого учителя Н.Г. Чернышевского от духовной карьеры ради науки, и несправедливое наказание Гаврилы Ивановича - все это привело к тому, что семья решила вопрос о поступлении сына в университет положительно.

18 мая 1846 года Н.Г. Чернышевский вместе с матерью и У.В. Кошкиной, снимавшей у Чернышевских флигель, отправился в Петербург. 13 мая священник П.Н. Каракозов напутствовал будущего студента: «Дай бог нам с вами свидеться, приезжайте к нам оттуда профессором, великим мужем, а мы уже в то время поседеем». Друг семьи нечаянно говорит о том, что наполняет мечты самого Н.Г. Чернышевского: «Как душа моя вдруг тронулась этим! Как приятно видеть человека, который хоть и нечаянно, без намерения, может быть, но все-таки сказал то, что ты сам думаешь, пожелал тебе того, чего ты жаждешь и чего почти никто не желает ни себе, ни тебе, особенно в таких летах, как я, и положении».

После отъезда, на десятый день пути, Чернышевские встретились с М.С. Протасовым, еще одним знакомым, который служил дьяконом в селе Баланды Саратовской губернии. Он на прощание сказал Н.Г. Чернышевскому следующее: «Желаю вам, чтобы вы были полезны для просвещения и России». После Н.Г. Чернышевский запишет: «Мне теперь обязанность: быть им с Петром Никифоровичем вечно благодарным за их пожелание: верно эти люди могут понять, что такое значит стремление к славе и соделанию блага человечеству».

На тридцать третий день пути, 19 июня, Чернышевский с матерью прибыли в столицу. 12 июля Н.Г. Чернышевский подает прошение в университет, выбрав отделение общей словесности философского факультета. Приемные экзамены состояли из 12 предметов. Евгения Егоровна, беспокоясь за сына, хотела заранее посетить экзаменаторов. Гаврила Иванович поддержал ее идею. Сам Н.Г. Чернышевский в письме к отцу прямо и немного иронично пишет о том, что не поддерживает их: «К профессорам, кажется, не должно идти. Как угодно, невольно заставишь смотреть на себя, как на умственно-нищего, идя рассказывать, как ехали 1500 верст мы при недостаточном состоянии и прочее. Как ни думай, а какое тут можно произвести впечатление, кроме худого. Да едва ль и выпросишь снисхождения к своим слабостям этим; ну, положим, хоть и убедишь христа-ради принять себя, да вопрос еще, нужна ли будет эта милостыня? Ну, а если не нужна? Если дело могло б и без нее обойтись? А ведь как угодно, нужна ли она или нет, а, прося ее, конечно, заставляешь думать, что нужна. Как так и пойдешь на все 4 года с титулом: ?Дурак, да 1500 верст ехал: нельзя же!?». Опасения матери были напрасны. Н.Г. Чернышевский набрал на вступительных экзаменах 51 балл - в тот год это был лучший результат на отделении общей словесности. Тут же была заказана студенческая форма. Выправили все, кроме мундира - на него денег уже не хватило.

Будучи первокурсником, Чернышевский отправил домой письмо, в котором писал, что расходы на его обучение не соответствуют знаниям, которые он получает в университете из-за низкого уровня преподавания. Единственный преподаватель, сумевший заинтересовать Чернышевского - И.И. Срезневский, читавший курс лекций по славянским древностям. Он был талантливым ученым, увлеченным собственными научными исследованиями. Многие студенты, в том числе Чернышевский, занимались под его руководством словарями русского языка. Н.Г. Чернышевский занимался составлением словаря Ипатьевской летописи и связывал свое будущее с кафедрой И.И. Срезневского.

Несмотря на разочарование в университетском образовании, Н.Г. Чернышевский не пропускал занятий. Лекции с 9 утра до 3 часов дня, посещение Публичной библиотеки, книжные магазины, дополнительные занятия английским языком, еженедельные письма домой и узкий круг знакомых - таково течение первого года жизни Чернышевского в Петербурге. В письме родителям от 1 января 1847 года он пишет: «?В театр я не хожу? (?глупая прихоть?, ?терпеть не могу его?), ?кроме нужного, денег не употребляю ни на что, потому что, от непривычки ли, или от характера, не хочется и употреблять их на пустое?».

