Герои и героизм в культурно-историческом бытии народов Европы и России

«Образ мира», впервые возникающий в мифологическом мышлении, психологически и эстетически соответствует образу круга (или «мандалы»). Круг, как модель мира, Космоса, Вселенной, Единого и т. д., является универсальной смысложизненной моделью. Округлая форма отмечает некую границу, защищающую от ударов судьбы, круг, ограждающий от «чужаков» (исчадий Хаоса - непонятного и чуждого, враждебного), обращающий мыслями и чувствами к «своим» и даже к себе (в развитых культурах - это уровень рефлексии, самосознания). В центре круга - образ Богочеловека, Мессии, Спасителя, который на себе несет всю противоречивость мира - это и есть образ «коллективной личности», индивидуальности, «космизирующей» вокруг себя весь мир. Древние сообщества людей сначала выделили «из себя» эту индивидуальность и осмыслили ее, и только позднее - на этой основе - в европейской культуре начинается становление личностного самосознания. (Т.е. процесс порождения «материнской» культурой личностей, стремящихся к свободе и независимости и создающих собственные «образы мира» и выстраивающих ориентированные на собственные потребности системы ценностей; они нацеленны на творение «лучших миров» - культур («дочерних пластов культуры»), лучше отвечающих потребностям нового человека).

Образ круга выявляет две «ипостаси» героизма (две его функции, роли). Первая - защитная, «на границах круга» - это воины. Вторая (генетически и психологически связанная с первой) - руководящая и направляющая, «в центре» - это вождь, маг. Вторая - важнейшая, она играет роль направляющего разума «в настоящем» и при этом связует «нить времен и поколений», является гарантом устойчивости, развития и гибкости общественного целого. (Первая ипостась - источник второй: величайший герой - это лидер, достойный власти и имеющий моральное право руководить другими). Само же пространство «защищенной жизни» - это царство профанного мира, где и «ткется канва» будущей цивилизации. Это сфера жизни обыденной, только там сознание способно «всплыть на поверхность» повседневности и мелочности, забыв о свершениях великих героев, обеспечивших цивилизации эту стабильность.

Но этот образ позволяет выявить и роль святости, подвижничества в христианстве, в его отличие от традиционного героизма: подвижник действует в рамках этого «круга», не устремляясь за него. Он посвящен недосягаемому человеком идеалу («в вышине») - трансцендентному Богу, и не видит смысла в «переиначивании ради удобства» мира тварного. Он не ищет экстремальных ситуаций для подтверждения своей «божественности» и самолюбования, а стоически устраняет «разрывы» в этом бытии, и в этом - его подвиг и святость; он борется с хаосом, но, не «рассекая» зло мечом, не трансформируя его на другой лад, а преодолевая его усилием неутомимой воли и уничтожая светом добра. Это тоже «космизация» хаоса, только подвигом милосердия и стоического сопротивления.

В своей глубинной основе «образ мира» отражает стремление людей к идеалу, противоположному настоящему, - в этом идеальном мире души могли бы раствориться во взаимопонимании и взаимном доверии. Этот идеальный мир бессознательно присутствует в психике каждого человека как архетип, как память о прошлом существовании в природном единстве с матерью. Вообще, семья, семейные ценности (забота, любовь, защищенность), традиционные образы матери как прародительницы, отца как главы семьи и братства как кровного единства, оказываются важнейшими архетипами человека, определяющими его стремление к идеалу, а также его «чувство иерархии». Причем характер человека и его стремления (ценности и идеалы) отражают качество, полноценность связей, существовавших в детстве этого человека.

Вот почему и образ «золотого» прошлого, и «светлого будущего» как общественные идеалы в чем-то совпадают, - это как мечта об утраченном рае, и потому можно найти определенное сходство в культурах, устремленных в будущее или же без конца в ритуале воссоздающих прошлое. Этот идеал предполагает и поиск тех, кто в силу своих личностных качеств, способен открыть и указать («Кто знает - тот велик», утверждают «Законы Ману») путь к этому идеальному миру и спасти от жизненных невзгод всех, кто последует этому пути.

Итак, понятие «образа мира» аналогично античному Космосу и несет идею упорядоченности, основанную на «иерархии ценностей». Он противостоит Хаосу, не имеющему образа («безобразному», чуждому и непонятному, угрожающему). «Образ мира», «космос» - это и художественный образ гармонии (целостности-сферы), и эмоциональное отношение к фиксируемой воображением реальности, становящейся высшей ценностью, обеспечивающей выживание. Он же и придает смысл и направление человеческой деятельности.

Каждая человеческая общность содержит идеализированное представление о человеке и знание, каким должен тот быть, чтобы соответствовать целям сохранения, укрепления общности и достижения социального идеала - гармоничного сообщества. Это и определяют нормы морали, призванные регулировать поведение людей. С помощью разветвленной системы «наград» и «кар» человеческие коллективы стимулируют «желательное» поведение индивидов и сдерживают, наказывают «нежелательное» [См. об этом: 139].

Наибольшее влияние в направлении поведения человека оказывала «потусторонняя» санкция: «Бесконечный ряд исторических фактов: храбрая битва скандинавских воинов, жертвующих жизнью, дабы блаженствовать в Валгалле, христианские мученики, с радостью идущие на смерть, дабы перейти в «лоно Отца», тысячи арабов, умирающие в битве, дабы поскорее перейти в обещанный им рай, камчадалы, кончающие с собой, чтобы обжираться на том свете салом и жиром, религиозные войны средневековья, инквизиция, костры …крестовые походы с их участниками, которым дано отпущение грехов, и т.д., и т.д., - все эти факты с возникшими из них институтами обязаны своим существованием если не исключительно, то главным образом давлению кар и наград, исходящих от тех или иных божеств» [139; С. 181].

