Стенографические отчеты и материалы работы думских комиссий позволяют исследовать реализацию одной из важнейших стадий законотворческого механизма - обсуждение законопроекта, его редакционная обработка, а впоследствии внесение изменений и дополнений в проект законодательного акта и, наконец, окончательная редакционная правка перед направлением законопроекта в Государственный совет. Помимо стенографических отчетов важную роль играют различные вспомогательные издания о деятельности Государственной думы. В первую очередь это указатели к стенографическим отчетам. Предметные указатели включают в себя подробный перечень всех затронутых вопросов законодательства и государственной жизни. В них имеются таблицы, где дается последовательность прохождения всех законопроектов от момента внесения до рассмотрения в общем собрании. В предметных указателях также имеется информация о выборах комиссий, их составе, рассмотрении в них законодательных инициатив различных фракций и депутатских групп.

В период деятельности Думы издавались и тематические обзоры ее деятельности, содержащие в концентрированном виде информацию о думской работе по определенному направлению, о принятых парламентом законопроектах. Во время деятельности II Думы было введено в практику составление двухнедельных периодических обзоров ее работы, в которых обобщались сведения, содержавшиеся в стенографических отчетах. Эти материалы также содержат ценную информацию о работе Думы над законопроектами и значительно облегчают работу со стенограммами. С этого же времени начинают составляться обзоры деятельности думских комиссий и отделов, в которых имеется достаточно полная информация о личном составе подготовительных органов, их организации и работе над законодательными материалами в целом, а также отчеты о работе над отдельными законопроектами. Сведения о внутренней организации палат содержатся в изданных ими вариантах Наказа и материалах по их составлению.

Изучение думских материалов позволяет не только восстановить ход обсуждения либерального законодательства, но и проследить его эволюцию, взаимосвязь с партийной тактикой и программатикой на различных этапах парламентского этапа истории отечественного либерализма.

Облегчает работу современного исследователя публикации российского законодательства, осуществленное в середине 90-х годов ХХ в. применительно ко всему периоду отечественной истории, в т.ч. и началу ХХ в. Отдельный том посвящен вопросам судебной реформы, ставшей одной из базовых посылок программы либеральных преобразований эпохи российского парламентаризма.

Документы, относящиеся к законотворческой деятельности Думы, сгруппированы в фонде Государственной думы (Ф. 1278), хранящемся в Центральном государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге. В нем содержатся журналы и протоколы заседаний руководящих органов Думы, проекты различных законопроектов, работы над ними думских комиссий и позволяют проследить динамику работы над отдельными законопроектами непосредственно в рамках думского законотворческого механизма. Ряд неопубликованных материалов, связанных с законотворчеством конституционно-демократической партии, содержатся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. 523). Они дают возможность более полно представить механизм законотворчества крупнейшей либеральной партии на основных этапах думского законотворчества.

Материалы, использованные для иллюстрации ряда положений настоящей работы, имеются в личных фондах видных российских государственных деятелей и либеральных политиков. В ходе исследования были взяты материалы фондов С.Ю. Витте (РГИА Ф. 1622), С.А. Муромцева (ГАРФ Ф. 575), П.Н. Милюкова (ГАРФ Ф. 579), Ф.Ф. Кокошкина (ГАРФ Ф. 1190), использованы также отдельные сведения из ряда других фондов.

Неотъемлемой группой источников являются для нас мемуары общественных и политических деятелей соответствующей эпохи (П.Н. Милюков, М.М. Винавер, А.А. Кизеветтер, В.А. Маклаков, Д.Н. Шипов, В.П. Обнинский, С.Е. Крыжановски, Я.В. Глинка, А.И. Гучков, А.В. Тыркова, И.В. Гессен, Ф.А. Головин, И.И. Петрункевич и др.), дают интересные факты о всех этапах законотворческой деятельности либеральных кругов страны, что также нашло отражение в работе. В основном это сведения о деятельности думских фракций, отдельных депутатов, об их взаимоотношениях с руководством Думы, кадетской партии, участии в разработке отдельных законопроектов, особенностях принятия решений. Поскольку авторы были не только современниками, но и как правило непосредственными и активными участниками описываемых событий, были знакомы со сведениями, которые во время описываемых событий носили конфиденциальный характер, то они, основываясь на личном опыте, дают событиям свои, нередко расходящиеся оценки.

Применительно к характеристике законотворческой деятельности отечественных либералов имеющиеся в нашем распоряжении мемуары можно разделить на несколько групп в зависимости от степени участия автора в законотворческой деятельности конституционных демократов, а также его политической ангажированности по отношению к либеральной правовой деятельности. Наибольшую информационную нагрузку несут дошедшие до нас воспоминания руководителей конституционно-демократической партии, которые не только разрабатывали тактику законодательной деятельности партии, но и принимали непосредственное участие в разработке конкретного законодательного материала. В первую очередь это относится к мемуарам П.Н. Милюкова и В.А. Маклакова, которые содержат исключительно богатый материал для характеристики законодательной деятельности партии. Интересны все мемуары еще и тем, что в личностях их авторов персонифицированы два различных подхода к определению места и роли законотворческой деятельности в партийной работе.

Сведения об отдельных законопроектах, тактике партии и фракции по их проведению в Думе содержатся в мемуарах Ф.А. Головина, А.А. Кизеветтера и ряда других видных либералов, принимавших участие в законотворческой деятельности своей партии. К сожалению, мемуары ряда видных юристов-кадетов, активных участников реализации партийной программы законодательной деятельности на всех стадиях ее реализации по разным причинам не дошли до нас. Так, например, С.А. Муромцев, участвовавший в законотворческой работе с самого ее начала, непременный член многочисленных партийных комиссий по разработке законопроектов незадолго до своей кончины практически полностью уничтожил свои мемуарные записи.

