Сущность формационного подхода к типологии государств

Все эти причины способствуют тому, что и гражданское право получает идеологическое развитие. «Сделавшись силой, независимой от общества, государство немедленно порождает новую идеологию». И «у юристов, занимающихся гражданским правом, экономические отношения совсем исчезают из виду... Юридическая форма кажется всем, экономическое содержание-- ничем.-- Как государственное, так и частное право… рассматриваются как независимые области, которые имеют свое отдельное историческое развитие и которые должны и могут быть подвергаемы самостоятельной систематической разработке путем последовательного устранения всех внутренних противоречий»[77]. «Отражение экономических отношений в виде правовых принципов необходимо является точно также стоящим вверх ногами. Это отражение совершается так, что этот процесс не доходит до сознания действующего лица. Юрист воображает, что действует с априорными положениями, а это всего лишь экономические отражения. Такимобразом, все стоит на голове»[78]. «Стоя на точке зрения юридических иллюзий, он рассматривает не закон как продукт материальных отношений производства, а наоборот, отношения производства как продукт закона»[79].

Частно-правовая идеология, таким образом, развивается в тесной связи с «политической» идеологией и в зависимости от этой последней. Поэтому идеологическая характер носит и упомянутое выше историческое отделение публичного права от частного права, «общих интересов» от «частных интересов». «Во всей истории созидание «общих интересов» происходит при посредстве индивидуумов, определенных как частные люди»... Эта противоположность лишь мнимая, так как одна сторона-- так называемые «общие интересы»-- беспрерывно производится другой-- частными интересами и вовсе не является по отношению к ней самостоятельной силой, с особой историей... это противоречие на практике постоянно уничтожается и вновь создается»[80].

Вышеотмеченная взаимозависимость и моменты расхождения позднейшего правопонимания Маркса с его первоначальными гегельянскими воззрениями могут быть поняты нами теперь более углубленно. Согласно Гегелю, государство «совмещает в себе принципы, на которых основаны семейство и гражданское общество; оно... должно ограждать семейство и руководить гражданское общество... своею властью ограничивать эти подчиненные ему сферы и сдерживать их в своем субстанционном единстве»[81]. «В развитии научного понятия государство кажется результатом, в действительности же государство скорей есть первое начало». Государство поэтому не служит, а господствует, оно есть не средство, а цель, цель в себе, высшая из всех целей, нравственный организм; как верховный разум, оно возвышается над гражданским обществом, «государством нужды и рассудка», как высшее завершение права, оно стоит над церквами, сословиями, корпорациями. Разумная конституция по существу есть система посредничеств и примирения государственной власти с отдельными сословиями и корпорациями гражданского общества. Жизнь гражданского общества, область частного права, таким образом, регулируется государством, противоположности его «примиряются»-- посредством издаваемых государством законов[82].

В позднейших воззрениях Маркса и Энгельса сохраняется как представление о том, что государственная власть стоит «над» обществом, так равно и то, что законы гражданского общества считаются уже «со всей системой существующего права». Но само «гражданские общество» уже превратилось из логической ступени в результат исторического развития, конкретно в буржуазное общество. Поэтому названные представления переносятся в область идеологического мышления. Государство оказывается «по видимости» стоящим над обществом, а законодательство ограничивает само себя, смягчает острые углы, чтобы не противоречить «общей правовой идее»-- идеологическому представлению о государстве как силе, стоящей над частными интересами. Интереснейший случай воздействия идеологии на дальнейшее идеологическое развитие!

Остановимся на некоторых примерах понятий частного права, развитие которых получает идеологический характер.

Таким является понятие «равенства», не только когда оно понимается как равенство перед законом, но и как равная правоспособность членов общества по отношению друг другу и равное право их на владение собственностью. Равенство в таких случаях мыслится отвлеченно, оторвано от равенства в экономической области; равноправие оказывается частно-правовой идеологией, поскольку неравномерно распределены самые объекты права. «Пролетарское требование равенства есть требование отмены классов»[83]. «Точно также понятие «свободы», поскольку оно мыслится от исторической неизбежности и необходимости, представляет идеологическое извращение действительности и отдаленное отражение интересов буржуазного общества. Равным образом и самое понятие «личности» не может быть отделяемо от конкретных общественных отношений». «Человек сначала смотрится, как в зеркало, только в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку»[84].

Но чаще всего получает идеологическое развитие основное понятие «вещного» права, понятие собственности, поскольку оно мыслится обычно лишь как частная собственность. Это не означает, что Маркс и Энгельс отвергают все виды собственности, понимаемой как присвоение. «Всякое производство,-- замечает Маркс,-- есть присвоение индивидуумом благ природы внутри определенной общественной формы и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства. Смешно, однако, делать отсюда прыжок к определенной форме собственности, напр. к частной собственности»[85].

Та или иная форма собственности зависит от характера общественных отношений и представляет их завершение. «В каждую историческою эпоху собственность развивалась различно и при совершенно различном складе общественных отношений. Поэтому определить буржуазную собственность-- значит сделать не что иное, как описание всех общественных отношений буржуазного производства. Стремление определить собственность как независимое отношение, как особую категорию, как абстрактную и вечную идею-- значит впадать в метафизическую и юридическую иллюзию»[86]. Попытка Прудона объявить владение «общественной функцией» (как давно, оказывается, был предупрежден Леон Дюги!) представляет собою «вне вещи лежащее», «отчужденное» выражение того факта, что предмет как бытие человека, как предметное бытие человека, есть в то же время существование человека для другого человека,его человеческое отношение к другому человеку, общественное поведение человека по отношению к человеку»[87].

