Категория справедливости

Интересный подход к соотношению права и справедливости, сочетающий элементы естественного права и социологического правопонимания, был предложен А. В. Поляковым: «Правовой порядок, в свою очередь, есть социально признанный порядок, то есть такой порядок, который основывается на социально признанных нормах. В силу этого любой правопорядок in se является и порядком справедливым. Справедливость является одним из модусов должного. Соответствие должному и есть справедливость. Правовой порядок, как порядок, основанный на социально признанных нормах должного поведения, есть в силу этого порядок справедливый. Право есть выражение должного и как таковое не может быть несправедливым»².

При этом однако, как отмечает А. В. Поляков, отдельные элементы правовой реальности, в частности «законодательные тексты» могут и не получить значение правовых актов. Критерием в данном случае является возникновение (или невозникновение) на основе легитимации этого акта правовых норм и, собственно, социально признаваемых прав и обязанностей у каких-либо субъектов. Но даже если эти права и обязанности возникают, и акт объективно является правовым, он может в определённых случаях рассматриваться как несправедливый. Дело в том, что действенность акта, и, следовательно, его правовой характер определяется, в первую очередь, его социальной легитимностью, то есть признанием в качестве акта, наделяющего субъектов правами и обязанностями. Далее А. В. Поляков продолжает: «Ценностное основание такой легитимации является сложным и не может сводиться лишь к оценке акта как справедливого или несправедливого на основании единого рационального критерия»¹. Таким образом, этот вопрос переносится в этическую сферу, и проблема соотношения права и справедливости возникает вновь.

В современной научной литературе получила распространение также позиция, утверждающая, что нецелесообразно искать новую правовую парадигму в синтезе правовых идей и теорий, опирающихся на разные философские учения, так как в основе любого логически выверенного правового учения (правовой теории, научной школы), должны находиться единые философско-методологические положения и принципы .

Противопоставление различных типов правопонимания по-прежнему неразрывно связано с проблемой соотношения права и справедливости. В этом вопросе также предлагается найти некий категориальный «синтез» как итог взаимодействия философии и юриспруденции («справедливое право» или «правовая справедливость»)³. «Синтез» права и справедливости, поиск которого в начале третьего тысячелетия продолжает оставаться актуальной проблемой, заключается в создании «справедливого права» и условий справедливой правореализации, когда правовое регулирование приобретает свойство справедливости.

§ 2. Правовая справедливость как свойство правового регулирования

Основным постулатом, определяющим феномен права, С. С. Алексеев называет воплощение в правовой материи, во всех её подразделениях требований справедливости, равной меры и равного юридического подхода, которое в юридической области трансформируется в важнейшее правовое начало - необходимость справедливого права и справедливого его применения¹. Правовая справедливость является свойством правового регулирования и находит отражение и в правотворчестве, и в правоприменении. Применение метода системного анализа при рассмотрении справедливости позволяет раскрыть содержательные аспекты концепции правовой справедливости, «вписать» её в процесс правового регулирования, выявить её значение, разграничить понятия справедливости, формального равенства и равенства в содержательном смысле, дифференциации и индивидуализации.

В предыдущем параграфе речь шла о соотношении «правовой справедливости» с «этической» и «социальной» справедливостью, то есть исследовались внешние связи правовой справедливости. О необходимости выделения внешней и внутренней структуры правовых явлений пишет Д. А. Керимов: «[Углублённый анализ правовой структуры обнаруживает необходимость различать внутреннюю и внешнюю структуру правовых явлений. Внутреннюю структуру составляет определённая связь частей единого целостного правового образования, а внешнюю - определённая связь целостного правового образования с другими правовыми явлениями»². Дальнейшее исследование будет посвящено внутренней структуре справедливости и характеризующих её антиномиях.

С учётом целей настоящего исследования декомпозиция процесса правового регулирования проводится с выделением двух этапов: правотворчества и правореализации. Специфический характер справедливости предполагает исследование её содержательного и формального аспектов. В содержательном аспекте свойство справедливости характеризует содержание правовых норм. В связи с этим процесс правотворчества в рамках данной статьи будет рассматриваться не с точки зрения справедливости или несправедливости его формы (например, справедливо ли принятие законов демократическим путём и т. д.), а с точки зрения достижения его результата -выработки справедливых правовых норм. То есть особый акцент следует сделать не на справедливом правотворчестве как этапе процесса правового регулирования, а на справедливой норме права, которая является результатом правотворчества и элементом механизма правового регулирования. Справедливость в формальном аспекте характеризует процесс реализации права. Здесь на первый план выходит исследование организационных сторон (правовых форм) деятельности компетентных органов в процессе правового регулирования¹.

Необходимыми условиями приобретения процессом правового регулирования свойства справедливости, являются справедливое правотворчество (содержательный аспект справедливости) и справедливая реализация права (формальный аспект). Исследование этого свойства производится с использованием средств теории системного подхода: правовое регулирование рассматривается как система (определённая целостность, некоторое целое), обладающая свойствами, отличными от свойств её элементов².

Анализ проблемы правовой справедливости должен подчиняться логике механизма правового регулирования. Такой подход позволит раскрыть теоретическую концепцию правовой справедливости, выявить противоречия, относящиеся к её сущности и рассмотреть особенности правовой справедливости в частноправовой и публично-правовой сфере.

На стадии общего действия правовых норм справедливость проявляется как равенство. Прежде всего, представляется, что необходимо различать «формальное равенство» и равенство с содержательной стороны - принцип равенства, в соответствии с которым лица наделяются равными правами и обязанностями.

