История России глазами исследователей

Спустя столетие после Петра вторым импульсом к ускорению исторического развития страны стала, по мысли Белинского, победа в Отечественной войне 1812 года. Это событие нанесло сильнейший удар по костенеющей старине, привело в движение народ и интеллигенцию и придало толчок развитию революционного движения.

С любовью относясь к русскому народу, Белинский полагал, что такие негативные черты как казнокрадство, продажность присущи не самому народу, а бюрократии, чиновничеству, не контролируемому народом. Эти общественные язвы обнаруживаются абсолютно в любом народе и в разные исторические эпохи.

Будучи настоящим патриотом России, Белинский писал: «Россия изжила эпоху преобразования, и для нее настало время развиваться самобытно. Из самой себя. Миновать эпоху преобразования, перескочить за нее, нельзя. Реформа Петра не могла быть случайна. Пора нам перестать казаться и начать быть, пора уважать и любить только человеческое и отвергать все, в чем нет человеческого, будь оно европейское или азиатское. Крепкое политическое и государственное утройство есть ручательство за внутреннюю силу народа. Смирение и любовь суть свойства человеческой натуры вообще».

Современник и соратник Белинского, философ, политик, общественный деятель и издатель Александр Иванович Герцен (1812-1870), вторил ему в оценке эпохи Петра I, видя в царе мощнейший двигатель, ускоряющий движение всего состава. Герцену суждено было увидеть и пореформенную Россию, в отличие от Белинского, и в полной мере осознать роль событий 1812 и 1825 годов в истории революционного движения в России. Собственно говоря, Герцен одним из первых стал мыслить 1812 год как стартовую страницу, первый революционный этап отечественной истории. Герцен видел Россию родиной будущего социализма и тем самым пророчил ей великое историческое будущее благодаря сохранившемуся общинному порядку. Как видим, именно Герцен первым из русских историков осознал, что феодализм и капитализм тормозят развитие страны и становление её как супердержавы. Спустя столетие его пророческие мысли сбылись: расцвет государства Российского наступил именно после Октябрьской социалистической революции, в эпоху Сталина.

Следующий этап в развитии демократической мысли в русской историографии связан с именем Николая Гавриловича Чернышевского (1828-1889). Основываясь на диалектическом методе, философ разработал теорию скачков в историческом развитии, чем внёс неоценимый вклад в историческую науку. Демократический взгляд Чернышеского на историю состоял в том, что основную заслугу в крупнейших и решающих исторических событиях он отводил не лидерам страны (князьям, царям), а народу, упуская из виду, что сами по себе народные массы на то и массы, что кто-то из должен организовать, направить и вести за собой. Таким бесспорным лидером Чернышевский признавал Петра Великого, положившего конец застою, мертвечине, «азиатству» и придавшего новый темп движению страны. Вместе с тем, оценивая значение петровских реформ для внутренней жизни страны, мыслитель говорил, что преобразования начала XVIII века практически не изменили состояние русской нации, они только изменили положение русского царя в кругу европейских государей. Самодержавие и крепостничество по-прежнему существовали и охранялись, а влияние реформы на жизнь было ничтожно Чернышевский Н.Г. Что делать? // Чернышевский Н. Г. ПСС: В 16 т. М., Л., 1939-1953. Т. VII. С. 612.. Изучая диалектику Гегеля, Чернышевский в данном случае плохо усвоил принцип историзма и не понимал, что ни самодержавие, ни крепостничество в XVIII столетии и не могли ничем другим смениться в России, поскольку полностью соответствовали феодальному способу производства.

Подобные взгляды на реформаторскую деятельность Петра высказывал выдающийся русский мыслитель демократического крыла Николай Александрович Добролюбов (1836-1861). «Как ни крут и резок кажется переворот, произведённый в нашей истории реформою Петра. Но если всмотреться в него пристальнее, то окажется, что он вовсе не так окончательно порешил с древней Русью» -- писал философ Добролюбов Н. А. Петр Великий // Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 9 т. М., Л., 1962. Т. 3. С. 334.. Такая оценка петровских преобразований, впрочем, как и других переломных моментов русской истории, обоусловлена у Добролюбова тем убеждением, что историк обязан смотреть на события «с точки зрения народных выгод», должен выяснить, что от них «выиграл или проиграл народ в известную эпоху, где было добро и худо для массы, для людей вообще, а не для нескольких титулованных личностей, завоевателей и тому подобных» Добролюбов Н.А. О выгоде народа // Добролюбов Н.А. Собр. соч. Т. 8. С. 228-229..

Завершая разговор о мыслителях демократического фланга в русской историографии, надо признать, что на протяжении всего XIX столетия они властвовали над умами молодёжи, впитывающей идеи Белинского, Чернышевского и других, тогда как о Хомякове вспоминали немногие.

Одним из талантливых последователей ревоюционеров-демократов был историк-профессионал, профессор Казанской духовной академии и Казанского университета Афанасий Прокопьевич Щапов (1831-1876). Его диссертация «Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII - первой половине XVIII века» впервые в русской историографии рассматривала раскол не столько как церковный сюжет, но прежде всего как масштабную социальную драму, как плод «болезненного страдания раздражённого духа народного». Историк отмечал, что раскол охватил практически все социальные слои русского общества: бояр (князь Хованский, боярыня Морозова), горожан и больше всего крестьян, тысячами убегавших в южные вольные земли или устраивавших акты самосожжения. В оценке церковно-политических сил, действовавших в расколе, Щапов был целиком и полностью на стороне «гениального Никона», ведущего тёмные и косные народные массы к прогрессу.

