Герои и героизм в культурно-историческом бытии народов Европы и России

Как верность может трактоваться и христианская вера. Для воображения древнего воина-дружинника представление о героическом боге - Христе, окруженном верными дружинниками - святыми, вполне приемлемо. Хоть и не участвуют эти святые в воинских поединках, все же тот, кто идет путем святости, постоянно проявляет мужество и стойкость во имя верности Богу. Таким образом, героический образ Иисуса Христа и святых, принявших мученическую смерть за веру, сыграли большую роль в популяризации христианского учения, как учения самых лучших - святых людей, мужественных, верных и справедливых.

В процессе христианизации происходит постепенное смещение с языческого мировоззрения на христианское. Христианское вероучение преодолевает сопротивление высших слоев германского общества с помощью «показа мужественной и героической стороны христианства, его объективной способности обеспечить принявшему эту религию народу военные победы в масштабе, равном или даже превосходящем таковые у древних культов. …Началась эпоха нашествий викингов. В Средиземном море бесчинствовали сарацины. Западу угрожали вторжением венгры. Христианские народы, особенно те из них, кто недавно были обращены в новую веру, все чаще поглядывали на небеса, ожидая оттуда героя, способного повергнуть в прах Антихриста. Языческий Антихрист жег, разрушал, истязал. Защитить от него был в состоянии только вооруженный бог-герой или воины, созданные по его образу и подобию» [59; С. 221].

Убийство противно христианскому учению, потому и воинская служба по своей сути противоположна ему. Но в те суровые века церковь не могла «выкорчевать» из душ людей войну, отказаться от насилия. Единственное, что ей оставалось - освятить образ воина, с мечом в руках борющегося со злом на земле - земном подобии Мирового Зла. Война рассматривалась, как один из этапов становления отношений между людьми, но церковь сумела привнести сюда цивилизующее начало, заложив новую воинскую этику. Можно сказать, церковь начала процесс воспитания человека-воина, варвара, методично преодолевая богопротивные проявления его характера и переводя устремления духа в религиозную сферу. «Война как таковая продолжает, конечно, считаться злом, но злом, к которому приходится прибегать во избежание еще большего несчастья. Значит, есть дурные войны и хорошие битвы; а если христиан, вновь надевающих cingulum militare (воинский пояс) после отказа от него, все еще отлучают от церкви, как предписывал 12-й канон Никейского собора, - то не за военную службу саму по себе, а за неверный выбор» [148; С. 40].

Итак, возникла новая идеологическая концепция, намеченная Св. Августином, который делил войны на справедливые, в которых христианин имеет право участвовать без угрызений совести, как слуга закона, и неправедные. Августин уточняет, в чем сущность справедливой войны: «Справедливая война есть оборонительная война, предпринятая, чтобы покарать злодеев, война ради защиты и восстановления частных прав, находящихся под угрозой или нарушенных», и что «война может быть справедливой, если вдохновлена Богом, и тогда тот, кто убивает - не убийца» [148; С. 96]. Разделение войн на справедливые и неправедные, освящение-«санкционирование» справедливых явилось очень важным достижением христианства. Освящая оборонительную, справедливую войну, церковь смягчает тяжесть греха убийства человека (но не снимает полностью - грех, все же остается и человеку необходимо «очищение» через пост и молитву).

Церковь на основе религиозной идеологии, создает из общества подобие «тела», где каждый орган необходим и его функции целесообразны, она же разрабатывает для каждого сословия свою идеологию (идеологию мирян и духовенства, причем второе занимает высшую ступень).

Христианство именно в святости видит высшее достоинство человека. Святой тоже совершает подвиги, и в этом его героичность. Однако святой идет по пути самопреодоления и аскезы, а не самоутверждения и самообожения, как у героя античности, и для христианина в героизме античного образца присутствует смертный грех гордыни: «герой воинствует сам от себя и для себя, тогда как святой - воин Господень. Он ощущает себя принадлежащим к божественному воинству, которое борется с человеческими грехами, и, прежде всего первородным грехом. Святой, совершая свои подвиги, ощущает поддержку и водительство Бога, у него и намека нет на героическую самообращенность и самозамкнутость» [129; С. 283]. Завершается же святость в спасении и вечной жизнью в Боге, когда наступает момент смерти и жизнь обретает целостность (обозримость).

Не смотря на царящее в те времена варварство, невежество, церкви удалось принести в общество осознание священного и указать место человеку в мироздании, воссоздав ценности на основе прошлых веков. В недрах феодальной раздробленности и беззакония родилась система рыцарства, вобравшая в себя глубинную суть древних традиций и воскресившая к жизни вечные ценности и высшие добродетели. В то же время духовенство, вкладывая в руки воина освященный меч, наполняя его сознанием величия и высочайшей ответственности, понемногу ставит необузданный, дикий героизм «на место», преобразуя эгоизм в жажду славы, определяя буйной личности почетную роль мессии - благословенного защитника страждущих.

Истинное рыцарство являлось путем мистического единения души с Богом, для которого было необходимо, по словам Майстера Экхарта, «отрешиться от самого себя» [126; С.7], то есть человек должен был отказаться от собственной воли, которая отдаляла бы его от Бога, с тем, чтобы стать орудием истины и справедливости. Путь рыцаря - это путь внутренней трансформации, основанной на служении Богу, Прекрасной Даме и королю, проявлении сострадания и милосердия и руководстве во всех предприятиях долгом чести. «Служение Богу, даме - носителю высшей мудрости и хранительнице добродетелей, и государю - проводнику и гаранту космического порядка в обществе, для рыцаря было исполнением долга в трех планах - духовном, психическом и физическом, что позволяло ему самому стать совершенным образом божества» [126; С. 7-10].

