Герои и героизм в культурно-историческом бытии народов Европы и России

Небезынтересно понимание героизма у Ю. Китаямы [181]. Для него героизм - это то, что возвышается над повседневностью, к чему не применимы понятия меры, нормы, которыми руководствуются в жизни обычные люди: «Каждый героический поступок переступает границы разума, разрушает меру повседневного порядка и ставит героя в сферу небытия. Герой не знает помех общественного порядка... Высшим законом для него является свобода поступков, к нему необходимо применять новые законы... Он не считается ни с чем в мире; чаще всего мир должен считаться с ним...» [181; С. 2].

Справедливо провести параллель между героем Китаямы и «сверхчеловеком» Ф. Ницше, стоящим «по ту сторону» привычных измерений добра и зла. Но, как отмечает В.П. Шестаков, различие их состоит в том, что «если Ницше, проповедуя волюнтаризм, выступал с критикой религиозного догматизма и христианской морали, то Китаяма неразрывно связывает героизм с религией». Ю. Китаяма считает, что «героизм по своей природе религиозен. Независимо от того, верит герой в бога или нет, он является религиозным человеком, так как он есть лишь орудие бога, какой-то нечеловеческой силы» [Цит. по: 162; С. 24].

Концепция Ю. Китаямы в чем-то близка к пониманию героизма у японского писателя, философа и политика, самурая по духу Ю. Мисимы. В понимании героического он опирается, во многом, на этическую систему китайского философа Ян Ванмина, у которого «философия действия» неотрывна от знания. Ю. Мисима видит в героизме признак жизнеспособности и главную опору для государства, построенного иерархически. Божественный император и его государство являются для героя Ю. Мисимы главной ценностью, притягивающей все самые благородные помыслы, наполняющей высшим смыслом жизнь-служение лучших своих граждан. Героический порыв Ю. Мисимы - это патриотическое чувство, исполненное религиозного трепета и сыновнего почтения, а также решимости с честью умереть ради этого символа единства нации: «Сердцами и кровью мы были связаны с государственным устройством, ожесточенной неподкупностью любви, не допускающей отсутствия взаимности», - пишет он о собственных героических чувствах [93; С. 208].

Обращение к ислледованиям героизма, как европейских философов, так и мыслителей других культур, позволяет выявить общечеловеческие черты в героических личностях разных времен и народов.

Но что же роднит культуры разных народов, что лежит в основании их коллективных представлений? На этот вопрос пытаются ответить, используя свои методы, такие науки, как этнология, антропология, исследования мифа. Здесь большое значение приобретают работы К. Леви-Стросса, Дж. Фрэзера, М. Мосса, М. Элиаде, Д. Кэмбелла, Я. Э. Голосовкера, Б. Малиновского, Бородая Ю. М. и многих других ученых. Они обнаруживают место, смысл и внутреннее сходство образов героев, присущих верованиям и мифологиям разных народов (в первую очередь, архаичных народов), что позволяет, порою, проводить параллель с образами героев современных мифов.

Замечено, что во всех первобытных верованиях обязательно присутствует образ первопредка, имеющего много сходства с образами эпических героев, что, впоследствии, позволяет соотнести его с образами исторических героев. Используя материал сотен мифов со всех уголков земного шара, от древнейших времен до дня сегодняшнего, исследователи выявляют многоликий образ мифического героя, единую модель космогонического круга и героического путешествия из мира обыденного в мир сакральный. Смысл и цель же этого трудного и опасного путешествия - спасение общности людей, рода или племени, открытие новых перспектив существования. Мифическому предку, герою, открывается «мир трансцендентальных (вечных) ценностей. Эти ценности и открываются в мифе, открываются мифическим предком …и представляют парадигму всех видов человеческой деятельности»[165; С.4].

Изучение древнейших коллективных верований обнаруживает источники формирования героических архетипов, сохраняющихся при всех изменениях в культуре (матрицу) и постоянно прорывающихся в людях, ее творящих. Выходя из глубины бессознательного, архетипы оказывают влияние на поведение современных людей, на жизнь каждого человека (что издавна и используется религиями и идеологиями различного толка).

Концепции верований и мифологий этносов смыкаются с психоаналитическими теориями XIX - XX века, где особый интерес для нас представляют работы З. Фрейда, исследования архетипа героя К. Г. Юнга, О. Ранка, Х. Захса, А. Адлера, Дж. Хендерсена, М.-Л. фон Франца, Э Фромма.

З. Фрейд приходит к выводу о том, что герои играют организующую, воспитательную роль в обществе, стимулируют его культурное развитие: «Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, так же нельзя обойтись без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа. …Лишь благодаря влиянию образцовых индивидов, признаваемых ими в качестве своих вождей, они дают склонить себя к напряженному труду и самоотречению, от чего зависит существование культуры» [153; С. 97]. Важно учесть то, что насилие - далеко не лучший и не самый эффективный способ побуждения к самоотречению и «культурной работе». Здесь особую роль приобретают внутренние - психологические стимулы, ведущие к добровольному подчинению масс человеку, признаваемому лучшим, более совершенным, достойным.

Современная культура, согласно К. Юнгу, по-прежнему зависит от влияния архетипов, и хотя «цивилизованный человек обрел известное количество воли, свободной энергии, которую он может использовать там, где пожелает», тем не менее, оказывается «одержим «силами», находящимися вне его контроля. Его демоны и боги вовсе не исчезли, они всего лишь обрели новые имена. И они удерживают его на ходу своим беспокойством, нечетким пониманием, психологическими сложностями, ненасытной жаждой лекарств, алкоголя, табака, пищи и, прежде всего - огромной массой неврозов» [167; С. 90-91].