Исторически понятие собственности появляется довольно поздно: «существуют семьи, роды, которые еще только владеют, ни не имеют собственности»[88]. Идеологией является изображение собственности как «вечной идеи», и столь идеологический характер носит представление о ней как о чем-то неуничтожаемом, неотъемлемом. «В действительности я обладаю частной собственностью постольку, поскольку у меня есть что-либо для продажи... Мой сюртук лишь до тех пор моя частная собственность, покуда я его могу продать, заложить. Если же он теряет свое свойство, превращается в лохмотья, то для меня он может еще иметь всякого рода свойства, которые являются ценными для меня, он может даже стать другим свойством, может сделать меня оборванцем, но ни одному экономисту не придет в голову причислить его к моей частной собственности, ибо он не дает мне возможности распоряжаться хотя бы самым ничтожным количеством чужой работы. Юрист, идеолог частной собственности, может конечно еще здесь кое-что выкопать и пороть дичь»[89]. Точно так же и средство производства, например, земельный участок становится собственностью лишь постольку, поскольку он дает земельную ренту, а это зависит от всей совокупности общественных отношений.

Вообще говоря, «все формы собственности-- суть общественные отношения, соответствующие определенным ступеням производства»[90]. Поскольку такое общественное, экономическое отношение, историческое и преходящее, отвлекается от всей совокупности общественных отношений и становится исходным пунктом самостоятельного развития идей-- возникает идеология частной собственности.

Искажение действительных общественных отношений достигает особой силы в обществе «товарного фетишизма», где они «принимают вещный характер», где люди теряют сознание своей общественной связи и, выражаясь языком Гегеля, «находят свою связь в вещи».

Здесь идеология частной собственности получает дальнейшее идеологическое развитие в «юридической сделке»,-- начиная с простой купли-продажи. Понятие товара предполагает идеологическое представление о частной собственности, а эта последняя совокупность общественных отношений находит себе юридическое выражение лишь в процессе обмена. Люди носят «характерные экономические маски», «существуют здесь одни для другого лишь как представители товаров». «Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых господствует в этих вещах; таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно, каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный. Следовательно, они должны признавать друг в друге частных собственников. Это юридическое отношение, формой которого является договор-- все равно, выражен ли он законно, или нет,-- есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение.Содержание этого волевого или юридического отношения дано самим экономическим отношением»[91]. В действительности «отношения, существующие между покупателем и продавцом настолько не индивидуальны, что они оба вступают в них-- поскольку отрицается индивидуальный характер их труда»[92].

«Юридические иллюзии» свободного волеизъявления и договорных отношений лежат в буржуазном обществе в основе и других видов частного права: брачно-семейного, трудового ит.д.

«Наши юристы... полагают,-- говорит Энгельс,-- что прогресс законодательства в все большей мере отнимает у женщин всякое основание жаловаться. Законодательства современных цивилизованных стран все более и более признают, что, во-первых, брак, чтобы быть действительным, должен являться договором, добровольно заключенным обеими сторонами, и что, во-вторых, обе стороны во время брачного сожительства должны иметь по отношению друг к другу одни и те же права и обязанности. Но если эти два требования последовательно проведены, женщина располагает всем, что только может требовать... В отношении брака закон, даже самый прогрессивный, вполне удовлетворяется, если заинтересованные стороны формально засвидетельствовали свое вступление в брак. Что происходит за юридическими кулисами, где разыгрывается действительная жизнь, как получается это добровольное согласие-- обо всем этом закон и юрист могут не беспокоиться»[93]. ?

И в противовес «чисто юридической аргументации» Энгельс подробно выясняет экономические корни современного брачного права, иллюзорность отсутствия якобы юридических привилегий при домашнем рабстве женщины и ее зависимости от кормильца семьи, мужчины, роль экономики и традиций в создании «нерасторжимого брака». Понимание брака как «свободного» договора объясняется стремлением буржуазного общества все обращать в товары, в куплю-продажу.

То же относится и к так наз. рабочему договору. «Рабочая сила может появиться на рынке в виде товара лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку она выносится на рынок или продается своим собственным владельцем, т.е. тем лицом, рабочей силой которого она является. Чтобы ее владелец мог продавать ее как товар, он должен иметь возможность распоряжаться ею, следовательно, должен быть свободным собственником своей собственности к труду, свободной личностью. Собственник рабочей силы и собственник денег встречаются на рынке и вступают между собой в сделку как равноправные товаровладельцы, различающиеся лишь тем, что один покупает в то время, как другой продает; следовательно, как юридически равные лица». Таково чисто юридическое обоснование наемного труда. «При этом характерной особенностью капиталистической эпохи является тот факт, что рабочая сила для самого рабочего принимает форму принадлежащего ему товара»... «Рабочий договор должен заключаться добровольно обеими сторонами. Но он признается заключенным добровольно,поскольку закон на бумаге признает равными обе стороны. До власти, которую различное классовое положение дает одной стороне,-- до действительного экономического положения обеих сторон,-- до всего этого закону нет дела. И на все время действия рабочего договора обе стороны опять-таки должны быть равноправны, поскольку одна или другая из сторон определенно не отказались от своих прав. Закон и тут ничего не может поделать против того, что экономическое положение заставляет рабочего отказываться даже от последней тени равноправия»[94].

