Анормальная психология

С возникновением современной экспериментальной науки в первой половине XVIII века знания в области анатомии, физиологии, неврологии, химии и общей медицины стремительно возросли. Эти подвижки привели к постепенному выявлению биологической, или органической, патологии, лежащей в основе многих физических недугов. Ученые начали рассматривать органы больного организма как источник соматических болезней. Этим исследователям было необходимо сделать еще один шаг, чтобы предположить, что психическое расстройство -- заболевание, в основе которого тоже лежит патология органа, в данном случае -- головного мозга. В 1757 году Альбрехт фон Галлер (1708-1777) в своем труде «Элементы физиологии» подчеркнул важность мозга для психических функций и ратовал за посмертные вскрытия с целью изучения мозга душевнобольных. Правда, впервые систематически это мнение изложил немецкий психиатр Вильгельм Гризингер (1817-1868). В своем руководстве «Патология и терапия психических расстройств», опубликованном в 1845 году, Гризингер настаивал, что все психические расстройства можно объяснить с точки зрения мозговой патологии. Вслед за открытием того, что мозговая патология вызывает прогрессивный паралич, последовали и другие достижения. Алоиз Альцгеймер и другие исследователи установили наличие мозговой патологии при церебральном атеросклерозе и при сенильных психических расстройствах. Наконец, в XX веке были открыты органические нарушения, лежащие в основе токсических психических расстройств (вызванных такими токсическими веществами, как свинец), определенных типов умственной отсталости, и др. Здесь важно отметить, что, хотя открытие органических причин психических расстройств могло в отношении причинности отвечать на вопрос как, оно в большинстве случаев не касалось вопроса почему. Аналогичная ситуация иногда наблюдается и поныне. Например, хотя мы знаем, что определенные «пресенильные» психические расстройства вызывает именно мозговая патология, мы до сих пор не можем сказать, почему они одних индивидов поражают, а других -- нет. Тем не менее мы готовы с абсолютной точностью спрогнозировать течение этих расстройств. Это возможно не только благодаря знанию участвующих в них органических факторов, но и в значительной мере работе последователя Гризингера -- Эмиля Крепелина.

Истоки систем классификации

Эмиль Крепелин (1856-1926) внес выдающийся вклад в развитие биологических взглядов. Его руководство «Учебник психиатрии» (Lehrbuch derpsychiatrie), опубликованное в 1883 году, не только подчеркнуло важность мозговой патологии при психических расстройствах, но также содержало ряд новых достижений, поддерживающих данную точку зрения. Самым важным вкладом была его система классификации психических расстройств, которая стала предтечей сегодняшней DSM-IV (рассмотренной в главе 1). Крепелин заметил, что некоторые паттерны симптомов проявляются совместно с достаточным постоянством, чтобы считаться специфическими типами психических болезней. Тогда он продолжил описание и уточнение этих видов психических расстройств с целью разработки схемы классификации, которая впоследствии легла в основу нашей нынешней системы. Сведение воедино клинического материала, на котором основывалась эта классификация, было поистине грандиозной задачей и явилось важным вкладом в психопатологию.

Крепелин считал, что типы психических расстройств отличаются друг от друга и что течение каждого из них столь же предопределено и предсказуемо, сколь и течение кори. Поэтому можно предположительно предсказать исход конкретного типа расстройства, даже если над ним еще не установлен контроль. Подобные выводы привели к повышению заинтересованности в точном описании и классификации психических расстройств.

Открытия, сделанные на основе ранних биологических взглядов

Хотя ранние биологические взгляды были, быть может, чересчур широко приняты, прежде чем были признаны их ограничения, они стали первым огромным шагом современной науки к пониманию и лечению психических расстройств. (О недавнем историческом прогрессе в биологическом медикаментозном лечении см. справку 2.5.)