Невозможно обойти вниманием и исследования, выявляющие связь героического архетипа с религиозными культами, что приводит к выявлению единого внутреннего сходства религий и идеологий. Это работы как отечественных, так и зарубежных исследователей героического мифа: Е. М. Мелетинского, В.Я. Проппа, М. Элиаде, А. Ф. Лосева, А. А. Тахо-Годи, А. Ф. Косарева и многих других. В таком контексте общество представляется системой «динамичных отношений», как нечто «текучее, непрерывно изменяющееся и потому сопоставимое с психикой, с динамизмом страстей и верований, составляющих суть душевной жизни реального человека». В реальной эмпирической жизни культура «обнаруживает себя через нравственные законы отношений между людьми, через их этос, фиксируемый в моральных, духовных ценностях человеческой культуры» [98; С. 12-13].

Опираясь на введенный М. Вебером термин «харизматическая личность», С. Московичи считает, что именно верования и страсти «находятся у истоков социального творчества, исторической энергии», проявляющейся у героев, вождей. И «если общество хочет не только выжить, но и развиваться, сопротивляться конфликтам, раздирающим социальные связи, оно должно мобилизовать неотъемлемые свойства человеческой натуры, а именно верования и страсти» [98; С.20].

На основании рассмотренных научно-философских подходов, так или иначе затрагивающих проблему героя, героизма и героизации, можно отметить следующее.

В целом, большинство научных исследований посвящены какому-либо одному аспекту проблемы героизма (механизму героизации в социуме, образу героя в мифе и его метаморфозам, «харизматической личности» и т.д.). В истории философии большинство мыслителей подходило к этому феномену идеалистически, в итоге мистифицировалась либо героическая личность, либо сама история. Диалектико-материалистический же подход, подвергнувшись идеологизации и отбросив многие исследования, не вписывающиеся в его рамки, как заведомо ложные (концепции героизма русских религиозных и большинства западноевропейских философов), привел к сужению видения героизма и односторонности его оценки.

Кроме того, каждый из перечисленных подходов, взятый в отрыве от других, не в полной мере вскрывает феномен героизма, как явления культуры во всем многообразии его форм и проявлений. Например, подходы Д. Вико, Ю. Китаямы и др. не рассматривают и не обясняют героические поступки, совершаемых в обыденной жизни, а подход Г. Гегеля даже умаляет их значимость. Социологический подход, например, Н. Михайловского оставляет за рамками рассмотрения вопрос об истоках нравственного величия личности…

Тем не менее, можно обнаружить и нечто общее в философских взглядах на существо героизма, что помогает выбрать направление его дальнейших исследований:

1. Герой в истинном смысле слова, согласно философским подходам, - это Личность, великий человек. Исследование образа героя, таким образом, становится исследованием истоков человеческого величия и его значения для развития культуры.

2. В чем видится величие человека, во многом зависит от эпохи и культуры, в которую жили герой и исследователь его образа. Если до Нового времени считалось, что величие индивида проявляется в сознательном служении «сверхличностному» началу (Богу, государству, историческому прогрессу), что обусловливало способы самореализации личности и формировало ее характер; то уже к концу Х1Х столетия, в связи с упадком рационализма, все чаще истоки духовной мощи (харизмы) видят в следовании человека своей внутренней природе, т.е. началу иррациональному, - здесь уже личность самоутверждается через созидание в социуме собственной индивидуальности, а служение общественным идеалам отходит на второй план.

3. Героическая эпоха связывается с определенным историческим периодом - «детством народов» (молодостью культуры). Так, выявление специфики личностного самоосуществления (героизма) именно в этот исторический период поможет выявить его роль в зарождении и становлении культуры.

4. Чем «моложе» культура, тем большее поклонение вызывает образ героя, вплоть до его обожествления и культа. Здесь возникает необходимость выявить связь сакрализации и десакрализации образа героя с этапами существования социокультурной общности.

5. Обнаруживается тесная связь героизма с мифологией (особенно феномен героизации - мифологизации образа выдающегося человека) и оформившимися на ее основе религией, философией, идеологией. Причем поклонение герою и героизм - не равнозначные явления. Героизация связана с потребностью социума (толпы, массы) в герое-вожде, причем героем, в истинном смысле слова, тот может и не быть.

6. Обнаруживаются разные типы героев и героизма, имеющие неравноценное значение для исследователей (героизм великих личностей, осуществляющих «провиденциальный план истории» и «героизм лести»; «героизм порыва» и «героизм будничной работы»; «интеллигентский» героизм и героизм-подвижничество; герой мифологический и архетипический…). Возникает необходимость выявления места и роли этих развновидностей героизма в социокультурном процессе.

8. Психоанализ представляется важнейшим методом для раскрытия архетипа героя и его функций, а также значения героизации для существования и развития европейской культуры.

Исходя из сказанного, задачей дальнейшего исследования становится обнаружение внутренней взаимосвязи всех проявлений героизма через определение их места и роли в истории и культуре европейских народов. Возникает необходимость: а) определения понятий «герой», «героизм», «подвиг» и т.д. и их значений в современном употреблении; б) выявления истоков нравственного величия героической личности и сущности героизма с помощью исторического метода; в) изучения особенностей коллективного сознания как источника героизации (и сакрализации героизма), активизирующегося в те периоды аномии, распада общепринятых норм и традиций, когда возникает наибольшая потребность в герое определенного типа; г) исследования особенностей процесса становления сознания героической личности, а также обнаружение глубинных истоков ее связей с обществом.

1. 2 Понятие героизма

Еще большее разнообразие трактовок понятий «герой», «героизм» встречается в обыденном употреблении, и даже «размывание» этих понятий средствами массовой информации. Кого только не причисляли к славному племени героев: и эстрадных «звезд», и политиков (в телепередачах, например, «Герой без галстука», «Герой дня»), и бизнесменов, и людей, достигших общественного признания или просто популярных. Возникли именования «супергерой», «супермен». Что же в них героического, какие подвиги они совершили, на каком основании им «присваивается» звание героев? Очевидно, понятие «герой» становится сегодня при поверхностном использовании сходным с понятием «герой романа», «герой действия», где общее у них - в центральности образа.

