Учреждения юстиции и правоохранительные органы Карачая в 1917-1943 гг.

Жертвами репрессий стали руководители и специалисты хозяйственного звена управления. В их числе оказались работники горнодобывающей (золотодобывающей и угольной) промышленности - Тищенко, Оболенский, Чечетко и др.⁴⁵⁷ Сотрудники НКВД действовали по прямому указанию партийного руководства области, которая выявляла «вражескую работу» на золотых приисках Уруп и Кизильчук, разоблачая специалистов, управленцев во вредительском «свертывании золотодобычи в Карачае»⁴⁵⁸.

Еще в 1936 г. бюро Карачаевского обкома партии обсуждало на своем заседании вопрос «О вражеской подрывной работе в Карачаевском военно-конном заводе». Вредителями были объявлены начальник конезавода, главврач, начальник отдела земледелия и механизации начальник коневодческой части и др. Именно бюро обкома поручило НКВД «принять немедленные меры к изъятию бандитской шайки»⁴⁵⁹

Как видим, ни о какой самостоятельности действий чекистов в отношении управленческих кадров речь не шла, а речь шла о реализации прямых указаний партийного аппарата. Такая картина наблюдалась практически на всех уровня принятия политических решений.

Именно партаппарат, опиравшийся на карательную машину, являлся главным компонентом механизма репрессии. И именно на нем лежала ответственность за кадровый дефицит на всех уровнях и во всех отраслях управления. К концу 1937 году сложность ситуации в этом плане приняла такие масштабы, что в дело вынужден был вмешаться Орджоникидзевский (Ставропольский) крайком партии, принявший специальное постановление по кадровой проблеме в Карачаевской АО. Сам обком партии признавал нехватку специалистов-управленцев для полноценного восполнения образовавшихся вакансий⁴⁶⁰.

В середине 1938 г., когда волна репрессий несколько спбла, партийное руководство области признало «перекосы», в результате которых «сажали честных людей и составляли на них контрреволюционные дела». Сообщалось, что за полтора года из колхозов было изгнано 1070 чел., из рядов партии - 250 чел., из членов ВЛКСМ - 350 чел.⁴⁶¹

В рассматриваемые годы жестокий удар карательной машины сталинизма пришелся по культурной отрасли изучаемого региона. Тяжелые испытания пережила тонкая прослойка формирующейся национальной научной интеллигенции. В июне 1937 г. по обвинению во «вредительстве» органы НКВД арестовали Айтека Идрисовича Батчаева⁴⁶². Он первым из числа карачаевцев окончил Московскую сельскохозяйственную академию им.Тимирязева («Тимирязевку»), одно время был прокурором Карачаевской АО, а в 1932 г. первым возглавил Карачаевский научно-исследовательский институт (КНИИ). Ему вменяли в вину абсурдные преступления типа плана отделения Карачая от СССР и перехода «под протекторат одной из капиталистических стран»⁴⁶³. В том же году он был расстрелян⁴⁶⁴.

Ведущий карачаевский историк-этнограф и яркий публицист Ислам Хаджи-Бекирович Тамбиев, в 1935-1936 гг. также возглавлявший КНИИ, повторил печальную участь своего предшественника⁴⁶⁵.

В том же 1937 году был расстрелян третий по счету директор КНИИ - Маджид Халилов, которого обвиняли в «связи с бандитом Курджиевым», недонесении на контрреволюционеров⁴⁶⁶.

Научный сотрудник того же института, один из старейших деятелей просвещения Иммолат Шогаибович Хубиев также подвергся казни⁴⁶⁷. Другой научный сотрудник (а впоследствии и директор) КНИИ Хамид Оразович Лайпанов обошелся тюремным заключением в несколько месяцев, которые провел там за «недонесение на врага народа» и «хранение контрреволюционной литературы»⁴⁶⁸. Некоторое время провел в заключении и способный ученый-филолог Хаджи-Ахмат Магометович Байрамкулов⁴⁶⁹.

Тяжелые потери понесла сфера просвещения горских народов (и, конечно, не только их). Организатор и первый руководитель системы народного образования советского Карачая (1921) Тохтар Шогаибович Биджиев был арестован в 63-летнем возрасте и умер в заключении⁴⁷⁰.

С поста руководителя отдела народного образования КАО был смещен и репрессирован упоминавшийся И.Х.-Б.Тамбиев, а затем и его преемник на посту заведующего облОНО Якуб Джабаккуев, обвиненный в помощи «врагам народа»⁴⁷¹, «буржуазном национализме», участии «в контрреволюционной организации и осужденный на 10 лет постановлением «тройки» УНКВД по Орджоникидзевскому краю 8 декабря 1937 г.⁴⁷²

Бывший глава облОНО (1926-1928), впоследствии директор Карачаевского педрабфака Исмаил Каракетов и директор Карачаевского педагогического техникума Локман Абазалиев в 1937 г. также были ошельмованы⁴⁷³, а затем репрессированы. Жертвами репрессий стали и другие организаторы просвещения, в разное время возглавлявшие облОНО - Зулкарнай Бегеулов (1928-1930), Мусса Кущетеров (1933-1934), Локман Койчуев (1934-1935)⁴⁷⁴.

Зам. начальника УНКВД по Карачаю В.Удов обвинял работников образования в «буржуазном национализме», в желании «вытравить из наших школ русский язык, культивировать, воспитывать у подрастающего поколения национальную неприязнь, готовить в советских школах идейных врагов советской власти»⁴⁷⁵.

С начала 1937 г. до середины 1938 г., как потом признавалось официально, в качестве «врагов народа» из школ Карачая было «без всякого основания» изгнано 97 учителей⁴⁷⁶, что было большим ударом по кадрово-педагогическому потенциалу автономной области.

Репрессиям подвергались и мастера национальной литературы. Аресту в 1938 г. подвергся талантливый поэт, член Союза писателей СССР Азрет Локманович Уртенов, который вышел на свободу в 1950-е гг. и вскоре умер⁴⁷⁷.

Жертвой репрессий в 1930-е гг. стал член Союза писателей СССР Асхат Басиятович Биджиев - автор учебных пособий «Знания», «Скотовод», «Новая жизнь»; известен также своими переводами на карачаевский язык целый ряд произведений русских классиков (И.А.Крылова, А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, А.М. Горького). Долгие годы он провел в застенках, из которых также вышел лишь в начале 1950-х гг. и вскоре умер⁴⁷⁸.