Такова же была его оценка и петровских преобразований. Давая в целом положительную характеристику фигуре Петра, укрепляющего единство страны и оказавшего благоприятное влияние на русскую историю, Щапов указывал, что именно петровские реформы обеспечили создание в России бюрократического шведско-немецкого, петербургско-губернского, военно-чиновничьего аппарата, которой окончательно перестроил весь русский мир и преобразовал его в шведско-немецкую империю.

Говоря о методологических принципах учёного, положенного им в основание объяснения истории, укажем, что решающее значение он придавал естественнонаучным законам и вообще естественным факторам. Так, он он один из первых заметил, что возвышение и усиление Москвы во многом состоялось благодаля её выгодному географическому положению, позволившему играть решающую роль в деле объединения русских земель.

Всё многовековое развитие русского народа Щапов подчиняет взаимодействию двух основополагающих свойств его национального характера, его нервной организации, обусловленных общими физиологическими и психическими законами. Первое свойство -- умеренность и медленность нервной воспримчивости как следствие холодного климата и предшествующей политической истории. Второе -- большая предрасположенность к живому восприятию напряжённых и сильных новых внезапных, непривычных впечатлений. Следствием первого свойства русского народа историк видел то, что у него развился дух коллективизма, породившего такие формы общественной организации как вече, земская дума и другие. Именно холодный климат Щапов видел одним из главных факторов статичности и замедленности развития допетровской истории Руси. Пётр разбудил второе свойство народа, явивишись таким образом гениальным ускорителем русской истории и главным водоразделом между её двумя основными эпохами: медленной, допетровской, и быстрой, пореформенной.

Одним из первых русских по-настоящему профессиональных историков был Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879), декан историко-филологического факультета Московского университета (1855-1869) и его ректор (1871-1877). Он создал самый крупный во всей русской историографии монументальный труд -- «История России с древнейших времён» в двадцати девяти томах (1851-1879). Причём первые пять томов посвящены событиям до Ивана Грозного, три тома -- царствованию Ивана IV и Смуте, четыре -- события XVII века, шесть -- петровскому времени, одиннадцать -- послепетровской эпохе. В освещении истории XVIII столетия Соловьёву принадлежит первенство. Все предшествующие многотомники русских историков едва доводились до Смутного времени. Другими важными произведениями исорика являются «Взгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого» (1851), «Шлецер и антиисторическое направление» (1857), «Исторические письма» (1858-1859), «Публичные чтения о Петре Великом» (1872), «Прогресс и религия» (1872), «Начало русской земли» (1877-1878). Стремление к обобщенному философскому осмыслению исторического процесса проявилось уже в студенческой работе Соловьева «Феософический взгляд на историю России» (1841).

Мировоззренческой платформой сочинений историка была, прежде всего, гегелевская философия, господствовавшая в умах современников Соловьева. Кроме того -- идеи французских историков О. Тьерри и Ф. Гизо, а также взгляды позитивистких ученых: Г. Спенсер, К. Риттер, Г. Бокль).

Будучи либералом по своим политическим убеждениям, историк был сторонником постепенных реформ и решительным противником революции.

В отличие от большинства своих предшественников, образование русского государства Соловьёв выводил не из династических причин, а полагал в основание процесс смены древних родовых отношений более высокими, государственными. Он считал, что само призвание иностранной династии славянами было обусловлено тем, что их приверженность родовым связям препятствовала выделению из их среды собственных князей, и они призвали их извне. Однако и после образования государства на Руси родовые отношения не исчезли, а продолжали сохраняться, в частности, в особом порядке престолонаследия, называемого Соловьёвым лествичным (от славянского лествица, что значит лестница) -- когда Киевский стол занимали поочерёдно все представители княжеской династии по старшинству. Именно поэтому отцу наследовал не сын его, а старший из братьев. Только победа государственных отношений над родовыми при Иване IV обеспечила появление в Росиии совершенно нового, европейского порядка престолонаследия, когда власть передаётся от отца к сыну.

Как и многие другие историки XVIII и XIX веков, Соловьёв пытался отыскать особенности исторического развития русского народа и усматривал их прежде всего в географических условиях. Каменную и гористую Европу он противопоставляет деревянной и равнинной Руси. Отсюда на Руси особая роль государства, скрепляющая и цементирующая общество. История России, по мнению историка, являет собой сперва оборону леса от степи, а впоследствии -- наступление леса на степь.

По мнению Соловьева, европейская история являет собой прежде всего историю германского и славянского народов. «В начале новой европейско-христианской истории два племени приняли господствующее положение и удерживали его за собою навсегда: германское и славянское, племена-братья одного индо-европейского происхождения; они поделили между собою Европу, и в этом начальном дележе, в этом начальном движении -- немцев с северо-востока на юго-запад, в области Римской империи, где уже заложен был прочный фундамент европейской цивилизации, и славян, наоборот, с юго-запада на северо-восток, в девственные и обделенные природою пространства, -- в этом противоположном движении лежит различие всей последующей истории обоих племен». Русский народ, говорит Соловьев, как народ славянский, принадлежит к тому же великому арийскому племени, племени любимцу истории, как и другие европейские народы, древние и новые, и подобно им, имеет наследственную способность к сильному историческому развитию».

Теория возрастов в историческом развитии народа привела в итоге Соловьёва к убеждению, что современное ему состояние русского народа и всего человечества -- это «больной старик» и что всемирная история внутренне кончилась. «Когда умирал древний мир, говорил историк, было кому его сменить, было кому продолжать делать историю: германцы, славяне» Соловьев С.М. История государства Российского // Соловьев С.М. Соч.: В 18 т. М., 1988. Т. 1. С. 33-34.. Видимо, тем самым давая понять, что умирающему на его глазах миру замены уже нет. Самую яркую, героическую и славную страницу истории русского народа в недалёком будущем, открывшуюся после Великой Октябрьской социалистической революции, в эпоху Сталина, Соловьёв предвидеть не мог.