А между тем в действительности рабочий лишен всех иных товаров для продажи, «гол как сокол», «является, так сказать, собственностью всего буржуазного класса», «не пользуется обеспеченным существованием», каковое обеспечивается «только рабочему классу в его целом» ит.д.[95] Развитие рабочего законодательства, изложенное в «Капитале» и «Положении рабочего класса в Англии»,-- которое протекало под двойным давлением господствующего класса, с одной стороны, борющихся за свои права рабочих, с другой,-- выявляет всю иллюзорность этого «договора», маскирующего самую грубую эксплоатацию.

Точно также тесно связано с экономическими отношениями наследственное право. В своей переписке с Лассалем Маркс объявляет борьбу всем его попыткам создать идеологию наследственного права, которое у Лассаля рассматривалось как непрерывная цепь идей, исходящих из римского завещания. Маркс выдвигает возможность самостоятельного развития завещания на почве буржуазных производственных отношений[96].

Понятие «правонарушения» составляет переход от частного права к уголовному. Поскольку область уголовного и судебного права развивается в тесной зависимости от системы государственного и гражданского права, в ней точно также нарождается немало юридических иллюзий, основанных на отрыве от действительных общественных отношений.

К числу таких идеологических уклонов нужно отнести в первую голову своеобразное понимание «правонарушения» и стремление к «сохранению законной почвы». На Кельнском процессе 48-го года Маркс блестяще доказал своим судьям, что понятия «законности» и «правонарушения» совершенно теряют свой смысл в революционные моменты, когда меняется вся система действующего права. «После удачной революции можно повесить своих противников, но нельзя произнести над ними законного приговора. Их можно устранить, как побежденных врагов, но не нельзя судить как преступников. Нельзя, совершивши революцию или контрреволюцию, применять низвергнутые законы против защитников этих же самых законов... При обыкновенных условиях государственная власть приводит в исполнение существующие законы. Преступник тот, кто нарушил эти законы или противодействует властям привести эти законы в исполнение.

В данном случае (разумеется борьба короны с Национальным собранием. -- И. Р.), одна государственная власть нарушила закон, а другая государственная власть-- безразлично какая-- его отстаивала; борьба междудвумя государственными властями не относится ни к области частного права, ни к области уголовного». И, раскрыв классовую сущность происходившей революционной борьбы, Маркс отмечает: что же в данном случае означает сохранение законной почвы? «Сохранение законов, которые принадлежат прошедшей общественной эпохе, созданы представителями уже исчезнувших или исчезающих общественных интересов и выражают, следовательно, в форме закона лишь эти интересы, ставшие в противоречие с общественными потребностями... Сохранение законной почвы стремится поставить частные интересы в положение господствующих, когда на деле они уже перестали господствовать; стремится навязать обществу законы уже осужденные жизненными потребностями этого общества. Сохранение законной почвы оставляет законодательную власть в руках законодателей, преследующих лишь частные интересы и означает злоупотребление государственной властью». Энгельс в своем предисловии добавляет: «нет такой глупой революционной партии, которая не сумела бы для каждого возмущения найти... основательные правовые мотивы»[97]. И в другом месте: «Совершенно бесполезно применять исключительно законные средства защиты по отношению к врагу, который совершенно не считается с такими соображениями»[98].

Таким образом, возвеличиваемое юристами понятие «законности» превращается в орудие в руках реакционного класса, уголовное и судебное право-- в средства сохранения и поддержания превосходящих систем гражданского и государственного права. Неудивительно, что государственная власть в целях борьбы с угнетенным классом, по выражению Энгельса, «превращает весь уголовный свод законов в каучук»[99]. В свою очередь, в деятельности революционного класса, напр. пролетариата, «законы являются для него просто рядом буржуазных предрассудков, за которыми скрываются буржуазные интересы»[100]. Так, «преступление» по отношению к собственности совершается каждым революционным классом, идущим к господству: «это борьба против одной формы собственности во имя другой формы собственности»[101].

Отвлеченным отражением господствующих общественных отношений является и господствующая теория наказания. Еще в «Святом семействе» Маркс обнаруживает причудливые соединения криминалистики с общественными отношениями и создающимися на почве последних религиозными представлениями. Так «теория наказания, соединяющая юриспруденцию с теологией..., теория наказания католической церкви... считает изувечение, парализование человеческих сил противоядием против разрушительного действия этих сил... одновременно желает «соединить месть преступнику с наказанием его и сознанием своей греховности». Такой же религиозный характер, но с точки зрения уже иного класса, носит и «методическая целлюлярная система»-- «это изолирование человека от внешнего мира и насильственное погружение в глубокое душевное одиночество», следствием чего «является раньше или позже умопомешательство заключенного». Иронизируя по поводу предлагаемой романистом Эженем Сю?теории «криминальной» и «награждающей» юстиции-- дополнительного надзора за добродетелью-- этой теории современного общества, Маркс указывает, что и «в небесной теории криминалистики идеализирована земная теория, подобно тому как в божеском награждении идеализирована система наемного труда».