Не обошли преследования и сферу журналистики и печати. Были арестованы бывший редактор журнала «Революция и горец» Ахмат Исламович Бегеулов, журналисты Ислам Абул_Керимович Хубиев (Карачайлы), Максуд Халилов, Магомет Кипкеев, директор облнациздата Али-Солтан Гербеков и др.⁴⁷⁹ В числе жертв были и те, кто наиболее активно выступал за уничтожение национальных обычаев своего народа⁴⁸⁰.

В ходе репрессивных действий властей, реализуемых через органы правопорядка, следует отметить антирелигиозные преследования. В компетенцию органов юстиции и правоохранительных структур входила и борьба с «пережитками прошлого», к числу которых на Северном Кавказе относились те нормы обычного права (адата), отнесенные в советское время были отнесены к числу общественных проступков сугубо уголовного характера.

Выступая естественными союзниками сил правопорядка, советские публицисты из местной, горской среды всячески разоблачали вредоносность традиционных национальных обычаев, различных элементов обрядовой жизни собственных народов. «В сохранении адатов, шариата и т.д., - заявлял Ислам Карачайлы (Хубиев), - заинтересованы в нацобластях отживающие паразитические элементы, которым в том сочувствует вся отечественная, да и мировая контрреволюция»⁴⁸¹. Тот же автор утверждал, что и горский обычай гостеприимства зачастую вредит новому строю, поскольку помогает укрываться бандиту, «весьма часто…. служит интересам наших классовых врагов»⁴⁸².

Поле деятельности работников правопорядка в данном направлении было довольно обширным в силу объективных причин, а именно - социально-экономической отсталостью горного края, которая и обусловила прочность многих устоев патриархально-родового уклада коренного населения, значительной ролью инерции адатной системы в брачно-семейной жизни. Еще в первые дни своего существования, большевистский режим учитывал значимость традиционного уклада в предстоящем государственном строительстве Советской России. 5 декабря 1917 г. Москва выпустила обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», где прослеживается попытка завоевать лояльность мусульманской населения. «Отныне, - уверяет мусульман правительство В.И. Ленина, - ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всею мощью революции и ее органов, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»⁴⁸³.

Очевидно, элита мусульманских народов изначально же не поверила в искренность заверений вождей заведомо атеистического режима большевиков, свидетельством чему служит поддержка белогвардейского движения в мусульманских регионах Северного Кавказа. Данное обстоятельство учитывалось большевиками и после явно обозначившегося их военного успеха в Гражданской войне. Не случайно 21 февраля 1920 г. Центральный Комитет большевистской партии издал специальное директивное письмо «К работе среди народов Востока», в котором прямо указывал на то, что «религия у восточных народов занимает… гораздо больше места, чем у народов экономически более развитых»⁴⁸⁴. При таких условиях утверждение советской власти в «мусульманских регионах» России требовало предельной осторожности, дипломатии, такта, которые способствовали бы лояльности коренных жителей.

Осторожная политика в отношении мусульманских народов страны, в том числе и Северного Кавказа, диктовалась и внешними факторами, в частности налаживанием в 1920-х гг. дружественных отношений с Турецкой республикой, которая выражала надежду на союз Советской России с мусульманским миром⁴⁸⁵. (Ниже мы коснемся данного аспекта в связи с пантюркизмом).

Условия консервации старых норм социальной регуляции достаточно хорошо осознавались и местными строителями «социалистического образа жизни». Тот же И.Карачайлы прямо указывал на «трудность взнуздания крестьянской индивидуалистической, анархической стихии», которая у горских народов осложнялась такими специфическими явлениями как «нетронутость и целостность крестьянской психологии, живучесть сословных, фамильных, патриархально-родовых представлений, низкий уровень культурности»⁴⁸⁶. В силу этого неудивительно, что именно эта, крестьянская стихия стала объектом пристального внимания судебной системы, органов прокуратуры, госбезопасности и внутренних дел в регионах Северного Кавказа.

Несмотря на всемерные усилия данных структур, преодолеть крестьянский консерватизм «одним махом» не удалось, в немалой степени - в силу нежелания масс горского населения активно сотрудничать с ними. Не случайно даже в материалах 1930-е гг. отмечается бытование в мусульманской среде такого неприятного для большевистских властей явления как круговая порука, которая «при проведении классовой политики должна быть уничтожена, ибо она на руку только врагам рабочего класса, эксплуататорам-контрреволюционерам»⁴⁸⁷.

В силу этого в среде местного населения Карачая и Черкесии, несмотря на запрет линии законодательства и меры, предусмотренные уголовным кодексом РСФСР, по-прежнему существовал калым⁴⁸⁸.

Здесь уместным представляется отметить особую, «провокативную» роль женщин в правонарушениях, связанных связанными с запрещенными уголовным кодексом обычаями, которая отмечается местными журналистами той поры⁴⁸⁹.

Кроме того, у коренного населения немалое время проявлялась тенденция настаивать на правовых исключениях, обусловленных национальными особенностями. Эти тенденции проявлялись, как отмечается в тогдашней печати, «в ряде почти однородных формул: «Я, как национал, потребую», «Мне, как националу, не откажут», «Для националов особые условия», «Для националов, конечно, исключение» и т.д. и т.п. Упомянутый автор характеризует такие настроения горцев как «претензии на исключительность»⁴⁹⁰. Добавим, что непременный учет местной специфики был компонентом региональной и национальной политики властей на Кавказе, в особенности проповедовался этническими элитами.

В реальности «борьба с пережитками» по линии административных мер стала включать в себя борьбу с религией и религиозной активностью населения. Со временем «борьба с пережитками» по линии административных мер стала включать в себя борьбу с религией и религиозной активностью населения. Носители такой активности подверглись прямой дискриминации, части гражданских прав. Так, статья 65-я Конституции РСФСР лишала избирательных прав «монахов и духовных служителей церквей и религиозных культов». Естественным образом, функции инструмента репрессалий были возложены на правоохранительные органы.

