Эволюция профессии художника в Кыргызстане

И потом здесь выставка была. Мне премию дали, и приз - поездка в Грузию. Третье место мне дали за картину "Сестры". Я уехал в 87-ом году. В этом году я поработал и поступил в союз, потому что мне… Я пришел в себя. Три месяца поработал там. Вот, вот эта фотография… Со всего СНГ приехали художники. Знаменитые. Петров, Нестерова… Разные. Среди них - ассы Москвы. И с ними поработал. Три месяца. Там я пришел в себя. Забыл все это, все эти заказы. Там меня заметили руководитель и еще один художник из Польши. Сказали: "Ты умеешь работать. Ты не член союза? 7 лет? До сих пор что ты? Окончил ведь. Что не берут?". Потом поляк, мы с ним сдружились, спрашивал, чья это работа. "Моя" - "О, кыргыз". С этого дня два месяца вместе ходили. Он ко мне, я к нему. Ну, пожилой человек. Этот поляк говорит: "Ты должен в Польшу приехать. Окно в Европу. Я тебя приглашу". Позвал через Пономаренко, председателя союза Москвы. Выбил место, и пришла виза. А это Советский Союз, трудно было даже в Польшу попасть. Визу надо месяц делать. Мне пришел вызов, а отдали не мне, а другому опять. Говорю же, старики мешали. Как же так? Мне же пришло именное. Сапар Турубеков - ему отдали, а мне сказали только потом. Сказали, что молодой еще. С молодыми так было. Сейчас что, нет такого, что старик или молодой. Кто как может, работает. Поляк спрашивает, получил ли я визу. Как так? Я же именное отправил. - Отдали другому. Его тоже Сапар зовут. Рома Бухарметов (умер же) мне потом рассказал, что Сапару отдали. Что, молодой, успеет деп берип салды. Он говорит: я тогда сделаю, ты должен приехать в Варшаву. Зеленый город. Я говорю, что надежды нет. Потом он приглашение сделал. Виза делается три месяца. В Советском Союзе. В Польшу вообще было трудно попасть. Потом с одним другом гостили у знакомого. Военный. Мне 30, ему где-то 50. Полковник. Рассказываю ему о своей ситуации, что вот три месяца. Он за три дня сделал. Иди, говорит, езжай. КГБ. За три дня сделал. Поезд на Москву, из Москвы на поезде до Варшавы уехал. Такое желание было. Поехал. Он меня встретил. Его друг встретил. Он сам в Сопоте живет. А друг - руководитель этой группы. Группа советских художников зелегонуров. Песни, пляски, эстрада. Дни советской эстрады. Я месяц там работал. Он меня встретил. Смотрю, там Агай, который на мое место приехал. Так посмотрел на меня. Я ничего не сказал. Наоборот я все время ходил и опекал. "Байке, что делать?". Но он чуть-чуть выпивал. Там валяется, все в бардаке. Запирал его, и он снова загуляет. Пил он хорошо. Вообще все сознание терял, ничего не делал. Азербайджанцы были там, грузины. Со всего Союза. "Что вы, кыргызы, шумите?". Этот художник посмотрел мои работы, немцы их купили.

Приехал оттуда, поступил в союз. С этой работой выставился здесь. Дали мастерскую, вот эту. Вот.

Интервьюер: То есть, смотрите, вы говорите, что раньше… просто я еще слышала от других художников как раз того же времени, что очень сложно было поступить в союз художников, что туда не брали. То есть, вы говорили, что художники в возрасте, которые состоялись, они пытались, ну скажем так, дискриминировать молодежь?

Осмоналиев: Они привыкли сами кормиться. Придешь - будешь конкурентом. Заказом делиться надо, мастерской. Привыкли так жить пять человек. И говорят, что председатель союза Гапар Айтиев напаивал молодых, и многие рано умерли. Это было, так все говорят. Вот эта система мне не нравится до сих пор. Как политические грязные игры. Тоже у нас было это. Потому что за свое держатся, не подпускают. Все это знают. И вот эта система в Союзе была. Не только у нас, по всему Союзу. Потихаря делали молодых. Например, меня могли бы взять автоматически, мастерскую дать. Мастерские-то были, что. Заказы были. Пять человек на весь Кыргызстан. Всем хватило бы. Они сами-то не успевали. Сейчас училище окончил, и всех берут. Заказы не дают. Им нужно число, что столько человек стало членом союза. Это же тоже неверно. Всех берут. Тогда академию окончишь… Такие кадры заканчивали один-два в пять лет. И что сразу брали что ли? Просто такое время было. Десять лет училища. Столько труда. Чтобы его использовать, его выгоняли. Чтобы он стал перспективным.

Интервьюер: То есть, конкуренция была высокая? Между молодыми и теми, кто уже там…?

Осмоналиев: Конкуренция была. Я смотрю сейчас на тех, кто уже через год вступают. Ходят члены союза Кыргызстана. Это им дает только моральную поддержку для старта. В то время квартиру. Все художники получали хорошую квартиру. В центре. Садыков, организатор, он выбивал квартиры. Стал членом союза - ты должен иметь квартиру, мастерскую, заказ. Ладно, без квартиры, но взяли бы в союз - там же работа. Так что от Советского Союза хороших моментов нет.

Интервьюер: Это тоже неоднозначно? Кому повезло, тот, видимо…

Осмоналиев: Тот с зарплатой. На один мешок муки хватало. В общежитии жили. Там дети в этих комнатах. Что хорошего в этом Советском Союзе? Сейчас деньги есть - возьми квартиру, деньги есть - возьми большую квартиру. Заработай и бери, а что? В то время заработаешь и ничего не получаешь, даже чуть-чуть. Если дачу чуть-чуть выше других построишь - тебя тут же.

Интервьюер: А вы можете больше рассказать о материальной стороне вашей профессии? Какая раньше была зарплата, допустим, за заказ, за картину?

Осмоналиев: Три тысячи рублей было. Они брали их такими мешками. И им было жалко нас туда подпускать. Что хорошего? Этих людей уже нет сейчас. Надо было делиться. Может, живы были бы.