В свою очередь, предпринимались исследовательские поиски с целью обнаружения специфических причин расстройств, которые поддавались бы определенному медицинскому лечению; исследователи искали повреждения или болезнетворные процессы в отдельных участках мозга, чтобы выявить причины, лежащие в основе психических заболеваний. В результате подобных усилий была проведена дифференциация разнообразных форм анормальности, ведущая к перспективной системе классификации отдельных расстройств. Это послужило основой для дальнейших достижений в изучении проблемы анормального поведения. Однако не все исследования привели к позитивным результатам. В связи с тем что в тот период развития науки лучше всего были познаны расстройства, главной особенностью которых было повреждение или деструкция мозга (как при прогрессивном параличе), естественно было ожидать, что все анормальное поведение, в конечном счете, будет объяснено «большой» мозговой патологией. Разумеется, органические психические расстройства встречаются (и мы опишем их в главе 13), но подавляющее большинство отклонений не имеет очевидной связи с физическим повреждением мозговой ткани. Тем не менее медицинская модель -- концептуальная модель, не соответствующая большей части анормального поведения, активно поддерживалась многими исследователями того времени. Важно заметить, что ориентация на медицинскую модель не ограничивается биологическими воззрениями на природу психических расстройств. Она распространилась и на психосоциальные теории, определяющие симптом как основополагающую причину заболевания. С этой точки зрения анормальное поведение, пусть даже психологическое (скорее, чем биологическое) по природе, является симптомом некоей скрытой, внутренней патологии или «нездоровья», как, например, лихорадка -- симптом серьезной инфекции. Как мы вскоре увидим, Фрейд, который был врачом, избрал этот подход в разработке психоаналитической теории анормального поведения.

Установление психологической основы психических расстройств

Несмотря на явно выраженный интерес к биологическим аспектам, продвигалось и познание психологических факторов психических расстройств. В первую очередь следует упомянуть исследования Зигмунда Фрейда (1856-1939), признанного наиболее часто цитируемым теоретиком XX века в области психологии (Street, 1994). На протяжении пяти десятилетий наблюдений и лечения Фрейд разрабо-

СПРАВКА 2.5

История поиска медикаментозных средств лечения психических расстройств

Хотя психические расстройства издавна пытались лечить лекарствами, эффективное применение медикаментов имеет очень недолгую историю. На протяжении веков врачи искали средства излечения психических расстройств медикаментозным способом. Одним из самых ранних дошедших до нас трактатов о применении лекарств в лечении психических расстройств является труд римского врача Галена (130-200 гг. до н.э.). Для процедуры использования лекарств при лечении болезней человека Гален изобрел термин апотерапия, а в его труде подробно описано как приготовление различных медикаментов, так и проведение лекарственной терапии больным, страдающим психическими расстройствами. Большинство из предложенных им лекарств были слабительными и рвотными (очистительными), применявшимися для очищения организмов людей от инородных веществ, которые, как считалось, вызывают недуги. В Средние века другой удивительный, но глубоко противоречивый в своих взглядах врач-химик по имени Парацельс (1490-1541) экспериментировал с разнообразными химикалиями как средствами для лечения болезней человека. Хотя он использовал многие из тех же субстанций, что широко применяли Гален и другие исследователи, включая слабительные и даже вещество, называвшееся «порошком мумии» (изготовленное из частиц мумий), он также в целях лечения болезней экспериментировал и с другими, на вид более действенными веществами, например со ртутью (которая считалась и главным ингредиентом для алхимического получения золота).

Несмотря на долгий исторический путь поиска лекарственных средств, высоко успешное применение медикаментов при лечении тяжелых психических расстройств имеет гораздо более короткую историю - около 50 лет. Тем не менее эта стремительно развивающаяся область в сравнительно небольшие сроки оказала огромное влияние как на лечение, так и на понимание психических расстройств. Мы опишем недавние исторические достижения в сфере лечения психотропными средствами, точнее, два препарата, появление которых в 1950-х годах ознаменовалось замечательным успехом. (Использование медикаментозных средств лечения психических расстройств будет подробнее описано в главе 16.) Первый из препаратов, резерпин, веками использовался в Индии в рамках народной травной медицины. Корень, Rauwolfia serpentine, назначался при широком круге поражений, включая змеиные укусы, эпилепсию, катаракту и помешательство. Индийское название корня, pagla-ka-dawa, означает «трава безумия». В 1931 году Сен и Боуз (Bose, 1932) опубликовали в индийском медицинском журнале статью о пользе раувольфии при лечении повышенного артериального давления и умопомешательства, а в 1943 году статья в Indian Medical Gazette извещала о возможных благоприятных эффектах применения корня при лечении «манической» тал всеобъемлющую теорию психопатологии, в которой подчеркивалась внутренняя динамика бессознательных мотивов (часто называемая психодинамикой), которая лежит в основе психоаналитического направления.

