Выводы по главе

1. По нашим подсчетам, словник собранных и обработанных нами тюменских песен содержит 2 594 лексемы с общим количеством словоупотреблений 8 700. Средняя частота слова в текстах городского песенного фольклора составляет 3,35. Это обозначает, что все лексемы с частотой от 1 до 3 - низкочастотны, от 4 и выше - высокочастотны. Соотношение этих частей таково: по количеству лексем низкочастотная лексика составляет 77,5% словника, высокочастотная - 22,4% словника, т.е. почти пятую его часть. По количеству же словоупотреблений низкочастотная лексика составляет всего 30.03% от общего количества, высокочастотная - 66,9% от общего количества словоупотреблений, т.е. чуть менее трех четвертей. Наиболее частотными оказались следующие слова: быть (153 словоупотребления, далее с/у), любить (91 с/у), мама (71 с/у), глаз (59 с/у), девчонка (57 с/у), ночь (50 с/у), один (50 с/у), идти (48 с/у), друг (47 с/у), любовь (44 с/у). Таким образом, в десятке наиболее частотных лексем песни 6 существительных, 3 глагола и 1 числительное. В литературном языке (по данным словаря Засориной) 5 глаголов (то есть 50%), 3 наречия, 1 существительное и 1 числительное. На основании этого мы можем сделать вывод, что песня городского фольклора выделяет в качестве самых частых предметы и лишь третью часть отводит действию.

2. Частеречное соотношение лексики оказалось следующим. По количеству лексем первое место занимают существительные - 1144 слова, что составляет 44,1% словника, на втором месте глаголы - 860 лексем, 33,1%; затем идут прилагательные - 360 слов, 13,8%; наречия - 202 лексемы, 7,7%. На последнем месте по количеству лексем стоят имена числительные - 28 слов, 1,07% словника. Но при анализе словоупотреблений самыми частотными оказываются именно числительные, средняя частота которых - 4,8, что в 1,5 раза выше средней частоты словника (3,35 с/у). 28 лексем-числительных употребляются 135 раз, основное количество словоупотреблений дают числительные один (50 с/у), два (19 с/у), три (8 с/у), оба, первый и пять (по 7 с/у).

3. Тематический анализ лексики позволяет утверждать, что наиболее частотными в языке песен городского фольклора оказались среди существительных - лексемы, называющие людей по различному признаку (мама, девчонка, друг, парень, солдат, мать), среди прилагательных - слова, описывающие и оценивающие человека, его внутреннее состояние, моральные качества, черты характера, внешности; характеристики человека по каким-либо отношениям (милый, родной, дорогой, любимый, пьяный), среди глаголов - слова, обозначающие физическое действие (быть, идти, стоять, уйти).

Таким образом, в центре предметного мира песни городского фольклора находится лирический герой, человек со своими чувствами и переживаниями. Признаковый мир характеризует главных героев песни - молодого человека и девушку. Отсюда мы можем сделать вывод об антропоцентричности мира песни. Глагольные лексемы свидетельствуют о динамизме мира города. Мир урбанизированной песни - это мир молодых людей, для которых характерны движение, динамика.

Глава III. Художественно-стилистические особенности песни городского фольклора

§ 1. Художественные элементы песен городского фольклора

Художественность текста определяется общеродовым признаком искусства употребления образного слова, способностью автора выражать мысли и чувства в образной системе. Она находит свое выражение в виде вербальных элементов, которые используются в тексте.

В песнях городского фольклора важно отметить следующие средства образной выразительности:

Сравнение - наиболее простое языковое средство образности» [Федоров 1969: 13], «средство образной конкретизации эмоций, усиливающее их изображение в тексте» [Бабенко 1989: 94], это вид тропа, в котором одно явление или понятие проясняется путем сопоставления его с другим явлением [Словарь литературоведческих терминов 1974: 371]. В текстах:

голубые, как небо, глаза (текст 36)

я стара, как осень (текст 32)

проводы, как свадьба, хороши (текст 47)

Метафора - вид тропа, в котором отдельные слова или выражения сближаются по сходству их значений или по контрасту [Словарь литературоведческих терминов 1974: 208]. «Метафоризация - способ усиления выразительных свойств словаря в художественной речи, состоящий в переносном употреблении слов» [Ковалев 1985: 40]. В текстах:

воспоминания всю ночь перебираю (текст 17)

зелье злых богов (текст 125)

оркестр водосточных труб (текст 85)

Олицетворение - «приписывание свойств живых существ предметам и явлениям неживой природы» [Ковалев 1985: 55]. В текстах:

в опустевшем парке плачут тополя (текст 6)

разговаривали с нами звезды и прибой (текст 14)

врывается горе в квартиры (текст 79)

Эпитет - «обязательный компонент народно-поэтического стиля, составная часть художественной структуры произведения» [Николова 1997: 39]. Эпитет служит не только целям уточнения или глубокого раскрытия художественного восприятия, но и «является показателем особенностей творческого мышления народа» [Рымарь 1992: 36]. На первом месте в эпитете его художественная функция, которая может быть различной, но всегда эстетической [Кравцов 1980: 6]. Таким образом, основные свойства эпитетов - это их традиционность, «способность вместе с существительным составлять устойчивую единицу фольклорного текста» [Петенева 1989: 76]. В текстах:

тяжкая ноша (текст 17)

несбыточная надежда (текст 17)

далекие страны, родные края (текст 24, 54)

сырая могила (текст 114)

пуля шальная (текст 109)

диво дивное (текст 141)

лето красное (текст 84)

Метонимия - троп, состоящий в том, что вместо названия одного предмета дается название другого, находящегося с первым в отношении ассоциации по смежности [Ахманова 1966: 234]. В текстах:

и забор высокий не пускает,

и колючка в несколько рядов (текст 117) - колючка (часть целого) в значении «колючая проволока»

мать спрячет его в старомодном комоде,

в дрожащих руках драгоценный металл (текст 82) - металл в значении «орден»

Анафора - повторение начального слова или слов в каждом параллельном элементе речи [Ахманова 1966: 47], единоначатие, повтор слова или группы слов в начале нескольких стихов, строф, колонов или фраз [ЛитЭС 1987: 24].