Упор на административные меры борьбы с религией (запрет на публичное богослужение, закрытие мечетей и т.п.) стал одной из причин резкого роста антисоветских настроений в Карачае и Черкесии, где в 1930 г. вспыхнуло восстание против большевистского режима⁴⁹¹, которого мы коснемся чуть ниже. Уже в ходе восстания и после его подавления партийное руководство КАО было вынуждено на основании решений Северо-Кавказского крайкома ВКП/б/ указать местным партийным организациям бороться «со всякими попытками административным путем осуществлять антирелигиозную работу» через закрытие мечетей, необоснованного выселения служителей культа и т.п.⁴⁹². Карачаевскому облисполкому было поручено «пересмотреть вопрос о налоговом обложении эфенди и мечетей»⁴⁹³. В следующем году, во время поста-уразы, призывая к массово-разъяснительной работе среди населения по разоблачению вредной сущности этой нормы, бюро обкома догадалось предписать «не допустить административных методов»⁴⁹⁴.

Здесь следует отметить, что репрессиям подвергались и представители других конфессий. Были закрыты монастыри Русской православной церкви (РПЦ) в Нижнем Архызе (Сентинский Спасо-Преображенский женский монастырь), Нижней Теберде (Александро-Невский Зеленчукский мужской монастырь), у горы Шоана. Некоторые из монахов были расстреляны⁴⁹⁵.

В Верхней Кубани в годы нэпа действовали адепты православной секты имяславцев, которая в идейном плане возникла именно здесь еще при Николае II. В 1907 г. схимонах Илларион (ум. 1916 г.) издал в ст.Баталпашинской книгу «На горах Кавказа», где утверждал, что «Имя Божие есть Бог». В последующие несколько лет в русских монастырях она читалась и обсуждалась, выявив как сторонников («имяславцы»), так и противников («имяборцы») выдвинутых в той книге идей. Имяславцы появились даже в Греции, но основная часть их обитала в России, прежде всего на юге страны - в долине Псху, Туапсе, Сочи, Красной Поляне. Схимонах Илларион некоторое время проживал в Сентинском монастыре (Нижняя Теберда) под покровительством игуменьи Раисы. Его подвергали преследованиям царские власти. Например, 25 сентября 1915 г. временный генерал-губернатор Кубанской области и Черноморской губернии издал приказ, где на основании п.16 ст.19 Правил о местностях, объявляемым состоящими на военном положении, запретил «пребывание в местностях, состоящих на военном положении или входящих в театр военных действий проживающему вблизи Спасо-Преображенского монастыря, находящегося в Баталпашинском отделе, схимонаху Иллариону, как лицу, вредному для Государственного порядка и общественной безопасности». В конце 1920-начале 1930-х гг. сектанты, как приверженцы монархического движения, были репрессированы, многие из них - расстреляны⁴⁹⁶

В конце 1920-х гг. с санкции прокурора и согласия бюро обкома партии чекистами было арестовано 13 «имяславцев» из Шоанинского монастыря (опять-таки, с согласия бюро обкома и прокурора). Уголовное дело по ним было передано для рассмотрения в Особое совещание при ОГПУ, т.е. решалось во внесудебном порядке⁴⁹⁵. Сотрудники госбезопасности производили арест «имяславцев» и на Урупе (западная часть Карачаево-Черкесии)⁴⁹⁸.

С середины 1930-х гг. антирелигиозный курс властей неуклонно ужесточался. В решении бюро, принятом Летом 1935 г. бюро обкома партии указало на «контрреволюционную работу» духовенства как мусульманского (отмечалась его роль в восстаниях 1920 и 1930 гг. в Карачае), так и христианского («роль монастырей православных и сектантских служителей культов»⁴⁹⁹). В том же году часть мусульманского духовенства была в 1935 г. сослана в Узбекистан⁵⁰⁰.

В ходе репрессий 1937-1938 гг. многие религиозные деятели были расстреляны или брошены в лагеря ГУЛАГа.

Здесь уместно отметить, что ориентир некоторых лидеров большевистского режима на внесудебный порядок борьбы с оппозицией сказывался на процессе формирования советской системы юстиции. В своей записке в Политбюро ЦК РКП(б) от 29 января 1924 г. глава госбезопасности Ф.Э.Дзержинский настаивает на предоставлении ОГПУ внесудебного решения дел по обвинению всех лиц, принимавших участие в «бандитизме»⁵⁰¹, под которым зачастую подразумевалось и пребывание в военно-политической оппозиции (участие в повстанческих движениях).

Правда, многие члены правительства СССР не поддержали данное предложение. «Опасным» назвал его нарком иностранных дел СССР Г.В.Чичерин, а нарком юстиции СССР Н.В.Крыленко решил «категорически высказаться против», несмотря на это. Но 14 февраля 1924 г. Политбюро ЦК партии удовлетворило просьбу Дзержинского, что было оформлено Президиумом ЦИК СССР от 28 апреля того же года⁵⁰².

Были созданы печально известные «тройки», имевшие право срочного расстрела, и вначале состоявшие из начальника отдела ГПУ, его помощника и докладчика - следователя. Дело решалось без участия самого обвиняемого или его защитника⁵⁰³.

Совместным приказом ГорЧК и особого отдела ВЧК 10-й армии на территории Горской АССР, включая и Карачаевский округ, вводились система так называемых судов военно-полевой тройки. На их рассмотрение чекисты передавали дела лиц, уличенных «в бесцельной стрельбе - независимо от занимаемого им служебного положения», причем «для применения высшей меры наказания» (п.1), т.е. задержанные были заведомо обречены на казнь. Аналогичная участь ждала тех, кто попадал на рассмотрение суда по обвинению в невыполнении приказа о сдаче и регистрации оружия, в укрытии и пособничестве обвиняемых⁵⁰⁴.

Областной ЧК и ее отделениям, равно и революционному трибуналу, народным судам, следователям при них и милиционерам - было предоставлено право подвергать аресту граждан /приказ ревкома Терской области № 24 от 12 мая 1920 г./. Кроме того облЧК получило право направлять дела в ревтрибунал ⁵⁰⁵.

В годы НЭПа в Карачаево-Черкесии действовали «тройки по административной высылке», в состав которой входили начальник областного отдела ОГПУ, председатель облисполкома и начальника административного отдела облисполкома⁵⁰⁶. Данная «тройка» создавалась для внесудебных решений об административной высылке лиц, отнесенных к враждебным классам, лишенных тех или иных гражданских прав. В одном из решений областного оргбюро партии от 1924 г. предписывалось «существующим тройкам ускорить разгрузку ОГПУ от порочного элемента»⁵⁰⁷.

