Учреждения юстиции и правоохранительные органы Карачая в 1917-1943 гг.

Были высказаны свирепые угрозы и в адрес жителей села Георгиевско-Осетинского, которым предписывалось «выдать и доставить в Баталпашинск» в трехдневный срок «всех белогвардейцев, и явных, и скрытых врагов советской власти», а также «все огнестрельное и холодное оружие и военное имущество, могущее быть использованным бандитами против советской власти». Невыполнение приказа грозило «населению Георгиевско-Осетинского селения еще худшими последствиями, чем Кардоникской»³⁶¹.

Взрыв народного недовольства произошел тогда, когда тот же Черемухин попытался наказать казачью станицу и осетинское село руками карачаевцев. Последние уничтожили отряд Черемухина и 1 сентября 1920 г. подняли восстание, в ходе которого советская власть в Карачае была свергнута³⁶². Одновременно восстание поддержали и казачьи станицы, которым на помощь пришли белогвардейские части во главе с генералом П.П.Фостиковым (Хвостиковым), которым 4 сентября удалось захватить и станицу Баталпашинскую - центр одноименного отдела³⁶³. Всё это позволило создать «Армию освобождения России», численностью до 15 тыс. штыков и сабель³⁶⁴. Быстрым ударом ей удалось установить контроль над основной частью территории Верхней Кубани, включая и ст.Баталпашинскую³⁶⁵. Не ограничиваясь изгнанием советских функционеров, карачаевцы создали своё повстанческое правительство - Верховный совет обороны Карачая³⁶⁶ во главе с Токал Хаджи Каракетовым. В его состав входили представители аульных обществ - Хурзука (Абул-Керим Хасанов, Хызыр Байрамуков), Учкулана (Мусса Акбаев, Хаджи Бостанов), Картджурта (Джамбулат Узденов, Хамзат Боташев, Хасан Хубиев), Джазлыка (Магомет Акбаев), Мары (Исмаил Нанаев, Шогай Блимготов), Верхней Теберды (Алимджашар Батдыев), Нижней Теберды (Зекерья Джаубаев), Джегуты (Умар Джазаев) и др.³⁶⁷

Повстанцы организовали ополчение, разбитое на подразделения, которыми командовали Байрамуковы Джатдай, Хаджи-Туган и Халит, Крымшамхаловы Мырзакул, Сеитбий и Хаджи-Мурат, Узденовы Даут и Кёккёз, Салпагаровы Магомет-Али и Солтан, а также Якуб Алботов, Магомет Байкулов, Юсуф Байчоров, Исмаил Болатов, Нанак Джатдоев, Барисбий Дудов, Батал Каитов, Хаджи-Туган Каппушев, Калмук Коджаков, Крым Кубаев, Магомет Сарыев, Осман Хасанов, Хусеин Чотчаев. Во главе повстанческого военного штаба стоял полковник Мырзакул Крымшамхалов³⁶⁸. Повстанческое ополчение формально подчинялось генерал-майору князю Султану Клыч-Гирею, объявленному командующим «Северо-Кавказского фронта»³⁶⁹.

Командованию Красной Армии удалось переломить ситуацию в свою пользу за довольно короткий срок. Уже в начале 20-х чисел сентября подразделения регулярных частей заняли выходы из Кубанского ущелья. Карательных экспедиций вглубь Карачая удалось избежать благодаря переговорам, проведенным в станице Красногорской 27 октября 1920 г. между представителями повстанческого правительства Карачая и командования. По их итогам было заключено соглашение, согласно которому провозглашалось «прекращение военных действий между красными войсками и карачаевским народом на основе полного забвения всех прошлых недоразумений».

Карачаевцы обязывались «аккуратно выполнить все законные требования Советской власти, предъявляемые местной власти в Карачае», а также от имени Верховного совета обороны и «высшего духовного лица» издать «категорический приказ о немедленном прекращении военных действий против Советской власти» под угрозой объявления вне закона и религии, как враги трудового Карачаевского народа».

Кроме того они брали на себя и невыполнимое обязательство в недельный срок «очистись свою территорию от всех находящихся в ней банд», членов которых передать властям.

Было оговорено, что по истечении этого семидневного срока, «вооруженные силы Карачая немедленно демобилизуются», а вместо них «для поддержания спокойствия и законного порядка на Карачае восстанавливается, впредь до изменения на общем основании милиции в 150 человек, лояльных к Советской власти».

Примечательно, что полная неприкосновенность представителям советской власти, прибывающим в Карачай, гарантировалась «круговой порукой».

Поскольку карачаевские территории располагались как в Кубанской, так и в Терской областях, то Карачаю предоставлялось право иметь своих представителей и в Баталпашинском отдельском и Терском областном ревкомах.

По окончании переговоров командование Терской группы войск 9-й Кубанской Армии издало приказ от 30 октября того же года, согласно которому «Карачаевцы через Верховный Совет Высшего Мусульманского Совета немедленно прекращают военные действия», «все вооруженные силы распускаются». Генерал С.Клыч-Гирей и полковник М. Крымшамхалов объявлялись вне закона, карачаевцы прекращали «всякие сношения с Грузией»³⁷⁰, а прибывающих в Карачай грузинских представителей обязались передавать советским органам³⁷¹.

По итогам переговорам советская власть считалась восстановленной, а Верховный совет обороны - распущенным.

Итоги переговоров и договор были одобрены Реввоенсоветом Кавказского фронта³⁷² и, таким образом, Первое карачаевское восстание удалось завершить мирным путем, после чего в третий раз в Верхней Кубани была установлена советская власть.

В последующем органы госбезопасности провели сбор информации об участниках восстания 1920 года, которые были взяты на учет³⁷³.

В первые нэповские годы народное хозяйство, да и вся система жизнеобеспечения региона находились в упадке, по-прежнему не были преодолены последствия военного времени. Даже в некоторых нагорных аулах, наименее пострадавших от боевых действий, поголовье скота сократилось на две трети³⁷⁴. В таких условиях сохранялись и социальные условия для высокого уровня преступности, включая и политической.

