Индивидуальное и групповое консультирование

Программа недирективного консультирования. Довольно интересно сравнить только что приведенные формулировки с правилами, установленными для консультантов в Вестерн Электрик Компани в качестве руководства по проведению беседы. Правила следующие (Roethhisberger F. J., Dickson W. J. “Management and the Worker”, p. 287.):

1. Консультант должен слушать говорящего терпеливо и доброжелательно, относясь к нему при этом слегка критично.

2. Консультант не должен демонстрировать какую бы то ни было властность.

3. Консультант не должен давать советы или делать замечания морального плана.

4. Консультант не должен спорить с говорящим.

5. Консультант должен говорить или задавать вопросы только при определенных обстоятельствах:

а) чтобы помочь человеку высказаться;

б) чтобы избавить говорящего от каких-то страхов или тревоги, которые могут повлиять на его отношение к собеседнику;

в) чтобы похвалить говорящего за точную передачу своих мыслей и чувств;

г) чтобы направить беседу на те предметы, которые были упущены или отвергнуты клиентом;

д) чтобы обсудить неясные моменты, если это необходимо.

Совершенно очевидно, что в этих правилах делается упор на отсутствие советов, увещеваний и споров и акцентируется внимание на том, что время беседы принадлежит клиенту, тем самым ему предоставляется возможность говорить свободно, что в целом полностью согласуется с недирективным подходом и абсолютно противоположно приемам директивного типа.

Некоторые практические выводы. Кому-то может показаться, что автор чрезмерно пунктуален в своем стремлении указать на главные отличительные черты по степени директивности стилей работы консультантов и терапевтов. Причина нашего стремления к максимальной ясности в этом вопросе заключается в том, что любой консультант, как правило, считает себя и свой стиль работы скорее именно недирективным. Большинство консультантов, получивших высокий балл по шкале директивности, не верят в то, что они в ходе интервью выбирают цель, дают советы клиенту, что ему следует делать, и убеждают его осуществить эти рекомендации. Соответственно, можно предположить, что все виды консультирования в основном схожи и различия в приемах и техниках минимальны. Исследование Портера наглядно подтвердило, что это совсем не так. Прогресс, в нашем понимании психотерапии, будет обеспечиваться признанием принципиальных различий в существующих терапевтических подходах, а не в стремлении к гармонии идей, для которой на самом деле нет никакого основания.

Если читатель пожелает удостовериться в приведенных нами фактах, он может проанализировать любую приведенную запись беседы. Если он просто перечитает последовательные высказывания, то убедится в справедливости одного из следующих утверждений;

1. Знакомства только с высказываниями консультанта уже достаточно, чтобы понять основную суть, общее направление беседы. Если это утверждение верно, значит, беседа определенно является директивной.

2. Перечитав только высказывания клиента, можно получить достаточно адекватную картину всей беседы. Если это так, то стиль консультирования определенно недирективный.

3. Прочтение чередующихся высказываний не дает ничего, кроме путаницы, а слова клиента и консультанта сами по себе очень мало говорят о сути беседы. Это означает, что беседа представляет собой нечто среднее между директивным и недирективным стилями.

Скрытые намерения

За различиями в директивном и недирекгивном подходах скрывается более глубокий смысл -- в самой философии консультирования и базовых ценностях. Последнее представляется весьма существенным. В области прикладного знания ценностная ориентация играет зачастую достаточно важную роль при выборе той или иной техники. Поэтому необходимо хорошо разбираться в скрытых ориентирах как директивного, так и недирективного консультирования.

Первое основное различие в целях возникает вокруг вопроса о том, кто должен определять цели клиента. Директивный метод предполагает, что консультант выбирает желаемую и социально одобряемую цель, которой должен достичь клиент, и впоследствии направляет свои усилия на то, чтобы помочь субъекту осуществить это. В этом случае подразумевается, что консультант -- лицо, вышестоящее по отношению к индивиду, поскольку последний считается неспособным к принятию полной ответственности за выбор своей цели. Недирективное консультирование основано на предположении о том, что человек обладает правом выбирать свои собственные жизненные цели, даже если они отличаются от тех, которые ему может предложить консультант. Также подразумевается, что, если у индивида уже есть какое-то осмысление себя и своих проблем, он скорее всего примет более разумное решение. Этот подход удивительно точно выразил Роберт Велдер, который, в силу своего происхождения, оформил свои идеи в русле фрейдовской теории. “Основная идея психоанализа Фрейда... это беспристрастность по отношению к внутренним конфликтам пациента. Не принимая участия в этих непрекращающихся сражениях, психоанализ позволяет только свету и воздуху проникнуть на это поле битвы, с помощью превращения несознательных элементов конфликта в сознательные. Идея заключается в том, что если зрелое эго взрослого имеет полный доступ ко всем вовлеченным в процесс силам, то оно будет способно найти адекватное и допустимое, по крайней мере, непатологическое решение этих конфликтов и способно установить приемлемое соотношение между удовлетворением желаний и эффективным контролем над ними” (Waelder Robert. “Areas of Agreement in Psychotherapy”, American Journal of Orthopsyctuatry, vol. 10, nr. 4 (October, 1940), p. 705. Интересно, что это утверждение д-ра Велдера было сделано с тем, чтобы подчеркнуть точку зрения, которая, по его мнению, отличалась от психоаналитических взглядов Фрейда. Представителям других направлений, присутствующих на симпозиуме, было ясно, однако, что это есть один из основных принципов эффективной психотерапии вообще, и д-р Гудвин Уотсон, председатель, в заключение дискуссии отметил, что, кажется, мы пришли к выводу, что психоанализ действительно послужил мощным первоначальным импульсом таких взаимоотношений, при которых терапевт старается не допустить влияния собственных ценностей на пациента, и что последние двадцать лет показали, что все остальные психотерапевты стремятся почти к тем же идеалам. Там же, р. 708.).