Особняком стоят в ряду мемуаров воспоминания начальника думской канцелярии Я.В. Глинки, которые хотя и не касаются непосредственно вопросов законотворческой деятельности либеральных фракций, но позволяют взглянуть изнутри на то, что происходило за кулисами Думы при определении позиций партийных фракций во время обсуждения конкретных законопроектов. Особенно ценны сведения, содержащиеся в мемуарах Я.В. Глинки, для реконструкции парламентских политических технологий той эпохи.

При использовании мемуарной литературы нами принимался во внимание субъективный момент, привносимый в материал личностью автора, а также то обстоятельство, что ряд воспоминаний был написан по прошествии многих лет после упомянутых событий, когда авторы не располагали многими документальными источниками, что также повлияло на точность и объективность информационной составляющей мемуарной литературы.

Неотъемлемым источником для изучения данного направления деятельности отечественного либерализма является и совокупность публицистических материалов, посвященных данной проблеме и опубликованных в специализированных юридических, партийных или близких к ним по духу либеральных изданиях. Речь идет, главным образом, о публикациях начала ХХ в. как в специализированных изданиях: «Юридический вестник», «Вестник права», «Вопросы права», еженедельнике «Право», так и в общеполитических журналах «Вестник Европы» и «Русская мысль». Можно назвать ряд интересных материалов, опубликованных в «Вестнике народной свободы», газетах «Речь» и «Русские ведомости», «Час». В совокупности политико-правовая публицистика позволяет проследить динамику развития дискуссий по важнейшим правовым проблемам, бывшим в центре внимания российской юриспруденции начала ХХ в., охарактеризовать основные подходы, существовавшие в русской юридической мысли по вопросам законотворческой деятельности, развитие взглядов на исследуемые проблемы виднейших отечественных ученых-юристов и политиков.

Анализ имеющихся в распоряжении современных исследователей литературы и источников позволяет говорить о том, что отечественной наукой проделана большая работа по созданию научной истории отечественного либерализма и тех государственных институтов, с которыми по преимуществу была связана его деятельность, в том числе и в области законотворчества. Достигнут кардинальный прорыв в области введения в научный оборот комплекса разнообразных источников, позволяющих воссоздать научную картину его деятельности.

Однако, несмотря на внимание к проблеме либерального правотворчества со стороны представителей как исторической, так и юридической науки, остается нерешенной проблема создания комплексного исследования, раскрывающего основные аспекты законотворческой деятельности российских либералов и в первую очередь парламентскую и партийную стороны законотворческой работы, содержательную сторону результатов данной деятельности.

Глава II

МОДЕЛЬ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА И ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА

Периоду непосредственных попыток российского либерализма реализовать собственную модель преобразования страны, связанному по преимуществу с думским этапом его деятельности, предшествовала сравнительно короткая по историческим меркам, но весьма насыщенная эпоха теоретического осмысления отечественными либералами своего места и роли в процессе трансформации страны. Начавшись хронологически во второй половине XIX в. и завершившись уже при эмиграции большинства видных либеральных мыслителей из России в начале ХХ в., этот период собрал несколько этапов развития российского либерализма как оригинального политико-правового течения отечественной общественной мысли. Неотъемлемой чертой этого времени стало постоянное стремление его представителей реализовать теоретически, а в начале ХХ в. и практику парламентской деятельности постоянно генерируемые в среде российской интеллигенции планы переустройства социально-политического строя страны.

При всем разнообразии факторов, в большей или меньшей степени оказывавших влияние на приоритеты в теоретических построениях российского либерализма, нам представляется возможным говорить о том, что помимо вечного для России интеллигентского типа саморефлексии о судьбах нации и страны, основную роль играли такие реальные проблемы: осознание необходимости преодоления векового разрыва между личностью, обществом и государством, социальная ответственность государства за исторические судьбы нации, выработка компенсаторных механизмов преодоления социальных и политических конфликтов. Подчеркнем, что российские либералы разрабатывали эти базовые идеи, с одной стороны, в общем контексте с западноевропейскими идеями, а с другой - с учетом национальных реалий.

Не останавливаясь подробно на конкретных путях и способах проникновения западных либеральных идей в Россию, ставших предметом изучения целого ряда отечественных исследователей, отметим, что российский либерализм достаточно быстро прошел путь от рецепции к аккультурации западных либеральных ценностей. Заимствовав на первом этапе базовый пакет либеральных ценностей в том виде, в каком он сложился в Европе к середине XIX в., российские либералы достаточно быстро осознали необходимость отдачи приоритета в теоретических разработках российской специфике, делавшей невозможной прямое приложение к отечественной действительности западных рецептов общественных преобразований. Кстати, именно в этом и состояло дежурное обвинение российских либералов со стороны их политических противников по преимуществу из правого лагеря. Однако отечественная либеральная мысль не ограничилась отдельными частными усовершенствованиями достижений западного либерализма. Мы можем говорить о том, что от отдельных предложений по совершенствованию государственно-политического строя страны, свойственных эпохе Б.Н. Чичерина и К.Д. Кавелина, уже к 70-80-м годам российские либералы перешли к широкомасштабному моделированию нового типа общественной системы, предполагающей взаимосочетание и взаимообусловленность государства, личности и общества. В самом общем виде эта взаимообусловленность выражается в формуле - государство охраняет интересы личности и общества, а последние, в свою очередь, проникнуты сознанием значимости государственности.