Интервьюер: А как государство помогало художникам?

Осмоналиев: Ничем не помогало. Квартиру не давали. Мастерскую, пока членом союза не будешь, не давали. Живешь в старых домах среди всех. Так и жили. Квартиру 20-25 лет - всю жизнь ждали. Я получил кооперативную, был последним в списке. Один ждал 25 лет, другой - 30. Дети уже совсем большие. Я тоже не думал стареть. Потом в 90-ых годах начали строить квартиры, первые. Девятиэтажки. "Восток-5”. Госприемка. Чуть-чуть началось. Советский Союз, наверное, хотел чуть-чуть улучшить жизнь. И кооперативы. И чувствуется, что деньги есть, а нельзя купить. Дом тоже нельзя было покупать без прописки. И потом в этих девятиэтажках нам в училище выбили двухкомнатную и четырехкомнатную. Директор хотел себе. Хай-вай подняли. А оказывается за это надо платить, не бесплатно, и все отказались. Все кто стоял впереди в очереди. 20 человек - все отказались. Первый 20 лет ждет - отказался, тридцать лет ждет - отказался, пятнадцать лет… Они же хотят бесплатно, поэтому в очереди стоят. Последний был я. А у меня отец хорошо работал. В торговле. Не такой зажиточный, но у отца, оказывается, были какие-то деньги, чтобы мне купить квартиру. Большие деньги откуда тогда. А надо платить 5 тысяч рублей - первый взнос. Дом стоит 25 тысяч рублей. 5 тысяч вперед, а остальные на всю жизнь. Поделили. Я бы не смог уплатить все, мой сын платил бы.

Интервьюер: Это как ипотека получается?

Осмоналиев: Ипотека. Все посчитали, я пришел к отцу и рассказал. В то время я получал зарплату 60 рублей. И как накопить 5 тысяч? В год - 600. Только шесть лет буду работать на первый взнос. Там надо еще сколько работать. Отец сказал, что 5 тысяч найдет и привезет. Привез 4 тысячи. К родителям жены пошли. Они тысячу дали. Мы внесли деньги, и я был первый. Это был 87-ой год. Получается, кто знал, что через 4 года будет перестройка. Я был смел. Надоело жить в квартирах. Дали четырехкомнатную квартиру. После общежития это был царский дом. Потом перестройка. И 25 тысяч из 30, которые я был должен, стали как два холодильника. Инфляция. Через четыре года я все заплатил. Вот так получилось. А все, кто стоял передо мной, побоялись - советский дух. Кто знал, что перестройка? Вот так получилось.

Интервьюер: Расскажите, как изменилась ваша творческая жизнь со вступлением в союз художников?

Осмоналиев: Я вступил, и пока очнулся - перестройка. Заказов опять нет. Начали заново, и опять все провалилось. Фонд развалился. Мы увидели 9 лет творчества чисто времен Советского Союза. В то время Советский Союз, конечно, вспоминали хорошо. Была перестройка, упадок. Пошло выживание. Говорили, что хорошо было, потому что заработок был, хлеб был постоянно, одежда была постоянно. Дефицит, очереди, выбора не было - что есть, то съешь и наденешь. Или кушаешь и одеваешься в спецмагазинах. А мы брали в обычных магазинах. Колбасу не видишь. Очереди, там друг друга убивали. За консервы друг друга убивали. За икру могли убить. Если кинуть чешскую рубашку, вообще топтали друг друга. Вот такое было.

Интервьюер: Как часто вы участвовали в выставках и в какое время?

Осмоналиев: Ну, я поступил и за 7 лет участвовал во всех всесоюзных выставках, молодых художников, в пятилетках.

Интервьюер: Это после вашего окончания?

Осмоналиев: После, да. Надо было набрать 4 выставки. Должны быть республиканские и еще другие. Все это должно быть. В первой биеннале я в Дрездене участвовал. Это международное. В республиканских участвовал, потом в Москве. Дирекция союзов СССР закупила пару картин. Набрать-то набрали. У меня тут есть… Всесоюзные выставки.30 лет победы, 40 лет. Здесь набирают, мы носим работы и отбирают на всесоюзные. Там уже смотрят. Вот Осмоналиев. Если бы совсем плохие, не взяли бы, что. Здесь-то участвовали. После таких выставок я участвовал во многих всесоюзных выставках. И в зарубежных. Вот Берлин был зарубежным. В Польшу я поехал. Там музей две мои работы купил. Одну купили, одну я подарил. Частные - немцы купили в то время.

Я приехал, все меня спрашивают, как там в Польше. В то время, это 87-ой год, попасть в Польшу непросто. Нужно было приглашение. Три месяца ждешь. Никак не уедешь. Это кордон настоящий был. У меня же был этот перелом. Три месяца поработал, с художниками пообщался. Нормально. Приняли. Потому что выставку видели. Кадыкул Орозматов 10 лет не поступал. Бухарметов - 10 лет. С нами поступали. Народным художником стал. Вот умер. Орозматов стал заслуженным. У меня наград нет. В этом году дали Айтиева. Пять лет как. Мораторий же - не дают ничего. Я не подавал. Но мне сказали открыть выставку. Согласился. Когда соглашался, узнал, что белый дом - оказывается, мафия. Министерство культуры - мафия. Меня оттуда выкинули на три года.

Интервьюер: Это в каком году?

Осмоналиев: 7 лет как не дают ничего. Спросил, не достоин что ли. Оказывается, нет почетной грамоты. Ну, дайте тогда сначала почетную. Дают заслуженного, а почетную не дают. Своих пропускают, а других кидают. На третий год опять кинули. Почетную не дали. Надо, оказывается, знакомых иметь в белом доме, в министерстве культуры.