События времени правления Ивана Грозного Соловьёв справедливо оценивает как прогрессивные в истории России, как утверждение более совершенного государственного начала в борьбе с отмирающим удельным строем. Вместе с тем, считая недопустимым смешение исторического значения героя и личных его качеств, историк выводит Ивана IV в совершенно нелицеприятных красках. Достаточно упомянуть рассказы об убийстве одной из своих жён через утопление в реке, о решении епископов взять на себя вину за аморальные поступки царя и проч.

Эпоха петровских преобразований специально освещается Соловьёвым в «Публичных чтениях о Петре Великом». Жизнь и деятельность Петра рассматривается историком в контексте всего предшествующего исторического развития России и потому перелом, совершённый величайшим русским императором, оценивается как естественный, своевременный этап в развитии единого организма -- России. Уподобляя историю народа человеческой жизни, Соловьёв утверждает, что народный организм, как и любой другой, проходит известные возрасты, от детства до старости. Страстный, чувственный период сменяется рациональной стадией, когда организму потребно обращаться к внешнему опыту. Для России такой переход наступил именно в начале XVIII столетия, двумя веками позже, нежели в Европе. Однако учёный отвергал мнение об историческом отставании России от Запада, признавая вместе с тем, что задержка в переходе к зрелому возрасту связана с обороной от степи, то есть прежде всего с монголо-татарским игом.

В такой оценке личности и деятельности Петра, с одной стороны, всё то, что он сделал, обретает высший смысл, поскольку это было на повестке дня русской истории, русского народа и было ожидаемо, желанно и востребовано государством Российским. Именно в переходные периоды от одной эпохе к другой роль великой личности в судьбе страны обретает невероятно масштабный смысл и значение. «Бывают в жизни народов времена, по-видимому, относительно тихие, спокойные: живется, как жилось издавна, и вдруг обнаруживается необыкновенное движение, и дело не ограничивается движением внутри известного народа, оно обхватывает и другие народы, которые претерпевают на себе следствия движения известного народа. Человека, начавшего это движение, совершающего его, человека, по имени которого знают его потомки, -- такого человека называют великим… исторические личности яснее других сознают потребности времени, необходимость известных перемен, движения, перехода, и силою своей воли, своей неутомимой деятельности побуждают и влекут меньшую братию, тяжелое на подъем большинство, робкое перед новым и трудным делом». «Таким образом, -- резюмирует Соловьев, -- великий человек является сыном своего времени, своего народа <…> он высоко поднимается как представитель своего народа в известное время, носитель и выразитель народной мысли; деятельность его получает великое значение, как удовлетворяющая сильной потребности народной, выводящая народ на новую дорогу, необходимую для продолжения его исторической жизни». «Только великий народ, -- подчеркивает историк, -- способен иметь великого человека; сознавая значение деятельности великого человека, мы сознаем величие народа».

Настоящим художником в исторической науке явился Николай Иванович Костомаров (1817-1885). Его знаменитое произведение «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» -- подлинный шедевр, воплощающий стройное изложение, яркость сюжетов и красоту языка. Перу выдающегося ученого принадлежат также различные сочинения, посвященные конкретным темам или персоналиям: «Богдан Хмельницкий», «Очерки торговли Московского государства», «Бунт Стеньки Разина», «Очерки домашней жизни и нравов великорусского народа», «Мысли о федеративном начале в Древней Руси», «Северо-русские народоправства», «Смутное время Московского государства», «Последние годы Речи Посполитой», «Начало единодержавия на Руси», монографии по истории Украины после Богдана Хмельницкого, серия жизнеописаний русских исторических деятелей и много других работ.

Одним из решающих факторов истории Костомаров считал этнический признак. Так, во время удельной раздробленности Руси он выделял целых шесть народностей: южно-русскую, новгород-северскую, новгородскую, псковскую, белорусскую, великорусскую. Для великоросса характерны начало дисциплины и единодержавие, соответствующие его природе. А для украинцев и новгородцев эти начала совершенно неприемлемы. Ни до, ни после воссоединения с Россией Украина не хотела знать ни царя, ни господина: «А хотя и был царь над нею, но чуждый, и хотя были дворяне, а чужие, а хотя из украинской крови эти выродки, однако они не оскверняют своими устами украинского языка и сами себя не называют украинцами… Истинный украинец, будет ли он происхождения простого или дворянского, должен не любить ни царя, ни господина, а должен любить и помнить одного бога Иисуса Христа» Зайончковский П.А. Кирилло-Мефодиевское общество // Труды Историко-архивного института. М., 1947. Т. III. С. 18..

Развитие и укрепление единодержавного зерна в русской истории Костомаров связывал с монгольским завоеванием. Русь, покорённая монголами, стала их военной добычей и собственностью, а все русские люди от князя до холопа -- их рабами. И в этом-то рабстве Русь и нашла то единство, до которого не могла подняться в мирное время. Окончательную победу самодержавия в борьбе с удельно-вечевым строем обеспечили Иван Грозный и Борис Годунов. Однако на юге России, где искони проживало более демократическое русское племя, оставался уголок, откуда на протяжении последующих десятилетий буродажили Русь вольные люди, казаки -- запоздалое отцветие русское жизни: «Оно не могло произвести ничего, кроме эпохи Стеньки Разина -- кровавой, громкой, блестящей, приведшей в ужас…» Костомаров Н.И. История России в лицах // Костомаров Н. И. Собр. соч.: В 8 т. СПб., 1903. Т. II. Кн. 1. С. 411-412..