Формальное равенство рассматривается как априорное, логическое условие действия права¹, его сущностное свойство². Значение формального равенства состоит в том, что «закон есть всеобщий единый масштаб и он одинаков для всех граждан, ... по отношению к каждому имеет ту же самую силу»³. Как отмечал В. С. Нерсесянц, «...где действует право, там есть данный принцип равенства»⁴. По словам А. В. Полякова, формальное равенство существует везде, где есть правовые нормы, в любой правовой системе, в рабовладельческом, кастовом и сословном праве, то есть имеет место там, где одни и те же субъекты подпадают под действие одних и тех же правовых норм⁵.

В связи с этим можно сказать: «Где есть норма, там есть формальное равенство». Любая норма носит общий неперсонифицированный характер и действует не в отношении отдельного конкретного лица и не в определённом конкретном случае, а распространяет действие на всех или на большую группу людей и, таким образом, обеспечивает равный масштаб регулирования. Таким образом, формальное равенство связано с таким признаком права как нормативность и может характеризовать другие нормативные социальные регуляторы.

В связи с этим представляется не совсем точным утверждение Е. Н. Бырдина, что право «при утрате принципа формального равенства, теряет одно из своих субстанциональных свойств, отличающих его от других регуляторов общественных отношений»¹. Формальное равенство действительно является сущностным свойством права как нормативного регулятора общественных отношений, но в той же мере это относится и к другим нормативным социальным регуляторам.

Строго говоря, формальное равенство не совсем справедливо рассматривать как принцип права. Поэтому нельзя полностью согласиться с Н. Г. Диденко, В. Н. Селивановым, по словам которых юридическое равенство как «принцип правовой регуляции поведения людей ... является средством нормирования отношений свободы (как единой меры) в форме общепринятых мер дозволений и запретов в конкретных действиях и поступках». И далее у тех же авторов: «Суть принципа юридического равенства заключается в том, что для всех, руководствующихся равным «масштабом» право определяет сферу, границы, структуру свободы...»². Право всегда определяет равный масштаб для определённых групп лиц, в этом состоит сама сущность права, и в то же время правовое положение этих групп может быть настолько различным, их представители могут быть настолько неравны в правовом отношении, что о справедливости правового регулирования не может быть и речи.

«Содержательное» равенство, характеризующее правовые нормы с точки зрения содержания, связано с необходимостью наделить субъектов равными правами и обязанностями, создать одинаковые условия для всех членов общества³. Законодатель должен воздержаться от принятия законов, содержащих любые формы дискриминации. Согласно ст. 19 Конституции Российской Федерации все равны перед законом и судом, запрещены любые формы дискриминации, и государство гарантирует равенство прав и свобод независимо от каких-либо значимых для человека признаков.

Таким образом, на первой стадии механизма правового регулирования нормы права в равной мере, в одинаковом масштабе (формальное равенство) закрепляют равные права, свободы, обязанности граждан, равные основания их юридической ответственности без какой-либо дискриминации в соответствии с принципом равенства.

Однако принцип равенства в содержательном смысле по своей юридической природе неоднороден и при законодательном регулировании разных видов отношений его содержание неодинаково. Так, Г. Н. Комкова указывает, что кроме законов, в которых полностью воспроизведён текст ст. 19 Конституции, существуют законы, в которых закреплена «собственная интерпретация» принципа равенства «применительно к специфике правоотношений, регулируемых нормами данного закона ...»¹. Сходной позиции придерживается К. А. Чернов, отмечая, что различие публичного и частного права предопределяет особенности закрепления и реализации принципа равенства в нормах этих образований².

К примеру, в п. 1 ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации указано, что гражданское законодательство основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений³. По мнению В. П. Мозолина, под равенством участников гражданских правоотношений следует понимать их «юридическое равенство по отношению друг к другу, символизирующее наличие горизонтальных отношений между участниками, не находящимися в служебном или ином юридическом подчинении»¹. Такое понимание равенства значительно .уже по своему объёму, чем общеправовой принцип равенства, для обозначения правового равенства применительно к разным видам правоотношений целесообразно использовать термин «равноправие».

Ряд авторов используют термин «равноправие» для обозначения рассмотренного выше принципа законодательства². Однако такой подход представляется не совсем точным: равноправие следует рассматривать не абстрактно и отвлечённо от субъектов правоотношений, а только как равноправие субъектов. Связь равноправия и правоотношений подчёркивают, например, В. Г. Сокуренко и А. Н. Савицкая: «Равноправие ... - это основная, наиболее существенная часть равенства, в которой реализуется закреплённое в праве ... правовой статус личности и гарантированное государством равенство правовых возможностей граждан»³. Поэтому можно сказать, что применительно к правоотношениям принцип правового равенства конкретизируется и рассматривается как равноправие.

Такой подход к правовому равенству согласуется с пониманием равенства в древнегреческой философии. Платон утверждал, что существует два вида равенства, которые «чуть ли не противоположны между собой»: алгебраическое равенство (например, «равенство меры, веса, числа») и геометрическое равенство (наилучшее для общества) (Законы; 757Ь-с). Алгебраическое или абсолютное равенство присутствует, например, между трудом и вознаграждением, между причинённым ущербом и его возмещением. Геометрическое или относительное равенство имеет место, когда при назначении наказания учитываются смягчающие обстоятельства или размер налогообложения снижается в зависимости от уровня трудоспособности лица. Анализируя различия абсолютного и относительного равенства, Г. Радбрух приходит к интересному выводу. Отношения абсолютного равенства требуют участия, по крайней мере, двух лиц, относительного - по крайней мере, трёх. «В первом случае два противостоящих друг другу лица равноправны. Во втором - одно из этих трёх лиц в качестве начальника налагает на двух других обязательства или предоставляет им преимущества». Сфера деятельности абсолютного равенства - отношения, требующие координации, относительного - субординации. Абсолютное равенство относится к сфере частного права, относительное - к сфере публичного права¹.