В архивных материалах по КАО упоминается передача дел на рассмотрение «особой тройки» при постоянном представительстве ОГПУ⁵⁰⁸.

По современным данным прокуратуры Карачаево-Черкесии, если в 1930 году «тройками» (из числа реабилитированных жителей Карачаево-Черкесии) было осуждено 6 человек, в 1931 - 4 , в 1932 - 15, в 1933 - 34 человека. Ни к одному из них не была применена исключительная мера наказания расстрел»⁵⁰⁹.

Согласно приказу НКВД СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 31 июля 1937 г. за № 0447создавались «оперативные тройки» по ускоренному рассмотрению, который функционировал на уровне региона (области, края, округа, АССР) и включал начальника регионального управления НКВД в качестве председателя, регионального прокурора и первого секретаря регионального комитета ВКП/б/. Такая «тройка» выносила приговоры по «первой категории» (расстрел) и по «второй категории» (заключение в лагерь на срок от 8 до 10 лет). Упразднение «троек» произошло согласно решению политбюро ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. за №П65/116.

При коллегии ОГПУ в 1922 г. было организовано т.н. Особое совещание - еще один внесудебный орган расправы, который рассматривал целый ряд дел, возбужденных в Верхней Кубани. Поначалу оно имело право выносить приговоры к с ссылке или высылке из пределов РСФСР на срок до 2-х лет («за антисоветскую деятельность, причастность к шпионажу, бандитизм и контрреволюцию»), а в 1924 г. - к заключению в лагерь на срок до 3-х лет в концлагерь⁵¹⁰.

В 1934 г. оно было преобразовано в Особое Совещание при НКВД СССР⁵¹¹, которое в годы «Большого Террора» (1937-1938 гг.) не имело права выносить смертную казнь, ограничиваясь приговором на ссылку сроком до 8 лет.

Согласно докладу начальника Карачаевского областного отдела ОГПУ И.Якунина и постановления бюро обкома партии от 18 июля 1929 г., на рассмотрение Особого совещания было направлено дело об «антисоветской группировке» из Учкулана, по которому проходило девять обвиняемых⁵¹².

В том же году на рассмотрение выездной сессии Особого совещания при коллегии ОГПУ в Ростове-на-Дону было направлено по «антисоветским и контрреволюционным группировкам» в населенных пунктах КАО 5 дел, по которым привлекалось 37 чел.⁵¹³

В ноябре 1929 г. «для рассмотрения в несудебном порядке» после предварительного одобрения со стороны бюро обкома партии и областного прокурора чекистами направлено дело по обвинению «социально-опасных» граждан Кипкеева и Кочкарова из аула Дуут⁵¹⁴.

Жертвами внесудебных расправ в годы «ежовщины» стали многие работники системы юстиции Карачаевской автономной области. Органами НКВД был арестован, а затем расстрелян экс-председатель облсуда Исмаил Байкулов, которого изгнали из членов ВКП/б/ «за обман партии, за пособничество заклятым врагам партии», обличая его «как двурушника и буржуазного националиста»⁵¹⁵. В 1937 г. по приговору «тройки» был расстрелян другой бывший глава областного суда Рамазан Даулет-Гериевич Текеев⁵¹⁶, такая же участь постигла и Локмана Чотчаева, занимавшего тот же пост. В 1937 году с поста председателя облсуда сместили Исмаила Шоштаева, заклейменного как «ближайшего подручного бандита Курджиева»⁵¹⁷, но ему почти невероятным образом повезло, а впоследствии он дожил до 1970-х гг. Его преемница, 27-летняя Муксим Салпагарова была названа «приспешницей буржуазных националистов»⁵¹⁸ и в 1937 г. тоже снята с должности, но также смогла избежать расправы. По таким же надуманным обвинениям в 1938 г. был смещен и ее преемник Исмаил Глоов, но и ему удалось пережить «ежовщину»⁵¹⁹. Правда, в 1942 года оба бывших главы судебной власти Карачая - Салпагарова и Глов - погибли от рук фашистских оккупантов как участники партизанского движения⁵²⁰. Добавим, что на фронт в 1941 г. ушли председатели облсуда Ахмат Гербеков⁵²¹ и сменивший его Магомет Ортабаев⁵²², а судебную власть во второй раз возглавила молодая женщина (28-летняя Рахима Бердиева)⁵²³.

В 1937-1938 гг. жертвами репрессий стали лица, которые в разное время возглавляли областную прокуратуру Карачая. В их числе - Али-Солтан Джаубаев (1926-28)⁵²⁴, Айтек Батчаев (1928-29)⁵²⁵, Хасан Аппаев (1929-31, 1933-34)⁵²⁶, Хызыр Узденов (1931-32)⁵²⁷, Исмаил Байкулов (1932-33)⁵²⁸. Неизвестна судьба многих других работников прокуратуры и судебных учреждений изучаемого региона.

Как видим, органы юстиции понесли тяжелые потери, которые не могли не сказаться на состоянии дел в данной отрасли, в первую очередь - на уровне профессионализма. Аналогичная картина наблюдалась и в других регионах, в целом по стране.

Политика репрессий имела свое идеологическое обеспечение, которое находилось на особом контроле у руководства страны и лично Сталина. Именно этим, кстати, объясняется то внимание, которое уделялось соблюдению следственно-дознавательных процедур. «На первый взгляд, - отмечают исследователи сталинизма, - кажется, что следователи сами без труда могли подписывать показания… Но аппарат НКВД требовал, чтобы люди сами подписывали свои ложные показания…»⁵²⁹.

И, следует сказать, следствие добивалось личных признаний. «Следователи добывали эти “признания”, - отмечал впоследствии Н.С.Хрущев, - Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? Только одним способом - применение6м физических методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства»⁵³⁰.

Почему властям важна была формальная сторона дела? Прежде всего, по той причине, что этого требовали сталинские идеологические установки, где высоко ценились внешние показатели законности, атрибуты права. В отличие от практики нацистской Германии, где враги режима могли исчезать бесследно, в сталинском СССР каждый репрессированный оставлял документированный след - в уголовных делах, рассматривавшихся судами и трибуналами, «тройками» и «особыми совещаниями». Практически в каждом из таких дел содержалось письменное признание обвиняемого - главное на то время доказательство вины. Конечно, при выявлении истинного положения дел неважно, что разбирательство таких дел было формальным, но, повторимся, для того режима именно формальная сторона была наиболее важной.