Живя в гармонии с миром природы и ограничивая «антисоциальные» проявления, первобытная община, тем не менее, нуждается в средствах пропитания, в защите от других племен - «чужаков». Убийство (а это «табу»!) должно быть санкционировано и освящено, так как в другом случае оно рискует высвободить в индивиде жестокость и по отношению к «своим». Во всех религиях присутствуют представления о сакральности всего, что связано с выходом человека за пределы обыденного («профанного») мира, и «непосвященный» человек не мог «прикасаться» к этой сфере, не рискуя навлечь на себя «гнев» богов: религии основаны на глубоком понимании души человека и древнейшем человеческом опыте.

«Выход» всегда означен необходимостью обретения особого психологического настроя через ритуал (позднее - и через молитву). Но и «возврат» к повседневности требует своего рода «очищения»: человек должен уметь четко различать, где проходит граница двух миров, и это различение происходит на символическом уровне. Например, триумфальные арки в Древнем Риме являются символом победы, триумфа, но их можно рассматривать и как символический «барьер», разделяющий две реальности - войну и мир (хаос и порядок) и способствующий психологическому очищению (от скверны войны) воинов, возвращающихся к мирной жизни.

С культом связано все, что имеет отношение к войне. К числу героев Древней Греции принадлежит кузнец Гефест. Да и сам культурный герой Прометей в одноименной трагедии Эсхила подтверждает, сколь тесная связь существует между огнем, ураническими богами, обработкой металла и загробным миром. «Связь шаман - герой - кузнец подтверждается свидетельствами источников, как у индоевропейцев, так и у тюрко - монголов. Особенно отчетливо она проступает в «Калевале» [57].

Меч, как самостоятельное существо и даже личность (герой дает имя мечу - своему другу), присутствует в эпосе и мифе, определяя, а иногда даже предсказывая судьбу героя, он - орудие Бога для отсекания добра от зла; он символ силы, справедливости, отмщения, и он же - важнейшая часть ритуала присяги. Оружие становится орудием жертвоприношения (не убийства!), через сотворение Хаоса (в теле жертвы) вливающего жизнь (идея перехода жизненных энергий!) в Космос (божественное благоденствие общины). А в культурах, где воин садится на коня, наполнен сакральным смыслом и образ верного спутника героя.

Магические обряды посвящения в воины, ритуальная подготовка к нападению играла огромную роль в воинских общинах. М. Мосс пишет: «магия предполагает особую умственную возбудимость человека. … Иногда у него развивается сверхчувствительность, как, скажем, у лазоходцев. При этом мы не согласны с тем, что маг может войти в такое состояние сам по себе и что он ощущает себя изолированным. За Моисеем, ударяющим в скалу, стоит весь народ Израиля, и если сомневается Моисей, то народ Израиля - нет… Мы считаем, что состояние отдельного человека всегда обусловлено состоянием общества» [99; С. 215]. Т.е., сакрализация героя и его подвигов становится источником веры и вдохновения, придавая людям силы в борьбе с обстоятельствами, казавшимися ранее непреодолимыми. А сам герой находится словно «на волне» социального ожидания, получая мощную психическую, энергетическую подпитку из социума (воспринимаемого им и его окружением как божественное веление).

Как отмечал Дарвин, жизнь человеческого сообщества и процессы формирования человека как общественного существа, нельзя объяснить только законами естественного отбора. В человеческом сообществе действует механизм нравственной связи, который рождает самоотверженное поведение, целиком выпадающее из логики естественно-природного процесса: «Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью, чем выдать товарищей…, часто не оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу. Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и добровольно рискующие жизнью для других, в среднем гибнут в большем числе, чем другие» [49; С. 243]. Таким образом, существование героического обусловлено не биологическим наследованием, а духовным началом, которое подчиняет себе и физическое существование.

Героизм являлся и способом обретения бессмертия. Для мифологического сознания «жизнь в духе», а ее обеспечивала людская молва, слава, поклонение, приравнивалась к бессмертию, обладать которым могут только боги, «оживающие» в ритуале. Обретение героического бессмертия и славы, вечное поклонение его духу как божеству для архаичного человека - предел желаний. В мифах говорится, что после смерти величайший герой Геракл забирается Зевсом на Олимп, становясь богом - ведь это справедливо по отношению к нему. Это высшая оценка заслуг человека перед обществом. В архаичной Греции существовали многочисленные культы героев, в их честь сооружались храмы, герооны, им поклонялись, обращались с молитвой, приносили жертвы.

В древнем скандинавском эпосе, в «Эдде», «рассказывается о некоторых избранных, которые после смерти попадают на небо и соединяются с Одином, становясь его друзьями», а «остальные, связанные с землей, остаются в ней, давая земле то плодородие, которое они засвидетельствовали во время своего пребывания в мире живых. Существование небесных героев обусловлено волей божественных асов, обычных смертных волей воинов, связанных с культом матери-земли. Окончательное местопребывание негероев - подземное царство Хель (термин, имеющий общий корень с латинским глаголом celare - прятать, скрывать, утаивать)» [59; С. 108].

Но ведь и современные культуры сохраняют память о людях, чья деятельность признается значимой, не давая уйти им бесследно в «темноту веков». Им ставят памятники, о них помнят, говорят. Имена великих людей, прославившихся в разных сферах деятельности, на многие столетия и даже тысячелетия переживают умерших. Культы героев пришли из глубокого прошлого, и Т. Карлейль говорит, что почитание героев - лучшее, на что способны люди.

С героизмом связано и место в социальной иерархии. Чем выше была значимость для общества деятельность человека, тем выше оказывался его социальный статус, престиж, признание, «слава» (моральное поощрение). Не только защита от внешних врагов - исчадий «хаоса» (чужаков, диких зверей), но и укрепление веры людей в силы общины (борьба с внутренним «хаосом» - страхом, раздорами) было жизненно необходимо, являлось гарантом жизнеспособности сообщества единомышленников, единородцев или единоверцев. Древние знали, что человеческое (профанное) само по себе ничтожно, он бытийствует в силу наполненности его божественными энергиями [129], но бытие неравномерно пронизано энергиями, и есть люди и вещи, которые больше связаны со священным, чем все остальные. К. Г. Юнг замечает, что и современный человек не свободен от таких представлений.