На западе Верхней Кубани в 1920-е гг. действовали повстанцы из числа русско-казачьего населения, укрывавшиеся преимущественно на пространстве от Скалистого до Передового (Бокового) хребта. В долине Большого Зеленчука действовал отряд численностью около 15 всадников, которым командовали полковник Комаров и его заместитель Михаил Гребенюк, также бывший белогвардейский офицер. С ними связана трагическая страница в чекистской истории Карачаево-Черкесии. В конце мая 1922 г. в областной отдел ГПУ поступило письменное обращение от этого отряда с предложением прислать в станицу Исправную представителя отдела для переговоров на предмет сложения оружия. В станицу был направлен 18-летний сотрудник отдела ГПУ Бойченко, которого повстанцы объявили недостаточно авторитетным и отказались ехать с ним в ст.Баталпашинскую. После этого к ним командировали оперативного сотрудника отдела ГПУ Тимофея Ковалева, которого сопровождал красноармеец из переданного чекистам взвода особого назначения Александр Бескаравайный. Не дождавшись их возвращения, на следующий день в Исправную направился, вопреки совету партийного лидера области Даута Гутякулова и других членов областного оргбюро партии, сам Г.В.Фролов, которого сопровождал оперативный сотрудник того же отдела ОГПУ Иван Демиденко. Переговоры велись несколько дней, закончились формальной готовностью повстанцев ехать в Баталпашинскую. Но 5 июня ночью «комаровцы» застрелили Фролова и зарубили Демиденко, но упустили тяжело раненого Ковалева, которому удалось скрыться (он прожил еще несколько десятков лет³⁷⁵).

По чекистским данным, группировка Салова и Попова в 1920-е гг. систематически совершала налеты на советские и общественные организации ближайших аулов и станиц (ею, как утверждается, был ликвидирован председатель ревкома станицы Преградной Вахрин)³⁷⁶.

Те же архивные данные указывают на то, что в станице Кардоникской в 1922 г. создавалась антисоветская группа «из среды наиболее реакционного казачества», которую создали Алексей Тимошенко, Стефан Семенов, Даниил Дранков. Им приписывалась подготовка «организованного выступления за восстановление дореволюционных порядков». Сообщается и о создании аналогичной группы Илларионом Степаненко в 1924 г., а в ноябре 1929 г. - «белоказаком» из той же Кардоникской Яковом Троцким (20 чел.)³⁷⁷. В годы НЭПа в Верхней Кубани действовали и другие повстанческие группировки - полковника Черного, подхорунжего Нагубного (1925 г.), сотника А.Д.Еременко (1926 г.) и др.³⁷⁸ В урочище Эльбурган базировалась группировка полковника Белова.

Тогда же в карачаевских селеньях, по архивным документам властей, действовало почти два десятка оппозиционных групп, в том числе, в Мало-Карачаевском округе - 7, Учкуланском - 5, в Хумаринском - 6³⁷⁹. Во второй половине ноября - первой неделе 1929 г. проводилась операция ОГПУ по «антисоветским и контрреволюционным группировкам» в аулах Архыз, Хасаут, Хусса-Кардоник, селенье Марухо-Морхское, хуторе Рим-Горский³⁸⁰.

Антисоветские группировки в конце 1920-х гг. функционировали и в аулах черкесов (Баричат-Жиле, Вако-Жиле, Жако, Зеюко, Инжи-Чишхо, Калмыковский, Кош-Хабль, Кувинский, Хабез) и абазин (Абазакт, Инжичукун, Кубина)³⁸¹.

Количество антиправительственных выступлений в некоторых регионах Юга России к концу НЭПа оказалось настолько внушительным, что в своем докладе Северо-Кавказскому крайкому ВКП(б) в ноябре 1929 г. командующий войсками Северо-Кавказского военного округа И.П. Белов и член Реввоенсовета округа С.Н. Кожевников утверждали, что «в Чечне, как и в Карачае, мы имеем не отдельные бандитские, контрреволюционные выступления, а прямое восстание целых районов»³⁸². По крайней мере, относительно Карачая военачальники, как представляется, преувеличивали положение дел, ибо подлинное восстание в этом регионе вспыхнуло через несколько месяцев после этого доклада (см. ниже).

Архивные источники указывают на то, что последняя из крупных повстанческих группировок численностью 440 чел., действовавшая в верховьях р.Урупа, была разгромлена в 1931 г.³⁸³

«Под занавес» НЭПа Карачаевскую автономную область потрясают женские волнения, которые носят массовый характер. В январе 1929 г. они прошли в Малом Карачае (с.Учкекен) и ауле Сары-Тюз, их зачинщиками были объявлены кулаки, а следственные действия - поручены сотрудникам областного отдела ОГПУ, которым поручалось произвести арест виновных «для привлечения к ответственности». Об этом начальник областного отдела ОГПУ сделал доклад на бюро обкома партии³⁸⁴.

Весной того же года женские выступление фиксируются и в Большом Карачае, и также были охарактеризованы результатом действий «кулацкого антисоветского элемента». Партийное руководство в апреле 1929 г. дало задание чекистам «подработать вопрос об оперативных мероприятиях, доложив о своих соображениях на ближайшем заседании бюро»³⁸⁵. В следующем месяца события в Учкулане вновь были рассмотрены на заседании бюро обкома партии, где было сообщено о том, что органы госбезопасности «изъяли группу»³⁸⁶.

В конце того же года имели место женские волнения в ауле Картджурт. В своем выступлении на заседание бюро обкома в декабре 1929 г. руководитель чекистов Карачаевской АО Якунин доложил суть «антисоветского» акта. Партийное начальство решило провести показательный суд в самом ауле, дало соответствующие указание областному суду, прокурору, партийным ячейкам «подготовить общественное мнение»³⁸⁷.