Поэтому для репрессий была подготовлена формально-правовая база, принятая высшим законодательным органом власти СССР в виде законов об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации (1932 г.), об измене Родине (1934 г.), о террористических актах (1934 г.), о вредительстве и диверсиях (1937 г.) и др. Одновременно в 1937 г. в адрес НКВД было направлено письменное, т.е. документальное одобрение «применения физического воздействия», т.е. пыток, со стороны высшего политического органа - ЦК ВКП(б)⁵³¹.

«Тройки», «особые совещания» и другие структуры внесудебной репрессии официально учреждались соответствующими нормативными актами высших государственных органов власти и являли собой то, что специалистами именуется органами чрезвычайной юстиции⁵³². Поэтому-то мы должны признать, что прямые исполнители «Большого Террора» 1937-1938 гг., равно и их предшественники времен «красного террора» 1918-1919 гг. из числа сотрудников правоохранительных органов и системы юстиции в своей основе действовали не беззаконно, а в строгих рамках правовых норм, установленных институтами власти существовавшего, сталинского государства. Именно тоталитарная диктатура была основной причиной огромного разрыва между законностью и справедливостью.

Заключение

Материал, изученный в процессе разработки темы представленной диссертации, позволяет нам проследить не только процесс возникновения и развития регионального уровня органов юстиции, внутренних дел и госбезопасности, но и понять, насколько он был тесно сопряжен со всем ходом государственного строительства на Юге России. Исследование позволило нам, на примере данного региона, еще раз убедиться в том, что перед страной не раз стояла альтернатива политического развития.

Один раз - сразу же после свержения монархии, а второй - в нэповские годы проявились возможности, реальный внутренний потенциал россиян построить общество с современной, цивилизованной правовой культурой. Именно тогда были резко урезаны полномочия репрессивных структур, а на историческую сцену стали выходить важнейшие компоненты гражданского общества, включая выборность региональных и местных органов государственной власти и самоуправления. Именно тогда проявились зачатки правового «единства во многообразии», когда в национальных окраинах страны коренное население получало возможность использовать собственный исторический опыт правовой регуляции внутренней жизни, принципиально не противоречащий общегосударственным принципам и нормам юстиции. Были показаны убедительные примеры воссоздания единого многонационального государства без жесткого административного прессинга, силового давления по этническим или религиозным признакам.

Дальнейшая эволюция в таком направлении после Февральской революции 1917 года, как представляется, могла бы дать такой же образец сильного, полиэтничного и поликонфессионального федеративного государства на демократических началах, как нынешняя Индия. Если бы эволюция брала начало с нэпа, то примерный аналог можно видеть в современном Китае, где при доминировании коммунистической идеологии, форсированным путем идет монтаж основ правового социального государства с сильными компонентами гражданского общества и рыночной экономики⁵³³.

Однако, история распорядилась так, что ни после Февраля 1917-го, ни после нэпа страна так и не повернулась к спасительной альтернативе строительства подлинно правового государства. Вместо многообразия был избран путь унификации правовой культуры, типизации общественного бытия при жестком, всепроникающем и удушающем контроле со стороны правящего режима, обслуживающего его государства. Федеративная Россия советского типа так и не состоялась в качестве жизнеспособного государственного образования, превратившись в элемент (пусть и ключевой) унитарного Союза ССР.

В результате выстраивания сталинской «вертикали» и избыточной централизации административного, социального, хозяйственного, культурного систем на всех уровнях формальной Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (да и в остальной части СССР), была абсолютно уничтожена гражданская инициатива⁵³⁴. Массовые репрессии 1920-1930-х гг. обусловили ещё большее отторжение населения от государства (как социального института)⁵³⁵, совершенствование и само выживание которого стало делом самого государства. Источники 1930-х гг. не дают ни одного образца новаторской юридической мысли, каких-либо прогрессивных тенденций в развитии правоприменительной системы. Конституционные положения, в особенности касающиеся прав и свобод граждан, остаются декларациями, реализации которых никогда не являлась серьезной целью тоталитарного режима. Причем это осознают как руководители режима, так и подвластное ему население. Последнее в перспективе особенно опасно, поскольку гражданин убеждается в формальности закона как такового и воспитывается в пренебрежении к праву («если закон не чтится принявшим его государством, то почему закон чтить должен я!»). Отсюда - низкая правовая культура населения, его правовой нигилизм, что становится серьезнейшим препятствием к построению гражданского общества.

Управленческая отрасль (включая и сферу юстиции и силовых структур) не модернизируется, работающее в его структурах чиновничество лишь воспроизводит себя. Иными словами, государство в те годы не совершенствуется и уже поэтому рано или поздно обрекалось на загнивание.

В то же время, как мы видели, государственное строительство на Северном Кавказе в 1920-1930-е гг. теснейшим образом сопрягалось с реализацией национальной политики, которая проводила в жизнь ленинские принципы права народов страны на самоопределение. Следует признать, что применительно к карачаевцам российский (а затем и советский) Центр в целом шел навстречу выдвигавшимся предложениям: Карачай в своём административно-политическом статусе за короткое время возрос с уровня национального округа до автономной области, а его территория за рассматриваемый период увеличилась более чем втрое. В советское время проявлялось стремление гармонизовать возникшие у горцев еще до революции «идеи нерасторжимости исторически сложившегося союза горцев с Россией, упрочения единения с ней, дружбы и сплоченности всех народов Российского государства, взаимосвязанности их национальных культур» с идеей сохранения национальной самостоятельности и самобытности⁵³⁶.

В постимперском развитии правоохранительных органов можно выделить несколько этапов становления. Так, первый период (весна 1917 - весна 1918 гг.) характеризуется разрушением регионального уровня царской системы юстиции и правоохранительных органов. Определенные полномочия полицейского характера и другие правоприменительные функции получают аульные гражданские исполнительные комитеты, избираемые местным населением. Однако буржуазно-демократическая система на региональном уровне так и не была окончательно установлена, а преобразования так и не успели обрести завершенного вида.