Обществу нужны смелые, решительные люди, но внимательные к нуждам соплеменников, их поведение вселяет надежду и создает чувство комфорта для всех, дает человеку уверенность в себе и веру в будущее. Такое поведение поощряется всеобщим признанием, так вырабатывается и закрепляется механизм воспроизведения ценных моделей поведения (культы героев), приносящих удачу и процветание человеческой общности. Интересно, что даже само античное слово «герой» производно от имени богини Геры, этой хранительницы рода, семейных уз: «Современные этимологи не дают единого толкования этого слова, выделяя в нем функцию защиты, покровительства … а так же сближение с именем Геры» [143; С. 162].

Механизм духовной связи со «своими» действует в человеке, где бы он ни находился, это ощущают многие и в наше время, но с особой силой он проявляется в архаических коллективах. «Древние мадагаскарские тексты свидетельствуют о том, что некогда во время походов, в которые уходили мужчины, женщины должны были постоянно бодрствовать, поддерживать огонь и непрерывно танцевать. …У даяков, когда мужчины уходят на охоту за головами, женщины носят сабли, которые им ни в коем случае нельзя класть, и вся деревня включая стариков и детей, должна вставать с восходом солнца, потому что находящиеся далеко воины тоже встают на заре, - в данном случае действует активная первобытная телепатия. …Все общественное тело оживает в едином движении. Отдельных людей больше не существует. Они становятся, если можно так выразиться, частями одного механизма, …спицами колеса, магический круг которого поющий и танцующий, мог бы стать идеальным образом, возможно примитивным, но воспроизводящимся в наши дни» [99; С. 217 - 218].

Социализация задает критерий для отделения «добра» от «зла» с точки зрения блага конкретного социокультурного сообщества. Вне контекста этой общности, для «чужака» эта система ценностей и этот критерий разделения может не обнаруживать свое значение. Собственная общность обеспечивает защищенное и предсказуемое жизненное пространство, дает человеку чувство надежности в ненадежном мире, что очень высоко ценится во всех культурах.

Итак, героизм (и даже просто обнаружение внутренней готовности к подвигу - готовности к самопожертвованию) направлен на сохранение и укрепление гармонии общественного целого, даже ценой жизни отдельных индивидов; он является в высшей степени желательным для общества, так как гарантирует его выживание. Героическое, предполагающее «выход» за пределы защищенного мира и сакрализация подвига дают надежду на воскрешение духа в качестве героя, что придает особую значимость героическим деяниям в пользу общины и делает опасное предприятие желанным, вытесняя чувство страха и побуждая человека к самосовершенствованию. Поэтому значимость человека для общины определяет его место в социальной иерархии (социальный статус) и оказывается напрямую зависимым от способности человека к героизму, его умения брать на себя ответственность за судьбу соплеменников. И героизм воина, и героизм мага, вождя предполагают социально ответственное поведение, причем основная доля ответственности за жизнь человеческого сообщества ложится на вождя. Можно заметить, что значимость, или высоту, «качество» подвига можно сотнести с тем местом, которое занимает утвержаемая подвигом ценность в системе ценностей данного общества, что и обусловливает его оценку и масштаб социального признания.

Но все еще остается открытым вопрос, как такая важнейшая для развития культуры, форма героизма, как героизм лидера - вождя, мага (харизматической личности), становится возможной для человека, в чем его особенность как личности, способной к творению культуры. Представляется, что именно раскрытие смысла, роли и значения мифа для человека в процессе его культурации и может дать ответы на эти вопросы.

М. С. Каган под «культурацией» индивида понимает интериоризацию накопленных в истории культуры знаний, ценностей и идеалов. «И если социализация делает человека исполнителем определенных социальных ролей, которые отвечают потребностям конкретного типа общественного устройства - монархического или республиканского, тоталитарного или демократического, феодального или буржуазного, более того, конкретной национально-своеобразной модификации буржуазного, феодального, исламского, социалистического и т.п. общества, что и делает индивида носителем «ансамбля общественных отношений» (К. Маркс), то культурация несет индивиду ценности, порожденные всеми народами во все времена, ибо они опредмечены в памятниках культуры и предоставляются ею во всеобщее пользование» [56; С. 176].

Героизм, как деятельность связанная с «выходом» за пределы повседневного опыта, был освящен магией и значительно расширял сферы первобытного опыта (новые переживания, выход в неизведанное, встреча и даже контакт с иными формами природного и человеческого бытия и т.д.). Любое магическое действие, существование на грани бытия и небытия, жизни и смерти, Космоса и Хаоса, связано с мифотворчеством. Миф помогает человеку преодолевать страх перед окружающим миром, чтобы быть в состоянии предпринимать действия для его завоевания. А. Ф. Лосев отмечает, для мифологического сознания «миф есть наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но - наиболее яркая и подлинная действительность», это «само бытие, сама реальность, сама конкретность бытия» [85; С. 396].

В архаическом обществе миф пронизывает все бытие человека, структурирует его, являясь регулятором жизни и освящая каждый шаг. «Человек того общества, где миф - явление живое, пребывает в «открытом» мире, хотя и «зашифрованном» и полном тайны. Миф «говорит» с человеком и, чтобы понять этот язык, достаточно знать мифы и уметь разгадывать символы» [165; С. 144]. Господствуя в мышлении, соединяя с помощью символов психику в единое целое, миф освящает микрокосм и выявляет его значимость для жизни всего сообщества. Система табу выступает гарантом того, что бессознательное не захлестнет еще неокрепшее сознание: миф примиряет и гармонизирует «онтологические разрывы» бытия архаического человека.

