Концепт "Война" в языковой картине мира (сопоставительное исследование на материале английского и русского языков)

В речевой организации человека можно выделить пять аспектов:

языковая способность как органическая возможность научиться вести речевое общение (сюда входят психические и соматические особенности человека),

коммуникативная потребность, т.е. адресатность, направленность на коммуникативные условия, на участников общения, на языковой коллектив, на носителей культуры,

3) коммуникативная компетенция как выработанное умение осуществлять общение в его различных регистрах для оптимального достижения цели; компетенцией человек овладевает, в то время как способности можно лишь развить,

языковое сознание как активное вербальное «отражение во внутреннем мире внешнего мира» [Лурия 1998: 24],

речевое поведение как осознанная и неосознанная система поступков, раскрывающих характер и образ жизни человека [цит. по: Карасик 2002:9].

Языковая способность и коммуникативная потребность выступают как предпосылки для овладения языком и осуществления общения, коммуникативная компетенция -- как проявление языкового сознания в выборе средств общения. Реализация этих средств в конкретном речевом действии выражается в тексте, который обычно произносится или пишется отдельным человеком, т.е. личностью, а не народом. По мнению A.M. Шахнаровича, языковая способность -- это «механизм, обеспечивающий использование «психологических орудий», в то время как «процесс использования этих орудий, культурные правила их выбора и ситуативная организация находятся вне собственно языковой способности. Они принадлежат коммуникативной компетенции, которая вместе с языковой способностью составляет языковую личность» [Шахнарович 1995: 223].

Перечисленные компоненты речевой организации человека неоднородны, наиболее конкретным является акт речевого поведения, наиболее абстрактным - языковое сознание человека, включающее чувства, волю, мышление, память в их неразрывном единстве.

Важнейшим компонентом речевой организации человека является языковое сознание. В.В. Красных противопоставляет два принципиально различных типа ментальных образований: знания и представления. Знания трактуются как относительно стабильные, объективные и коллективные информационные единицы, представления -- как относительно лабильные, субъективные и индивидуальные сущности, включающие собственно представления, образы и понятия, а также связанные с ними коннотации и оценки. В индивидуальном и групповом языковом сознании знания и представления образуют целостное единство. При этом выделяются три набора знаний и представлений:

индивидуальное когнитивное пространство,

коллективное когнитивное пространство,

когнитивная база [Красных 1998:41-45].

Первый набор представляет собой уникальную совокупность всех знаний и представлений данного человека как личности, второй набор - это совокупность знаний и представлений, определяющих принадлежность человека к той или иной социальной группе. Причем, поскольку любой индивид входит в те или иные малые и большие группы, коллективное когнитивное пространство в его сознании является «лоскутным» образованием, включающим информационные фрагменты различных систем. Третий набор содержит необходимые знания и представления, объединяющие всех носителей этих знаний и представлений в «национально-лингво-культурное сообщество». В.В. Красных выделяет и четвертый набор, но на другой основе, разграничивая три типа прецедентных феноменов: социумно-прецедентные, национально-прецедентные и универсально-прецедентные [Красных 1998: 96]. К последнему типу относятся феномены, известные любому среднему современному homo sapiens. Выстраивается линия: XI как личность, Х2 как член множества групп, ХЗ как носитель лингвокультуры, Х4 как землянин. Писатели-фантасты успешно продолжают эту линию: Х5 как разумное существо [цит. по: Карасик 2002:10]. Универсальное когнитивное пространство также может представлять определенный интерес для лингвистики: существует минимум знаний и представлений, благодаря которому в принципе возможна коммуникация между представителями любых земных цивилизаций, и этот минимум может служить точкой отсчета для построения различных лингвистических моделей.

Для психолога важно заострить внимание на психическом компоненте языкового сознания: «В термине «языковое сознание» объединены две различные сущности: сознание - психический феномен нематериальной природы (его нельзя измерить по пространственным признакам, нельзя услышать, посмотреть на него) - и материальный феномен произносимой или записываемой речи, а также физиологический процесс формирования вербальных языковых связей» [Ушакова 2000: 17]. Подчеркивается, что было бы упрощением считать, что сознание находит свое выражение в словах путем непосредственного взаимодействия психического и физиологического. Лингвиста в данном феномене интересуют выражаемые посредством языковых знаков ментальные образования.

Т.М. Николаева выделяет три вида стереотипов в речевом поведении. Первый тип - это речевой стереотип (отрезок высказывания, включенный в контекст, представленный «свободными» компонентами высказывания), это

- чужая речь в речи говорящего. Второй тип - это коммуникативный стереотип (в одних и тех же ситуациях употребляются одни и те же обороты-клише), это - этикетные формулы, клишированные обороты делового общения, а также менее изученные индивидуальные коммуникативные стереотипы. Третий тип - это ментальный стереотип (стремление мыслить дуальными или градуальными категориями: первые относятся к более архаичному этапу сознания). Например, ментальные стереотипы современного обывателя построены на дуальной категоризации мира и выражаются в виде тенденции к укрупнению факта или события, нелюбви к конкретному единичному факту и нелюбви к точной информации [Николаева 2000: 162-178]. Ментальные стереотипы в данном случае - это определённые установки и привычные реакции, облекаемые в языковую или неязыковую форму и характеризующие языковую личность.

С понятием языковой личности тесно связаны понятия речевого паспорта говорящего и языкового идиостиля человека. Речевой паспорт -это совокупность тех коммуникативных особенностей личности, которые и делают эту личность уникальной. Идиостиль человека можно трактовать как выбор говорящим тех или иных средств общения, т.к. стиль предполагает выбор. Речевой паспорт - это аспект коммуникативного поведения, а идиостиль - аспект коммуникативной компетенции. Компетенция также включает языковое чутьё, т.е. «систему бессознательных оценок, отображающих системность языка в речи и общественные языковые идеалы» [Костомаров 1994: 22], и языковой вкус - систему установок человека в отношении языка и речи на этом языке.