Критерием прогрессивности общественного развития выступает на данном этапе примат неотъемлемых прав человека в сочетании с общегосударственным правом, которое признавалось существующим лишь при условии свободы личности. Важнейшим прикладным результатом, в необходимости достижения которого были убеждены его виднейшие представители, является разработка либеральной концепции теории и методологии разрешения общественных кризисов посредством широкомасштабной государственно-правовой реформы.

Соответственно перечисленным приоритетам, как нам представляется, в либеральной политико-правовой мысли России определился и круг объектов исследования, которым в большей или меньшей степени отдавали первенство лучшие интеллектуальные силы страны. К их числу относится вышеназванная триада, взаимоотношения в которой стали предметом исследования еще в философской мысли античности и споры вокруг которых не утихают вплоть до настоящего времени. Взаимоотношения и взаимосвязи в иерархии государство - общество - личность представляются одним из базовых теоретических построений в системе ценностной либеральной мировоззренческой системы ценностных координат.

Как отмечалось выше, данная проблематика присутствует в творчестве всех либеральных мыслителей России, хотя, разумеется, далеко не у всех ее элементы получили равную долю внимания. Неоднороден и характер произведений, в которых нашли отражение интересующие нас проблемы. Так, в их круг вошли и многотомные теоретические труды в области государственного права, и публицистические статьи, написанные, что называется, на злобу дня. Одни из них ставят перед собой задачу комплексного теоретического анализа основных этапов развития российского либерализма, его места в общемировом либеральном научно-политическом наследии, другие же касаются разработки политических технологий, реализации фундаментальных общетеоретических наработок.

Неоднозначное отношение к этому блоку работ и самих представителей либеральной мысли, наиболее ярко отразилось в хорошо известной статье Б.А. Кистяковского «В защиту права (задачи нашей интеллигенции)», где он неоднократно возвращается к мысли о том, что во всем теоретическом наследии российской юриспруденции в области права нет ни одной работы, которая могла бы претендовать на роль своего рода общественного манифеста. И хотя пессимизм статьи, написанной для сборника «Вехи», имеет вполне конкретные причины, связанные с переживаемой российским обществом эпохой, определенные основания к этому дает и история теоретического осмысления данной проблематики представителями российского либерализма.

В силу ограниченности объема настоящей работы, представляется наиболее целесообразным рассмотреть развитие и трансформацию в либеральной мысли тех базовых идей, которые оказали решающее влияние на формирование либеральной модели общественного переустройства и были презентованы российскому обществу в программатике либеральных политических партий.

Нельзя не отметить и такую черту теоретических наработок отечественных либералов в данной сфере, как ее идеологическая и политическая направленность, связанная, однако, не с традиционными для политических технологий демагогическими приемами воздействия на электорат, а, напротив, с транспарентностью декларируемых целей и методов их реализации. Теоретические разработки проблематики взаимоотношений государства - общества - личности выполняли также и определенную пропагандистскую функцию, будучи весьма действенным средством презентации обществу либерального мировидения, мировоззрения и мироощущения, а также и предлагаемых технологий реализации в сочетании с определением места и роли либеральных политических сил в контексте трансформационного процесса начала ХХ в.

2.1 Государство

Государство в России на всех этапах ее развития играло и продолжает играть важнейшую роль, традиционно являясь для сколь-нибудь оппозиционных ему политических сил либо воплощением некоего абсолютного зла, которое заслуживает только уничтожения, либо объектом, имеющим иррационально-мистическую природу и в силу этого недоступным для рационального анализа и преобразования. Традиционно также не пользовался в массовом политическом сознании популярностью третий путь, предполагавший научный подход к философской и правовой сущности государства, носителем которого является либеральная интеллигенция.

Изучение проблемы государства в отечественной либеральной традиции, при всей относительной нерасчлененности научного знания рубежа XIX - начала ХХ в., объективно распадается на ряд направлений, в рамках которых государство может быть определено как предмет изучения философии права, истории государства и права и собственно государственного (конституционного) права. В рамках первого из них речь идет о направлении в изучении основных философских аспектов понятия государства, его места и роли в общественном развитии как специфического социо-культурного феномена, обладающего рядом специфических, сущностно определяющих его признаков. Применительно к данному контексту, говоря о либеральном направлении, представляется возможным указать на следующие этапы эволюции теории правового государства.

Российская либеральная мысль начала ХХ в. весьма критически подошла к анализу богатого теоретического наследия своих западноевропейских предшественников о правовом государстве. Отдавая должное «оптимистически настроенной гармонии и радостно возбужденной мысли конца XVIII в.», сыгравшей выдающуюся роль в борьбе с теорией «власти милостью Божией», она, на основе опыта XIX в., подвергла идею о «естественной гармонии общественных отношений», базировавшуюся на идее «народного суверенитета» Ж.Ж. Руссо, критическому разбору. Общим выводом стало не только признание невозможности немедленного внедрения в жизнь основных начал правового государства, но и выявление присущего данной трактовке внутреннего антагонизма.