А.Ф. Раев оставил следующее свидетельство: «… строго соблюдал посты, ходил в церковь, настольною книгою его была библия. Так было во время пребывания Н. Г. Чернышевского в первом курсе университета, когда мы жили вместе».

Основой убеждений Чернышевского-студента, как и Чернышевского-семинариста, была религиозность. Наука для него неотделима от веры. Гимном этому единству можно считать письмо Н.Г. Чернышевского А.Н. Пыпину от 30 августа 1846 года. В нем приводится отрывок из поэмы А. Майкова «Две судьбы», в котором говорится о любви к науке и отечеству, а затем автор сожалеет об отсталости России в вопросах науки. По мнению Чернышевского, русские, как спасатели Европы от монголов и армии Наполеона, должны быть «спасителями, примирителями … и в мире науки и веры. Решимся твердо, всею силою души содействовать тому, чтобы прекратилась эта эпоха, в которою наука была чуждою жизни духовной нашей … Пусть и Россия внесет то, что должна внести в жизнь духовную мира … И да свершится чрез нас хоть частию это великое событие! И тогда не даром проживем мы на свете; можем спокойно взглянуть на земную жизнь свою и спокойно перейти в жизнь за гробом. Содействовать славе не преходящей, а вечной своего отечества и благу человечества - что может быть выше и вожделеннее этого? Попросим у бога, чтобы он судил нам этот жребий». Через призму религии Чернышевский смотрит и на литературу. В письме родителям от 6 сентября 1846 года он пишет о недавно прочитанном романе Э. Сю «Мартин Найденыш», который характеризует как христианский роман, пропитанный духом любви. Защищая свои религиозные убеждения, Чернышевский готов вступить в полемику с В.Г. Белинским, критикующим Н.В. Гоголя за предисловие ко второму тому

«Мертвых душ», а именно за «неумеренное смирение и самоотрицание», т.е. за религиозность.

Возможно, религиозность Чернышевского способствовала тому, что он нелегко сходился с незнакомыми людьми. А.Ф. Раев, с которым он прожил два года, не был ему близок. Первый человек, с которым Н.Г. Чернышевский подружился в Петербурге, был М.И. Михайлов. Несмотря на разницу в материальном положении, у обоих было неаристократическое происхождение, что помогло им сблизиться. Михайлов посещал университет в качестве вольнослушателя и особого усердия в учебе не проявлял. С Чернышевским его связывала общность идейных запросов, и в первые годы студенческой жизни М.И. Михайлов играл большую роль в духовной жизни Н.Г. Чернышевского. Однако скоро Михайлову пришлось уехать в Нижний Новгород, где у него жил дядя, и устроиться там на службу. Отношения между Чернышевским и Михайловым поддерживались перепиской, а в 1850- е годы они оба стали сотрудниками «Современника». Но особая дружба связывала Чернышевского с другим однокурсником - В.П. Лободовским, о котором он писал в 1848 году: «С каждым новым свиданием я вижу в нем все более и более. Это странный человек, какого еще нельзя найти, человек великий, благороднейший, истинно человек в полном смысле слова». Впоследствии В.П. Лободовский напишет книгу «Бытовые очерки», в которой выведет себя под именем Саввы Саввича Перепелкина, а Чернышевского - под именем студента Крушедолина.

В.П. Лободовский был сыном бедного и многодетного украинского священника. Он учился в духовной семинарии, где и проявились его блестящие способности. В возрасте пятнадцати лет он познакомился с запрещенными в то время для семинаристов авторами - М.Ю. Лермонтовым, Н.В. Гоголем, В.Г. Белинским. Из семинарии Лободовский был исключен за дерзость. Эта часть биографии однокурсника сближала его с Чернышевским, который и сам был вчерашним семинаристом. После исключения из семинарии Лободовский работал репетитором в семье генеральши, обладательницы богатой библиотеки и сильно развитого чувства дворянского достоинства: она считала за оскорбление обедать за одним столом с немцем-управляющим, который был кандидатом Дерптского университета. От рождения обладающий острым умом, начитанный, Лободовский понимал несоответствие действительности тому, что он усвоил в духовной семинарии. Но он ратовал не за отход от религии, а за приближение ее нравственности к жизни. Лободовский поступил в духовную академию, надеясь получить образование и практической деятельностью способствовать улучшению жизни низших слоев общества, в частности крестьян. Но духовную академию ему пришлось оставить, т.к. он был недоволен наукой, которую в ней преподавали. Он отправился в столицу пешком, желая получить светское образование, а по дороге старался общаться с простыми людьми, набираясь впечатлений и попадая в различные приключения.