Рыцарство строилось строго иерархически и включало систему воспитания, состоящую из трех ступеней - паж, оруженосец, рыцарь. Паж - своего рода послушник, задачей которого было заставить «замолчать» свои мысли и эмоциональные голоса, чтобы они не искажали реальной картины окружающего мира. Успешно прошедший этот этап паж посвящался в оруженосцы специальным символическим обрядом, ему впервые вручался меч - продолжение его самого, орудие его воли и высшего духа. Оруженосец вступал на путь борьбы с силами хаоса внутри себя, победив которые, он внутренне менялся и обретал целостность и чистоту. В знак утверждения победы, на него надевались золотые шпоры - символ полного контроля высшего начала над человеческой природой, оруженосец проходил обряд посвящения в рыцари. Но путь становления не завершался: рыцарь должен был искать подвигов, чтобы подтвердить свое соответствие высокому званию. Такая система воспитания - путь духовного поиска и становления, где многочисленные испытания веры, любви и мужества полностью преображали человека. Такой путь преображения посредством подвигов описан в легендах о рыцарях Круглого Стола, где рыцарь, проявляя добродетель, преодолевает внешние и внутренние препятствия, посылаемые судьбой. Самое последнее и сложное испытание - поиск Святого Грааля - символа божественной истины, найти который могут лишь самые чистые и достойные.

Образно говоря, в жертву богу в себе рыцарь приносит себя - человека телесного, становясь в результате божественным. Образ Святого Грааля - чаши страданий изображен художником Эль Греко («Моление о Чаше»), где в аллегорической форме передан смысл жертвоприношения себя во имя великой идеи, дальше которой уже некуда стремиться, как только полностью растворив в идеале свое существо. А ведь это и есть тот божественный, мистический экстаз слияния человека с миром, самопожертвования телесного ради самого высокого, обитающего в духе.

Религия, родившаяся из лона мифа, оказалась способна на новых основаниях «сублимировать» агрессивность человека и обуздать индивидуализм. А, направив ее на путь идеалов Истины, Добра и Красоты, обратив взор человека на ближнего, способствовала становлению лучшего человека своего времени - героя-рыцаря. Рыцарство, отвечающее духу времени, ушло с исторической сцены, когда внутренне разложилось и его престиж сошел на нет, когда святость уступила место массовости. Но рыцарский идеал и сегодня сохраняет ореол романтизма.

Так, если христианство - это прорыв человека к Богу через забвение себя в служении божественному Абсолюту, то эпоха Возрождения обращает взор человека на великие просторы Земли и на самого себя, как на безграничную потенцию, которую нужно актуализовать. Безграничным кажется «порыв человека вовне, порыв не только первооткрывателя, но и исследователя. Это и вызвало «героический энтузиазм» Дж. Бруно» [129; С. 402]. На передний план выдвигается человеческое величие, а не праведность и сам человек становится для себя абсолютной точкой отсчета, бросая вызов окружающему миру и в нем находя сферу приложения собственным силам.

Эпоха Великих географических открытий, начавшаяся в XV веке, реализует идею путешествия и приключения, и едва ли не каждый человек попадает под ее власть. Путешествие в дальние страны через океан - предприятие для XV века особо рискованное. Появляется новый героический тип эпохи - «джентельмен удачи» - отчаянный фантазер и любитель рискованных приключений. Базируясь на уже освоенном географическом пространстве, эта эпоха приходит к утрате человеком чувства «местечковости», великому смешению народов, языков и культур.

Образцом перемещения по природному пространству стало океанское путешествие, а сам океан превратился в символ неосвоенной, неупорядоченной человеком и его сознанием природной среды; «палуба корабля превратилась в своеобразный форум, объединивший высокообразованных офицеров, путешественников, астрономов, географов и натуралистов широкого профиля, техников, миссионеров, коммерсантов и авторов приключенческих романов. О море исступленно мечтали юноши; в моряков поголовно влюблялись девушки; привилегией многих поколений аристократов стала морская служба, требовавшая воинской отваги и энциклопедизма ученого. …знание и деньги, мечту и славу, карьеру и социальный статус - это и многое другое несла с собой профессиональная причастность к морю» [60; С. 175]. Одним из результатов освоения пространств стало открытие Х. Колумбом Нового Света, который стал символом нового мира: «Открыв Америку, европейцы убедились в многообразии мира и мощи человека, в том, что не все еще познано и записано; дверь в эпоху научных революций была распахнута настежь» [60; С. 182].

В XVII веке, наряду с появлением нового героя эпохи - буржуа, нацеленного на индивидуальное спасение через служение «вещному миру», формируется и личность представителя благородного сословия - дворянина, продолжателя традиции рыцарства. Это также героизм служения, но только уже не конкретному лицу - сюзерену, как было в эпоху рыцарства, а «высшей реальности» - государству и персонифицирующему его государю. Причем государь - тоже высочайший служитель, реализующий служение через властвование, дворянин же служит через подчинение государству - в этом его высшая доблесть. В дворянине очень развито чувство собственного достоинства и индивидуализм: институт дуэлей призван подтверждать его человеческое совершенство и безупречность в поединке с равным по социальному статусу соперником; дворянин служит, прежде всего, самому себе, своей чести, в этом самоутверждаясь. Любовь к своей личности, к собственному образу-маске, сакрализуемая этой героической личностью, ведет уже не к поиску испытания («божественность» изначально подразумевается), а к манифестации собственного совершенства, даже ценою жизни - персона и объект ее любви, уважения, ценится гораздо выше преходящей жизни.

Итак, каждая историческая эпоха европейской культуры связана с формированием нового человека - героической личности, способной ответить на «вызов» (А. Тойнби) времени, и здесь обнаруживается некоторая преемственность и творческая переработка опыта прошлого. Этот «вызов» времени связан с решением тех культурных задач (внутреннего или внешнего характера), которые встают перед сообществом людей в данный исторический период.

Европейский героизм имеет измерения «вширь», «вглубь» и «ввысь», каждое из которых и является «ответом» на «вызов» времени. Эти измерения (точнее, векторы) героизма отражают два аспекта культуры: цивилизационный, «количественный» - это завоевание, освоение и защита освоенных пространств (традиционный героизм: воины, путешественники); и собственно культурный - «качественный», связанный с решением духовных проблем человека и общества в эпохи мировоззренческих кризисов.