Север, Север - далекие страны.

Север, Север - родные края.

(текст 24)

Снова будет небо голубое,

Снова будут в парках карусели,

И голубоглазые подруги, Саня,

Снова будут приглашать в постели.

(текст 51)

7) Эпанафора - однородный стык соседних стихов [Ахманова 1966: 526]

Он поет, как трудно жить без воли,

Без друзей, без ласки, без подруг..

(текст 101)

Почему вышло так, что остался один я.

Я остался один перед смертью своей..

(текст 71)

8) Зачин - традиционное начало, экспозиция.

Звени, бубенчик мой, звени.

Гитара, пой шута напевы.

А я вам песенку спою,

Как шут влюбился в королеву.

(текст 133)

Тише, люди, ради Бога тише:

Голуби целуются на крыше.

Это ведь сама любовь ликует,

Голубок с голубкою воркует.

(текст 101)

9) Кольцевое обрамление - повторение куплета песни в начале и конце.

На высоком кургане стоит крест деревянный.

Его девушка нежно прижимает к груди.

А вокруг, как икона, все запретная зона,

И из зоны той нету на свободу пути.

(текст 109)

Ты говорил, что я пьяна.

Да, я пьяна, я пьяная.

Так наливайте ж мне вина

За жизнь мою поганую.

(текст 1)

10) Обращение - грамматически и интонационно оформленное слово (или сочетание слов), называющее того, к кому (чему) обращаются с речью [Словарь лингвистических терминов и понятий 2002:154].Это поэтический прием, усиливающий эмоциональную окраску песенной речи. В народной лирической песне довольно часты обращения героя к явлениям природы, к птицам, растениям, близким людям. В песнях городского фольклора встречаются следующие обращения:

а) обращение к людям

Друзья, придите проводить меня (текст 47)

Ждите, девушки, нас, мама, вытри слезу (текст 69)

Куда ты, принц, коня ведешь? (текст 112)

б) обращение к объектам и явлениям природы, временам года, животным, птицам

Так здравствуй, осень, это я!

Принес привет вам, тополя! (текст 84)

О Каракум, будь проклят твой желтый песок (текст 120)

в) обращение к отвлеченным понятиям

Стоп, стоп, музыка! Моя девчонка будет петь (текст 99)

Не за копейки и рубли идем мы по земле Чечни,

А чтоб тебя, Россия, Русь, великой звали (текст 89)

Спокойно отдыхай, комендатура номер пять! (текст 49)

г) обращение к неодушевленным понятиям

Не играйте, гитарные струны! (текст 24)

Нет, не буди солдата, громкий выстрел (текст 50)

Скорый поезд, увези меня отсюда (текст 11)

Обращение, выраженное существительным с уменьшительно-ласкательным суффиксом, придает тексту песни особую эмоциональность. Они интимизируют содержание песни, делают ее теплее, лиричнее:

Спи, мой братишка любимый (текст 112)

Я заболела, сыночек, о горе какое! (текст 115)

Мамочка, прощай, я умираю (текст 136)

Таким образом, для языка песен городского фольклора характерно использование различных средств образной выразительности. Почти каждый текст изобилует метафорами и сравнениями, многие из них являются общеупотребительными языковыми штампами. Часто используются олицетворения и эпитеты, что очень характерно для песен традиционного крестьянского фольклора. Наблюдается широкое употребление такой фигуры речи, как анафора. Реже встречаются метонимии и эпанафоры. Для композиции многих песен свойственны такие художественные особенности, как зачин и кольцевое обрамление. Для 70% песен городского фольклора характерно употребление обращений. На наш взгляд, это служит эмоциональному сближению исполнителя и слушателя.

§2. Компаративные тропы языка песен городского фольклора

В числе образных средств песен городского фольклора используются так называемые компаративные тропы. Под компаративными тропами мы понимаем тропы, содержащие элемент сравнения, сопоставления, то есть метафоры и сравнения. Правомерность их рассмотрения в одном ряду объясняется семантической близостью этих тропов, идентичностью их функций в песенном фольклорном тексте. «Взаимосвязь метафоры и сравнения - явление сложное и многоплановое, но она, бесспорно, существует. Компаративность является одной из универсальных языковых категорий, присутствующих в любом языке, а также познавательной категорией человеческого сознания вообще. Способность сравнивать органически входит в процесс человеческого сознания и находит отражение в языке» [Леэметс 1988: 93]. По мнению В.И.Убийко, «важнейшей особенностью человеческого мышления является сравнение знакомых предметов, явлений с незнакомыми» [Убийко 1997: 67].

В истории филологии выдвигались разные принципы классификации, самым древним из которых является принцип сопоставления живой и неживой природы. Выдвигались и другие принципы классификации, в частности, классификация, учитывающая грамматические особенности метафоризируемой лексики. А.А. Потебня выдвинул принцип деления метафор в зависимости от их синтаксической роли: метафора - предикативный атрибут, метафора в определении, метафора в подлежащем, метафора в глаголе, метафора в дополнении и метафора в обстоятельстве [Потебня 1978: 23].Классификация не получила дальнейшего развития, вероятно, потому, что синтаксический аспект исключал возможность уделения внимания семантике.

В современных работах одним из критериев при классификации метафор является деление слов на части речи. Считаем уместным рассмотреть некоторые из них. Так, например, Е.Т.Черкасова пишет: «Не только в основу лингвистической характеристики, но также в основу лингвистической классификации метафор могут быть положены признаки собственно языкового характера (принадлежность слова к определенному лексико-грамматическому классу, тип соотношений лексических связей слов и т.п.). Выделение на этой основе «родов» метафор (метафора - существительное, метафора - прилагательное, метафора - наречие, метафора - глагол), и их «видов» (в соответствии с типами соотношений лексических связей слов) представляется не только возможным, но и лингвистически обоснованным» [Черкасова 1997: 67].

В.П.Григорьев в основание своей классификации типов метафор положил не менее трех признаков: грамматическое оформление, степень жесткости «компаративной игры», степень интенсивности «компаративной игры». При этом он выделяет следующие компаративные тропы: сравнение, метафору, метафорическую перифразу, метафору в приложении, сравнительную метафору, метаморфозу [Григорьев 1979: 220].