Гораздо более мощное сопротивление большевистский режим встретил в крестьянской среде, когда им была начата политика «сплошной коллективизации». Реализуя указания сталинского руководства, региональные партийные советские лидеры, стремясь досрочно отчитаться перед центром, поспешили ускорить процесс вовлечения сельского населения в колхозы. 27 ноября 1929 года Северо-Кавказский крайком ВКП/б/ принял постановление, согласно которому массовая коллективизация должна была завершиться в течение полутора лет. Для развития данного решения, два месяца спустя, 27 декабря крайком издает постановление «О коллективизации в национальных областях». С каждым днем политика ужесточалась; 10 февраля 1930 года крайисполком дает разрешение конфисковать у наиболее состоятельных крестьян («кулаков») средства производства, кулацкие семьи депортировать в отдаленные части округов, районов и селений, а «злостных кулаков и контрреволюционные элементы» - высылать за пределы Северного Кавказа³⁸⁸. Сформированный за годы НЭПа средний класс (в лице состоятельного крестьянства, предпринимательства) уничтожался в стране вторично - после гражданской войны и «военного коммунизма» по вполне очевидной причине обретения им независимости от правящего режима.

Естественно, задача обеспечения уничтожения такого класса стала в те годы основной сферой деятельности правоохранительных структур. В начале 1929 года партийное руководство Карачаевской АО получило за грифом «совершенно секретно» телеграмму из Москвы с предписанием ЦК ВКП/б/ «об усилении репрессий враждебных пролетариату элементов»³⁸⁹.

Если в 1929 г. в колхозах области состояло лишь 5 с небольшим процентов крестьянских хозяйств региона, то к марту 1930 г. в них было принудительно вовлечено почти 40% таких хозяйств³⁹⁰. В начале 1930 г. готовятся списки первых 250 кулаков, обреченных на депортацию, арестовывается почти 80 лиц, объявленных участниками «кулацко-контрреволюционных группировок», еще 20 граждан, названных «кулацкими идеологами» ³⁹¹. 16 февраля бюро обкома партии поручает ОГПУ «изъять всех кулаков в аулах, где развивается бандитизм», несколько дней спустя, 21 февраля «изъять кулаков» из аула Хумаринского³⁹². Активные большевики в а.Верхней Маре сами, без чекистов, арестовывают земляков, которые затем передаются в «органы»³⁹³.

Как видим, все репрессивные акты готовятся партийными органами областного и местного уровней, а исполнение возлагается на органы госбезопасности.

Принцип «насилие порождает насилие» проявился и тогда. В марте 1930 года в Карачаевской АО вспыхнуло крестьянское восстание, имевшее антиколхозную, а политическом плане - антибольшевистскую направленность. За короткий срок стихийно возникшие повстанческие отряды были организованы, избрали единое руководство в виде «Верховного совета», свергли советскую власть практически во всех карачаевских аулах Большого и Малого Карачая, атаковали Кисловодск и областной центр, г.Микоян-Шахар.

Восстание перекинулось и в Черкесскую АО, где охватило абазинские, ногайские, черкесские аулы (по данным ОГПУ - аа.Али-Бердуковский, Апсуа, Зеюко, Икон-Халк, Инжичишхо, Кубина, Псыж, Псаучье-Дахе, Хабез). С оружием в руках выступило и казачество нагорных станиц (Исправная, Кардоникская, Сторожевая)³⁹⁴.

Как сообщают чекистские сводки той поры, в восстании 1930 года приняли участие люди всех национальностей области, численность повстанцев достигала 5 тыс., из них «непосредственно с оружием» - более 2 тыс. Любопытно, что из восставших кулаками являлись лишь 220 чел.³⁹⁵ Иными словами, даже по большевистским меркам, основу восстания составляли вовсе не «враждебные простому народу классы», а сам народ.

Областное партийное руководство, крайне растерянное мощным выступлением, повело себя в те дни весьма робко. К краевым властям была направлена просьба определить в Микоян-Шахар войсковое подразделение численностью в роту (30 конников, 70 пехотинцев) прежде всего «охраны общественных и государственных учреждений», т.е. областного руководства³⁹⁶. Чуть позже вновь обратились в крайком ВКП/б/ с просьбой о «немедленном вводе в Микоян-Шахар» на несколько месяцев порядка 60-70 конников. На крайний случай соглашались на переброску из г.Баталпашинска в Микоян-Шахар 64-го отряда Национального кавалерийского взвода)³⁹⁷.

Правда эта робость не помешала партийным вождям области отдавать жестокие приказы, сходные с решениями времен «красного террора». Именно бюро обкома ВКП/б/ во главе с партийным лидером С.Носовым поручило 21 марта чекистам и прокуратуре перейти к захвату заложников, а также ликвидировать заключенных в городе в случае атаки противника. «В связи с усиливающимся бандитизмом, переросшим в кулацкие восстания, предписывало партийное руководство, добиться того, чтобы банды не увеличивались в дальнейшем, наряду с разъяснительной работой в отношении ушедших в банду главарей командиров и активных бандитов - считать необходимым взятие заложников отец, брат, сын, близких родственников и авторитетов. В отношении же наиболее злостных допустить изъятие жен»³⁹⁸.

Очевидно, областная верхушка оказалась на грани паники, поэтому даже и не думала о придании своим решениям, противоречащим тогдашним правовым нормам СССР, какого-либо законного оформления.

Отделу ОГПУ и военному комиссариату было поручено выдать оружие в распоряжение еще не созданных «мелких аульных национальных отрядов из числа проверенного и преданного Соввласти актива». Такие отряды в Архызе, Верхней Теберде, Джегуте, Красном Карачае, Кумско-Лоовском, Марухе, Учкулане, Хасауте и в др. должен был сформировать начальник административного отдела облисполкома Аубекир Аджиев, которого перевели в оперативное подчинение отдела ОГПУ. Именно он отвечал «за подбор персонального состава отрядов, их внутреннего состояния и действий»³⁹⁹.

По-видимому, можно полагать, что руководство областного отдела ОГПУ повело себя с политической стороны более умело, чем партийные лидеры области.