На этой почве дополнительно развивается идеология криминалистики. По гегелевской теории наказания, ... «наказание есть приговор, который преступник произносит сам над собой»... У Гегеля эта теория являлась спекулятивным покрывалом древнего «jus talionis», которое Кант развил, как единственную правильную теорию наказания. У Гегеля самоосуждение преступника остается только «идеей», спекулятивным истолкованием ходячих эмпирических уголовных наказаний. Он предоставляет выбор формы наказания данной образовательной ступени государства, т.е. оставляет наказание таким, каким оно есть на самом деле. По поводу этой теории Маркс замечает: «Теория наказания, которая в преступнике признает в то же время человека, может это делать только в абстракции, в воображении, именно потому, что наказание, присуждение противоречит человеческому поведению... Напротив, при человеческих отношениях наказание действительно будет не более как приговором, который провинившийся произносит над самим собой. Его не смогут убедить, что внешнее насилие, произведенное над ним другими, есть насилие, его насилие, произведенное им над собой. В других людях он, напротив, будет видеть естественных спасителей от наказания, которое он сам наложил на себя, т.е. отношение примет как раз обратную форму»[102].

Идеологическое развитие в судебном праве находит свое выражение в «непрерывности действия судебных прецедентов», какая, напр., имела место в Англии[103]. О том, в какой зависимости от общественных отношений стоит форма судебного процесса и чего стоит правосудие господствующих классов, красноречиво говорит пресловутый Кельнский процесс коммунистов: «Христианско-германское правительство не гнушается взламыванием письменных столов, кражей чужих бумаг, вымогательством ложных показаний, организацией инсценированных заговоров, изготовлением подложных документов, лжеприсягами, подкупом к ложно-свидетельству -- все для того, чтобы добиться осуждения кельнских обвиняемых»...[104]

Впрочем, кельнский процесс только один из многочисленных хорошо известных примеров защиты интересов господствующих классов при помощи судебной «объективности».

Мы использовали лишь частично (4 глава) материал, имеющийся по вопросам права в сочинениях Маркса и Энгельса. Для соответствующих теоретико-правовых выводов можно было бы использовать и обширные содержащиеся в них рассуждения и отдельные замечания экономического и социально-политического характера: о наемном труде, торговле, кредите, земельной ренте ит.д., а также характеристики отдельных государственных форм, конституций, правового положения различных общественных групп. Такая работа вышла бы за пределы настоящего сжатого очерка. Однако, всего сказанного достаточно для подведения некоторых итогов.

Право представляет собой своеобразное отображение в человеческом сознании определенной совокупности экономических отношений, классовых противоречий и сопровождающих их, выявляющих их с одной стороны психических переживаний. Экономическая необходимость, этот материализованный «абсолютный разум» Гегеля, ведет к господству различных общественных классов, создает соответствующие формы общественного поведения, соответственные эмоциональные и волевые переживания принужденных к этому поведению людей. Но экономические отношения и классовые интересы могут найти в психических переживаниях более или менее отдаленное отражение: в непосредственных следующих за действием переживаниях или в отвлеченных от этих действиях и отношениях, представлениях, идеях. Если дело ограничивается непосредственными переживаниями, то возникает т.н. «обычное право», система общественного поведения, относительно верно отражающая общественную экономику и совпадающая с пришедшей к такому же состоянию нравственностью: это может иметь место как в доклассовом обществе, так и в бесклассовом обществе будущего, «при человеческих отношениях». Но в историческую эпоху классовой борьбы, в особенности при капиталистических отношениях, право (равно как и нравственность),-- благодаря усложнившемуся разделению труда и своему психологическому воздействию,-- приобретает самостоятельное, в отвлеченных представлениях отрывающееся от непосредственных переживаний и экономических отношений идеологическое развитие. Экономически и социально неизбежные формы общественного поведения представляются как отношения якобы «свободных воль» [105] и кажутся таковыми не только угнетающим, но зачастую и угнетенным классам.

Непосредственные, связанные с общественным поведением переживания, в частности те из них, которые определяют взаимоотношения между лицами и между ними и общественной властью, получают искаженное, соответствующее интересам господствующего класса и потребностям экономического уклада, отражение в отрывающихся от действительности теориях и «системах догм». Дальнейшему идеологическому развитию отдельных видов права способствует и то обстоятельство, что для более полного и систематического воздействия на психику угнетенных классов право должно принимать внешние официальные формы «законов». При этом приходится согласовать новые законодательные выявления права как с господствующей политической идеологией, так и с прежним законодательством и его юридическим пониманием: получается сложная идеологическая цепь, находящая в государственной машине, накопляющихся законодательных актах, судебных прецедентах весьма солидную «материальную базу».

Поэтому в своем правовом отражении, «политических и правовых формах» действительные отношения отражаются, как в «вогнутом зеркале», «стоят на голове», в «обратном отношении» к действительности, юридическое мышление замыкается «в самом себе», «юридическая форма кажется всем, экономическое содержание-- ничем». Будучи продуктом экономических отношений и классовой борьбы, право представляется, напротив того, регулирующим эту общественную жизнь. Государство кажется устраняющим классовую борьбу, в то время как оно ее олицетворяет и лишь замаскировывает. Понятие частной собственности отрывается от своей исторической почвыи становится априорной основой дальнейших произвольных юридических построений ит.д. Самое разграничение понятий «общественных» и «частных» интересов, «публичного» и «частного» права носит также, как мы видели, идеологический характер.