Л.Ф.Тарасов дает следующую классификацию компаративных тропов: собственно метафора, метафора - сравнение, метафора -символ, метафора -перифраз [Тарасов 1987: 44]. Эта типология основана на характере отношений между прямым и переносным метафорическим значением, а также на некоторых особенностях условий реализации метафоры. Свои модели классификаций метафор предлагают такие литературоведы и лингвисты, как А.Д.Григорьева [Григорьева 1969: 21], Б.М.Мейлах [Мейлах 1958: 220], В.П.Ковалев [Ковалев 1985: 41], В.К.Тарасова [Тарасова 1995: 66], В.И.Еремина [Еремина 1978: 43 - 48], О.И.Усминский [Усминский 1996] и другие.

Таким образом, многообразие схем классификаций, предложенных в истории русистики, свидетельствует, с одной стороны, о сложности и многогранности самого явления, с другой стороны, о трудности создания такой классификации, которая была бы всесторонней.

Безусловно, кроме перечисленных, возможны и другие типологии. Важно, чтобы конкретная классификация этого вида тропов максимально отвечала задачам исследования и особенностям языкового материала. В своем исследовании компаративных тропов языка песен городского фольклора мы использовали принцип деления тропов на лексико-тематические группы. «Обычно в лексико-тематические группы слова объединяются на основе сходства обозначаемых ими предметов, их признаков, функций и т.п., то есть на основе определенных смысловых связей между словами (вернее, их значениями) в разных контекстах» [Сергеев 1973: 55]. С помощью данного принципа мы попытались классифицировать компаративные тропы языка песен городского фольклора и выявить их специфику. Видимо, прав Д.Н.Шмелев, который считает, что группы слов, выделяемых на основании предметно-логической общности, во многих случаях характеризуется и некоторыми общими для них собственно языковыми признаками. Иначе говоря, иногда тематические группы, по справедливому замечанию Д.Н.Шмелева, оказываются при ближайшем рассмотрении также и лексико-семантическими группами [Шмелев 1973: 103]. В лексико-семантическую группу входят слова, относящиеся к одной части речи, к одному семантическому классу (то есть обладающие общими категориальными признаками: обозначение действия, обозначение лица и др.), имеющие общность в конкретном лексическом значении и находящиеся в определенных языковых связях.

Если под содержанием понимать идею, мысль поэтического произведения, то форма, в которой это содержание выражается, должна привлекать особое внимание исследователя-лингвиста. Образное, композиционное и языковое воплощение идей и мыслей - это то, что создает специфические черты произведений городского фольклора. По мнению исследователей, «наблюдение над языком, структурой текста позволяет выявить серию языковых приемов, формирующих произведение» [Некрасова, Бакина 1982: 55]. Анализ конкретного поэтического текста по его содержательным и формальным параметрам является условием анализа творческого почерка поэта, в данном случае можно говорить об особенностях творчества людей урбанизированной среды.

Мы полагаем, что компаративные тропы являются одним из основных средств образной выразительности в фольклорных текстах, поскольку именно метафора и сравнение играют важную роль в описании таких недоступных непосредственному наблюдению объектов, как эмоции и внутреннее состояние человека. Языковые средства выражения эмоций в высшей степени метафоричны. Эмоция практически никогда не выражается прямо, но всегда уподобляется чему-то. Исследователи считают наиболее адекватным лингвистическим описанием эмоций описание через метафору и сравнение [Крюкова, Лебедева 1991: 55]. Природа компаративных тропов может быть понятна в том случае, если рассматривать их «как конструктивные компоненты текста, наиболее яркие образные элементы художественной речи» [Образцова 1989: 124].

Известно, что метафоричность восходит к человеческим чувствам и ощущениям. Художественная мысль развивается целостно, а конкретное содержание образа ищет опоры в естественной определенности составляющих его слов. Вместе с тем «налицо невозможность полной конкретизации, немыслимость даже приблизительного перевода в однозначный понятийный смысл или пластический образ» [Ольховиков 1984: 45]. Компаративные тропы вводят побочные смыслы, за счет которых происходит обогащение плана выражения. Таким образом, компаративные тропы в фольклорном тексте заставляют нас, читателей или слушателей, обратить внимание на некоторое сходство между двумя и более предметами, часто новое и неожиданное.

В диссертационном сочинении мы описываем компаративные тропы в песнях городского фольклора, задача которых в песенных текстах - раскрыть мир душевных волнений героев песни, вызвать сопереживание слушателя. Еще В.Пропп отмечал, что русская народная лирика чрезвычайно богата метафорическими образами. «Метафорические образы представляют собой отождествление по образу сходства. Этой же цели служат и сравнения» [Пропп 1961: 55]. Метафоры как элементы художественной формы обычно соответствуют содержанию песен, главная задача которых - передать душевное состояние персонажей. Метафора является сложным художественным средством. В ней происходит замещение одного значения другим, в результате чего возникает емкий, яркий образ. Эта сложность формы метафоры соответствует сложности внутреннего мира героев песен, который она раскрывает. Сравнение также является необходимым выразительно -изобразительным средством в песенных текстах. В песнях у их лирических героев возникает необходимость в сравнении: оно должно передать их чувства. Таким образом, компаративные тропы в песенных текстах выполняют важные выразительно-изобразительные и эмоционально-психологические функции.

Непосредственно перед анализом тропов нам представляется необходимым определить процесс нахождения метафорического смысла, который в основном протекает незаметно, метафора улавливается «необычайно быстро» [Виноградов 1972: 87], даже если учитывать, что метафора требует замедленного чтения (или слушания), выведения «из автоматизма восприятия» [Пельгардт 1978: 108]. Но и эта автоматизация оказывается прежде всего незаметной для воспринимающего. Верно, на наш взгляд, и то, что структурный анализ текста проводится каждым читателем, критиком и исследователем, «отдают они себе в этом отчет или нет» [Григорьев 1995: 55]. Поиск смысла сочетания сводится к нахождению точки пересечения между сравниваемыми объектами. «По-видимому, в поисках общего признака, как поиска смысла в целом, не последнюю роль играет догадка, но она обязательно должна быть как-то подготовлена, должны быть созданы условия, которые помогли бы воспринять ход мысли автора и пройти с ним приблизительно по такому же пути ассоциаций и синтеза» [Жинкин 1970: 75].