Исследование языковой личности - лингвистическая персонология, по терминологии В.П. Нерознака (1996), - неизбежно вовлекает в сферу интересов лингвистов те вопросы, которые объединяют всех специалистов, изучающих человека с различных позиций. Важнейшим вопросом теории языковой личности является выделение типов языковых личностей.

Типология языковых личностей может строиться на различных основаниях в зависимости от подхода к предмету изучения, который осуществляется с позиций либо личности, либо языка.

С позиций этнокультурной лингвистики выделяют типы носителей базовой и маргинальной культур для соответствующего общества, где действует оппозиция «свой -- чужой». Условно можно разграничить следующие типы языковых личностей:

человек, для которого общение на родном языке является естественным в его коммуникативной среде,

человек, для которого естественным является общение на чужом языке в его коммуникативной среде. Здесь можно говорить о ксенолекте, т.е. такой разновидности языка, которой пользуются эмигранты, люди, длительно живущие в чужой стране либо люди, пользующиеся языком международного общения в целях естественной коммуникации,

человек, который говорит на чужом языке с учебными целями, не относящимися к характеристикам естественной среды общения.

С позиций психолингвистики противопоставляются типы личностей, выделяемые в психологии, и рассматриваются языковые и речевые способы проявления соответствующих личностей. С.С. Сухих выделяет экспонентный, субстанциональный и интенциональный уровни измерения языковой личности. На первом уровне знаковая деятельность коммуниканта может быть активной, созерцательной, убеждающей, сомневающейся, голословной, на втором уровне -- конкретно или абстрактно вербализующей опыт, на третьем уровне - проявляющей себя юмористично или буквально, конфликтно или кооперативно, директивно или интегративно, центрированно или децентрированно [Сухих 1998: 17].

С позиций социокультурной лингвистики выделяются типы языковых личностей по объективным статусным признакам - возраст, пол, уровень образования, стиль жизни.

Хрестоматийно известна функциональная типология персонажей волшебной сказки в работе В.Я. Проппа «Морфология сказки» (1928). Это герой, вредитель, посредник, даритель и другие.

Одним из подходов к изучению языковой личности может быть выделение релевантных признаков модельной личности, т.е. типичного представителя определённой этносоциальной группы, узнаваемого по специфическим характеристикам вербального или невербального поведения и выводимой ценностной ориентации: русский интеллигент, английский аристократ, немецкий офицер. Модельная личность представляет собой прототипный образ, границы которого весьма вариативны, и стереотип поведения, который оказывает существенное воздействие на культуру в целом и служит своеобразным символом данной культуры и представителей других этнокультур.

Если говорить о речевой культуре, имея в виду степень приближения языкового сознания индивидуума к идеальной полноте языкового богатства в том или ином виде языка, то правомерным является выделение следующих языковых личностей:

носитель элитарной речевой культуры применительно к литературной норме,

носитель диалектной речевой культуры,

* носитель городского просторечия [Сиротинина 1998]. Рассматривая частночеловеческую языковую личность, В.П. Нерознак выделяет два основных ее типа:

стандартную языковую личность, отражающую усредненную литературно обработанную норму языка,

и нестандартную языковую личность, которая объединяет в себе «верхи» и «низы» культуры языка [ Нерознак 1996: 114].

К верхам культуры автор относит писателей, мастеров художественной речи, рассматривая креативную языковую личность в её двух ипостасях -«архаисты» и «новаторы». Низы культуры объединяют носителей, произ-водителей и пользователей маргинальной языковой культуры. Показателем принадлежности говорящего к маргиналам автор считает ненормативную лексику - арго, сленг, жаргон и ненормативные слова и выражения.

Так как языковая личность представляет собой многомерное образование, можно построить типологию языковых личностей на основании лингвистически релевантных личностных индексов. Известно, что социолингвистические исследования базируются на особых знаках, которые дают возможность чётко противопоставить те или иные социальные группы.

Речь идёт о знаках, прототипом которых является библейское слово ишбболет. В Книге Судей (12: 6) повествуется о военном конфликте между судьёй израильским Иеффаем и родственным племенем ефремлян. Побеждённые фремляне пытались поодиночке переправиться через реку Иордан, но победители заставляли всех на переправе произнести слово шибболет - колос. Ефремляне говорили сибболет, т.к. не могли произнести иначе. Тех, кто заменял шипящий звук свистящим, закалывали. «И пало в то время из ефремлян сорок две тысячи» [Карасик 2002: 19].

Специфика этих индексов состоит в том, что они проявляются очень часто и ограничены количественно. К ним можно отнести нарушение норм произношения, ударения, образование ненормативных норм множественного числа и т.д. Эти отклонения имеют диалектную основу, служат индексами принадлежности человека к определенной группе, их трудно скрыть в беглой речи и очень часто их не скрывают, намеренно акцентируя свою идентичность.

Н.А. Вострякова выделяет четыре компонента в речевом паспорте коммуникативной личности:

биологический (гендер, возраст),

психический (эмоциональное состояние в момент речи),

социальный (национальность, социальный статус, место рождения, профессия),

индивидуальный [Вострякова 1998].

С позиций социально-статусного моделирования языковой личности можно противопоставить стабильные и вариативные характеристики коммуникативной личности (статусные и ситуативно-ролевые). К первым относятся биологические и социальные индексы, ко вторым -- позиционные, эмоциональные и ситуативные индексы. Вариативные индексы -- это уточнение постоянных статусных индексов: человек определённого пола и возраста, определённого образовательного и имущественного уровня, относящийся к определённой этнокультурной и социальной группе, с которой он себя ассоциирует, будет вести себя в различных ситуациях в соответствии со стереотипами поведения, свойственными ему как носителю постоянных статусных индексов. Отклонения от принятых норм поведения лишь подтверждают это положение. Именно поэтому нам достаточно лишь несколько мгновений общения с незнакомым человеком, чтобы отнести его к тому или иному существенному для нас классу.

