Законотворческая деятельность российских либералов в Государственной думе (1906-1917 гг.)

Вторую категорию субъективных публичных прав составляли права личности на «положительные услуги со стороны государства». В отличие от Г. Еллинека, относившего сюда право личности на правовую защиту со стороны государства, российские теоретики были ближе к современной трактовке прав человека, понимая под той категорией, говоря современным языком, «второе поколение прав человека», включая сюда социально-экономические права (право на труд, на обеспечение в старости или на случай болезни и неспособности к труду там, где обязанность обеспечивать лежит на государстве, а не на каких-нибудь специальных организациях, право на образование). Предвосхищая будущее теоретическое развитие этой отрасли права, российская юридическая мысль разрабатывала комплексное понятие «права на достойное человеческое существование».

Современная юридическая наука не выделяет то, что в начале ХХ в. понималось под третьей категорией прав, которую составляли права личности на участие в управлении государством, среди которых пальма первенства отдавалась избирательному праву. Помимо этого к данной категории относили право на занятие должностей и выполнение ряда функций госуправления (например, судейской в суде присяжных) и право петиций.

Подобно другим исследователям, предложил свое ранжирование прав человека и М.М. Ковалевский, исходивший в данном случае из истории их закрепления в современном законодательстве, одновременно обозначая их роль в системе отношений государство-личность. Начинает он с права на свободу совести, подобно своим коллегам, и квалифицирует ее, как сферу безусловно свободную от государственного вмешательства во внутренней области, и как сферу участия государства в внешнем обеспечении свободы (публичность культа, свобода церковной организации и т.д.). Далее автор выстраивает права, непосредственно связанные со свободой совести, к которым относятся свобода слова, собраний, петиций, печати. Вся совокупность прав, как и у его коллег, обеспечивается возможностью их судебной защиты. Подобно Б.А. Кистяковскому, в соответствующих трудах Ковалевского мы находим понимание личности, наделенной правами, имеющей возможность защищать их в суде как необходимый элемент правового государства. «Гарантией признания так называемых личных прав, - пишет он, - является возможность призыва в суд всякого, кто бы он ни был, причиняющего вред и убытки своими действиями, не согласными с законом». М.М. Ковалевский, подобно П.И. Новогородцеву, Ф.Ф. Кокошкину, Б.А. Кистяковскому, В.М. Гессену, С.А. Котляревскому, принадлежал к сторонникам правового государства, хотя и пришел к нему в теории с несколько иного направления, чем его коллеги, занимавшиеся по преимуществу вопросами права. Но подобно тому, как и в вопросе о природе государства в российской либеральной теории, когда речь зашла о ее практическом применении, к весьма сходным выводам пришли представители самых разных школ и направлений. Так, и в трактовке прав человека отечественными либералами мы видим в основном общее, чем различное. В еще большей мере это проявится в парламентский период деятельности отечественного либерализма, в законотворческой работе, рассмотрению результатов которой посвящены последующие главы настоящей работы.

Подобно западной либеральной традиции, отечественные представители этого направления пережили в принципе ту же эволюцию взглядов, магистральное направление которой заключалось как в расширении круга прав и свобод, признаваемых обществом за индивидом, так и в практической законотворческой деятельности по законодательному закреплению этих прав и свобод. Коренное отличие российских и западных правовых теорий и политических практик заключалось в различных стартовых условиях, в которых либеральные силы переходили к строительству основ гражданского общества и правового государства. Если в Западной Европе и США процесс шел от личности, последовательно приобретавшей права и свободы и ограничивавшей сферу государственного произвола, то в России начала ХХ в. ситуация была иной. Практически даже дворянство, наиболее привилегированный в социальном и политическом отношении класс, не мог считаться носителем необходимой для гражданского общества совокупности личных прав и свобод. Еще в меньшей степени это было присуще иным социальным группам. На подобную ситуацию указывали еще первые российские либеральные теоретики (Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин), считавшие это одним из главных препятствий для перехода страны к конституционным формам правления. В качестве обеспечения условий для этого процесса они предлагали различные способы политического и гражданского воспитания народа. На следующем этапе в качестве средства правового воспитания общества, подтягивания его к общедемократическим формам общественной жизни выступает законотворчество в области прав и свобод человека, призванное обеспечить развитие в стране гражданского общества и правового государства.