В своем исследовании компаративных тропов языка песен городского фольклора мы использовали принцип разделения тропов на лексико - тематические группы. С помощью данного принципа мы попытались классифицировать компаративные тропы языка песен городского фольклора и выявить их специфику. Мы выделили в них следующие основные группы по семантике субъекта сравнения.

I Группа антропоморфных компаративных тропов (15 случаев употребления). Природа приобретает признак одушевленности, ей придается статус главного действующего персонажа. Эту группу в свою очередь можно подразделить на несколько подгрупп:

циклические состояния природы, временные отрезки: весна, год, день, лето, ночь, осень, столетие.

Год - единица летоисчисления, промежуток времени, в течение которого Земля совершает один оборот вокруг Солнца [МАС I: 323]. В тексте:

И бегут, бегут года,

Словно в ручейке вода.

А тебя все нет и нет,

Может, зря я жду.

(текст 6)

бегут года, словно в ручейке вода - сравнительный оборот, в состав которого входит лексема «года», используется в значении «быстро проходят». Другой пример:

Осень - время года между летом и зимой [МАС II: 645]; в тексте:

Тополиный пух уж лег на землю.

Значит, лету красному конец.

Вот уж наконец приказ последний,

Это осень встала под венец.

(текст 84)

осень встала под венец - олицетворение (один из видов метафоры), в состав которого входит лексема «осень», используется в значении «пик осени, ее середина».

Физические объекты и явления природы: звезда, прибой, росинка, солнце.

Солнце - центральное тело Солнечной системы, звезда, представляющая собой гигантский раскаленный газовый шар, излучающий свет и тепло за счет протекающих в его недрах термоядерных реакций [МАС IV: 191]. В тексте:

Догорает вечер за решеткой.

Солнце тает, словно уголек.

И тихонько песню напевает

На тюремных нарах паренек.

(текст 101)

солнце тает, словно уголек - олицетворение (один из видов метафоры), в состав которого входит лексема «солнце», используется в значении «постепенно». Другой пример:

Прибой -бьющие о берег волны [МАС III: 391]. В тексте:

Он (прибой) за далью белой стужей где-то там

Будет сниться нам.

(текст 14)

белая стужа (прибоя) - метафора, в состав которой входит лексема «прибой», используется в значении «пена белого цвета, вода холодной температуры».

растительный мир природы: ландыш, листва, лист.

Листва - листья растения, дерева, куста [МАС I: 187]. В тексте:

А с деревьев листва летит,

Как осенний ночной десант.

Этой ночью опять не спит

И грустит о тебе курсант.

(текст 86)

листва летит, как осенний ночной десант - сравнительный оборот, в состав которого входит лексема «листва», используется в значении «тихо, плавно, бесшумно». Другой пример:

Ландыш - травянистое растение семейства лилейных, с продолговатыми листьями и мелкими белыми душистыми цветками в виде колокольчиков [МАС I: 163]. В тексте:

Это ландыш во всем виноват.

Это ландышей целый букет.

Разве можно дарить неженатым

На заре восемнадцати лет?

(текст 36)

ландыш во всем виноват - олицетворение (один из видов метафоры), в состав которого входит лексема «ландыш», используется в значении «является причиной неприятности, беды, трагедии»

II Группа компаративных тропов, в которых сравнивается с чем-либо человек, части его тела, его действия, реакции на окружающий мир (32 случая употребления): глаза, губы, девчонка, зажать, мать, нервы, она, отец, парень, пойти, раскидать, сестра, слеза, хоронить.

Мать - женщина по отношению к рожденным ею детям [МАС II: 238].В тексте:

И каждый день идут туда

Мать-королева и сынишка.

Сын песни громкие поет,

А мать рыдает, как малышка.

(текст 133)

Мать рыдает, как малышка - сравнительный оборот, в состав которого входит лексема «мать», используется в значении «громко, навзрыд». Другой пример:

Глаза - орган зрения [МАС I: 313].

И все поют,

Глаза раскраснелись, как мак,

И все поют.

А по кругу гуляет косяк.

(текст 122)

глаза раскраснелись, как мак - сравнительный оборот, в состав которого входит лексема «глаза», используется в значении «стали красного цвета»

III Отвлеченные понятия приобретают качества из сферы предметного мира (12 случаев употребления)

Эмоциональное состояние человека: тоска, печаль.

Тоска - тяжелое гнетущее чувство, душевная тревога [МАС IV:389] В тексте:

Лишь изредка тоска кольцом сжимает грудь,

И хочется от лагерей нам отдохнуть.

(текст 99)

тоска кольцом сжимает грудь - олицетворение (один из видов метафоры), в состав которого входит лексема «тоска», используется в значении «быть печальным, грустным, всеохватывающая тоска »

Отвлеченные понятия: время, жизнь, любовь, мир, надежда, проводы, сон, чувства.

Любовь - чувство глубокой привязанности к кому -, чему-либо [МАС II: 209]. В тексте:

Это ведь сама любовь ликует.

Голубок с голубкою воркует.

(текст 101)

любовь ликует - олицетворение (один из видов метафоры), в состав которого входит лексема «любовь», используется в значении «радость, счастье ».

IV Неодушевленным предметам придаются свойства, не характерные для них (6 случаев употребления): гроб, машина, пуля, свинец, труба, труп.

Труп - мертвое тело человека или животного [МАС IV:419]. В тексте:

Их поставили к стенке, повернули спиною.

Грянул залп автоматов, и упали они.

А по трупам умерших, как по тряпкам ненужным,

Разрядив автоматы, три солдата прошли.

(текст 108)

трупы, как тряпки - сравнительный оборот, в состав которого входит лексема «трупы», используется в значении «всеми брошенные и забытые, никому не нужные ». Другой пример:

Свинец - тяжелый мягкий ковкий и легкоплавкий металл синевато-серого цвета [МАС IV:49].

И матерясь, мешая грязь,

Дождем свинца сметая грязь,

Наш полк дошел до Грозного окраин.