Современная философия мифа утверждает, что мифомышление не есть исключительная прерогатива первобытности. Он коренится в психике современного человека, продолжает существовать в глубинах коллективного бессознательного. Архетипы коллективного бессознательного - это не просто «психические атавизмы», которые угрожают разрушить разум, «рацио», они кроют в себе большой творческий потенциал, необходимый как первобытному человеку, так и человеку современному. Активизация мифомышления происходит, как правило, в периоды общественного хаоса - так человек пытается преодолеть отчуждение между миром и собой, сориентироваться в нем. «Образ мира» - «высшая реальность», направляющая практическую деятельность человека. Она не является эмпирически наблюдаемой - она сверхчувственна, потому уходит «на второй план» в мирное время, загораживается чувственными впечатлениями «профанного» бытия, но имеет способность к реактуализации в экстремальной ситуации; может воссоздаваться и с помощью ритуального погружения в миф.

Обыденность и мирное течение жизни притупляет остроту восприятия мира, внимание человека (общности) «рассыпается» на множество второстепенных вещей бытия, теряя постепенно внутреннюю целостность и «забывая» собственную сущность. Однако «довольно раннее возникновение человеческой способности к рефлексии явилось из болезненных последствий жестоких эмоциональных потрясений, …шок … эмоционального опыта часто необходим, чтобы заставить людей проснуться и обратить внимание на то, что они делают» [167; С. 84].

О роли экстремальной ситуации в индивидуальной жизни говорилось в главе I. Пример влияния экстремальной ситуации на развитие коллективного сознания, становление самосознания сообщества предоставляет не только архаика, но и не столь давнее прошлое нашей страны.

Единство морального сознания возможно при некоторой однородности, гомогенности общества, когда ощущается чувство национальной идентичности (даже при различном социальном статусе людей), что обусловленно осознанием единства исторической судьбы и устремленности в будущее (наличие единого общественного идеала, национальной идеи). Но в СССР однородность достигалась, скорее, не духовным единством свободных личностей, а идеологическим диктатом, тотальным контролем, подавлением, а иногда и физическим уничтожением инакомыслящих (сталинские репрессии), что, конечно, не способствовало творческому развитию свободной индивидуальности. В нашей стране недостаток личной инициативы идеология компенсировала внедрением званий «Героев социалистического труда», «Матерей-героинь», официальным поощрением отличившихся помещением на «Досках почета» и т.д. (была развита система официальных поощрений и наказаний).

Только в крайние, экстремальные периоды, перед лицом смертельной угрозы, по-настоящему проявляется присутствие или отсутствие такого духовного единства, когда не существенными становятся все различия между людьми, а важными и очевидными - единодушие в признании общей исторической судьбы. Общность, именуемая Родиной, вбирает в себя в такие периоды все различные «единичности», выступая, как высшая ценность (не абстракция, а общественно значимая реальность), которой подчинены все другие ценности. И тогда сохранение и защита проявленной в сознании общности становится важнее всего другого. И в годы Отечественной войны 1812 года, и в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 важнее, чем судьба Родины, ничего не было для россиян. В такие трагические моменты, как никогда возрастает национальное самосознание; в каждом человеке просыпается чувство единения со своим народом, личная ответственность за все, что происходит. Из мира повседневности, мелких забот, суеты, «копошения жалкого комочка углерода» на земле, сознание человека выходит на уровень духовный, общечеловеческий, обретает зримые черты общественный идеал. Наблюдается совпадение личного и общественного интересов. Это - «звездные часы» расцвета героизма, индивидуального и массового. Именно совпадение в одном надличностном желании интересов и усилий многих индивидуальностей создает массовый героизм, при котором также возрастает роль вождя, выявляется настоящий лидер. Хотя в другое время эти интересы могли бы не совпадать и даже противопоставляться.

Этот опыт перехода в надындивидуальный, духовный и даже общечеловеческий уровень является толчком для активизации, развития народной культуры, так как происходит рост самосознания народа. Примечательно, что после победы в войне 1812 года, необычайно возрос интеллектуальный уровень россиян, расцвели искусства, литература, пробудилось философское мышление. Победа в Великой Отечественной войне помогла, несмотря на огромные разрушения, человеческие жертвы, быстро подняться из руин стране; и если бы не продолжение политики подавления, духовный взлет был бы еще ярче.

Воссозданию героического духа и проявлению архетипов в древности способствовал и ритуал. Ритуал, поднимая из глубин памяти древнейший архетип, позволял достичь чувства максимального единения с общиной во всех ее пространственно-временных (прошлое - настоящее - будущее как воссоздание идеала прошлого) параметрах через реактуализацию «образа мира», с целью «оживления» образов великих предков и поднятия боевого духа. Очевидно, что именно опыт преодоления экстремальной ситуации, а также погружение в космогонический миф или религию через ритуал, пробуждают древние героические архетипы и активизируют процесс культурации, без которого невозможно развитие сознания и самосознания, а значит, и способности к ответственному (осознанному) поведению.

Одним из способов выведения подрастающего человека из «состояния детства», разработанным в глубокой древности, является акт инициации, помогающий взрослению индивида. Инициацию проходили и проходят подростки архаичных обществ, а она включает ряд ритуалов, символика которых такова: перевоплощение неофита в эмбрион, а затем его последующее рождение заново (второе рождение). Символическое превращение в эмбрион (затворничество в темной хижине), соответствует возвращению к материнскому лону, регрессии Вселенной к зачаточному состоянию или состоянию Хаоса, чтобы затем, возродившись, приобщиться к новым формам бытия. Обнаруживается, что человек, переходя через какой-то порог, преодолевая психологический «барьер» и состояние стресса (страх перед неизвестным, смертью, перед безднами своей психики - что и является для юного человека экстремальной ситуацией), открывал в себе «демонические» силы - он обнаруживал «себя». Так, он делал первый шаг к обретению власти над самим собой, если учился сдерживать и направлять эти силы, а значит, обретал и духовную силу, которая оказывалась не вне человека, а в нем самом. Возвращаясь в обычный мир, юноша приобретал более высокий социальный статус, становился полноправным членом общества, социально ответственным, с пробужденными культурными традициями, сознанием.