Второй период (весна 1918-весна 1920 гг.) относится ко времени гражданской войны. Во время своего первого утверждения в Верхней Кубани (март-август 1918 г.) советская власть не успела создать мало-мальски действенных правоохранительных структур ни на уровне региона (Баталпашинского отдела), ни на местном уровне. Красногвардейские отряды той поры несли скорее ополченские, нежели правоохранительные функции. В период белогвардейской администрации (сентябрь 1918 - март 1920 гг.) в рассматриваемом регионе полицейские функции находились в руках военных, действовали органы чрезвычайной юстиции (военные трибуналы). Определенные полицейские полномочия, как и при царе, возлагались на аульных старшин. Правоохранительная система в самостоятельном виде в нагорной части региона (в Карачае) не существовала.

Третий период (1920-1922), приходящийся на годы «военного коммунизма», отмечается относительной престижностью службы в правоохранительной системе. Это объясняется определенной социальной гарантированностью в плане жизнеобеспечения (зарплата, обмундирование, продовольственные пайки) в условиях голода и послевоенной разрухи. В это время в Верхней Кубани впервые создаются структуры внутренних дел и госбезопасности в виде отделов управления и чрезвычайных комиссий (ЧК) соответственно. Тогда же возникают самостоятельные структуры уголовного розыска, а также институт народных следователей. В силовых структурах региона проходят службу и представители коренных горских народов, причем их удельный вес ежегодно увеличивается.

Четвертый период (1922-1929 гг.) совпадает с нэповским периодом и характеризуется кризисом в функционировании и комплектовании местных органов внутренних дел и госбезопасности (деморализация, коррупция, уход со службы). Это связывается с материальной непривлекательностью такой службы на фоне социально-имущественного роста частнопредпринимательского сектора.

Пятый период (1930-е - нач. 1940-х гг.) представляет собой этап резкого нарастания и апогея репрессивных функций органов внутренних дел и госбезопасности, ознаменовавший переход к политике «коренного перелома» и последующего ужесточения политического режима. Востребованность в карательных силах обуславливает их численный рост, а престижность службы в таких структурах позволяет делать их представителя карьеру в советско-партийных структурах.

Изучение данной темы позволяет сделать и некоторые другие выводы. В первой национально-территориальной автономии карачаевского народа - Карачаевском округе (1920-1922) - во главе местной ЧК стояли и представители коренного населения, но в последующие годы региональную структуру госбезопасности всегда возглавляли лица, направлявшиеся сюда вышестоящими органами.

Точно также, если в нэповские годы во главе регионального отдела (управления) внутренних дел мог стоять местный уроженец, то позднее этот пост занимали исключительно пришлые функционеры.

В противоположность этому региональную (областную) судебную систему Карачаевской АО в 1920-1930-е гг. возглавляли карачаевцы. Большинство областных прокуроров того времени также составляли представители этого народа (лишь с конца 1930-х гг. данную должность занимали русские).

Как представляется, сам факт того, что две ключевые отрасли (госбезопасность, внутренние дела) доверяли командируемым из-за пределов региона лицам, а две других (суд и прокуратура) - местным, косвенно свидетельствует об особенностях кадровой политики в силовых структурах. Иначе говоря, в расстановке руководящих кадров проводился принцип сбалансированности.

Правоохранительные органы в межвоенный период имели фактически двойное подчинение. Это касалось не только милиции, подчинявшейся как вышестоящим (краевым, республиканским, союзным) органам, так и соответствующему исполкому Советов депутатов. Руководители региональных органов госбезопасности получали задания по партийной линии от региональных комитетов ВКПб.

В рассматриваемое время действовали: система судов общей юрисдикции (народный суд, участковые судьи), а в начале 1920-х гг. - и областной ревтрибунал. Судебная система (как и органы прокуратуры) испытывали острейший недостаток квалифицированных кадров не только с юридическим, но и вообще с высшим образованием. Такая картина наблюдается в течение всего рассматриваемого времени.

В качестве органов внесудебных расправ на Юге России функционировали несколько видов «троек», включавшие в 1920-е гг.: военно-полевые тройки, региональные (областные) тройки по административной высылке, особая тройка при постоянном представительстве ОГПУ в Северо-Кавказском крае. В 1937-1938 гг. действовали региональные «оперативные тройки», наиболее известные из таких структур.

Источники и библиография

1. АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

1.1. Государственный архив Карачаево-Черкесской республики (ГА КЧР):

Ф. р-40 «Учкуланский аульный революционный комитет»

Ф. р-306. - Государственный архив КАО, 1939-1943 гг.

1.2. Центр документации общественных движений и партий КЧР

Ф.1 «Карачаево-Черкесский обком КПСС»

Ф. п-45 «Карачаевский обком партии»

Ф.364 «Контрольная комиссия Карачаевского обкома ВКПб»

1.3. Архив Карачаевского НИИ

Ф.3. «Материалы по Карачаевской автономии 1920-1943»

Ф.11 «Персоналии общественной, политической, хозяйственной, культурной и научной жизни»

2. Сборники документов, справочники

1. Декреты Советской власти Т. 1. М.: Политиздат, 1957. - 627 с.

2. Декреты Советской власти. Т. 2. М.: Политиздат, 1959. - 686 с.

3. Документы по истории борьбы за Советскую власть и образования автономии Кабардино-Балкарии (1917-1922). Сост. Р.Х.Гугов, Л.Б.Татарокова, У.А.Улигов, Д.В.Шабаев. Отв. ред. Б.М.Зумакулов. - Нальчик: Эльбрус,1983. - 800 с.

4. Известные люди Карачаево-Черкесии. Сост. К.Урусов, Р.Хатуев. - Черкесск, 1997. - Т.1, 239 с.

5. Карачаево-Черкесия - к 60-летию автономии. (Статистический сборник). Под ред. Л.К.Ломакиной. - Черкесск: Кар.-Черк. отделение Ставр. кн. изд-ва, 1981. - 112 с.

6. Народы Карачаево-Черкесии в годы Великой Отечественной войны 1941-1945. Сб. док. и материалов. Под ред. Л.А.Сморкалова и И.М.Шаманова. Сост. Ч.С.Кулаев. - Черкесск: Кар.-Черк. отделение Ставроп. кн. изд-ва,1990. - 408 с.

7. Органы государственной безопасности и общество. Кабардино-Балкария. 1920-1992. Сб. документов и материалов. Сост., комм. А.В.Казакова. - Нальчик: «Эль-Фа», 2007. - 375 с.