Недирекгивный метод придает особое значение праву каждого индивида быть психологически независимым и утверждать свою психологическую целостность. При директивном подходе громадное значение имеет социальная приспособленность клиента и право более способного руководить менее способным. Эти точки зрения существенным образом обусловлены социальной и политической философией, связаны они и с техниками терапии.

Как следствие этого различия в ценностных ориента-циях, мы обнаруживаем, что директивная группа стремится все усилия сконцентрировать на проблеме, которую выражает клиент. Если проблема решается в том виде, в каком это одобряется консультантом, и если симптомы устранены, -- консультирование считается успешным. Недирекгивная группа акцентирует свое внимание на самом клиенте, а не на проблеме. Если клиент через терапевтические отношения достигает достаточного состояния, чтобы понять свое отношение к реальной ситуации, он может выбрать адекватный способ адаптации к реальности, который имеет для него наивысшую ценность. Кроме того, он будет способен гораздо более эффективно справляться с проблемами, которые могут возникать в будущем, именно на основе усиливающегося осознания самого себя и увеличивающегося опыта независимого решения своих проблем. Очевидно, что недирективные методы подходят подавляющему большинству людей, обладающих способностью находить адекватные решения своих проблем. С этой точки зрения, консультирование не может быть единственным методом работы с психотиками и, возможно, с теми, кто не способен справиться со своими трудностями даже с чьей-либо помощью. Не подходит консультирование детям или взрослым, сталкивающимся с невыносимыми требованиями внешней среды. Хотя для большинства неприспособленных индивидов -- детей, подростков или взрослых людей, -- видимо, можно установить некоторое приемлемое отношение между индивидом и его социальным окружением. В подобных примерах терапевтический подход, способствующий росту и достижению ответственности и зрелости, может быть крайне эффективным.

ЧАСТЬ III. ПРОЦЕСС КОНСУЛЬТИРОВАНИЯ

Глава 6. Эмоциональные высвобождения

консультирование психотерапия личность

Как бы ни были важны те аспекты консультирования, которые обсуждались нами ранее, они тем не менее по своей сути являются преамбулой процесса консультирования как такового. Теперь мы перейдем к тому, что многие считают одним из центральных моментов любого вида терапии, -- высвобождению чувств. Конечно, одной из важнейших задач любого опыта консультирования является вскрытие тех мыслей, установок, чувств, эмоционально окрашенных импульсов, которые тесно связаны с проблемами и конфликтами индивида. Эта задача осложняется тем, что легкие, поверхностные отношения, сложившиеся с клиентом, не всегда обладают значимостью и мотивирующей силой. Поэтому консультант должен быть по-настоящему профессионалом, чтобы дать выход высвобождению, позволить клиенту отреагировать на ключевые моменты своей ситуации. Непосредственно терапевтические взаимоотношения, как было показано, способствуют этому процессу. В данной главе мы коснемся тех способов, с помощью которых консультант может управлять процессом беседы, чтобы помочь клиенту выразить именно те установки, которые он может раскрыть с пользой для себя.

Поощрение высвобождения

Клиент как самый лучший гид. Самый верный путь к выявлению значимых проблем и конфликтов, являющихся весьма болезненными, а также к тем сферам, на которые консультирование могло бы оказать конструктивное воздействие, заключается в том, чтобы следовать за паттернами чувств клиента по мере их свободного выражения. Когда человек говорит о себе и своих проблемах, особенно во время терапевтического сеанса, где нет необходимости защищать себя, именно реальные затруднения становятся все более и более очевидными для наблюдательного собеседника. Отчасти справедливо, что эту же самую информацию можно получить, терпеливо задавая вопросы, касающиеся всех сфер жизни, которые могут быть значимыми для клиента. Но, как мы увидим далее, это скорее всего будет весьма длительный процесс, и всплывающие проблемы могут оказаться в большей мере проблемами консультанта, нежели клиента. Следовательно, лучшие способы беседы -- те, которые помогают человеку выражать себя настолько свободно, насколько это возможно. Консультант сознательно пытается воздерживаться от любой активности или любого высказывания, которое может каким-то образом направлять течение беседы и привносимого в нее содержания.

Основания для такого подхода очевидны. Некоторые проблемы являются исключительно интеллектуальными по своей природе, и, будучи таковыми, они не требуют вмешательства консультанта. Если единственная проблема студента в том, что он не может разобраться в уравнении с двумя неизвестными, или не понимает инструкции к психологическому тесту, или ломает голову над тем, какова разница между кретином и монголоидом, то ему, очевидно, нужны дополнительные знания. Решение таких проблем происходит на интеллектуальном уровне. Но проблемы приспособления редко бывают связаны с интеллектом. Интеллектуальные факторы в проблемах приспособления часто встречаются только у детей. Обычно именно неосознаваемые эмоциональные факторы являются основой.

Эти эмоциональные факторы довольно быстро открываются клиенту и консультанту, если в процессе консультирования терапевт принимает выражаемые клиентом чувства и затем следует за ними. Так, студент, который не может разобраться в своих мыслях, рассказывает о своем затруднении в выборе между двумя профессиями. В его описании обе профессии имеют почти равные преимущества, о которых он рассказывает подробно, со всеми деталями, поскольку затрагивается тема его собственного будущего. Они представляются ему математически равноценными по значимости, поэтому и дилемма, кажется, не имеет решения. Только потом, когда он рассказывает, что в свое время он также не мог решить, какой из двух институтов выбрать, и что решение было принято при вмешательстве друга, и что он часто не может выбрать, в какой кинотеатр пойти, и поэтому подчиняется мнению компании, то начинает проявляться подлинная структура его проблем, сводимая к эмоциональным элементам. Постепенно начинает высвечиваться тот факт, что нерешительность имеет для него свою ценность. Клиент -- единственный, кто может подвести нас к подобным фактам, и мы можем не сомневаться в том, что устойчивые паттерны, которые способны привести к возникновению проблем жизненного приспособления, будут снова и снова проявляться в процессе рассказа о самом себе, при условии, что беседа лишена сдерживающих факторов и ограничений. Один из самых широко распространенных принципов психоаналитической терапии можно определить фразой: “Все дороги ведут в Рим”, то есть любой способ эмоционального высвобождения, если ему свободно следовать, приводит к вскрытию основного конфликта. Метод беседы предлагает в этом смысле лишь более прямое и менее мистифицированное использование этого факта.