Мировоззренческие кризисы происходят в результате накопления человеком знаний о мире в процессе его освоения. Это неизбежно влечет за собой частичное разрушение традиционных представлений и ценностей, а значит, ведет к «хаотизации» и «атомизации» общества, что требует перехода общества на новый духовный уровень. «Мировоззренческий» героизм («вглубь») - это путь духовного поиска непреходящих - общечеловеческих, вечных ценностей (приобщение к опыту предков) с целью выстраивания на их основе обновленной целостной культуры с новым идеалом жизни и человека; он же подготавливает прорыв духа человека «ввысь».

Высокая героическая духовность (героизм «ввысь») явилась результатом высвобождения и сублимации-концентрации (религией, например, в рыцарстве) энергии человека с целью направления ее к высшим - «надличностным» целям, что порождало новые культурные ценности и нового человека («самособирание» и «прорыв»).

Героизм «вширь» есть следствие духовного, мировоззренческого «охвата» человеческого мира с целью его практического расширения.

Цивилизационный - стабилизирующий процесс в культуре, например, развитие государства через сакрализацию своих целей ставит героизм «себе на службу» и связан с все большим вытеснением личностного - «трансформирующего», «дестабилизирующего» начала в человеке. «Десакрализация» высших ценностей и целей личностью ощущается как упадок культуры и предвестие ее будущей смерти, ведет к поиску новых - приемлемых форм и средств самовыражения.

1.4 Духовное величие человека как источник героизма

Способ проявления героического, а также его оценка зависят как от исторического характера эпохи, так и от воззрений того или иного класса, социальной группы людей, но схожими для всех социальных групп являются поведенческие характеристики героического. Героическое, как проявленное в действии-подвиге, становится этико-эстетической категорией, эстетическое переживание возвышенного связано с тем, что герой рискует и жертвует жизнью ради сверхэгоистической, прекрасной цели. Обнаруживая духовное величие человека, подвиг - как нечто обозримое, вызывает чувство восторга и восхищения, энтузиазма, а сопереживание герою как человеку - мобилизацию духовных сил и катарсис. «Человечески возвышенное есть проявление всеобщего в особенном, высшая степень сверхиндивидуального в индивидуальности гигантского масштаба» [54].

«Героизм - тот царский путь, который делает человека свободным, отменяет исходно рабские предпосылки существования каждого человека» [129]. Героическая борьба, даже если она влечет за собой гибель личности, вступающей в конфликт, отличается свободой выбора. В противостоянии силам, ограничивающим свободу, личность прокладывает пути к ней. Она утверждает достоинство человека и его право быть свободным, т.е. быть человеком в полном смысле слова, и в этом обнаруживает связь со всем человечеством.

Свободный выбор обнаруживается даже в чрезвычайных, непредвиденных ситуациях, случающихся и в обыденной жизни, когда у человека совсем нет времени на раздумья. Как замечает Л.А. Коган, «предельно ограниченный выбор - тоже выбор»: за поступком человека, даже интуитивным, просматривается «совершенно определенный выбор и решение в пользу добра», если человек, не раздумывая долго и не ссылаясь на занятость и прочее, бросается спасать попавших в беду людей. «Попытка уклониться противоречила бы натуре этого человека, его духовной сути, его совести. Внезапное и во многом интуитивное, оно вытекает из логики его ума и характера, продолжая давнюю, скрытую от глаз, работу его духа; более того - является закономерным нравственным итогом (одним из существенных результатов) всей предшествующей жизни. В этом отдельном, казалось бы, факте и в считанные, может быть, минуты открывается и реализуется весь человек в общежизненной своей ретроспекции и перспективе» [65; С. 64-74].

Образ античного человека-героя задал меру человеческого величия для европейской культуры, и это было выражено лучшим образом с помощью театра. Феномен греческого театра и трагедии являются объектами отдельного исследования, но здесь стоит подчеркнуть, что именно греческая культура, сформировав представление о герое, сумела осмыслить и гениально выразить через искусство всю полноту трагической борьбы человека против хаоса и дисгармонии, прежде всего - в своей душе, но и сама борьба здесь - божественна. Проявления хаоса в герое - его страстность, гневность, необузданность, жестокость. Сверхчеловек может быть назван героем только тогда, когда космическое (созидающее, конструктивное, творящее мир) в нем пересиливает хаотическое (разрушающее, деструктивное) начало. Герой, даже разрушая, созидает. В злодее же наоборот - силы хаоса, разрушения пересиливают, преобладают. [См. об этом: 54, 97].

Трагический конфликт предполагает столкновение человечески-значимых интересов, противоборство «правд» прошлого и настоящего, настоящего и будущего. В трагедии «интересами являются вечные религиозные и нравственные отношения» [129; С. 232], при которых «судьба избирает для решения великих нравственных задач героев, олицетворяющих собою силы, которыми держится нравственный мир» [36; С. 224]. Не может быть трагедии там, где нет посягательства на существующий миропорядок героя во имя «священного Прошлого» или «прекрасного Будущего» и непоколебимой защиты «святости» и «правды» нынешнего миропорядка со стороны антагонистов героя. В трагическое действие втягиваются силы «надличностные» (законы Истории, законы Бога), что имеет роковые последствия. Трагедия «требует от противоборствующих сторон максимально осознанной свободы выбора, максимального взятия на себя инициативы, максимальной целеустремленности и активности: это такое же непременное условие трагического конфликта, как и незаурядность, и мощь человеческой личности» [9; С. 54].