8. Советская прокуратура. Сб. док. Сост.: Метелкина Г.А., Ширяев И.Н., Отв. ред.: Павлищев К.С., Шишков С.А. - М.: Юрид. литература, 1981. - 288 с.

9. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии. Сост. В.П.Невская, И.М.Шаманов, С.П.Несмачная. - Ростов-на-Дону,1985. - 228 с.

10. Материалы местных органов власти Карачаевского округа //Известия КНИИ. - Черкесск,2008. Вып.4, Приложение 4. С.150-154

3. ЛИТЕРАТУРА

11. Авксентьев, А.В. Ислам на Северном Кавказе / A.В. Авксентьев. - 2-е изд. - Ставрополь: Ставроп. кн. изд-во, 1984. - 287 с.

12. Аджиева, З.И. Динамика управленческих генераций в Карачаевской национальной автономии в первое десятилетие советской власти /З.И. Аджиева //Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России. - Карачаевск, 2008. - С.25-31

13. Аджиев, З.И., Хатуев, Р.Т. Большевики в Карачае в 1917-1921 гг.: численность и организация/ З.И. Аджиев, Р.Т. Хатуев //Известия КНИИ. Отв. ред. И.М.Шаманов. Вып.3. - Черкесск,2007. - С.9-11

14. Александров, С.В. История государства и права России. - М., 2004. - 441 с.

15. Алиев, К.-М.И. В зоне «Эдельвейса» / К.-М.И. Алиев. - М.:Илекса; Ставрополь: Сервисшкола, 2005. - 368 с.

16. Алиев, К.-М.И. Свет и тени партизанской войны / К.-М.И. Алиев.- М.: Илекса. - Ставрополь: Ставропольсервисшкола, 2003. - 160 с.

17. Алиев, У.Д. Кара-халк. Очерк исторического развития горцев Кавказа / У.Д. Алиев. - Ростов-на-Дону: Севкавкнига - Крайнациздат, 1927. - 111 с.

18. Алиев, У.Д. Карачай (Карачаевская автономная область). Историко-этнологический и культурно-экономический очерк / У.Д. Алиев. - Изд.2-е. Ответ ред. И.М.Шаманов. - Черкесск, 1991. - 320 с.

19. Батчаев, Ш.М. Карачаевцы в войнах России / Ш.М. Батчаев. - М., 2005

20. Бадахов, Р.Р. Князья на ратной службе (Крымшамхаловы) / Р.Р. Бадахов //Известия Карачаевского НИИ. Ответ ред. И.М.Шаманов. - Черкесск, 2007. - Вып.3, С.12-13

21. Батчаев, Ш.М. Порядок избрания и статус сельских старшин в Карачае (1869-1917) / Ш.М. Батчаев //Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России. - Карачаевск, 2008. - С.102-104

22. Батчаев, Ш.М. Структура и характер деятельности сельской администрации в Карачае в конце в XIX - начале ХХ века / Ш.М. Батчаев //Обычное право и правовой плюрализм на Кавказе в XIX - начале ХХ века. Материалы всероссийской научной конференции 24-26 сентября 2009. - Карачаевск,2009. - С.57-60

23. Бессарабов, В.Г. Советская прокуратура (1922 - 1991 гг.) /В. Г. Бессарабов //Журнал российского права. -2002. - № 12. - С. 120 - 138

24. Биджиев, В.И. К начальному периоду истории органов юстиции Советского Карачая/ В.И. Биджиев //Известия КНИИ. - Черкесск, 2006. Вып.2. С.4-7

25. Борьба за Советскую власть на Кубани в 1917-1920 гг.: Сб. документов и материалов / Г. Т. Чучмай и др. - Краснодар: Кн. изд-во, 1957. - 436 с.

26. Бугай, Н.Ф. Революционные комитеты Ставрополья Текст. / Н.Ф. Бугай. - Черкесск, 1978. - 278 с.

27. В борьбе и тревоге. Из истории милиции Кубани. - Краснодар Краснодарское книжное изд-во 1971.- 238 с.

28. Волкогонов, Д.А. Сталин. Политический портрет. Книга II. Вожди / Д.А. Волкогонов. - М.: Изд-во АСТ; Изд-во «Новости»,1998. - 704 с.

29. Временные правила для горских словесных судов Кубанской и Терской областей //Памятная книжка Кубанской области. 1877. Екатеринодар, 1877. - С.62-80

30. Гордон, Л., Клопов, Э. Сталинизм и постсталинизм: необходимость преодоления / Л. Гордон, Э. Клопов //Осмыслить культ Сталина. Под ред. Х.Кобо. - М.:Прогресс,1989. - С.460-496

31. Гуценко, К. Ф., Ковалев, М. А. Правоохранительные органы/ К. Ф Гуценко, М. А. Ковалев. - Издание 5-е, переработанное и дополненное. Под ред. К. Ф. Гуценко. М.: Издательство "Зерцало", 2000. -- 400 с.

32. Джазаева, И.А.-А. Проблемы административно-территориального устройства при образовании КЧАО/ И.А.-А. Джазаева //Известия КНИИ. Отв. ред. И.М.Шаманов. Вып.3. - Черкесск, 2007. - С.25-28

33. Джазаева, И.А.-А. Карачаевский округ как этап становления национальной государственности карачаевского народа / И.А.-А. Джазаева //Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России.Ч.1. - Карачаевск, 2008. - С.159-162

34. Добагов, И.К. Казачество Баталпашинского отдела в 1917-1920гг. /И.К. Добагов //Казачество в революциях и гражданской войне. - Черкесск,1988.- С.247-256

35. Документ без комментариев //Жур. «Родина». - М.,1991. №3, С.82

36. Доюнов, А. Джаныуай и его след на земле/ А. Доюнов // Газ. «Карачаево - Балкарский мир». - Черкесск, 2001. - №2 (39)

37. Дрозд, П.И. Будем беспощадно выкорчевывать врагов народа / П.И. Дрозд //Газ. «Красный Карачай», 21.12.1937, №291

38. Дубинин, В. На верность мы народу присягали / В. Дубинин //Ленинское Знамя. - Черкесск, 8.09.1977

39. Жанситов, О.А. Антибольшевистское движение в Кабарде и Балкарии под руководством З.Даутокова-Серебрякова //Исторический вестник. Вып.1. - Нальчик, 2005. - С.275-284

40. Ильин, М. Политическое самоопределение России/ М. Ильин //«Pro et contra». Журнал российской внутренней и внешней политики. Т.4, №3. Три века отечественных реформ - М.,1999. - С.67-88

41. Ильинский, М.М. Нарком Ягода. - М.: Вече, 2002. - 480 с.