Реакция на чувства вместо реакции на смысловое содержание. Видимо, самое трудное, чему нужно научиться в процессе консультирования, -- это искусство чутко воспринимать и реагировать на выражаемые чувства клиента, в отличие от внимания исключительно к смысловому аспекту информации. В нашей культуре большинство взрослых приучены близко воспринимать идеи, но никак не чувства. Только дети или поэты проявляют более глубинное понимание чувств, так же как и драматурги, один из которых заметил, что эмоциональные отношения являются составляющей любого нашего изречения. Осознавать и способствовать выражению этих скрытых отношений -- эффективная помощь консультированию. Для подтверждения этого мнения приведем несколько примеров.

В предлагаемом фрагменте беседы консультант реагирует, в основном, на содержание высказываний, а не на чувства, сопровождающие их. Студент на первой встрече с консультантом говорит о своей проблеме следующее (фонограмма):

С. Я всегда осознавал, что мой подход к учебе, мои учебные навыки неверны. Я не считаю себя выдающимся человеком, но я не думаю, что настолько глуп, как это можно подумать,увидев мои оценки.

Читатель может спросить себя, что чувствует студент, когда делает такое заявление. Очевидно, что он испытывает разочарование по поводу расхождения между своими способностями и своими оценками и крайне обеспокоен тем, что его оценки могут рассматриваться другими в качестве истинного мерила его способностей. Чтобы как-то отозваться на это переживание, уместно было бы сделать еще один шаг к более глубокому обнаружению проблемы, но консультант отвечает:

К. Так, а насколько неудовлетворительны твои оценки? Я думал, они достаточно неплохие.

С. Мой средний балл -- примерно 2,3 или 2,4. В прошлой четверти у меня было 3,1.

К. М-м.

С. Сознаюсь, что сейчас я должен много работать, чтобы обеспечить себя. В большинстве случаев я все же хожу в школу, но вот другие делают то же самое и другие получают оценки. Я хочу знать, почему я не могу.

К. М-м.

С. Я еще не закончил школу. Я учусь только четвертый год.

Консультант, реагируя на один из смысловых элементов беседы, временно задерживает развитие беседы, но студент возвращается к своей проблеме, его ощущение замешательства и разочарования становится более четким, и намек на его определенность (“Я еще не закончил школу”) более очевиден. Реакция на эти эмоциональные аспекты могла бы оказаться весьма полезной в дальнейшем, но консультант опять, акцентируя внимание на одном из смысловых аспектов, задает вопрос о том, влияет ли его временная работа на оценки.

К. Итак, из-за своей работы ты, конечно, вынужден учиться по сокращенному расписанию?

С. Нет, у меня никогда не было такого рода ограничения, никакого сокращенного расписания.

К. Так, не было.

С. Понимаете, я хочу поступить в медицинскую школу, а сейчас складывается такое впечатление, что я не поступлю из-за оценок. В настоящее время я в основном занимаюсь музыкой, но все еще выполняю свои медицинские задания и все-таки надеюсь поступить в медицинскую школу.

К. Хм. Представим, что ты не поступишь. Что это будет означать для тебя?

С. Это значит, что мне, видимо, придется учиться музыке.

К. А это так плохо?

С. Это вовсе не так уж плохо, но я долгое время думал о медицине, и я не думаю, что есть нечто, чем мне бы хотелось заниматься так же сильно, как медициной. Не то чтобы я собирался спасти мир или что-то в этом роде, просто мне нравится заниматься этим.

К. М-м. В твоих амбициях определенно нет ничего дурного, и я не хочу это отрицать. Мне просто интересно, что это значит для тебя, если, как ты предполагаешь, ты не способен продолжать заниматься медициной, какова же альтернатива, как ты ее себе представляешь?

За исключением вопроса “А это так плохо?”, комментарии консультанта в каждом случае переводят внимание с эмоционального аспекта ситуации на тот или иной смысловой аспект. Некоторое время студент сопротивляется этому и продолжает проявлять свои истинные чувства, но, как мы видим в конце отрывка, он уступает давлению консультанта и немного поддерживает беседу на содержательном уровне, обсуждая достоинства музыки и медицины. Настоящая возможность для выражения студентом его мотивационных установок и более глубоких аспектов его проблемы была упущена.

Далее, для сравнения приведем другой пример, в котором реакция консультанта на выражаемые другим студентом эмоции более адекватна. Во второй беседе Пол говорит о том, что его университетские занятия идут еще хуже, чем когда он приходил на сеанс в первый раз (фонограмма, реплики пронумерованы для того, чтобы можно было ссылаться на них в дальнейшем):

1. С. Я вообще не писал своим родителям об этом. В прошлом они никак не помогали мне с этой проблемой, и если мне удастся скрыть от них как можно больше, то я так и сделаю. Но есть небольшая проблема с оценками, они у меня плохие, и я не знаю, как я им это объясню, не касаясь той темы. (Имеется в виду его расстроенное эмоциональное состояние, которое, как он сказал, и вызывает его проблемы.) Вы бы посоветовали мне рассказать им об этом?

2. К. Думаю, что ты рассказываешь мне немного больше того, о чем ты думал по этому поводу.

3. С. Ну, мне кажется, я вынужден, потому что...

4. К. Это ситуация, с которой тебе реально пришлось столкнуться.