Однако голос российского либерализма не был услышан власть предержащими, и Россия к началу ХХ в. оказалась в условиях цивилизационного отставания от ведущих стран Западной Европы и США, что наглядно продемонстрировали экономический кризис начала века, военное поражение в русско-японской войне и революционные потрясения 1905-1907 гг. В новой исторической ситуации у новой генерации российских либералов не оставалось времени ждать постепенного перехода основной массы населения к общеевропейскому стилю политического мышления, основанному на примате прав и свобод человека. Историческая ситуация, развитие которой они достаточно четко спроецировали в будущее, предопределила разработку ими ряда сценариев догоняющего развития страны, одним из основных элементов которых выступало внедрение в обществе института прав и свобод человека сверху, путем массового и системного реформирования действующего законодательства.

В данном случае либеральной политической мысли, обосновывая данный базовый тезис, пришлось отвечать на весьма не простой с точки зрения классической политической теории либерализма вопрос о целесообразности, а главное - возможности внедрения в общество института прав и свобод человека. Вплоть до настоящего времени живет в политической публицистике метафора, берущая свое начало еще от думской речи П.А. Столыпина, в которой права и свободы человека, равно как и иные институты традиционной демократии, уподобляются нежному цветку, высаживаемому на российскую почву и гибнущему от сильных морозов. Действительно, политическая практика начала и конца ХХ в. дает, казалось бы, массу примеров, подтверждающих самые скептические прогнозы. Однако, говоря о политико-правовых теориях начала ХХ в. (здесь мы не имеем возможности говорить о той разнице в типологии российского либерализма начала и конца прошлого века), то их, на наш взгляд, следует рассматривать в общем контексте предлагаемой либералами модели реформирования страны. В этом случае они уже не выглядят некими маниловскими мечтаниями, а выступают в качестве одного из принципиально важных элементов новой политической системы, внедрение которых в планируемую социально-политическую структуру не только оправданно, но и необходимо. Как писал о задачах российского либерализма использовавший ту же метафору С.А. Котляревский, проблема состояла в том, чтобы «…привить к мощному многовековому стволу русской исторической государственности драгоценные плоды политического и культурного опыта западных стран».

Речь здесь идет прежде всего о том, что в либеральном сценарии преобразования страны институту прав и свобод человека, реализуемому в контексте широкомасштабной правовой реформы, отводилась двоякая роль. С одной стороны, он выступал как необходимый конструктивный элемент правового государства и гражданского общества, реализация которых в России было хотя и отдаленной, но, несомненно, декларируемой целью российских либералов начала ХХ в. С другой стороны, с его помощью предполагалось решить ряд задач на первом этапе преобразования страны.

Речь прежде всего идет о поиске в обществе реального противовеса той асимметрии в распределении властных полномочий, которая неизбежно складывалась на первом этапе предполагаемых либеральных преобразований в пользу исторической формы организации исполнительной власти.

В отечественной историко-правовой науке существует точка зрения, основанная на тезисе о том, что русская либерально-правовая мысль конца XIX - начала XX в. оказалась в достаточной степени поляризована и была представлена, главным образом, двумя направлениями - позитивистским и аксиологическим (естественно-правовым). Думается, что обязательно следует учитывать то обстоятельство, что несмотря на существующие различия в теоретических течениях, ставших в свою очередь неотъемлемой чертой их взаимовлияния, российская либеральная правовая мысль объединялась при переходе к практической законотворческой деятельности, когда из горнила теоретических споров рождались проекты законов, содержавших в целостном виде правовую концепцию либеральной модели реформирования страны.