Взгляд, манера поведения и тембр голоса моментально определяют представителя английской аристократии в британском сообществе [Ивушкина 1997]. Не случайно представители среднего класса в Англии обращают особое внимание на модуляцию голоса: говорить громче, чем это принято, считается показателем низкого социального статуса. Интересна тендерная специфика британского гиперкорректного произношения: женщины стремятся говорить как можно более чётко, а мужчины - как можно тише. Но было бы неверно полагать, что индивидуум в любой ситуации ведет себя в соответствии с социально-статусными предписаниями поведения. Бывают обстоятельства, когда человек вынужден пренебрегать нормами вежливости, например, взывая о помощи. В реальном общении ситуативное развитие постоянно меняющихся факторов личностного взаимодействия определяет наш выбор той или иной коммуникативной стратегии и тактики, той или иной манеры общения.

Языковая личность в условиях общения может рассматриваться как коммуникативная личность - обобщенный образ носителя культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций. Применительно к коммуникативной личности, В.И. Карасик выделяет познавательный, поведенческий и ценностный планы этого понятия [Карасик 2002: 26].

Когнитивный план языковой личности - это степень освоения мира человеком через язык. Говоря о когнитивных характеристиках человека говорящего, исследователи обычно рассматривают картину мира в виде коллективной концептосферы, осуществляют фреймовый анализ представлений, получивших языковое выражение, и устанавливают ментальные основания для вариативных языковых образований. Ментальные образования, концепты, имеют различную природу и основаны на опыте человека, как личном, так и общественном. Эти образования многомерны. Концепты шире, чем понятия, если относить понятия к мышлению, а концепты - к сознанию. В лингвистике противопоставление образа и описания терминологически оформлено как денотат и сигнификат значения, о чем мы говорили выше.

Познавательный аспект языковой личности освоен в лингвистике как семантика языковых единиц или как семантика общения. Этот аспект включает проблемы наименования и системных отношений в языке, динамику смысла, соотношение между значением и понятием и значением и смыслом.

Неоднородность смысловых образований, зафиксированных в той или иной языковой оболочке, давно отмечена учеными. А.А. Потебня говорил о ближайшем и дальнейшем значениях слова, имея в виду, что первое - это значение слова для всех, «народное значение», т.е. тот содержательный минимум, благодаря которому мы можем понимать друг друга, а второе - это развитие содержательного минимума, «личное значение» [Потебня 1964]. По мнению В.И. Карасика, разница между ближайшим и дальнейшим значением есть, но граница между этими типами значения весьма размыта и по-разному проходит применительно к разным типам слов [Карасик 2002: 44].

И.Т. Касавин предложил выделить три вида знания: практическое, духовно-практическое и теоретическое. Практическое знание связано с деятельностью, не вырабатывающей специальных рефлексивных структур. Это образ жизни, у него есть своя система координат, основанная на личном опыте, это практически-производственное и практически-политическое знание. Духовно-практическое знание есть система норм в виде образцов поведения и мышления, это знание об общении, об обеспечении жизнедеятельности, это культово-религиозное и художественное знание.

Теоретическое знание вытекает из особой деятельности, которая обозначается как исследование, оно требует выдвижения гипотез, создания особых экспериментальных ситуаций и выработки специализированного языка, включающего терминологию [Касавин 1998: 37-55].

Лингвистически релевантной единицей для языковой личности является концепт как фрагмент жизненного опыта человека. Повторяясь, эти фрагменты фиксируются в памяти, и если они существенны для индивида, то неизбежно связаны с переживаниями, что способствует фиксации соответствующего опыта и рефлексивной деятельности по отношению к нему. Предложенная И.Т. Касавиным типология знания даёт возможность уделить особое внимание ценностному аспекту общения, выделить аксиологические координаты в поведении и определить различные стороны языковых знаков, используемых в общении.

Познавательный аспект языковой личности концентрирует наше внимание на проблемах языкового сознания. При всей его текучести и континуальности языковое сознание системно, т.к. любой его компонент, любые единицы, которыми оно оперирует, неизбежно связаны с другими единицами. Эта связь базируется на определённой иерархии актуальных для человека признаков.

Поведенческие характеристики языковой личности - это совокупность вербальных и невербальных индексов, определяющих языковую личность как индивидуума или как тип. Говоря о человеке в аспекте его коммуникативного поведения, мы имеем в виду прагмалингвистические параметры языковой личности, т.е. общение рассматривается как деятельность, имеющая мотивы, цели, стратегии и способы их реализации.

Прагмалингвистика представляет собой совокупность теорий и концепций, которые относятся к речи как реальному общению и в ней акцент сделан на целостном смысле языковых единиц, выводимом как из значения, так и из ситуации общения.

Для характеристики языковой личности в поведенческом аспекте существенное значение приобретает теория речевых актов. Центральным моментом в речевом акте является иллокуция как тип речевого воздействия. Наиболее существенным признаком для выделения того или иного типа речевого действия является интенция говорящего. Практически в любом речевом действии мы сталкиваемся с воздействием, даже если сообщаем о чем-то или выражаем эмоции.