Схожесть происхождения, сочувствие к бесправным людям из низших слоев общества, общая одаренность, уверенность в силе просвещения и преображающей силе христианства, общность литературных вкусов сближали Чернышевского и Лободовского.

В первые годы их знакомства Чернышевский находился под сильным влиянием своего друга, в том числе и политическим. Лободовский был тем человеком, который прививал Чернышевскому критическое отношение к действительности. Он же был первым человеком, заговорившим с Чернышевским о возможности революции в России, о чем Николай Гаврилович оставил запись в дневнике от 3 августа 1848 года: «Он сильно говорил о том … как бы можно поднять у нас революцию, и не шутя думает об этом: ?Элементы, - говорит, - есть, ведь подымаются целыми селами и потом не выдают друг друга, так что приходится наказывать по жребию; только единства нет, да еще разорить могут, а создать ничего не в состоянии, потому что ничего еще нет?. Мысль <участвовать> в восстании для предводительства у него уже давно». При этом Лободовский отводил предводителям революционного движения роль мессии: «[Лободовский] говорил мне, чтобы я был вторым Спасителем, о чем он ни раз и раньше намекал».

Сначала Чернышевский возражал Лободовскому. Но, познакомившись с А.В. Ханыковым, входившим в кружок петрашевцев, он поменял свое мнение. 6 февраля 1849 года Чернышевский писал: «Вечером был у Вас. Петр. [Лободовский], толковал все о революции у нас и проч., и проч., как и раньше; он любит заводить об этом речь, но раньше я не сочувствовал, а теперь не прочь и я». Очень скоро Чернышевский перерос своего друга во многих вопросах, в том числе и политическом. Он стал разбираться в современной ему политической литературе, шел дальше Лободовского, для которого крестьянское восстание осталось неким романтическим мечтанием.

С Лободовским в жизнь Чернышевского вошла тема любви к женщине. 18 мая 1848 года В.П. Лободовский женился на Надежде Егоровне, которая была дочерью станционного смотрителя. Делал он это не по любви, к тому же брак был неравным. В своем дневнике он так объясняет свой поступок:

«Главная причина жениться: это существо, которое я буду обязан сделать счастливым, будет для меня необходимым побуждением к деятельности»21. Его надеждам не суждено было сбыться. К жене он был равнодушен, к тому же она не хотела учить языки и читать Гоголя и Лермонтова, т.е. развиваться. Семейные обязанности погрузили Лободовского в еще более глубокую апатию.

Надежда Егоровна Лободовская, ровесница Чернышевского, сразу ему понравилась: «Меня предупредило в ее пользу благородство и тонкость, с которою она старалась держаться перед благословением. Все время венчания я смотрел на них, любовался ею». Жена друга нравилась ему все больше и больше, но эта любовь была исключительно платонической. Правда, уже через три месяца романтический ореол пал, и Чернышевский оставил запись в своем дневнике: «Я, кажется, решительно к ней равнодушен».