Д. В. Ольшанский, говоря о российской современности замечает, что «понятие «герой» - из героической, из романтической эпохи. Оно сейчас несколько… неадекватно» [40, С.46]. Д. В. Ольшанский констатирует факт девальвации понятия, утраты им того значения, которое несло это слово раньше (в советский период). Но герои как образцы для подражания (люди, воспринимаемые как более совершенные) и герои как спасители страждущих были всегда, встречаются они и сегодня. Другое дело, что в само слово «герой» сегодня вкладывается несколько иной смысл, нежели столетия или десятилетия назад - это и имел в виду Д.В Ольшанский. Поэтому возникает необходимость в определении основного смысла понятия «герой» и выявлении современных модификаций героизма. Ведь говорится же, что у каждого времени свои герои, а значит раскрытие образа «героя нашего времени» должно помочь выявлению особенностей современной культуры.

Как уже отмечалось, в «теориях толпы» (С. Московичи, Г. Тард, Г. Лебон) «герой» рассматривается как динамический центр происходящего. В этом случае слово «герой» употребляется в значении «лидер» («вожак»), которое не несет моральной оценки поступков и облика человека. Еще более «очищено» от моральной оценки слово «харизма», в котором присутствует элемент загадочности, притягательности, одержимости (что и влияет властным образом на «массы»). Нужно заметить, что все эти характеристики в древности были связаны с героями; исторические герои также являются «харизматическими личностями». Сегодня же с образом героя не всегда связывают представление о «харизматической» личности.

Героическая личность - это личность, которая способна к героизму, к совершению подвигов - незаурядных, имеющих ярко выраженную положительную ценность поступков. Здесь речь может идти о высоких моральных качествах человека и его возвышенных устремлениях. Героическая личность - это потенциальный герой, актуализирующийся в подвиге. Героизм всегда проявляется в конкретных деяниях, именуемых подвигами. Подвиг - это обычно внезапная реализация героизма, обнаружение через него личности героя, чаще это дело случая, который может быть, а может и не быть. Подвиг может совершаться и обычным человеком, не предполагавшим в себе качеств героя. Подвигом именуются и длительные героические усилия, требующие от человека высокой мотивации, усилий воли, самопожертвования, и даже вся жизнь человека, когда она наполнена героическими поступками или посвящена (целиком подчинена) служению общезначимому идеалу. Именно такой человек является героем в полном смысле слова и его подвиг является не делом случая, а выражает духовную сущность человека, «логику его характера». В нашей работе большее внимание будет уделено именно данному виду подвига, хотя, несомненно, между его вариантами имеется внутренняя связь.

Так, подвиг имеет четкую пространственно-временную ограниченность, и это чаще единичный героический поступок личности (яркая вспышка), несущий глубокий символический смысл для людей и имеющий большое практическое значение в их жизни. Бытие подвига обусловлено экстремальной (непредсказуемой, «внеповседневной») ситуацией, задействующей весь физический и духовный потенциал участвующего в ее разрешении (выхода из нее) человека (группы людей), поэтому подвиг - это всегда прорыв, преодоление препятствий внутреннего или внешнего характера. Подвиг - это способ существования героизма, это и высшая оценка поступка личности.

Героическая устремленность - это внутренняя установка личности, потребность в совершении подвига, подготовка к подвигу, поиск экстремальной ситуации. Но такая устремленность может оцениваться как позитивно, например, в работах Д. Бруно (как «героический энтузиазм») или в марксистско-ленинской этике (как необходимое качество советского человека), так и негативно, например, в работах С. Булгакова (как историческая «нетерпимость и нетерпеливость»), Д. Вико (как проявление «нецивилизованности»). А понятие «геройствование» несет в себе оттенок осуждения неадекватного (неуместного) поведения.

Порою героем становится не тот, кто имеет соответствующие (героические) качества характера, а по случайному стечению обстоятельств. Например, когда в массе народа нарастает недовольство существующим порядком и достигает своего предела, то достаточно незначительного инцидента, который высвобождает скрытое негодование, ввергая общество в смятение и хаос. В этом случае героями формально становятся те, кто, находясь в среде «недовольных», сыграл роль «пускового механизма», а если этот человек оказался страдальцем или «активистом движения» (Емельян Пугачев, например), то сочувствие и симпатии оказываются на его стороне. Со временем его образ, обрастая домыслами, «мифологизируясь» причисляется к героям. Такой «герой» может быть героем в истинном значении этого слова, но иногда это просто более смелый из всех, но не обязательно - лучший; чаще это бывает «случайный» чловек,

Определяющая черта героической натуры очень точно определена Д. Бруно как «героический энтузиазм», идейная или эмоциональная одержимость высокой целью, служение высшей Воле, высшему Благу, Истине, Божеству (т.е. началу «надличностному»). Поэтому героическая деятельность всегда определяется как возвышенная.

Героизм - это проявление внутренней потребности героической личности в самореализации, увереность в своем высшем предназначении, что и выливается в самоотверженную деятельность. В культурно-историческом контексте героизм часто определяли как деятельность, направленную на преобразование мира человеком в соответствии с всеобъемлющим «образом будущего» (идеалом), становящимся в этой деятельности высшей ценностью (в марксизме, например). Идеи по переустройству общества, продуцируемые героической личностью, иногда захватывали целые народы и были связаны с обнаружением людьми небывалой, феноменальной духовной и физической силы (Жанна Д'Арк и Французская революция; крестовые походы в Средние века).

Героическое - это черты, качества, внутренне связаные с героизмом. Говорят о героическом жанре в искусстве, героическом эпосе, повествующем о деяниях героев, героическом поступке во всем остальном обычного человека. Героическое в культуре - это присутствие в ней элементов героического, героических символов, идеалов, почитание образов героев, сама возможность культуры к актуализации героических символов и проявлению героизма. Это значит, что культура еще не утратила жизнеспособность, творческий дух («пассионарность»), и в ней присутствует возможность подвига. «Несчастна та страна, которая нуждается в героях», - говорил Х. Борхес. Но справедливо добавить: как она счастлива, если в ней герои есть!