Коммуникативные стратегии являются важной характеристикой поведения языковой личности. Стратегии общения представляют собой «цепочку решений говорящего, его выбор определенных коммуникативных действий и языковых средств» либо «реализацию набора целей в структуре общения» [Макаров 1998: 137]. Стратегии общения прямо соотносятся с интенциями коммуникантов: если интенции носят глобальный характер, то имеются в виду собственно стратегии дискурса, внутренне присущие ему. Если же речь идёт о достижении частных целей в рамках того или иного жанра определенного типа дискурса, то говорят либо о локальных стратегиях, либо о коммуникативных тактиках.

Поведенческие характеристики языковой личности прослеживаются в тех пресуппозициях, которые лежат в основе порождаемых и интер претируемых смыслов. Сопоставление оценочных кодексов различных культур даёт основание выделить ценностные приоритеты, выступающие в качестве оценочных пресуппозиций значения слова и высказывания. Оценочные пресуппозиции образуются в коллективном сознании речевого коллектива на основании стереотипных ситуаций, включающих некоторое развитие событий, желательных или нежелательных для участников общения.

Ценностный план коммуникативной личности содержит этические и утилитарные нормы поведения, свойственные определенному этносу в определенный период. Эти нормы закреплены в нравственном кодексе народа, отражают историю и мировосприятие людей, объединенных культурой и языком. Нравственный кодекс народа выражается в языке лишь частично. К числу языковых индексов такого кодекса относятся универсальные высказывания и другие прецедентные тексты (по Ю.Н. Караулову), составляющие культурный -контекст, понятный среднему носителю языка, правила этикета, коммуникативные стратегии вежливости, оценочные значения слов. Существуют общечеловеческие ценности (этические и утилитарные), ценности, свойственные определенному типу цивилизации, ценности, характеризующие определенный этнос, а также подгруппы внутри этноса. Наконец, выделяются ценности, свойственные малым группам, и индивидуальные ценности личности. Соответственно, коммуникативную личность можно охарактеризовать в ценностном аспекте по соотношению доминантных ценностей, по степени их дифференциации и т.д.

Ценностный аспект языковой личности является одним из важнейших измерений зрелости того или иного человеческого сообщества. Известно, что моральные нормы возникли и сложились после того, как люди осознали утилитарные нормы. На наш взгляд, одним из своеобразных показателей степени архаичности поведения является отношение к врагу. В архаичном мышлении враг принципиально не заслуживает того, чтобы по отношению к нему проявлялось благородство. Напротив, такое поведение является социально осуждаемым, т.к. оно на определенной стадии развития человечества, на стадии почти животного, бессмысленно и вредно как для человека, так и для всего племени.

СВ. Сидорков провел исследование социально закреплённых стратагем, т.е. рекомендаций успешного поведения в условиях войны. Стратагемы формулируются как инструкции для успешной борьбы с превосходящим противником. Автор установил виды стратагем как стереотипов поведения, определил их этническое своеобразие в противопоставлении западноевропейской и восточноевропейской культур, описал стратагемы в виде полевой структуры и охарактеризовал систему форм выражения этих поведенческих регулятивов. СВ. Сидорков в своей работе доказал, что в европейской культуре велика роль этических и религиозно-этических табу в отношении некоторых утилитарных правил поведения во время войны. Исследователь проанализировал образцы стратагемно маркированных текстов, взятых из военной стратегии, политической мысли и обыденных взаимоотношений [Сидорков 1997].

Как отмечает В.И. Карасик [2002:, 41], стратагемы не включают моральной квалификации действий в борьбе с противником. Отсюда и высказывания: «В борьбе все средства хороши», «Цель оправдывает средства», «Победителей не судят».

В этом плане интересно сопоставить поведение различных героев эпоса. Например, поведение легендарного персонажа греческого фольклора Ахиллеса, который был неуязвимым и при этом храбро сражался с врагами, библейского Самсона, который сверхъестественным образом значительно превосходил силой своих врагов-филистимлян, героя «Саги о Нибелунгах» Зигфрида, ороговевшего в крови дракона и ставшего также неуязвимым. У адресатов, бережно хранивших и передававших потомкам тексты героического эпоса, не возникало и мысли о том, насколько соответствующие героические поступки были честными по отношению к противнику. Такова архаика морального сознания. Однако, в эпосе отражена логика жизни: неуязвимые герои оказываются уязвимыми. Одного смертельно ранят в пяту, другому остригают длинные волосы, тем самым лишая его сверхчеловеческих возможностей, третий становится мишенью для меткого стрелка, сумевшего попасть в то место на спине, где во время омовения в крови дракона случайно оказался кленовый лист, т.е. самую уязвимую точку.

Резким диссонансом по отношению к этим героям служит реакция одного из персонажей рыцарского эпоса -- легендарного короля Артура. Когда он ведёт смертельный бой с Чёрным рыцарем, королем Пеллинором, и находится в полной власти противника, волшебник Мерлин помогает Артуру. Король Артур восклицает: «Что же ты сделал, Мерлин? Силой своих чар ты убил моего противника, а это позор для меня». И далее в этом же повествовании рассказывается о новом поединке Артура с этим Черным рыцарем, в котором он побеждает противника, не зная, что защищен от ран волшебными ножнами своего меча. Узнав об этих обстоятельствах, король Артур опечалился, посчитав, что радость победы омрачена. Рыцарский эпос недвусмысленно свидетельствует о значительном движении вперед этических норм, о том, что перед нами тексты, созданные значительно позже по сравнению с приведенными выше фольклорными повествованиями. Ценностные характеристики поведения ¦' выступают в качестве меры прогресса человечества. Следовательно, изучение стратагем дает возможность установить один из параметров становления этического сознания человечества - принцип честной борьбы с врагом.

Итак, коммуникативные стратегии, представляющие собой реализацию интенций участников общения, зависят от доминант поведения, принятых в данной лингвокультуре. Доминанты поведения закреплены в оценочных пресуппозициях значений слов и высказываний и в принципах общения.