Герой свободно, осознанно и добровольно берет на себя ответственность как за собственную жизнь и смерть, так и за те потрясения, которые вносят его деяния в мироустройство. В этом смысле «трагедия воплощает в себе ощущение хаоса» [11; С. 272]. Природа героического характера приводит к тому, что он оказывается жертвой и даже пленником своей свободной воли. Стремление самому себе «быть законом» («самозаконность личности» - у Гегеля), его сосредоточенность на «сверхзадаче» приводит к тому, что «сверхзадача» становится «роком» для самого героя и окружающих его людей. И он сам, того не замечая, становится даже не игрушкой своей страсти, а ее сознательным целеустремленным орудием, что и приводит героя трагедии порою к жестоким поступкам. Поэтому со всей определенностью звучит в античной трагедии мотив судьбы Мойры, или Дике - богини справедливого воздаяния и возмездия, Немезиды как непостижимого, «демонического» и «демиургического» начала.

Эсхил, Софокл, Эврипид ставили проблему отношения человека к истории и божеству, и решение здесь зависит от человека. Все действующие лица трагедии - оскорбители и нарушители божественных установлений, вся она «построена на непризнании бога героем» [3; С. 301]. Ослепление героя страстью, неполнота его знания, которое в полном объеме доступно только богам, и, при этом, горделивость разума, нетерпимость, - вот непосредственная причина проступков героя трагедии, источник его бед и вины перед богами и людьми. Так, через трагедию, античность показала, что чем духовно выше становится человек, тем большие титанические, демонические силы в нем возрастают, оставаясь еще в дремоте, и тем выше должна быть ответственность героя за неразумное проявление этих сил [См. об этом: 54].

В чем же источник внутренней силы героев? Осознание собственной силы человеком начинается с преодоления самого себя. Сильная воля воспитывается терпением, настойчивостью и борьбой с собой, с соблазнами и препятствиями. И. В. Гете говорил, что быть человеком - значит быть борцом, и первый шаг преодоления - победа над собственными страстями. Джон Локк в сочинении о воспитании замечал, что основание всякой добродетели и всякого превосходства лежит в силе человека отрекаться от удовлетворения собственных желаний в тех случаях, когда рассудок не одобряет их. Человек, достойно переживший испытания, преодолевший страх, боль, становится духовно сильнее.

Уже в античности уделялось очень большое внимание формированию физически и духовно закаленного человека, способного преодолевать, в первую очередь, собственные слабости. М. Вебер отмечает: «Этическая систематизация может рассматривать отдельный поступок как симптом и выражение этической личности в целом. Известно, что наиболее ригористические спартанцы не считали оправданным своего павшего в битве товарища, который искал смерти (своего рода «очищения»), чтобы искупить прежнюю трусость; они полагали, что он был храбр, руководствуясь «определенными мотивами», а не по «всей своей сущности», как сказали бы мы теперь. В религиозном смысле это означает, что вместо формальной святости, обретаемой отдельными внешними поступками, выступает ценность личности как таковой - в данном случае постоянная героическая устремленность» [24; С. 195]

Прохождение испытания, преодоление страдания К. Гильоти сравнивает со львом, который лежит на пути, и «при виде которого большинство людей обращаются вспять», «предпочитая довольствоваться чем-нибудь более скромным, чем счастье» [42; С. 290]. Нередко, герои сравнивались с величественными (мужественными, царственными) представителями животного мира: львами, тиграми, что переносило акцент на внешнее выражение внутренней силы и могущества, являло воочию достоинство аристократической власти. Герои, дети богов - излюбленное изображение древнегреческих скульпторов, - воплощали собой идеал человека того времени.

Что же значит для героических персонажей древности, например, для рыцаря, поиск возможности совершения подвига? Заметим, что в античности герои тоже искали подвигов: Ахилл предпочитает славную смерть на поле битвы бесславной, но длительной жизни. Только ли снискание почестей и славы, что, кстати, тоже играло большую роль? Дело в том, что подвиг всегда совершается в необычных, непредсказуемых - экстремальных условиях, где в полной мере проявляется сущность человека и жизнеспособность его мировоззрения (могущество его богов). Экстремальные условия обостряют восприятие реальности, активизируют работу сознания и способствуют «самособиранию» всего духовного и физического строя человека (единство души и тела, целостность-цельность личности), происходит концентрация его на достижении единой цели, имеющей высшую ценность для человека.

Это имеет отношение не только к отдельному человеку, но и ко всему сообществу людей - именно экстремальная ситуация, внешняя угроза выявляет наличие единого духа (общей души, Бога, идеала), что в результате оказывается жизненно важным, спасительным, но осознание чего обычно утрачивается в суете повседневности, «расщепляющей» (растрачивающей) душу на тысячи мелочей. Это очень хорошо понимали люди в древности, регулярно сталкивающиеся с такими ситуациями, а потому культы и ритуалы были во многом направленны на то, чтобы постоянно поддерживать ощущение присутствия общего божества.

Помимо этого, именно экстремальная ситуация, приключение или жизненно важная проблема, как ничто другое, активизирует и оттачивает работу мысли, вытаскивая человека из «дремоты обыденности» и приближая к миру «сакральному». Один из аспектов этого мира познается «пространственно». Путешествие в неизведанное (в пространстве) всегда было важнейшей героической стезей для европейцев, постоянно обогащающих культуру новым опытом и новыми знаниями о мире, тем самым, превращая «хаос» мира в освоенный «космос» (предсказуемый, а значит, готовый для обживания).

Выход - все дальше и дальше за пределы обжитого пространства учит человека лучше ориентироваться в мире, позволяет ему обрести «расширенное видение» этого мира в сознании (как «образ мира»), что, скорее всего, приводит к пересмотру прежних представлений. И здесь тоже важно умение преодолевать хаос, порождаемый многообразием мира, в своей душе как его проекции. «Расширенная реальность», «образ мира» во всей полноте и многообразии - это уровень целостного духовного видения, присутствующего только в сознании личности. «Самособирание» должно быть осуществлено на новом уровне, что связано с духовным, личностным ростом, сопряженном с внутренней роботой и даже борьбой. Здесь на помощь может прийти «второй аспект», вторая сторона путешествия в героизме - путешествие «во времени», т.е. приобщение к ценностному сознанию ушедших поколений, «связывание нити» времен и поколений, осознание и переосмысление значений, во многом интуитивной мудрости предков.