Равноправие по-разному проявляется в частноправовых и публично-правовых отношениях. Это различие часто подчёркивают при обосновании деления правоотношений на частные и публичные. Такой подход был распространён и в дореволюционной теории права. И. А. Ильин писал, что «публичное правоотношение есть правоотношение юридически не равных субъектов», в свою очередь, «частное правоотношение есть правоотношение юридически равных субъектов: ни один из них не является для другого правовым авторитетом»². Этой позиции придерживаются и ряд современных авторов³.

Для частноправовых отношений характерно равноправие субъектов как отсутствие их юридического подчинения друг другу. Субъекты вступают в равноправные договорные отношения, при этом они одинаково подчинены правовому авторитету государства, которое осуществляет правовое регулирование. В публично-правовых отношениях одним из субъектов обычно выступает государство либо его орган (должностное лицо), обладающие функцией веления. При этом «личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми не запрещенными законом способами (статья 45, часть 2, Конституции Российской Федерации) и спорить с государством в лице любых его органов»¹.

Однако даже такая гарантия не меняет сущности публично-правовых отношений: равноправие здесь присутствует не между лицом и государством, а между равными субъектами в аналогичных правоотношениях - закон закрепляет равное обращение властного органа с субъектами, имеющими одинаковый правовой статус. Поэтому в публично-правовой сфере равноправие существует между субъектами аналогичных правоотношений. Как указывает Конституционный Суд Российской Федерации, соблюдение конституционного принципа равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод, означает помимо прочего, запрет вводить такие различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного разумного оправдания (запрет различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях)². В определениях от 27 июня 2005 года N 231-0 и от 1 декабря 2005 года N 428-0, которыми были защищены права отцов, воспитывающих детей без матерей, на льготное пенсионное обеспечение, Конституционный Суд Российской Федерации прямо указывал, что при осуществлении прав и свобод соблюдение принципа равенства должно гарантироваться запретом вводить различия в пенсионных правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, в отсутствие объективного и разумного их оправдания¹.

При этом в случае если субъекты, которые противостоят государству в данных отношениях, не относятся к одной и той же категории и неравны в силу определённых особенностей (например, категории инвалидов, престарелых граждан), правовое регулирование этих отношений должно «сглаживать» подобные неравенства. К примеру, различия в условиях приобретения отдельными категориями граждан права на пенсию и реализации пенсионных прав допустимы, если они объективно оправданны, обоснованны и преследуют конституционно значимые цели, а используемые для достижения этих целей правовые средства соразмерны им².

Таким образом, содержательный аспект равенства (общеправовой принцип равенства), который конкретизируется в законодательном регулировании правоотношений как равноправие имеет значение для характеристики справедливости содержания правовых норм. Одним из условий справедливости первого этапа правового регулирования является закрепление в содержании правовых норм равенства субъектов.

Однако здесь проявляется одна из противоречий (антиномий) сущности категории правовой справедливости, с точки зрения внутренней взаимосвязи её элементов: нормы права должны отражать и равенство, и дифференциацию. Немецкий исследователь Г. Радбрух отмечает, что равенство «в определённом смысле всегда лишь абстракция данного неравенства, рассматриваемого с какой-то определённой точки зрения»¹. Содержательное равенство как первый элемент, ядро справедливости на уровне норм права, своеобразное первое «годовое кольцо» на «древесном срезе» справедливости, должно дополняться дифференциацией правового регулирования (второе «годовое кольцо»). Эту мысль очень точно формулирует И. А. Ильин: «И вот здесь возникает опасность, что правовые нормы окажутся чрезмерно отвлечёнными, рассматривающими всю жизнь как бы с высоты птичьего полёта и всё уравнивающими. Чрезмерная удалённость и общность права неминуемо приведёт к его несправедливости, мы все чувствуем и сознаём, что люди не равны между собою: справедливая норма не может возлагать одинаковые обязанности на ребёнка и взрослого, на бедного и на богатого, на женщину и на мужчину, на больного и на здорового; её требования должны быть соразмерны личным силам, способностям, имущественному положению людей... Поэтому справедливость требует, чтобы правовые нормы сохраняли в своих требованиях соразмерность действительным свойствам и деяниям людей»².

Таким образом, вторым условием справедливости является закреплённая в нормах права дифференциация правового регулирования. Фактическое неравенство, существующее между людьми, требует соответствующего правового отражения. Д. Н. Бахрах, отмечает: «Право не может устранить фактическое неравенство людей, но оно способно уменьшить некоторые различия в их положении путём дифференцированного регулирования однородных общественных отношений. Фактическое неравенство в ряде случаев может быть компенсировано предоставлением определённых правовых преимуществ, установлением правовых льгот»³.