Выводы по 1-ой главе

Проблема особенностей языкового мировосприятия с давних времён волновала умы и сердца многих учёных (В. фон Гумбольдт, Л. Вайсгербер, Л. Витгенштейн, Б. Уорф, Э. Сепир, Р.Й. Павилёнис, Ю.Д. Апресян и др.).

Понятие «картина мира» впервые появилось в трудах, посвященных исследованиям в области логики и философии и в дальнейшем стало употребляться в науках, центром изучения которых является человек и его взаимодействие с окружающим миром. Современные учёные рассматривают картину мира как идеальное образование, состоящее из структурно организованных компонентов, обладающее определенными свойствами и выполняющее присущие ему функции (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А.П. Бабушкин, Ю.М. Лотман, Г.В. Колшанский).

Картина мира отражается в языке не как в зеркале, она сама формирует язык и его носителя. Сам язык моделирует социокультурную картину мира, выражает человеческий мир в форме отражения объективного мира, является способом существования сознания.

Языковая картина мира формируется культурой. Язык, по образному выражению Ю.С. Степанова, пронизан культурой.

Концепт является основным понятием метаязыка лингвокультурологии и служит для обозначения конституирующего элемента картины мира, направленного на комплексное изучение языка, сознания и культуры.

С точки зрения различных подходов (логико-понятийного, психологического, семантического, культурологического) концепты рассматриваются как ментальные способы репрезентации действительности в сознании людей, как «сгустки смысла», несущие важную культурную информацию и находящие своё конкретное выражение в виде знаков в языке, искусстве, науке, религии, обыденной жизни.

Концепты как элементы концептуальной картины мира интегрируют всю парадигму миров, начиная от восприятия окружающей человека действительности до научной интерпретации, отражающейся в понятиях. Концепт представляет собой смысловое образование, включающее субъективные смыслы и общепринятые конвенциональные значения, т.е. всё потенциальное смысловое содержание познаваемого объекта или явления.

Совокупность концептов культуры репрезентирует концептуальную картину мира, которая представляет собой глобальный инвариантный образ мира, лежащий в основе мировидения носителей какой-либо культуры. В структуре культурного концепта выделяются понятийный, образный и ценностный компоненты при доминировании последнего. Исследование этих компонентов способствует пониманию конкретного концепта носи-телями той или иной лингвокультуры.

Языковая личность соотносится с культурой и является носителем национального начала, т.е. имеет общую картину мира с языковыми личностями своего народа. Под языковой личностью мы понимаем образ носителя языковых единиц данного языка, оперирующего правилами языковой и речевой деятельности, владеющего общечеловеческим и личным культурным опытом. Языковая личность существует в культуре и владеет ценностями культуры -- культурными концептами.

Человек как представитель определенной группы людей или общества в целом строит свою стратегию поведения, опираясь на ценности, которые важны для всего человечества, народа и для данного индивида.

Глава 2. Сопоставительный анализ концепта «война» в англо- и русскоязычной картинах мира

2.1 Лингвофилософский аспект в понимании концепта «война»

Предметом нашего исследования является концепт «война». Тема конфликтов, войн, противостояния всегда занимала важное место в сознании человека. Можно без преувеличения сказать, что история человечества в целом и история каждой отдельной цивилизации - это история войн. В свете недавних политических событий, в центре которых оказались США, нам показалось интересным и перспективным сделать попытку определить место и роль концепта «война» в национальном самосознании носителей русского и английского языков и показать его отражение в сопоставляемых картинах мира.

Общественно-политический феномен «война» играет исключительно важную роль в жизни человека и общества. Этому явлению посвящены отдельные лингвистические и философские исследования, особенно актуальные на современном этапе развития науки и общества.

2.1.1 Специфика абстрактного имени как лингвофилософской проблемы

Среди лингвистических объектов абстрактные имена, к которым относится исследуемое нами имя «война», занимают особое положение. Они отличаются многоликостью и неоднородностью экстенсионала, за которым стоят существительные (война, мир, победа, поражение, воин, сражение), прилагательные (воинственный, вражеский, мирный, смертельный) и глаголы (воевать, сражаться, победить, умереть, выжить).

Все они объединены тем, что от чего-то отвлечены: от носителя признака или агенса действия, а глаголы абстрагированы от непосредственного протекания действия во времени [Чернейко 1997: 5].

В класс абстрактных имен-субстантивов традиционно объединяются имена психических состояний (страх, счастье, волнение, радость), имена ситуаций (измена, предательство), имена отношений (борьба, противостояние), имена этических и эстетических понятий (долг, совесть, преданность, верность, красота), имена-категории естественного мира, гиперонимы (человек, оружие, конфликт). Все вышеперечисленные абстрактные имена отражают внешний, окружающий человека мир и мир внутренний. Мы считаем, что одной из фундаментальных является проблема отражения внешнего и внутреннего мира человека в языковых знаках.

Основная функция единиц языка, коммуникативная, невозможна без дифференциации и интеграции явлений действительности. Отражение мира вещей в языке основано на процедуре обобщения в слове единичных элементов материальной субстанции на базе сходства их чувственно воспринимаемых свойств. Язык группирует единичные предметы материального мира по их сходству, имеющему объективное основание, но воспринимаемому субъективно, и при этом язык как модель этого мира создает его уникальную таксономическую картину.

В разных языках картины предметного мира существенно различаются: что представляется сходным для одних языков, оказывается самостоятельным и раздельно существующим для других. Как отмечает Л.О. Чернейко, коллективный разум не видит того, что не названо словом. Но то, как коллективный разум это видит, зависит от структуры языка, от количества слов, приходящихся на некоторое семантическое пространство, от способа их связи.