5. С. Да, нет смысла ходить вокруг да около, даже если они не смогут принять это соответствующим образом, потому что я уже не сдал физкультуру. Я просто не пришел. Я просто небрежно отнесся к этому. Теперь они узнают, что нельзя не сдать физкультуру, не проявляя к ней халатного отношения. Они спросят почему.

6. К. Тебе будет трудно рассказать им об этом.

7. С. Да. О, я не знаю, будут ли они осуждать меня за это. Я думаю, будут, потому что они уже делали это в прошлом. Они мне говорили: “Это твоя вина. У тебя не хватило силы воли, тебя это не интересовало”. Это то, что я уже испытывал в прошлом. Я говорил им, что у меня прогресс в этом плане. Я был -- у меня все было в порядке в первой четверти. Ну, не совсем в порядке, но сейчас стало просто плохо. (Пауза.)

8. К. Ты чувствуешь, что они будут недовольны и станут осуждать тебя за твои неудачи.

9. С. Ну, мой -- я почти уверен, что мой отец будет. Мама, может быть, нет. Он не испытывал... он... у него не было такого опыта. Он просто не знает, каково это. “Недостаток честолюбия”, -- вот что он скажет. (Пауза.)

10. К. Ты чувствуешь, что он, может быть, никогда не понимал тебя?

11. С Да. Я не думаю, что он способен... способен на это, поскольку мы с ним не ладим, совсем!

12. К. Ты его сильно не любишь?

13. С. Да, я--я некоторое время испытывал злость по отношению к нему, но я вышел из этого состояния, и сейчас я не так резко отношусь к нему, но мне -- мне в некотором роде стыдно. Я думаю, что сейчас испытываю больше всего чувство стыда за то, что он -- мой отец. (Пауза.)

14. К. Ты чувствуешь, что он не очень хорош.

15. С Ну, он заставляет меня ходить в школу, но (несколько нецензурных слов), извините за эти слова, но это мое мнение об этом. Я думаю, что он во многом развил это также и во мне.

16. К. Ты уже испытывал нечто похожее некоторое время назад.

17. С. Да. (Длинная пауза.)

18. К. Тебя сильно беспокоил этот вопрос о письме домой?

19. С. Письмо? Ну, да, поскольку это довольно трудное сочинение, поэтому я его откладываю. Я не представляю, что они сделают.

20. К. Ты говоришь так, как будто готовишься к казни.

21. С. (Смеется.) Именно так. Я -- я не знаю, я ощущаю, что это на меня давит, я чувствую что-то похожее.

22. К. Давит?

23. С. Подавлен миром. Я чувствую себя совершенно разбитым.

24. К. Что-то тяжелое, чему, как ты чувствуешь, ты не можешь дать отпор. (Долгая пауза.) Ты чувствуешь себя таким разбитым, как никогда ранее?

25. С. Да, в прошлом семестре я ничего такого не чувствовал, я просто надеялся, но, м-м, когда я приехал домой на Рождество, у отца с матерью была очень серьезная ссора в моем присутствии, и я на самом деле... я не был потрясен, потому что я знал, что они способны на такие ссоры, -- но, возможно, это как-то повлияло на меня. Моя сестра уехала только за день до этого и избежала всего этого, а я видел все.

Тщательное сравнение приемов консультанта в этом и предыдущем интервью обнаруживает довольно яркие различия. Заметьте, что консультант, беседуя с Полом, либо дает нейтральные ответы, которые никак не влияют на течение беседы (см. утверждение под номером 2), либо прямо реагирует на то, что Пол непосредственно чувствует (см. пункты 4, 6, 8,10,12,14,16, 20, 22,24). В большинстве случаев консультант просто еще раз проговаривает только что выраженное Полом отношение, таким образом проясняя это чувство и помогая юноше осознать, что его понимают. Был только один момент, когда возникло ощущение, что консультант изменяет ход мыслей и чувств Пола. (См. пункт 18, на что Пол отвечает: “Письмо?”, показывая, что он думал о чем-то другом.) Также очевидно, что, отвечая на выраженное Полом чувство, консультант помогает ему выговориться относительно своей нерешительности -- сообщать ли новости своим родителям, и постепенно помогает обнаружить более глубокий антагонизм и конфликт, связанный с его отношением к своим родителям в целом. Пол продолжает беседу подробным рассказом о расстроившей его ссоре между родителями и говорит о том, что чувствует, будто все его отрицательные качества передались ему по наследству. Это хорошее основание для более фундаментального анализа проблем Пола на последующих сеансах.

С другой стороны, при анализе данного отрывка можно поразмышлять о разнообразии возможных реакций консультанта на содержание слов Пола. И тогда станет ясно, почему терапевтам, обращающим внимание в основном на смысловые аспекты речи клиента, с трудом удается обнаружить какие-либо намеки на прогресс в ходе беседы. После первой фразы Пола консультант мог бы задать такой вопрос: “Насколько плохи твои оценки?” или “Почему ты скрываешь от родителей некоторые вещи?”. В ответ на его второе основное утверждение (№ 5) консультант мог бы спросить: “Почему ты прогулял занятия по физкультуре?” или “В чем проявляется твое халатное отношение?”, или “Когда ты узнал, что не получил зачет?”. В отношении следующего высказывания Пола (№ 7) консультант мог бы отреагировать на любой из нескольких смысловых аспектов, в зависимости от его собственных эмоциональных паттернов. Он мог бы спросить о его прошлом опыте, когда родители осуждали мальчика, или что Пол думает о своей силе воли, или мог бы поднять вопросы о том, что Пол понимает под ухудшением ситуации. Все это отнюдь не исчерпывает всех возможностей ответа консультанта на три имеющихся высказывания. Со всей отчетливостью видно, что, когда мы реагируем на смысловое содержание, процесс непредсказуем и в большей степени зависит от устойчивых привычек консультанта, нежели от поведения клиента.