Дифференциация может находить выражение в предоставлении льгот (но не отрицательных изъятий). Правовые льготы в научной литературе рассматриваются как юридическое средство, способствующее наиболее полному удовлетворению интересов и потребностей субъектов, имеющее для последних компенсационное, стимулирующее либо гарантирующее значение. Льготы дополняют предоставленные индивиду возможности, расширяя круг прав и свобод, являясь элементом специального правового статуса. Как отмечает И. С. Морозова, льготы позволяют наиболее гибко, дифференцированно подходить к вопросам регулирования общественных отношений, что обеспечивает эффективность правового регулирования¹.

Примером дифференциации правового регулирования, наряду с правовыми льготами, является реализация правовой идеи защиты слабой стороны в договоре. Д. В. Славецкий определяет эту идею как непоименованный в законодательстве, доктринальный, институциональный принцип гражданского права, развивающий общеправовые принципы справедливости, соразмерности (пропорциональности) и сбалансированности при ограничении субъективных прав. По его словам, защита слабой стороны договора должна осуществляться дифференцированно в зависимости от субъектного состава договорных отношений, а её признаками являются: 1) повышенная заинтересованность одного из субъектов договора в заключении договора по сравнению с его контрагентом; 2) отсутствие достаточной информации относительно предмета деятельности контрагента по договору, предлагаемых товаров и услуг; 3) отсутствие достаточной информации относительно установленных прав, обязанностей и ответственности субъектов договорных отношений; 4) необдуманность решения о заключении договора, принятого в условиях, очевидно способствующих принятию необдуманного решения и позволяющих утверждать об отсутствии соответствия воли субъекта, принявшего решения, его волеизъявлению².

В практике Конституционного Суда Российской Федерации закреплено правовое требование к законодателю при осуществлении правового регулирования отношений между банками и гражданами - вкладчиками не ограничиваться формальным признанием юридического равенства сторон и предоставлять определенные преимущества экономически слабой и зависимой стороне, с тем, чтобы не допустить недобросовестную конкуренцию в сфере банковской деятельности и реально гарантировать в соответствии со статьями 19 и 34 Конституции Российской Федерации соблюдение принципа равенства при осуществлении предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности¹.

О связи справедливости и дифференциации правового регулирования речь идёт в изложении следующей правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации. Конституционный Суд признал, что содержащийся в статьях 57 и 59 УК Российской Федерации запрет назначать пожизненное лишение свободы и смертную казнь женщинам, лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения приговора шестидесятипятилетнего возраста, основывается на вытекающей из принципов справедливости и гуманизма необходимости учета в уголовном законе социальных, возрастных и физиологических особенностей различных категорий лиц в целях обеспечения более полного и эффективного решения задач, которые стоят перед уголовным наказанием в демократическом правовом государстве, и не может рассматриваться как нарушающий Конституцию Российской Федерации, в том числе ее статью 19².

Применяя дифференциацию правового регулирования, законодатель может сформулировать специальную правовую норму в отношении определённой категории лиц, нуждающихся в повышенной правовой или социальной защите. По словам Р. 3. Лившица, отступления от уровня общих стартовых возможностей вниз для отдельных групп людей недопустимы, это было бы дискриминацией. Дифференциация связана с подъёмом такого уровня вверх в виде установления льгот и преимуществ для отдельных категорий субъектов¹.

При этом необходимо учитывать, что «любая дифференциация правового регулирования, приводящая к различиям в правах и обязанностях субъектов права, - как указывает Конституционный Суд Российской Федерации, - должна осуществляться законодателем с соблюдением требований Конституции Российской Федерации, в том числе вытекающих из принципа равенства (статья 19, части 1 и 2), в силу которых различия допустимы, если они объективно оправданны, обоснованны и преследуют конституционно значимые цели, а используемые для достижения этих целей правовые средства соразмерны им»².

Опираясь на выводы отраслевых наук, можно говорить о дифференциации и в более широком смысле. Дифференциация необходима, когда эффективное правовое регулирование невозможно с помощью общих норм³. Именно в этом значении употребляется термин «дифференциация», к примеру, в трудовом и уголовном праве. Дифференциация правового регулирования является результатом правотворческой конкретизации. С. Г. Ткачёва выделяет следующие виды правотворческой конкретизации: а) детализация общих норм более конкретными; б) установление порядка применения определённого нормативного акта; в) установление специальных условий правового регулирования для определённого круга субъектов или отношений; г) установление изъятий из общих условий правового регулирования¹. Как следует из сказанного, объём понятия дифференциации гораздо шире, чем рассматриваемая проблема защиты слабой стороны. В связи с этим, представляется, что следует ввести термин «равной защиты законом» как вида дифференциации правового регулирования, обеспечивающего подъём вверх уровня общих стартовых возможностей в виде установления льгот и преимуществ для отдельных категорий субъектов.

Такой подход нашёл отражение в научной юридической литературе. К примеру, М. Н. Козюк рассматривает равную защиту законом как один из трёх элементов равенства наряду с формально-юридическим равенством и равноправием. Равная защита законом в его концепции связана с деятельностью законодательных и правоприменительных органов, которые «при принятии норм процессуального права и при вынесении актов правоприменения» учитывают «неравное фактическое положение субъектов права»².

Таким образом, процесс правотворчества приобретает свойство справедливости, если в содержании правовых норм закреплено сочетание равенства (в содержательном смысле) и дифференциации правового регулирования.