Я сам не бегал, бегал посол Казахстана. Я написал портрет семьи посла Китая. Жену его. Посол увидел, взял телефон и захотел заказать портрет. Я начал работать с послом Казахстана. И он два года назад искал портретиста для Астаны, нужно было Назарбаева написать. И я вот два портрета им написал Назарбаева. В Астане была выставка. Посол мной заинтересовался, и мы два года работали. Заказы делал, помогал мне. Потом в Алматы мне сделал персональную выставку. 25 лет вообще не было кыргызских художников. Сам приехал, открыл выставку, большой фуршет. Там все такие художники, председатель союза Алматы, Казахстана. Все художники - мои знакомые. Хорошая нормальная выставка.

И там один меценат, любитель искусства познакомился со мной. Он искал портретиста, пригласил портретиста. Предложил написать мне два портрета Назарбаеву и серию портретов их правительства. Всех написать. Но чтобы много шума не было только пять человек. Токаева, мэра - 5, 6 чиновников мне заказал, и потом им картины подарил. А основные портреты сейчас в музее президента висят. Маму с президентом нарисовал. Триптих там висит. Посол остался довольным выставкой. Каталог выпустил. И он меня спросил, почему у меня никаких регалий нет. Незаслуженно! Может Казахстана тебе дадим? Олигарх этот меценат пришел в мою мастерскую, а картина с Назарбаевым большая, не помещается. Спросил, почему я в такой маленькой мастерской. Для нас нормально говорю. Мы же не зарабатываем. На жизнь хватает, но мы же не бизнесмены. В Астане мастерскую сделаю говорит, и там будешь работать. 300 квадратов предложил. А я думал, менять гражданство - менять все будущее. А он пообещал все условия - будешь работать. А здесь сидело 17 художников. Ждали моего ответа. Я сказал: "Рахмат! Хватает. Если что я буду ездить работать, а так чтобы с семьей. Куда? Я не молодой тем более". Посол сказал, что Сапар - патриот. Знал, что не поедет.

Он все бегал мне за наградами. 4 года мораторий же, 5 лет. Каждый раз бегает. В этом году открыли, все равно ничего не дали. Он говорит: не может. Ходатайства пишет, министрам пишет. Как же вы не можете дать бумажку? Жалко что ли? У нас бы таких художников давно бы уже, а тут. Министру писал. Трем министрам. Один приходит, другой приходит. Забывается. Потом один министр Костеев сказал написать Айтматова, и тогда он побегает. Я сам хотел Айтматова написать. За неделю перед Костеевым открыл выставку в Алматы, но я не смог там побывать. Потому что 12 декабря 2012 года - 12-ый месяц. Это день рождения Айтматова. 100 лет Айтматову. Такие цифры появляются только раз в сто лет. 12-ый год, 12-ый месяц, 12-ое число. Я взялся и за три месяца написал. Комиссия пришла. Открытие сделали. Понравилось. Я им подарил - министерству культуры, чтобы они мне сделали. Раз не могут. И все равно не сделали. Тот министр ушел, тот ушел, этот ушел. Знать не знают. Бейбитов один остался. Говорит, что у меня завал. Что за неуважение друг к другу? Ладно, революция, но уважать надо же.

Он сейчас в Азербайджане. Приглашает сейчас творчески поработать. Наоборот, помогают люди со стороны. Чем наши. С мастерскими, с членством. Честно говоря, мы гордимся, что мы революционеры, а на самом деле я бы не сказал. Революция - одно, но просто вот это у нас здесь еще зависть к друг другу сидит. Плохая черта у кыргызов. Нужно топтать и очернять. Это есть у всех национальностей. Но у нас это развито. Вроде говорим, что кыргызы прямые, батыры. Да, но батыры в скобках (смеется). Вот так работаю. После Алматы приезжают из Астаны заказы делать. Прилетают, смотрят, улетают. До сих пор заказы дают, приглашают в Астану. Мы с женой неделю там были, там встречают, дают машину с водителем, гостиницу снимают. Могу дома гостить. Нормально себя чувствуешь. А тут придешь - я же говорю, бумагу эту почетную дать не могут. Она уже пожелтевшая лежит там в белом доме. Поэтому особенно я не жду. Я за себя, за свой имидж. Мастерскую дали - спасибо. Но я заслужил, наверное. Квартиру отец купил. Что дало мне государство? (смеется)

Интервьюер: Вы сказали, что сейчас вам лучше, чем, допустим, вам было в Советском Союзе. Вы можете рассказать более подробно о том, как часто сейчас бывают заказы? Как я поняла, это в основном портреты.

Осмоналиев: Портреты. Все это - станковая живопись. Я ближе к портрету как-то. Тематические картины тоже писал, но это ушло. Сейчас опять тянет писать что-то историческое. Дипломная работа - "У родника называется". Там мальчик и девочка приходят к роднику, сидят, а в роднике плавает бумажный кораблик. Когда защищал, сказали, что родник - это чистота, это глубина, а кораблик - мечта, это будущее. Без движения. Трава, птицы на горизонте. Обращение к будущему, мечта, детство - это тема им понравилась. И мне тоже она близка. Мне ближе портрет.

Интервьюер: Часто у вас заказывают?

Осмоналиев: Нормально, не жалуюсь. Кто-то увидит у кого-то мои портреты, закажет. Недавно в банке заказали рядовых подряд. Сделали конкурс, эскизы. Меня выбрали. Сделаешь хорошую работу - тебя не забывают. Плохое сделаешь - оно прорвется. Это одноразовое. В Советском Союзе такого не было, а сейчас пусть платят частники, олигархи или бизнесмены. Сделаешь хорошо - платят, сделаешь плохо - не платят. Это хорошо, потому что качество должно быть. Раньше хорошо сделаешь или не хорошо, заказы все проходили. Сейчас шабашку не сделаешь, потому что как сделаешь?