Органы госбезопасности стремились найти мирные решения социально-политического конфликта. Для переговоров с восставшими был выделен начальник Армавирского окружного отдела ОГПУ Суворовский, который за несколько лет до этого возглавлял областной отдел ОГПУ Карачаево-Черкесской АО. Он при участии представителя Северо-Кавказского крайисполкома на протяжении нескольких часов вел из Микоян-Шахара телефонные переговоры с повстанческим правительством («Верховным советом»), базировавшимся в Учкулане. «Советская власть, - заверил Суворовский, - не желает принимать репрессивных мер к обманутым вами людям - рядовым участникам мятежа». Якушкин гарантировал сохранение жизни «рядовым участникам мятежа». Представитель восставших объяснил причины движения: «Наши прежние хозяйства разорены, религия поругана, мечеть закрыта». На это сотрудник ОГПУ сказал, что такие «незаконные действия, если они имели место, строго караются по советским законам» и никто «не имеет права закрывать мечети, если на то нет желания самих верующих». Восставшие соглашались прекратить восстание в обмен на уступку Микоян-Шахара, а власти, разумеется, категорически отказались отдавать областной центр. Переговоры закончились ничем⁴⁰⁰.

Вскоре после подавления восстания регулярными частями РККА, начальник отдела Готье внес довольно разумное предложение провести в области выездную сессию Северо-Кавказского краевого суда «для процесса над добровольно сдавшимися участниками повстанческого движения». Бюро обкома партии, еще не оправившееся от событий, в испуге отклонило это предложение, сославшись на то, что такой суд может «внести осложнение в политическую обстановку в области»⁴⁰¹. Однако несколько дней спустя идея Готье была поддержана краевыми представителями, после чего так же поступили и областные партийные руководители. Областному отделу ОПУ и прокуратуре поручили «произвести немедленный отсев арестованных, подлежащих суду, освободив рядовых участников повстанческого движения»⁴⁰².

В подавлении восстания в Верхней Кубани отмечена роль сотрудников госбезопасности, в числе которых упоминаются Васильев, Трегубов, Ф.И.Коваль, А.М.Спрогис, и др.⁴⁰³ Имелись среди чекистов и жертвы: при обороне Микоян-Шахар погибло пять сотрудников, в Учкулане - уполномоченный областного отдела ОГПУ Менчинский⁴⁰⁴ и др.

Отдел ОГПУ провел большую работу по выявлению всех тех лиц, которые так или иначе были причастны к восстанию. В списках, подготовленных позднее работниками областного управления НКВДВ, выделяется несколько категорий восставших: «активные участники», «организаторы» («активные организаторы»), «руководители контрреволюционных банд», командиры подразделений (взводов, сотен), члены «Верховного Совета» и его структур («комиссий»).

В числе командиров взводов чекисты называют таких лиц из Большого Карачая как Байрамуков Ахья, Байрамуков Ислам, Борлаков Темурка, Лайпанов Джагафар; все, кроме последнего, были приговорены к ссылке.

В командирах сотен числятся: в Малом Карачае - Созаруков Магомет, в Н.Маре - Кочкаров Хаджи-Исмаил, в Теберде - Байчоров Асук, Узденов Хызыр, Аджиев Даут (двое последних отправлены в ссылку).

Примечательно, что Кады Байрамуков (также сосланный) именуется в этих документах как командир полка.

Руководителем группы восставших у осетин называется Тлатов Александр, у абазин (Кумско-Лоовского) - Токов Алимурза.

К ссылке как «руководители контрреволюционных банд» были приговорены Алиевы Локман и Хусей, Батчаев Ибрагим, Борлаков Ильяс, Биджиевы Чапакай, Гитче и Маусуд, Гогуев Абидин, но, что интересно, большинство лиц из этой категории ссылки избежали⁴⁰⁵.

В числе членов «Верховного Совета» источники называют таких лиц как: Кубанов Зекерья (был сослан), Чотчаев Магомет, Эркенов Асхат, а секретарем этого органа называется Текеев Дайфур⁴⁰⁶.

Органы ОГПУ упоминали о повстанческом комитете в составе Джатдая Чомаева, Каракета Абайханова, Шогая Кумукова, Унуха Байрамкулова, С.Байчорова, о назначении военного руководителя восстания⁴⁰⁷.

Всего по обвинению в участии в восстании власти арестовали около 1 тыс. чел., но с учетом сложившейся обстановки, отнеслись к ним сравнительно несурово: согласно приговору краевого суда, к смертной казни был приговорен лишь один повстанец, значительная часть получила сроки ссылки в Казахстан и Северный Урал⁴⁰⁸. Кроме того, некоторые отбывали наказание на строительстве Беломор-Балтийского канала (напр., Магомет Узденов из аула Красный Восток)⁴⁰⁷. Примечательно указание на существование в системе госбезопасности концлагерей. Например, относительно активиста восстания Акбаева Шогаиба Унуховича (1895 г.р.) говорится, что он «сослан в концлагерь ОГПУ»⁴¹⁰.

Некоторые участники восстания скрылись; одним из них был Барадин (Ибрагим) Гербеков, который до этого возглавлял вооруженную группу из представителей разных национальностей, базировавшуюся в лесистых верховьях р.Джаганаса близ станицы Усть-Джегутинской. Некоторое время он прятался в пещере близ аула Джегута, но, будучи раненым, сдался властям, которые взяли в заложники членов его семьи, а вскоре умер от ранения в застенках. Народ сложил о нем песни, где воспевается его благородство, мужество и правота в борьбе с властью, закрывшей мечети. Место, где он укрывался по сей день именуется «Скала Барадина» (Барадинни Къаясы)⁴¹¹.

У казаков нагорных станиц Карачаевской АО в числе руководителей мартовско-апрельских выступлений 1930 г. называются Михаил Свербель, Федосей Нищенко, Матвей Серков, Я.Троцкий, Х.Машуков и др.⁴¹²

Антиколхозные выступления на юге страны побудили центр отмежеваться от формированной коллективизации, ответственность за которую была возложена на региональные власти. ЦК ВКП/б/ издал постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении», где предписал партийным органам преодолеть «левые перегибы», отказаться от насильственного вовлечение в колхозы, следовать принципам «широкой демократизации»⁴¹³. Северо-Кавказский крайком отказался от форсированных темпов коллективизации, а 27 марта 1930 г., уже после подавления восстания, партийное руководство автономной области признало причины зарождения повстанческого движения: «погоня за количественным ростом колхозов», «случаи незаконных арестов кулаков», «лишение прав на землепользование не только кулаков, но и середняков», «применение, несмотря на ряд категорических запрещений, методов грубого администрирования, методов раскулачивания», «незаконность конфискации имущества у кулаков вплоть до конфискации по Суду даже минимума домашнего обихода: подушек, белья и т.д.», «закрытие мечетей и медресе»⁴¹⁴.