Со временем помимо идейных разногласий между друзьями встали и денежные вопросы. Чернышевский считал своим долгом заботиться о Лободовском, которого в то время считал будущим гением русской литературы, а затем и о его жене. Ради этого он отказывал себе в самых нужных вещах: еде, одежде, обуви. «Откуда мне взять денег, чтобы В.П. мог жить (и хорошо, да и следовало бы, чтобы он мог жить лучше, чем теперь) до того времени, когда выдержит экзамен и получит место?»24 - запись Чернышевского от 13 августа 1848 года. А уже в следующем году, 15 июля 1849 года настроения Чернышевского меняются: «Причина всего - затруднения Вас. Петр., и никогда не будет у меня денег, пока он будет в таком положении, т.е. эта причина в сущности тяготит меня…»25. В то лето у Чернышевского не было денег даже на нужные ему для работы книги. Он все реже бывал у Лободовских, и не горевал по поводу предстоящей разлуки с другом и его женой, когда после окончания университета уезжал в Саратов. Однако уважение к Лободовскому осталось непоколебимым. Последнее упоминание Чернышевского о нем находится в письме М.И. Михайлову от 25 января 1851 года: «… это человек, которого я люблю от души и уважаю как никого почти; я его так уважаю, что в разговоре с ним конфужусь за свой ум, чего со мною не бывает в других случаях никогда <…> …его я уважаю потому, что редко встречаются, очень, очень редко люди с таким умом: удивительно умный человек! это, может быть, смешно, - но, действительно, это гениальный человек».

Дружба с Лободовским, привязанность к его жене, впечатления столичной жизни стали материалом для рассказов и романов, которые Чернышевский начинает писать уже на втором курсе университета. С 1848 по 1853 год он ведет откровенный дневник, который использует в качестве литературного упражнения. Из дневниковых записей впоследствии будут переноситься в его произведения сюжеты, детали и даже целые куски текста. В 1848 году Чернышевский задумал написать роман о Лободовских, о чем есть запись в дневнике от 29 октября: «… она останется без всякой помощи, - у отца жить мученье, потому что пошлый человек, дурная будет жизнь, в том роде, как обыкновенно изображается жизнь сироты и воспитанницы в повестях… Итак, вот роман, как он представляется в моей голове: человек, какие редко бывают на земле, пропадает; у него остаются жена и друг; я, пока в университете, должен употребить все усилия … чтобы она не могла терпеть ни в чем недостатка, даже должен всеми силами стараться о том, чтобы она жила в довольстве. Когда я кончу курс, устраиваю все свои дела, решаюсь на бракосочетание». Интересно то, насколько сюжет близок личной жизни автора, а также проблематика этого романа. Главный герой - разночинец, зарабатывающий на жизнь своим трудом и спасающий женщину от нужды и «дурной» жизни. Возможно, именно тогда и родился замысел, через пятнадцать лет реализованный в романе «Что делать?».

К тому же дневник использовался Чернышевским в качестве орудия самопознания (такие дневники вели, например, Л.Н. Толстой и Н.А. Добролюбов). Но его дневники уникальны по всеохватности материала. В них он максимально полно и подробно описывал свой день, переходя от рутинных дел к рассуждениям по поводу общечеловеческих вопросов. В дневниках Чернышевский описывал свои мысли и чувства, меню обедов, разговоры с другими людьми, расходы, маршруты и телесные отправления. Эмоции описываются через внешние проявления с большой точностью: «выкатилось 3-4 слезы» запишет он, узнав о смерти подруги детства. При этом указывались место, время и продолжительность мысли, чувства или действия, а также воссоздавались причинно-следственные связи. И. Паперно считает, что главная тема дневников Чернышевского - «бесчувственность», т.е. слабость эмоционального отклика на события действительности, ведущая к неуверенности в том, что окружающий мир реален. И процесс письма, а также остающийся после этого текст являлись для Чернышевского доказательством реальности его существования. М. Бойко говорит о «функциональном аутизме» Чернышевского, который не мог ощутить действительность, и поэтому познавал ее при помощи напряженной мыслительной деятельности - т.е. действительность для него оборачивалась абстракцией.

Есть и еще одна сторона подобного постижения собственной внутренней жизни. Реализм в литературе связывался с точностью описания действительности, поэтому в искусство входит описание всего обыденного и низкого. Реализм как жизненный стиль концентрировался на полноте знания материальной жизни, в том числе на том, что может быть отталкивающим и безобразным. Внутренняя жизнь не мыслилась без обстоятельств жизни внешней. Так когда-то неприличные детали, например, телесные отправления, превращались в факты культуры - входили в литературу, определяли поведение. Принципы постижения внутренней жизни, которые впоследствии окажут большое влияние на развитие психологизма в русской литературе XIX века, берут начало из дневниковых записей писателей и журналистов. Дневник Чернышевского, таким образом, по мнению И. Паперно, сыграл важную роль в изменении культуры в эпоху реализма.