В картине непредметного мира обнаруживаются еще более глубокие различия. Как мы отмечали выше, языковой субъективизм в отражении материального мира разными языковыми сознаниями проявляется в несовпадении структуры таксонов. В то же время, в отражении мира непредметного, невидимого, пропущенного через сознание, он проявляется в том, что сама идея, являющаяся результатом либо переноса вещей и их отношений в сознание, либо отрыва атрибута от субстанции, либо соединения разных идей в одну, возможна только в том случае, если есть слово, которое эту идею вмещает.

Познание начинается не с мыслей, а с наблюдений над предметной действительностью, и наблюдение осуществляется с высоты имен, опредметивших физическую и идеальную действительность. Объективация действительности и означает, что материальное становится идеальным только в том случае, если материальное преобразовано в актуальную форму деятельности с реальным предметом в сознании человека и выражено общезначимыми для всех носителей формами языка.

Следовательно, физическое становится метафизическим при посредстве языка, специфика которого обусловлена его локализацией в нелинейном пространстве сознания и в линейном пространстве речи, а также в том, что он обеспечивает возможность видеть все, что мы видим, хотя сам язык - среда невидимая. Идеальное становится видимым, когда оно материализуется, т.е. выражается общезначимыми для всех носителей формами языка. В этом случае в сознании человека возникает реальный предмет [Чернейко 1997: 17].

Действительность, лежащая вне сознания, становится реальностью только через ее дискретизацию, универсальная форма которой -- понятие, являющееся инструментом дискурсивного мышления. Дискурс как язык в действии, как материализованное активное мышление связывает воедино материальную и идеальную субстанции.

При отсутствии у человека в его идиолекте слова, связанного с неким фрагментом действительности, в его сознании отсутствует и сам фрагмент, но он может быть выделен общественным сознанием. Если же этот фрагмент не выделен и общественной практикой, т.е. в языке слова нет, то он отсутствует и в коллективном сознании, т.к. нечем очертить его границы, нечем выделить и нечем его наблюдать [ там же: 26-27].

В зону реального мира попадает весь поименованный телесный мир, его модусы - действия и состояния, а также атрибуты. Реальным является не только мир видимый, но и ощущаемый. Реальны эмоциональные состояния, чувства, отношения, складывающиеся в процессе различных социальных взаимодействий, ситуации, объединяющие людей и предметы. Реален мир умозрительного, хотя привыкшему к наглядности и очевидности уму трудно прозреть реальное в невидимом. Для разума реально все то, что выделено именем.

Рассуждая о войне как абстрактном субстантиве, следует отметить, что начало абстрактности кроется в его целостности (войско, армия) либо в невозможности постичь его сущность эмпирически (цель, плен, свобода). Что касается такого экзистенциального понятия как свобода, то мы ощущаем связанный с ним феномен как внутреннее эмоциональное состояние, когда знаем, что эта «вещь» у нас есть [Чернейко 1997: 69]. Понятия, заключенные в именах самолет, танк, винтовка, формируются на базе ощущений. Понятия, заключенные в словах свобода, мир, война, формируются на базе понимания.

Абстрактные имена представляют собой предметы духовной культуры, т.е. такой информации об опыте социума, которая закодирована в символах. Они духовные предметы, и ими дух измеряет действительность. Особенность этих предметов состоит в том, что по отношению к отдельной личности они также существуют во внешнем мире, в коллективном бессознательном. Сущность этих предметов человек обретает через идеи-слова, через язык, стоящий на грани двух миров. Возникает вопрос о том, как возникают и формируются идеи духовной культуры, отлитые в абстрактные имена.

Мы, вслед за Л.О. Чернейко, считаем, что сложные идеи вырастают не из копирования действительности, а из ее творческого преобразования духом [там же: 71].

Проблема произвольности сцепления простых идей в сложные -- одна из центральных в философской концепции Локка [цит. по: Чернейко 1997: 71]. По Локку, сложные идеи (например, «войско», «вселенная», «красота») являются искусственными образами, которые разум создает из очень отдаленных и независимых друг от друга вещей, чтобы лучше рассматривать их и рассуждать о них. Такой взгляд на возникновение сложных идей, хотя и представляется упрощенным, объясняет их структуру.

Если сложные идеи возникают из рефлексии, то свобода разума не безгранична. Как показывает А. Вежбицкая, перечень элементарных единиц всех исследованных ею языков совпадает. Это перечень семантических примитивов. Их комбинации и развертывания следуют определенной логике выработанного данным социумом в определенных исторических условиях конкретным взглядом на мир через призму языка. В противном случае не только языки никак не могли бы состыковаться, носители одного языка совсем не смогли бы понять друг друга.

2.1.2 Место абстрактного имени в лингвофилософских классификациях

В данной работе мы не ставим своей задачей дать подробный анализ существующих классификаций языковых единиц. Этому вопросу посвящено много специальных исследований (В.Г. Гак, Ю.Н. Караулов, Е.С. Кубрякова, В.В. Морковкин, Н.Ю. Шведова и др.), а истоки лингвистической таксономии находятся в античности, в трудах Платона и Аристотеля. Их внимание было направлено на разделение идей, дающее возможность диалектического познания вещей, и на разделение форм слова, обусловливающее познание языка.

На наш взгляд, интерес представляет классификация субстантивов P.M. Фрумкиной, которая делит все имена на артефакты, живые существа, природные объекты и прочие имена вещественных реалий. За пределы данной классификации выводятся имена мыслительных реалий (событие, цель), имена действий и состояний (война, мир), результатов действий (победа, поражение). Неконкретные существительные выделяются по остаточному основанию и между собой по существу не разграничиваются: трудно объяснить, почему победа не «мыслительная реалия» [цит. по: Чернейко 1997: 92].