Все эти примеры иллюстрируют то, что природа человеческой деятельности состоит в изменении (окультуривании) используемых ресурсов, будь то ресурсы внешнего мира, либо ресурсы глубин мира внутреннего. Важно здесь то, во что направляются эти изменения - на добро или зло. Культурная деятельность и состоит в том, что эти изменения несут позитивную направленность, фиксируя и облагораживая, и эстетически оформляя все спонтанные (хаотические, бесформенные, «безобразные») проявления, становящиеся в итоге культурными, человеческими. Это возможно только в процессе познания человеком разных уровней и сторон бытия внешнего и внутреннего, через обнаружение и анализ своих состояний (самопознание), наибольшее раскрытие которых происходит именно в экстремальных условиях. Готовность в любую минуту встать над грубыми, низменными силами мира в любых его проявлениях, невзирая на последствия, и отличает героизм от всех других видов человеческой деятельности. Человек же «существует для того, чтобы превратить все беспорядочное, хаотическое в упорядоченное, урегулированное» [58; С. 165]. Это справедливо по отношению, как к отдельному человеку, так и к сообществу людей. Примечательно, что героический опыт «выхода» в «надиндивидуальный» уровень зачастую порождает новый культурный «пласт» на основе материнской культуры, концентрирующийся вокруг своего героя, что впоследствии и обеспечивает многообразие культур и культурных форм, многомерность человеческого мира.

Уже в древности, на основе родовой общины с ее гомогенностью, внутренним единством и слитностью, в некоторых «уголках» Европы возникают обособленные объединения инициированных воинов, посредством инициации перешедших на новый уровень культуры (новый духовный уровень), пронизанный более высоким типом религиозности. Эти первые воинские общины моделировались по семейному принципу, но эта братская семья, общность, созданная не единством от рождения, а единством по духу (закрепленным, кстати, ритуалом смешения крови), была созданна войной и для войны. В норвежском варианте мифа о Вотане он перед смертью ранит себя копьем и предлагает таким же способом подтвердить верность ему других воинов. Отсюда происходит обряд нанесения при инициации ритуальных ран, почетной смерти с оружием в руках. Подобный ритуал описан Тацитом, в котором юноше вручали оружие, он становился воином, следовательно, свободным человеком.

Так, благодаря воинам, ведущим импульсивный образ жизни, возникает тенденция, взломавшая привычный образ жизни родовой, замкнутой в своем мире общины. «На авансцену выдвигаются новые впечатления и переживания: амбиция, стремление первенствовать, повелевать, пристрастие к авантюре, жажда богатства, вкус к острым ощущениям… Жизнь племени была подчинена неконтролируемой судьбе, фатуму. И против судьбы началось восстание» [60; С. 11].

Для каждого такого нового «пласта» культуры истинной реальностью становится уже новое видение мира и новый способ жизни, а личностным образцом - герой нового типа. Прежнее мировоззрение и связанный с ним способ жизни («материнская» культура с ее богами) теперь кажутся тьмой, темнотой (несущими элементы хаоса). И бытие новой культуры, «тьму рассеявшей», идет теперь по новому кругу, через усовершенствованные-обновленные ритуалы (инициация - причастие - присяга…), приобщая новобранцев к ценностям не «старого», а нового мира.

В психоаналитических исследованиях мифов говорится о том, что миф задает модель становления самосознания человека. И важно понять, на каком этапе должны сомкнуться, совпасть две стороны героизма: защитная, которая реализуется инициированными воинами (которые прошли социализацию и культурацию - через ритуальное «оживление» символов-архетипов) и творчески-руководящая.

В психоанализе установлено, что в процессе становления психика человека нуждается в поддержке со стороны героя, становящегося его «духовным отцом» [См. об этом: 149, 158]. Но по мере роста и становления самосознания личность способна перерастать своего духовного отца, в конце концов вступать с ним в конфликт, создавая собственный мир на основе «бывшего». И в этом аспекте обращает на себя внимание то, что во многих героических мифах «первоначальная слабость героя уравновешена появлением сильных «покровительских» фигур - опекунов, попечителей, которые дают ему возможность исполнить сверхчеловеческие задачи, которые он не смог бы совершить, не имея подобной помощи. …Эти богоподобные фигуры являются, фактически, символическими представителями целостной психики; большая и более понимающая личность, снабжающая героя той силой, которой недостает его личностному эго» [158; С. 128]. Как только индивид прошел инициирующее испытание и вступил в зрелую фазу жизни, миф о герое утрачивает свое предназначение (релевантность). Символическая смерть героя становится, так сказать, победой зрелости; причем на каждом этапе взросления личности существуют свои формы истории героя, соответствующие определенному рубежу взросления, или какой-то особой проблеме, стоящей перед индивидом в этот момент. Преодоление себя необходимо для развития, «…поскольку, если молодой человек не стремится к более высокой цели, чем та, которую он может легко и безопасно достичь, он не сможет преодолеть рубеж между юностью и зрелостью» [158; С. 128].

2.2 Герой как динамический центр культурного процесса. Подвиг как способ реализации социального идеала

Роль религиозных личностей в архаичных коллективах очень велика. Вожди и старейшины накапливали и транслировали повседневный опыт в наиболее простых, стандартных, повторяющихся ситуациях. Но именно «шаманы и маги приобретали и накапливали опыт выхода из сложных, уникальных и экстремальных ситуаций, который требует не только применения готового знания, но и оперативной реакции на изменение обстановки в форме изобретения нового решения» [60; С. 23]. Они же являлись хранителями и сочинителями сказаний, мифов, эпоса о героях. И в этом был справедлив Т. Карлейль, заметивший внутреннее героическое родство между богом, пророком, вождем, поэтом, говоря, что только тот, в ком душа героя, и может открывать героев для других через поэтическое слово.