Методы, которыми он пользовался в исследованиях и в процессе лечения пациентов, стали называться психоанализом. Корни психоанализа мы можем увидеть в изучении гипноза, особенно в его связи с истерией. Гипноз, индуцированное состояние релаксации, в котором человек в высокой степени открыт суггестии, впервые вошел в широкий обиход в конце XVIII и начале XIX века. депрессии и шизофрении. Однако во время Второй мировой войны изучению действия этого препарата уделялось второстепенное внимание. В начале 1950-х годов в Ciba, швейцарской фармацевтической компании, был выделен активный ингредиент раувольфии, резерпин, а в 1953 году психиатр Р. А. Хаким написал статью о применении раувольфии при лечении психоза (цит. по в Gupta, Deb & Kahali, 1943). Сегодня от резерпина, как средства лечения психозов, отошли в связи с разработкой других препаратов и побочными эффектами его действия (тремор, именуемый лекарственным паркинсонизмом). В настоящее время резерпин применяется в основном при лечении гипертонии.

Вторым психоактивным препаратом, который появился в 1950-х годах как средство для лечения тяжелых психических расстройств, был хлорпромазин. Во второй половине XIX века немецкий химик по имени Бернтезен, искавший смеси, которые действовали бы как красители, впервые получил этот препарат. Он синтезировал химические вещества, именуемые феноти-азинами. Пауль Эрлих, медицинский исследователь и основоположник химиотерапии, счел, что эти вещества могут быть эффективными при лечении болезней человека благодаря способности уничтожать чужеродные клетки, одновременно сохраняя ткани человеческого организма. Препарат был впервые испытан при лечении малярии, а к 1930-м году использовался как анестетик из-за своих седативных качеств. В1951 году французский хирург Анри Лабори использовал препарат как «искусственный гибернатор», чтобы предотвращать шок у хирургических больных. Только в 1952 году два французских психиатра, Жан Делэй и Пьер Деникер, открыли, что препарат ослабляет психотические симптомы, и начали применять хлорпромазин при лечении психиатрических пациентов.

Почти магический эффект антипсихотических препаратов был немедленно оценен многими психиатрами Соединенных Штатов. К1956 году, первому году широкого применения резерпина и хлорпромазина, можно было уже говорить об их влиянии на динамику психиатрической госпитализации. Ранее в Соединенных Штатах число больных, госпитализированных в психиатрические больницы, доходило до 560 000, и наблюдалась тенденция к росту данных показателей. К1964 году это число упало до 490 000, а в 1971 году было госпитализировано только 300000 больных!

Эффективность препаратов как средств ослабления психотических симптомов привела исследователей к разработке более специфических каузальных гипотез относительно ряда психических расстройств, например шизофрении. Исследователи также заметили, что антипсихотические препараты, такие как фенотиазины, изменяют уровень содержания допамина -нейротрансмиттера, который связан с шизофренией. Эти наблюдения подвели исследователей к «допаминовой гипотезе», согласно которой метаболизм допамина находится в связи с причиной шизофрении. Обсуждение этой темы будет продолжено в главе 12.

Месмеризм

Попытки понять психологические причины психических расстройств были сделаны еще Францем Антоном Месмером (1734-1815), австрийским врачом, развивавшим идеи Парацельса о влиянии планет на человеческий организм. Месмер считал, что планеты воздействуют на универсальные магнетические флюиды в организме, распределение которых определяет здоровье и болезни. В результате попыток поиска средства от психических расстройств Месмер пришел к выводу, что все люди обладают магнетическими силами, которые можно использовать, чтобы повлиять на распределение магнетических флюидов в других людях, тем самым обеспечивая их исцеление.

Месмер пытался воплотить свои взгляды в жизнь в Вене и ряде других городов, но активную поддержку своих взглядов нашел в Париже в 1778 году. Там он открыл клинику, в которой лечил все виды болезней «животным магнетизмом». Больных сажали в темное помещение вокруг ванны с различными химикалиями, из которой к пораженным участкам тел больных тянулись железные прутья. Месмер появлялся под музыку, в сиреневых одеждах, переходил от больного к больному и прикасался к каждому руками или жезлом. Такими средствами Месмер, как известно, мог устранять истерические анестезии и параличи. Он также демонстрировал множество феноменов, позднее связанных с гипнотической практикой.