Ярким событием в русской исторической науке стало появление в 1869 году книги Николая Яковлевича Данилевского (1822-1885) «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому». Духовный наследник славянофилов, выдающийся русский философ одним из первых, ещё за полстолетия до Освальда Шпенглера сформулировал учение о культурно-исторических типах. По его мнению, жизнь каждого из них можно рассмотреть в разрезе нескольких видов деятельности: религиозной, культурной, политической и общественно-экономической. Противополагая Россию Европе, Данилевский доказывал, что славяно-русский тип самый лучший, самый полный, намного превосходящий западноевропейский исторический тип. Ему присущи терпимость и ненасильственность, проявившиеся уже в мирном принятии и распространении христианства. «Славянские народы, -- пишет Данилевский, -- самою природою избавлены от этой насильственности характера, которую народам романо-германским, при вековой работе цивилизации, удается только перемещать из одной сферы деятельности в другую». Причем психический строй славян в большей мере соответствует христианской морали, чем европейцев. У славян коллективное начало доминирует над индивидуальным и личным; их важнейшие качества -- благость, справедливость и чистота.

Более того, и это не менее важное, наш тип намного моложе западного: ведь каждый культурно-исторический тип, подобно любому живому организму, не вечен и проходит в своём развитии те же стадии, что и человек. Мы на четыреста-пятьсот лет моложе романо-германцев. «История, -- считает мыслитель, -- говорит то же самое о народах; и они нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют, умирают -- и умирают не от внешних только причин». Народы, достигшие уровня исторической жизни, обладают характерными узнаваемыми и отличимыми от других чертами. Они представляют собой определенные культурно-исторические типы, или цивилизации. В основании каждой цивилизации лежат несколько платформ. Религиозная -- народное мировоззрение; государственно-политическая -- отношения людей между собой; экономическая -- отношения между людьми через условия пользования предметами внешнего мира; культурная -- наука, философия, техника, отношения человека к внешнему миру. Так вот Запад представляет собой дряхлеющего старика, изживающего свое существование, тогда как русский народ пребывает в самом расцвете сил и лет, чем и вызывает патологическую боязнь и ненависть Европы. «Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки. Европа видит поэтому в Руси и Славянстве не чуждое только, но враждебное начало». В основании этой вражды, по убеждению философа, лежат племенные антипатии, бессознательное чувство, исторический инстинкт.

Славянство теперь входит в период своей высшей зреслости и вполне готово к созданию своего собственного культурно-исторического типа. Это один из важнейших вопросов, стоящий на повестке дня всемирной истории. Решение этой задачи вкорне изменит весь ход мировой истории. Выработка славянством собственной цивилизации является условием его дальнейшего исторического существования. Данилевский пророчествовал, что будет создана новая цивилизация со столицей в Царьграде. Если этого не произоидет, славяне, подобно многим прочим этносам, превратятся в этнографический материал и будут поглощены и ассимилированы романо-германской культурой и лишены исторической перспективы.

Русский учёный полагал, что высшее духовное развитие каждой нации следует за подъемом ее политического могущества. Так, духовные подвиги русского народа всегда были следствием его военных побед в прошлом, а грядущее создание славянской супердержавы со столицей в Константинополе будет реализацией всемирной освободительной миссии России.

Каждому культурно-историческому типу, считал Данилевский, соответствует тот или иной тип государствнного устройства: на Западе в результате революций утвердился конституционный строй, русский же тип мог произвести на свет только самодержавие. И переносить в Россию революционные или конституционные идеи -- всё равно, что заставить рыбу дышать лёгкими, говорил философ. В данном случае ограниченность его взгляда состояла в непонимании того факта, что революции не являются чем-то привнесённым, а вырастают изнутри народной жизни и являются следствием развития буржуазных отношений в недрах феодализма. За полвека до русской революции русский ученый этого ещё не увидел.

Идеи Данилевского развил выдающийся русский мыслитель, ученый, писатель, дипломат Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891), творец концепции «русского византизма». Его важнейшие труды: «Византизм и славянство», «Записки отшельника». Принимая методологический принцип культурно-исторических типов, философ выделяет новый тип, византизм, которого не было в классификации Данилевского. Вернее сказать, Леонтьев замещает византизмом славянство и ставя во главу новой цивилизации русский народ, формулирует докрину русского византизма. «Византизм, -- говорит мыслитель, -- есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятные начала и свои определенные в истории последствия».

Срок жизни культуно-исторического типа, цивилизации -- 1000-1200 лет. Византизм возник в IV столетии, его отцом является Константин Великий. Погибла эта цивилизация в 1453 году, прожив более 1100 лет. «Германство», европейская цивилизация родилась в IX веке при Карле Великом и достигла расцвета в XV-XVII веках, во многом благодаря импульсу византизма, достигщему западных стран вследствие переселению туда лучших носителей философской и художественной культуры. Эта же волна была воспринята и в России, и не только в культурном, но и в государственом и религиозном аспектах. Монархическая составляющая византизма была даже усилена; теория «симфонии властей» была вытеснена идеей самодержавия. «Монархическое начало является у нас единственным организующим началом, главным орудием дисциплины».