Все классификации направлены на постижение того разнообразия форм и структур языка, которое позволяет охватывать разнообразие мира и отражать его в высказываниях. Феноменологические классификации антропоцентричны по своей сути, так как осуществляются не в терминах объекта, а в терминах субъекта, то есть с позиций его апперцептивных возможностей [Чернейко 1997: 102].

Классификация, предлагаемая Л.О. Чернейко, охватывает языковое восхождение от горизонтов конкретного (Г. Гийом) к горизонтам абстрактного и опирается на соотношение сензитивных и умозрительных возможностей разума в постижении действительности. Основная цель этого конструирования состоит в том, чтобы найти параметр восприятия вещей, который сможет объяснить традиционное включение имен эмоций в группу абстрактных имен и нетрадиционное включение в эту группу имен эмоциональной оценки вещей. Выделение этого параметра дает возможность обнаружить такие семантические особенности абстрактных имен, которые объясняют их поведение в тексте и являются основой для их разграничения. Таким параметром является «конкретность/абстрактность».

На наш взгляд особый интерес в классификации Л.О. Чернейко представляют оценки, которые делятся на две большие группы: рациональные и эмоциональные. Рациональные в свою очередь подразделяются на параметры и нормы [Чернейко 1997: 112].

Имена рациональных оценок социальных отношений имеют при констатирующем содержании коннотативные эмоционально-оценочные семы. Существует точка зрения, согласно которой все коннотативные имена составляют особую группу единиц под названием «прагмемы». В прагмемы попадают имена, где оценочный компонент вплетен в их семантическую структуру, и имена социальных параметров, где оценочная сема представлена имплицитно, например, в содержании слова «безработица», которая оценивается в обществе негативно. В содержании слова «война» нет никакой оценки, тем не менее такое состояние отношений государств, такое положение дел, такая ситуация, описываемые этим именем, оцениваются социумом негативно. По мнению Л.О. Чернейко, в таких словах, как мир, произвол, война представлены «квазипрагмемы» [там же: 114].

Таким образом, предложенная Л.О. Чернейко антропоцентрическая шкала восприятия реалий вместе с герменевтической шкалой, в основе которой лежит степень ясности и отчетливости идей, создает новую синтезированную шкалу - феноменологическую, которая обеспечивает получение более точных знаний о существовании разного типа имен в коллективном языковом сознании.

Концепт «война», реализуемый в языке с помощью разнообразных средств, занимает важное место в лингвофилософской картине мира, в которой существуют универсальные бинарные оппозиции, представленные концептами «war - peace» («война -- мир»), «evil - good» («зло -- добро»), «death - life» («смерть - жизнь»). Эти дуальные аспекты тесно переплетаются в истории языка и мировой культуры в целом. Можно предположить, что война представляет собой базовое явление культуры и может рассматриваться как культурный концепт, который соотносится, с одной стороны, с мыслительными процессами человека, а с другой стороны, с миром культуры и находит проекции в языке.

Как было отмечено в первой главе нашей работы, каждый язык по-своему членит мир, т.е. имеет свой способ его концептуализации. Следовательно, каждый язык имеет свою особую картину мира, которая представляет собой сложную систему образов и понятий, отражающих действительность в коллективном сознании. Мы видим свою задачу в том, чтобы сопоставить эти системы образов и понятий в русско- и англоязычной картинах мира и выявить их сходства и различия.

2.2 Сопоставительный анализ способов языковой реализации концепта «война» в англо- и русскоязычной картинах мира

Одна из задач нашего исследования заключается в том, чтобы доказать следующую гипотезу: концепт «война» является лингвокультурным концептом, и, следовательно, должен обладать понятийной, образной и ценностной характеристиками.

К числу онтологических характеристик языковой картины мира мы, вслед за В.И. Карасиком, относим следующие признаки:

наличие имен концептов,

неравномерная концептуализация разных фрагментов действительности в зависимости от их важности для жизни соответствующего этноса,

специфическая комбинаторика ассоциативных признаков этих концептов,

специфическая квалификация определенных предметных областей,

специфическая ориентация этих областей на ту или иную сферу общения [Карасик 2002].

Можно говорить о наличии имен концептов в том случае, концептуализируемая область осмыслена в языковом сознании и получает однословное обозначение. Концептуализация действительности осуществляется как обозначение, выражение и описание.

Обозначение концепта -- это выделение того, что актуально для данной лингвокультуры, и присвоение этому фрагменту осмысливаемой действительности специального знака. В предметном мире при обозначении концепта выделяется тот или иной предмет и устанавливается его место в окружающей действительности. Обозначение в сфере непредметных сущностей -- это выделение качеств и процессов и присвоение им имен, например:

to wage war on smb (развязывать войну с кем-либо) = to be fighting smb or trying to destroy or deal with smth (A knife maniac vowed to wage war on the police, then stabbed an officer to death, a court heard yesterday) (Longman Idioms Dictionary),

a w ar о f w ords ( словесная батал ия) = a v ery a ngry о r s erious a rgument between two people or groups who strongly disagree about smth (especially in newapapers) (The war of words between the US and Canada over acid rain reached new heights last week. U niversity a nd union officials clashed in a bitter war of words yesterday, as lectures stayed a one-day strike in protest against the dismissal of a senior lecturer) (Longman Idioms Dictionary),

a battle of nerves (война нервов) = when two people, organizations or countries are trying to defeat each other by using threats, warnings but no violence (Mother and daughter stared at each other and Kate realized it was now a battle of nerves between them) (Longman Idioms Dictionary),

war path (тропа войны) = is used to say that smb is very angry or they are very determined to change situation (He is on the warpath again - this time it is about the state of education in California) (Longman Idioms Dictionary),

to be in the wars (букв, побывать на разных войнах, настрадаться, натерпеться )= is used to say that smb has had a lot of problems (Poor thing, you've really been in the wars today, haven't you? Take off these wet clothes and let me get you a cup of tea) (Longman Idioms Dictionary).