А раньше художники делились: западного направления (их всех выгнали, кто в 64-ом на улице выставки делал). Сейчас они вернулись. Время не их было. Они свободно мыслили, свободно действовали, подражали абстракции запада. Перенимали их абстракцию к нам. У нас-то не абстракция. У нас первые. Наши не хотели видеть абстракцию. Первые - Малевич, Кандинский - они же отцы. Продолжатели - сейчас им по 80 лет. Это получается пятидесятники. Они резко сделали. Они, художники думающие, ушли. Остались Попков, суровый. Это советская абстракция. Не как абстракция, а авангард. От реализма. В реальной школе суровый стиль - ломка. Чистый реализм. Передвижники. Салахов. Авангардисты Советского Союза. Они остались и вжились в Советский Союз. Союз тоже не мог совсем. Тех выгнали, а этих оставили. Все равно тематика есть, советский реализм. Глаза есть, нос есть. Они остались. Сейчас они могли бы быть другими художниками. Время делает художника. Сейчас время делает других художников. Сейчас никто не говорит: делай так, рисуй так. Преподаватели могут сказать во время училища, учебу пройти-то надо. А дальше как хочешь, как видишь мир, как чувствуешь. Нет границы же, делай искусство. Как ты можешь, как ты видишь. Не надо там подражать кому-то. Абстракция тоже отживает, потому что это зеркало, оттуда перенесенное. Запад 100 лет мазал это. Слонов начали рисовать, собак. Но отцы-то остались. Эстетичное культурное искусство можно делать. Абстракция тоже будет жить. Все будут жить. Как искусство. Поп-арт, символизм. Сейчас начали уже проекты делать. Не рисуют, а просто ставят. Живые театральные сцены. То есть, искусство таким должно быть. Должно развиваться. Не оставаться только одним. В этом и есть искусство. Не надо говорить: вот это искусство, вот это не искусство. В этом ошибка. Абстракцию сделали - художник. Реализм - тоже художник. Все по-своему. Классическое - да, повторяется долго.500 лет повторяется. Поэтому говорят, что достойное. Это вот сделанное Рембрандтом, Микеланджело. Да, сделали. Но в каждом времени будут делать свое. Мыслит и творит художник в свое время. И похож на то время. Другое время, другие люди. Ты отношение должен показать. Как видишь. Микеланджело сейчас живой был бы, что-то другое было бы.

Интервьюер: В целом как вы можете оценить ситуацию в изобразительном искусстве Кыргызстана? Если сравнивать советский период и настоящее время.

Осмоналиев: В советский период суровый стиль развился. Зеленый период, голубой. Советский период сделал мощный фундамент. Без этого фундамента мы вообще никто. На этом фундаменте наши пятидесятники, шестидесятники ставили себя. Ничего нового. Продолжатели. Когда хороший фундамент, дом будет хороший. У нас хороший фундамент, поэтому, думаю, нормально будет. Наше поколение - тоже продолжатели советской традиции. Продолжаем также писать. Каждый о своем. А сейчас молодым немного трудно, они советского искусства не видели. Они не знают. Учатся, но не знают. У них обзор на мировое искусство - китайское, восток, запад. Они берут то, что сейчас, и выражают свой взгляд на это. У них концепция обширная. Но фундамент советский они должны черпать, потому что без этого трудно. Китай - другое, Япония - другое, Европа - ясно, Америка - ясно. СНГ - мощный фундамент. Ритм, скорость была мощная. Сейчас просто свобода. Мы видели и брали ту школу. А молодым - им трудно взять что-то. Хоть Москва, хоть Ленинград - уровень у них слабый. Одного название - Репина. Тех преподавателей уже нет. Не тот вуз, в котором я учился. Подготовка не так уже. Двери открыты западу. Каждый художник должен сам видеть, что вокруг твориться. А то как в Кыргызстане? Написал - продал. Это же не перспективы. Поэтому сейчас здесь художникам трудно. Я не говорю о системе. Тогда художники сильные работали.

Интервьюер: Вы и ваше поколение художников учились как раз-таки в таких передовых, скажем, институтах, как Репина и Сурикова. Сейчас, насколько мне это известно, уже нет системы квот, и очень мало кто из Кыргызстана молодых художников поступает туда на продолжение обучения. И это тоже сказывается, думаю, в целом на уровне образования. То есть, у молодых художников база не такая сильная, как у вас. Не считаете ли вы, что сейчас наблюдается некий упадок в кадрах? Что, грубо говоря, сейчас художники слабее, чем тогда?

Осмоналиев: Слабее. В Москве уровень выше, чем у нас. Нашей академии - 10 лет, а их - 300. Они все же стараются держать марку. А сейчас поступать тяжело, учиться тяжело. Платить надо много. Единицы учатся. С таким образование долго надо топтаться. Тогда было легче. Поэтому делятся: художники семидесятых… Сейчас музеям у молодых художников нечего взять. Раньше к искусству серьезное было отношение. Мы не думали продать, мы думали, чтобы купил музей. Сейчас не думают, чтобы купил Эрмитаж, Третьяковка, а простой гражданин. Понимает или не понимает тот, ему достаточно. Иностранцы - они тоже как и мы. Взяли и купили. Ну, чутье, интуиция. Но это не оценка искусства - то, что покупают. Если из 10 художников один будет добиваться успеха - это прогресс. Потому что раньше в советском союзе была такая система, что когда есть количество, есть и качество. А здесь сейчас от каждого зависит. Одни на качество работают, другие - на продажи. На выставках в дни культуры у нас вот приходят и берут. "Шабашка" небольшая есть, конечно. Стараемся, конечно, держать марку. Чтобы не опуститься до "лишь бы продать". Я работаю как есть. Что-то на продажу, что-то так, но я что могу, делаю. Но про молодых я бы не сказал, что уровень. Надо им время еще. Может, с Таможенным союзом в Москве будет лучше учиться. Сейчас не как раньше. Детей неохота отпускать далеко. Хотя мы отпускаем. Старшая дочка в Лондоне живет. Вышла замуж там. Алтынай, думаю, отпустить в Москву или сам буду учить здесь в академии. Думаю, как-то далеко отпускать не хочется.

Интервьюер: А у вас из детей только Алтынай художник? Пошла по вашим стопам.