Понятно, почему прежние излюбленные юристами методы изучения права, напр., ищущий корни права в прошлом «исторический» метод, а также оценивающий право с точки зрения отвлеченных принципов «цивильно-политический» метод сами по себе представляют продукт идеологического мышления и были мало приемлемы для Маркса и Энгельса. Точно так же и догматическое изучение права с точки зрения соответствия или несоответствия основным правовым принципам, правовой «идее», могло представлять для них весьма ограниченный интерес. Самые правовые принципы являются, с их точки зрения, преходящими, исторически обусловленными идеями, изменяющимися с изменением экономических условий. Регулирующее действие правового принципа может сказаться лишь в узко-специфической, идеологической области, представляющей крайне превратное и неточное отражение действительных общественных отношения. Наконец, и это важно отметить, система права обычно не соответствуют этому правовому принципу и не может ему соответствовать в полной мере уже потому, что она представляет собой известный компромисс выражения действительных экономических отношений, политической идеологии и развивающейся при их совместном воздействии частно-правовой идеологии. Очень часто этот компромисс усложняется воздействием на право отживающих или революционных общественных классов и предшествующих юридических систем. По всем этим причинам Маркс и Энгельс отрицательно отзываются о «теоретиках государственного права», «юристах-- идеологах частной собственности» и противопоставляют «юридической аргументации» и «юридическим иллюзиям» социологическую и экономическую точки зрения на право.

Вместе с правовыми принципами, с правовыми «идеями» столь же преходящими представляются им и все прочие правовые понятия, уступающие место другим при победе нового класса. И если бы на это возразили указанием на общность некоторых правовых понятий для различных эпох (государство, собственность и т.д.), Маркс ответил бы: «эксплоатация одной части общества другой частью есть общий всем прошлым векам факт. Ничего нет удивительного, что общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразие, на все различия, вращалось в известных общих формах»[106]. Поэтому нет абсолютного права, как нет абсолютной правовой идеи: можно «считать за абсолютное только процесс, а не временный его результат, и никакой правовой идеи не могло появиться, кроме самого исторического процесса»[107].

Однако, несмотря на преходящность правовых понятий и ту роль, которую играет превратное сознание в образовании «политической и правовой надстройки», было бы большим заблуждением приписывать последней чересчур несущественный, призрачный характер. Прежде всего, правовая и политическая идеологии представляют собой совершенно неизбежный и необходимый для данной ступени продукт общественного развития. Экономическое развитие с необходимостью порождает те или иные формы сознания, в которых оно может находить свое отражение. Волевые отношения индивидуумов, якобы свободных воль, «это-- необходимые формы индивидуальности на определенной ступени развития общественного процесса производства» [108]. Будучи необходимым и в данных условиях естественным элементом общественной жизни, правовая и политическая идеологии приобретают известную самостоятельность, а, стало быть, возможность «обратного влияния» и «обратного действия» на общественную жизнь. Кроме того, право является единственно возможным для данной формы сознания выражением экономики и ее воздействия на все состояние сознания. «Экономика здесь ничего не создает непосредственно от себя (unmultelbar von sich aus), она определяет вид изменения и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного материала, но даже и это она производит по большей части лишь косвенным образом, так как важнейшее прямое действие оказывают... политические, юридические, моральные отражения» [109]. Наконец, право и политическая идеология, как уже выяснилось, отнюдь не представляют собой чисто психологическую «надстройку», но имеют и весьма солидную «материальную» основу в виде условий распределения, воздействующих на производство ит.п., а главное, в виде политической машины государственной власти, представляющей «точно так же экономическое могущество». Мнимое отношение воль отдельных лиц является, в сущности, отражением весьма реального отношения сил и воль целых общественных классов.

Поэтому право оказывается могущественным орудием в руках господствующих классов и воздействует на весь ход общественного исторического развития. В своих письмах от 21-го сентября и 27 октября 1890 г. Энгельс указывает, что экономическое положение это-- «основа», которая рано или поздно прокладывает себе дорогу, «но различные моменты надстройки также оказывают влияние, хотя и второстепенное, и «определяют преимущественно форму исторической борьбы». Такое же воздействие оказывают и политические формы классовой борьбы и «результаты-- конституции», правовые формы, политические и юридические теории ит.д.

Но право влияет на ход исторического развития не как «нормативная», «регулирующая» сторона общественной жизни, как это полагали Руд. Штаммлер и некоторые другие критики Маркса, но главным образом и преимущественно как идеология, постольку, поскольку оно принимает идеологическое развитие, и в тех пределах, в которых идеология может влиять вообще. В бесклассовом обществе будущего влияние права на историческое развитие будет минимальным, т.к. «система общественного поведения» будет довольно точно воспроизводить общественную экономику и следовать ее развитию. В обществе же классовой борьбы влияние права значительно потому, что сохраняется некоторая возможность самостоятельного развития, хотя бы это самостоятельное развитие было идеологическим. «Новая самостоятельная сила в общем и целом должна следовать за движением производства, но она оказывает также опять-таки воздействие на условия и ход производства в силу присущей ей или, вернее, однажды полученной и постепенно развивающейся дальше относительной самостоятельности».

Так, во всяком политическом движении мы имеем «взаимодействие» двух неравных сил, экономического движения, с одной стороны, и, с другой стороны, политической силы, стремящийся к наиболее возможной самостоятельности политической силы, одаренной также и самостоятельным движением, так как она уже возникла. Экономическое движение в общем проложит себе путь, но оно должно испытывать на себе также и обратное действие от политического движения, которое оно само для себя создало и которое обладает относительной самостоятельностью». Сказанное относится в равной степени как к политической власти, так и к политической идеологии. «В борьбе между правительством и оппозицией отражается борьба классов... как борьба за политические принципы»[110].