Византизм, полагает Леонтьев, выше славянства. Последний еще не дорос до организации в цивилизацию. «До сих, -- признается философ, -- мы этих общих и своих всемирно-оригинальных идей, которыми славяне бы отличались от других наций и культурных миров, не видим. Мы видим вообще что-то отрицательное, очень сходное с романо-германским, но как-то жиже, слабее все, беднее <…> славянство есть, и оно численно очень сильно; славизма нет, или он еще очень слаб и неясен». Леонтьев убежден, что самобытное культурное существование славян возможно только с мощной Россией, а условием силы России является византизм, проявившийся преимущественно в русском самодержавии.

Ещё одним последователем славянофильского учения был Константин Николаевич Бестужев-Рюмин (1829-1897), заведующий кафедрой русской истории Петербургского университета. Основные его сочинения: «О составе русских летописей до конца XV века» и «Русская история» в двух томах, в основу которой лег его университетский курс лекций. Позиция ученого являла собой некоторое примирение крайностей славянофильского и либерально-западнического течений; он подвергал критике теорию однонаправленности исторического процесса. Бестужев-Рюмин, пободно многим мыслителям XIX столетия, чаял грядущий взлет и расцвет славянства под знаменем православной веры и во главе в Россией в виде федерации. В отличие от ранних славянофилов, историк справедливо давал высокую оценку политике Петра Великого, утверждая, что она обеспечила научно-техническое, культурное и умственное развитие России.

Одним из крупнейших представителей государственной теории в русской историографии был Борис Николаевич Чичерин (1828-1904).

Основные позиции данной теории состоят в следующем:

Признание органического, закономерного развития русского народа от родовых отношений к государственным.

Формально-юридическая периодизация этой эволюции: кровнородственное право, вотчинное договорное право, частное право, публичное право (государство).

Инертность русского народа, преодолеваемая силой государства.

Государство -- движущая и единственно могущественная сила в стране, в интересах обороны закрепостившая в XVI-XVII веках все сословия.

Чичерин утверждал, что развитие всех народов подчиняется общим законам, и различия могут состоять лишь в темпах и особенностях развития. Так, факторами, замедляющими развитие русского этноса, были огромные пространства и редкость населения. Эти природные условия, в свою очередь, обусловили одну из важнейших особенностей русской истории, когда «государство организовывалось сверху, действием правительства, а не самостоятельными усилиями граждан» Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858. С. 380-381..

Подобно другим народам, славяне в древности проходили период мелких союзов, «родовых и общинных», которые «управлялись сами собою выборными или наследственными старшинами». Русские, как и западные народы, также проходят через период земских соборов. Позже, к началу XVIII столетия, родовые и гражданские отношения в России стали отмирать и с необходимостью должны были быть сменены государственными отношениями. Человеком, возглавившим этот процесс, стал Петр Великий. В его лице страна обрела «великого зодчего, которому суждено было осуществить настоятельные требования общества, озарить светом разума деятельность государства, собрать рассыпанную храмину в единое стройное здание» Там же. С. 386..

В истории русского народа Чичерин выделял три периода: кровнородственный союз, гражданское общество и государство. В соответствии с этими вехами истории развитие общины историк также разделил на три стадии: патриархальная, владельческая и государственная.

Одной из крупнейших фигур в русской историографии второй половины XIX -- начала XX столетия является ученик С.М. Соловьева, историк-профессионал Василий Осипович Ключевский (1841-1911), декан историко-филологического факультета Московского университета (с 1879), дважды академик Академии наук (по разряду истории, 1906 и по изящной словесности, 1910). Результатом его магистерской диссертации, посвященной житиям русских святых, стало его убеждение в том, что жития святых, как правило, совершенно не соответствуеют собственно биографии канонизированных людей. Это привело к разочарованию историка в церковной публике, бывшей объектом его первого научного опуса. Поэтому его докторская диссертация «Боярская дума в древней Руси. Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества» (1882) была посвящена сугубо светским сюжетам. Важным заключением этого фундаментального труда стало понимание историком того, что эволюция государственных учреждений на Руси определялась историей общества.

Пожалуй, самым капитальным произведением Ключевского стал его «Курс русской истории» (1904-1910), читаемый им в московском университете после С.М. Соловьева, с 1879 года, и опубликованный в начале XX века. Курс состоял из пяти частей и доводил изложение событий русской истории до первой половины XIX века. Подобно Соловьеву, Щапову и Боклю Ключевский придавал большое значение природному фактору в объяснении исторических процессов. Он говорил, что природа страны немало поработала над своеобразием русского экономического строя и национального характера. Однако природные условия, по мнению историка, всегда взаимодействуют с другими социально-экономическими и политическими факторами. Причем экономические и политические условия могут даже заставить людей пренебречь выгодами, которые им сулит природа. Другими ваными произведениями историка были «Происхождение крепостного права в России» (1886) и «Состав представительства в земских соборах древней Руси» (1890-1892).

Свой подход к изучению истории сам Ключевский именовал «исторической социологией», которая занимается «историческим строением общества, организации людских союзов, развития и отправления их отдельных органов». Основная задача исторической социологии -- выяснение исторических сил, с помощью которых «случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складывались в стройные и плотные общества, живущие целые века».

По мнению Ключевского, основными историческими силами являются личности, общество и природа. Внимание ученого в большей мере было сконцентрировано на изучении масс и учреждений, а не личностей. Историк отмечал, что в основании исторических процессов лежат биологические. В начале исторического пути человечества природная среда имеет большое влияние, которое постепенно ослабевает по мере развития цивилизации.