Так, героизм оказывается неразрывно связаным с целостным видением и знанием мира, намного превышающем уровень обыденных знаний, присущих большинству, что дает большую свободу в действиях, унося человека порою «по ту сторону добра и зла». Но здесь же появляется новая проблема: героизм, с его исканиями, постоянно обновляет знания о мире, принося новое понимание. А ведь на основе прежнего миропорядка и мировоззрении веками создавались моральные системы, складывались незыблемые авторитеты (боги - покровители «старого» мира, в котором большинство людей находило безопасность). Путешествие как героическое испытание человека можно мыслить не только пространственно. Это и путешествие в мир тайн природы с целью принести оттуда истинное знание, которое тоже может спасти человечество от бед (наука Нового времени, берущая на себя героические функции).

А. Рено замечает: «Для того, чтобы осуществлять блестящие дары природы, человек должен ощущать в себе сердечный стимул. Во многих случаях величие человека имеет своим источником честолюбие; но истинный героизм основан на более возвышенном начале - на любви, этом главном источнике добра, безразлично, относится ли эта любовь к семье, к отечеству, ко всему миру или к Богу» [125; С. 7]. Поэтому истинный герой проявляется как личность, необычайно остро чувствующая дисгармонию в этом мире, а потому стремящаяся в действии ее преодолеть (сотворить гармоничный - идеальный мир). Т.е., это личность, стремящаяся к гармонии и целостности, как в мире, так и в самой себе: поэтому важна ее способность к сочувствию - обостренному «со-чувствованию». (Именно в искусстве ярче свего проявляется эта способность человека-гения: достаточно вспомнить стихотворение «Пророк» А.С. Пушкина!).

Как говорил Аристотель, в героизме «счастье и несчастье состоят в действии» [6; С. 625]. Счастье - в практическом осуществлении стремления, движении к идеалу (а оно всегда лишь часть целого: «с-часть-е»), несчастье - в принципиальной недостижимости в жизни человека, да и в жизни общества, абсолютного идеала. «Герои являются великими людьми именно потому, что они хотели и осуществили великое и притом не воображаемое и мнимое, а справедливое и необходимое» [34; С. 29 - 30], потому что герои «хотели того, что они сделали, и сделали то, чего хотели» [31; С. 395], иными словами, осуществили акт свободной воли.

«По теории Адлера, - пишет Г. С. Померанц, - реформатором движет воля к власти - неспособность к личному счастью. Однако Радищев, Рылеев, Герцен были счастливы в любви; их толкало действовать другое: невыносимая тень угрюмой и тяжелой жизни других. Счастье живет только в обмене, в передаче от дного к другому. Счастьем нельзя владеть, как домом или поместьем, обособившись от других. …Только рискуя потерять счастье, можно умножить его» [114; С. 25].

Но если герой - личность, стремящаяся к гармонии, то почему же тогда Д. Кэмпбелл (осмысливающий героическое вне моральных оценок, так как любая оценка привносит в познание фактор субъективности) утверждает, что «образы, которым поклоняются в храмах мира, ни в коем случае не являются только прекрасными, исключительно милостивыми и непременно добродетельными. Подобно божеству из Книги Иова, они намного превосходят масштабы человеческой ценности. Аналогичным образом мифология не всегда присваивает своему величайшему герою качества добродетельного человека»? [77; С. 41] В таком случае, устранение моральной оценки выдающегося по своим масштабам деяния, кажется, уравнивает героическое и злодейское (которое тоже может быть масштабным) в правах, лишает его человеческого измерения?

«Добродетель, - продолжает Д. Кэмпбелл, - является всего лишь педагогическим вступлением к кульминирующему прозрению, которое заходит намного дальше любых пар противоположностей. Добродетель подавляет эгоцентричность личности и делает возможной трансперсональную сосредоточенность; однако, когда последняя достигается, какое значение имеют страдание и удовольствие, порок или добродетель, как своего собственного эго, так и любой другой личности? Львиный рык, волчий вой, ярость штормящего моря и разящий меч - часть вечности, слишком огромной для человека (поэт Блейк)» [77; С. 41]. Заметим, что герой в таком понимании, обнаруживает несомненное сходство со сверхчеловеком Ф. Ницше. Он и является той «самозаконной» личностью, что выстраивает систему ценностей, исходя из собственных принципов, собственного миропонимания, так как «Бог умер» и нет у человека больше «алиби», нет того, за кого человек мог бы «спрятаться», оправдываясь перед самим собой за самого себя же.

Но ведь именно нравственное основание (добродетель) становится опорой человеку для достижения высоты в духе! Герой, совершая подвиг, конечно, подчиняется требованиям собственной совести. Но мир людей не дает ему исчезнуть в небытии, запечатлевая его образ в памяти, давая герою духовное бессмертие (привилегия богов!). Герой и его подвиг обретают вторую жизнь в духе только в человеческом обществе. Если бы дух, оттолкнувшись от своего основания, не «пожелал» бы вернуться в мир людей с новой силой, «возмужавшим», было бы невозможным развитие культуры. Например, согласно легенде, Будда (величайшие герои разных народов обнаруживают внутреннее сходство) не хотел возвращаться в мир людей, в одиночку достигнув духовного прозрения, просветления. Но откажись он сделать это и не будь рядом с ним людей, заинтересованных в его откровениях, и мир навсегда утратил бы пласт величайшей культуры, по сей день оказывающей влияние на общество, причем не только на Востоке.

Нелегок путь к истине (идеалу), но путь к людям из «трансперсональной сосредоточенности» (духовная работа, связанная с поиском средств реализации высшей цели, задачи) не менее тяжел и опасен, потому что все новое должно преодолеть наслоения устаревших представлений о мире, ограничивающих нового человека. А ведь привычное, устоявшееся, предсказуемое - фундамент жизни общества, островок надежности в ненадежном мире. Поэтому в мифах обратный путь героя, его возвращение, усеян многими испытаниями, даже соблазнами остаться (Одиссей), и вернуться нужно не одному ему - он должен сберечь и принести людям жизнеутверждающий трофей (руны мудрости, Золотое Руно, спящую красавицу, яблоки вечной молодости).