Точно так же при развитии частно-правовых систем «открывается опять-таки новая самостоятельная область, которая при всей своей общей зависимости от производства и торговли все же обладает особой способностью обратно воздействовать на эти области». Идеологическое воззрение... в свою очередь оказывает обратное действие на экономическую основу и может ее в известных пределах изменить». Так, напр., наследственное право «сильно действует на экономику тем, что оказывает влияние на распределение имущества[111]. Вызванная экономическими потребностями юридическая форма продажи «на срок» влияет на развитие кредитных учреждений ит.д. Также обстоит с законодательствами: финансовым, промышленным ит.п.

Уголовное и судебное право, «превращаемые в каучук» господствующим классом, этим самым точно также оказывают свое воздействие на общественную жизнь и ее развитие. У Маркса мы можем найти следующую живописную аналогию: «Философ производит идеи, поэт-- стихи, пастор-- проповеди, профессор-- руководства. Преступник производит преступления... Преступник производит не только преступления, но также и уголовное право, a потому и профессора, читающего лекцию по уголовному праву, а вместе с ним и неизбежное руководство, в форме которого этот же профессор выносит на общественный рынок свои лекции как товар... Преступник производит, кроме того, всю полицейскую и уголовную юстицию, судей, палачей, присяжных» ит.д.[112]

Все эти соображения о роли и значении права должны быть приняты во внимание, когда мы говорим о праве переходной к бесклассовому обществу эпохи, диктатуре пролетариата. На этой ступени идеологическое воззрение начинает уступать место правильному отражению в сознании действительных отношений, их теоретическому осознанию, тесно связанному с практическим строительством этих общественных отношений. Право перестает быть идеологией и становится неприкрытым выражением классового господства пролетариата, теорией этого классового господства.

Политической и правовой теории пролетариата особенно ярко противостоит «политическая и правовая идеология» буржуазного общества, которая достигает тогда наивысшего расцвета и которой было посвящено особенное внимание Маркса и Энгельса. Такому пышному развитию правовой и политической идеологии в буржуазном обществе содействуют не только усложнившееся разделение труда и усложнение государственной машины, но и самая психология общества и его экономические идеологии. Господство «продукта над производителем», вещи, товара-- над человеком, «перепутывание субъекта и объекта», возникновение «превратных отношений» между трудом и капиталом, дополнение их «превратными отношениями» процесса обращения и т.д. -- из всех этих «превратных отношений» необходимо возникает... собственное превратное представление, «вызванное этими отношениями сознание, которое... развивается дальше»[113]. Экономическая идеология, представляющаяся юридическим идеологам действительным выражением экономических отношений, еще более углубляет и обосновывает правовую идеологию... Но есть еще одна причина, также «экономического» характера[114].

«С того времени, как буржуазия овладела положением, частью сама взяв в свои руки государство, частью вступив в компромисс с его прежними владельцами, она признала идеологические сословия плотью от плоти своей и везде превратила их в своих служителей, преобразовав их сообразно своей собственной природе... Даже самые высшие виды духовного производства получают признание и становятся извинительными в глазах буржуа только благодаря тому, что их изображают прямыми производителями материального богатства и ложно выдают за таковых».

Актуальность темы исследования: Проблема типологии государства долгое время является актуальной в рамках теории государства и права. Представители теории государства и права, как и представители любой другой науки, стремятся отыскать критерий типологии государства и права, который позволит выявить существующею связь между этими явлениями, как во временном промежутке, так и среди существующих одновременно государств и их правовых систем. Попытки выделить такой критерий предпринимаются на различных научных конференциях, семинарах. Учитывая, что общественно-экономическая формация остается одной из основных критериев типологии государств, несмотря на обрушившуюся критику, актуальной задачей является исследование формационной типологии государств, выявление спорных моментов данной теории и, на основании выявленных противоречий открыть новое прочтение формационной теории, которая будет соответствовать задачам типологии государств.

В многовековой истории человечества существовало, сменяя друг друга, большое количество государств, да и сейчас их немало. В связи с этим, важное значение имеет проблема их научной классификации. Такая классификация, отражающая логику исторического развития государства, позволяющая объединить их в группы на основе определенных критериев, называется типологией.

В условиях пересмотра, но на этот раз возвращения в науку ряда ценных достижений марксистской правовой науки возрастает значение формационного подхода к типологии государств.

Между тем, особенно важным в настоящих условиях является указание не только на ряд дискуссионных моментов в формационной типологии (К таковым, по нашему мнению, относятся применимость формационного подхода ко всем государствам, азиатский способ производства, возможность деградации государства от вышестоящей формации к нижестоящей, относимость Советского государства и стран Восточной Европы, Азии и Африки, входивших в социалистический блок, к социалистической (коммунистической) формации и др.), но и рассмотрение новых взглядов на данную теорию, или, если сказать иначе, современное ее прочтение.

В связи с этим объектом нашего исследования явились взгляды различных ученых, как марксистов, так и их противников, на формационный подход к типологии государств, а также исторические сведения об истории ряда государств мира.

Непосредственным предметом работы выступила сущность формационного подхода к типологии государства и аспекты его применимости и актуальности в современных условиях.