Последнее заключалось в том, что такие ключевые понятия теории правового государства, как народный суверенитет и народная воля объективно могли существовать лишь как абстракции. Всякий раз, обретая конкретно-исторические формы, они ставили перед практическими политиками и теоретиками либерализма такие вопросы, «как найти народную волю, кого считать призванным к ее выражению, как выразить ее в законе, который одинаково для всех был бы бесспорным воплощением велений народных как самоочевидная истина и неопровержимая справедливость?» На языке практической политической деятельности эта проблема формулировалась как проблема определения конкретных условий и способов проявления единодушия народной воли. Для Руссо, в котором отечественные либералы видели наиболее яркого выразителя теории правового государства, основанной на понятии народного суверенитета, в качестве решения данной проблемы выступало единодушие воль, которое, по его мнению, требовалось только в одном случае - по отношению к закону, образующему гражданское общество. В остальных случаях «для того чтобы воля была общей, не всегда нужно, чтобы она была единогласной».

Однако принятие подобной, сугубо логической схемы определения оснований подчинения меньшинства большинству не соответствовало тем требованиям, которые предъявляло к правовому государству российская либеральная мысль. Справедливо видя в подобном порядке разновидность произвола в отношении индивида, она задавалась вопросом о нравственном праве господствующего значения большинства, иначе говоря «почему свободный гражданин должен подчиняться законам, на которые он не дал своего согласия». Удовлетворительного ответа в теориях прошлых столетий они не находили. Абсолютизация понятия общей воли не позволяла избежать ее искажения как в ходе борьбы различных общественных групп, так и в практической деятельности правительства, действующего по уполномочию верховной власти народа. Отвергает прежняя теория и систему народного представительства, которая в ее понимании означает «подмену общей воли, в которой непременно должны участвовать все, волей частной; это было бы отчуждением народного суверенитета».

Таким образом, теория правового государства, основанная на базовом понятии народного суверенитета и единой воли, страдает неизлечимыми недостатками, объясняемые романтизмом эпохи, когда она создавалась. «Общность воли представлялась Руссо, - пишет в своей работе П.И. Новгородцев, - в виде совершенного единства желаний, обеспеченного полным единством жизни и ничем невозмутимой простотой настроений и чувств». Любое ослабление прежних общественных связей, обеспечивающих единодушие, автоматически вело к конфликту общих, корпоративных и частных интересов, что разрушало создаваемую теорией общественную гармонию.

Определенной интерпретацией данного постулата признавалась теория, основанная на «законе числа», сделавшая теорию народовластия более близкой к действительности, но одновременно открывшей ее для критики с точки зрения ее претензий на реализацию мечты о безусловной справедливости.

Своеобразной реакцией на утопизм теории народного суверенитета в сочетании с невозможностью ее неискаженной реализации на практике в контексте опыта первых буржуазных революций становится попытка примирить два противоречащих друг другу принципа - суверенной воли народа и неотчуждаемых прав личности. Приоритет в данном направлении признавался за А. Токвилем, который положил начало ограничению народовластия определенными высшими принципами, главным из которых признавалась справедливость по отношению к индивиду. Власти большинства противопоставлялось право меньшинства. Существование признанных в обществе прав отдельной личности считалось границей, за которой прекращалась власть большинства. «Идея личности есть не только граница, - резюмирует итоги данной дискуссии П.И. Новгородцев, - но вместе с тем и норма, и основание народной воли». Подобный подход позволял получить практический критерий и к ответу на теоретический вопрос об основаниях преимущества большинства перед меньшинством, которое «не имеет абсолютного значения и лишается нравственного оправдания каждый раз, когда становится в противоречие с принципом личности».

Решая оставшиеся от предыдущих теорий нерешенные вопросы, отечественная либеральная политико-правовая мысль приходит к выводу о том, что в практической политике следует стремиться не к утопичному принципу совпадения власти с народом (Руссо), а к зависимости власти от народа. Это давало новую жизнь теории народного суверенитета, т.к. власть исходила от народа и означала пользование властью в интересах народа. В ее рамках «народный суверенитет не есть фактическое господство народной воли, а лишь ее идеальное или нравственное ее влияние». Что, в свою очередь, лишало понятие народного суверенитета точного юридического значения, трансформируя его в обязательство для власти действовать в согласии с общественным мнением, оставив в юриспруденции более конкретное понятие народа как субъекта государственной власти, но лишенное необходимого философского содержания.

Идея народного суверенитета, в своем прежнем качестве не выдержав испытания политической практикой и научным анализом, оказалась непригодной как универсальное юридическое и морально-философское понятие, обосновывающее идею правового государства. В этом качестве был предложен принцип личности, являвшийся, как мы отмечали выше, нравственным критерием справедливости практического воплощения теории народовластия. Однако в либеральной мысли понятие народного суверенитета получило свое дальнейшее развитие. Отказавшись от его применения как универсального критерия для проектируемых социальных институтов нового общества, российский либерализм использовал понятие народного суверенитета в качестве одного из элементов разработанного им механизма осуществления государственной власти в рамках первого этапа развития правового (конституционного) государства.

Однако подобная смена парадигм, лежащих в основе понимания природы государства, отнюдь не положила конец дискуссии, а напротив - придала новый импульс спорам вокруг требований к общественному устройству, выстраиваемому вокруг понятия личности, и к самому содержанию данного понятия.

Существовавшие в немецкой философии трактовки личности как момента в развитии абсолютного духа (Гегель) или как носителя общего и одинакового, живущего во всех законах, раскрывающего смысл своего существования в бесконечном развитии человечества (Кант) не соответствовали тому либеральному мировосприятию, которое формировалось в России. Близко к этому подходу стояли и теории, в которых личность выступала исходным пунктом, но не сама по себе, а как в своей родовой сущности, что в конечном счете приводило к подчинению индивида социальной группе (Фейербах, Маркс, Лассаль). Общим для этих теорий был взгляд на личность как на некую родовую сущность, которая получает свое истинное воплощение исключительно благодаря государству в его различных ипостасях.