Справедливость процесса правового регулирования в целом не сводится только к равенству в содержательном смысле и дифференциации, закреплённых в правовых нормах: свойством элемента не исчерпывается свойство системы в целом. Однако в научной литературе можно встретить такие точки зрения, которые предполагают сведение проблемы справедливости только к дифференциации правового регулирования в процессе правотворчества. Сторонники представлений об обобщающем характере норм права полагают, что правовые нормы с исчерпывающей полнотой определяют условия и образ действия исполняющего органа и таким образом «полностью сводят на нет» возможность оценки местных условий¹. С таким подходом согласуются утверждения, что конкретные нормы определяют наиболее точные параметры юридической оценки единичного факта и непосредственно, без дальнейшей конкретизации, применяются при разрешении индивидуальных дел , а судебное усмотрение «должно осуществляться не в зависимости от той или иной ситуации, а в зависимости от того или иного варианта возможного поведения, определённого в самой норме права»³.

Право как система существует и функционирует в среде, испытывая её воздействия и, в свою очередь, оказывая воздействие на неё. Средой права В. М. Костылёв называет социальные единицы государственно организованного общества, как первичные (человек, различного рода совокупности людей (семья, люди, проживающие на определённой территории, одной национальности, пола, вероисповедания, приверженцы определённой идеологии, имеющие общие интересы и т.д., народ в целом)), так и вторичные (политические институты: граждане, политические партии, общественные организации, движения и т. д.)⁴.

Неопределённость, неоднородность, неравновесность среды снижается благодаря действию правовых норм, в которых закреплены структуры ситуаций. Использование термина «структура» представляется уместным, так как согласуется с теорией системного подхода. М. Тода и Э. X. Шуфорд (мл.) отмечают: «Существование правил или, иначе говоря, структуры ситуаций - единственное, что даёт нам какую-то надежду объяснить сложное явление, пользуясь отношениями, которые на одну ступень более элементарны. Так как структура является почти синонимом потери свободы, то можно сказать, что лишь потеря свободы позволяет нам избежать рассмотрения громадного числа возможных комбинаций элементарных отношений...»¹.

Каждая правовая норма предопределена соответствующими жизненными обстоятельствами (юридическими фактами), выявляет наиболее прогрессивные, приемлемые качественные характеристики, законодатель фиксирует их в гипотезах правовых норм в виде соответствующих правил, запретов, дозволений, предписаний². Процесс правотворчества аналогичен индукции в формальной логике - переходу от частного к общему. В результате анализа содержания конкретных ситуаций в процессе правотворчества происходит их формализация. При этом возникают те же проблемы, что и в формальной логике при уточнении смысла понятия: во-первых, формализация возможна лишь по отношению к достаточно полно выделенному содержанию (аналогично в процессе правотворчества необходимо максимально полно обобщать эмпирический материал), во-вторых, должны быть использованы такие формальные средства, которые способны максимально полно представить содержание в формализованном виде (в процессе правотворчества - проблема законодательной техники), в-третьих, возникают проблемы содержательной интерпретации полученных формальных результатов (аналог -проблемы толкования права)³.

В связи с этим целесообразно рассмотреть один из показателей, характеризующих правовое регулирование, на который впервые обратил внимание С. С. Алексеев. Речь идёт о степени интенсивности правового регулирования. «Правовое регулирование, - отмечает С. С. Алексеев, - имеет особенности по тому, охватываются ли правом данные отношения, а если да то какова его детализированность, жёсткость, напряжённость. Вот это и может быть названо интенсивностью регулирования. В соответствии с этим в общественных отношениях могут быть выделены зоны интенсивного правового регулирования и зоны неинтенсивного правового регулирования»¹. Зоны интенсивного юридического регулирования, где существует детальное, без «пустот» правовое опосредование поведения всех участников общественных отношений, и тем более там, где в этом регулировании превалируют императивные элементы, характеризуются меньшей свободой. Соответственно в этих сферах большее значение для реализации справедливости приобретает принятие справедливых правовых норм, то есть акцент в решении проблемы справедливости переходит на справедливость в содержательном аспекте.

Кроме того, «потеря свободы» применительно к нормам права проявляется ещё и в том, что в сфере правового отражения оказываются лишь те элементы социальной действительности, которые способны адекватно воспринимать метод правового регулирования . Эта специфика права как регулятора социальных отношений вызывает вопрос о справедливости, которая в своём формальном аспекте предполагает максимальный учёт всех особенностей признаков, элементов и отношений конкретной ситуации.

В первую очередь эта проблема касается правового отражения личности как субъекта права. Как отмечает С. И. Архипов, субъект права «пребывает в особой социально-правовой реальности, отличной от физической, является частью этой особой реальности, он - не фикция, не признание несуществующего существующим, а понятие, вбирающее в себя значимые для права свойства, признаки, качества индивидов ... понятие субъекта права создаётся в результате абстракции как обобщающий образ реальности, как правовой слепок с человека...»³. В приведённом ниже высказывании Н. Н. Тарасова это положение раскрывается в русле рассматриваемой проблемы отражения в праве «живой личности»: «Являясь общим правилом, «масштабом» поведения, право способно отражать в первую очередь те черты личности, которые проявляются с определённой закономерностью, то есть присущи или для людей данного общества вообще, или его отдельных слоев. Иначе говоря, право отражает некоторую группу типичных черт определённой совокупности индивидов и обращено к личности как известной абстракции, концентрирующей в себе, в снятом виде, данные черты. Именно на таком уровне абстракции, право отражает личность в плане очерчивания её социальной функции. Однако тот факт, что право отражает личность на весьма высоком уровне абстракции, а одной из основных юридических характеристик личности является её социальная функция, приводит к тому, что в отдельных исследованиях, посвященных проблемам правового регулирования, человек, личность «теряется», а на первое место выступают социальные функции»¹.