Осмоналиев: Элиза тоже училась. Третий курс в училище училась на прикладном, и ее забрали в институт китайского языка, и она там окончила. В Гуанчжоу училась. Все равно сейчас жалеет, что училище бросила. Талантливая. Все преподаватели жалели. Сейчас она все равно ведущий визажист. Красит. В салоне красоты "Алтынай". Сидит в vip-зале, на ней держится салон.

Интервьюер: Вы как-то повлияли на выбор ваших детей? Или они сами захотели стать художниками? И как вы к этому отнеслись?

Осмоналиев: Я старшую хотел художником, но в то время было тяжело. Она поступила на модельера - конструктора одежды. Она лучше всех рисовала. Старшая дочка.

Интервьюер: Три у вас дочки?

Да. Она конструктора закончила, год поработала у Мукамбетовой. Пришла однажды, говорит, Акаеву штаны штопала. Президенту. И после этого наплыв заграницу. И ее забрали в Лондон. Молодая была. И мы молодые. Первая дверь заграницу открывается. Мы сейчас не жалеем. Хороший муж, турок из Кипра. Дочь и сына родила. Гражданкой стала. В Лондоне живет. Там дом у них. По-английски говорит. На машине ездит.

Потом я хотел, чтобы Элиза стала художников. Но она послушала однокурсников, и на языки потянуло ее. Хотела остаться в Гуанчжоу. Я сказал, что нет, хватит. Фирма предложила. Не надо, забрал ее.

А Алтынай я с малых лет, с двух лет, смотрю - рисует, рисует. У нее есть талант. Она рисует сейчас. Натюрморты. Не особо ее учу, учителя хорошие. И вот она работает. Дочь Элизы ходит и рисует. А сын - нет, не рисует. Лепил из пластилина. Мог бы скульптором стать. Он вырос в деревне, у своего отца. Пришел в 10 классе. Я отдал его на арабский, три года учился, ушел. Потом компьютерный класс - тоже бросил. Ну, он вырос в деревне, а там отца все знают. В школе хорошие оценки ставят, не ругали. Если опоздания, то хорошо, если плохо, то хорошо. В общем, привык он так. И здесь все бросал. И потом он с сестрой в Лондоне лет пять-шесть работал. Вернулся. Где-то работает. В искусство не пошел. Вот так. Квартиру купил, дом купил. Любит трудиться. Чернорабочий. Пусть работает. Чернорабочий так чернорабочий. Кто-то должен трудиться.

Интервью с художником Эркином Салиевым

Интервьюер: ФИО, год рождения, краткая творческая биография

Салиев: Я - Эркин Азизович Салиев, 1956 года рождения, уроженец города Фрунзе, Киргизской ССР. Родился в семье научного работника, среди научной интеллигенции вырос. После восьмого класса в 1971 году я поступил в художественное училище, где через 4 года получил специальность декоратора-оформителя. В 1975 году я поступил во ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии), где и получил специальность художника кино и телевидения, закончил в 1981 году после шести лет обучения. После чего по распределению был направлен на киностудию "Кыргызфильм", где работал художником-постановщиком, в том числе, и на такой известной картине - "Волчья Яма" Болота Шамшиева, также работал в мультипликации. После 80-х годов я ушел в станковую живопись, поскольку и во время работы на киностудии я занимался живописью. Принимал участие на выставках систематически, в том числе и на всесоюзных выставках в городе Москве (в ЦДХ и в Манеже) со станковыми живописными работами. И вот к концу 80-х годов по результатам всесоюзных выставок я был принят в молодежное объединение Союза художников СССР и был зачислен в стипендиатскую группу. По результатам нескольких выставок был принят в члены Союза художников в 88-м, по-моему, году, в Москве. Два года стипендиатства, работа на творческой базе союза художников СССР на Синеже, под Солнечногорском, ну, и эпоха перестройки, поездки на выставки, в том числе и за рубеж. Так живописная карьера сложилась, достаточно успешно, удачно. Если говорить о количестве выставок, в том числе ии персональных, и количествах поездок, и в том числе и в Москве, тогда была галерея Orient Gallery, с которой я сотрудничал. К концу 90-х я уже вернулся на Кыргызфильм, где до сих пор я участвую в каких-то кинопроектах, в том числе и в качестве режиссера. Мною сняты два полнометражных фильма "Облако" и " Принцесса Назик", с которыми я посещал международные фестивали, где получал скромные какие-то призы. Станковую живопись я не бросаю. И с той или иной степенью активности участвую с живописными станковыми работами в различных выставках, а здесь на родине в Кыргызстане систематически. Сейчас я как бы на творческих полях - и в кинематографии, и в живописи.

Интервьюер: Расскажите, почему Вы выбрали профессию художника? Что или кто повлиял на Ваш выбор? Как отнеслись к нему близкие/родители?

Салиев: В возрасте семи лет, когда я пошел учиться в школу, меня родители отдали в музыкальную школу имени Шубина, центральную - в нашем городе тогда, на класс фортепиано, где я проучился 4 года. Семилетняя школа. Поскольку я много рисовал, и родители это замечали, они решили, что, наверное, меня больше тянет в рисование, и после 4-х лет, когда я с неохотой ходил в музыкальную школу, пропускал, они решили поменять мое творческое направление. Это было решение родителей. Поскольку папа занимался эстетикой, он писал научные труды по эстетике, по философии и связывал это с музыкой, изобразительным искусством, вся его общественная, научная деятельность была связана с искусством, с музыкой. Он в этой среде находился, поэтому там не было особых каких-то проблем и вопросов по поводу моего будущего, оно само предопределилось. И если я не стал музыкантом, то так получилось, что к восьмому классу, в принципе, я уже определился, вместе с родителями. После восьмого класса я поступил в художественное училище. После третьего курса училища была производственная практика, я попал на съемки известного тогда на территории Советского Союза художественного фильма "Белый пароход", где был режиссером Болот Шамшиев, семья которого была близка к моим родителям. Отец был в свое время председателем Союза писателей Киргизской ССР, а отец Болота Шамшиева был одним из известных писателей, и мы жили на одной улице рядом. И, в общем, Болот Шамшиев, уже, будучи известным режиссером, пригласил меня на практику, еще юного, на "Белый Пароход", где я отработал в качестве ассистента художника-постановщика. Поскольку кино было интересным мне, и круг отца охватывал кинематографистов тогда известных у нас в республике, после окончания училища тоже уже было предопределено, что я буду поступать во ВГИК на художника кино, что я и сделал.