Применительно к российскому этапу развития либеральной теории остались прежними основные ориентиры, к которым она стремилась в конкретной политической деятельности. Никто из ее представителей не пытался отказаться от таких базовых постулатов, как понятие личности, принципы равенства и свободы. Но в сравнении с предыдущими этапами их содержание значительно расширилось и обновилось. Отказавшись от попыток построения идеального общества посредством деятельности всесильного государства, научная мысль пришла к выводу о весьма отдаленной перспективе полной реализации основных либеральных идеалов в общественной практике. В качестве же основного средства уравновешивания двух полюсов - могущественного государства и индивида - у нее выступали неотъемлемые и неотчуждаемые права человека.

С полным правом к числу первых теоретиков отечественного либерализма относится Б.Н. Чичерин, автор многочисленных работ по теории либерализма, сформулировавший основные либеральные постулаты применительно к условиям пореформенного российского общества и разработавший собственный сценарий общественных преобразований.

В его теоретических построениях государство выступает союзом народа, связанного законом в одно юридически целое и управляемое верховной властью для общего блага. Частное благо считалось целью не государства, а гражданского общества. Государство, обеспечивая безопасность и осуществление нравственного порядка, определяло и защищало совокупность гражданских прав. «Государство не есть только система правительственных учреждений, - указывает ученый, - это живое единство народа. Народ же, по крайней мере на высших стадиях развития, состоит из свободных лиц».

Справедливость являлась общим разумным началом и одновременно эталоном, с помощью которого предполагалось производить разграничение области свободы отдельных лиц и требований законов. Целью социально-политического развития становится поиск баланса между крайностями анархического индивидуализма и механического этатизма. Право выступает как внешняя свобода человека, определяемая внешними законами (норма свободы). Их сочетание реализуется в различных типах общественных союзов - семье, гражданском обществе, государстве. «Свобода только тогда становится правом, - пишет Чичерин, - когда она признается законом, а установление закона принадлежит государству. Поэтому от государства зависит определение прав как отдельных лиц, так и входящих в него союзов. По своей природе оно является верховным союзом на земле».

Давая анализ общественно-политической обстановки в России, Чичерин, неоднократно становившийся жертвой правительственного деспотизма, был весьма мрачен в своих прогнозах, характеризуя ее как пронизанную всесилием бюрократии, выродившейся в России в свою противоположность, как инструмента государственного управления, подавляющей любые попытки общественной инициативы. В качестве реальных мер, которых следует добиваться либеральному движению, он называл создание выборных учреждений местного самоуправления, а также усиление влияния наиболее развитых в общественном отношении элементов общества. «Только присутствие независимых общественных сил, облеченных правом голоса, - писал он в одной из своих последних работ, - в состоянии внести семена жизни в этот мертвящий механизм».

Оставаясь в своих политических пристрастиях монархистом, Чичерин, говоря словами Н.А. Бердяева, «… принимает империю, но хочет, чтобы она была культурной и впитала в себя либеральные правовые элементы». Не случайно, что в зависимости от критериев, применяемых различными исследователями, его зачисляют то в консервативный, то в либеральный лагерь.

Подтверждением этих воззрений Чичерина служит одна из его наиболее известных работ «Различные виды либерализма», где помимо широко известной классификации видов этого течения он формулирует и основные принципы его политической деятельности по преобразованию общества. «Когда либеральное направление, - пишет он, - желает получить действительное влияние на общественные дела … оно должно действовать, понимая условия власти, не становясь к ней в систематически враждебное отношение, не предъявляя безрассудных требований, но сохраняя беспристрастную независимость».

Однако данная точка зрения отнюдь не пользовалась всеобщей поддержкой. Оставаясь на позициях постулирования мирных средств общественных преобразований, другие либеральные юристы видели в попытках абсолютной монархии ввести четкую правовую регламентацию прав и обязанностей своих подданных, переход к еще более опасному для общества типу организации государственной власти - «полицейскому государству». «В принципе полицейское государство преследует якобы благие цели, - писал Б.А. Кистяковский, - но на практике вечная опека правительственных учреждений является совершенно невыносимой для сколь-нибудь независимых людей. Нет другого государственного строя, в котором человеческое достоинство страдало бы так сильно, как именно в полицейском государстве». Но главная опасность для общества, исходящая от полицейского государства, заключалась в том, что оно именно в силу своей зарегламентированности неизбежно вело к последующей анархии, сопровождаемой социальной катастрофой, чего, по мнению либералов, следовало всемерно избегать.

Конкретные политические лозунги по Чичерину были основаны на принципе «примирения начала свободы с началами власти и закона» и состояли в предоставлении обществу возможности самостоятельной самоорганизации, обеспечении прав граждан, охране свободы мысли и совести, в сильной власти как гаранта государственного единства, обеспечивающей правопорядок и исполнение законов, власти равноудаленной от анархических и реакционных сил. «Либерал, облеченный властью, - предвосхищает будущее Чичерин, - поневоле бывает принужден делать именно то, против чего он восставал, будучи в оппозиции». Средством реализации примирения начал свободы, власти и закона является участие общества в решении важных для него вопросов общественной жизни посредством представительного правления.