Нельзя не отметить, что особую значимость успешной реализации данной задачи придавало фактическое отсутствие в России такого необходимого института правового государства и гражданского общества, как институт независимой судебной власти. Весьма симптоматично, что оставаясь в рамках реальной политики, либеральные юристы не предполагали ее немедленное введение в России, ограничиваясь, как правило, указанием на необходимость восстановления в полной мере действия судебных уставов 1864 г., а из проектов Основного закона были изъяты статьи, предполагавшие создание Верховного суда. В подобной ситуации именно расширение прав и свобод личности, их законодательное закрепление должны были стать силой, стимулирующей распространение в обществе нового типа правоотношений, побуждающих личность к реализации номинально признаваемых за ней прав, что также считалось неотъемлемым элементом гражданского общества. Это, в свою очередь, позволяло говорить о возможных путях расширения социальной базы для либеральных политических сил и создания условий для дальнейшей реализации либеральной модели преобразования страны.

2.3 Общество

В отличие от государства и личности, понятие общества, как нам представляется, является менее разработанным и в теории, и в программатике отечественного либерализма. Думается, что определенные предпосылки подобной ситуации кроются как в конкретной социально-политической ситуации рубежа XIX-XX вв., так и в определенной традиции изучения данного элемента, сложившейся в либеральной научной мысли. Как мы отмечали выше, определяя инструментарий реализации реформы страны, российская либеральная политико-правовая мысль пришла к выводу о решающей роли государства как инструмента социально-политических преобразований, уравновешиваемого, в свою очередь, законодательным закреплением прав и свобод личности. В своем курсе государственного права Н.М. Коркунов справедливо указывает, что «общество стали отличать от государства только в настоящем столетии», а до этого государство отождествлялось с обществом.

Что же касается традиций в изучении общества как конструктивного элемента создаваемых сценариев общественного развития, то мы видим здесь несколько направлений. Одни связаны с критикой теории народного или государственного суверенитета, другие делают акцент на недостатках теории естественного права в качестве основы для построения теории взаимоотношений общества, личности и государства.

В творчестве Б.Н. Чичерина можно найти указания на то, что он видел в обществе и составляющих его элементах важный фактор, влияющий на систему взаимоотношений государство - личность. В своей работе «Курс государственной науки» он писал: «Современное течение жизни ведет не к примирению партий, не к сглаживанию их различий, а, напротив, к обострению борьбы. Все то зло, которое они в себе заключают, достигает наивысшей степени с появлением социализма на политическом поприще. Тут дело идет уже не о тех или других политических вопросах; тут самое существование общества и все основы гражданственности ставятся на карту». Из этой посылки он делал вывод о том, что наличие в обществе данной тенденции подтверждает его вывод о необходимости введения в систему общественных отношений дополнительного элемента способного «встать над схваткой».

«При таких условиях, более, чем когда-либо, - замечает ученый, - важно существование в государстве начала, возвышенного над борьбою партий и представляющего отечество в его постоянных основах и в его высшем единстве. Таким началом является наследственная монархия. Глава республики всегда есть избранник и представитель известной партии. Только наследственный монарх, как живой носитель исторической преемственности государственной жизни, возвышается над временными и односторонними влечениями общества. В нем народ видит твердый центр, связывающий прошедшее с будущим и обеспечивающий правильный переход от одного общественного строя к другому. В эпохи брожения и внутренних раздоров этот прочный центр государственной жизни в особенности важен».

Оценивая степень готовности российского общества перейти к новым формам организации своей жизни, Б.Н. Чичерин так же, как и в случае с государством, проявляет значительный пессимизм. «Общество, которое в течение веков жило под безграничною властью, - подчеркивал ученый, - не в состоянии сделать внезапный скачок к представительному правлению и разом приобрести для этого все нужные качества. Если же оно неопытною рукой берется за кормило, оно рискует произвести всеобщее потрясение и надолго устранит возможность прочного порядка». Однако самостоятельного развития в его творчестве эта проблематика в целом не получила.