Как уже отмечалось, героической может быть оценена как жизнь человека, наполненная героической деятельностью, так и отдельный поступок. Героическая жизнь проявляется в реальной борьбе с препятствиями, противодействием противников, условий и обстоятельств, в этом состоит трагизм героической жизни. При этом истинный герой действует не из чисто эгоистических побуждений, а ради цели общественно значимой (высокой). Без трудностей, препятствий и их преодоления трудно представить жизнь любого человека. Деяние, далеко выходящее за «рамки обыкновенного долга» [31; С. 190-191], «сверхнормативное», определяет героическое. Носитель героического начала отличается силой «уверенного в себе самом» духа и реализует через деятельность представление о своем долге; он дерзает осуществить нечто чрезвычайно трудное, или даже, согласно здравой оценке условий и обстоятельств, представляющееся неосуществимым. Трудность реализации поставленной задачи, связь ее с опасностью для жизни героя, осознанное пренебрежение этой опасностью, преодоление страха смерти и есть непременный аспект и условие героического поступка и героической жизни [См.: 54].

Но правильно ли считать героем обычного человека, не одержимого высшей идеей, ведущего обычную жизнь и совершившего поступок, который был исключительным, единичным в его жизни? На этот счет бытует мнение, что героический поступок может не совпадать по своему содержанию и характеру, мотивации, с остальной жизнью личности. В этом случае героический поступок выглядит случайным, не содержащим духовного основания. Такая оценка ведет к нивелировке личностных качеств человека, смещению внимания на обстоятельства, оставление в стороне «содержание характера». Действительно, если рассматривать героический поступок в отрыве от всей предшествующей «работы духа», он может казаться случайным, а личность заурядной. Но героем становится далеко не каждый человек при схожих обстоятельствах. «Заурядный» человек и останется «заурядным», в случае опасности предпочтет устраниться от действия, чтобы сохранить свое индивидуальное благополучие; либо может оставаться равнодушным к проявлениям зла. В безвыходной ситуации, в порыве отчаяния, обычный человек, не отличающийся особой отвагой, может совершить героический поступок. Но духовный смысл этот поступок обретает лишь тогда, когда переворачивает жизнь этого человека, заставляет и его, и общественность по-новому взглянуть на себя, пересмотреть свои ценности, т.е. «проснуться духовно». Оказывая шоковое воздействие на общественность, такой поступок неожиданно (и для общества, и, порою, для самого человека) обнаруживает высокие нравственные установки личности, и общество относит таких людей тоже к героям. Героический поступок потому и именуется подвигом, что, в силу своей незаурядности и яркости, «подвигает» вперед жизнь общества, пробуждая в нем духовную жизнь.

Героическое приобретает свое особое значение именно в общекультурном контексте, как необыкновенное проявление в особых, экстремальных условиях внутренних, порою скрытых, духовных потенций человека. Это обнаружение «сверх-личностного» в личности (высокой духовности), стремление и прорыв от «наличного» бытия к «должному». Что реализуется и в форме единичного поступка, переворачивающего представления человека о жизни, и в форме проходящего через всю жизнь человека героического энтузиазма (непрерывной героической устремленности). Между этими, различными по длительности, проявлениями есть существенное различие, которое обусловлено уровнем развития личности и степенью самосознания, включенностью в общественное бытие, заинтересованностью в результате, а главное - высотой поставленной цели (идеала) и глубиной увлеченности этим идеалом самого героя и его единомышленников.

Ценностью для общества обладает и случайный героический поступок, но особенное культурное значение он приобретает, если влияет на всю дальнейшую жизнь людей. Высочайшей значимостью обладают жизнь и подвиги героев исторических, которые оказали и оказывают влияние на развитие, формирование, изменение культуры в масштабе целого народа или народов, человечества. Это чаще происходит, когда обостряются социальные противоречия и власть оказывается в руках героической личности, по определению М. Вебера «харизматической», осуществляющей социальные преобразования в соответствии с высокой общественной целью (Александр Македонский, Петр Первый и др.). Но иногда, когда человека уже давно нет в живых, в культурной памяти все же сохраняется его учение и при благоприятных исторических условиях и благодаря усилиям других людей по популяризации этого учения начинает новую жизнь, творя новую культуру (Иисус Христос и его учение). Этих людей называют пророками, а подвиг, утверждающий это учение, причисляет их к числу героев (в христианстве: подвиг Иисуса Христа во имя спасения человечества и подвиги во имя Христа и его учения его последователей - святых-великомученников).

Существуют измерения подвигов по интенсивности: подвиг как героический порыв, как яркая вспышка, которая способна вырвать человека из скучной обыденности - именно эта форма героизма привлекает романтиков. Героической становится и наполненная благородным смыслом, одухотворенная деятельность, длящаяся долгие годы и даже всю жизнь человека, требующая от него преодоления объективных и субъективных препятствий своего времени ради осознанной прогрессивной цели. Их деятельность потомками оценивается как героическая, подвижническая (например, М. Ломоносов).

Хотя героической может считаться деятельность человека в любой сфере (например, подвиг врача Галена, мечтающего избавить человечество от болезней), все же героем чаще называют того, кто проявляет себя на поле брани, либо в другой экстремальной (пограничной, угрожающей жизни людей) ситуации. Понятие «подвижник» применимо, скорее, к выдающемуся человеку, проявившему себя в общественной деятельности в повседневности (в осмысленном, одухотворенном высокой целью, повседневном труде).