7 мая 1930 г. бюро Карачаевского обкома партии еще раз признало «перегибы и извращения директив партии по коллективизации», а также дало областной прокуратуре поручение подготовить дела «по обвинению виновников перегибов и извращений»⁴¹⁵. Признавались также «применение, несмотря на ряд категорических запрещений, методов грубого администрирования, методов раскулачивания», «погоня за количественным ростом колхозов». Указывалось и на явно противозаконные методы, включавшие насильственное «закрытие мечетей и медресе», «случаи незаконных арестов кулаков», «незаконность конфискации имущества у кулаков» без решения судов, «лишение прав на землепользование не только кулаков, но и середняков»⁴¹⁶.

Вслед за этим из колхозов Карачаевской АО вышло свыше 9/10 крестьянских хозяйств⁴¹⁷. Властям пришлось приложить усилия к тому, чтобы провести коллективизацию, уже без принуждения, «по второму кругу», что, в принципе, удалось сделать в последующие несколько лет.

В поле внимания органов госбезопасности попадали и идейные течения, не совпадавшие с официальной идеологией большевиков. Известно, что в либеральные нэповские годы у части национальной интеллигенции приобрели популярность пантюркистская идеология, основой которой выступали теории не только о великом прошлом тюркоязычных народов, но и о больших перспективах их солидарности, восстановлении Турана, некогда существовавшего на огромных просторах Великой Степи. Видимо, излишне говорить, что идеи тюркской солидарности противоречили официальным в Советской России и СССР идеям солидарности пролетарской, и уже поэтому рассматривались как враждебные. Соответственно к числу политически неблагонадежных были отнесены носители идей пантюркизма. Но в начале 1920-х гг. они еще не подвергались репрессиям и лишь брались на учет в соответствующих органах. Такая тактика диктовалась внешнеполитическими соображениями. Как уже отмечалось, именно в те годы были установлены дружественные отношения между Советской Россией и Турецкой республикой, только что возникшей на развалинах Османской империи. В условиях дипломатической изоляции со стороны западных стран Москве было исключительно выгодно установление полноценных отношений со странами Востока. Турция получила от РСФСР большую поддержку военного и материально-финансового характера, что позволило успешно противостоять внешним противникам. Со своей стороны советское правительство ожидало, что турецкая сторона использует традиционное влияние среди мусульман Юга России с точки зрения лояльности большевистскому режиму.

Поэтому наши власти закрывали глаза на внешние проявления тюркской солидарности, которые проявились и среди населения Карачая. Усилия в этом направлении предпринимались группой интеллигенции во главе с упоминавшимся Н.Х.Токовым, который, по словам У.Д.Алиева, проявлял «зараженность духом… пантюркизма». В феврале 1921 году Токов составил от имени мусульман Кавказа послание турецкому лидеру М.Кемаль-паше (будущему Ататюрку)⁴¹⁸. В октябре следующего года Токов стал одним из организаторов и активных участников ««грандиозной манифестация горцев» в Кисловодске, посвященной победе войск Кемаль-паши над интервентами. В своем выступлении перед демонстрантами Наны Хасанович говорил о большом значении «ближневосточного вопроса для карачаевцев, кабардинцев, черкесов, абазин и других» мусульманских народов Кавказа. В своих выражениях чувств поддержки турецких собратьев участники манифестации даже «выразили свою готовность встать под знамя Великого национального собрания Турции»⁴¹⁹. Совершенно очевидно, что большевистские власти совершенно не были заинтересованы в укреплении и дальнейшей популяризации идей исламской и тюркской солидарности. К счастью для правящего режима, наиболее яркий апологет панисламизма и пантюркизма, Н.Х.Токов был убит неизвестными лицами, а его последователи или не имели такой консолидирующей харизмы, или стали опасаться мер со стороны властей.

В скором времени идеи пантюркизма были подвергнуты резкому осуждению в работах местных ученых. Приверженцы учений о «мифической прародине» всех тюркских народов, о том, что карачаевцы и балкарцы являют собой неотъемлемую часть «единого мифического народа» были объявлены контрреволюционерами⁴²⁰. Разумеется, это было сигналом к репрессивным актам в отношении популяризаторов пантюркизма в горской среде.

Видимо, нельзя обойти вниманием тот факт, что в целях решениях проблем внутриполитического характера, в том числе и для борьбы с «политическим бандитизмом», власти использовали и войсковые подразделения. Такая практика проявила себя и в начале 1922 г., когда в связи с кабардино-карачаевских пограничным конфликтом⁴²¹ на территорию Верхней Кубани были введены части 4-й Петроградской и 6-й Чонгарской кавалерийских дивизий Северо-Кавказского военного округа (СКВО). Следует отметить, что использование регулярной армии вне собственно зоны конфликта, в глубинных районах Карачая, не было оправдано реальной военно-политической ситуацией. Будучи вне какого-либо правового контроля со стороны органов надзора, гражданских структур, войска традиционно склонны к произволу - в том числе и в отношении населения собственной страны.

С первых же дней стали возникать конфликты военных с советскими органами мест дислокации войск. Председатель Баталпашинского отдельского исполкома Н.Ковалев обращается в феврале 1922 г. к Кубано-Черноморскому облисполкому с жалобой на внеправовые действия командного и начальствующего состава частей указанной дивизии. На эти части, пишет он, «как я понимаю, возложена обязанность борьбы с бандитизмом», но вместо этого имеют место «безобразия, чинимые военными представителями 6-й Чонгарской дивизии». С вводом войск, говорится в документе, «власть Советов излагалась и все распоряжения, даваемые Исполкомом по гражданскому ведомству, игнорировались». Войска арестовывали граждан, высказывавших замечания, захватывали подводы, фураж, угрожали представителям местных властей. Сам начальник дивизии, устраиваясь в ст.Баталпашинской, «самоуправно забирал мебель, занимал квартиры». Бесчинства военных приводили к тому, что жители заявляли «мы всем селением выйдем в лес», причем русские селения, вполне лояльные к советской власти⁴²².