42. Исаев, И. А. История государства и права России: учебное пособие / И. А. Исаев. - М.: Юрист, 1996. - 272 с.

43. Исаев, И.А. История государства и права России/ И.А. Исаев. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Юрист, 2004. - 797 с.

44. Ислам Карачайлы. Статьи и очерки. Сост. Р.С.-Б.Лайпанов и И.М.Шаманов. Черкесск: К.-Ч. отделение Ставроп. кн. издательства,1984. - 176 с.

45. Ислам Карачайлы и современность /Материалы научной конференции. - Карачаевск:Изд. КЧГПУ,1999. - 151 с.

46. Кагиева, Т.А. Зольские и нагорные пастбища в поземельных взаимоотношениях народов Центрального Предкавказья в XIX-XX века/ Т.А. Кагиева //Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России. Ч.1. - Карачаевск, 2008. - С.236-242

47. Каракетов, М.Дж. Карачаевская аристократия на службе советской власти/ М.Дж. Каракетов //Известия Карачаевского НИИ. Вып.3. - Черкесск,. - 2007. - С.30-32

48. Карачаево-балкарские деятели культуры конца XIX - начала XX в. Избранное в двух томах. Т.II. Сост., предисл., статьи об авторах и коммент. Т.Ш.Биттировой. - Нальчик: Эльбрус,1996. - 248 с.

49. Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Ответ. ред. Л.И.Лавров. - Черкесск: Карачаево-Черкесское отд. Ставроп. Кн. изд-ва, 1978. - 336 с.

50. Карданова, А.Х. Обретение государственности народами Карачаево-Черкесии / А.Х. Карданова //Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России.Ч.1. - Карачаевск, 2008. - С.259-270

51. КГБ - ЦРУ: история перевоплощений //Жур. «Родина». М.,1991. - №12. - С.66-69

52. Кобахиде, Е.И. Горский словесный суд и проблема реорганизации судопроизводства для горцев Центральная Кавказа / Е.И. Кобахиде // Социокультурные и политические проблемы высокогорных районов Кавказа: пошлое, настоящее, будущее. Материалы всероссийской конференции. Отв. ред. Р.М.Бегеулов. - Карачаевск: КЧГУ, 2010. - С.212-219

53. Кожевников, М.В. История советского суда / Под ред. И.Т. Голякова. - М.: Юридическое издательство МЮ СССР, 1948. - 376 с.

54. Койчуев, А.Д. Карачаевская автономная область в годы Великой Отечественной войны 1941-1945/ А.Д. Койчуев . - Ростов-на-Дону,1998. - 470 с.

55. Койчуев, А.Д. Славные сыны Карачая / А.Д. Койчуев . - Карачаевск: Изд-во КЧГПУ, 1998. - 234 с.

56. Котов, К. Трудные будни / К. Котов //Ленинское Знамя. - Черкесск, 23.01.1968

57. Кремлёв, С. Берия. Лучший менеджер ХХ века/ С. Кремлёв. -М.:Яуза,2008 - 800 с.

58. Кошель, П.А. История российского сыска / П.А. Кошель. - М.:Молодая гвардия, 2005 - 395 с.

59. Лайпанов, К.Т. Октябрь в Карачаево-Черкесии/ К.Т. Лайпанов.- Изд.2-е. - Черкесск, 1987. - 189 с.

60. Лацис О. Сталин против Ленина //Осмыслить культ Сталина. Под ред. Х.Кобо. - М.:Прогресс,1989. - С.215-246

61. Лурье, Ф. Провокаторы / Ф. Лурье //Жур. «Родина». - М.,1991. №3. -С.26-31

62. Магаяева, П.И. Реформы 60-70-х годов XIX века в горских округах Кубанской области / П.И. Магаяева . - Карачаевск: КЧГУ, 2003. - 231 с.

63. Магаяева, П.И. Деятельность горских словесных судов Кубанской области / П.И. Магаяева //Алиевские чтения. Ч.1. Отв. ред. С.У.Пазов. - Карачаевск: КЧГПУ,1998. - С.297-299

64. Макаренко, В.П. Бюрократия и сталинизм / В.П. Макаренко . - Ростов-на-Дону: Изд. РГУ, 1989. - 368 с.

65. Марков, Г.В. Часовые правопорядка. О милиции Карачаево-Черкесии (Документально-художественные рассказы). - Черкесск,1997. - 240 с.

66. Мидиненко, А.В. Гражданская война в документах информационно-аналитической службы органов государственной безопасности Советской России / А.В. Мидиненко //1917 год в судьбе России. Всероссийская научно-практическая конференция, посвященная 90-летию революции 1917года. Сб. статей. Под редакцией В.А.Власова. - Пенза, 2007. - С.63-68

67. Мичба, Э.Н. Некоторые аспекты национальной политики России (На материалах Северного Кавказа)/ Э.Н. Мичба //Алиевские чтения. Ч.1. Отв. ред. С.У.Пазов. - Карачаевск: КЧГПУ,1998. - С.301-303

68. Мулукаев Р.С., Малыгин А.Я., Епифанов А.Е. История отечественных органов внутренних дел М.: Nota Bene, 2005. - 336 с.

69. Мусукаев А.И., Першиц А.И. Исторические судьбы духовного наследия народов Северного Кавказа/ А.И. Мусукаев, А.И. Першиц //Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. Отв. ред. Н.С.Надъярных, Л.А.Бекизова. - Черкесск,1993. - С.218-227

70. Надеждина, В.А. Институт заложничества в системе белого и красного террора в годы Гражданской войны в России / В.А. Надеждина //1917 год в судьбе России. Всероссийская научно-практическая конференция, посвященная 90-летию революции 1917года. Сб. статей. Под редакцией В.А.Власова. - Пенза, 2007. - С.61-63

71. Народный комиссариат юстиции //БСЭ. Гл.ред. О.Ю. Шмидт. 1-е изд. - М.: «Советская Энциклопедия», 1939. - Т. 41, С.223-224