К совершенно иному результату приводит анализ того же самого материала с точки зрения реакции консультанта на чувства клиента. При таком подходе мы обнаруживаем, что ответы консультанта, несмотря на то, что они могут совершенно по-разному формулироваться разными профессионалами, приводят приблизительно к одним и тем же результатам самораскрытия клиента. Например, отвечая на первую реплику Пола, консультант мог бы более чутко отреагировать на его чувство, сказав: “Ты чувствуешь, что тебе нужна помощь, чтобы решить, как поставить родителей в известность о своем положении”. Бесспорно, это привело бы к такой же реакции, которая имела место в действительности. В ответ на последнее высказывание Пола (№ 7) консультант мог бы указать на его чувство несколькими способами, например: “Ты скрыл это от них, потому что раньше они были с тобой слишком строгими”, или “Ты уже проходил через это раньше и знаешь, чего ожидать”, или “Ты не уверен, будут ли они винить тебя, но считаешь, что будут”. Любая из этих реплик соответствовала бы тому чувству, которое выражает Пол. Любая из этих реакций консультанта подтолкнула бы Пола к дальнейшему раскрытию чувств и установок.

Другими словами, когда консультант чутко отзывается на выражаемые клиентом установки, признает и проясняет чувства, беседа становится клиент-центрированной и материал, который впоследствии возникает, эмоционально созвучен проблеме клиента. Если консультант реагирует только на смысловое содержание, ход беседы подчиняется исключительно интересам консультанта. И крайне медленно, тщательно и скрупулезно отсеивая и отбирая все ненужное, наконец высвечиваются значимые проблемы клиента. В самом худшем случае такой процесс отбора ведет к блокированию высвобождения чувств.

Вполне может быть, что умение воспринимать эмоциональные переживания клиента -- отчасти интуитивное качество, но из анализа записей бесед до и после обучения консультированию становится очевидным, что это навык, который можно развивать и которому вполне можно научиться. Поскольку этот момент крайне важен для эффективного консультирования, обсудим еще один соответствующий пример.

Во время второй беседы Тед, студент-второкурсник, после ответов на множество прямых вопросов консультанта начинает достаточно свободно выражать себя, повествуя о неудовлетворенности, которую он ощущает в своих взаимоотношениях внутри группы. Он знает, что его считают слишком нахальным, и чувствует, что он не нравится другим парням. Продолжение его рассказа (фонограмма):

1. С. Я чувствую, что ничего не могу с этим поделать, я не нравлюсь парочке парней, занимающих более активную позицию, чем я, и которые нравятся большинству ребят -- возможно, не то чтобы очень нравятся, но они -- из тех, кто в центре внимания. И, соответственно, в некотором роде я вызываю отвращение у всей группы. Я не осуждаю их за это, просто если я смогу получить там свою порцию еды, свой ужин--я пойду туда! И пойду на их танцы и --не ради любви к милой старой общине (очень насмешливо), а просто ради своего удовольствия! Однако иногда чертовски угнетает (смеется), когда к тебе относятся неадекватно. Иногда хочется жить здесь и быть -- действительно внутренне связанным в одно целое с парнями, которые там живут, но... Видите ли, мой брат учился в колледже в прошлом году -- он закончил его, и он принадлежит к этой общине. Он не был чересчур активным. Он много занимался, а не болтался просто так, учился по выходным. Он вносил свою долю пива (смех) и продолжал нормально учебу, и они просто... Он никогда не был слишком активным, и я так или иначе шел по его стопам во всем, кроме учебы...

2. К. Это он привел тебя туда? Он поручился за тебя?

3. С. Да, я думаю, да.

4. К. Ты активен?

5. С. Я только дал обещание, но я не посвященный.

6. К. Ты чувствуешь, тебе хочется вступить?

7. С. О, я стану членом, если получу соответствующие оценки.

8. К. Какие оценки ты должен получить?

9. С. В среднем -- 2,5, я думаю. (Пауза.)

10. К. Э-э -- как ты думаешь, каковы основные причины, из-за которых они тебя не любят?

11. С. Ну, э-э -- в адрес некоторых ты отпускаешь замечания. Но вряд ли это можно исправить, мне кажется, это нечто врожденное, поскольку у меня это происходит непроизвольно. А другому парню ты противоречишь в чем-то, и он говорит, что ты нахал. Там есть один парень, который, насколько я знаю, похотлив, и он -- один из тех, кто недолюбливает меня, и тем не менее он очень активный член в нашей группе. И он более или менее серьезный тип, то есть не любит шутить, и как-то я его оскорбил или нахально повел себя с ним. Ну, в общем, потом я подслушал тайком, что при обсуждении меня на собрании -- у меня была ужасная неделя -- все были против меня, так как я был слишком дерзок.

12. К. А он активен?

13. С. Да.

14. К. Ну, а что они делают? Если они считают новичков нахалами, почему бы им не избавиться от них?

15. С Ну, они никогда ничего мне не делали.

16. К. Он один считает тебя нахалом?

17. С. Э-э, я не могу сказать.

18. К. Но ты не чувствуешь себя там легко?

19. С. Нет, не чувствую.

20. К. Как часто ты туда ходишь?

21. С. Каждый вечер. Я там ужинаю. Обычно я приезжаю около 5.30, ем в шесть и уезжаю около 7.30 или 8.00. (Пауза.)

22. К. Хорошо, может быть, тебе стоит что-то изменить. Конечно, это зависит от тебя. Я думаю, тебе следует решить -- если тебе плохо с ними, если ты на самом деле не хочешь туда вступать, может быть, и не следует этого делать.

23. С. Ну, сейчас (с повышенной интонацией) я не могу вступить в какое-то другое общество -- такое, куда мне бы хотелось попасть, -- поэтому, черт, если я не смогу послать подальше эту группу, я просто постараюсь закрыть эту тему и получу свое, находясь в какой-нибудь другой общине.