Целью работы выступило изучение формационного подхода и выявление наиболее важных, проблемных, дискуссионных вопросов его использования, а так же изучить современные интерпретации данной теории.

Конкретными задачами работы стали:

ь определение сущности формационного подхода и проблемных моментов в нем;

ь определение дискуссионных вопросов применения формационного подхода;

ь современное прочтение формационного подхода к типологии государств

Теоретической базой исследования выступили работы таких ученых, как М.Н. Марченко Общая теория государства и права. // Под ред. М.Н. Марченко. М., 2002 . С. 169., А.В. Малько Теория государства и права. Курс лекций// Под ред. А.В. Малько. М., 1997г. С.50-52, А.Т. Дробан См: А.Т. Дробан. Теория формаций--бессмертный вклад Карла Маркса в науку//Учение Маркса ХХI век//М.:2010г. , Ю.И. Семенов Ю.И. Семенов. Политарный («азиатский») способ производства: сущность и место в истории человечества и России. М.: Центр новых издательских технологий «Волшебный ключ», 2008 , П. Андерсон Андерсон П. Переходы от античности к феодализму. - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. - 286 с. , А.Ф. Лосев Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. - Харьков: Фолио, 2000. - 622 с. , В.М. Сырых Сырых В.М. Теория государства и права: учебник для ВУЗов. - Юридической дом «Юстицинформ», 2005. - 704 с. и др.

Методологическую основу исследования составил системный подход и являющийся его составной частью структурно-функциональный анализ. Методология исследования включает в себя общенаучные методы познания (диалектический, формально-логический), частнонаучные методы (исторический, этнографический, статистический) и специально-юридические методы (юридико-догматический и сравнительно-правовой).

При написании работы были доказаны следующие основные гипотезы:

1. Развитие конкретных государств доказывает предположение о многолинейности эволюционного процесса, что противоречит формационной теории, которая строится на однолинейном эволюционном процессе.

2. Основными дискуссионными аспектами формационного подхода к типологии государств являются:

2.1. дискуссионность роли противоборства эксплуататоров и эксплуатируемых (в марксистском понимании) в принятии учредительных нормативных актов и смене государственных органов и государственного строя в целом.

2.2. Вопрос о том, отражает ли классовая сущность государства его действительную природу, или же первичным в этом аспекте является социальное назначение государства.

2.3. Дискуссионным вопросом является механизм смены капиталистической формации. Определяющим моментом смены формации стал субъективный критерий: коммунистическая идея. Однако практическая реализация данной теории провалилась и поставила под сомнение основополагающие идеи формационного подхода (эволюционное развитие общества, необратимость исторического процесса и т.д.)

2.4. Дискуссионным является вопрос, следует ли говорить об азиатском способе производства как средстве упростить типологию государств и обществ и объяснить несоответствие значительного числа государств схеме из четырех формаций. Работа подтверждает гипотезу о применимости понятия «государственно-общинный способ производства», позволяющего освободится от ошибочного применения «азиатского способа производства» к древневосточным обществам.

3. Современные интерпретации формационной теории и построения на ее основе типологии государства в основном сводятся к расширению перечня существующих способов производства и, соответственно, типов государств. В то же время неизменным остается то, что в основе современных прочтений формационной теории по-прежнему лежит выделение во всем многообразном нагромождении общественных связей тех, которые не зависят от воли и сознания людей - производственных отношений.

Глава 1. Сущность формационного подхода к типологии государств

1.1 Формационный подход к типологии государств: понятийно-методологические основы

В последние два десятилетия российские ученые предпринимают попытки уточнить, развить или раскритиковать материалистическое учение о происхождении государства (формационный подход), который в общих чертах был сформулирован в работе «Предисловие к критике политической экономии», а в части типологии развит в других работах как самого Ф. Энгельса, так и К. Маркса.

Отдельные правоведы заявляют, что среди причин появления и развития государства следует видеть не только материальное производство, но и другие, в том числе психологические аспекты. Имеется также ряд попыток если не оправдать, то осовременить формационный подход, доказать его теоретическую правильность.

Между тем, понять критику, особенности, а также современное приложение к конкретным государствам формационного подхода вряд ли возможно без уяснения смысла этого подхода. На его основании возможно дальнейшее исследование марксистской типологии государства.

Выяснению того, что такое формационная теория, как произошла ее трансформация в формационный подход к типологии государств и его место в типологии государств посвящена данная глава.

Давно известно и признано всем научным сообществом, что разного рода типологии играют огромную роль в познании окружающей действительности, потому что они являются важнейшим инструментом теоретического воспроизведения изучаемого объекта Девятова Р.П., Штофф B.Л. Проблемы идеальной типологии в историко-социальиых науках. // Проблемы методологии социального исследования. Л., 1970; . Какое явление мы бы не исследовали, мы обязательно столкнемся с типологией, как с основополагающей формой представления данных явлении в единой структуре, так и соответствующего разложения всего изученного материала по определенным признакам. Без подобной сортировки изучаемых объектов не может обойтись не одна отрасль знаний.

Типология представляет собой значимый этап любого теоретического и практического исследования, как на начальном уровне, когда без типологии практически невозможно ориентироваться в полученном материале и адекватно планировать свою работу, так и на последних стадиях исследования, когда необходимо подытожить проделанное исследование.