Интервьюер: В то время, когда Вы поступали в училище, университет, как воспринималась профессия художника обществом? Была ли она перспективной, высокооплачиваемой или статусной? Во время обучения в ВУЗе Вы уже знали, чем займетесь после окончания?

Салиев: Да, конечно, как и все творческие профессии, профессия художника была статусной, была уважаемой, была престижной. И, в том числе, была мотивация быть известным, публичным, узнаваемым. Конечно, и была мотивация хорошо зарабатывать, потому что художники, активные, работающие художники, зарабатывали неплохо, если не сказать, что это была один из наиболее обеспеченных социальных слоев, если говорить о том, что при условиях талантов, способностей и трудоспособности и работоспособности, конечно, это и предопределяло хорошие заработки. И можно сказать, что в Советское время художник был, само название, сам образ художника был овеян какой-то вот, может быть даже легендой, аурой какой-то, это была творческая элита, богема. И это конечно было привлекательным для меня, молодого еще, выросшего именно в этой среде. Именно эта среда меня вырастила, способствовала формированию моего мировоззрения, менталитета, моих наклонностей, образа жизни и т.д. и т.д. Конечно, таких не было проблем в этой части любви к искусству и желанием быть в лидерах, в авангарде какого-то творческого процесса, у нас вот и в Киргизской ССР, и в том числе и такое какое-то амбициозное желание быть известным на территории страны, нашей большой Родины тогда советской. Вот такие были стимулы.

Поскольку и старшая сестра моя, Динара Салиева, закончила консерваторию московскую и поскольку весь круг общения моего отца, моих родителей с творческой элитой, с научной элитой, это были и музыканты, и художники, и поэты, и писатели, в том числе очень известные, у нас была семейная дружба с семьей Чингиза Торокуловича Айтматова, известного Советского, Киргизского Советского писателя, в том числе и сфера кино, где ведущие режиссеры были знакомые и дружили с моим отцом, и мы всегда общались. И в общем, что касается, учебы в училище и учебы во ВГИКе - уже было предопределено, конечно. Моя профессия, что я отдам себя служению искусству - изобразительному искусству и, в частности, кино. Как я уже сказал, кино - это особая атмосфера, в которую я уже окунулся, работаю ассистентом художника-постановщика на "Белом Пароходе", и принято считать у нас, что если ты пришел в кино, то ты практически до конца жизни в нем останешься. В общем, так и случилось. Я остался предан кино. Хотя, конечно, бывали разные моменты, как и в любом творческом процессе, бывают подъемы, спады, бывают какие-то шаги неудачные, но в общем-то в основном я могу сказать, что мои все какие-то перспективы амбициозные удались. Я могу сказать, что творческая жизнь на сегодняшний день удалась.

Интервьюер: После окончания сложно ли было найти работу? Расскажите, пожалуйста, о системе госзаказов? Как часто были заказы? Были ли периоды, когда у Вас не было работы? Кто, в основном, являлся потребителем Вашего творчества? Какую зарплату Вы получали? Как помогало государство художникам? Хватало ли Вам Вашей зарплаты на жизнь?