Эти лица обладают так называемым «харизматическим авторитетом». Под термином «харизма» М. Вебер подразумевает «внеповседневные» качества человека присущие и колдуну, и пророку, и предводителю на охоте и в походах за военной добычей, и вождю, и «властелину «цезаристского» типа». «Лигитимность их власти основана на вере в необычное, в свойства, превосходящие обычные, присущие людям качества, на ранней стадии воспринимаемые как сверхъестественные. ...Другими словами, на вере в магическую силу, в откровение или в героя, источником авторитета которого служит подтверждение его «харизматических качеств» чудесами, победами и другими удачами - благополучаем тех, кто ему подчиняется». Господство этих людей осуществляется «не на основе общих традиций или рациональных норм, но в соответствии с конкретным откровением и вдохновением», и в этом смысле оно «иррационально» [24; С. 68].

Представление о «харизматической личности» сходно с «пассионарием» у Л. Гумилева. Пассионарность (в переводе с латинского - «страсть», «страстность») означает «способность человека к активным, энергичным действиям». Причем «Высокий уровень пассионарности позволяет человеку стремиться к отдаленным и даже нереальным целям, делает людей идейным борцами и патриотами» [156; С. 154]. Но Л.Гумилев говорит о космическом происхождении «пассионарности», в то время как обладание «харизмой» М. Вебер, или «маной» М. Мосс объясняют внутренними психологическими возможностями личности и социума. Психоанализ же находит источник этих сил в бессознательном самой личности, в виде сублимированной психической энергии либидо, направленной на «сверхличные» цели. [См. об этом: 166]

Рассмотрение биографий исторических героев (в гегелевском смысле, исторических личностей, повлиявших на ход истории) и их культов (начиная от простого восхищения личностью и заканчивая памятниками, устными преданиями и многочисленными литературными произведениями и исследованиями биографий) в культурно-историческом контексте приводит к идее их внутреннего сходства с культурным героем - персонажем мифов. Культурными героями чаще всего считаются те персонажи мифов, которые дают людям разнообразные предметы культуры (огонь, культурные растения, орудия труда) и учат их охотничьим приемам, ремеслам, искусствам. Но в широком и более важном, для данного исследования, смысле под культурным героем понимается полубог, который «вводит социальную организацию, брачные правила, магические предписания, ритуалы и праздники» [91; С. 386]. Именно он покоряет хаотические стихии, становясь участником мироустройства, а его образ отражает культурные новообразования и существует в двух типах: демиурга-первопредка (например, Гильгамеш) и трикстера (например, Прометей).

Согласно структуре мономифа, описанного Дж. Кэмпбеллом, путь героя цикличен и проходит через три стадии: переход через порог реальности, испытания за порогом, возвращение к людям. Каждая из стадий характеризуется своими особенностями: 1. Переход через порог (сражение с противостоящей герою силой: драконом, братом, призраком или задабривание ее подношением, заклинанием; победа или поражение: расчленение или распятие). 2. За порогом (испытания в пути: ночное путешествие в море, чудесное путешествие, попадание в чрево кита; решающее испытание и завоевание награды: священный брак матерью - богиней мира, примирение с отцом - создателем, апофеоз обожествления героя, похищение невесты или магического умения - огня, эликсира и т.п.; расширение сознания и пределов бытия: просветление, преображение, освобождение). 3. Возвращение (бегство от преследователей, покровительство могущественного помощника, борьба у порога, спасение, воскрешение) [См.: 77].

Личность, которая способна обновить культуру, объединив сообщество людей не биологическим родством, а родством духовным, являет собой синтез коллективного и индивидуального. Истинная коллективность становится возможной только тогда, когда личность оказывается в состоянии с помощью своего разума и духовной силы переработать мифы, образы, символы, приходящие из мира бессознательного. «Диалог» сознания с бессознательным проходит путем осмысления импульсов бессознательного, что сопровождается расширением сознания, подпиткой его психической энергией бессознательного. Этот процесс запускается в действие только тогда, когда человек осознает свою социальную роль и добровольно принимает на себя бремя ответственности за жизнь и судьбы других, т.е. видит свое мессианское предназначение. Понимание своей «надличностной» социальной роли способствует проявлению архетипов.

По К. Юнгу, в процессе становления человечество проходит стадии, где сознание и бессознательное сочетаются еще негармонично, и «целая шкала сознательности отделяет предрассветные истоки детски-смутного созерцания, в котором душа лишена еще ясного мира, а мир сознающей себя души - от высших типов одухотворенных состояний, доступных только людям вполне зрелых цивилизаций» [166; С. 325]. Поэтому обыденное отношение к бессознательному порождает массу, а формирование «самости» - пророков и вождей. Процесс индивидуации у К. Юнга становится аналогом героического сюжета: герой «эго» совершает подвиги, побеждает чудовище (тень) и воссоединяется с прекрасной возлюбленной (анимой), образуя целостную личность (Самость).

Сказочный миф о герое содержит множество элементов: запрет и его нарушение; ситуацию беды, недостачи или получение трудного задания; изгнание или бегство и преследование; испытание мужества, стойкости, силы; обретение волшебного свойства или волшебного помощника; переход в иное царство (царство мертвых, таинственный лес и т. п.); борьба с чудовищем, решение трудной задачи; проявление ложного героя и узнавание истинного героя; преображение и воцарение героя [См. об этом: 118]. Наконец, ключ к пониманию мифа и символа обнаруживается в том, что два мира - божественный (потусторонний) и человеческий - есть одно, а царство богов является забытым измерением знакомого нам мира. И в открытии этого измерения, вольном или невольном, заключается вся суть свершений героя: «этих двоих - героя и бога, к которому он устремлен, ищущего и искомого - следует понимать как внешнюю и внутреннюю части единой, отражающей саму себя тайны, которая тождественна загадке проявленного мира. Грандиозным свершением великого героя является то, что он обретает понимание этого единства в многообразии, а затем передает это знание остальным. А божественные способности, искомые и обретаемые с риском для жизни, - все это таилось в сердце самого героя» [77; С. 36].

