Новая постиндустриальная волна на западе

По сути, развитие и массовое распространение компьютерно-коммуникационных систем, ворвавшихся в нашу жизнь в 80-е годы, стало результатом неуклонного развития технологии, которое, поменяв свое направление в соответствии с желанием человека, позволило ей решительно вторгнуться в целый ряд непривычных областей. Побудительным мотивом такой модели прогресса оказалось изменение вкусов и этических принципов человека, основывающееся на крепнущем убеждении в том, что материальные ресурсы имеют конечный и ограниченный характер.

Воздействие современных компьютерно-коммуникационных технологий на общество по своему характеру резко отличается от влияния, которое некогда оказали на него двигатель внутреннего сгорания, электричество или химическая промышленность. Изобретения прошлого отвечали превалирующему в то время стремлению к количественному увеличению материальных благ. Большинство технических инноваций, свидетелями прогресса которых мы являемся сегодня, направлены на уменьшение зависимости от материальных ценностей путем обеспечения все большей и большей их диверсификации и роста масштабов информационных услуг. Именно такой характер имеют инновации, реальная роль которых заключается в закреплении успехов, достигнутых на пути роста значения создаваемой творческим знанием стоимости.

Каким же окажется общество, основывающееся на созданных знанием ценностях? Прежде чем ответить на этот вопрос, имеет смысл рассмотреть саму природу создаваемой знанием стоимости, кото- рой, на мой взгляд, предопределено играть все более и более важную роль.

Вновь следует повторить: созданная знанием стоимость генерируется путем субъективных перцепций (группы людей или же общества в целом), получающих определенное распространение в обществе. Подобный вид социальной субъективности отличается неустойчивостью и подвержен быстрым изменениям. Особенно это относится к обществам, допускающим свободу выражения мнений и обладающим гигантскими информационными системами. Структура подобных перемен не ограничивается простой серией вертикальных флуктуаций, а является по своей природе гораздо более зыбкой: превалирующая ценность мгновенно может быть низведена до нуля.

Даже если речь идет о продукции, относящейся к разряду типичных материальных ценностей или услуг, ее цена может резко взлетать и падать в зависимости от факторов спроса и предложения. Цена на стальной прокат, например, в течение одного года способна колебаться в интервале между 50 и 150 тыс. иен. Тем не менее есть все основания смотреть на базовую цену проката как на стабильную в рамках определенного диапазона, определяемого социальными условиями соответствующего периода. Если цена падает слишком низко, есть основания предполагать, что она вновь поднимется, а если она взлетает до астрономических высот, то с уверенностью можно говорить о том, что в недалеком будущем следует ждать ее падения. Другими словами, к вопросам цены на сталь вполне применима традиционная экономическая логика спроса и предложения.

В отношении созданной знанием стоимости дело обстоит иначе. Возьмем уже упоминавшийся пример с галстуками, которые были модны год назад и быстро расходились по цене 20 тыс. иен. Когда такой товар выходит из моды и продается по 4 тыс. иен, никто не надеется на то, что его стоимость скоро вновь возрастет. Если такое и случится, это будет похоже на чудо.

Данный феномен свидетельствует, что подобный товар теряет практически всю свою стоимость; если мы попытаемся трактовать этот феномен как уменьшение цены, это будет означать некорректную постановку вопроса. Тот факт, что подобный галстук все еще продается по цене 4 тыс. иен, обусловлен издержками на материал, использованный для его изготовления, однако стоимость, созданная знанием и нашедшая свое выражение в покрое и расцветке этого галстука, упала до нуля. Это сразу становится очевидным, если рассматривать покрой и расцветку в качестве самостоятельного фактора.

Аналогичный принцип с еще большей уверенностью может быть отнесен к технологии и информации. Продукция, обладающая m.i-сокой стоимостью в силу того, что она представляет собой уникальную новую технологию, немедленно утрачивает свою ценность, как только появится другая, превосходящая ее технология. Когда транзисторы получили повсеместное признание, стоимость радиоламп упала до крайне низкой отметки, а появление реактивных двигателей столь же сильно обесценило винтовые моторы. С развитием текстовых процессоров ценность технологии, связанной с производством пишущих машинок, быстро приближается к нулевой отметке, а компьютерное программное обеспечение нередко теряет всю свою стоимость за один-два года. Если только не произойдет ничего исключительного, эти товары уже никогда не обретут вторую жизнь.

Другими словами, созданная знанием стоимость подобна падающей звезде, которая горит ярко лишь в те мгновения, когда проходит через пространство социальных обстоятельств и субъективных факторов, позволяющих ей светить ярче других. Осознание факта, что созданная знанием стоимость слагается из такого мимолетного набора переменных факторов, обладает определяющим значением для понимания того, почему она не имеет никакого прямого и даже косвенного отношения к издержкам, связанным с ее созданием.

Разработка универсальной концепции (подобного теории трудовой стоимости), применимой в отношении созданной знанием стоимости, невозможна; более того, трудно представить себе и то, каким образом теория полезности способна объяснить характер такой ценности. Понесенные производителем расходы в своей основе не имеют никакого отношения к стоимости созданного знанием продукта; помимо этого, отсутствует то традиционное движение, которое сближает цены с затратами. В этом заключено фундаментальное отличие созданных знанием ценностей от материальных товаров и услуг, к которым может быть применена теория общественной полезности Вальраса.

Временный характер как созданной знанием стоимости, так и самого процесса ее производства, обусловливает высокую степень уязвимости факторов хозяйства перед лицом нестабильности. Даже тот, кто, проявив незаурядные способности, создал соответствующие той или иной конкретной отрасли субъективные факторы и технологические условия, может утратить их по мере эволюции соответствующего производства. Таким образом, повсеместные изменения являются непременным условием, свойственным основанному на знаниях обществу, а само оно оказывается гораздо более динамичным, чем индустриальный строй, с которым мы сталкивались до сих пор.