Почему же слово «герой» применяется и в художественной литературе (как главное действующее лицо произведения)? Дело здесь, конечно, не в героических качествах персонажа, а в том, что художественный, литературный герой - это динамичный центр некоего целостного образования (сотворенной автором художественной реальности). Он является «смысловым ядром» событий и призван выявить или даже каким-либо способом разрешить художественные аналоги жизненных противоречий. Художник, писатель в субстанцию жизненной среды, взятой из художественно осмысленной историко-культурной реальности (либо гипотетической), помещает героя (героев) - носителя (носителей) смыслов и ценностей определенного типа культуры. И в создавшейся неординарной ситуации (экстремальной ситуации, жизненной коллизии) происходит их выявление и проверка на жизненность и значимость, апробируется культурный тип человека и истинность его миропонимания, а также качество культуры, способствующий или препятствующий полноте человеческой жизни.

В целом, понятие «герой» обнаруживает две стороны: формальную и содержательную, причем формальная сторона - это особенности восприятия человека как героя в индивидуальном или общественном сознании, что не всегда имеет отношение к героизму и часто связано с феноменами героизации (мифологизации). Содержательная сторона героизма включает в себя личность героя и весь спектр условий и обстоятельств, которые ведут ее к совершению подвига: ценности и идеалы личности, нравственные установки, исторические условия. Таким образом, герой - это личность, реализующая себя в подвиге во имя общезначимой ценности. Только в подвиге возможно совпадение - в едином порыве - личного и общественного интересов, максимальное достижение личностью внутренней и внешней свободы, что и становится для нее самоосуществлением. Героизм же представляет собой сплав высочайшей духовности и высочайшей практической эффективности.

1.3 Героический опыт в культурно-историческом бытии народов Европы

В европейской культуре сложилось классическое представление об истинном герое и его качествах: благородство, честь, мужество, решительность, стойкость, чувства долга, собственного достоинства, непреклонная целеустремленность, сила воли и высокая мотивация поступков. Проявление в подвигах этих качеств всегда вызывало чувства уважения и восхищения героем, эстетическое переживание прекрасного, возвышенного, что и находило отражение в классическом искусстве. Такое представление о героической личности сформировано еще античностью и, хоть облик героя и претерпевал внешние метаморфозы, все же сущностные характеристики сохранялись на протяжении весьма длительного периода европейской истории, вплоть до настоящего времени. Герои прошлого задали нравственный уровень человека Европы, обусловили расцвет ее культуры, став своеобразным эталоном. В сопоставлении с героями прошлого современный человек всегда ощущает свою «героичность» или «негероичность», а чувство неудовлетворенности обликом современника появляется именно при таком сопоставлении.

Заметим, что отрицание героичности своего времени - не ново, достаточно вспомнить сетование лермонтовского персонажа («дяди» в «Бородино»), выражающее более низкую оценку духовного и физического облика юных современников по сравнению с людьми предшествующих поколений. Субъективность в восприятии своего, да и прошлого времени, - известная особенность человеческого сознания. Но не означает ли это ощущения постепенного духовного «измельчания» человека, коренных изменений его сущности? А, может быть, изменчив сам героизм и разнообразны области и способы его проявления, как исторически изменчивы представления людей о мире и о том, каким должен быть человек, чтобы прожить достойную и счастливую жизнь? Разобраться в этом сегодня особенно важно.

Поэтому необходимо осмысление героических образов прошлого, т.е. тех образов и культур, которые традиционно связываются в представлениях современного человека с героизмом. Это поможет разглядеть нечто общекультурное за многообразием героических обликов и проявлений героизма в культурно-историческом бытии народов Европы, обнаружить взаимосвязь изменчивости форм самого героизма с этапами развития культуры. Выявить, что же способствовало формированию героического характера именно в таком - классическом представлении о герое. И понять, с какой целью и какими способами достигалость овладение этими качествами в разные периоды бытия европейской культуры.

Для Древней Греции - этой «колыбели» европейской культуры, характерно эпическое творчество, вобравшее в себя архаичные мифы и поэтически осмыслившее их. Мифы, а затем и эпос, отражали мироощущение человека античности, обнаруживая самую душу героической культуры. Вдохновляя и направляя эпическую поэзию, комедию, трагедию, пластические искусства миф способствовал формированию идеала античного героя. Гомеровские поэмы, «Илиада» и «Одиссея», предназначались для членов военной и феодальной аристократии, они «воспитали всю Грецию» и «способствовали объединению и формированию греческой культуры» [165; С. 143]. Так, будучи привилегией аристократической среды, древнегреческий героизм был двигателем культурного развития всего общества.

Л. Клейн, исследуя главные образы «Илиады», замечает, что они «вышли не из исторической действительности, даже не из туманных легенд о ней, а из культовой практики и - в гораздо меньшем объеме из мифов. Перед тем, как стать героями эпоса и почитаться за свои военные подвиги, почти все они были фигурами религиозного культа, чудесными помощниками и покровителями в разных сферах жизни, вроде русских святых, и почитались за свою чудесную помощь, далеко не всегда - военную» [64; С. 180-181].

Согласно К. Ясперсу, в период между 800 и 200 годами, когда началась борьба рациональности и рационально проверенного опыта против мифа (логоса против мифа), обозначился «самый резкий поворот» человека от первобытности к «человеку такого типа, который сохранился и по сей день». Перед людьми трех культур, в том числе Европы, «открывается ужас мира и собственная беспомощность», и человек, «стоя над пропастью, …ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира»; началась духовная борьба, «расщепление духовной сферы, которая и в противоречивости своих частей сохраняла их взаимообусловленность, - все это породило беспокойство и движение, граничащее с духовным хаосом» [172; С. 33].