Аналогичные эксцессы имели место в горских селеньях Верхней Кубани. В своем письме одному из руководилей Наркомата РСФСР от 22 марта 1922 г. У.Д.Алиев сообщает, что за две недели пребывания в Карачае войска «совершенно очистили /местность/ не в смысле бандитизма, а в смысле грабежа». Несколько десятков горцев, «частью совершенно невиновных» были арестованы и расстреляны красноармейцами без суда и следствия, табуны лошадей, десятки тысяч овец, сено (заготовленное горцами на площади в 60-70 тыс.десятин), захвачены, мирные люди, включая женщин, подвергались грабежам. Все это привело к тому, что около 200 человек из числа добровольно сложивших оружие оппозиционеров, вновь ушло в леса и горы. «Население сильно терроризировано и очень возмущено», - пишет Алиев⁴²³.

В Карачаевском округе местные власти также были фактически отстранены от управления регионом. Военное командование, прикрываясь эфемерной «борьбой с бандитизмом», создало так называемое Чрезвычайное Карачаевское военно-политическое совещание. Пытаясь легитимизировать себя, оно ссылалось на то, что государство «поручило военным частям Красной Армии изъять из аулов весь бандитский элемент, мешавший спокойной жизни горцев, и контрреволюционеров, которые будоражили аулы и тормозили развитие области». В одном из приказов упомянутой структуры говорилось, что расстрелы произведены «быстрой, решительной рукой карающего Рабоче-Крестьянского правосудия»⁴²⁴, хотя это были типичные внесудебные расправы.

Лишь после вывода войск и формирования региональных органов власти Карачаево-Черкесской автономной области (март 1922 г.) стали полноценно функционировать структуры внутренних дел и госбезопасности.

Как видим, бесконтрольная деятельность войсковых командиров разных уровней, да и простых красноармейцев вела не к прекращению антисоветских настроений у гражданского населения, а наоборот, к их росту. Имея перед глазами наглядные примеры произвола «защитников трудового народа», жители вряд ли могли преисполняться чувствами лояльности к большевистскому режиму. (В таких явлениях, видимо, и надо искать причины того, что определенная часть населения - как горского, так и русско-казачьего - приветствовала ликвидацию в Верхней Кубани советской власти немецкими войсками в августе 1942 г.).

2.3 Репрессивная роль структур госбезопасности

По-видимому, следует разделить мнение, что перманентные репрессии были неизбежным порождением большевистского, или раннесоветского режима (так мы позволим себе обозначить период с момента захвата власти большевиками до конца правления И.В.Сталина, который почти совпал с устранением определения «большевистская» из официального наименования коммунистической партии). Безусловно, было бы глубокой ошибкой сводить масштабы силовых методов правления партийно-советской бюрократии к злой воле И.В.Сталина и его окружения. Органы внутренних дел и госбезопасности советской России выполняли карательную роль и при В.И. Ленине - в годы гражданской войны, в период «красного террора» и «военного коммунизма».

Но - и это следует подчеркнуть - не сами эти органы являлись инициаторами расправ по социальному признаку. Объектами репрессий в те годы становились целые социальные группы, которые были «помечены» большевистскими вождями. Так, один из них, Н.И.Бухарин, перечисляя «слои, классы и группы», которые «активную борьбу против пролетариата», назвал:

«1) Паразитические слои (бывшие помещики, рантье всех видов, буржуа - предприниматели...),

2) торговых капиталистов, спекулянтов, биржевиков, банкиров...

3) крупных бюрократов капиталистического государства (генералы, архиереи и пр.)

4) буржуазных предпринимателей - организаторов и директоров (организаторы трестов и синдикатов «деляги» промышленного мира, крупнейшие инженеры, связанные непосредственно с капиталистическим миром, изобретатели и пр.);

5) квалифицированную бюрократию - штатскую, военную и духовную;

6) техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще (инженеры, техники, агрономы, зоотехники, врачи, профессора, адвокаты, журналисты, учительство в своем большинстве и т.д.);

7) офицерство;

8) крупное зажиточное крестьянство;

9) среднюю, а отчасти и мелкую городскую буржуазию, духовенство, даже неквалифицированное».

Обозначая указанные группы, составлявшие, по сути, национальную элиту России, партийный идеолог полагал, что нейтрализовать их может «только "концентрированное насилие”»⁴²⁵. (Уместно добавить, что жертвой такого насилия стал и сам автор идеи его «концентрированного» применения, который был расстрелян в итоге процессов 1930-х гг., а в годы горбачевской «перестройки» был объявлен невинной жертвой сталинизма).

В то же время, для невиданной в истории страны мощи карательных органов были, разумеется, и объективные условия. Видимо, нельзя не согласиться с тем, что «история предвоенного десятилетия с неуклонным нарастанием военной опасности снова и снова возвращала общество в чрезвычайную обстановку»⁴²⁶.

Действительно, возрастала внешняя угроза и на западе (гитлеровская Германия), и на востоке (милитаристская Япония), - это требовало централизации власти. Действительно, стране следовало за короткий срок совершить индустриальный рывок, позволявший не только противостоять потенциальным агрессорам, но и конкурировать с передовыми европейскими экономиками, а стало быть, и подтвердить жизнеспособность социалистического строя. Это тоже требовало централизации власти. В данных условиях требовалось сведение к минимуму сроков исполнения принятых центром решений по всей вертикали политического и хозяйственного управления. Очевидно, что самой эффективной опорой административной системы выступали силовые структуры, в первую очередь - органы внутренних дел и безопасности. «Впечатление такое, - отмечают исследователи, - что силовые методы как средство лечения всех и всяческих болезней были запрограммированы в структуре органов с самого начала»⁴²⁷. Заданность таких методов отражала природу правящего режима, его стремление к насильственному решению значительной части проблем практически во всех сферах жизни - политической, экономической, социальной, культурной и др.