Только любовь к людям, либо к конкретному человеку могут являться мотивом возвращения. Герой должен быть уверен в том, что этот дар людям обладает неоспоримой ценностью, жизненно необходимо им. Или уметь доказать необходимость, «раскрыть глаза» других, иногда ценой своих страданий, пожертвованием своей жизни: Сократ был приговорен согражданами к смерти. Иисус Христос, принесший людям весть о спасении, был не понят многими и распят. Сожжен на костре Джордано Бруно, мечтавший об освобождении людей от мрака невежества. Но их имена и деяния сохранились в веках как вехи в развитии культуры (а были исторические личности, которые «огнем и мечом», пожертвованием чужих жизней «раскрывали» глаза, превращаясь в мрачных «Великих Инквизиторов»).

Были ли счастливы эти герои? Например, для Сократа, физическое страдание и смерть вовсе не препятствуют счастью. Счастье для героя - в достижении гармонии между миром и собой, в обладании чистой совестью и самоуважением, и потому оказывается, что счастье напрямую связано с человеческой цельностью и подлинностью. Значит тот, кто воплощает добродетель и цельность личности, только и способен ощутить себя по-настоящему счастливым человеком, даже если придется заплатить за это собственной жизнью.

Героизм имеет человеческое измерение, без него он бы только и остался на стадии «львиного рыка, волчьего воя», никогда бы не принял человеческого обличия: «Без сформированного мира …все собственно человеческие дела остались бы без приюта и … их занятия и замыслы остались бы во мгле унылой тщеты …люди раскрывают миру присущее им величие, действуя и как действующие способны передать его миру потомков» [5; С. 270-271].

Героическое, в итоге, несет в себе позитивное начало и в своей основе является разумным. Уже мифологическое сознание соединяет в герое силу и разум: в древнегреческих мифах отмечается, что герои наделены необычной физической силой, способной разрушать, но рядом с героем всегда находится божество, подающее мудрые советы. Древние люди обычно персонифицировали чувства, не умея объяснить их происхождение, поэтому идея божества должна пониматься как непреходящие ценности, как разум и опыт человечества; как внутриличностная совесть и нравственная связь со своим народом; как «сверх-Я» в понимании З. Фрейда (социальность внутри человека). Рядом с Гераклом - мудрый кентавр Харон, с Одиссеем, Тезеем - Афина… Герои, которые не могут совладать со своей демонической мощью, или попадающие под власть эгоистической гордыни (ложные боги), неминуемо гибнут, либо творят неисчислимые беды, становясь злодеями. Герои - дети и внуки богов, «сохраняют рудименты былой демонической мощи», но постепенно все более объединяют ее с новым типом разумной силы, «разрушающей грубый, исполненный магии и фетишизма хтонизм своих праотцов». Постепенно герои учатся побеждать и осуществлять свои цели с помощью собственного разума, «их действия доказывают преимущество умственного дара, помогающего человеку без применения насилия и кровопролития» [143; С. 172-174].

Мысль о невозможности позитивной деятельности без разумной и доброй основы высказывает Д. Бонхеффер: «К самым поразительным и неопровержимым открытиям я отношу опыт, что зло оказывается на поверку… глупым и бессмысленным. …Что принципиальный отказ от божественных установлений якобы в интересах самосохранения человека на земле идет вразрез с подлинными интересами этого самосохранения», потому что «в совместной жизни людей существуют законы, которые сильнее всего того, что пытается встать над ними, а потому игнорировать эти законы не только не верно, но и не разумно». Аристотелевская этика именно поэтому возводит благоразумие в одну из важнейших добродетелей. «В полноте конкретной ситуации, среди содержащихся в ней возможностей умный человек сразу распознает непроходимые границы, устанавливаемые любой деятельности вечными законами человеческого общежития; распознав их, разумный человек действует в интересах добра, добрый - в интересах разума» [16; С. 37-38].

Герой - это не только человек, совершающий подвиг, смелый поступок, действие во имя благородной цели, как определяли его недавно в Россиии. Герой - это личность, реализующая, воплощающая своей жизнью некий особый вид духовной полноты человеческого бытия. В нем велика жажда свободы, а она возможна в полной мере только в духе, и путь к ней лежит через разрыв сковывающих дух обстоятельств. Опыт жизни героя, открытие им ценностей высшего порядка - духовных, становится общезначимым. Человек смертен, связан с материальным миром, но его удивительное стремление к полноте жизни - к счастью, свободе, понимаемой как личностное самоосуществление, к внутренней целостности, преодолевает привязанность человека к конкретной эпохе, пространству и времени. А самоосуществление для человека - это и есть реализация себя, своей «самости» (актуализация того, что существовало непроявленно, потенциально) в мире людей, в культуре и запечатление в ней своего «лика» - личности, и через это обретение бессмертия.

Свобода всегда трудно достижима, даже опасна, ее достигают только единицы, да и то чаще всего на краю гибели или в момент ее. К. Ясперс писал, что только в западной культуре «человек осознал в своей высшей свободе, что граница свободы проходит в небытии», где «трагическое становится действительностью и сознанием одновременно» [172; С. 86]. Эта личностная «реализованность» и восхищает в герое, а его пример одновременно и ужасает, и наполняет людей надеждой и оптимизмом, потому что большинство из них также мечтает о свободе.

Признание человека героем для него самого, пожалуй, не столь важно, сколь важно это для других людей. Героический опыт бесценен для культуры; героическая личность, чаще гибнущая и поэтому не оставляющая потомков, оставляет после себя память, учит тому, как стать полноценным человеком. Человек же, воспринимаемый другим человеком как герой, становится его «духовным отцом», формирующим его мировоззрение, его личностную культуру. Поэтому так важны в воспитательном отношении биографии героев и описание их подвигов, и здесь более важно не зачем, а как становятся героями.