Ощущение беды, надвигающегося хаоса, связанное с обесценением и разрушением прежней картины мира, стремление выжить, и явилось тем фактором, который активизировал работу мысли наиболее ответственных и серьезных людей. В эту эпоху «рефлексия человека впервые открыла ему подлинно человеческие глубины. Постичь эти глубины был способен только особый человек, способный к преображению, человек - носитель духа». «В эпоху осевого времени человечество в лице отдельных людей стало духовно зрелым, что оно родило своим духом Бога и познало его. Человек социальный впервые стал также и человеком духовным, способным эсхатологически стать богочеловеком. Таким открылся путь обожения для всех людей. Будучи, открытым человеку, Бог уже не покидает человечество. Путь к нему открыт для всех, но идут по этому пути лишь единицы, прокладывающие его. Их дух, объективируясь, и творит то, что я понимаю под культурой», - пишет Г. С. Киселев [62; С. 46].

Размышляя о факторах, повлиявших на появление такого обилия гениальных людей в Древней Греции, Х. Арендт говорит, что греки поняли: тот, «кто не живет дольше своего высшего подвига, остается бесспорным господином установившейся в нем идентичности и потенциального величия, поскольку через смерть он уходит от последствий и от продолжения начатого им. Ибо, что для одиночки может стать его высшим подвигом, …в ткани человеческой связи может явиться как новый прорыв, намечающий …некое небывалое начало, дающий новый образец, который прежде, чем сформироваться, может еще тысячекратно сменить свой характер, сплетаясь с бесчисленными нитями тех, кто его продолжит» [5; С. 256].

Самораскрытию людей в Древней Греции способствовала полисная организация жизни: полис предоставлял арену для деятельности, которая раньше могла осуществляться лишь в необычных, экстремальных условиях, «ради которой мужи должны были покинуть дом, двор и отечество, чтобы в далеких странах исполнить нечто чрезвычайное». Так, он «имел задачу упорядоченного предоставления ситуаций, в которых можно было бы стяжать бессмертную славу», другая задача его состояла в том, чтобы «выработать средства против присущей поступку и слову тщетности» [5; С. 260-261]. Для народа, столь привязанного к вещам достойным почестей и славы, «все должно было казаться более терпимым, чем забвение, угрожающее как раз поступку и деянию, т.е. тому единственному, что люди считали достойным почестей и славы» [Там же, С. 261]. Полис заботится о том, чтобы восхищение современников не угасло среди потомков. Поэтому его организация «есть по своему существу организованная память… Смертные, действуя в рамках этой организации, обеспечили для всего экстраординарного в своем существовании, еще более преходящего, чем они сами, такую реальность, какую может предоставить только присутствие участливого человеческого мира, сплошная слышимость и видимость, выступание перед другими в явленность» [5; С. 262].

Человек в своей обозримости для себя и для других учился познавать и осознавать себя в самых разных своих проявлениях, не растворяясь в «мы - бытии», а важнейшим стимулом героизма являлось стремление к самоутверждению, стяжанию славы и бессмертия, что и придало такую интенсивность жизни древнего грека. Это обстоятельство позволило проявиться многим дарованиям: героический дух прорвался «вглубь» и «ввысь» человеческой природы, открыл в человеке потенциал, на многие века заложивший перспективные направления для развития европейской культуры, что придало особую динамичность, но и недолговечность полисам. «Для функционирования этого общества черты соперничества необходимы. Ведь здесь нет государства-опекуна. Каждый защищает своих: родных, друзей, гостей» [105; С. 50], доказывая превосходство собственной царственности (божественности) перед другими.

Греки имели опыт выхода в море, они исследовали сушу (побережье). Военный поход, а также путешествие и приключение, «мореплавание и пиратское ремесло» - это классическая героическая стезя прошлого, школа творчества, где «повтор, застывшая схема, отсутствие оригинальности в разрешении ситуации и инициативы - прямая дорога на тот свет. Здесь, в сущности, каждый набег - акт творчества» [109; С. 223]. Эпический герой Одиссей потому и «многомудрый», «многоопытный», что побывал во многих странах, видел разные народы и даже побывал в преисподней: «Ум и изобретательность царя Итаки почерпнуты им из сокровищницы родового генотипа, а судьба состоит в том, чтобы проявить эти изначально присвоенные качества, обрекающие Одиссея на рискованные путешествия и неожиданные приключения, на деле оказывающиеся развертыванием роковой необходимости» [60; С. 88]

Война на протяжении всей античности продолжала оставаться делом возвышенным, в которой осуществлялось право сильного именно как право, а не «голое» насилие. В начале все завоевания велись от лица полиса, и героизм был гражданственным и полисным, но постепенно происходит разложение полисной жизни с ее ценностями и приоритетами, и войны уже ведутся от лица полководца и царя. Этому способствовало растущее героическое - личностное сознание, создающее постоянные угрозы разрыва полисной целостности (гомогенности морального сознания - залога целостности, стабильности). «Подлинный героизм оказывается …в оппозиции светской власти. Героические архэ - необоримые стихии, столь характерные для античной культуры, составляющие основы сознания древнего грека, - противостоят идее закона как ограничения всякой стихии, идее гражданской справедливости и светской власти» [60; С.79]. Пример тому - судьба мифического Геракла, вынужденного всю земную жизнь выполнять прихоти царя Эврисфея (образец человеческой посредственности), выдумывающего самые трудные задания, чтобы отвести неуемную энергию Геракла.

По мере своей секуляризации светская власть царя все меньше нуждается в причастности человека сакральному архетипу героя. «Идея государства диалектически снимает идею героя; герой умирает в государстве точно так же, как магия умирает в мифе, шаман умирает в «священном короле», а динамика творчества переходит в статику организации» [60; С. 79]. Тому пример - судьба Сократа (а он был еще и храбрым воином!). Восхищаясь его умом, тем не менее, полис предпочитает избавиться от человека, стремящегося пробуждать самосознание сограждан и этим расшатывающего полисные устои. «У Сократа мы имеем дело с полной противоположностью гомеровской иерархии ценностей, коль скоро в «Горгии» Сократ предпочитает быть обиженным, чем обидчиком» [105; С. 50]. Можно сказать, в самый расцвет Афин Сократ в успокоенности и снижении нравственности ощутил предвестие грядущей беды.