Проблему взаимоотношений общества и государства в ходе крупномасштабных социальных реформ изучал видный представитель отечественной юриспруденции А.Д. Градовский. Выводя систему права и законодательной политики из свойственной обществу системы взаимоотношений социальных групп и государственной власти, он делал вывод о неделимости государственной власти. Его вариант заключался в том, что идея правового государства, в котором закон, выражая отношения власти, вместе с тем является последним выражением народного сознания, опытом выработанных убеждений и общественных представлений о справедливости, сочеталось с тезисом о государстве, как орудии социального прогресса, основанном на понятии «интереса».

Трудно найти среди либеральных отечественных теоретиков и публицистов тех, кто не упоминал бы о российском обществе в целом как об инертном, косном образовании, несущем на себе массу пороков, связанных с элементами сословности, неразвитости гражданских чувств, являющемся к тому же носителем весьма специфической общественной психологии патерналистского типа, легко готового пожертвовать личной свободой взамен государственных гарантий стабильности и защищенности в их деспотическом (тоталитарном) варианте. Даже после «звездного часа» российского либерализма, его патриарх С.А. Муромцев за полгода до своей кончины, в заметке, посвященной памяти К.Д. Кавелина, с горечью писал о том, что российскому обществу «хватает благородного порыва на акты крайнего самопожертвования», но у него нет «самообладания и стойкости на продолжающееся изо дня в день … служение на избранном пути». Аналогичную оценку мы находим и у В.И. Вернадского, который видел проявление основного противоречия российского общества рубежа XIX-XX вв. «не в классовой борьбе, а в борьбе земств, а потом более четко оформленных либеральных партий с привычным и не дающим простора личности «отеческим» способом управления. Причем на последней стороне - не только самодержавие со всеми своими нравами, но и простой народ с его темными социальными инстинктами».

Особое внимание данной проблематики уделяется в работах Б.А. Кистяковского, который, рассматривая роль интеллигенции как системообразующего элемента общества, указывал, что основные общественные институты в России формировались на фоне минимального уровня развития правосознания.

Думается, что не будет преувеличением сказать, что одним из значительных теоретических достижений либеральной юридической мысли начала ХХ в. стал вывод о необходимости правовой регламентации форм общественной организации. В этом, на первый взгляд, парадоксальном утверждении находил воплощение один из базовых тезисов либеральной теории правового государства о предотвращении столкновений в ходе реализации личных прав и свобод. Здесь, как нам представляется, мы имеем дело с привнесением в общество посредством положительного законодательства основных институтов прав человека, что становилось одним из средств реализации либеральной модели преобразования страны.

Рассуждая об отечественной либеральной традиции в данной области, в целом представляется возможным говорить и о тех различиях, которые были ей присущи также в силу принадлежности различных ее представителей к разнообразным научным школам (позитивистов, естественного права и т.д.).

Особый акцент либеральным проектам придавало наличие достаточно четко акцентированных оппонентов, которые во главу угла нового общественного устройства страны ставили именно определенную разновидность общественного устройства. Речь идет прежде всего о традиционной для российской общественной мысли абсолютизации пресловутой «самости» традиционных форм российского общежития во всех ее славянофильских и демократических ипостасях, а в итоге - о коммунистической идее построения внеклассового общества, отрицающего государственность как необходимый элемент организации общественной жизни. В постоянной дискуссии с этими направлениями либеральная мысль генерировала аргументы, не только доказывающие близость России общеевропейскому пути развития, но и утопичность идей внегосударственного устройства общества. В своих теоретических поисках она пыталась найти компромисс одного из своих базовых понятий - солидарности, лежавший в основе либерального понимания возникновения основных общественных институтов и социалистического учения. В наиболее законченном виде это представлено в тех работах Б.А. Кистяковского, где он занимается проблемой совместимости социализма и правового государства.