Выводы к первой главе

1. Категории «героическое», «героизм» раскрываются через понятие «подвиг», который есть способ бытия героизма. В героизме проявляется, осмысливается и через подвиг утверждается общественная значимость духовных ценностей. Подвиг обнаруживает содержание характера героической личности, ее нравственное величие. Ценности же являются исторически изменчивыми, поэтому изменчива бывает, и оценка образа героя разными социокультурными группами, классами, народами.

2. Именно в исторических героях проявляется развитое личностное начало, индивидуализация. В становлении героических характеров играют большую роль наличие возвышенных идеалов, индивидуальная потребность в самоутверждении, самоуважении, самореализации, а также испытание в экстремальной (пограничной) ситуациии, способствующей духовному «самособиранию» личности. Так, источником героизма является духовно-нравственное величие личности, стремящейся к внутренней целостности, самоосуществлению, свободе, что связано с преодолением несовершенств мира. Самоосуществление личности в подвиге - это прорыв к духовной свободе, что и вызывает у людей чувство сопереживания герою (идентификации) и эстетическое переживание возвышенного, возрождает веру в человека и его возможности.

3. В процессе развития западноевропейской культуры происходила метаморфоза героического, так как изменялись цели и направления культурного развития, задействующие и раскрывающие резервы внутреннего потенциала человека. В этом процессе героическое выступает как «ответ» на «вызов» времени (потребности культуры). Но стабилизация цивилизации, укрепление государства всегда ведет к вытеснению или подчинению «динамичного» - героического начала в человеке. В этом проявляется противостояние культуры и цивилизации.

4. Становление европейского рационализма формировало героя «классического типа» (традиционный героизм: герой античности, рыцарь), для которого характерна внешняя демонстрация готовности к подвигу, в мировоззрении - примат общественного над индивидуальным. С Х1Х века, при ослаблении веры в возможности разума и разумное (божественное) устройство мира, в науке и философии происходит смещение внимания с внешне-демонстративного на внутреннее - иррациональное, стихийное, бессознательное начало в человеке. В культуре же культ героя заменяется культом харизматической личности, в которой над «личностью» доминирует «индивидуальность».

Глава II. ОНТОЛОГИЯ ГЕРОИЗМА

2. 1 Сакрализация героизма и подвига в мифомышлении

Становление героического сознания

Существование древнейших мифов о герое-предке позволяет проводить некоторую параллель между архаичными культурами разных народов. Через стадию архаики прошла и европейская культура, развившись на ее основе во многих вариациях через осмысление и трансформацию первоначальных образов и смыслов. Замечено, что образ героя-первопредка имеет много сходных черт с эпическими героями, а его культ позднее переходит в почитание героев исторических. Как справедливо отмечал Н. А. Бердяев (как и П. Флоренский), «культура родилась из культа», и «истоки ее - сакральны», она связана с религиозными основами и символична по своей природе [13; С. 195].

Культура, существуя посредством человеческой деятельности, предстает как «качество внутреннего мира человека, характеризующее его направленность вовне» и как «мир ценностей, способ их творчества, присвоения и изменения» [74; С. 98]. Или как «внутренний мир человека (душа) и выраженность этого внутреннего мира во внешних формах» [129; С. 559]. Одной их этих форм, выражающих душу человеческого сообщества в поэтическом языке, является миф о герое.

Культура - более широкое понятие, чем миф. Но миф, будучи явлением культуры, формирует ее; через миф и его преодоление развиваются и существуют культуры во всем многообразии форм и проявлений; и чем сложнее и динамичнее культура, тем сложнее и утонченнее ее мифология.

Динамичная европейская культура развивалась через преодоление одних мифов и созидание других, отражавших новое миропонимание. Героизм же в его функциях созидания, трансформации и закрепления ценностей, являлся важнейшим инструментом преобразования, развития культуры.

Концентрация в человеке нравственно-культурного начала и его действие во благо общества предстает важнейшим двигателем культурного процесса. Так, исследование разных аспектов героизма: выявление смысла его сакрализации через понимание социокультурной общности как целостного организма с его внутренними регулирующими механизмами (социология); раскрытие процесса становления героического самосознания с помощью исследований психоанализа и культовых практик архаичных этносов (например, роль инициации); прослеживание метаморфоз героического мифа через понимание его как отражения ментальности (души) человеческого сообщества в процессе развития его культуры, а также коллизий, связанных с этим: все это и есть исследование особенностей и этапов творения героическими личностями культуры (посредством ее влияния на сообщество людей и наоборот).

В древнейших верованиях обнаруживаются истоки героических архетипов (матрица), сохраняющихся при изменениях культуры и периодически прорывающихся в коллективном и индивидуальном мифотворчестве в разные времена. Выходя из «глубины бессознательного», архетипы и сегодня оказывают влияние на поведение людей (что издавна используется идеологиями различного толка). Э.Фромм констатирует, что душа современного человека «все еще не вышла из века каменного», хоть и мозг его живет уже двадцатом веке, имея ввиду отставание духовно-психологического развития от развития интеллектуального [154; С. 90 - 91].

Чтобы понять душу современного человека, который «родом из прошлого», необходимо обращение к верованиям тех немногочисленных культур, сохранивших еще черты архаичности. Возможно, в этих верованиях кроется загадка многих культурных явлений, ведь мы признаем, что существует неразрывная связь времен и поколений. «Прошлое - это колодец глубины несказанной …практически начало истории той или иной людской совокупности» [89; С. 35].