Историческую жизнь России Ключевский разделяет на четыре периода. Первый период (VIII-XIII века) -- «днепровская, городовая, торговая» Русь. Второй период (XIII - середина XV века) -- «верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая». Третий период (середина XV -- второе десятилетие XVII века) -- «великий московский, царско-боярский, военно-земледельческий». Четвертый период (начало XVII -- середина XIX века) -- Россия «всероссийская, имперско-дворянская, с крепостным хозяйством, земледельческим и фабрично-заводским».

На протяжении всей русской истории, по мнению историка, мы видим антагонизм природы и культуры, вопрощенных соответственно в Азии и Европе. Россия же, находясь между ними, есть «переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой, но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее в Азию или в нее влекли Азию».

В целом историософская линия Ключевского противостояла, с одной стороны, славянофильству, утверждавшему в древнерусской истории единство народа с государством; с другой стороны -- марксизму с его теорией классовой борьбы; в третьих -- народничеству, отрицавшему в русской истории наличие капиталистического начала.

Одной из ведущих сил отечественной истории Ключевский признавал колонизацию. Он даже говорил, что «история России -- это история страны, которая колонизуется». Огромные просторы, осваиваемые восточнославянским этносом, обеспечивали бурное экономическое развитие, смену родов деятельности, объединение великорусского племени в одно целое. Колонизация стимулировала центростремительные силы, способствовала распространению единого государства на обширные новые территории. Объединив все русские земли в сильное государство, Москва обеспечила необходимые условия для формирования абсолютной монархии. Но «поскольку государь и бояре не могли обойтись друг без друга, но и ужиться вместе были не в состоянии, они попытались разделиться -- жить рядом, но не вместе» Ключевский В.О. Курс русской истории // Ключевский В.О. Соч. В 3-х тт. - М., 1996. Т. 2. С. 181.. Так объяснял Ключевский разделение страны при Иване Грозном на опричнину и земщину, понимая опричный террор как плод чересчур пугливого воображения царя, который, зажмурившись, размахивал дубинкой и бил ею всех подряд, не отличая правого от виноватого. Оценивая события эпохи первого русского царя, историк не осознавал в полной мере исторической необходимости опричнины как пусть и горького, но лекарства от боярского сепаратизма и удельной раздробленности страны.

Идеалом самодержца для Ключевского был второй царь из династии Романовых -- Алексей Михайлович, наречённый в народе Тишайшим. Являя собою образ кротости и набожности, этот царь представлялся историку образцом правителя: «У царя Алексея все мило, многоречиво, иногда живо и образно, но вообще все сдержанно, мягко, тускло и немного сладковато… Склад его ума и сердца с удивительной точностью отражался в его полной, даже тучной фигуре, с низким лбом, белым лицом, обрамленным красивой бородой, с пухлыми румяными щеками, русыми волосами, с кроткими чертами лица и мягкими глазами… В церкви он стоял иногда по пяти и по шести часов кряду, клал по тысяче земных поклонов, а в иные дни и по полторы тысячи. Это был истовый древнерусский богомолец…» Там же. Т. 3. С. 322, 328.

В противовес Алексею Михайловичу заслуги перед Россией его сына, Петра Великого, Ключевский рисовал куда как в более скромных красках. Он вообще не рассматривал реформы Петра как главный исторический рубеж в отечественной истории и утверждал, что бурные события петровского времени вообще являлись «скорее потрясением, чем переворотом». Хаотичность преобразований, проводимых Петром, Ключевский объяснял отсутствием политического сознания у царя, который ощущал смутно и бессодержательно лишь беграничность своей власти, что в итоге вылилось в тот драматичный для судьбы России факт, что «Петр делал историю, но не понимал ее». Более того, историк одним из первых увидел классовый характер преобразований начала XVIII столетия, говоря, что «реформа Петра вытягивала из народа силы и средства для борьбы господствующих классов с народом» Ключевский В.О. Курс русской истории // Ключевский В.О. Соч. В 2-х тт. - М., 1996. Т. 1. С. 392.. Всю историю XVIII века он рассматривал как процесс завоевания дворянством доминирующей позиции в обществе. Он утверждал, что если в XVII веке государство правило народом с помощью дворянства, то в XVIII столетии дворянство, превратившееся в паразита и эксплуататора, стало править народом с помощью государства. В этом взгляде Ключевский подходит к ленинскому определению государства как машины для эксплуатации одного класса другим. Вместе с тем ограниченность классового подхода к осмыслению событий эпохи Петра Великого не позволили историку в полной мере осознать решающее значение грандиозной фигуры первого русского императора, осуществившего судьбоносный поворот русской истории.

Конец XIX столетия дал русской культуре много замечательных имен. Одно из значительных мест в этом ряду принадлежит выдающемуся русскому философу Владимиру Сергеевичу Соловьеву (1853-1900), сыну историка С.М. Соловьёва, оставившему много интересных рассуждений в области истории. Несмотря на то, что у философа нет отдельного труда, посвященного философии истории, историософская проблематика содержится в его известных сочинениях «Философские начала цельного знания», «Чтения о Богочеловечестве», «Оправдание добра. Нравственная философия», а также в таких работах, как «Наицональный вопрос в России», «Из философии истории», «Руководящие идеи «Исторического обозрения», «Византизм и Россия», «Китай и Европа» и др. В основании философско-исторических построений лежат у Соловьева как онтологические и космологические постулаты, так и этико-политические тезисы.

Поскольку основу философских построений мыслителя составляло религиозное начало, то и историческая жизнь для него -- всего лишь отражение высшей реальности, ее производная, движение к всеединству с Богом: «исторический процесс есть долгий и трудный переход от зревочеловечества к богочеловечеству…». Во всемирной истории Соловьев выделяет следующие эпохи. Древняя, когда экономическая, политическая и религиозная жизнь общества не разделена. Вторая эпоха -- западная цивилизация, начавшаяся с появлением христианства. «Западная цивилизация по общему своему характеру представляет только второй, переходный фазис в органическом процессе общества…». Третья эпоха -- появление на исторической сцене России и славянства. Ее историческое призвание -- религиозное, так как новая эра есть результат откровения божественного мира.