Ни одно из студенческих произведений Чернышевского напечатано не было. Чернышевский и в то время, и позже понимал, что его романы и рассказы не обладают художественностью, но для него это и не было важно. Художественную литературу он считал второстепенной по сравнению с политикой и наукой. Именно тогда сформировалось его убеждение, оказавшее большое влияние на эстетику Чернышевского и его последующую деятельность в журнале «Современник»: «политическая литература - высший род литературы, и писатель раньше всего должен быть человеком с мнением о настоящем и прошедшем».

Февральская парижская революция 1848 года вызвала в душе Чернышевского настолько сильный отклик, что он завел отдельный дневник, в который записывал мысли, которыми он ни с кем не мог поделиться. 12 июля, в этот знаковый для него день, он записывает «Обзор моих понятий»:

«История - вера в прогресс. Политика - уважение к Западу и убеждение, что мы никак не идем в сравнение с ними, они мужи, мы дети; наша история развивалась из других начал, у нас борьбы классов еще не было или только начинается; и их политические понятия не приложимы к нашему царству. Кажется, я принадлежу к крайней партии, ультра; Луи Блан особенно, после Леру, увлекает меня». Революционное движение привлекало его тем, что своим лозунгом провозглашало улучшение материальной стороны жизни простых рабочих людей. Такая позиция была Чернышевскому близка, ведь он уже долгое время вынашивает план создания perpetuum mobile, «вечного двигателя», который избавит человечество от материальной нужды. Тогда человечество, освобожденное от непосильной работы, сможет заняться нравственными вопросами: «я сострою мост, и человеку останется только идти в поле нравственности и познания».

Несмотря на то что он учился на отделении словесности, почти все его время занимало изучение истории, философии, политической экономии. Не доверяя газетам и журналам, он обращался к источникам их компиляций - историческим трудам Л. Блана, Ф. Гизо, А. Ламартина и др., «Истории последних философских систем в Германии от Канта до Гегеля» Мишле, работам классиков немецкой философии, трактатам Геродота, Горация, Квинта, Цезаря и др. Увлечение Чернышевского политическими науками было связано с новым научным движением, зародившимся в Европе: именно в это время европейская научная мысль занималась постижением социальных законов.

Религиозные взгляды Чернышевского в это время претерпевают изменения, о чем имеется запись в дневнике от 2 августа 1848 года: «Ничего не могу сказать положительно, кажется, в сущности держусь старого более по силе привычки, но как-то мало оно клеится с моими другими понятиями и взглядами и поэтому редко вспоминается, и мало, чрезвычайно мало действует на жизнь и ум». Чернышевский хочет «усовершенствовать» христианство, оставив неизменной только его сущность - любовь. Он пытается примирить свои религиозные и политические взгляды через идею жертвенности: «В сущности, я нисколько не дорожу жизнью для торжества своих убеждений, для торжества свободы, равенства, братства и довольства, уничтожения нищеты и порока…».

Весной 1849 года Чернышевский прочитал «Сущности христианства» Л. Фейербаха, которую чтили все русские материалисты. Полгода напряженных размышлений над прочитанным приводят его к тому, что он причисляет себя к последователем автора. В это же время он начинает посещать кружок И.И. Введенского. Кружок не имел программы, а его немногочисленные участники не были настроены радикально. Политически острые темы на «средах» не обсуждались. Зато там велись антирелигиозные разговоры, опирающиеся на значимые для Чернышевского мнения В.Г. Белинского и А.И. Герцена. Как он ни старался отделить религиозные вопросы от социальных и политических, однако был вынужден признать между ними тесную связь: «Не хочу верить, чтоб был бог, когда мы видим, что так несчастны самые лучшие между нами».

Политические взгляды Чернышевского были гораздо радикальнее, чем у «введенцев» и ближе к взглядам петрашевца А.В. Ханыкова. Революция, которая Чернышевскому мыслилась как необходимый этап в развитии России, ими не принималась: «Вот мой образ мысли о России: неодолимое ожидание близкой революции и жажда ее, хоть я и знаю, что долго, может быть, весьма долго, из этого ничего не выйдет хорошего, что, может быть, надолго только увеличатся угнетения и т.д. - что нужды? - Человек, не ослепленный идеализациею, умеющий судить о будущем по прошлому и благословляющий известные эпохи прошедшего, несмотря на все зло, какое сначала принесли они, не может устрашиться этого; он знает, что иного и нельзя ожидать от людей, что мирное, тихое развитие невозможно».