В конце концов, Месмер, заклейменный коллегами-медиками как шарлатан, был вынужден покинуть Париж, и его имя скоро было забыто. Однако используемые им методы и результаты исследований много лет находились в центре научных споров; фактически месмеризм, с тех пор как стала известна его техника, был таким же источником жаркой дискуссии в начале XIX века, каким психоанализ -- в начале XX. Эта дискуссия привела к повышению интереса к самому гипнозу как объяснению имевших место «исцелений».

Школа Нанси

Амброз Аугуст Льебо (1823-1904), французский врач, практиковавший в городе Нанси, успешно использовал в своей работе гипноз. В то же время в Нанси находился и профессор медицины Ипполит Бернхейм (1840-1919), который заинтересовался связью между истерией и гипнозом. Его интерес развился вследствие успеха Льебо в лечении гипнозом больного, которого Бернхейм четыре года безуспешно лечил более традиционными методами (Selling, 1943). Бернхейм и Льебо совместно разрабатывали гипотезы о том, что гипнотизм и истерия связаны друге другом и что своим существованием они обязаны суггестии (Brown & Menninger, 1940). Их гипотеза опиралась на две линии доказательств: 1) феномены, наблюдаемые при истерии, такие как паралич руки, глухота или части тела, не чувствительные к уколам булавкой (все перечисленное происходит без какой-либо видимой органической патологии), можно вызывать и у нормальных людей при помощи гипноза; 2) те же симптомы можно устранить посредством гипноза. Предполагалось, что истерия -- это разновидность самогипноза. Врачи, разделявшие эту точку зрения, в конечном счете стали известны как школа Нанси.

Тем временем Жан Шарко (1825-1893), возглавлявший больницу Сальпетриер в Париже и бывший ведущим неврологом своего времени, экспериментировал с некоторыми явлениями, описанными месмеристами. В результате своих изысканий Шарко не согласился с открытиями школы Нанси и настаивал, что к истерии приводят дегенеративные изменения головного мозга. Однако Шарко, как было в итоге доказано, заблуждался, но результаты исследования проблемы, предпринятого столь выдающимся ученым, пробудила медицинский и научный интерес к истерии.

Диспут между Шарко и школой Нанси был одним из главных споров в истории медицины, где обеими сторонами было высказано немало резких слов. В конце концов, приверженцы школы Нанси торжествовали победу, означавшую первое признание психологических причин психического расстройства. Это признание спровоцировало новые исследования поведения, лежащего в основе истерии и других расстройств. Скоро было высказано предположение о том, что психологические факторы участвуют также в тревожных, фобических и прочих психопатологических состояниях. Наконец, сам Шарко изменил точку зрения и сделал многое в изучении психологических факторов при различных психических расстройствах.

Дебаты о том, какими факторами, биологическими или психологическими, вызываются психические расстройства, продолжаются по сей день. Однако спор между школой Нанси и Шарко явился для психологии крупным шагом вперед. К концу XIX века было ясно, что психические расстройства могут иметь либо психологическую основу, либо биологическую, либо и ту и другую. На фоне этого признания без ответа остался главный вопрос: как в действительности развиваются психологически обусловленные психические расстройства?

Истоки психоанализа

Первая систематическая попытка ответить на этот вопрос была предпринята Зигмундом Фрейдом (1856-1939). Фрейд был блестящим молодым венским неврологом, получившим приглашение на должность преподавателя по нервным болезням в Венский университет. В 1885 году он стал учеником Шарко, а позднее познакомился с работой Льебо и Бернхейма в Нанси. Большое впечатление на него произвел гипноз, используемый ими при лечении истеричных больных. В тот период Фрейд был уверен, что могущественные психические процессы могут оставаться сокрытыми от сознания.