Отношение к героям в обществе часто было очень противоречивым (и не только в античном обществе). Существовали целые культы умерших и погибших героев, в честь них возводились герооны, приносились жертвы. Чувствуя настоятельную потребность в героях в периоды опасности - в «минуты роковые», в мирное время полис старался избавляться от них (еще пример - судьба Фемистокла, «мужа войны и совета»: спаситель отечества, осознавший свою «божественность», вынужден бежать).

Античность ярко иллюстрирует трагизм противостояния героя и общества. Претендуя на законное (ввиду несомненной доблести и очевидного морального превосходства над согражданами) участие в мироустройстве и преобразованиях, герои начинают угрожать спокойствию сограждан, покушаясь на их свободу, создавая даже опасность тирании. Но, подавляя героический дух ради спокойствия («Я не люблю героев, они создают слишком много шума в мире», - говорил Вольтер в эпоху Просвещения [Цит. по: 176; С.159]), общество вообще рискует погибнуть, быстро (внешняя угроза) или медленно - потеряв свою жизнеспособность ввиду духовной деградации индивидов (этим известны тоталитарные режимы). Очень непросто соблюсти меру, что уравновесила бы взаимоотношения человека и общества.

Древняя Греция создает еще один образец того, как государство стимулирует и направляет героизм сограждан, при этом ограничивая их властолюбие, - это Спарта. «Вообще спартанское царское достоинство имело много сходного с древним героическим царским достоинством, как оно представляется нам в гомеровских поэмах: высокое почетное положение и незначительную власть перед дворянством» [164; С. 14-15]. Спартанцы были бесстрашными воинами, защищающими свои земли от более многочисленной массы непокорных подданных и от внешних врагов. Храбрый воин-герой окружен был почетом до самой смерти, и после смерти его имя почиталось.

Ж.-Ж. Руссо полагал, что Ликург наложил на спартанцев железное ярмо. «Он беспрестанно являл народу его отечество - в законах, в играх, в доме, в привязанностях, в праздненствах; он не оставлял народу ни минуты покоя, не давал ему оставаться с самим собою наедине. Из этого постоянного принуждения …родилась в народе горячая любовь к отечеству, которая …сделала их существами сверхчеловеческими» [105; С. 73-74]. Гельвеций считал, что в законах Ликурга все способствовало тому, чтобы превратить людей в героев; многие идеализировали спартанские добродетели: культ мужества, суровость обычаев, дисциплину, отречение от своего «я» ради общего блага. Были и такие спартанские герои, как, например, полководец Брасид, которого называли Ахиллом Пелопонесской войны: «душа геройская, великая, открытая, проникнутая мыслью о величии своего родного города, которому он посвящал все свои силы, возбуждая доверие как в друге, так и в неприятеле и составляя предмет удивления для целой Греции». Вжно то, что «вместе со спартанской храбростью он обладал умной осторожностью и духом предприимчивости, выходившим далеко за пределы горизонта боязливо эгоистической политики Спарты» [164; С. 252].

К.Поппер указывал на следующие черты стиля жизни Спарты: «стремление сохранить без изменений общественный строй и существующие в нем племенные табу; партикуляризм, противопоставляемый универсализму, с подчеркиванием различий между «мы» и «они»; самодостаточность в торговле, которую можно рассматривать как следствие склонности к изоляции; притязания на превосходство над соседями; наконец, антигуманизм, исключающий любые эгалитарные, демократические и индивидуалистические идеологии» [См.: 105; С. 70]. «Мираж» Спарты перестал быть привлекательным после того, как в ХХ веке люди ощутили на себе тяжесть тоталитарных режимов.

Спартанские воины являют собой пример патриотического героизма, в основе которого - самоутверждение индивида через служение цели надличностной, т.е. священному идеалу государства. В этом и сила, и слабость Спарты, ведь Спарта так же падет, как и завоеванные ею Афины (оставив поучительный образец мироустройства, отгороженного от мира «железным занавесом»), но именно Афины, где личное и общественное было соразмерно друг другу, создают «духовные корни» будущей Европы.

Идеал Спарты стал целью личности, дальше которого ей не дозволялось устремляться, он вбирал в себя всю энергию человека для собственного роста. Афины были не только целью, но, прежде всего, средством для выявления величия человека, что способствовало небывалому взлету гения. Античность явила опыт становления гражданственного героизма, и в этом ведущую роль приобретало осознание человеком величия своей родины и государства (и через идентификацию с героическими предками и богами), чувство индивидуальной ответственность за свои поступки, возможность самореализации в обществе.

С разложением полисной жизни героическая индивидуальность устремляется далеко за ее пределы, стремясь создавать новые формы внеполисной жизни, тем самым реализуя свой героический потенциал, ранее сковываемый рамками полисного гражданства. Это уже героизм, растущий «вширь». «Дух безудержной экспансии, воинствующей безмерности» присутствует в действиях Александра Македонского, создающего посредством военных походов огромное государство, в котором должны были сосуществовать греки, персы, македоняне, египтяне, сирийцы, мидяне и другие. В этом новом мире царями становились самые доблестные герои, воспринимавшиеся современниками как «сильные мира сего», как «сверхчеловеки» [129].