В не меньшей степени сталинский режим осознавал опасность со стороны внутренних врагов, к числу которых были отнесены не только реальные недруги из среды «недобитых» активистов антисоветской оппозиции, национал-сепаратистских движений и т.п., но и любые инакомыслящие. Этот «внутренний» вектор деятельности ОГПУ/НКВД был не меньшим по значимости и привлеченным ресурсам, чем противодействие внешним угрозам. Видимо, нам следует иметь в виду тот факт, что советское право изначально было крайне идеологизировано. Оно отражало партийную установку на решительную борьбу с «враждебными классами», которые должны быть ликвидированы в ходе социалистического строительства.

Ликвидация таких социальных групп должна была происходить не только и даже не столько в процессе формирования нового общественно-политического строя (и, как следствие, естественного отмирания эксплуататорских классов), сколько в ходе последовательных административных мероприятий. Последние включали в себя создание целой системы правовых санкций в отношении выходцев из «враждебных классов», а также властного, государственного инструментария реализации таких санкций.

Естественно, неотъемлемой частью такого инструментария выступали органы советской юстиции, внутренних дел, госбезопасности, прокуратуры, отчасти и вооруженных сил, которые официально наделялись соответствующими полномочиями. Но всесилие репрессивных органов было кажущимся, поскольку их ограничивал партийный контроль, а точнее аппарат партийных организаций, прежде всего, вышестоящих. «Если, скажем, НКВД арестовывало членов райкома партии, то обком знал об этом. Следовательно, аппарат репрессий был орудием партии». Это и отличало сталинский режим от типичного полицейского государства, где предполагается «полная свобода репрессивного аппарата в своих действиях»⁴²⁸.

Образно выражаясь, репрессивный каток режима особо проявил себя со второй половины предвоенного десятилетия. По имеющимся данным, в 1930-1934 гг. ни к одному из осужденных «тройками» Карачаевской и Черкесской автономных областей не был применен расстрел. Пик репрессий приходится на 1937 год (из 299 осужденных «тройками» 218 расстреляны), «а самым бесчеловечным и жестоким по применяемым мерам стал 1938 год» (из 155 осужденных расстреляно 144)⁴²⁹. В стране же, по данным книги Вадима Кожинова "Россия, век XX", в 1937-1938 гг. ежедневно выносилось в среднем 1000 смертных приговоров (расчет исходит из общего количества смертных приговоров в СССР за указанные два года - 681692)⁴³⁰.

За этими, как и другими, более полными данными, стоят конкретные фигуры исполнителей, некоторые из которых остались в памяти местного населения своей жестокостью, если не сказать лютостью. К их числу относился и Владимир Павлович Удов. Он происходил из Украины, точнее - Черниговской губернии, где родился в 1898 г. Согласно официальной биографии он принадлежал к среде крестьян-бедняков и с 12-ти летнего возраста вынужден был зарабатывать на жизнь. Вначале трудился на спичечной фабрике на белорусской станции Злынка, откуда перебрался на Донбасс, в Аннинский антрацитный руднике. Поддержал Октябрьский переворот 1917 г., вскоре пошел на службу в ряды Красной Армии. По окончании гражданской войны поступил на службу в органы ВЧК (1921 г.), причем уже в первые месяцы своего чекистского поприща попал на Северный Кавказ. Любопытно, что в большевистскую партию вступил только в 1932 г. В следующем году его направляют в Карачаевский областной отдел ОГПУ, где он участвует в разработке ряда операций. Получил несколько ведомственных наград: именное оружие (трижды), значок «Почетный чекист» (1936 г.). Был назначен зам. начальника управления НКВД по КАО. В 1937 г. был избран депутатом Верховного Совета СССР⁴³¹.

В самом начале пика репрессий в Карачаевской АО во главе областного управления НКВД стоял Зотик Андреевич Волохов, руководивший этим органов с января по ноябрь 1937 г., 1896 года рождения. Он был выходцем из семьи, принадлежавшей при царе к среднему классу (отец работал кассиром, впоследствии приемщиком хлопка). Но это никак не отразилось на его образовании, которое ограничилось 4-классным обучением в городской школе. Хотя он в партию большевиков вступил в ноябре 1917 г., но старался держаться вдали от районов боевых действий: все годы гражданской войны он пробыл в системе образование, работая учителем, затем перейдя в чиновники - инструктор, заведующий городского отдела народного образования. В органы ВЧК перешел когда стихли бои и окончательно утвердилась советская власть⁴³².

Его сменил П.И.Дрозд, который пробыл на данном посту больше всех чекистских руководителей предвоенного десятилетия (ноябрь 1937 - август 1939 гг.).

Большая роль в выполнении плановых заданий по репрессиям в Карачае и Черкесии принадлежала избранному депутатом от этих автономных областей в Верховный Совет СССР Петру Федоровичу Булаху, который занимал в 1937-1938 гг. пост начальника Орджоникидзевского (Ставропольского) краевого управления НКВД. Он родился в 1898 г. в пригороде Харькова в семье портного. Короткое время служил на флоте, позднее - в Красной Армии. В органы ВЧК также пришел после войны - в 1921 г., в последующие годы заслужил почетное боевое оружие, знак почетного чекиста. На Северный Кавказа его направили в 1933 году, принимал непосредственное участие во многих боевых операциях «по ликвидации антисоветских кулацких вылазок и бандитизма» и в Верхней Кубани, был удостоен ордена Красной Звезды (1937)⁴³³.

В апреле 1938 г. майор госбезопасности П.Булах был арестован, а в июле 1940 г. Расстрелян⁴³⁴, повторив судьбу тысяч других чекистов, которых истребили после выполнения ими плана сталинских репрессий.

Наибольший удар репрессивных органов пришелся по общественно-политической элите, включая ту категорию, судьба которой неразрывно была связана с советской властью и партией большевиков. Репрессиям подверглись 77% состава бюро Карачаевского обкома партии, избранного на 7-й областной партконференции 1937 года⁴³⁵, включая таких деятелей как: первый секретарь Карачаевского обкома ВКП/б/ Хасан Алиевич Аппаев (который был расстрелян в январе 1938 г.)⁴³⁶, второй секретарь обкома И.Родзинский, В.Гурьянов, заведующие отделами обкома Созаруков, Тэрк⁴³⁷ и др. «Врагом народа» был объявлен и бывший руководитель обкома партии Маурер⁴³⁸.