По возвращении в Вену Фрейд работал в сотрудничестве с другим врачом, Йозефом Брейером (1842-1925), внесшим большой вклад в исследование воздействия гипноза при лечении больных. В отличие от своих предшественников-гипнологов Фрейд давал установку пациентам свободно говорить в гипнотическом состоянии о своих проблемах. Обычно пациенты выплескивали сильные эмоции и впоследствии ощущали значительное эмоциональное облегчение, которое было названо катарсисом. Это простое нововведение в практику гипноза имело большое значение: оно не только помогало больным разрядить эмоциональное напряжение посредством обсуждения собственных проблем, но также обнажало перед терапевтом характер затруднений, которые порождали определенные симптомы. Больные после окончания сеанса гипноза не видели никакой связи между своими проблемами и истерическими симптомами.

Именно этот подход привел к открытию бессознательного -- той части психики, где содержатся переживания, о которых человек не имеет понятия, а также важную роль в определении поведения. В 1893 году Фрейд и Брейер опубликовали совместную статью «О психических механизмах истерических феноменов», которая стала одной из основополагающих вех в изучении динамики сознательного и бессознательного. Более того, Фрейд вскоре пришел к выводу, что он может больше не использовать гипноз в работе с пациентами. Побуждая больных говорить все, что придет им в голову, безотносительно логики или пристойности, Фрейд обнаружил, что больные в конце концов превозмогают внутренние препятствия к припоминанию и свободно обсуждают свои проблемы. Соединение двух методов позволило ему понять сознательные и бессознательные мыслительные процессы своих пациентов. Один метод, свободные ассоциации, предполагал свободные высказывания больных о себе, что предоставляло информацию об их чувствах, мотивах и так далее. Второй метод, анализ сновидений, подразумевал запись и описание пациентами своих снов. Эти техники способствовали возникновению инсайта и достижению более адекватного понимания эмоциональных проблем. Остаток своей долгой и деятельной жизни Фрейд посвятил развитию и разработке психоаналитических принципов. В 1909 году, когда выдающийся психолог Дж. Стэнли Холл, президент Университета Кларка, пригласил его выступить с серией лекций, Фрейд изложил основные моменты своей теории американским ученым. Эти лекции породили много споров и способствовали популяризации психоаналитических концепций как среди ученых, так и среди широкой общественности.

К более полному обсуждению психоаналитической точки зрения мы вернемся в главе 3. Далее мы рассмотрим первые достижения психологических изысканий и эволюции поведенческого направления в понимании анормального поведения. Живые и конструктивные взгляды Фрейда вызвали широкий отклик в научном мире, многие ученые поддерживали его теорию. Психоанализ имеет большое число последователей и сегодня, более чем через сто лет после первых публикаций. Другие клинические теоретики, такие как Карл Юнг, Альфред Адлер и Гарри Стэк Салливан, создали «параллельные» теории, которъхе во многом способствовали развитию психоаналитической точки зрения.

Эволюция традиции психологического исследования

Мы полагаем, что истоки научного мышления в современной психологии в значительной мере исходят из первых скрупулезных усилий объективного изучения психологических процессов Вильгельмом Вундтом (1832-1920) и Уильямом Джеймсом (1842-1910). Хотя ранняя деятельность этих экспериментальных психологов не имела прямого отношения к клинической практике или современному пониманию анормального поведения, через несколько десятилетий данная традиция, несомненно, повлияла на формирование мышления психологов, которые перенесли эти строгие установки в клиническую практику.

Первые психологические лаборатории

В 1879 году Вильгельм Вундт основал первую экспериментальную психологическую лабораторию в Лейпцигском университете. В процессе изучения механизмов памяти и ощущений Вундт с коллегами разработали много базисных экспериментальных методов и стратегий. Вундт оказал прямое влияние на первых исследователей, занимавшихся экспериментальным изучением анормального поведения; при анализе клинических проблем они последовали его экспериментальной методологии, а также некоторым его исследовательским стратегиям. Например, ученик Вундта Дж. Мак-Кин Кэттелл (1860-1944) применял его экспериментальные методы в Соединенных Штатах при оценке индивидуальных различий в умственной деятельности. Он и другие исследователи, изучавшие работы Вундта, основали исследовательские лаборатории во многих городах Соединенных Штатов.