Затрагивает проблему общества как промежуточного элемента в системе отношений государство - личность в своей работе, посвященной теории конституционного государства, В.М. Гессен. Он отмечает, что длительное время в науке проблема взаимоотношений между индивидом и обществом рассматривалась исключительно как проблема взаимоотношений между индивидом и государством. Однако со второй половины XIX в. наука обратила внимание на то, что эти отношения опосредованы рядом промежуточных образований, которые и стали предметом исследования. «Политическая мысль, - писал В.М. Гессен, - замечает, что между индивидом и государством существует то, что мы называем обществом, что народ … состоит из определенных общественных групп, построенных на том или ином объединяющем и разъединяющем конституционном начале». Он считает, что «проблема положения индивида в обществе и государстве неизмеримо сложнее проблемы отношения индивида к государству. Этот вопрос является вопросом об отношении индивида ко всевозможным общественным группам, разного рода общественных групп к государству».

Пальму первенства Гессен отдает исследователям, представляющим течение научного социализма, указывая на отставание иных направлений общественной мысли. Вместе с тем, критикуя односторонность критерия, избранного научным социализмом для социальной стратификации общества, Гессен признает значимость для современного общества его деление на экономически обособленные группы. Главным расхождением социалистической и либеральной теории было то, что первая из выявленных социальных противоречий выводила необходимость захвата власти одной из социальных групп, то вторая, опираясь на общие основания теории народного суверенитета, выступала за надклассовый характер государственной власти.

Осознавая узость российской социальной базы для восприятия либеральных идей, российские либералы значительное внимание уделяли формированию в обществе (в наиболее близких им социальных группах) гражданского конституционного сознания, базировавшегося на таких либеральных ценностях, как идея приоритета прав человека, гражданский гуманизм, неприятие ограничения прав и свобод личности, плюрализм и толерантность в отношении меньшинства, идея о правовых пределах властных действий и государственного насилия, психологическая и социальная готовность к инициативным гражданским действиям (в рамках закона), понимание необходимости таких действий, неприятие социальной пассивности.

Однако в целом можно говорить о признании российской либеральной юридической мыслью и политической практикой понятия «общества» как неотъемлемого элемента правового государства. На практике это нашло выражение в ряде законопроектов, в той или иной мере направленных на ликвидацию тех правовых институтов, которые консервировали наиболее негативные пережитки сословной системы построения социальной структуры российского общества, а также в блоке законопроектов, предполагавших нормативное закрепление элементов новой общественной структуры, характерных для гражданского общества.

Несомненно важное место в наследии отечественного либерализма занимает собственно вопрос исследования разнообразных теоретических аспектов гражданского общества как одного из системообразующих элементов проектируемого либералами оптимального типа общественного устройства. В связи с переходом либеральных сил к практической реализации своих теоретических разработок, особый акцент делался на способах реализации концепции гражданского общества в условиях российской политической специфики. Предлагаемые способы, чего собственно и следовало ожидать, в целом совпадают с теми, которые выдвигались для осуществления трансформации государственного строя. Однако дополнительным, важнейшим условием построения гражданского общества в глазах либералов выступали экономические факторы, связанные с формированием его социальной основы. Поскольку в начале века попытки трансформации экономической системы посредством законодательной деятельности еще не носили системного и глобального характера, мы можем говорить в основном о двух направлениях либеральной деятельности в этой сфере. Во-первых, речь идет о реализации классической составляющей либеральных требований к власти, заключающейся в участии общества в формировании бюджета и контроле за его исполнением. Во-вторых, применительно к России, важнейшим условием формирования социальной основы гражданского общества была реформа сложившейся к началу ХХ в. системы аграрных отношений. Не входя в подробное рассмотрение данных вопросов, требующих самостоятельных специальных исследований, укажем на необходимость комплексной оценки либеральной программы преобразований, всех ее составляющих. При ином подходе многие из либеральных законодательных разработок выглядят если не явной маниловщиной, то как минимум кажутся несколько преждевременными для России рубежа XIX-XX вв.