(текст 89)

дождь свинца - метафора, в состав которой входит лексема «свинец», используется в значении «непрерывная стрельба».

Таким образом, для удобства анализа компаративных тропов языка песен городского фольклора мы распределили тропы на лексико-тематические группы. В итоге оказалось четыре основные группы, самой многочисленной из которых оказалась группа компаративных тропов, субъектом сравнения которых является человек, части его тела и его действия. На наш взгляд, это связано с антропоморфизмом, с тем, что человеку бывает важно выразить свое человеческое «я», дать оценку себе, своему внешнему виду, своим действиям, и поэтому используется система сравнений и метафор. Эмоциональное состояние человека часто представляется ему самому в некой параллельной связи с природой, природными явлениями, поэтому чувства и эмоции словесно реализуются посредством сравнения черт и качеств человека с природой и ее объектами.

Язык песни городского фольклора тяготеет к определенному поэтическому шаблону, этим тексты и отличаются от индивидуально-авторских произведений. Тексты песен унифицированы, образы предельно просты, доступны, легко переводятся с «образного» языка на «обычный». Компаративные тропы ориентированы на среднего слушателя. Так, метафоры и сравнения часто используются для передачи образа героини - любимой девушки, которая описывается романтическими красками. Например,

Жемчуга в волосах,

Синева ей светит в глаза.

Все, как в сказке, на ней,

Даже свет очей…(текст 3)

У нее, мама, модная стрижка,

Голубые, как небо, глаза.

И похожа она на мальчишку,

И веселая, как стрекоза…(текст 24)

Губы у тебя, словно в алой краске,

Эту ночь с тобой проведем, как в сказке…(текст 26)

Глазки голубые, челка озорная.

В общем, королева, да только молодая…(текст 113)

В подобных песнях действительность несколько преукрашена, образы противоположны обыденности, все прекрасно, фантастично, нет печали. Лирический герой стремится уйти от серых будней в мир сказки, волшебства. Отсюда наличие «сказочных» тропов.

Сравнения в песнях простые, тривиальные, приближенные к узусу. Так, роза, являясь одним из самых распространенных символов любви, часто используется для сравнения с любимой девушкой:

Ты прекрасна, как ландыш, была

И, как роза, цвела…(текст 2)

Ты красива была

И, как роза, цвела…(текст 30)

Ах, парни, парни, не бойтесь роз,

Не бойтесь роз и их шипов.

Ломайте розы, губите цвет,

Когда им только двадцать лет…(текст 38)

Использование широкого круга сравнений и метафор в тексте городской песни говорит о том, что язык песенного жанра урбанизированной среды лексическими и образными средствами способствует максимальному приближению эмоционального настроя песни к слушателю.

§ 3. Стилистически маркированная лексика в песнях городского фольклора

В языке фольклорного произведения имеют место слова и словосочетания, представляющие собой речевые обороты, свойственные разным стилям русского литературного языка, причем одно и то же речевое выражение в разном стилистическом окружении может приобрести разные оттенки и выполнять различные экспрессивно-смысловые функции. Стилистическая маркированность слова в фольклорной речевой стихии не включается в содержание слова, а “приписывается” самому слову как факту речи. Содержательно стилистическую маркированность можно представить как дополнительную информацию об уместности, допустимости, оптимальности слова в определенных условиях общения, о его “привязанности” определенному функциональному стилю. Стилистически окрашенными некоторые лингвисты называют те лексические единицы, способность которых вызывать вне контекста особое стилистическое впечатление обусловлена тем, что они заключают в себе не только предметно-логическую и грамматическую, но и какую-либо непредметную информацию [Петрищева 1984: 34].

Стилистические пометы служат для характеристики той части словарного состава современного литературного языка, которая, по тем или иным причинам, ограничена в своем употреблении. Эти ограничения имеют различный характер и разные основания: а) ограничения, обусловленные принадлежностью слова к тем пластам лексики, которые находятся за пределами литературного языка или стоят на его границе (областные, просторечные, грубо-просторечные, жаргонные, бранные, устарелые слова); б) ограничения, обусловленные узкоспециальным характером терминов науки, техники, ремесла, искусства и т. п.; в) ограничения, которые обусловлены тем, что то или иное слово может быть употреблено лишь в определенном слиле литературной речи (разговорные, книжные, официальные и официально-деловые, высокие, традиционно-поэтические и народно-поэтические слова) [МАС 1985, I: 9-10]

В песенном языке городского фольклора, на наш взгляд, очевидна контаминация различных слоев лексики. В проанализированных текстах песен, наряду со стилистически нейтральной лексикой, судя по данным толковых словарей русского языка, выявлены следующие лексические единицы, распределенные на основе стилистических маркеров:

1. Разговорные слова

Очень широко представлена в языке песен городского фольклора лексика, связанная с устной формой речи. Наиболее богатым пластом оказывается разговорная лексика, которая употребляется в живой, непринужденной речи. Разговорная речь - это разновидность устной литературной речи, обслуживающая повседневное обиходно-бытовое общение и выполняющая функции общения и воздействия [ЛЭС 1990: 407]. Для лексики разговорного типа характерно наличие определенной коннотации, в особенности эмоционального компонента. Степень экспрессивности разговорного слова может быть минимальной, но в большинстве случаев стилистическая «разговорность» сопровождается довольно яркой эмоционально-оценочной коннотацией [Кузнецова 1989: 187]. В песнях городского фольклора встречаются следующие разговорные слова: девчонка, искалечить, малолетка, мальчишка, нацепить, напиться, паренек, парнишка и другие.

Девчонка - то же, что и девочка, девушка [МАС I: 375]. Слово имеет помету, указывающую на эмоциональную окраску слова, - «уничижительное».

Горели свечи восковые.

Гроб черным бархатом оббит.

Рыдали все ее родные,

А в том гробу девчонка спит.

(текст 9)

Нацепить - надеть, приколов, пристегнув к чему-либо [МАС II: 413].

Где-то орден купил, нацепил

И восхвалишься людям..

(текст 79)

2.Просторечные слова.