Каким же образом может быть установлена цена в случае, когда отсутствует всякая связь с издержками? В этой ситуации она, примитивно говоря, формируется потребителями в зависимости от того, какое у них складывается представление о «надлежащей» цене.

Помимо затрат, существует ряд факторов, формирующих у потребителя ощущение того, что та или иная оценка имеет «правильный» характер. Одним из элементов, присутствующих в этом уравнении, является цена альтернативных видов продукции; свою роль играют и представления, которые данное общество принимает как отвечающие здравому смыслу. В качестве важных факторов могут также выступать реклама, отзывы средств массовой информации, престиж той или иной продукции среди тех, кто формирует общественное мнение. Время от времени сюда вторгаются и элементы изменений, поскольку стоимость, созданная знанием, в своей основе имеет временный характер.

Между тем одним из важнейших факторов выступают издержки выбора, затраты, связанные с принятием решений (decision-making cost). Концепция подобных затрат родилась из попыток предсказать число людей, посещающих те или иные мероприятия. Обычный метод прогнозирования распределения участников событий или покупателей в магазинах заключается в использовании так называемой гравитационной модели. Таковая предусматривает, что число прибывающих потребителей находится в обратной пропорции к расстоянию (следует отметить, что в данном контексте понятие расстояния имеет крайне широкое значение). Однако, как известно из опыта проводившихся в Японии всемирных ярмарок и научных выставок, эта модель не срабатывает. В последнее время отмечено, что из более отдаленных областей появляется большее число потребителей, чем следовало бы ожидать согласно основанным на данной формуле расчетам. Вот почему новая прогностическая модель включает константную величину, отражающую издержки выбора.

Когда человек потребляет определенный продукт, этому предшествует выплата некоей суммы денежных средств, отражающая его финансовые затраты. В богатом обществе потребление в подавляющем большинстве случаев не сводится к непроизвольным действиям, обусловленным необходимостью удовлетворения биологической потребности. Напротив, человек, выбирая ту или иную форму потребления, вынужден отказаться от другой, альтернативной, формы, что всегда сопровождается психологическими издержками. Это и есть затраты, связанные с принятием решений. В условиях бедности, когда потребитель не располагает богатым выбором, затраты такого рода оказываются незначительными по сравнению с финансовыми издержками. Таким образом можно объяснить тот факт, что экономисты до недавнего времени не уделяли данному моменту значительного внимания.

Между тем в богатом обществе затраты, связанные с принятием решений, оказываются важным фактором, определяющим поведение потребителя. И пусть сегодня у людей достаточно денег, необходимость выбора между большим числом альтернатив, открывающихся перед потребителем, делает таковой все более и более трудным, и значение затрат, связанных с принятием решений, проявляет тенденцию к росту. Поэтому, когда мы говорим об отказе от одной формы потребления при выборе другой, мы не обязательно имеем в виду, что покупка одной вещи означает отсутствие денег для покупки какой-то другой веши; мы хотим этим сказать, что такие факторы, как ограничения, налагаемые временем, имеющимся для потребления, или же социальная оценка той или иной конкретной формы поведения потребителя, также играют свою роль. Более того, мы вправе пойти еще дальше и заявить, что время и репутация для многих потребителей стали играть даже большее значение, чем деньги.

Тем, кто стремится к увеличению объема сбыта своей продукции в условиях диверсифицированного общества, основывающегося на созданной знанием стоимости, придется уделять больше внимания сокращению усилий, направленных на принятие решений, чем уменьшению финансовых расходов покупателя через систему скидок.

Что же определяет издержки выбора? Конкретные черты той или иной личности наряду с внешними обстоятельствами, вне всякого сомнения, имеют важное значение, однако наиболее серьезным фактором может в перспективе оказаться осознанное отторжение или же, напротив, благоприятная реакция той социальной группы, к которой принадлежит человек. Другими словами, усилия, необходимые для того, чтобы сделать нечто такое, что делают многие, невелики; но они будут значительны тогда, когда речь пойдет о том, чтобы сделать то, чего раньше никто не делал. Это особенно верно в случае, если элемент «многие» означает «подавляющее большинство»; в этих случаях реакция отторжения уступает место непреодолимому стремлению к совершению подобного действия. По сути дела, психологические издержки, связанные с отказом от такого поступка, могут оказаться очень высокими, что позволяет говорить об «отрицательной величине» издержек выбора.

Например, в наше время до старших классов средней школы в Японии доходит 95 процентов детей, и поэтому родители тех подростков, которые заявляют, что хотят бросить школу, оказываются в неловком положении. В таких случаях прилагаются нечеловеческие усилия к тому, чтобы склонить ребенка к иному решению; родители завлекают своих детей, [обещая им альтернативные формы образования и дорогие подарки]. Все это делается потому, что финансовые затраты, связанные с продолжением обучения, перевешиваются психологическими издержками, вызываемыми его прекращением. Издержки выбора оказываются в данном случае отрицательной величиной. Подобные факторы должны учитываться в будущем микроэкономическом анализе проблем стоимости и ценообразования, в первую очередь когда речь идет о богатых и процветающих обществах.

Какие изменения в экономике влечет за собой распространение созданной знанием стоимости? Прежде всего, можно утверждать, что, поскольку таковая является побочным продуктом стремления придать товарам и услугам индивидуальный характер, на рынке появится бесконечное множество различных видов продукции.

В обществе, основывающемся на созданной знанием стоимости, цена продукта и объем его продаж значительно увеличатся в случае, если при его маркетинге потребителю удастся навязать представления о том, что этот продукт является результатом новых технологий, обладает уникальными функциями, отвечает потребностям людей с тонким вкусом, наконец, представляет собой последний крик моды. Цена порой окажется в несколько раз выше объема затраченных на производство данного блага средств, а разница эта будет формироваться за счет представлений потребителя.