Однако лишь в 1896 году еще один из студентов Вундта, Лайтнер Уитмер (1867-1956), объединил исследования с практикой и основал в университете Пенсильвании первую американскую психологическую клинику. В клинике Уитмера проблемы умственно отсталых детей рассматривались с научной и клинической точек зрения. Уитмер, основоположник клинической психологии (MeReynolds, 1996, 1997), имел большое влияние в научных кругах и вскоре приобрел много последователей. Вскоре были основаны другие клиники. Одной из них был Чикагский институт молодежных психопатий (позднее названный Институтом молодежных исследований), основанный в 1909 году Уильямом Хили (1869-1963). Хили был первым, кто рассматривал молодежную делинквентность как симптом урбанизации, а не как следствие внутренних психологических проблем. Он был одним из первых, кто определил новую область причинности -- средовые, или социокультурные, факторы.

К первому десятилетию XX века психологические лаборатории и клиники процветали, было предпринято огромное количество исследований (Reisman, 1991). Стремительный и объективный обмен научными данными был, наверное, настолько же важен в развитии современной психологии (или любой другой науки), насколько важны сбор и интерпретация новых фактов, полученных в результате исследовательского поиска. В этот период появилось множество научных журналов, пропагандирующих экспериментальные и теоретические открытия. Двумя заметными изданиями в области анормальной психологии были «Журнал анормальной психологии» (Journal of Abnormal Psychology), основанный Мортоном Принсом в 1906 году, и «Психологическая клиника» (The Psychological Clinic), основанный Лайтнером Уитмером в 1907 году. (Интересно, что Принс был психиатром, создавшим журнал для публикации статей по анормальной психологии, которые не были биологическими по своему характеру.) Прошли годы, количество журналов возросло. В настоящее время Американская психологическая ассоциация психологов издает 29 научных журналов, многие из которых сосредоточены на исследованиях анормального поведения и функционирования человека.

Поведенческое направление

Если психоаналитическое видение анормального поведения преобладало в конце XIX и в начале XX века, то другая школа, бихевиоризм, рождалась из экспериментальной психологии, чтобы оспорить господство психоанализа по мере того, как для познания анормального поведения стали использовать теории научения. Психологи-бихевиористы считали, что изучение субъективных переживаний через техники свободных ассоциаций и анализа сновидений не обеспечивает приемлемых научных данных, потому что подобные наблюдения не могут быть верифицированы другими исследователями. По их мнению, лишь изучение непосредственно наблюдаемого поведения и стимулов с подкрепляющими условиями, которые его «контролируют», способно служить основой для формулировки научных принципов человеческого поведения.

Поведенческое направление сосредоточено на центральной теме: роли научения в человеческом поведении. Хотя изначально это направление было разработано путем лабораторных исследований, а не клинической работы с больными индивидами, его импликации для объяснения и лечения дезадаптивного поведения вскоре стали очевидными.

Классическое обусловливание

Возникновение бихевиористского взгляда на анормальное поведение и его лечение связано с экспериментальной деятельностью по изучению формы научения, которая известна как классическое обусловливание. Эта деятельность началась с открытия условного рефлекса русским физиологом Иваном Павловым (1849-1936). На рубеже веков Павлов продемонстрировал, что у собак постепенно развивается слюноотделение в ответ на непищевой стимул (например, колокольчик), после того как он регулярно подкреплялся кормлением.

Открытия, сделанные Павловым в классическом обусловливании, заинтересовали молодого американского психолога Джона Б. Уотсона (1878-1958), искавшего способы объективной оценки поведения человека. Уотсон доказывал, что если психология претендует на звание подлинной науки, то она должна отбросить субъективизм внутренних ощущений и прочих «ментальных» событий и ограничить себя тем, что поддается объективному наблюдению. Что может быть для этой цели лучше наблюдения за систематическими переменами в поведении, вызванными простыми изменениями условий предъявления стимулов? Таким образом, Уотсон сместил фокус психологии в сторону изучения открытого поведения -- подход, который он назвал бихевиоризмом.

Уотсон, человек впечатляющей энергии и чрезвычайно деятельный, увидел в бихевиоризме огромные возможности и указал на них коллегам-ученым и заинтересованной общественности. Он утверждал, что с помощью обусловливания сможет из любого здорового ребенка вырастить взрослого, обладающего любыми, выбранными по желанию, чертами личности. Он также бросил вызов психоаналитикам и другим исследователям, ориентированным на биологическое направление, психологам своего времени, предположив, что анормальное поведение -- это продукт неудачного, небрежного раннего обусловливания и может быть преобразовано путем переобусловливания.