Данный отрывок представляет для нас особый интерес, так как наглядно демонстрирует, насколько решающе важным для данного случая является ответ на чувства клиента. На этом сеансе раппорт был установлен блестяще, и Тед говорил свободно, без каких бы то ни было ограничений. Нет сомнений также в том, что он говорил о проблемах, действительно волнующих его. Однако, несмотря на эти позитивные моменты, он дважды отвлекался от значимых аспектов своей проблемы, а в заключение консультант почувствовал необходимость выдвинуть предложение, от которого Тед решительно отказался. Запись зафиксировала его ответ: “Ну, сейчас я не могу вступить в какое-то другое общество”, убедительно свидетельствующий о наличии сопротивления. В следующей части беседы он уже воздерживается от столь свободного выражения своих чувств.

Несомненно, ключевыми моментами в этом интервью являются высказывания консультанта под пунктами 2 и 12. В каждом случае консультант просто выделяет некоторые предметы интеллектуального интереса в высказываниях Теда и реагирует именно на них, таким образом игнорируя эмоциональные установки, выражавшиеся в беседе. Он продолжает придерживаться этой непродуктивной интеллектуальной деятельности в пунктах 4, б, 8, 14,16,20. Высказывания 10 и 18 -- единственные, которые имеют какое-то отношение к выраженным отношениям клиента. Видимо, если бы консультант ничего не говорил (пункты 2 и 12), беседа могла бы быть более эффективной. Или он мог бы отреагировать на столь ярко выраженное в первом высказывании студента чувство, сказав: “Ты думаешь, они не любят тебя и отвергают, однако иногда и ты хотел бы быть одним из них”. Если бы эта амбивалентность была осознана, Тед смог бы более глубоко продвинуться к осознанию своих противоречивых чувств. Тогда было бы понятно, что предложение бросить общину не могло быть принято студентом. Это вполне очевидно, поскольку он чувствует антагонизм и настроен критически по отношению к группе и в то же время желает быть принятым ими. Именно в этом заключается его проблема приспособления.

В качестве вывода отметим: когда консультант реагирует на смысловой аспект идей, которые выражает клиент, он переключает реагирование на интеллектуальные пути, которые сам же и выбирает. Он блокирует высвобождение эмоциональных установок и стремится неограниченно определять и решать проблемы на уровне своего собственного восприятия, которое, как правило, не является подлинным восприятием клиента. Если же консультант продолжает внимательно следить не только за содержанием, которое констатируется, но и за чувствами, которые проявляются в ходе беседы, и отзывается в основном на последние, это приносит клиенту удовлетворенность. Удовлетворенность от того, что он ощущает себя глубоко понятым, что позволяет ему и впредь быть открытым в выражении эмоций. И это наиболее эффективным и непосредственным образом приводит к эмоциональным истокам его проблемы, связанной с приспособлением.

Исследовательский пример. Едва ли можно было ожидать, что этим выводам предшествовало какое-либо экспериментальное подтверждение. Однако о том, что они могут быть доказаны, свидетельствуют данные из ранее упомянутого исследования Портера. Если директивную и недирективную беседы рассматривать с точки зрения их очередности и разделить на те, которые проводились на ранней стадии работы с клиентом, те, которые имели место в середине, и те, которые завершали консультирование, то можно выделить определенные закономерности. Они представлены в таблице 6. Можно обнаружить, что высказывания консультанта, определяющие взаимоотношения между консультантом и клиентом, как и стоило ожидать, почти стремятся к нулю на завершающей стадии терапии. Это в равной степени справедливо как для директивных, так и недирекгивных групп консультирования.

При рассмотрении тех вопросов, которые относятся к обозначению и выявлению проблемной ситуации, можно отметить, что недирективные консультанты демонстрируют четкую направленность, а консультанты недирективной группы -- нет. При недирективном консультировании на начальном этапе наблюдается много высказываний подобного характера, но их становится все меньше по мере продолжения сеансов, и клиент уже более четко воспринимает свои проблемы и намерен перейти к их решению. При директивном подходе консультант все еще пытается на заключительных сеансах, так же как и на начальных, обнаружить существенные элементы проблемы и все еще продолжает задавать столько же вопросов, что и при первой встрече. Подобная интерпретация в принципе является экспериментальным допущением и в некоторой степени подтверждается исследованиями. Консультант недирективной направленности на первоначальных сеансах занимает почти столько же времени в разговоре, сколько и клиент, но по мере продолжения процесса, когда клиент обнаруживает некую свободу в самовыражении и вырабатывает свои собственные решения, консультант принимает все меньшее, с точки зрения количества высказываний, участие в процессе беседы. Консультант директивной ориентации, приняв на себя руководство в определении проблемы и управлении выходом эмоций, вынужден продолжать прежнюю линию поведения. Поэтому он принимает такое же, если не большее, участие в разговоре на последующих стадиях, как и вначале. Это означает, что недирективный консультант показал более успешные результаты, помогая клиенту обнаружить те проблемы, над которыми он может работать. Консультант директивного характера продолжает работать с проблемами, которые видит он и которые могут соответствовать, а могут и не соответствовать проблемам клиента. Из-за небольшого количества рассмотренных бесед наши заключения носят скорее гипотетический характер. Но они приводят к мысли о необходимости дальнейших исследований, которые смогли бы пролить больше света на процесс терапии.

Реагирование на негативные эмоции. Как уже было отмечено, несмотря на то, что эмоциональный паттерн клиента -- ключ к эффективному установлению взаимопонимания между клиентом и консультантом, его очень непросто выделить. Консультанту необходимо выработать свое свежее восприятие. Ему требуется научиться обращать внимание не только на поверхностное содержание высказываний, но и на эмоциональные оттенки сказанного. Стремясь к этому, он может столкнуться с несколькими проблемами, которые встречаются достаточно часто и заслуживают специального комментария.