Изменилось и мироощущение греков, становящихся космополитами. «Человек эпохи эллинизма сполна ощутил подавляющее величие царской власти, несоизмеримость этого величия с возможностями отдельного индивида» [129; С. 242], но этот человек не склонен был становиться рабом своего царя (как было принято на Востоке), а превращался в человека частного, ориентированного на личные (семейные) интересы. Он снова оказался один на один с непонятным, разноликим и враждебным окружающим миром, где уже нет того участливого пространства для демонстрации себя, но где необходимо учиться выживать, принимать решения на свой страх и риск - человек «уходит в себя» в поиске ресурса внутренней силы. В этом климате произрастает учение, героическое по своей сути - стоицизм, предполагающее самопреодоление, помогающее человеку не только выживать, но и сохранять твердость духа, чувство собственного достоинства и внутреннюю свободу…

В 1 в. до н. э. Рим становится единым, сильным государством античности, сплачивающим вокруг себя эллинистические государства и завоеванные им новые территории, латинизируя все культурное пространство огромной римской империи и интегрируя другие культуры. Это новое государство создает новый образ мира и героического человека, для которого главными задачами становятся обуздание внутреннего хаоса с помощью мощной государственности и борьба с внешними врагами - варварским хаосом внешнего мира. Эту героическую задачу берет на себя Рим, ведущий бесконечные войны за завоевание всего пространства вокруг себя, делая «хаос мира космосом Рима» [129; С.252]

Римляне ощутили свое избранничество, «мессианское предназначение», создавая миф о богоугодном народе, «ибо, - как говорит Цицерон, - по воле Богов они были созданы, чтобы повелевать другими народами» [71; С. 112]. Захватывая и порабощая народы, ассимилируя их, римляне, в то же время, проникаются представлениями о своем единстве со всем человечеством и своей ведущей роли в его судьбе. Эта идея порождает новое ощущение истории и новое самосознание. Гордость за свой великий город, чувство долга по отношению к нему пронизывали сознание римлянина. Римский героизм был гражданственен, власть римского идеала довлела над индивидуумом, и перед его величием отходили на второй план, как менее существенные, личные, семейные привязанности и обязанности. Таким образом, Рим задействовал всю энергию героизма своих граждан: государство, противостоящее внешним врагам, мобилизует, концентрирует свою внутреннюю силу.

Но постепенно даже римская идея (которая росла «вширь») исчерпывает свои возможности. «Общество империи слишком поздно заметило, что римское имя настолько распространилось вширь, что, в конце концов, растворилось в пространстве» [59; С. 171]. Именно тогда, когда Рим уже был полновластным лидером в мире, теряется героический дух и выдыхается идеал, а воинственный характер оборачивается распрями внутри государства. Однако здесь, сначала незаметно, начинает набирать силу новая культура под властью нового идеала, находящая отклик в душе человека, теряющего опору в идеалах гражданственных - это христианство.

Средневековая Европа возникла в итоге Великого переселения народов. В то время, как римская идея претерпевала упадок и сошел на нет римский патриотический героизм, империя стала наполняться людьми с другим мировоззрением. Для германцев в то время «быть при оружии… означало пользоваться почетом и уважением. Оружие - символ свободы. Для многих людей, живших за рубежом империи, особенно для молодого человека благородного происхождения, быть на службе у прославленного вождя - предмет мечтаний. А вождь всех вождей, самый доблестный и прославленный, - это, разумеется, августейший римский император» [59; С. 154] .

Древние германцы привнесли в позднеантичную культуру дух индивидуализма. Свободнорожденный римлянин (как и грек) мыслил себя «сочленом» гражданской общины, в службе Риму проявлялась высшая добродетель римлянина, высоко ценимая свобода же понималась не как нечто абсолютное, а как жизнь сообща, единой семьей, в республике экономически свободных граждан, не находящихся под властью тирана. Античное мировоззрение сближает понятие о мире, космосе и полисе. Напротив, германские воины не служили своей общине и не видели в ней высшей цели и смысла, в отличие от римлян.

Мир для германца - это его собственный двор. (Все исландские родовые саги основаны на теме вражды между семействами). Тацит пишет: «Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей - из наиболее доблестных. Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом, и вожди начальствуют над ними, скорее увлекая примером и вызывая восхищение, если они решительны, если выдаются достоинствами, если сражаются всегда впереди, чем наделенные подлинной властью» [144; С. 356]. Германский царь подчиняет других только силой своей доблести, являясь абсолютным образцом для дружинников. Героизм германского воина - это служение не полису-государству, а вождю-царю, это доблесть верности образцовой (но конкретной) личности, которую выбирают, исходя из признания ее личностного превосходства.

В то же время, нашествие варваров способствовало быстрому расширению сферы влияния христианства. «Римские рубежи не смогли сдержать наступления варваров и были сметены. Они не удержали в римских землях и слово господне. Границы рухнули не потому, однако, что потерпели поражение римляне, а потому, что победу одержал Христос. Любые границы были для него слишком узки. Таким образом, границы были взломаны не извне, а изнутри. Христос двинулся в поход на завоевание племен» [59; С. 117].

Однако, первые христиане резко противопоставляли себя воинам, считая службу Христу превыше мирской службы, но все же осмысление «службы Христовой» шло через воинский лексикон: «Так, Тертулиан часто сравнивает крещение с воинской присягой, противопоставляя одно другому. На службу Богу поступают посредством личного поступка, обязывающего человека всю жизнь, как солдат поступает на службу государству. Тем самым христианин становится miles cristi, который служит Богу, не сражаясь, в отличие от обычного miles», - пишет Ж. Флори [148; С. 35].

Как произошло соединение христианского учения, проповедующего любовь и милосердие с мировоззрением воина, ему противоположным, что и сформировало, в итоге, необычайную героическую личность - рыцаря? Дело в том, что фигура Христа, явившегося в облике «божественного сына», а затем погруженного в таинство смерти, но воскресшего и вознесшегося на небо, представлялась язычникам, каковыми были дикие и жестокие германские воины, достаточно реальной: ведь Христос на кресте чем-то напоминает Вотана, повешенного на Мировом ясене Иггдрасиль. В облике Христа, христианами-проповедниками первоначально акцентировался именно его царственный героический образ: «Ведь только превратившись в символ победы, и вовсе не обязательно победы духовной, увенчав римскую императорскую хоругвь и став вровень с орлами римских легионов, крест - древний символ позорной смерти - становится в римской эйкумене предметом единодушного и ревностного поклонения» [59; С. 179].