На последнем курсе университета Чернышевский задумался о теме выпускного сочинения. Его привлекали история и в особенности философия, поэтому он хотел писать о Лейбнице у профессора философии Фишера. Его отказ Чернышевский записал в дневнике: «Не делайте этого, пожалуйста, не советую, неудобное время». Это было действительно так. Политическая реакция на февральскую парижскую революцию дошла и до Петербургского университета: было ограничено количество студентов на философском и юридическом факультетах, ректор и деканы отныне назначались свыше, а не избирались из своей среды, за студентами усиленно надзирали, а кафедра философии была закрыта. Чернышевский писал кандидатское сочинение о Д.И. Фонвизине и его пьесе «Бригадир», которое было зачтено профессором А.В. Никитенко. Выпускные экзамены прошли успешно, и в сентябре 1850 года Чернышевский окончил университет.

Чернышевский хотел остаться в Петербурге и даже подыскал себе место учителя словесности во 2-м кадетском корпусе. Его следующей целью была сдача магистерского экзамена на кафедре И.И. Срезневского. Однако в Саратовской гимназии открылась вакансия, и родители Н.Г. Чернышевского были рады возвращению сына в родной дом. Уволившись в конце марта из корпуса, он уехал в Саратов, где провел следующие два года, преподавая в гимназии русскую словесность.

Ф.П. Волков, которого сменил Чернышевский, занимался со своими учениками только чтением учебников по риторике и пиитике. К тому же он не любил современной ему литературы, поэтому «о Пушкине отзывался, как о писателе, тратившем свой талант на «пустяки». Лермонтова называл просто мальчишкою-забиякою, а Гоголя - писателем грязным и циничным». Чернышевский же повел дело по-другому, чем несказанно поразил гимназистов: учебники Н. Кошанского были забыты, учитель читал на уроках сочинения Жуковского, Лермонтова, Пушкина, а затем делал критический разбор прочитанного. К тому же он обращался к ученикам на «вы» и отменил зубрежку, уделяя внимание именно пониманию предмета. Первое время начальство не чинило препятствий новому учителю и даже отзывалось лестно о результатах его работы: «Учитель Чернышевский … при знании своего предмета и усердии умел внушить ученикам любовь и уважение к предмету; ему можно сделать замечание за то, что много доверяет внимательностью учеников в классах и прилежанию вне их». Но, уделяя много внимания литературе, он почти не занимается с гимназистами языком. Сочинения, написанные его учениками для выступлений на «литературных беседах», отличались от остальных не только темами (например, «Разбор романа? Но, уделяя много внимания литературе, он почти не занимается с гимназистами языком. Сочинения, написанные его учениками для выступлений на «литературных беседах», отличались от остальных удком и разумом, степени их аналогии между собою и слиянии в одном общем источнике - уме»). Рецензент отмечал в них неизящный язык и отсутствие знания грамматики: «… главное дело гимназического преподавания русской словесности - умение правильно выражаться и писать по возможности изящно на родном языке», «нужна грамматика и грамматика». Пренебрегал Чернышевский-учитель и формальностями вроде выставления оценок в журнал и опросом учеников. Директор гимназии, А.А. Мейер, сначала не вмешивался в работу Чернышевского, но скоро понял, что преподает гимназистам учитель словесности: «Какую свободу допускает у меня Чернышевский! Он говорил ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство! В Камчатку упекут меня за него!». В дневнике Чернышевского есть запись от 21 февраля 1853 года: «У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость, бог знает на сколько времени. Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою, - я такие вещи говорю в классе». В.Л. Сердюченко в своей работе «Достоевский и Чернышевский: единство крайностей» отмечал, что Чернышевский был предрасположен к сопротивлению авторитарной власти не только в силу личных жизненных обстоятельств, но и сам искал случая максимально полно выразить особенности своего «я». Возможно, его поведение в гимназии можно трактовать именно с такой позиции. А.А. Мейер готов был сделать на Чернышевского донос, но, дорожа репутацией гимназии и опасаясь навлечь на себя гнев начальства за положительные отзывы в адрес неблагонадежного учителя, вызывает его для беседы. Вот что об этом разговоре пишет сам Чернышевский в дневнике за март: «14-го, суббота. Разговор с директором, который, по его мнению, поступил благородно, отказавшись доносить на меня в Казань. Вообще я доволен собою в отношении этого: не уступил и не струсил, но был чрезвычайно мягок и даже нежен»43. Первая стычка с политическим оппонентом закончилась победой Чернышевского, который показал, что не боится и не бежит, не увольняется немедленно, опасаясь доноса, а сделает это тогда, когда сам сочтет нужным. Тогда же была выработана тактика поведения с политическим противником, затем ставшая его обычной манерой вести переговоры с цензорами, жандармами и т.д.