В целом, консультанту не составит особого труда признать и помочь клиенту осознанно выразить свои враждебные установки, направленные на других -- на служащих, родителей, учителей, соперников или врагов. Когда выражаемые клиентом негативные эмоции направлены на самого себя или на консультанта, то очень часто мы бросаемся защищать его, поскольку симпатизируем ему или, наоборот, стремимся защитить самих себя как консультантов. Нужно признать, что в такие моменты, когда консультант помогает осознанно привнести всю полноту чувств, не принимая чью-либо сторону, он наиболее эффективен. В таком случае ему следует, и это очень важно, рассматривать свои функции в качестве зеркала, которое показывает клиенту его подлинную сущность, дает ему возможность с помощью этого нового восприятия осознать самого себя.

Когда клиент совершенно падает духом, когда чувствует, что он “нехороший”, когда его опасения непреодолимы, когда он намекает на то, что думал о суициде, когда он преподносит себя как крайне неустойчивую, абсолютно зависимую, полностью неадекватную, не достойную любви личность -- иначе говоря, когда он выражает любой тип негативных чувств по отношению к себе, естественной реакцией со стороны неопытного консультанта является попытка убедить его в том, что он преувеличивает ситуацию. Возможно, так оно и есть и аргументы консультанта, с интеллектуальной точки зрения, логичны, но это не терапия. Клиент ощущает свою бесполезность независимо от того, какое количество положительных качеств можно ему объективно приписать. Он знает, что у него были мысли о суициде, и неважно, сколько причин можно привести в пользу того, чтобы этого не делать. Он знает, что его беспокоила мысль о том, что он может сойти с ума, вне зависимости от того, насколько маловероятным это может оказаться. Консультант окажет более искреннюю поддержку, если поможет человеку открыто встретить эти чувства, признать их таковыми, какие они есть на самом деле, и допустить их существование. Тогда, если ему уже более не требуется доказывать, что он ни на что не годен или что он ненормален, он уже способен -- и делает это на самом деле -- рассматривать себя более адекватно и находить в себе больше позитивных качеств.

Случай с Полом, уже упоминавшийся ранее, является примером подобной ситуации. Во время первой беседы с ним -- весьма умным молодым человеком, но физически не столь привлекательным и не отличающимся особой силой и хорошим телосложением, состоялся следующий диалог. Пол говорил о том, что считает себя ненормальным, и продолжает выражать другие негативные установки в свой адрес.

С. Я -- э-э -- у меня такое впечатление, что я как будто неполноценный. Это мнение... это мнение, которое у меня сложилось.

К. Ты просто знаешь достаточно хорошо, что не соответствуешь каким-то стандартам, да?

С. Да, верно. (Пауза.)

К. Хочешь поподробнее рассказать мне об этом?

С. Хорошо, я вам расскажу. Меня в некотором роде интересовала антропология, и особенно -- криминальная антропология. (Пауза.) Ну, я постоянно -- постоянно сравниваю внешность людей, и я чувствую, что сам неполноценный, и я не прекращаю... я не... я к тому же убежден, что поведение индивида очень зависит от его телосложения, можно так сказать. Вот мое убеждение. Я очень много читал Хутона (смех). Вы что-нибудь слышали о нем? (Консультант кивает.) Я предполагал, что вы слышали (Это такой тип ситуации, когда консультант, видимо, реагирует больше на смысл сказанного, нежели на чувства. Консультант, конечно, мог бы вступить в дискуссию по поводу истинности или ложности теории Хутона. Но это было бы абсолютно бесполезно. Студент считает себя неполноценным и поэтому выбирает из всего прочитанного те элементы, которые подкрепляют его установку. Если бы он был убежден, что книга Хутона не содержит подтверждения его ущербности, он бы просто нашел иной источник доказательств. Консультанту не удалось бы выявить основную проблему).

К. А -- э-э -- когда ты думаешь о других физических типах, ты просто ощущаешь, что то ужасное, что в тебе есть, -- это самое наихудшее, что только может быть.

С. Нет, не совсем, я бы так не сказал.

К. Но ты занимаешь нижнюю ступень лестницы.

С. Да (смех), именно так я и думаю. И мне нужно какое-то реальное основание, чтобы изменить мое представление об этом.

К. И ты чувствуешь, что в данный момент никто не мог бы убедить тебя в обратном.

С. Да. (Пауза.)

К. Мне кажется, такое сильное чувство, как сейчас, вероятно, поддерживается какими-то другими переживаниями?

С Ну, я... видите ли... как я... как я этим заинтересовался? (Пауза.) Я... не могу вспомнить точно, как это было. Я думаю, это произошло само собой, не было ничего такого, что бы вызвало интерес к внешности. Мне кажется, это связано с моим развитием -- размышлениями в этой области. Я могу припомнить, очень отчетливо, что в моей жизни... у меня все ассоциировалось с внешностью, телосложением. Сначала я хотел быть... я хотел много весить, чтобы всех перевешивать, а потом я хотел быть очень высоким. Я думал, что счастье пропорционально росту. (Смех.) Когда я сейчас думаю об этом, мне кажется, что это так глупо.

К Тогда ты верил во все это?

С Да, несомненно. (Пауза.)

К. Есть какие-нибудь идеи о том, почему ты так думал о себе?

С. Ну, например, будучи маленьким, я завидовал большим людям. Я был -- ну, меня били мальчишки, а я не мог дать им сдачи. Я думал, это тоже сыграло свою роль. Но я протестовал, я не хотел быть постоянно битым. Я думаю, с этим нужно что-то сделать.

К. Ты на себе почувствовал, что такое быть побежденным.

С. О, да. Я постоянно терпел неудачи. (Пауза.)

К. Расскажи мне об этом.

Беседа продолжается, и Пол рассказывает о нескольких случаях, которые приводили к тому, что он начинал ощущать себя неадекватным как в личном, так и в социальном плане, а также говорит о том, как он стремился стать “хозяином положения”.

К. Но ты чувствуешь, что на самом деле не можешь достичь вершины.