Одна из форм городской разговорной речи - просторечие - является, по-видимому, универсальной категорией для всех национальных языков [ЛЭС 1990: 402], но в каждом из них имеет свою специфику, обусловленную особенными взаимоотношениями с литературным языком. Просторечие - термин русистики, в рамках которой, однако, он является весьма противоречивым, поскольку им обозначаются функционально и во многом материально разные явления. 1) стилистически сниженные элементы в составе литературного языка ("литературное просторечие") [см. Бельчиков 1983; Петрищева 1984 и др.]; 2) нелитературное языковое образование, функционирующее в речи лиц, недостаточно владеющих литературной нормой ("внелитературное просторечие"). Словарная помета "просторечное" указывает на принадлежность слова малообразованному слою общества, либо на слово, хотя и употребляемое образованными людьми, но с сознательным нарушением нормы, в целях экспрессии, приспособления к уровню собеседника или в иных целях.

Проблемы изучения последнего явления, получившего наименование "городское просторечие"', отражены в ряде публикаций [Баранникова 1977; Городское просторечие 1984: Грузберг 1989; Ерофеева, Грузберг 1989; Живая речь уральского города 1988; Крысин 1989; Лексикографическое описание... 1994; Литературная норма и просторечие 1977; Петрищева 1984; Разновидности городской устной речи 1988; Языковой облик уральского города 1990 и др.].

Русское городское просторечие - одно из тех языковых явлений, сущность которого вызывает зачастую противоположные мнения. Основными признаками городского просторечия признаются прежде всего его нелитературность (противопоставленность литературной норме) и наддиалектность. Однако существует точка зрения, согласно которой неправомерным является считать городское просторечие локально не ограниченным явлением в силу его генетического родства с окружающими говорами [Ерофеева, Грузберг 1989]. Различными являются точки зрения, касающиеся проблемы системности городского просторечия. Одни исследователи полагают, что городское просторечие не представляет собой автономной формы существования языка, являясь лишь совокупностью отступлений от литературных норм, своего рода описательным понятием для обозначения нелитературной языковой стихии города [Городское просторечие... 1984]. Другие отстаивают позицию, согласно которой городское просторечие можно отнести к особым языковым образованиям в составе национального языка, имеющим системный характер, поскольку оно обладает необходимыми для этого признаками: имеет не только собственного носителя, особые коммуникативные функции, но и особую внутрисистемную организацию [Бондалетов 1981: 51; Ерофеева, Грузберг 1989: 5; Крысин 1989: 51; Туманян 1985: 168- 169].

В нашем понимании просторечие - динамичная норма, развивающаяся, в сложении которой принимают сегодня участие все лица, говорящие на русском языке, но обязательно в границах определенных социолингвистических и психолингвистических вариаций русского языка. Как частный аспект изучения городского просторечия, можно рассматривать проблему лексического просторечия. Несмотря на гетерогенный состав и весьма размытые границы, лексическое просторечие представляет собой структурное целое, включающее в себя как социально или территориально детерминированные лексические подсистемы (социальные диалекты, полудиалект), так и стилистически сниженные лексические пласты (грубое нелитературное просторечие) с различными промежуточными формами между ними. При таком подходе литературное и внелитературное (городское) лексическое просторечие представляются связанными единой внутренней парадигматикой, отмечающей пути "сублимации" нелитературной лексики: "только пройдя через "сито" литературного просторечия становятся достоянием литературного языка и просторечные, и диалектные, и жаргонные слова и фразеологизмы" [Бельчиков 1983: 46].

В последние десятилетия отмечается "смена вех" в русском городском просторечии: его пиковыми доминантами становятся жаргоны и "мещанизмы" разного рода. В связи с этим в современном городском просторечии обнаруживаются два "слоя" разного качества: городское просторечие, носителями которого являются горожане старшего возраста, чья речь обнаруживает явные связи с диалектом (просторечие-1) и просторечие горожан среднего и молодого возраста, не владеющих нормами литературного языка, сближающееся с современным молодежным жаргоном (просторечие-II). Бесспорным свойством русского городского просторечия является его непрестижность: носители городского просторечия, как правило, осознают нелитературность своей речи и в большей или меньшей степени стремятся к овладению более престижными образцами языка.

Роль литературно-разговорной речи и городского просторечия в определении состояния национального языка очень важна. Не случайно их называют одними из форм существования языка, "поскольку язык жив до тех пор, пока он остается языком повседневности" [Караулов 1991: 10]. В целом просторечие воспринимается как стилистически сниженная разновидность национальной речи, а просторечная лексика характеризуется как экспрессивно окрашенная. В связи с этим к просторечным лингвисты относят языковые средства (слова, грамматические формы, обороты, особенности произношения), употребляемые в устной речи для грубоватого, сниженного изображения предмета мысли [Юнаковская 1997: 80].

В песнях городского фольклора выделим следующие просторечные слова: гулять, обожать, сволочь, паскуда, поганый, рожа, шпана и другие. Например:

Гулять - быть в близких, любовных отношениях [МАС I: 357]. В тексте:

Ах, как рано я матерью стала,

Ах, как рано я стала гулять..

(текст 24)

Это слово отмечено в текстах и в значении «веселиться, развлекаться, кутить» [МАС I: 357]. Например,

Буду пить и гулять,

Буду женщин ласкать

И о службе своей вспоминать..

(текст 51)

Обожать - очень сильно любить что-либо, питать склонность, пристрастие к чему-либо [МАС II: 555]. В тексте:

Шута я вовсе не любил,

Лишь обожал его напевы…

(текст 132)

Следует отметить, что современная лингвистическая наука фактически избегала описания многих социальных субстандартов, что постепенно привело к искаженному представлению о русском языковом пространстве в целом. По мнению В.В.Химика, в современном городском просторечии можно выделить особую группу лексики: бранные, весьма вульгарные экспрессивы - вербальные нарушения этических конвенций, это табуированные единицы двух денотативных классов: «телесного низа» (грубые экспрессивы) и «совокупления» (экстремальные экспрессивы - «русский мат») [Химик 1999: 43-44]. В песнях городского фольклора нами засвидетельствованы бранные (матерные) экспрессивы: ебало, ебаться, еблище, ебнуться и другие. Например,

Еблище - лицо. В тексте:

Есть в Тюмени там такой горсад.

Что творится там, так сущий ад.