Теория правового государства, разработанная русскими мыслителями, во многом опиралась на западноевропейские аналоги. Но объясняется это не только тем, что имело место простое заимствование чужого опыта (к чему подталкивали определенные исторические обстоятельства), но и тем, что фундаментальные основы правового государства имеют внеклассовый и даже внеисторический характер и должны быть отнесены к общечеловеческим ценностям. Как при постройке моста необходимо соблюдать определенные законы механики, так и при строительстве правового государства необходимо следовать определенным руководящим началам. Прежде всего это соблюдение и развитие всех прав и свобод человека, включая и гражданские, и социальные, и политические права; это верховенство права над государственной властью и закона над подзаконными актами; наконец, это разделение властей как необходимая предпосылка для реализации вышеназванных принципов и высокий уровень правосознания общества, позволяющий воспринимать право как онтологическую ценность.

В русской политико-правовой науке теория правового государства получила свое самобытное, глубоко научное развитие. Прежде всего следует отметить идею гармонии между интересами личности и общества в правовом государстве. Российской либеральной теории удалось в своих разработках пройти между Сциллой индивидуализма, ведущего общество к анархии, и Харибдой коллективизма, возвращающего общество к «полицейскому государству». Идея общественного интереса, солидарности и т.д. легли в основу совмещения интересов личности и общества путем решения правовым государством важнейших социальных вопросов. Особое значение уделялось разработке концепции личности, ее основных прав и свобод, выяснению ее природы и места в системе взаимоотношений государство - личность - общество, что особенно было свойственно школе «возрождения естественного права».

Другой, не менее важной особенностью отечественной либеральной теории правового государства, вытекающей из ее коренных предпосылок, являлось то, что оно никогда не выступало как только цель развития общества, или как универсальное средство разрешения всех социальных конфликтов. Само правовое государство понималось лишь как исторически необходимое средство, гарантирующее оптимальные условия для свободного и всестороннего развития личности и общества, проходящее в своем развитии несколько этапов, каждый из которых был связан с историко-социальными особенностями развития конкретного общества.

Права человека как системообразующий элемент либеральной теории преобразования общества определили основные направления и содержание исследований и политической практики российских либералов, которые могут быть классифицированы по следующим направлениям: обоснование (историческое, философское, юридическое) прав человека; обоснование совместимости конституционной монархии с институтом прав человека; исследований условий практики воплощения прав человека в России; попытки реализации теоретических разработок в законотворческой (парламентской) деятельности российского либерализма; анализ исторического развития и перспектив взаимодействия правового государства и института прав человека.

Российская либеральная правовая мысль в целом тяготела к западным научным направлениям, взяв в качестве базовых элементов своей модели реформирования общества типично либеральные социально-политические институты. Вместе с тем в ней могут быть выделены две основные тенденции, одна из которых заключалась в последовательной целенаправленной рецепции западного права на российскую почву, другая, в качестве императива рассматривала необходимость учета историко-социальных особенностей российского общества. Подобное разделение полностью не совпадало с партийной принадлежностью отечественных мыслителей, но в целом можно говорить о том, что первая из тенденций больше присуща конституционным демократам, а вторая характерна для либеральных партий и течений, занимавших более правые позиции.

Пути разрешения проблем соотношения права и власти, личности и государства и общества, права и справедливости во многом определялись конкретно-историческими условиями жизни России, что не помешало русским мыслителям развить фундаментальные, основополагающие принципы правового государства. Этим, собственно, и определяется интерес к их наследию, наследию многообразному и подчас противоречивому.

Концептуально сочетание всех базовых элементов либеральных теорий преобразования страны (государство - личность - общество) предполагалось достичь в ходе участия либеральных сил в государственном управлении посредством реализации в России основных институтов правового государства, которое считалось наиболее совершенным типом общественного бытия. «Оно, - по словам Б.А. Кистяковского, - создает те условия, при которых возможна гармония между общественным целым и личностью. Здесь государственная индивидуальность не подавляет индивидуальности отдельного лица. Напротив, здесь в каждом человеке представлена и воплощена определенная культурная цель, как нечто жизненное и личное».

Размещено на Allbest.ru