Для России, по его мнению, идеалом подобного устройства была только конституционная монархия, в которой монархический элемент, в силу исторических особенностей развития страны, будет длительное время оставаться «высшим символом единства, знаменем для народа». Необходимыми элементами нового государственного устройства выступали гражданская свобода для всех социальных слоев, независимый и гласный суд, система выборного местного (земского) самоуправления, свобода печати и т.д. Однако столь оптимистичный сценарий не выступал у Чичерина как ближайшая практическая задача. Политическая свобода, которая как бы увенчивала здание социальных реформ, была, по его мнению, для России явно преждевременной. Ее немедленное введение в обществе, которое не усвоило ни теории, ни практики свободы, как полагал Чичерин, могло бы привести только к дискредитации этой великой идеи, а как следствие - усиление реакции и отбрасывание общества далеко назад.

Чувство же свободы, по его мнению, могла выработать только аристократическая среда, единственный носитель в самодержавном обществе «чувства права, свободы, чести и человеческого достоинства». Одновременно Чичерин, анализируя историю развития российской государственности и связанных с ним форм организации народной жизни, справедливо указывал, что в ней фактически отсутствует демократическая идея, а напротив присутствует идеализация самодержавных форм государственной жизни. Этот исторический экскурс Чичерин использует для обоснования тезиса о том, что уничтожение сословных различий в российском обществе не должно уменьшить роль привилегированных слоев, которые взамен утраченных привилегий должны получить «во имя верховных начал общественного блага» политические права в области представительной власти, для совместного с монархом решения финансовых вопросов. Однако «создавая орган совокупной деятельности всех государственных сил, русское правительство и русское общество отнюдь не должны ожидать, что в этом они немедленно обретут лекарство от всех угнетающих нас бед», - предупреждает Чичерин. Народное представительство, по его мнению, не более чем форма, которая должна наполниться живым содержанием.

В целом Чичерин признавал недостаточной концепцию правового государства, целью которого была бы исключительно охрана прав граждан. От этого понимания правового государства, в узком смысле слова, он переходит к его широкому понятию как средству осуществления общего блага. Общему благу в теории Чичерина подчинены так же права и свободы граждан. Логическим следствием этого было отрицание их неотчуждаемого естественного характера, что могло вести к анархии, и понимание этих прав как данных государством и им же охраняемых.

На принципиально аналогичных позициях стоял и один из современников Б.Н Чичерина, его единомышленник К.Д. Кавелин, не создавший, правда, столь развернутой комплексной теории либерального переустройства страны. В его работах пореформенного периода мы находим схожую с Чичериным апологию роли и места государства в реформировании общества, соотнесенную с критикой его конкретной политики с либеральных позиций. В критике правительственной политики его аргументы, а также коллег по либеральному движению связаны со стремлением доказать, что только участие «здоровых сил» в решении общественных дел способно остановить радикализацию российского общества, ограничить тлетворное влияние бюрократии. В отличие от Чичерина, он не так оптимистичен относительно прогрессивной роли дворянства в управлении обществом. Отдавая должное его прогрессивной роли в историческом прошлом России, он весьма скептичен относительно его современного состояния. Полемизируя со сторонниками наделения политическими правами исключительно дворянства, Кавелин прогнозирует развитие в России государства типа «шляхетской республики», что в истории однажды уже привело к краху польской государственности.

Весьма пессимистично мыслитель настроен и к немедленному введению в России конституции как правового средства урегулирования острых социальных противоречий. «Конституция только тогда имеет какой-нибудь смысл, - пишет Кавелин, - когда носителями и хранителями ее являются сильно организованные, пользующиеся авторитетом богатые классы. Где их нет, там конституция является ничтожным клочком бумаги, ложью, предметом к самому бессовестному, бесчестному обману». Он не видит в современной ему России той совокупности политических условий, создавших европейский конституционализм, который он считает результатом договора «между народом и правителем», при условии равенства их сил.

Главной проблемой для России Кавелин считает не «политический вопрос, а административный». «Нам нужны не новые преобразования взаимных отношений между сословиями, не политические обеспечения против исторически данной верховной власти, - указывает он, - все, что нам нужно и чего хватит на долгое время, - это сколь-нибудь сносное управление, уважение к закону и данным правам со стороны правительства, хоть тень общественной свободы». «Хаос и путаница в управлении нашим государством и в наших головах происходит единственно от того, что нет цельности и связности в нашем высшем государственном управлении», - таков общий вывод К.Д. Кавелина.

Столь скромные запросы конкретизируются им в заявке на участие общественных сил, противостоящих вместе с правительством как крайне правым, так и крайне левым, в так называемом «административном или правительствующем сенате», под председательствованием императора. Сенат имел бы своей главной целью «дать единство управлению государства, положить конец бюрократическому произволу», «только совещательную, а не решительную власть», а главное контрольные функции. Степень участия различных общественных элементов Кавелин определяет по следующей схеме - «треть … должна состоять из лиц, назначаемых непосредственно верховной властью, треть - назначаться по выборам губернских земств, треть избираться самим сенатом».

При всей разнице подходов российских либералов первой волны к теоретическим проблемам места и роли государства в системном сценарии преобразования общества можно выделить ряд общих черт. Прежде всего и у Чичерина, и у Кавелина государство понимается как единственная организованная сила, способная к целенаправленной деятельности по преобразованию страны. Однако оно все больше и больше теряет черты всесильного Левиафана и превращается в орудие, механизм, на которое либеральным силам необходимо найти рычаги влияния с целью придания реформам либеральной направленности в духе общедемократических ценностей европейской цивилизации. Сходной является и оценка ими расстановки общественных сил с точки зрения степени их готовности взять на себя политическую ответственность за судьбы политических реформ в стране, хотя они несколько расходятся в оценке способностей конкретных социальных групп к участию в управлении государством. Если у Чичерина это аристократия, персонифицируемая в дворянстве, то для К.Д. Кавелина нет привязки к традиционному сословному делению, а в качестве противовеса существующей власти выступает отсутствующая в России социальная группа, владеющая собственностью в объеме, достаточном для обращения ее интересов к политической жизни и осознавшей неразрывную связь своей будущности с участием в политической жизни.