По еблищу бьют ногой,

Не воротишься домой.

Эх, Тюмень - любимый город мой!

(текст 127)

Ебнуться - упасть. В тексте:

Мама, я в десантники попал.

Вертолетов хрен когда видал.

Только прыгнул с самолота,

Сразу ебнулся в болото.

Мама, я в десантники попал.

(текст 62)

Тексты песен с бранной лексикой выходят за рамки речевой культуры, они исполняются по преимуществу в мужских компаниях, не отличающихся общей культурой поведения. В целом наблюдения над речевой коммуникацией 90-х годов показывают, что для современной речи, прежде всего для речи обиходно-разговорной, характерна тенденция к огрублению, которая находит свое выражение в активизации грубопросторечной, в том числе бранной, включая матерную, лексики и фразеологии.

3. Жаргонные слова

Исследование современных русских жаргонов и арго, как известно, имеет свою предисторию. Н.В. Хорошева отмечает, что одним из первых в 1908 году представил лингвистическую трактовку уголовного арго ("блатной музыки") И.А.Бодуэн де Куртенэ. Активизация исследований социальных диалектов приходится на послереволюционный период и связана непосредственно с социальной ситуацией в стране. Революционные события обусловили потребность в научном осмыслении проблемы языка переходной эпохи, взаимодействия нелитературного и литературного языков, "классовых языков" и т. д. [Хорошева 1998: 38]. Суждения о социальных диалектах той эпохи носили, как правило, полемический характер, зачастую в них присутствовала вульгарно-социологическая трактовка лингвистических явлений. Однако именно в то время внимание ученых было обращено на изучение живой речи города, что создало основу для становления современной научной дисциплины - социальной диалектологии.

В последние десятилетия публикуются работы по разным аспектам изучения социальных жаргонов, значительно разработана проблема русских арго ремесленников и торговцев [Бондалетов1987]. После 1985г. в связи с социальными изменениями не только в обществе, но и в языке [Русский язык конца XX столетия 1996] проблема изучения жаргонов и арго (в том числе уголовных) становится одной из самых актуальных [Грачев 1995; Елистратов 1995; Земская 1996; Земская, Розина 1994; Лихолитов 1994 и др.].

Однако одной их нерешенных проблем является проблема статуса социальных диалектов как компонента функциональной парадигмы языка. Под понятием "социальные диалекты" зачастую подразумевают несходные и даже противоположные объекты. Так, предельно широкое толкование терминологического понятия "социальный диалект" как компонента со-циально стратифицированной системы языка (включая и литературный язык) было в работах В.М.Жирмунского [Хорошева 1998: 39]. В.А.Аврорин, отказывая в статусе социальных диалектов жаргонам и арго, также считает, что "существенное различие между социальными диалектами и "тайными" языками типа арго состоит в том, что первые для отдельного их носителя универсальны и достаточны..." [Аврорин 1975: 64].

Б.А.Серебренников предлагает заменить термин «социальные диалекты», как несоответствующий природе арго и жаргонов, на терминопонятие «социальные варианты речи», «речевые стили». Основанием для этого служит то, что "они не имеют специфической фонетической системы, специфического грамматического строя и существуют на базе обычного языка" [Общее языкознание... 1970: 496]. Широкое понимание социальных диалектов встречается и у других лингвистов [Дешериев 1977: 211 и др.].

Однако большее признание получило понимание социальных диалектов как языковых подсистем, выступающих средством общения отдельных возрастных, профессиональных и т.п. - в целом социально ограниченных - общностей. Специфика данных языковых образований выражается, как правило, в особой лексике и фразеологии. Мы полагаем, что одной из актуальных проблем социальной диалектологии является проблема разработки типологии социальных диалектов, которая связала бы воедино разрозненные исследования, упорядочила бы терминологию в этой области и способствовала бы осмыслению многочисленных научных фактов на более высоком уровне.

В.Д. Бондалетов, в чьих трудах понятие "социальный диалект" подверглось обстоятельной интерпретации, предложил классифицировать социальные диалекты в зависимости от их природы, назначения, языковых признаков и условий функционирования, разграничив: 1) собственно профессиональные "языки", 2) групповые, или корпоративные, жаргоны, 3) условные языки (арго), 4) жаргон (арго) деклассированных носителей разговорной речи. По нашему мнению, ценность и новизна данной классификации состоит в том, что в ней впервые дифференцированы условные языки (арго) и жаргон (арго) деклассированных - как два разных типа социальных диалектов. На материале тайных арго русских ремесленников-отходников, торговцев и т.п. исследователь показал их функциональные и структурные отличия от других социальных диалектов [Бондалетов 1987]. Вместе с тем, вплоть до 1980-х гг. в отечественной лингвистике не рассматривались вопросы о месте социальных диалектов в системе форм существования языка - являются ли социальные диалекты автономными языковыми подсистемами, либо они представляют собой лишь лексическую "надбавку" к основным формам существования языка.

Э.Г.Туманян пытается решить этот вопрос иначе, предлагая в качестве социолингвистических принципов выделения социальных диалектов как самостоятельных форм существования языка два основных признака, - функциональный и структурный. На основе данных критериев выделяются две группы социальных диалектов. Первую из них образуют профессиональные и корпоративные жаргоны, точнее - "лексические подсистемы с профессиональным уклоном или стилистически окрашенная повседневно-обиходная речь". Поскольку у этого типа социального диалекта есть специфическая сфера употребления, но нет определенной внутриструктурной организации, которая выделяла бы их среди других функциональных уровней языка, то есть "при наличии функции отсутствует форма", первая группа не может быть признана как особая самостоятельная форма существования языка. Вторая группа, которая включает условно-профессиональные языки, а также арго деклассированных, напротив, представляет собой языковую систему с собственной формой и социально-детерминированной функцией. Заметим, однако, что в современном городе с его социальным динамизмом уже нет условий для сохранения "классических", лингвистически автономных социальных диалектов. Поэтому в современном русском языке ко второй группе социальных диалектов можно отнести, пожалуй, только "тюремно-лагерное" арго, которое в городской речи в "чистом" виде практически не встречается [Туманян 1985: 83-91].