Кроме этого, любой прорыв на рынке, достигнутый благодаря выпуску нового созданного знанием продукта, закончится, как только другие производители сумеют найти вариант, который будет преподнесен как еще более эффективный. Подобная парадигма способна обеспечить растущую диверсификацию продукции при снижении объема выпуска каждого продукта или товарной партии.

Эта тенденция, как уже отмечалось, приведет к уменьшению или даже устранению преимуществ, достигаемых за счет больших масштабов (merits of scale), доминировавших в индустриальном обществе; изменится сама основа конкуренции между корпорациями, что будет иметь важные последствия для внутренней структуры компаний будущего и принципов руководства ими.

Переход к социуму, основывающемуся на созданной знанием стоимости, повлечет за собой и перемены, связанные с фактором времени. Можно с уверенностью утверждать, что срок жизни любого нового продукта неизбежно будет становиться все короче и короче.

В обществе, где продукция носит в высшей степени разнообразный характер, а распространение информации обретает все более широкие масштабы, скорость перехода от одного создаваемого знанием блага к другому не может не быть крайне высокой. Результатом этого станет ускорение технологических изменений, а мода на те или иные изделия будет держаться крайне недолго, причем подчас ее вариации окажутся столь незначительными и скоротечными, что будут практически незаметны. Вряд ли нас ожидает эпоха, отмеченная таким движением вперед, для которого характерно появление принципиально отличных технических новаций и моды, радикально отрицающей предыдущую; напротив, акцент будет делаться на небольших усовершенствованиях, а создание находящих спрос вариантов одной и той же продукции, основывающихся на незначительном изменении ее черт, скорее всего, приведет к долгому ряду малосущественных преобразований. Подобно тому, как нефтяная культура создала такой тип потребления, при котором достижение максимально возможных уровней расходования нефти и нефтепродуктов стало не только императивом, но и настоящим фетишем, общество, основывающееся на созданных знанием ценностях, скорее всего, сотворит мир, в котором одноразовое использование знания будет доведено до своих крайних пределов.

Из этого со всей очевидностью следует, что всеобщее распространение получит возвеличивание имиджа продукции, представляемой как сконцентрированное воплощение могучего интеллекта, мудрости, знаний и умений. В эпоху нефтяной культуры расточительное использование энергетических ресурсов стало самоцелью. Выпускались большие автомобили, оборудованные огромными двигателями, которые им были не нужны. Расход материалов, используемых для упаковки продукта, неоправданно далеко выходил за пределы разумной потребности в его сохранении. Отопление или, напротив, охлаждение также становились предметом чрезмерного потребления, причем никто не задумывался, хорошо это для здоровья или плохо. Производители лишь потворствовали распространенному среди потребителей представлению о том, что путь к роскоши лежит через крупномасштабное, расточительное потребление энергетических ресурсов.

Не исключено, что в будущем сложится ситуация, при которой продукция будет насыщена знанием в гораздо большей степени, чем этого требуют ее функции, только лишь ради формирования впечатления о более высоком уровне воплощенного в ней интеллектуального потенциала. Выпускаемые часы, фотокамеры, персональные компьютеры будут иметь функции, которые покупатель вряд ли применит и в которых он редко нуждается. Все это напоминает ситуацию с владельцем небольшого магазина, покупающего калькулятор, способный производить дифференциальные вычисления, хотя этой функции он совершенно не понимает и необходимости в ней не испытывает. Подобные эксцессы могут также принимать форму претенциозного дизайна или чрезмерного раздува- ния имиджа той или иной продукции, другими словами, создания некоей интеллектуальной ловушки с многократным запасом прочности.

Стремление к наделению продукта имиджем еще более роскошного с точки зрения воплощенных в нем знаний будет вести к стимулированию выпуска благ в областях, которые общество будет рассматривать как играющие гораздо более важную роль в общем производственном процессе, что вызовет экспоненциальный рост числа занятых в этих сферах. Деятельность по созданию стоимости на основе знания больше не будет восприниматься как удел кучки обособленных технократов, напротив, на ее создание будут смотреть как на заурядный элемент каждодневного производства. Подобно тому, как выпуск промышленных изделий, вначале бывший занятием небольшой группы рабочих, обладающих соответствующими навыками, быстро превратился в профессию, которой способен заниматься самый обычный человек, так и создание стоимости при помощи знаний станет ординарным занятием рядовых граждан.

И действительно, уже сегодня ведутся исследования, направленные на то, чтобы позволить людям, имеющим весьма ограниченные навыки пользования компьютером, создавать программное обеспечение и заниматься дизайном. Те, кто привык видеть в интеллектуальном творчестве нечто возвышенное, могут воспротивиться ситуации, в которой это творчество становится доступным «среднему человеку» и сводится к выпуску продукции, содержащей созданную знанием стоимость, имеющую ярко выраженный одноразовый характер. У интеллектуалов может возникнуть впечатление, что не осталось ничего святого, что жизнь потеряла смысл. Однако в любой отрасли хозяйства наращивание производства неизбежно сопровождается расширением рядов его участников. В обществах древности, зараженных материалистическими ценностями, страстное проповедование религии оставалось делом единиц; между тем уже в средние века, когда религия получила повсеместное распространение, священнослужителем, монахом или монахиней мог стать совершенно обычный человек. Монастыри и соборы в средневековой Европе или в Китае эпохи династии Тан стали святилищами, в которых находили прибежище бездельники и попрошайки, тысячами стекавшиеся туда в надежде на кусок хлеба. Не вызывает никакого сомнения, что это свидетельствует о вульгаризации религии; но ведь именно благодаря этому она получила столь широкое распространение в массах.

Это не должно означать неизбежного выхолащивания любого вида созданной знанием стоимости. Эпоха средневековья дала миру святых, а современная эра породила мастеров. Нет никаких причин считать, что будущее общество даст миру меньше творцов-интеллектуалов, чем индустриальная эпоха. Однако следует, скорее всего, ожидать, что большая часть создаваемой знанием стоимости будет производиться на массовой основе и состоять из продукции, создаваемой людьми, не обладающими неординарным интеллектом.