В последние годы проблеме взаимосвязи социальных и юридических компонентов в содержании, структуре и функциях правового статуса личности стало уделяться значительное внимания. Стремление учитывать индивидуальные, конкретные качества субъектов выступает основной целью подобных исследований. По мнению И. П. Левченко и С. В. Облиенко, введение в научный оборот понятия «социально-правовой статус личности» позволяет рассматривать его как компактное нормативное образование, гармонично включающее в себя совокупность юридических норм, отражающих специфику социального положения конкретной личности. В теории права помимо понятий единого (общего) правового статуса, специальных правовых статусов, выделяют и индивидуальный правовой статус личности. И, более того, как отмечает Н. В. Витрук, перечисленные правовые статусы выступают как исходное положение лица по закону, но не в практическом аспекте, поэтому следует выделять также конкретный индивидуальный правовой статус личности, который характеризуется субъективными правами и обязанностями в стадии их обладания и реализации¹. Таким образом, можно обозначить тенденцию приближения права к реальным конкретным обстоятельствам и субъективным особенностям, настолько, насколько позволяет специфика права как нормативного регулятора. Эта тенденция всегда будет иметь определённый предел на уровне нормы, это противоречие может быть снято только в процессе правореализации.

Справедливость в формальном аспекте, как свойство, характеризующее реализацию права, проявляется в индивидуализации. Если «содержательное» равенство и дифференциация логически отражают представления соответственно об общем и частном в праве, то представление об индивидуальном связано с индивидуализацией. Аналогом индивидуализации в формальной логике является дедукция - переход от общего к частному.

Проблемы дифференциации и индивидуализации подробно анализируется в отраслевых юридических науках, в частности науке уголовного права и процесса, причём некоторые выводы этих наук имеют общетеоретическое значение. Сам термин индивидуализации в правовом регулировании образован путём обобщения отраслевого термина индивидуализации юридической ответственности. Если принцип дифференциации ответственности, как отмечает С. Н. Сабанин, выступает «руководящим началом» деятельности законодателя, ибо дифференцировать ответственность вправе только он, то индивидуализация ответственности выражается в выборе: 1) формы ответственности (уголовной, административной, общественной); 2) конкретной разновидности ответственности в рамках одной формы. Принцип дифференциации ответственности адресован законодателю, а индивидуализации правоприменителю². частности, на необходимость установления «публично - правовой ответственности лишь за виновное деяние и ее дифференциацию в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обусловливающих индивидуализацию при применении взыскания»¹. Как указывает А. А. Иванов, реализация принципа индивидуализации юридической ответственности заключается в интеллектуальной оценочной деятельности компетентных государственных органов и их должностных лиц по установлению и учёту многочисленных прямых и косвенных связей и взаимозависимостей между юридически и социально значимыми факторами, отражающими особенности совершённого правонарушения и личности правонарушителя - критериями индивидуализации юридической ответственности. Этот принцип позволяет избрать меру юридической ответственности в каждом конкретном случае и «направлен на обеспечение такого воздействия на сознание (ценностные ориентиры) личности, чтобы и карательные и воспитательные элементы мер государственного порицания ... стимулировали социально-позитивные свойства правонарушителя, тем самым, обеспечивая его воздержание от совершения правонарушений в будущем»².

Вопрос о пределах усмотрения при применении уголовно-правовых норм сводится к поиску оптимального соотношения связанности правоприменителя жёсткими рамками закона со свободой оценок и выбора мер уголовно-правового характера. А. И. Рарог и В. П. Степалин подчёркивают: «Предоставление суду чрезмерно широких рамок усмотрения могло бы поколебать возможность соблюдения принципа законности в уголовном праве, а полное исключение оценочной деятельности правоприменителя сделало бы невозможной реализацию принципов справедливости и гуманизма. Поэтому в правоприменительной деятельности должен быть найден разумный компромисс между формальной определённостью права и оценочной деятельностью правоприменителя»¹.

Вопросы индивидуализации в связи с проблемой справедливости возникают и в гражданско-правовой сфере. Так, согласно ст. 151 Гражданского кодекса Российской Федерации при определении размеров компенсации морального вреда суд должен учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинён вред. Следует отметить взаимосвязь этого положения с уже упоминавшейся нормой п. 2 ст. 1101 Гражданского кодекса, которая устанавливает необходимость при определении размера компенсации морального вреда учитывать требования справедливости.

В проблеме индивидуализации проявляется второе противоречие (антиномия) справедливости, характеризующее внутреннее содержание её элементов: в правореализации общая абстрактная норма применяется к конкретным изменчивым частным обстоятельствам. Диалектика этого отношения раскрывается при анализе проблемы юридических фактов и правоотношений. Юридические факты в гипотезах правовых норм и факты реальной действительности, обладая противоречивостью в контексте их координации, субординации, имеют генетические причинно-следственные, противоречивые связи; социальное значение правоотношения, по словам Е. Н. Горюновой, состоит в том, чтобы в процессе разрешения индивидуально-конкретного юридического дела снять эти противоречия².

Юридические факты, как отмечает О. А. Красавчиков, складываются в основном из действий вполне определённых конкретных субъектов: «Даже в тех случаях, когда в качестве юридического факта выступают юридические события, то по последние также оказывают своё воздействие либо на личность, либо на предметы и т. д. вполне определённых конкретных субъектов, иначе они для права безразличны»¹. О. А. Красавчиков называет юридические факты связующим звеном между нормой права и субъективными правами (обязанностями) конкретного субъекта. В отличие от нормы права (общего предписания) юридические факты выступают в качестве конкретной (частной) правовой основы динамики конкретных правоотношений².