Гениальность, как замечал А.Г. Спиркин, неразлучна с героизмом: герои противопоставляют свои новые принципы старым, на которых покоятся прежние устои, нравы. Поэтому они часто объявляются преступниками, нарушителями спокойствия. Г. Гегель писал: «Таково вообще во всемирной истории положение героев, зачинающих новый мир, принцип которого находится в противоречии с прежним принципом и разрушает его: они представляются насильственными нарушителями законов. Индивидуально они, поэтому находят свою гибель. Но лишь индивидуум, а не принцип уничтожается в наказании. …Сам принцип позднее проложит себе путь, хотя и в другой форме» [35; С. С. 85]. Такова личность Сократа, открывшего в себе божественное, таким был и Джордано Бруно. Трагическая участь могла ожидать и М. Лютера, который, пренебрегая опасностью, утверждал нравственный долг совести, повелевающий человеком, уверенным в своей правоте: «На том стою, и не могу иначе. Помоги мне Бог!».

Героическая личность разрывает рамки своей микросреды, она неизбежно перерастает ее, как нечто ограниченное, ограничивающее ее духовную свободу. Конфликт личности со своей общностью, которую он духовно перерастает, всегда символизирует созревание в рамках этой общности человека нового типа и нового личностного уровня, и выступает требованием новой формы общественных отношений.

Героическая личность создает на основе «родительской» культуры новую, более совершенную (более высокую) культуру, соответствующую новому типу человека. Так, через личность осуществляется диалектическое противоречие между новым и старым в культуре. Герой является активным творцом нового направления культурного развития. Личность, становясь причиной самой себя, выступает и как субъект культуры - источник миросозидания, как творческий центр Вселенной, превращаясь в культурного героя. «Героизм противостояния» проявляется тогда, когда устаревшие, разложившиеся, привычные для большинства людей установки и стереотипы становятся тормозом общественного же развития, видятся герою как ложные, вредоносные. Понятие «культурный герой» применимо к незаурядной личности, которая открыла и принесла в мир людей новое знание, вознесшее их на качественно новую, более высокую ступень культурного развития - в этом и состоит позитивный смысл ее деятельности, даже, несмотря на то, что ее нельзя назвать абсолютно добродетельной. (Такой исторической героической личностью является, например, Петр I).

Тип героя, непокорного богам, очень широко представлен в эпосе и литературных произведениях, как, например, в мифе о Прометее. Этот герой - нарушитель установленных богами (отцами-предками) законов. Каждая из форм мифического героизма внутренне связана со всеми другими. Но культурный герой - это еще и трикстер (в мифах часто представлен как брат-близнец настоящего героя: древнегреческие Прометей и Эпитемей, меланезийские То Кабанана и То Карвуву, римские Ромул и Рэм и др.). «Мифологическая пара «культурный герой - трикстер» имеет глубокий метафизический смысл. В ней зафиксирована величайшая диалектическая идея, раскрывающая сущность развития и творчества. Если культурный герой создает материальные и духовные ценности, социальный порядок и культурные традиции, а герой-трикстер своими действиями постоянно разрушает или отрицает их, то тем самым он побуждает своего «положительного» брата создавать новые ценности, новый порядок, новые традиции» [67; С. 19].

По сути, «серьезный» (трагичный) герой и его брат-близнец трикстер, шут, озорник, выступают как две стороны одного явления и одного образа - культурного героя, создающего новое через отрицание и разрушение старого. (При этом, наиболее жизнеспособное новое, является гениальной переработкой и частичным сохранением элементов старого - применительно к изменившимся условиям жизни!) Трикстер постоянно «испытывает на прочность» нравственные ценности, завоеванные «трагическим» героем.

Во всем сказанном просматривается ответ на вопрос, почему же многие философы связывают истинный героизм с определенным историческим периодом в жизни общества, «Веком Героев», идущим после «Века Богов» - у Д. Вико, например; причем героизм объясняется им незрелостью народов, их нецивилизованностью. К. Маркс относил проявления героизма к периодам революционного преобразования общества, характерного для смены общественно-экономических формаций, когда для утверждения нового типа формации требуется активность и самопожертвование передовых личностей-героев.

Многие исследователи культуры (А. Тойнби, О. Шпенглер, П. Сорокин, Н. Данилевский, Л. Гумилев и др.), отмечают такие ее важнейшие периоды, как генезис, рост и развитие, когда раскрывается потенциал культуры; а когда уже он исчерпан, наступает упадок (что характеризуется духовной деградацией индивидов). Обнаруживается, что под понятием «цивилизованность» понимается усвоение человеком «правил игры», т.е. чисто внешних форм самопроявления. Но для полинного духовного взлета как отдельному человеку, так и целому народу необходимо духовное постижение смыслов культуры через «путешествие во времени»; путешествия с целью воссоздания - не внешних образцов поведенческого амплуа («коллекции броско-бесстрашных поз перед «драконом» [130, С. 119]), а внутренего - духовно-нравственного облика героев прошлого и раскрытия значений героических символов.

Преобладание в социокультурном организме «цементирующего» духовность начала, т.е. переход в фазу развитой цивилизации, ощущается и рассматривается, например, О. Шпенглером как стадия упадка культуры. По сути, это констатация деградации человека как культурного существа, когда происходит угасание его творческого потенциала. Л. Гумилев же отмечает, что пассионарии встречаются при любом состоянии культуры, но в фазе ее «закостенения» и угасания возможности самовыражения этих личностей ограничены.