К.Д. Кавелин, собственно, и выступал против введения в России конституции, т.к. считал, что в современных ему условиях орган представительного управления неизбежно будет дворянским, что вело бы к дальнейшему социальному расколу. Оба теоретика в качестве критерия правомерности государственной деятельности используют права личности, а механизмом их сочетания выступает положительное право, которое создается государством, испытывающем на себе влияние общества как в лице народного представительства (классическая форма), так и иных многообразных формах.

Впоследствии государство рассматривается либералами все больше и больше не только как могущественный инструмент общественных преобразований, но и как цель этих преобразований, а соответственно ставится вопрос о поиске наиболее эффективных инструментов общественного воздействия на него. «Государство является важным культурным фактором, играющим первенствующую, руководящую роль в историческом развитии общества», - пишет в своем курсе государственного права Н.М. Коркунов. В данном случае главным средством воздействия со стороны общества на государство выступает широкомасштабная правовая реформа, имеющая своей стратегической целью внесение в систему взаимоотношений между обществом и государством в качестве ее обязательного элемента права как в общетеоретическом понимании, так и в форме так называемого положительного законодательства.

Государство становится предметом пристального внимания с точки зрения его правовой природы, закономерностей развития, факторов воздействия со стороны общества, возможности использования его аппарата для реализации либеральной программы преобразований общества.

С точки зрения Н.М. Коркунова, государство представляет собой самостоятельную власть. Оно властвует не в силу делегирования ему полномочий иным общественным союзом, а в силу своей особой природы, согласно которой «государство не есть просто отдельный акт властвования, а состояние установившегося властвования». В качестве основных признаков государства Коркунов называет «самостоятельное, принудительное и мирное властвование». Но властвование само по себе не создает государство, второй необходимой стороной выступает наличие в обществе свободных людей, над которыми властвует государство. С учетом этого ограничивающего признака определение государства по Н.М. Коркунову выглядит следующим образом: «Государство есть общественный союз свободных людей с принудительно установленным мирным порядком посредством предоставления исключительного права принуждения только органам государства».

В условиях, когда в обществе государство выступает монополистом принуждения, особое значение приобретает механизм, гарантирующий общество от неограниченного и бесконтрольного применения принуждения. Главным средством здесь опять же выступает право, но не в форме исключительно «положительного или позитивного права». Коркунов, продолжая идеи Чичерина, считает, что «принуждение дисциплинируется правом, проникается этическими принципами, служит не грубому насилию, а высшим нравственным идеям».

Неразрывность связи государства и права, одновременно лежащей в основе конкретно-исторических механизмов воздействия на него со стороны различных социальных групп, проявляется в осознании последними потребности «в выработке начал, которыми бы определялось их разграничение … к выработке юридических норм, регулирующих пользование государственной властью». И оттого, насколько стремления различных социальных сил воспользоваться государственной властью урегулированы юридическими нормами, настолько государственная власть становится объектом права.

В случае использования социальной группой механизма государственного принуждения в своих узкопартийных целях и для подавления враждебных партий они порождают ответные действия, ведущие к революции. Гарантией от этого у Н.М. Коркунова выступает доступ населения к участию в политической жизни, с условием отсутствия «кастовой замкнутости» при формировании государственных учреждений. Это, по его мнению, обеспечивает параллельность в развитии двух процессов - способности государства отзываться на запросы повседневной общественной жизни, а также расширения сферы деятельности составляющих общество личностей.

У Н.М. Коркунова мы видим и достаточно разработанную классификацию государственных задач, решаемых им в целях общественного благополучия. Сюда традиционно включается задача по защите государственного единства, территории. Будучи специалистом в области международного права, Коркунов подвергает критике все теории государства, которые, по его мнению, не учитывали или не придавали большого значения его роли в международных отношениях. Он считает, что выполнение государством внешних функций предполагает внутреннее единство, сплоченность общества, а их отсутствие ослабляет государство, ведет к умалению его роли в мировом сообществе. Ранжируя внутренние социальные противоречия и внешние угрозы по степени их опасности существованию государства как единого социального организма, Коркунов ставит на первое место внешние угрозы. Он делает это на основании того, что внешние угрозы представляют опасность «для всех общественных классов, грозящую всему населению обеднением, гибелью самостоятельного общественного быта, национальной культуры».

Во внутренней сфере важнейшей для государства является, реализуемая в судебной и полицейской деятельности, охрана частных интересов (в силу монополизации функции принуждения оно обязано приходить на помощь каждому индивиду, чей интерес оказывается нарушенным),. Но есть у государства и те функции, которые стали ему присущи уже в конце XIX в. Прежде всего речь идет об обязанности государства бороться с монополизацией экономики, хищническими способами хозяйствования, не учитывающими интересы будущих поколений. Государство обязано обеспечивать развитие «не одной добывающей, но и обрабатывающей промышленности», а также необходимый для экономического и социального прогресса уровень образования населения. Недоступными государству остаются две области, это «область веры и область знания». Обе они, как мы видим, связаны с индивидом, его духовной составляющей. Вмешательство в них государства не приводит ни к чему иному, как к «изуверству или к омертвению чувства веры» или к «полному упадку научного мышления». И в том и в другом случае слова Н.М. Коркунова оказались пророческими для судеб России ХХ в. Несмотря на разногласия с Коркуновым по проблеме юридической природы государства, в определении его функций, прогнозе динамики их развития в начале ХХ в., с ним вполне был солидарен другой выдающийся либеральный теоретик Ф.Ф. Кокошкин.