Сакрализация мира была важнейшим инструментом влияния на человека и его поведение, что делало его не свободным, но ответственным за каждый свой поступок перед богом общины (как говорит С. Московичи, «Бог - это общество», и потому Бога можно понимать как смысловой центр «в образе», «стягивающем» общину в единое целое). Этнолог М. Мосс пишет, что представления древних базировались на вере в священное - потустороннее, сакральное, близкое по содержанию понятию «мана». «Мана» объединяет «множество идей, которые мы обозначим такими выражениями, как колдовская сила, магическое свойство вещи, магическая вещь и сверхъестественное существо» [99; С. 194]. Это сила «духов предков и духов природы» [99; C. 207]. Данная категория мифологического мышления свидетельствует о понимании древними людьми взаимосвязи всех вещей, явлений и событий и знании того, что человек своими безответственными действиями может нарушить хрупкую гармонию мироздания, за что неминуемо будет наказан.

Но срах перед силами окружающего мира не должен был парализовать волю человека, что сделало бы проблематичным его существование. Чтобы действовать, человек должен был научиться ориентироваться в мире и «налаживать контакт» со сверхъестественным, «приручая» его (а, по сути, убеждая себя не бояться, создавая иллюзию хотя бы некоторой прозрачности - понятности, освоенности мира). Так, на основе эмпирических наблюдений многих поколений, вырабатывалась мифологическая концепция миропонимания (представляющая собой высочайшую ценность для человеческого сообщества!), и уже реальность, интуитивные догадки и предчувствия органически вплетены в вымысел.

Идея сотворения мира связывалась с мифическим единоборством сил Хаоса и Космоса, а они, согласно верованиям - сакральны, причем Хаос - «праматерь» всего, «начало бытия». «Эта первоначальная ситуация, названная состоянием Хаоса, соотносится как с хаотическим состоянием яйца и эмбриона, так и с райским бессознательным состоянием несотворенного мира» [165; С. 37]. Тяготение к Хаосу постоянно присутствует в мире, Хаос - более древнее образование, нежели Космос, он - обитель и источник «маны».

Космос противоположен Хаосу, представляет собой «божественное творение; он священен в самой своей субстанции и структуре. В расширительном смысле все, что есть совершенного, наполненного, гармоничного, плодоносного, … все священно». «Космос есть образцовое творение бога, его шедевр» [165; С. 35]. Жизнь - это постоянное творение Космоса, т.е. того пространства, что отвоевано божественным предком (предками) человека у Хаоса, но, хоть и план Космоса разумен, проницаем для разума, однако он постоянно тяготеет к Хаосу. В космически-упорядоченное, отвоеванное человеком у Хаоса бытие, постоянно вторгаются хаотические силы - в виде разрушений, стихийных бедствий, нападения «чужаков», болезней, немощи и смерти; в конечном итоге, к нему ведет нарушение установленных предками законов. Через образы «Космоса», «Хаоса», священного - «маны» формируется «образ мира» и система важнейших принципов поведения, запретов и общезначимых ценностей; возникает первая мораль.

В архаике все природные и социальные беды воспринимаются как наказания со стороны персонифицированных трансцендентных сил (богов, предков) за неправильный, недостойный человека образ жизни; считается, что «нарушение моральных установлений предков могло повлечь мировую катастрофу» [67; С. 202]. Поэтому миф призван освящать и утверждать социальную гармонию и единство, его задача - недопущение распада социокультурного организма, что было всегда необходимым условием выживания человечека.

Уже тогда героическое сформировалось как активное участие в борьбе с угрожающими сообществу людей «силам зла» и всегда проявлялось, как одна из наиболее примечательных сторон взаимоотношений личности и общества. О трагичности ощущения неполноты единичной жизни, Д. Кэмпбелл пишет: «В своем жизненном проявлении личность всегда представляет собой лишь частицу и искажение целостного образа человека» [77; С. 285]. Индивидуальность всегда ограничена как мужчина или женщина, как ребенок, подросток, взрослый человек, как исполнитель определенной роли - ремесленник, священник, вождь, сын или дочь, она не может быть всем одновременно. «По этой причине целостность - полнота человека - создается не отдельной единицей, но всем телом общества как единства; индивидуальность же является лишь органом этого тела» [77; С. 285]. Так, именно сообщество людей становится центральной частью целостного «образа мира», который и является ориентиром для человека во всех его поступках.

«Образ мира» (концепция «образа мира» с позиции культурно-исторической психологии была разработана А. Н. Леонтьевым) представляет собой наиболее «глубинный», «ядерный» уровень «символической знаковой репрезентации мира». Он «формируется в индивидуальной психике субъекта на основе усвоения субъектом системы общественно выработанных значений, закрепленных в языке, предметах культуры, нормах и эталонах деятельности» [138; С. 142-143], а также системы ценностей данной культуры. «Образ мира» (или «картина мира») «представляет собой свод основных допущений и предположений, которые обычно не осознаются и не обсуждаются, но бессознательно направляют и структурируют поведение представителей данной общности, подобно тому, как грамматические правила, неосознаваемые большинством людей, структурируют и направляют их лингвистическое поведение» [100; С. 17]. Итак, можно предположить, что аксиосфера (ценностная сфера культуры) составляет центральное (цивилизационное) ядро «образа мира», чем руководствуется (скорее, бессознательно) в своей жизнедеятельности человек.

Включение человека в аксиосферу, усвоение им «грамматических правил» общения и поведения и есть процесс его социализации. Цель воспитания - превращение «ценностей социума в ценности личности, а оно может происходить только в процессе ее приобщения к ценностному сознанию других людей, которое и происходит, осознаваемое или неосознаваемое, в ходе общения человека с человеком; оно может быть прямым, контактным или дистантным, опосредованным артефактами (творениями культуры), в которых опредмечены ценности предков или далеких современников и которые становятся тем самым формами инобытия самого человека, заменяющими его в контакте с другими людьми. Так общение порождает общность - общность ценностей, которая достигается не внешним давлением, а внутренним приятием, переживанием ценностей другого, становящихся моими ценностными установками» [56; С. 176-178]. Общность, основанная на единстве, идентичности во внутригрупповой (внутриродовой, внутриклассовой…) ценностной ориентации и составляет неповторимую культуру, создаваемую творческими усилиями людей.