Мои прогнозы не могут не вызвать у многих сомнения и возражения. Люди, всесторонне приверженные ценностям индустриального общества, могут принижать значение того, что я называю созданной знанием стоимостью, рассматривая ее в качестве лишь одного из средств расширения спроса на товары и услуги, которое не имеет большого значения для общества в целом. Однако решающую роль играет различие между индустриальным обществом, где созданная знанием стоимость принадлежит немногим, и социумом, основывающимся на ней, обществом, где она становится достоянием широких масс. Позвольте мне пояснить эту мысль на примере изменений, происходящих в процессе создания стоимости в рамках одной из форм информации -- в рекламе.

В индустриальном обществе смысл существования рекламы заключался в том, что она давала изготовителям возможность продать больше товаров; тем самым открывались допонительные возможности производства, снижающие издержки в расчете на единицу продукции. Реклама представляла собой оправданное вложение средств в силу той роли, которую она играла в реализации преимуществ масштаба; поэтому стоимостные характеристики рекламц рассматривались как нечто объективное, симбиотическим образом связанное с распространением материальных благ, объем которого она способна увеличить.

Споры, которые до настоящего времени велись вокруг рекламы, основывались именно на таком представлении о ее роли. Даже для сторонников социалистического строя, называвших одним из преимуществ плановой экономики возможность производить и распространять товары без помощи рекламы, исходным моментом служило то, что она выступает в качестве средства, помогающего увеличить объем реализуемых благ.

Между тем в обществе, основывающемся на созданной знанием стоимости, основная функция рекламы заключается не столько в расширении сбыта материальных товаров, сколько в том, чтобы побудить представителей определенной социальной структуры более высоко ценить (как в социальном, так и в финансовом аспекте) тот или иной вид продукции. Давайте вспомним кривую общественной полезности и теорию Вальраса: реклама продукции, содержащей стоимость, созданную знанием, ведет к тому, что кривая полезности ползет вверх, а издержки выбора снижаются. Другими словами, реклама расширяет объем созданной знанием стоимости, которую, как считается, содержит данное материальное благо или услуга. Поэтому сегодня стоимость, создаваемая рекламой, обладает способностью к независимому субъективному существованию. В теоретическом плане это предоставляет бесконечные возможности для экономического роста, причем даже в случаях отсутствия крупномасштабных хозяйственных сдвигов.

Примерно то же самое можно сказать и по поводу технологии и дизайна. Они также выступают в форме созданной знанием стоимости, которая может быть преобразована в материальные товары, однако создание такой формы не обязательно подразумевает снижение производственных расходов посредством увеличения объема продаж; напротив, созданная знанием стоимость, которая обеспечивается благодаря творческой технологии или дизайну, свойственна самому продукту. Стоимость элементов дизайна или технологии в этом случае меняет свой характер, превращаясь из объективной стоимости, зависящей от доходов, получаемых в результате традиционного производственного процесса (и симбиотическим образом связанной с этими доходами), в субъективную, независимую стоимость, обладающую своими собственными характеристиками. Это обстоятельство открывает возможности для бесконечного роста созданной знанием стоимости.

В обществе, основывающемся на таких тенденциях, не только возрастает доля расходов на научные исследования и конструкторские разработки; одновременно благодаря расширению независимой субъективной стоимости, которой обладают эти элементы, созданная знанием ценность начинает играть заметную роль в структуре ценообразования.

Таким образом, созданная знанием стоимость представляет собой ценность, носителем которой может выступать любой материальный товар или услуга. Переход от индустриального общества к социуму, основывающемуся на таком виде ценности, будет связан не столько с изменением носителя стоимости, сколько, прежде всего, с модификацией структуры той совокупной ценности, которую он содержит. Вот почему я вновь и вновь подчеркиваю, что мы никогда не сумеем понять общество, основанное на созданной знанием стоимости, если будем рассматривать его возникновение как воплощение тенденции к экспансии нематериальных благ или как элементарный отход от производства материальных благ как таковых.

* - Weizsaecker E., van, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. Doubling Wealth -- Halving Resource Use. L., Earthscan Publications Ltd., 1997. Copyright -- Weizsaecker E., von, Lovins А. В., Lovins L.H. 1997. Текст воспроизводится с согласия Э. фон Вайцзеккера.

Томас Стюарт. Интеллектуальный капитал. Новый источник богатства организаций

Томас Стюарт-- американский экономист и публицист, широко известный своими многочисленными статьями по проблемам мировой экономики, теории управления и развития современных форм услуг в финансовом секторе. В настоящее время он занимает пост члена редакционного совета журнала «Fortune» и отмечен рядом международных премий в области журналистики.

Книга «Интеллектуальный капитал» (1997) имеет особое значение в ряду работ, вышедших в 1996--1997 годах под аналогичным названием в США и Англии. Основной заслугой автора является, на наш взгляд, то, что ему удалось, сохранив все преимущества глубокого анализа, в популярной форме изложить важнейшие проблемы, стоящие сегодня перед экономикой, в которой знания и информация становятся главными производственными ресурсами. Читатель найдет в книге прежде всего впечатляющие примеры успеха корпораций, поставивших во главу угла полное использование творческого потенциала своих работников, ознакомится со статистикой инвестиций в материальные и нематериальные активы, почувствует, сколь масштабной трансформации подвергаются и будут подвергаться современные принципы управления подобными производственными структурами.