Салиев: Что касается карьеры художника - его статусов, его заработков, то тут надо сказать вообще об уникальной в истории человечества системы поддержания культуры и искусства в Советском Союзе. Вот это была поистине новаторское и революционное, до сей поры не существующее в истории, отношение к культуре, к искусству и поддержание всех видов и жанров искусств. А, в том числе и художника, в том числе, это было одна из составляющих этой поддержки - был государственный заказ. Государственный заказ, да, он был, конечно, отчасти идеологизированный, поскольку советское искусство провозглашало гуманизм, и во главе которого стоял, конечно, человек. И госзаказ подразумевал, и большая часть этого госзаказа была посвящена идеологии, воспеванию человека труда, воспеванию человека, нацеленного на строение коммунистического будущего, вот это было основополагающей идеей, концепцией всего советского искусства и на это государство выделяло огромные деньги. Была система художественного фонда при Союзе Художников. Я насколько помню, формально это было так, что союз художников был как бы учредителем, или это была производственная база союза Художников, она называлась художественный фонд. Это была система на всей территории Советского союза, где государство обеспечивало работой огромное количество профессиональных художников, это и монументальные работы, где на базе фонда создавались монументы, памятники и крупные скульптуры и мелкая пластика, монументальные работы, мозаика, рельефы, какие-то росписи, и государство выделяло на это большие деньги, в том числе, это распространялось не только на какие-то культурные центры, но и на провинцию, на какие-то районные центры, на малейшие какие-то поселки, колхозы, совхозы, где обязательно должна быть какая-то агитация, пропаганда. В качестве агитации и пропаганды коммунистического образа жизни, социалистического образа жизни, труда, целей коммунистического общества, где государство обязательно подразумевало под этой пропагандой создание художественных произведений, как и в, как и в кино, как и в литературе, изобразительное искусство активно подпитывалось материально, обеспечивалось материалами художественными для создания произведений, художники наиболее активные и одаренные вступали в Союз Художников, это была профессиональная организация творческая профессиональных художников, где систематизировалось и где проходила организационная работа по созданию выставок, каких-то творческих мероприятий. В том числе, государство поддерживало через Союз Художников, через художественные фонды, поддерживало творческую работу художников, начиная с молодых лет, с самого начала становления художников, когда, получив образование средне-специальное или высшее образование, художники по результатам выставок, где они проявляли активность, талант, обеспечивались мастерскими бесплатными, обеспечивались какими-то заказами, в том числе и через музеи изобразительных искусств, где проходили всесоюзные, республиканские выставки была закупка наиболее талантливых, ярких произведений. И когда какие-то выставки систематические, плановые, допустим, республиканские, всесоюзные, еще задолго до проведения выставки обеспечивались заказами на написание каких-то программных произведений к этим выставкам. И заключались договора с художниками, в том числе и молодыми. Я вот помню, что буквально после окончания ВУЗа творческого, на второй-третий год я получил заказ и заключил договор с СХ СССР на написание картины к молодежной выставке. И это были хорошие гонорары. Это были очень хорошие гонорары. Активно работающие, талантливые художники обеспечивались этими заказами, закупками на выставках, договорами, а также через художественный фонд обеспечивались заказами на какие-то оформительские работы, ведь там через Художественный Фонд проходили оформительские работы - интерьерные, декоративно-оформительские. Это и ленинские комнаты, и кафе-рестораны, и какие-то общественно значимые учреждения, мелкая пластика, мелкая архитектура, где постоянно и везде участие художников. Это и издательская работа, печать, везде художник играл большую роль, художник был востребован, обеспечен работой, я уже не говорю, что и часть художников занимались преподавательской деятельность., работали и в школах, в училищах, и в ВУЗах, где были кафедры и факультеты художественные. Поэтому, можно сказать что по-настоящему одаренные художники, по-настоящему талантливые, отдающие все свое время искусству, преданные художники всегда замечались, были заметны и поддерживались на официальном уровне, и в СХ, и во всех структурах искусства. Другое дело, что нужно быть справедливым и нужно сказать, что идеологизированность и в некоторой степени подчиненность главной идеологии иногда несла за собой, будем так говорить, злоупотребление, в этом смысле. Потому что, конечно, были карьеристы от искусства, конечно были, будем так говорить, художники, которые основной целью задавались карьерной, с целью заработка, обогащения, они, сейчас я могу об этом говорить открыто, злоупотребляли приоритетом идеологии в искусстве, ну и достигали этой цели. Потому что, конечно, были художники, которые основной своей тематикой, основной целью ставили в своем искусстве изображения, будем так говорить, чрезмерно политизированы, чрезмерно социологизированы, это доходило даже до вульгаризации порой, пафосной вульгаризации социалистического образа жизни. Не без этого, конечно. Но в основном, можно сказать сейчас, что в советский период выросло огромное количество на территории Советского Собза, в том числеи национальных республиках, выросло очень много выдающихся, поистине великих художников. Будем так говорить, что когда наступила эпоха перестройки пресловутая, которую мы сейчас вспоминаем, и когда подвергался критике соцреализм тот же. И когда само слово соцреализм произносилось иногда с усмешкой или с издевкой, была искажена сама сущность высокого искусства. И последствия перестройки они не оправдали тех надежд на изменение в обществе, поскольку искусство в постсоветский период, когда советский союз развалился при всех ожиданиях, надеждах, что когда якобы притесняемое, якобы зажатое, якобы искусство руководимое сверху, регулируемое сверху, искусство ушло в прошлое и вот сейчас наступила свобода, творчество, когда художник уже был предоставлен самому себе, и вот сейчас, когда уже наступила пора, когда можно освободившись от идеологии той коммунистической, социалистической, сейчас вот наступит рассвет и взрыв настоящего искусства и взрыв. Искусство, наоборот, оно уже, не получая государственной поддержке, оно оказалось предоставленным самому себе, и оно же повернулось к рынку. А рынок не стал той почвой, где вырастало настоящее большое искусство с высоким мастерством, с высокохудожественностью, и оно пошло на низкопотребный спрос, в основном, все повернулись к салону, потому что художникам надо было зарабатывать. Художником надо было найти тот жанр, тот стиль, тот язык в искусстве, который был востребован на этот момент. А востребован он был неискушенной публикой, средней, втом числе и средним заезжим иностранным туристом, которые покупали салонное, дешевое, легкое искусство, в том числе и интерьерное, если так можно сказать. И вот сейчас и выставки в ЦДХ очень редко можно увидеть большое искусство, в основном, это низкопотребное, на грани плохого вкуса, китча искусство, также и у нас в республике, в Кыргызстане, если и остались художники, которые пытаются работать над сложными темами, над сложными композициями пытаются найти свой сложный язык, неповторимый язык в искусстве, по большей части это генерация советская, это поколение художников, освоивших традиции советского искусства, которое, в свою очередь, базировалось на русском искусстве. И сейчас тон задают художники поколения советский времен, как сейчас мы говорим "совки". Потому что даже те, которые заканчивают ВУЗы и у нас здесь в республике, и в том числе и центральные вузы, будем говорить сейчас уже не центральные вузы, а вузы российской федерации, что сейчас крайне редко. И даже среди них сейчас трудно найти молодых художников, ставящие большие задачи, крупные задачи в искусстве. Что говорить, ведь в советское время и республики, развивающиеся небольшие республики, такие как наши среднеазиатские, молодежь имела возможность в огромном количестве поступать в лучшие ВУЗы Москвы, Ленинграда - это академия Репина в Ленинграде, Сурикова в Москве, тот же ВГИК, где уровень преподавания на художественном факультете был также сравним с этими ведущими советскими академиями. Тогда каждый год поступала молодежь из республик, после художественных училищ. В огромном количестве каждый год возвращались высокопрофессиональные художники, прошедшие крепкую подготовку. Это были крепкие художники, крепкие рисовальщики, живописцы. Сейчас этого нет. Сейчас мы пытаемся как-то сохранить это культурное пространство. Известно, что из всех творческих организаций, из всех творческих союзов, насколько я знаю, только художники сохранили и создали на постсоветском пространстве конфедерацию союза художников республик СНГ. Эта конфедерация существует, у нас есть общее имущество, это и творческие базы, это и ЦДХ, и совместные выставки. Это культурное пространство мы пытаемся сохранить сейчас, как некую ценность, которую нельзя утратить и нельзя потерять. Именно сейчас мы все больше, острее понимаем значимость и уникальность той системы образования, в частности образования в области культуры и искусства, которая была создана в советское время, которая существовала, действовала, работала и которая породила огромный отряд художников, творческих людей, которые до сих пор, по прошествии четверти века, двадцать пять лет прошло после развала Советского Союза, тем не менее, мы сохранили этот уровень мы сохранили те традиции и мы пытаемся их сохранить и передать молодому поколению. Как бы ни было прискорбно это говорить, но уровень теряется, критерии размываются. Но, тем не менее, если и что-то существует сейчас на пространстве постсоветском, то это благодаря тому уровню и образованию, которое мы получили в советское время. В том числе уникальность этой школы была в чем, в том, что мы представители разных национальностей, разных культур, мы встречались, государство создавало общую площадку, общие выставки, общие экспозиции, где мы взаимообогащали друг друга, где мы питались друг другом, где мы поддерживали друг друга. В советское время была создана неповторимая, уникальная система поддержания искусства на таком огромном пространстве.