Представители всех существующих наук стремятся выявить такой способ систематизации изучаемых объектов и явлений, который бы позволил свести все множество данных объектов и явлений к определенному единству по определенным признакам, что позволит выявить схожесть и их отличия между собой. Ярчайшим примером способа такой систематизации является периодическая система элементов Менделеева, которая сгруппировала все выявленные на тот период химические элементы по определенным признакам и позволила в дальнейшем по этим же признакам выявить новые химические элементы. Следует отметить, что такое открытие происходило намного раньше непосредственного выявления нового химического элемента. Таких примеров существует огромное количество: чего стоит классификация животных и растении К.Линнея и т.д.

Представители теории государства и права, как и представители любой другой науки, также стремятся отыскать критерий типологии государства и права, который позволит выявить существующею связь между этими явлениями, как во временном промежутке, так и среди существующих одновременно государств и их правовых систем.

Кроме того, типология государства и права необходима для понимания таких явлений, как государство, выявления причин их возникновения и развития. Типология, или классификация по типам государств и их правовых систем, отмечает М.Н. Марченко, представляет собой объективно необходимый, закономерный процесс познания государственно-правовой материи, отражает логику естественно-исторического процесса развития государства и права, исторически неизбежной смены одних типов государства и права другими, является одним из важнейших приемов и средств познания исторического процесса развития государства и права Общая теория государства и права. // Под ред. М.Н. Марченко. М., 2002 . С. 169..

Из выше приведенного определения можно выявить социальный смысл и назначение процесса типологии государств и правовых систем: во-первых, типология дает необходимый угол зрения на естественно-историческую эволюцию государственных форм на протяжении тысячелетий, проливает свет на процесс их последовательной трансформации из одного качественного состояния в другое, перехода от одного исторического типа к другому. Без изучения того, как, в каких условиях государство возникло, какие основные стадии в своем развитии прошло и что представляет собой сегодня, немыслимо проникновение в сущность данного явления, осознание законов его развития. Во-вторых, типология позволяет провести научно обоснованное деление истории государства на качественно различные стадии, этапы которые оно прошло в своей эволюции, и тем самым раскрыть ее логику и движущие силы. Постижение научной типологии государства вооружает изучающего это явление знанием его внутренней логики, основных тенденций исторической эволюции, служит надежной основой научного предвидения перспектив развития См: Теория государства и права: Учебник для вузо//Под общ. Ред. проф. О.В. Мартышина.--М.: Норма, 2007.-с.128.

В связи со значимостью типологии государства и права, попытки предложить наиболее совершенную типологию предпринимались с момента первых исследований сущности государства и права. Так первые попытки типологии государств с позиции их социально-политической характеристики были предприняты еще Аристотелем, который считал, что основными критериями разграничения государств являются количество властвующих в государстве, их имущественное положение и осуществляемая государством цель. Он различал правление одного, правление немногих, правление большинства, а государства делил на правильные(где достигается общее благо) и неправильные (где преследуются частные цели) Общая теория государства и права. // Под ред. М.Н. Марченко. М., 2002 . С. 172..

На данный момент существует множество различных подходов к типологии государств, основанных на различных критериях: 1) особенностях государственной власти--форма правления и методы осуществления государственной власти (В.Е. Чиркин, Л.П. Рожкова, А.Г. Хабибулин, В.П. Сальников, С.В. Степашин.); 2) характере взаимодействия властвующих и подчиненных, выраженного в праве (Г. Еллинек, Г.В. Назаренко); 3) правом положения индивида в государстве (О.Э. Лейст, В.С. Нерсесянц); 4) способах возникновения и развития государства (А.Б. Венгеров, В.А. Якобсон) и т.д. См: Ю.С. Синенко Нетрадиционные подходы к типологии государства//Научный вестник Омской академии МВД России №2, 2006г. Однако данные критерии в полной мере не отвечают задачам типологии государств, так как они раскрывают особенности не всего государства, а лишь одной из его сторон. Наиболее общим критерием типологии государств и правовых систем, широко использовавшимся в рамках теории государства и права и других наук, до недавнего времени считалась общественно-экономическая формация. Именно изучению формационного подхода к типологии государств и выявлению дискуссионных вопросов данной теории будет посвящена следующая часть работы.

Сразу следует отметить, что в основе формационного подхода лежат идеи эволюционизма, в основании которого находится ряд следующих положений.

Объектом эволюции в рамках данных идей является все человеческое общество в целом, которое является единым «организмом». Этот единый «организм» состоит из тесно интегрированных между собой элементов, каждый из которых вносит свой вклад в развитие всего общества. Если один из таких элементов застрял на более низкой форме развития, то это не сказывается на обществе в целом. Эволюционный процесс не прекращается: отставшие в развитие общества пройдут те же стадии развития, что и общества с более развитыми формами, а более развитые общества будут подниматься на ступень выше в своем эволюционном развитии. Как замечает Маликов А.В. «эволюцию можно сравнить с движущимся эскалатором, на котором различные общества и культуры занимают более высокие или низкие ступени» А.В. Маликов Проблемы типологии государства: диссертация на соискание ученой степени кюн. МГУ, М.1998, с.-23. Все общества, которые находятся на нижних ступенях, обязательно поднимутся вверх, однако перескочить ступени они не смогут. В связи с этим, признается постепенный, непрерывный и восходящий характер эволюции, т.е. эволюционный процесс является линейным и следует по единому образцу: от примитивных форм к развитым, от простых состояний к сложным. Таким образом, в основе формационного подхода как основы создания формационной типологии государства лежат идеи эволюционизма.