Аналогично природным организмам, социокультурные образования стремятся к обретению формы (из хаоса - к порядку). «Цивилизация …неотъемлема от социальной культуры, это ее форма, скелет, придающий культуре целостность. Социальная культура - бурно волнующееся море, химическая реакция, кипящая вода, а цивилизация - берега, дно, законы реакции, физические законы кипения» [107; С. 74]. Форма означает достижение организмом устойчивости в окружающей среде, в которой именно эта форма отражает наилучшее приспособление организма. В то же время обретение организмом формы (порядка) делает его менее гибким, являет собой предвестие будущей смерти (и будущего хаоса). Для предотвращения устаревания, стагнации и неизбежной гибели, требуется поиск новых форм бытия, что означает частичное разрушение созданного ранее («частичную» «хаотизацию»), чтобы в этом смешении всего отыскать нечто жизнеспособное новое, т.е. того, что не погибло, а еще больше укрепилось-закалилось в хаосе.

Торможение и остановка в развитии возможна на любом этапе, и это определяется потенциалом, содержащимся в культуре, а также особенностями и возможностями природной среды. Состояние культуры зависит от мировоззренческих установок людей, ее создающих, от их способности тем или иным образом реагировать на «вызовы» времени. Потенциал культуры тем богаче, чем шире ее основание - общечеловеческое, нравственное. Таким образом, во все времена в обществе реализуется эта диалектическая борьба между жизнью и смертью. А героический миф является концентрированным и образным (художественным) выражением ментальности сообщества людей, где герой является его душой и динамическим центром. Сама судьба героя, его путешествия, превращения и завоевания обозначают психологические аспекты взросления, как отдельного индивида, так и самого социального коллектива как целостного образования. Связанные с этим коллизии находят отражение в героическом мифе; здесь каждое происшествие является своеобразной вехой, испытанием на пути к взрослости, опыт преодоления же доказывает жизнеспособность и дает право на дальнейшее существование (индивида, культуры).

Интерпретация мифа о герое (рождение, смерть, возрождение, возмужание, богоборчество, женитьба и др.) позволяет выявить разные этапы жизни и развития культуры: ее становление, расцвет и упадок. Причем разные ее стадии обозначаются превращениями (метаморфозами) героического персонажа. Упадок и разрушение устаревшей культуры (и устаревшего мифа с его богами и героями) отражены в мифе о богоборчестве и непослушании героя (трикстера), где победа его означает обновление культуры, переход из одного ее состояния в другое. Перспектива же героя - занять место бога.

Власть элиты - духовной аристократии издавна основывалась именно на признании всеми безусловного личностного превосходства, «божественности» властвующих. «Любой великий вождь - фанатик, заражающий массы своим фанатизмом, уверенностью в себе. …Фанатизм проявляется именно в следовании идее. Идея властвует над вождем так же, как он властвует над массой», но вождь, в отличие от подавляющего большинства, не является рабом своих инстинктов, он слабо поддается внушению, «вождь рационален в рамках идеи, которой он движим, и тем самым победа для него - неотъемлемое качество истины. Он руководствуется одновременно интуицией и рациональными доводами, соединяя их в мощный энергетический импульс» [66; С. 164].

Ведь недаром Д. Бруно подчеркивает сходство «героического энтузиазма» с любовным томлением. Но Джордано Бруно очень проницательно отделяет истинных героев от любых других обладателей «харизмы»: он вкладывает в речь своего героя Тансилло мысль о том, что таких людей - «героических энтузиастов», существует два вида: «Одни, являясь местопребыванием богов или божественных духов, говорят и действуют удивительным образом, несмотря на то, что ни сами они, ни другие люди не понимают причины этого… Другие, будучи искусны и опытны в созерцаниях и имея прирожденный светлый и сознающий дух, …. в страданиях своей мыслительной способности зажигают свет разума, и с ним идут дальше обычного. И в итоге такие люди говорят и действуют уже не как сосуды и орудия, но как главные мастера и деятели». Какой же из двух типов более предпочтителен для Джордано Бруно? «У первых достоинство осла, везущего святое причастие; у вторых - достоинство священного предмета», они идут, «разумея божественные установления и запреты» [20; С. 71 - 73].

Служение высшей ценности - идеалу, подчинение ему всего своего существа, и при этом сохранение корней-связей со своим народом, делает человека чем-то большим, нежели он мог бы быть вне этого. Поэтому такого человека называют великой (большой) личностью. Именно разум и чувство любви и ответственности за судьбы людей, с кем связывает героя духовное родство, и отличает истинного героя-харизматическую личность от любой другой. Но герои - харизматические личности разных культур имеют разные, порою даже противоположно направленные по отношению друг к другу, векторы устремлений.

В основании каждой культуры заложен определенный принцип - система ценностей, которая ориентирована на достижение определенного идеала социальной жизни. Этим общественным идеалом может быть прошлое, «Золотой Век» Богов и Героев, когда жили предки - боги и герои, создавшие мир (культурную общность). В этом случае культура будет направлена на сохранение традиций, а ритуал - на достижение духовного единения с предками, «регрессией» к началам Вселенной с отысканием духа ушедших героических поколений. Такая установка характерна для архаичных и традиционных обществ, ценящих опыт и завоевания предшествующих поколений.

Напротив, существуют культуры, идеал человеческого бытия которых - в будущем. Эти культуры несут на себе отпечаток утопии, но они пронизаны мечтой и полны динамизма, иногда мессианскими настроениями. Они трансформируют мир внешний, завоевывают и преобразуют природу. Европейская культура явила образец такой трансформирующей установки: христианство с его направлениями, а также тоталитарные режимы, несущие в себе элементы утопизма и мессианства. Однако при ближайшем рассмотрении, оказывается, что будущее - это ничто иное, как попытка реставрации идеала прошлого (например, идеал коммунизма) - «Золотого Века» Богов и Героев, когда человек ощущал свое родство и близость с другими и мог быть самим собой.