Приехав в Саратов, Чернышевский полтора года воздерживался от общения с местным обществом, не надеясь найти в нем близких по духу людей. Н.И. Костомаров, сосланный в Саратов за участие в Кирилло- Мефодиевском братстве, Е.А. Белов, Е.И. Ломтев, А.Н. Пасхалова, С.Ф. Стефани - вот круг общения Чернышевского в эти полтора года. Все его знакомые были люди образованные и в обществе стоящие особняком. Несмотря на разность взглядов, их объединяло желание социальных улучшений.

Однако после знакомства с О.С. Васильевой плавный ход жизни Чернышевского меняется. Первая их встреча произошла 26 января 1853 года, свадьба состоялась через три месяца - 29 апреля. 19 февраля был начат «Дневник моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье». Чернышевский считал, что в его жизни должна быть только одна любовь, поэтому к выбору невесты подходил тщательно: «Я хочу любить только одну во всю жизнь, я хочу, чтобы мое сердце не только после брака, но и раньше брака не принадлежало никому, кроме той, которая будет моей женой. Пусть у меня будет одна любовь. Второй я не хочу».

Ольга Сократовна привлекала Чернышевского не только своей красотой, в ней было то, что он высоко ценил - сходный с ним образ мыслей: «Я много о вас слышу такого, что заставляет меня смотреть на вас особыми глазами, и, кроме того, в вас есть то, чего нет почти ни у кого из наших девиц - такой образ мыслей, за который я не могу не любить». Мысль жениться на Ольге Сократовне нравилась ему и тем, что таким образом он сможет вызволить ее из домашнего плена матери-тиранки. Знакомый с реалиями жизни,

Чернышевский понимал, что для некоторых девушек замужество становится новой формой порабощения, т.к. они попадали под власть мужа, на стороне которого были светские и церковные законы. Желая построить свою семейную жизнь на иных основаниях, он делает запись в альбоме невесты:

«Женщина должна быть равна мужчине. До сих пор этого не было. Женщина всегда была рабою. Жена должна быть равна мужу. До сих пор этого не было. Жена была просто служанкою мужа, только немного повыше других слуг. Все отношения между мужчиною и женщиною, между мужем и женою были поэтому гнусны. Обязанность каждого честного и порядочного человека - всеми силами души ненавидеть эти гнусные отношения и, сколько зависит от него, содействовать истреблению их». Уверенный в том, что жить нужно в согласии с собственными убеждениями, Чернышевский в своей семье реализовал принцип равноправия полов. Его взгляды на семейную жизнь проявятся позднее в романе «Что делать?», где «новые люди» будут обладать и новой моралью, несовместимой с официальной нравственностью. Свобода, равноправие, самостоятельность и независимость женщины - вот нравственная основа Веры Павловны, Кирсанова и Лопухова. Несмотря на скоропостижную смерть Е.Е. Чернышевской 19 апреля, свадьбу откладывать не стали. К этому времени вопрос о переезде молодых из Саратова в Петербург был решен окончательно.

Следующие десять лет, проведенные в Петербурге (с 1853 по 1862 год), прославят Чернышевского как литературного критика, публициста и идеолога русского освободительного движения. Можно говорить о том, что к этому моменту им был пройден этап становления личности.

1.2 Зрелость. Литературная, политическая и общественная деятельность