В связи с изложенным более обоснованной представляется позиция, противоположная высказанной сторонниками представлений об обобщающем характере норм права: «Нет и не может быть таких норм, - писал П. Е. Недбайло, - которые не предусматривали бы в той или иной мере условий их применения, которые были бы безразличны к этим условиям или сводили бы на нет оценку этих условий. Истина всегда конкретна, и её конкретность заключается в том, что она является истиной для данных условий и перестаёт быть истиной для других условий»³.

Творческий характер правоприменительного процесса, по словам С. С. Алексеева, выражается в осуществлении правоприменительными органами индивидуального регулирования общественных отношений. Казуальное регламентирование оказывается необходимым, так как в нормах права невозможно заранее предусмотреть все особенности условий, при которых они функционируют, все особенности данной конкретной ситуации⁴. С. С. Алексеев отмечает, что необходимость максимального учёта конкретной обстановки, своеобразия положения тех или иных субъектов и т. д. требует предоставления компетентным органам достаточных возможностей для индивидуального урегулирования общественных отношений и умелого их использования в правоприменительной деятельности¹.

С проблемой индивидуального регулирования тесно связаны вопросы использования оценочных понятий при закреплении норм права, а также проблемы толкования норм и судебного усмотрения. Специфичность оценочных понятий, по словам Т. В. Кашаниной, состоит в том, что они сочетают элементы как централизованного (нормативного), так и децентрализованного (индивидуального) регулирования . Как отмечает А. И. Экимов, реализация на практике оценочных понятий требует от правоприменителя не только знания законодательства и высокой правовой культуры, но и развитого чувства справедливости ,

Справедливость индивидуального регулирования достигается не на основе заранее установленных правил, a kata ton orthon logon, то есть «будучи согласованным с верным суждением» (Никомахова этика; 1138 Ь, 25). Какова же основа «верного суждения», где критерии справедливости того или иного решения? Такими критериями отчасти могут служить цели законодателя. На это указывали правоведы ещё в конце XIX в. Здесь необходимо подчеркнуть значение цели для понимания категории справедливости. В. Н. Протасов выделяет следующие виды целей: 1) цель создания правовой нормы, под которой понимается формирование определённого типа правовых отношений и общий социальный эффект её длительного действия; 2) цель (назначение) правовой нормы в правовом механизме, которая заключается в том, что в конкретной юридико-фактической ситуации она возлагает на субъектов определённые обязанности предоставляет им определённые права, образуя тем самым такую систему, как правоотношение; 3) цель правоотношения, которая задаётся нормативной моделью правоотношения; 4) цель совместного правомерного поведения субъектов и 5) цели самих субъектов¹. Как отмечает А. И. Экимов, непосредственная цель нормы права может быть выведена при анализе содержания любой правовой нормы. Анализируя объективную и субъективную стороны цели, указанный автор подчеркивает теоретическую и практическую значимость соотношения между ними: поскольку цель в юридической норме объективна, то при её формулировании необходимо учитывать действующие в реальности объективные закономерности. В то же время абсолютизация субъективной стороны цели ведёт в теории к отрыву цели от действительности, принятию точки зрения, что могут быть поставлены любые цели, что может привести к практической постановке целей не обеспеченных средствами для их реализации, либо противоречащих объективным закономерностям².

Однако для выведения объективной цели нормы права необходимо, чтобы в обществе были признаны общезначимые цели, в достижении которых заинтересованы все его члены. В современных условиях интересы индивидов и социальных групп столь многообразны и противоречивы, что это затрудняет формирование объективных критериев определения справедливого и несправедливого. Однако в сфере права концепция справедливости не утратила своё значение. Наиболее чётко она представлена в уголовном праве и проявляется в требовании соответствия наказания тяжести совершённого преступления, иным обстоятельствам, установленным ч. 1 ст. 6 Уголовного кодекса Российской Федерации.

В теории права выделяется телеологическое толкование норм права, которое основано на определении целей, которые имел в виду законодатель, и тех целей, что могут в принципе быть достигнуты через применение данной нормы в современных обстоятельствах. Здесь закон рассматривается в самых разных социальных контекстах (криминологических, политических, экономических, культурных и т. д.)¹. Венгерский исследователь К. Кульчар указывает, что в нормах права законодатель уже дал определённую оценку возможных результатов, учитывая типичные последствия типичной ситуации: «Таким образом, существенным моментом основывающегося на правовой норме решения является оценка фактических результатов, связанных с применением нормы права. Вопрос состоит только в том, всегда ли в том или ином единичном случае благодаря применению нормы права основывающиеся на типичной ситуации типичные последствия сопровождаются желаемыми результатами? Именно поэтому в правоприменительном решении содержится оценочный элемент, другими словами, оценка условий, связанных с достижением в конкретном случае результатов, вытекающих из применения нормы права»².

В качестве критерия справедливости, общей цели в современном праве может рассматриваться цель обеспечения прав и свобод человека и гражданина - основные правовые ценности современного общества. Телеологический и аксиологический подходы к толкованию правовых норм, понимание целей правового регулирования и признание основополагающих правовых ценностей служат основой принятия справедливого решения. Примером может служить Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 мая 2001 г. № 8-П «О проверке конституционности положений части первой статьи 1 и статьи 2 Федерального закона "О жилищных субсидиях гражданам, выезжающим из районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей" в связи с жалобами граждан А. С. Стах и Г. И. Хваловой»³. В этом Постановлении подчёркивается требование к законодателю вводить в действие правовые нормы, целью которых является обеспечение прав и свобод человека.