Работа Т.Стюарта разделена на три основные части, в первой из которых он рассматривает специфику современной экономики как порождения информационной эры, во второй обращается к понятию интеллектуального капитала как источника ценности компаний и залога их успешного развития, а в третьей исследует процесс становления глобальной экономики эпохи информационных сетей и наднациональных компаний

Стремясь дать читателю адекватное представление о книге Т. Стюарта, мы предпочли включить в этот сборник элементы каждой части его работы. В первой из них наибольшее внимание привлекают главы 2 и 3, озаглавленные «Интеллектуальная компания» и «Интеллектуальный работник», во второй-- глава 4 «Скрытые ценности»,и в третьей-- глава 10 «Экономическая теория информации» (эти фрагменты соответствуют стр. 20-21, 32-35, 35, 36, 39-40, 41, 42-43, 43-47, 59-60, 60-61,170-172,172-175, 176-180 в издании Doubleday). ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ НОВЫЙ ИСТОЧНИК БОГАТСТВА ОРГАНИЗАЦИЙ*

Если вы хотите понять, чем занимается то или иное предприятие, проследите за движением его средств. Компании производят два основных вида затрат. Первый -- капиталовложения. Деньги помещаются в недвижимость, оборудование и прочие долгосрочные активы, отдача от которых -- в виде прибыли на инвестированный капитал -- поступает лишь с течением времени. Помимо вложений в оборудование, организации производят долгосрочные инвестиции в научные исследования, опытно-конструкторские разработки и в подготовку кадров, что тоже является разновидностью капиталовложений, хотя по правилам бухгалтерского учета они обычно проходят по статье расходов. Второй вид затрат -- это текущие издержки: зарплата, покупка сырья и материалов, реклама, транспортировка, арендная плата и т. п. Различие между капиталовложениями и расходами не всегда легко определить -- поэтому-то, между прочим, бухгалтеры и получают такую высокую зарплату. Однако совершенно очевидно, что «информационный век» коренным образом изменил суть обоих видов затрат.

Рассмотрим ситуацию с капиталовложениями, которую анализирует Бюро экономического анализа (БЭА) при министерстве торговли США. Из его подробных выкладок видно, что с 1982 года затраты предприятий частного сектора на покупку средств производства «промышленного века» -- двигателей и турбин, электрораспределительных и контрольных приборов, металлообрабатывающих станков, погрузочно-разгрузочных механизмов и машин общепромышленного назначения, оборудования для сферы услуг, горнодобывающей, нефтяной и строительной отраслей, а также сельского хозяйства -- более или менее устойчиво держатся на уровне 110 млрд. долл. в год. Снижаясь в периоды промышленного спада, круто поднимаясь вверх во времена роста, они в среднем составляли названную выше цифрy1.

В области затрат на приобретение информационной техники наблюдается, однако, постоянный рост. В 1982 году на покупку компьютеров и телекоммуникационного оборудования американские компании израсходовали 49 млрд. долл. К 1987 году эта сумма подскочила до 86,2 млрд. долл. и продолжала расти. Если изобразить динамику капитальных затрат «промышленного» и «информационного» века в виде графиков, то будет видно, что обе линии Пересе- каются в 1991 году, когда расходы на приобретение промышленного оборудования составили 107 млрд. долл., а на закупку информационной техники -- 112 млрд. долл. Будем считать его первым годом информационного века. С этих пор компании расходуют больше денег на оборудование, необходимое для сбора, обработки, анализа и распространения информации, чем на машины, предназначенные для штамповки, резки, сборки, погрузки и иного рода действий с материальными предметами.

Приведенные данные впечатляют, но не дают полной картины капиталовложений в информационные системы. В них не учитывается, например, новообретенный интеллект машин, доставшихся нам в наследство от «старой экономики», таких, как программно-управляемые станки. Они также не отражают того обстоятельства, что отдача в виде роста обрабатывающей способности на один доллар капиталовложений в компьютерную технику сейчас высока, как никогда. Так, при увеличении расходов компаний на приобретение компьютеров в первой половине девяностых годов почти вдвое объемы обработанной информации выросли чуть ли не в три раза2. В эти данные не включаются также инвестиции в деятельность по приобретению знаний, такую, как научные исследования и опытно-конструкторские разработки. Между тем некоторые компании, в частности японские фирмы, расходуют на эти цели больше, чем на покупку всех видов средств производства. <...>

Какова же отдача от этих капиталовложений? Их последствия трудно предсказать даже в краткосрочной перспективе. На предприятиях первые результаты обычно заключаются в усовершенствовании того, что уже есть: что-то делается быстрее, лучше, дешевле или в большем количестве. Однако у перемен есть и более отдаленные, неожиданные последствия: их невозможно предугадать, но они открывают новые возможности. Готтлиб Даймлер, Рэнсом Олдс, а также их союзники и конкуренты считали, что они просто усовершенствовали лошадь. Откуда им было знать, что распространение автомобиля превратит соседствующую с городом сельскую местность в пригороды, а их появление, в свою очередь, приведет к созданию тысяч новых рабочих мест -- ведь нужно же было кому-то прокладывать дороги, строить дома, производить газонокосилки, продавать луковицы тюльпанов и развозить пиццу.

Изменения, происшедшие в организациях под воздействием информационной революции, пока что едва различимы, но они есть.

Интеллектуальная компания перемещается налегке. После того как информация заменила собой товарные запасы и, покинув свое материальное тело, зажила собственной деловой жизнью, компания превратилась в качественно иную разновидность организации. Традиционная фирма представляет собой совокупность основных фондов, являющихся собственностью капиталистов, которые несут ответственность за их сохранность и нанимают работников для их приведения в действие. Интеллектуальная компания -- это во многих отношениях нечто совсем иное. Ее основные фонды не имеют материальной формы, и вообще неясно, кому они принадлежат и кто отвечает за их содержание.

В самом деле, интеллектуальная компания может вообще не располагать фондами в традиционном смысле. Материальные активы вытесняются интеллектуальными таким же образом, как текущие активы вытесняются информацией. Финансовая структура интеллектуальной компании настолько отличается от структуры компании промышленной, что разобраться в ней с помощью традиционных понятий просто невозможно. Для примера сравним между собой компании «Майкрософт» и «Ай-Би-Эм». Как известно, жизненные пути обеих компаний уже давно переплелись. В 1983 году «Ай-Би-Эм», корпорация-талисман 50-х, 60-х и 70-х, выбрала дисковую операционную систему «Майкрософт» (MS-DOS) в качестве основного элемента производимых ею персональных компьютеров и тем самым вывела «Майкрософт» в число ведущих компаний предыдущего и нынешнего десятилетий. Последняя вошла в такую силу, что теперь можно и не вспомнить, что «Ай-Би-Эм» продает своей продукции в пятнадцать раз больше, чем крошка-захватчик <...>, да и интеллектуальный потенциал «Ай-Би-Эм» чрезвычайно высок, о чем свидетельствуют <...> 3768 патентов, выданных ее сотрудникам только за период с 1993 по 1995 год.