Волна репрессий напрямую коснулась и районное, городское звено управления. На одной из партконференций активно выявлялись «троцкистские бандиты» в Микояновском и Учкуланском районах (Хасанов, Бедраев, Коркмазов и др.), в Усть-Джегутинском и Зеленчукском районах (Борисенко, Верецкий и др.)⁴³⁹. На сентябрьском (1937 г.) собрании областного партийного актива в г.Микоян-Шахаре такому шельмованию подверглись председатель Усть-Джегутинского райисполкома, секретарь Зеленчукского райкома партии, директор санатория, работники облисполкома и газет⁴⁴⁰.

Вслед за такими акциями, как правило, следовал арест.

Нашего внимания заслуживает и тот факт, что расправам подверглась основная масса и бывших лидеров регионального руководства. Первый председатель облисполкома Карачаево-Черкесии Курман-Али Алиевич Курджиев был приговорен к расстрелу решением военной коллегии Верховного суда СССР и расстрелян в октябре 1937 года⁴⁴¹.

24 июня 1938 года был расстрелян Магомет Ильясович Батчаев, первый председатель облисполкома Карачаевской АО (1926-1927)⁴⁴²; расправе не помешало то, что он узами семейной дружбы был связан с С.Кировым - «любимцем партии» и ближайшим соратником Сталина.

Летом того же года аналогичная судьба постигла Умара Джашуевича Алиева, который в 1920-1921 гг. возглавлял Карачаевский округ, а впоследствии вел активную научную деятельность в гг.Ростов-на-Дону и Москва⁴⁴³. Его не уберегло то, что в период гражданской войны он работал в народном комиссариате по делам национальностей РСФСР под началом самого И.Сталина.

Его преемник на посту главы Карачаевского округа Рамазан Хасанович Куатов был арестован в августе 1937 года⁴⁴⁴, а позднее расстрелян.

Такая же судьба постигла последнего из глав Карачаевского округа Али Гериевича Хасанова, который был расстрелян в декабре того же 1937 года⁴⁴⁵.

Вряд ли счастливой можно назвать участь многих из тех, кто избежал расстрела. Так, бывший председатель Карачаевского облисполкома (1928-1929) Осман Абдулович Хачиров был арестован летом 1937 года; ему удалось избежать расстрела: решением Орджоникидзевского краевого суда от 18 июля 1938 г. он был приговорен к отбыванию тюремного заключению в ГУЛАГе, где и умер несколько лет спустя⁴⁴⁶.

Его преемник на посту глава облисполкома (1929-1932) Бекмырза Хаджикулович Шаманов, бывший кавалерист «дикой» дивизии, был также арестован в начале 1937 г., умер в застенках НКВД с диагнозом «нефридневроз»⁴⁴⁷.

Еще один бывший председатель облисполкома КАО (1936-1937) Касым Хаджи-Бекирович Боташев был арестован в декабре 1937 г., был осужден решением Особого совещания при НКВД СССР на 5 лет лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовых лагерях. Умер там же (официально «от паралича сердца») в 1942 г.⁴⁴⁸

Асланбек Мусосович Кочкаров, который весной 1920 г. первым из лидеров устанавливал советскую власть в Карачае, был также арестован в декабре 1937 г. и тогда же приговорен к расстрелу решением Тройки при УНКВД Орджоникидзевского края. Но исполнение приговора удалось оттянуть и в 1940 г. расстрел заменили 10-летним сроком заключения. До свободы он тоже не дожил: по официальным данным, умер от сепсиса в 1944 г.⁴⁴⁹

Как видим, из осужденных в ходе «ежовских» репрессий крупных политических деятелей, которые возглавляли советскую власть в Карачае с 1920 по 1937 г., ни один не вышел из застенков НКВД. Пострадали не только первые лица. Бывший военком КАО (1930-1933) Асхат Абдул-Керимович Боташев погиб в заключении в 1937 г.⁴⁵⁰ Бывший член Карачаевского окружного ревкома Хызыр Османович Байрамуков был арестован трижды (в 1928, 1937 и в канун войны), умер в застенках ГУЛАГа в 1943 г.⁴⁵¹

Аналогична была и судьба руководящих деятелей советской Черкесии. Бывший зам. председателя Карачаево-Черкесского облисполкома (1926), председатель исполкома советов Черкесского национального округа (с 1926 г.) и Черкесской автономной области (с 1928 г.) Крым Алиевич Астежев был арестован и расстрелян в 1937 г.⁴⁵² В том же году был казнен и экс-прокурор Карачаево-Черкесии (1924-1925 г.), экс-военком КЧАО и ЧНО (1925-29) Ахлау Муссович Ахлов⁴⁵³.

Некоторым из арестованных лиц удалось выйти на свободу. Среди них -Якуб Замаевич Айбазов, организатор комсомола в Верхней Кубани, руководитель Карачаево-Черкесского обкома ВЛКСМ. Он подвергался аресту как «враг народа», пережил тюремное заключение, после освобождения ушел на фронт, где и погиб (1943 г.)⁴⁵⁵4. Также удалось пережить годы заключения в ГУЛАГе и бывшему руководителю Карачаевской окружной милиции Шогаибу Хусеиновичу Байкулову⁴⁵⁵.

Основные обвинения, по которым производились аресты, были стандартны - вредительство, «буржуазный национализм», контрреволюционная деятельность, организация банд и т.п. «Трижды презренные обер-бандиты, - заявлял зам. начальника управления НКВД по КАО В.Удов, - кровожадные буржуазные националисты Курджиев, Аппаев, Боташев, организовывавшие в Карачае контрреволюционно - кулацко - мулльские банды, пойманы с поличным»⁴⁵⁶. Характерная чекистская лексика той поры.

В 1957-м и последующие годы были реабилитированы (в основном - посмертно) в судебном порядке почти все из упомянутых жертв сталинизма. Многие из них получили реабилитацию и по партийной линии.