Интервьюер: Расскажите о материальной и творческой помощи со стороны государства, министерства культуры, профсоюза?

Салиев: Что касается материальной части, еще раз повторюсь, активно работающие, преданные искусству художники практически все были достаточно обеспечены, поскольку и гонорары были, если сравнивать социальные слои - слои рабочих, преподавательскую интеллигенцию, инженерную, научную, художники были высокооплачиваемые. Я вспоминаю, что получали гонорары за художественные произведения, если это были закупки на выставках, что бывало достаточно часто, у большого количества художников с выставок министерство культуры, музей делали закупки по результатам выставки, оплачивали гонорары. Это были хорошие высокие гонорары, в том числе художники имели возможность работать в иллюстрации. Очень много было изданий, издавались книги, детские книги, художественная литература. Часть художников, графики, они имели возможность работать в издательствах - это были гонорары. Потом плакатная секция была в Союзе Художников. Плакат - это был востребованный вид искусства, была отдельная секция плакатная. Сейчас такого не существует. Художники-плакатисты постоянно имели заказы. Что касается живописи или монументальных работ, монументальные работы высоко оплачивались - и парки, и улицы, и какие-то сооружения, здания, если исполнялись монументальные работы, гонорары исчислялись порой несколькими десятками тысяч рублей. Допустим, если это была соавторская работа трех художников, то 10-15-20 тысяч рублей был авторский гонорар на какие-то крупные монументальные работы, допустим, мозаика или рельеф какой-то. Если три автора делили между собой 15 тысяч рублей, то по 5 тысяч приходилось на автора, а это стоимость автомобиля Жигули. 4-5 тысяч, я помню, стоили Жигули, поэтому, насколько я помню, у нас в Республике, в столице и в городах, художники постоянно выполняли какие-то заказы, работали. Можно сказать, что какого-то творческого отношения, несмотря на то, что был госзаказ, творческого отношения в те времена, как мне вспоминается, было больше к своему личному творчеству, и критерии были выше, и худсоветы были очень требовательные, жесткие. В те времена не могла пройти безвкусица, неумелое исполнение. Практически было невозможно, чтобы монументальные, какие-то общезначимые работы выполнялись непрофессиональными художниками с низкой подготовкой, неумелые художники. Поэтому, что касается гонораров - во-первых, разовые гонорары способны были обеспечить художника на какой-то промежуток времени заниматься творческой работой, поисками какими-то. Если это не было систематическим, то даже один, два или три заказа или закупки в музее или заказ в художественном фонде практически мог обеспечить тебя на оставшуюся часть год средней зарплатой, будем так говорить. Ну и что там скрывать, как я уже говорил, по селам, по колхозам, по совхозам было очень много оформительской работы, когда и в школах и в учебных заведениях, каких-то административных заведениях нужна была оформительская работа. Тогда мы называли это "шабашка", даже, допустим, живописцы, которые занимались живописью или графикой, или скульптуры, основной целью и задачей было выставляться все-таки, участвовать в выставках со своими творческими работами и у себя здесь дома, и в республиках, в центре - в Москве и Ленинграде, мы иногда не гнушались, если попадались какие-то оформительские работы, мы делали эти работы. Мы называли это "шабашкой", называли это "халтурой", так и говорили "ну что поедем на шабашку, на халтуру?". И работы такой было очень много, я скажу. Можно было уехать куда-то в горную глубинку, в какие-то кишлаки, где можно было заработать и тысячу и две тысячи рублей за какую-то оформительскую работу. Допустим, ленинские комнаты были там, какие-то были комнаты, где была какая-то наглядная агитация, все это выполняли художники. Это все было материальным подспорьем. Что касается частных заказов, то их практически не было, очень мало. Иногда, изредка заказывали портреты, но так чтобы здесь у нас люди приобретали картины - такой традиции не было, поскольку зарплата не позволяла все-таки у людей. Но я помню, что да, мы делали портреты, допустим в тех же селах, заказывали портреты и мы выполняли. В принципе, зарабатывали деньги. Что касается лично меня, то я работал в кино. Работа в кино была самодостаточной в материальном плане, потому что и зарплата была неплохой. На время производства фильма, в самом начале я получал 190 рублей зарплаты, потом как художник поставщик по окончанию картины, если картина была успешной сдана, принята государством, шла в тираж, в прокат, художник получал творческий гонорар 2-3 тысячи рублей, я помню. Если говорить, о конкретно "Белом Пароходе", то там зарплата была неплохая, была сравнима с зарплатой высокого инженера, гонорары были хорошие. "Волчья Яма" - где я работал художником-постановщиком - двухсерийный фильм, очень известный, очень удачный был прокат на территории Советского Союза, это была кассовая картина. Тогда я помню, что через два или три года пришло извещение на почту, я пришел и получил повторный гонорар, как художник-постановщик, там было такое правило на территории страны, если 16 млн зрителей посмотрит фильм, то фильм пускается еще раз в тираж, выполняются копии пленки, обеспечивающие в нужном количестве кинотеатры всей страны и авторский коллектив получает повторный гонорар.