Однако при создании «Майкрософт» Билл Гейтс и Пол Аллен использовали совершенно иную модель, нежели та, что лежит в основе фирмы Тома Уоррена. Бухгалтерские книги обеих компаний выявляют поразительные различия. Оказывается, «Майкрософт» стоит дороже «Ай-Би-Эм», хотя продает куда меньше продукции. На ноябрь 1996 года рыночная капитализация активов «Ай-Би-Эм» выражалась в сумме порядка 70,7 млрд. долл.; общая капитализация «Майкрософт» составляла 85,5 млрд. долл. Но за этими капиталами стоят совершенно разные активы. В начале 1996 года «Ай-Би-Эм» за вычетом амортизации владела имуществом, основными производственными средствами и оборудованием на сумму 16,6 млрд. долл.; остаточная же стоимость основного капитала «Майкрософт» была всего 930 млн. долл. Иными словами, на каждые 100 долларов, вложенные в «Ай-Би-Эм», приходятся основные фонды стоимостью 23 доллара, тогда как тем же 100 долларам, инвестированным в «Майкрософт», соответствуют фонды стоимостью чуть более доллара3.

Ясно, что, покупая акции «Майкрософт», инвестор приобретает не фонды в традиционном смысле этого слова. Да и у «Ай-Би-Эм», «Мерк» или «Дженерал Электрик» он покупает вовсе не фонды. Доллар, вложенный в корпорацию сейчас, дает совсем не то, что давал тот же доллар, инвестированный в ту же корпорацию еще несколько лет назад. Маргарет Блэр из Института Брукингса рассчитала соотношение между материальными активами (имущество, основные производственные средства и оборудование) и общей рыночной стоимостью всех обрабатывающих и горнодобывающих компаний США, занесенных в базу данных Компьюстат. В 1982 году, в соответствии с ее расчетами, доля таких активов составляла 62,3% рыночной стоимости компаний; десять лет спустя эта доля снизилась до 37,9%. Здесь следует подчеркнуть, что обзор распространялся только на промышленные компании.

Некоторые из фирм, добившихся огромного успеха, практически не располагают никакими материальными активами. Можно было бы утверждать, например, что компании «Виза Интер-нэшнл» не существует, хотя она и осуществляет финансовые сделки на сумму в треть триллиона долларов в год. «Виза» является членской организацией, союзом банков и других финансовых учреждений. Каждая компания-член владеет только той частью пред- приятия, т. е. портфелем держателей кредитных карточек, которую создала сама. Основатель «Визы» Ди Хок называет ее «холдинговой компанией наоборот -- в том смысле, что не она владеет своими функциональными подразделениями, а они являются ее собственниками». На протяжении многих лет акционеры «Электроник Дейта Системз» (ЭДС) не являлись собственниками ее активов, хотя ее акции котировались на нью-йоркской фондовой бирже. Вся собственность «ЭДС» принадлежала «Дженерал Моторс» (ДМ), которая только в 1996 году выделила ее в отдельную компанию. Собственностью акционеров «ЭДС» была лишь отзывная гарантия «ДМ» о том, что им в виде дивидендов будет выплачена какая-то часть прибыли «ЭДС».

Для интеллектуальных компаний характерно стремление освобождать свои балансы от основных фондов. Штаб-квартира размещается в арендованном помещении; банки обращают ипотечные закладные в ценные бумаги; вместо того, чтобы содержать собственные грузовые парки, производственные компании пользуются для перевозки продукции нанятым автотранспортом; вертикальная интеграция уступает место виртуальной организации. Интеллектуальной компании не нужны активы. Поистине, чем меньше активов, тем лучше; пока у нее есть интеллектуальный капитал, она может получать доходы, не обременяя себя ни управлением активами, ни необходимостью оплачивать их содержание. Компании, подобные «Юнион Пасифик», на первый взгляд занимаются эксплуатацией железных дорог; на самом деле они управляют информационными системами, посредством которых организуют движение товарных вагонов (возможно, взятых в аренду у кого-то еще) по железнодорожной сети дорог. Банки и другие учреждения, оказывающие финансовые услуги, уже не в такой степени озабочены объемами финансового капитала, который они контролируют. Им важны доходы, будь то доходы от займов (от различия между процентными ставками, по которым банк получает средства и по которым выдает их заемщикам) или от комиссионных платежей (значение этого вида доходов постоянно возрастает). Треть своих прибылей крупные банки получают от беспроцентных операций, таких, как обработка данных, продажа ценных бумаг, обеспеченных закладной, и от комиссионных за оказанные услуги; еще в 1982 году таковые приносили банкам менее четверти их доходов. Вполне возможно, что закладная на ваш дом уже не находится в собственности банка, который выдал ее; вместе с другими закладными ее могли объединить в так называемую «ценную бумагу, обеспеченную закладной», которую банк продал инвесторам и которая котируется на бирже наравне с любыми другими акциями или облигациями.

Страховые компании традиционно имели в собственности огромные портфели активов -- недвижимое имущество, облигации, акции и т. д. -- и использовали доход от них для осуществления выплат держателям полисов. Теперь же активы, создаваемые новейшими продуктами страховых компаний -- пожизненной рентой и плавающей рентой, -- принадлежат держателям полисов, обычно в виде взаимных фондов. Страховая компания не является их собственником, а управляет ими за комиссионные, и в этом смысле ей важен премиальный доход. «Экуитабл Компаниз», например, управляет активами третьих лиц, стоимость которых более чем в два раза превышает ее собственные. Принимая в расчет тысячи исключений, все же можно сказать, что предприятия постепенно разделяются на две группы -- владельцев активов и их арендаторов. Интеллектуальным компаниям активы не нужны.