К 1930-м годам Уотсон оказал колоссальное влияние на американскую психологию. Подход Уотсона состоял в опоре на роль социальной среды в обусловливании нормального и анормального развития и поведения личности. И сегодня психологи, занимающиеся изучением поведения, все еще принимают многие из базисных положений доктрины Уотсона, хотя они более осторожны в своих выводах.

Оперантное обусловливание

В то время как Павлов и Уотсон изучали антецедентные условия предъявления стимулов и их связь с поведенческими реакциями, Э. Л. Торндайк (1874-1949) и впоследствии Б. Ф. Скиннер (1904-1990) занимались иным видом обусловливания, когда на поведение влияют его последствия.

Нерешенные проблемы

Интерпретация исторических событий

Можно предположить, что попытка заглянуть в историю с целью получения картины событий, произошедших давным-давно, не окажется трудной задачей, что это сведется к простому обзору неких исторических книг и публикаций интересующего нас времени. Однако наши взгляды на историю и понимание событий постоянно открыты для пересмотра. Как недавно указал Шудсон (Schudson, 1995), «коллективная память более условна, чем индивидуальная, по крайней мере в либеральных плюралистических обществах. Она всегда открыта оспариванию» (р. 16). На нашем пути к пониманию точной картины взглядов и поведения людей, живших сотни лет назад, возможно наличие множества препятствий. Так, безусловно, обстоят дела с нашими представлениями о Средних веках (Kroll & Bachrach, 1984). Ведущая проблема ретроспективного психологического анализа состоит в том, что мы не можем опираться на прямое наблюдение -- критерий психологического исследования. Взамен нам приходится обращаться к письменным документам или историческим обзорам эпох. Хотя эти источники нередко полны захватывающей информации, они могут не раскрывать те сведения, которые мы ищем; мы, следовательно, должны экстраполировать «факты» из информации, которой располагаем, что не всегда оказывается легкой задачей. В наших выводах мы ограничены имеющимися в нашем распоряжении документами или источниками. Попытки узнать о взглядах людей и социальных установках многовековой данности путем изучения сохранившихся церковных документов или биографических данных далеки от идеала. Во-первых, мы неизбежно изымаем эти документы из контекста, в котором они были составлены. Во-вторых, мы не знаем, не руководили ли авторами скрытые мотивы, а также какие подлинные цели стояли за этими документами. Например, некоторые историки ошибочно заключили, будто в Средние века главным причинным фактором психических заболеваний считался грех. Отчасти это заблуждение может быть связано с тем, что отдельные авторы призывали «Божью кару» на головы тех жертв душевных недугов, которым случалось оказаться их врагами. Понятно, что если жертвы оказывались друзьями, то грех обычно не упощается.

Существуют и ситуации, когда концепции, важные для исторической интерпретации, сегодня имеют для нас совершенно другой смысл, чем имели в прошлом, или же их смысл может быть попросту неясным. Кролл и Бахрах (Kroll & Bachrach, 1984) указали, что понятие «одержимости», столь важное для наших воззрений о Средних веках, «...смутная и сложная концепция, для которой у нас нет подходящих естественных моделей. Наш язык подводит нас за исключением цветистых аналогий и метафор. Точно так же как выражение "нервный срыв" означает разный смысл для разных людей, так и «одержимость» означает и означала много разных понятий и, без сомнения, для жителей средневековья обладала иным диапазоном значений, чем обладает для нас» (р. 510).

Такого рода неопределенность может сделать четкую оценку событий средневековья трудной, а то и невозможной.

Предвзятость может вступить в игру и в ходе интерпретации. Наши интерпретации исторических событий или былых верований могут быть окрашены нашими собственными взглядами на понятия нормы и анормальности. В действительности трудно провести ретроспективный анализ, не принимая в качестве отправной точки современных воззрений и ценностей. Например, наше представление о Средних веках привело, по словам Шенемана (Schoeneman, 1984), к нашему современному заблуждению относительно того, что в XV и XVI веках душевнобольных, как правило, обвиняли в колдовстве. Для большинства из нас эта интерпретация, несмотря на то что она неверна, имеет смысл потому, что мы не понимаем средневековых взглядов на колдовство.