Описание концепта -- это специальные исследовательские процедуры толкования значения его имени и ближайших обозначений, например:

дефинирование как процесс выделения смысловых признаков,

контекстуальный анализ, выделяющий ассоциативно связанные смысловые признаки,

этимологический анализ, паремиологический анализ,

интервьюирование, анкетирование, комментирование [Карасик 2002]. Этимологический анализ, по мнению Ю.С. Степанова, необходим, чтобы познать внутреннюю форму концепта Одним из путей изучения концепта «война» является анализ внутренней формы имен, связанных с этим концептом. Например, слово «сарбаз» (солдат) в фарси состоит из двух корней: «голова» + «резать». В русском языке заимствование «солдат» уже не ассоциируется с.монетой «сольдо», связь между понятиями «наемник и солдат» утрачена. В иврите концепт «война» легко раскрывается по внутренней форме слова: «мильхама» от «лехем»: «война» - это «хлеб». Война есть отбирание хлеба, то есть набег, грабеж.

Русское слово «война» по М. Фасмеру, восходит к древнему корню в родственных индоевропейских языках со значением «преследовать, гнать, охотиться». В английском языке слово «war» (война) соотносится с др.-в. нем. werra = «Verwirrung», «Streit» (и.-е. корень *uer- «biegen»: *uer-«aufreissen»). Этимологические источники указывают, что в ср. др.-в. нем. употреблялось слово werran, имевшее значение «durcheinanderbringen», а в ср.-в. нем. существовало слово werre = «Argernis, Zank, Streit».

Лексические единицы недвусмысленно раскрывают исходную сущность концепта через признак, положенный в основу номинации, даже в не родственных языках: война - это убийство с целью захвата добычи. Обращает на себя внимание меткость первичного обозначения в приведённых примерах.

Происхождение наименования битвы в древнеанглийском языке связано с мифологическими истоками (имена языческих божеств, связанных с загробным миром), с понятиями физического ущерба, агрессивности, перебранки, стремления к обладанию, а также с понятиями искусства и экипировки [Вишневский 1998:8]. Враждебно-милитаристские ассоциации данного концепта остаются стабильными, а предметно-утилитарные, по-видимому, претерпевают изменения. В поэме «Беовульф» мы сталкиваемся с архаичным ценностным отношением к войне: война - это способ проявить героизм, это достойное занятие, заслуживающее уважения и восхищения, в том числе и эстетического: древний автор подчеркивает красоту воина, облаченного в боевые доспехи. По-видимому, изменение оценочного отношения к войне в современном сознании связано с неприятием убийства как способа существования и возросшей ценностью индивидуальной жизни: человек как представитель рода сравнительно легко идет на самопожертвование, а как индивидуум протестует против возможности безвременно уйти из жизни.

Возвращаясь к проблеме неравномерной концептуализации различных фрагментов действительности, следует отметить, что она проявляется в виде номинативной плотности: одни явления действительности получают детальное и множественное однословное наименование, между лексическими и фразеологическими выражениями соответствующих концептов устанавливаются различные системные отношения уточнения, сходства и различия, в то время как другие явления обозначаются общим недифференцированным признаком. Так, применительно к концепту «война» в русской и англоязычной картинах мира можно установить определенную симметрию в уточнении аспектов действия: вести войну /to war, to make war, to fight, развязывать войну /to break out/ to wage war, объявлять войну /to declare war и т.д.

Специфическая комбинаторика признаков, выделяемых у различных концептов, связана с различной практикой освоения действительности, например: топор - орудие для рубки деревьев или боевое оружие индейцев, ястреб - птица или человек, призывающий к войне. Комбинаторика концептов уточняется идиоматичной комбинаторикой лексических единиц, выражающих соответствующие концепты. Например, можно привести русские и эквивалентные им английские слова в словарной интерпретации и в буквальном переводе: рус. воевать, англ. «to make war» (букв, делать войну), рус. ожесточенная политическая борьба, англ. political football -- политический футбол (что и не удивительно, т.к. футбол как спортивная игра появился именно в Англии и до сих пор является самой популярной и вместе с тем самой ожесточенной спортивной игрой в этой стране).

Выражение концепта - вся совокупность языковых и неязыковых средств, прямо или косвенно иллюстрирующих, уточняющих и развивающих его содержание. Концепт может находить выражение, даже не имея специального словесного обозначения.

Наиболее обширное поле выражения концептов в языке представляет его лексический слой. Но, прежде чем приступить к анализу средств обозначения и выражения концепта «война», необходимо отметить, что существует два основных подхода к изучению взаимоотношения лексики языка и культуры, а именно концептологический и лингвострановедческий подходы. На этом вопросе мы и остановимся более подробно.

Лингвострановедческий подход к языку представляет собой «развернутый комментарий лакун, аллюзий, прецедентных текстов, различного рода коннотаций, понятных только тем, кто говорит на родном языке». Лингвострановедческий подход к слову выражается в виде комментария: то или иное явление аксиоматически квалифицируется как культурно значимое и объясняется с привлечением данных из истории, мифологии, фольклора (Томахин Г.Д., Костомаров В.Г.). В этом смысле особенно важны учебные словари, включающие такие комментарии.

К становлению концептологического подхода привела необходимость проведения лингвокультурологического анализа по принципу от единицы языка к единице культуры и от единицы культуры к единице языка. В рамках концептного подхода рассматривается языковая личность, владеющая опытом человечества, специфическим опытом своего народа и опытом индивидуальным, то есть в центр исследования ставится человек. Поэтому мы признаем приоритет концептного подхода над лингвострановедческим.