В первую очередь этот факт следует осознать менеджерам, управляющим средствами по доверенности их собственников. Он имеет жизненно важное значение для конкурентной борьбы, особенно в тех отраслях промышленности, где невозможно обойтись без собственности на активы. Здесь действует практическое правило: чем более дифференцировано ваше производство и чем более частный характер оно имеет, тем выше вероятность того, что вам необходимо будет иметь в собственности соответствующие активы. «Майкрософт», задача которой -- составление программ, не владеет заводами; «Интел», нацеленный на производство, строит собственные предприятия. Вот что пишет Адриан Слывотски: «Многим компаниям, владеющим большими активами, таким, как риэлтерские фирмы, химические или сталеплавильные производства, станет труднее зарабатывать деньги», поскольку значительные объемы их средств скованы материальными активами.

Заметим, что для них еще не все потеряно. Как мы видели, почти все организации являются информационноемкими. Своими специальными знаниями -- умением управлять работой сетей -- торгует даже такая обремененная активами компания, как «Электриситэ де Франс», которая оказывает помощь Аргентине, Китаю, Кот-Д'Ивуару, Португалии, Швеции, Украине и другим странам в стро- ительстве энергоблоков и управлении энергетическими компаниями. Поскольку знания и информационные активы сегодня обрели реальность существования, доступной и важной задачей любой организации становится управление интеллектуальным капиталом. Большинство организаций едва приступило к ее решению. Они заменили товарно-материальные запасы информацией, а основные фонды -- знаниями. Но это только ожидаемые, планируемые выгоды от нововведений, направленные на сокращение издержек, первые веяния информационного века.

В понятиях «интеллектуальная экономика» и «интеллектуальная компания» есть что-то абстрактное. Зато нет ничего абстрактного в интеллектуальном труде. Вы занимаетесь им каждый день, и если вы прожили достаточно много лет, то знаете, насколько он отличается теперь от того, каким он был ранее. Информация -- самый важный исходный материал, необходимый для решения вашей задачи. Раньше это относилось к отдельным работникам, теперь относится к большинству, а рабочие, не занимающиеся умственным трудом, уже не получают прежнего вознаграждения. Не у дел остаются и те, чей труд имеет однообразный, нетворческий характер, пусть и связанный с обработкой информации. На верхних этажах манхэттенского небоскреба, принадлежавшего авиакомпании «Пан Америкэн», за рядами железных столов когда-то сидели десятки служащих, занимавшихся сортировкой и подсчетом использованных авиационных билетов, а также сравнением их с учетными документами транспортных агентств. Делалось это для того, чтобы выяснить, получила ли компания от агентств все, что ей причитается. «Пан Америкэн» уже нет; использованные билеты пересчитываются и проверяются автоматизированными системами, а тот небольшой объем работы, который еще остается, выполняется в развивающихся странах, таких, как Доминиканская Республика.

Удивительно не то, что этот конторский «горячий цех» исчез под напором автоматизации; самое поразительное в том, что он когда-то занимал помещение в одном из самых дорогостоящих зданий в мире. Судьбу сортировки авиабилетов разделили и другие виды занятий, легко поддающиеся автоматизации: число операторов телефонных станций, например, сократилось с 244 тыс. в 1983 году до 165 тыс. в 1994-м. Кассиров в банках стали вытеснять банкоматы. Снижается и число секретарей; те, кто звонит по телефону, признают, что в случае отсутствия вызываемого лица им проще оставить сообщение на автоответчике, чем диктовать его секретарше.

Все больше и больше сотрудников, приходя на работу, погружаются в мир идей и информации. По расчетам Стивена Барли, к концу века доля американцев, чей труд связан главным образом с материальными предметами (сельскохозяйственные рабочие, механики, чернорабочие, ремесленники) и оказанием непрофессиональных услуг (работники гостиниц и ресторанов, рабочие, занятые в сфере распределения, розничные торговцы, домашняя прислуга, парикмахеры, косметологи, работники оздоровительных учреждений и т. п.), сократится более чем в два раза, с 83% в 1900 году до примерно 41%. Доля же тех, кто работает прежде всего с информацией (в торговле, на управленческих и административных должностях, в свободных профессиях, в промышленности, в учреждениях) увеличится с 17% в 1900 году до 59% в начале следующего века.

В направлении этой тенденции невозможно ошибиться: неуклонно возрастает доля людей, которые становятся «работниками умственного труда». Информация и знание составляют одновременно и исходный материал, и продукт их деятельности. В интеллектуальных компаниях, т. е. в тех, где доля работников умственного труда доходит до 40 и более процентов, занято 28% всех работающих в США, однако в последние пять лет на них приходится 43% вновь созданных рабочих мест. Но дело не только в том, что все больше людей занимаются умственным трудом: растет интеллектуальное содержание всякого труда, будь то в сельском хозяйстве, промышленности, учреждениях или в свободных профессиях. Современный врач, вооруженный антибиотиками, магнитными резонансными томографами и методами микрохирургии, привносит в свою деятельность гораздо больше знаний, нежели его предшественники до второй мировой войны, главными лекарствами которых были горячая вода и внимательное отношение к больным. Героический образ фабричного рабочего -- голого по пояс, с отблесками адского пламени из доменной печи на торсе -- уходит в прошлое, как до него исчез с исторической арены крестьянин. Современный работник трудится скорее в диспетчерской с кондиционером, наблюдая за рядами экранов и циферблатов. Время от времени он отлучается, чтобы взглянуть на вверенные его заботам роботы или принять участие в совещании, где вместе с коллегами изучает гистограммы, схемы Парето, графики и другие средства статистического анализа с целью найти способ сделать еще более безотходным производственный процесс.