Хотя изменение взглядов о Средневековье позволило нам узнать, что понятия о демонах, грехе и колдовстве не были в то время ведущими в понимании психических болезней, ясно и то, что в некоторых случаях они связывались с психическими болезнями. Где истина? Думается, что последнее слово на этот счет еще не сказано ни относительно Средних веков, ни какого-либо другого периода нашей истории. В лучшем случае исторические взгляды и, следовательно, ретроспективные психологические исследования должны приниматься за рабочие гипотезы, которые открыты изменениям по мере того, как будет меняться оценка исторических событий или будут открываться «новые» исторические документы.

Некоторые авторитетные исследователи, заинтересованные в применении психологической мысли к интерпретации исторических событий, предложили ввести дисциплину психоистория (DeMause, 1981), которая, согласно Лоутону (Lawton, 1990), подразумевает «междисциплинарное изучение причин поступков человека в истории с активным использованием психоаналитических принципов» (р. 353). Этот подход к истории (который не избежал критики; см. Shephard, 1979) представляет собой попытку обеспечить глубокий анализ исторических фигур или исторических событий при помощи психологической теории, в частности психоанализа, для объяснения тех или иных фактов. Подобный подход к изучению или новой интерпретации исторических событий обременен проблемами валидизации и может расцениваться как обеспечивающий «правдоподобное» применение отдельной теории, нежели установления факта о самом по себе событии. Исторические события зачастую неоднозначны, открыты для новых и новых интерпретаций прежде, чем они станут «написанной историей». Нередко окончательная версия конкретного события еще долго оспаривается после того, как высохнут чернила в исторических томах, где оно описано и интерпретировано.

Даже когда исторические события произошли сравнительно недавно, для последующих поколений может оказаться нелегкой задачей воссоздание в точности именно того, что происходило в действительности. Недавним примером трудностей при выполнении психологической реконструкции исторических событий, или «психологической экспертизы», можно считать широко освещавшийся в прессе взрыв на американском военном корабле «Айова». В 1989 году взрыв в орудийном отсеке унес жизни 47 человек и привел к демонтажу этого знаменитого боевого корабля. Расследование- инцидента, проведенное командованием военно-морского флота и ФБР, первоначально исключило возможность несчастного случая или диверсии и возложило вину на матроса, которого сочли гомосексуалистом с психологическими нарушениями и который, как полагали, намеренно устроил взрыв при попытке совершить самоубийство. Последовал спор, подтолкнувший Конгресс расследовать происшествие и причины, по которым военно-морское командование обвинило матроса. В состав комиссии Конгресса по оценке потенциальной причины катастрофы и возможной причастности к ней обвиняемого матроса были введены 14 видных психологов, которых попросили пересмотреть имеющуюся информацию о матросе и произвести психологическую экспертизу его состояния на момент инцидента. Одиннадцать из 14 экспертов критически отнеслись к выводам командования и выразили в рапорте ФБР сомнения в правильности оценки состояния психического здоровья матроса в момент катастрофы. В отчетах экспертов обнаружилось значительное расхождение мнений, особенно в отношении детальных суждений, и согласие было достигнуто лишь по широким категориям. В последних исследованиях (Otto, Poythress, Starr & Darkes, 1993) предложено соблюдать осторожность в использовании психологических экспертиз при подобных случаях, так как эксперты заметно не совпадали в своих суждениях.

Резюме

На протяжении веков познание анормального поведения не протекало гладко или единообразно; шаги предпринимались неравномерно, с огромными паузами, а необычные, даже причудливые, взгляды и верования часто тормозили деятельность исследователей и теоретиков. Господствующие социальные, экономические и религиозные взгляды былых времен оказали глубокое влияние на то, как люди рассматривают анормальное поведение, равно как и прогресс физических и биологических наук. В XX веке в нашем познании анормального поведения были сделаны колоссальные успехи, и мы можем проследить общий отход от суеверий и «магии» в сторону рациональных, научных изысканий.

Размещено на Allbest.ru