Мыслитель дает высокую оценку личности Ивана Грозного, который был, по его мнению, самым ярким носителем самодержавной власти в русской истории. Однако в едином монархическом управлении соединялись два противоположные идеала: христианский идеал царя как земного олицетворения и орудия божественной милости и правды; языческий идеал властелина как нравственно не ограниченной силы. Центром внимания Соловьёва была проблема взаимоотношения церкви и государственной власти. Он утверждал, что главным делом Русской православной церкви было создание всевластного государства. При Иване IV и его предках церковь была полностью зависима от государя. После него, с учреждением в 1589 году патриаршества и регентства патриарха Филарета при его юном сыне церковники начинают поднимать голову и претендовать на власть, сопоставимую с царской. Высшей точкой этой претензии стало патриаршество Никона. Важным рубежом на этом пути был Московский собор, состоявшийся при патриархе Никоне в 1667 году и утвердивший понятие о церкви как функции государственного организма. Плодом «никонианского клерикализма» стал церковный раскол. Именно такое понимание церкви привело к осуждению как патриарха Никона, с одной стороны, заявившего претензии на независимую власть, так и старообрядцев, с другой стороны, видящих себя хранителями отечественного предания.

Укрепление и утверждение роли церкви как элемента государственной машины состоялось при Петре Великом, что прекрасно понимал и оправдывал Соловьёв. До Петра, говорил он, народ был обречён на духовное бесплодие из-за отделения России от прочего мира и уклонения от вселенского христианского пути: «Пребывание в самодовольной замкнутости лишало эти силы всякого применения», необходимо было «сломать стену, отделявшую Россию от человечества, разрушить умственный и жизненный строй, основанный на языческом обособлении». Это и осуществил Петр Великий. Несмотря на то, что, по мнению Соловьева, Петр не имел чёткого представления об окончательной цели проводимых реформ, он своей гениальной интуицией государственного мужа чувствовал, что именно нужно делать, и в итоге избавил страну от «пребывания в самодовольной замкнутости». «При всех своих частных пороках и дикостях он был, -- настаивает мыслитель, -- историческим сотрудником Божиим, лицом истинно-провиденциальным или теократическим».

Религиозное объяснение истории каждого народа философ постулировал возможностью всего двух путей развития: языческого пути самодовольства, коснения и смерти и христианского пути самосознания, совершенствования и жизни.

Величайшая миссия Петра как раз и состояла в том, что он свернул Россию с первого пути на второй, писал Соловьев. Петровские преобразования положили начало глубокому проникновению общечеловеческой христианской культуры на русскую почву, а также заставили критически относиться к своей общественной деятельности. Кроме того, царь изменил и национальное сознание русского человека, заставив поверить в то, что все народы являются равноправными членами человечества.

Сложно говорить о единой системе историософии Соловьева, но можно указать на доминирующие темы, в которых производится философское осмысление истории. История понимается им как органический процесс развития, или процесс нравственного совершенствования, организации добра. Носителем, субъектом исторического процесса выступает человечество. История продолжает космогонический процесс, но при этом обладает другим смыслом: в истории происходит единение мира и возвращение его к сверхсущему, Абсолюту, Богу. Поэтому история есть для Соловьева процесс богочеловеческий. В самом субъекте истории, т. е. в совокупном человечестве, это отражается в изменении религиозного сознания. Так история предстает как смена религиозных эпох. Развитие общества также проходит несколько этапов, чему соответствуют история родового строя, история национально государственная и история всемирная.

В своих произведениях Соловьев формулирует основные посылки историософского подхода: признание религии (христианства) в качестве основной движущей силы исторического процесса, деление народов на исторические (разделяющие прогрессивные в историческом смысле религиозные идеи) и неисторические (все прочие), допущение целесообразности и определенной направленности самого исторического процесса и, соответственно, возможности его завершения (эсхатологии), критика понятия «исторический факт».

В русской истории Соловьев выделяет «три великие вопроса», в решении которых и состоит религиозное предназначение русского народа: польский, или католический, восточный, или славянский и еврейский. Польша является авангардом католического Запада в борьбе против России, и до тех пор, пока это противостояние будет иметь место, русско-польские отношения будут напряженными. Исламская цивилизация, по убеждению, философа, лишена исторического будущего и вряд ли может конкурировать с Западом: «… наш восточный вопрос есть спор первого, западного Рима со вторым, восточным Римом, политическое представительство которого еще в XV веке перешло к третьему Риму -- России, -- пишет Соловьев». Первый Рим пал в следствие самообожествления. Второй Рим -- Константинополь -- из-за того, что христианство здесь было лишь внешним покровом по сути языческой жизни. Гибель Византии стала мощным катализатором формирования исторического сознания русского народа, осознания духовной и политической преемственности двух православных держав.

Историческая миссия России состоит в примирении Востока и Запада. Эту задачу больше других осознал и начал реализовывать Петр. «Что реформа Петра Великого могла успешно совершить и создать новую Россию, -- говорит философ, -- это одно уже показывает, что Россия не призвана быть только Востоком, что в великом споре Востока и Запада она не должна стоять на одной стороне, представлять одну из спорящих партий, -- что она имеет в этом деле обязанность посредническую и примирительную, должна быть в высшем смысле третейским судьею этого спора». Примирение это должно состоять как в культурном, так и в религиозном смысле. Иными слова, религиозная миссию России -- прежде всего в воссоединении церквей, католичества и православия в единое христианство. Смысл русской истории, по убеждению мыслителя, состоит в том, чтобы полностью, действительно, внутренне и свободно принять духовные начала, господствующие в западной культуре и создать в результате этого единую всемирную христианскую империю.