Рабочие автосборочного конвейера, которым когда-то приходилось вручную крепить тяжелые детали к корпусу, должны овладеть навыками управления роботами, теперь выполняющими эти операции. В то же время интеллектуальная составляющая их труда возросла. Они сами устраняют неисправности в оборудовании и берут на себя многие управленческие функции; на автозаводах теперь вдвое меньше среднего руководящего персонала, чем в начале девяностых годов, и число их, как ожидается, сократится еще наполовину до конца текущего десятилетия. Десять лет назад большинство промышленных рабочих (57%) были станочниками, сборщиками и чернорабочими; остальные имели более высокую квалификацию и были заняты в точном производстве и на специализированных работах. В настоящее время соотношение обратное: 55% заняты в точном производстве, а 45% являются станочниками и чернорабочими.

Неудивительно, что для выполнения наукоемких видов работ производители нанимают более образованных рабочих. До 1947 года в отделе кадров корпорации «Форд» даже не спрашивали, сколько классов закончил нанимаемый работник. Теперь же от одной трети до двух пятых -- вдвое больше, чем десять лет назад, -- вновь нанятых рабочих на автозаводах получили какое-то образование после окончания средней школы.

Подобные изменения претерпела и конторская работа. Всю механическую, монотонную, иссушающую душу деятельность -- сверку таблиц, перепечатку писем и т. д. -- взяли на себя компьютеры, выполняющие ее с невообразимой быстротой. В 1973 году подруга моей тещи, женщина средних лет, работавшая секретарем в крошечном учреждении, получила от своего начальника в подарок на Рождество электрическую печатную машинку. Позже она не без удовольствия жаловалась, что работать на ней настолько легче по сравнению с механической, что она даже на пять фунтов прибавила в весе. Теперь же секретари говорят, что благодаря электронной почте они экономят от одного до двух часов в день: не надо ждать, пока компьютер напечата- ет конверты и письма для рассылки, не надо томиться возле факсов и фотокопировальных машин, упаковывать почту, чтобы ее забрал посыльный из «Федерал Экспресс». А ведь в свое время каждое из этих новшеств помогало в значительной мере сокращать непроизводительные затраты времени и труда.

В результате сокращается число секретарей; но более важный итог состоит в том, что они уже не выполняют привычную секретарскую работу: не сверяют таблицы, а помогают их анализировать, не перепечатывают письма, а готовят для них материал, не обслуживают совещания, а устраивают конференции. Из подмастерьев они перешли в разряд мастеров.

Рынок безжалостен. Он вознаграждает все, создающее стоимость, и либо не замечает, либо карает все, что ее не создает. В этом нет ничего личностного. Невидимая Рука так же незряча, как и незрима: она движется, не зная и не заботясь о том, потрепала ли она кого-то по плечу или ударила в челюсть. На рынке труда ее движение менее заметно, чем на других рынках. На бирже инвесторы в считанные минуты могут забрать миллиарды долларов у «Эй-Ти энд Ти» и отдать их «Ай-Би-Эм». Но семьям не так-то легко в одночасье сняться с насиженных мест и отправиться пытать счастья в другой город, и не всякий автомеханик будет тратить свои выходные дни на изучение компьютерного программирования. Да и компании еще подумают (по крайней мере, какое-то время), надо ли им увольнять старых, преданных служащих и набирать новых. Понятно, что правительства скорее попытаются как-то повлиять на рынок труда, чем будут вмешиваться в деятельность других рынков: надо ведь защитить тех, кому не повезло, за счет дополнительного налогообложения тех, кто пользуется наивысшими благами рынка.

Тем не менее Невидимая Рука движет и рынком труда. Коль скоро знание является главным источником стоимости, следует ожидать, что плоды будут пожинать те, кто работает головой, а все шишки будут доставаться тем, кто этого делать не умеет. В 1996 году писательница Сьюзан Шихен рассказала трогательную историю супружеской пары из штата Айова. Жена работает санитаркой в ле- чебнице: она купает, одевает, кормит больных, укладывает их спать. Муж также занят на тяжелых ручных работах в строительной компании: он укрепляет ограждения и предупредительные знаки на строительных площадках мешками с песком. Вдвоем они зарабатывают чуть больше 31 тыс. долл. в год и постепенно влезают в долги. А ведь несколько лет тому назад он один получал примерно такую же сумму. Тогда он работал на заводе по производству автомобильных моек, но его сократили, а других таких мест не было. Когда-то после окончания средней школы он поступил в технический колледж, но бросил учебу из-за неуспеваемости по математике. Его жена работала учетчицей, но у нее не ладилось с машинописью, и ее понизили в должности, поручив подшивать бумаги. Теперь, когда им обоим уже за сорок, они чувствуют, что обречены получать семь долларов в час до конца своей жизни. Супруги, пишет Шихен, «когда-то считали, что принадлежат к среднему классу»4.

Не их вина, что они стали жертвой ожиданий, порожденных конкретным временем и конкретными обстоятельствами. И сочувствия они от этого достойны ничуть не меньше. Но на протяжении почти всей истории человечества почти во всех странах мира род их занятий -- персональное обслуживание и неквалифицированный ручной труд -- определял принадлежность к рабочему, а не к среднему классу. Небывалый экономический расцвет Соединенных Штатов после второй мировой войны позволил американским работодателям обеспечить уровень жизни среднего класса почти всему белому работающему населению страны. Но как только Европа восстановила разрушенное войной хозяйство, а в Азии начался экономический бум, между ними и Соединенными Штатами завязалась жестокая конкурентная борьба. Однако описанная Шихен супружеская пара страдает не из-за глобальной конкуренции: ведь американские больничные санитарки и дорожностроительные рабочие не конкурируют с немцами или малайзийцами. Не вовлечены они и в информационную экономику, где обеспечивается наивысший уровень оплаты труда; их пребывание в рядах среднего класса было недолгим, и они снова влились в состав пролетариата.