Он определяет главную цель государства как достижение общественного интереса, понимаемого им прежде всего как общее понятие, раскрываемое в многообразии государственных функций. Отдавая отчет в том, что столь общие дефиниции сами по себе вряд ли принесут какую-либо пользу, Ф.Ф. Кокошкин смело берется за решение такой сложной задачи, которая стала перед российским либерализмом с момента отказа от универсализма теории народного суверенитета Руссо, а именно - критерия определения общего интереса общества, состоящего из разнородных элементов как на уровне индивида, так и социальных групп. В качестве подобного критерия Ф.Ф. Кокошкин предлагает понимание общественного интереса, взяв за основу определение И. Бентама, заключающееся в том, что «общественный интерес есть средний вывод из сталкивающихся индивидуальных и групповых интересов». Перечень дополнительных сущностных требований к общественному интересу он предлагает дополнить необходимостью учитывать «интересы будущих поколений», а также ограничить данную формулу «нравственным началом абсолютной ценности человеческой личности».

Ф.Ф. Кокошкин вполне разделял общелиберальный подход к задачам политической деятельности, заключавшийся в использовании законодательной парламентской деятельности для проведения в жизнь идей либеральной модели реформирования страны с помощью государства. Исходя из этого он целый ряд вопросов о конкретных целях и функциях государства рассматривает в практической плоскости. Солидаризируясь, как мы отмечали выше, с Н.М. Коркуновым в вопросе о конкретных задачах государства, Ф.Ф. Кокошкин видит их в реализации трех основных целей: 1) политической (в узком смысле слова), под которой он понимает развитие собственно государственной организации, осуществлении внешней политики (в т.ч. обороны), внутренней охране государственной власти; 2) правовой, понимаемой как охрана существующего права путем организованного принуждения и судебной деятельности и установление новых форм посредством реализации законодательной функции; 3) культурной, под которой он понимает в широком смысле слова содействие … материальному и духовному благосостоянию и развитию» граждан. Здесь же он ставит вопрос о пределах государственного вмешательства в сферу духовной жизни. Признавая допустимым вмешательство государства «во внешние, материальные условия человеческого существования и на внешнее поведение людей», он считает, что «внутренняя, духовная сторона человеческой жизни остается недоступной для непосредственного планомерного воздействия государственной власти».

Общие тенденции, по мнению Ф.Ф. Кокошкина, заключаются в том, что для развития государственных функций характерен «быстрый рост государственного вмешательства в области экономической … и, напротив, сокращение его в области духовной культуры (свобода совести, отделение церкви от государства, отказ от притязания руководить мыслью и художественным творчеством путем цензуры, свобода обучения)».

Из иных оригинальных аспектов трактовки Кокошкиным места и роли государства в либеральном сценарии общественных преобразований следует отметить значительное внимание к вопросу об общественно-психологических основах власти, которому он не только посвятил специальный раздел своего курса государственного права, но и постоянно возвращался к нему, демонстрируя важность данного аспекта государственного управления для эффективности предполагаемых государственно-правовых реформ.

Истоки либеральной теории правового государства Ф.Ф. Кокошкин в целом видит в протесте личности против тотальной регламентации полицейского государства, ставящего личность в условия, когда она лишена какой бы то ни было возможности к самостоятельной общественной деятельности. Отграничивая современный ему этап теоретического моделирования понятия правового государства от предшествующих, он указывает, что оно означает не понимание роли государства как исключительно защитника права (а строго говоря под правом в этом смысле понимается закон, самим государством и установленный), а ограничение государства нормами права, регулирующими его деятельность. «Над суверенной властью действительно не стоит никакой другой высшей власти, никакого лица, - пишет Ф.Ф. Кокошкин, - но над ней стоят безличные нормы права». «Как и всякая другая власть, - продолжает он, - она основана на праве и ограничена правом».

В общетеоретическом определении государства либеральные юристы были достаточно единодушны. Под государством понималась «правовая организация народа, обладающая во всей полноте своею собственной, самостоятельной и ни от кого не заимствованной властью», «территориальный союз, имеющий самостоятельную организацию и обладающий самостоятельной (непроизводной) властью».

Большое внимание на данном этапе развития либеральной правовой мысли начинает уделяться практическим вопросам организации государственной власти, взаимодействия ее ветвей, ее теоретическому приложению к российским условиям. Рассматривая принцип разделения властей как базовую теоретическую посылку для дальнейшего развития теории правового государства, российские либералы привносят в теорию немало самостоятельных положений, предопределенных спецификой общественного развития России. Указывая на недостатки этой теории, Б.А. Кистяковский писал: «Мы начали с самого важного и основного элемента -- с власти, мы остановились на проблеме власти, исследовали существо ее и в связи с этим занялись вопросом, чем гарантируется правовой характер власти. Мы отвергли теорию разделения властей, как несоответствующую фактам и неправильную, и пришли к заключению, что гарантии правового характера государственной власти надо искать не в разделении ее, а в других ее свойствах. Эти гарантии мы открыли в господстве права, а в частности -- в господстве верховного закона в государстве, в участии народного представительства в законодательстве и в обеспечении неприкосновенности и свободы личности».