Российским историком монархической направленности был Лев Александрович Тихомиров (1852-1923), жизненный путь которого был полон драматических коллизий. В молодости он принимал активное участие в революционном движении, был членом Исполнительного Комитета партии «Народной Воли», организовавшей убийство императора Александра II, редактировал партийные газеты и был автором был автором «Письма Исполнительнаго Комитета» императору Александру III. Позже он меняет свои политические взгляды на противоположные, пишет много статей чисто монархического направления, издает брошюры и книги, сотрудничает в «Московских Ведомостях», а затем становится их редактором и издателем. Самые значительные произведения ученого: «Религиозно-философские основы истории» и «Монархическая государственность». Им также написаны: «Начала и концы», «Духовенство и общество в современном религиозном движении», «Конституционалисты в эпоху 1881 года», «Демократия либеральная и социальная», «Единоличная власть, как принцип государственного строения» и другие сочинения.

Тихомиров -- первый русский мыслитель, разработавший учение о русской государственности, о ее сущности и условиях ее действия и первый крупнейший идеолог русской национальной идеи. Концентрация усилий мыслителя была нацелена на выработку концептуальных основ русского самодержавия. Он утверждал, что государство -- естественный союз нации. «Единственное учреждение, -- пишет он, -- способное совместить и свободу и порядок -- есть государство» («Рабочие и государство, СПб., 1908. С 34). Ученый детально прописал антропологические основание возникновения и исторической эволюции государственных форм. По его убеждению, государство есть реализация одного из мощных инстинктов человека -- общественности, и более того, является высшей формой общественности. Общественность эволюционирует от союзов семейных и родовых к союзам сословным, а с развитием человеческих потребностей и интересов дорастает до возникновения высшей силы, объединяющей все социальные группы общества, -- государства.

Развитию государства и действию верховной власти с учетом сопутствующих им исторических условий посвящен капитальный труд ученого «Монархическая государственность». В одном из очерков книги, «Русская государственность», Тихомиров характеризует Россию как страну с особо благоприятными условиями для выработки монархической верховной власти. В древней Руси, среди племен, образовавших собственно Русскую Землю, и до начала государственности и в эпоху ее организации, существовали зародыши всех форм власти: демократической, аристократической и монархической. Оба первые начала местами имели тенденцию вырасти в значение Верховной власти, но общая совокупность условий дала решительную победу царской идее.

По мнению Л.А. Тихомирова, «русская монархия своими первоначальными корнями связана с наиболее первобытным родовым языческим строем, а косвенными условиями возникновения -- с Империей Римской; могущественными и прямыми влияниями она связана с христианством и Византийским самодержавием; а окончательно сложилась в эпоху огромного внешнего влияния на нас Монгольского востока, а затем в борьбе с аристократически-польским строем. По завершении же эволюции в этихъ сложных условиях наша монархия подверглась всей силе влияния западно-европейских идей, как монархических, так и демократических, одновременно с чем получила своей задачей устроение огромной Империи, составленной из весьма различных обособленных народностей, перейдя наконец в эпоху усиленного промышленного развития, до чрезвычайности осложнившего задачи государства» Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. Репринтное изд. СПб.: Российский Имперский Союз-орден, 1992. С. 211..

Однако сама монархия, по мнению историка, родилась из христианских идеалов жизни и из Византийского влияния, шедшего рядом с проповедью христианства. Автор приводит в очерке слова архиепископа Никанора Одесского о государственных заслугах церкви в России: «Рюрик с братьями принесли с собою собственно не государственное, а семейное и родовое удельное начало, которое должно было скорее раздробить, чем сплотить русский народ. Вот тут-то и началась благотворная миссия святой православной церкви для русского народа и государства». Положив много в исследовании государственно-церковных отношений в России, Тихомиров одним из первых подробно описал роль русской церкви в строительстве государства. А именно: «Православная церковь принесла на Русь из православной Византии идею великого князя как Богом поставленного владыки, правителя и верховного судью подвластных народов, идею государства. Церковь утвердила единство народного самосознания, связав народы единством веры... церковь перенесла на Русь грамоту и культуру, государственные чины и законы византийского царства. Единственно церковь была собирательницею разрозненных русских княжеств. Церковь выпестовала, вырастила Московская князя сперва до великокняжеского, а потом до царского величия». Историк особо подчеркивает, что церковно-византийское влияние было тем могущественнее, что упало на младенческую почву зарождающейся Руси сразу, «в наиболее сильных и созревших формах» Там же. С. 223..

Именно влияние византийской христианской доктрины принесло России идею самодержавной монархии. Христианское воззрение на власть, на Руси, говорит он, развивалось церковью чище и последовательнее, чем где бы то ни было, именно потому, что православие явилось к нам не в процессе раскрытия, а уже вполне выясненным. «Светлый идеал, который носился над страной в виде самодержца, -- пишет Тихомиров, -- вовсе не был только выводом политической доктрины Византии. Он вытекал из источников более глубоких: из христианского понимания общих целей жизни. Он соответствовал не одним целям концентрации сил страны для внешней борьбы, или для поддержания внутреннего порядка, но вообще целям жизни, как их понимал русский человек, проникнутым христианским миросозерцанием» Там же. С. 226..