Несмотря на значительное число новых работ по проблеме социальной дифференциации, до сих пор не решен один из центральных для всякого научного направления вопросов - вопрос о понятийном аппарате и терминологии. В частности, в разграничении понятий "жаргон" и "арго" в русской лингвистике до последнего времени наблюдалось по крайней мере три подхода.

1 Жаргон то же самое, что арго, но в отличие от последнего этот термин имеет пейоративное значение [Ахманова 1970].

2 Арго - существовавший в прошлом условный, или тайный, язык русских ремесленников, торговцев и близких к ним социально-профессиональных групп [Бондалетов 1987].

3. Арго - замкнутый социальный диалект деклассированных (преимущественно преступного мира), в то время как жаргон функционирует в более "престижных'' социальных (профессиональных, возрастных) группах и категориях и имеет характер сниженного речевого стиля [наиболее распространенная точка зрения - см. Грачев 1995; ЛЭС 1990: 43 и др.].

Однако достаточно устоявшимися дефинициями принято считать следующие: жаргон - это разновидность речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной относительно устойчивой социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии, положения в обществе, интересов или возраста [ЛЭС 1990: 151]; арго - особый язык некоторой ограниченной профессиональной или социальной группы, состоящий из произвольно избираемых видоизмененных элементов одного или нескольких естественных языков [ЛЭС 1990 : 43]. Мы придерживаемся этой точки зрения.

Вообще при обозначении единицы социальной дифференциации языка ощущается погрешность в лингвистическом термине, который был бы достаточно универсальным, свободным от оконечности и вообще от неоднозначности. В качестве такого понятия В.С. Елистратов вводит "арго" - как "инвариант различных конкретных изменчивых, подвижных, вариативных "языков" (жаргонов, сленгов, "социальных диалектов" и т.п.). "Арго", по словам В.С.Елистратова, имеет обобщенно-абстрактное содержание, реализуясь в конкретных своих проявлениях ("арго русских футуристов", "арго мясников", "киническое арго", "арго беспризорников 20-х годов", "московское арго 80-х годов" и т.д.). "За неимением лучшего" можно согласиться с такой трактовкой термина, имеющего, безусловно, рабочий характер.

Сразу оговоримся, что мы не разделяем точку зрения, согласно которой всем носителям жаргона приписывается враждебная обществу и культуре идеология [Борисова 1981, Скворцов 1980 и др.]. Так, жаргонизм "совок", "совковый" есть скорее выражение дистанциирования многих социальных групп от официальной власти и советской идеологии, чем, факт презрения к историческому опыту советского народа. "Жаргонизация" речи - это не всегда ее вульгаризация. Это явление современной русской городской речи может выступать и как забава, игра со словом, и как стилистическая пародия, и как проявление речевой раскованности в устной и письменной речи. Неслучайно "жаргонизация" свойственна речи молодого и среднего поколений интеллектуалов, людей, всегда склонных к игре со словом. Точка зрения, согласно которой это явление безоговорочно рассматривается как показатель низкого культурного уровня говорящих, имеет под собой реальную основу: использование фактов нелитературного языка и качестве языковой экспрессии, как правило, свидетельствует о свободном владении говорящим всеми нормами литературного языка.

О том, что корпоративные, возрастные жаргоны и арго преступников - явления не одного порядка. свидетельствует то, что эти явления порождены различными причинами. Арго преступников вызвано к жизни социальным запросом, поэтому в "своей" среде для носителя арго оно большей частью нейтрально, почти терминологично [Лексикографическое описание...1994: 76]. Конспиративная функция, которую традиционно приписывали воровскому арго, по всей видимости, не является ведущей для него [Грачев 1995]. Для наблюдателя "извне" лексика воровского арго, безусловно, обладает специфической, крайне пейоративной экспрессией, выражающей мировоззрение преступного мира. Поэтому одной из основных функций данного социального диалекта продолжает оставаться мировоззренческая функция, в то же время она является и объединительной, противопоставляя деклассированных элементов остальной части общества [Грачев 1995].

В отличие от арго, корпоративный, возрастной жаргоны обусловлены эмоционально-психологическим запросом, поскольку выражают не столько принадлежность к определенной социальной (или антисоциальной) группе, сколько эмоциональную избыточность, максимализм, особое представление о жизненных ценностях, особый стиль и манеры поведения, свойственные молодым. В связи с этим молодежный жаргон чаще всего определяется как экспрессивный, сниженный стиль обыденной речи молодых. Корпоративные жаргоны, а в особенности молодежный жаргон, являются своего рода «общественной забавой», языковой игрой, подчиненной принципам эмоциональной экспрессивности. Эмоция слова в них заключается в шутке, в озорстве, с которым это слово произносится. Экспрессия жаргона отличается этим от пейоративной экспрессии арго и грубо-просторечной лексики. Таким образом, молодежный жаргон - это корпоративно-психологическое явление, представляющее собой сниженный стиль речи молодежи, социальная маркированность которого несет самый общий характер. Все это создает предпосылки для того, что именно молодежный жаргон (его общебытовая лексика) является основой русского общего жаргона. В связи с этим важно отметить, что жаргонная лексика засвидетельствована нами в текстах городских песен различной тематики.

Изучение русских жаргонов и арго во многом осложняется не только самой спецификой городской разговорной речи - ее чрезвычайным динамизмом, сложным характером внутриязыковой интерференции и т.п., - но и слабостью научной лексикографической и социолингвистической традиции в описании данной лексики. В силу социальных причин фиксирование сниженной лексики и составление словарей велось, как правило, нелингвистами. В последние десятилетия в связи со сменой социально-культурной парадигмы и отменой официальной цензуры в России вышло большое количество непрофессиональных и полупрофессиональных словарей-справочников арго (прежде всего лагерного) и жаргона (под которым часто понимается либо грубое просторечие, либо бранные вульгаризмы, в том числе матерная лексика). В связи с такой ситуацией трудно переоценить появление в 1990-х гг. словарей жаргонной и арготи-ческой лексики, созданных на основе действительно научного подхода и имеющих лингвистически обоснованную концепцию [Быков 1994; СТЛБЖ 1992; Елистратов 2000; см. также Земская. Розина 1994 и немногие другие].