«Федеральный законодатель вправе,... исходя из признаваемых и защищаемых конституцией Российской Федерации целей и ценностей, вносить изменения в ранее установленные правила предоставления жилищных субсидий». В рассматриваемом деле изменение законодательства, привело «к нарушению конституционного принципа равенства: часть граждан ... смогли воспользоваться своим правом на жилищную субсидию и получили её, в то время как другая часть таких граждан, которым субсидия до вступления в силу ... Федерального закона ... выделена не была, неосновательно и несправедливо были лишены права на её получение».

Соответствующий подход характерен и для современной западной юриспруденции. А. Барак, к примеру, отмечает, что статуту необходимо давать толкование, которое наилучшим образом входит в комплекс ценностей (принцип, политика и стандарты) общества, как они существуют на момент принятия решения, сохраняя связность системы и её органический рост и принимая во внимание институциональные и межинституциональные проблемы правосудия¹.

Глубочайшей основой идеи справедливости Н. Н. Алексеев называл «мысль о том иерархическом порядке, в котором стоят по отношению друг к другу ценности, - мысль о постепенном их достоинстве, о возрастающих и убывающих степенях их совершенства. Правильное отношение этих степеней и есть отношение справедливое. Справедливость по идее своей есть, следовательно, истинная мера относительного достоинства ценностей»². Такой подход обеспечивает синтез этических, социальных и юридических аспектов справедливости (а также «этического» и «социального» подходов к её пониманию) в единой концепции правовой концепции справедливости.

В современной философско-правовой литературе проблема справедливости часто сводится к области оценок конкретных обстоятельств и индивидуальных свойств субъектов, что позволяет рассматривать справедливость только как результат индивидуализации. К примеру, В. П. Малахов отмечает: «Состояние, которое мы характеризуем как справедливость, не предшествует реальности (выраженной в действии, в отношении, в факте), ... а всегда выражает уже сложившееся, вследствие определённых усилий положения вещей» . Крайнюю точку зрения по этому поводу высказывает немецкий исследователь Г. Шпренгер. «Наш бытовой опыт, - подчёркивает он, - показывает, что мы снова и снова находим разумные решения для наших проблем без того, чтобы полностью описывать их как рациональные и защищать соответствующими аргументами». Допуская, что его выводам может быть отказано в научном признании, Г. Шпренгер прямо предлагает обойтись без теоретического обсуждения сущности и положить в основу исследования феномена справедливости бытовой опыт².

В этом случае наблюдается обратная ситуация: проблема справедливости сводится только к сфере правореализации, следствием чего является отказ от оценки правовых норм с точки зрения их справедливости или несправедливости. Как писал дореволюционный российский правовед Ю. С. Гамбаров, установить априорно справедливое содержание правовой нормы невозможно³. Представляется, что такой подход неоправданно сужает проблему справедливости, а свойство системы в целом сводит лишь к свойству одного её элемента.

Индивидуализация является лишь одним из условий справедливости процесса правореализации. Вторым условием справедливости в формальном аспекте является реализация формального равенства, которая связана с правомерным поведением всех субъектов. «Несправедливость реализации правовых норм, - подчёркивал И. Я. Дюрягин, - заключается в неисполнении обязанностей, нарушении запретов и злоупотреблении правом и проявляется в правонарушениях. <...> Все неправомерные действия несправедливы»¹. Этот момент правового регулирования сближает справедливость и законность.

Судебные постановления, вынесенные с нарушением требований законности и обоснованности, А. Т. Боннер охарактеризует и в качестве несправедливых. «В то же время, замечает А. Т. Боннер, - дополнительная квалификация незаконных и необоснованных судебных постановлений ещё и в качестве несправедливых порой объективно может способствовать смешению разных правовых и социальных категорий - законности, обоснованности и справедливости. Напротив, категория справедливости крайне необходима для уточнения отдельных характеристик судебных постановлений в тех случаях, когда решение суда либо по существу, либо по форме соответствует требованиям закона»².

По мнению Н. А. Чечиной и А. И. Экимова, несправедливым является незаконное и необоснованное решение. В то же время качество справедливости, в соответствии с предложенным ими подходом, утрачивает даже законное и обоснованное судебное решение, если оно вступает в противоречие с требованиями морали. Таким образом, несправедливость судебного решения возможна, по мнению указанных авторов, в следующих четырёх случаях: 1) если норма, которая применяется судом, является несправедливой; 2) если судом была избрана «не та» норма права; 3) если суд не установил в необходимой степени обстоятельства дела; 4) если юридическая норма, хотя и была избрана правильно, но неверно истолкована³. А. Т. Боннер приводит три случая, когда решение должно быть признано несправедливым: 1) это ситуация, когда суд не мог вынести справедливого решения, в связи с тем, что сама норма права в той или иной части несправедлива; 2) ситуация, когда в рамках закона суд не нашёл наиболее оптимального, применительно к особенностям конкретного случая, варианта разрешения дела; 3) вариант, когда решение соответствует рассчитанной на данный случай правовой норме, однако вынесено без учёта других положений отрасли права в целом¹. Таким образом, оба подхода включают в число условий несправедливости решения как «содержательные» характеристики справедливости (связанные с содержанием правовых норм), так и «формальные» характеристики, связанные с процессом правоприменения.