С. Да, это не в моих силах. Конечно, я не думаю, что должен быть на высоте, для этого нет оснований, но мне кажется, я заслуживаю лучшего положения, чем сейчас. Я думаю, мне не следует продолжать оставаться в нынешнем положении.

К. Не следует?

С. Нет. (Пауза.)

К. Ты считаешь, что ты должен идти дальше, оставив позади то, чего ты уже достиг, да?

С. М-м. У меня есть способности, и я осознаю некоторые из них -- например, у меня есть задатки в области математики. Я думаю, что есть. И я всегда превосходил своих однокурсников в этом, мне кажется, я смело могу сказать об этом.

К. Следовательно, есть, по крайней мере, что-то одно, в чем ты лучше большинства студентов, с которыми ты учишься.

Некоторые моменты этой беседы следует отметить особо. После того как Пол принял свою негативную самооценку, он готов признать в себе и некоторые позитивные качества. Когда он признал наихудшие чувства по отношению к самому себе, за этим последовало конструктивное осознание того, что этим все же картина не исчерпывается. Довольно показателен эпизод, когда консультант усугубляет высказанное Полом предположение, что он -- ”худший из худших”. Пол возражает, намекая на то, что его самооценка не настолько негативна. Также интересно заметить, что, по сути, он требует доказательств, которые подтверждали бы, что он чего-то стоит: “Вот что я думаю. И мне бы хотелось найти какое-то реальное основание для изменения своего мнения”. Но попытка консультанта предоставить ему это основание была бы бесполезной. Только когда он заглянет в самый темный уголок своих страхов и комплексов и обнаружит, что они могут быть приняты, он найдет в себе силы, чтобы изменить свой взгляд.

Эта беседа также иллюстрирует то, каким образом переживание катарсиса может способствовать инсайту. По мере того как чувство Пола становится признанным, раскрываются исходные переживания, а в целом это процесс, в ходе которого клиент может постепенно прийти к самопониманию.

Другой существенный момент заключается в том, что, поскольку Пола мучает его чувство неадекватности, его единственное желание -- стать “хозяином положения”. Когда его переживания спокойно принимаются просто как элементы общей картины, он получает возможность снизить свои притязания. “Конечно, я не думаю, что должен быть на высоте, для этого нет оснований, но мне кажется, я заслуживаю лучшего положения, чем сейчас”. Это уже гораздо более разумная цель -- стремление к прогрессу, порождающее гораздо меньший конфликт, чем стремление к совершенству.

Реакция на амбивалентные чувства. В желании быть восприимчивым к эмоционально окрашенным установкам клиента многие неопытные консультанты часто забывают о тех установках, которые можно назвать амбивалентными. Яркий пример этого встречался нам в эпизоде с Тэдом. В случае, когда у клиента смешиваются противоположные чувства, выплескиваются любовь и ненависть, симпатия и отторжение или сосуществуют два полюса трудного выбора, особенно важно признать, что перед нами амбивалентное отношение. В качестве примера такой ситуации можно привести следующие высказывания: “Ты понимаешь, что должен заняться коммерцией, но музыка -- это то, что тебе по-настоящему нравится”;

“Несмотря на злость по отношению к отцу, ты все же любишь его”; “Ты хочешь, чтобы тебе помогли, однако иногда ты чувствуешь, что это бесполезно”. Или -- как в случае Тэда -- “Тебе не нравится группа, но в то же время ты искренне желаешь стать ее членом”. Если в процессе терапии обнаруживается подобная амбивалентность, это -- значительный шаг вперед. Конфликт уже движется к разрешению, если клиент чувствует, что это конфликт с ясно определенными вариантами решения. В то же время признание только одного полюса таких смешанных чувств может затормозить терапию. Как мы наблюдали в случае с Тэдом, предположение консультанта о том, что он испытывает только негативные чувства по отношению к общине, привело к тому, что подросток отверг его предложение относительно выхода из группы. Признание со стороны консультанта только враждебного отношения к родителям, в то время как имеет место чувство привязанности, может привести к тому, что клиенту будет труднее проявлять свои позитивные эмоции. Поэтому амбивалентные отношения необходимо выносить на обсуждение так же открыто, как позитивные или негативные эмоции, поскольку именно через их прояснение клиент способен найти способ разрешения этой амбивалентности.

Консультанта не должно беспокоить то, что проявляемые чувства могут быть прямо противоположными по отношению друг к другу. Зачастую именно эти противоположные чувства составляют суть наиболее значимых противоречий, являющихся источниками конфликта. Так, студент произносит самые ужасные слова в адрес своего отца. Он не любит своего отца. Он всегда стыдился своего отца. Именно беспричинная, грубая и презрительная критика со стороны отца способствовала развитию чувства неполноценности, которое отравляет его жизнь. Однако после нескольких бесед он постепенно признает, что восхищался научными интересами своего отца, его безразличием к разного рода условностям, уважал своего отца за его независимость от контроля матери, который юноша чувствовал на себе. Эти чувства противоположны, но не в том смысле, что одно из них истинно, а другое ложно. Они оба истинны, только враждебность была осознанной, в то время как чувство восхищения отцом никогда ранее не выражалось студентом столь открыто. Открытое проявление этих чувств в ситуации консультирования позволило клиенту достичь гораздо более реалистичной эмоциональной оценки своего отношения к отцу и ощутить себя свободным от конфликтов, которые ранее им не осознавались.

Если по мере того как выражаются чувства, консультант сдерживает себя от чрезмерной идентификации с клиентом и одобрения, точно так же как сдерживает себя от критики и неодобрения, клиенту легче выразить и другие, в том числе и противоречивые чувства, которые могут препятствовать принятию каких бы то ни было четких решений в отношении проблем приспособления.

Отношение к консультанту. В любой терапевтической ситуации клиент, вероятно, так или иначе проявляет свои позитивные или негативные эмоции по отношению к консультанту и к самой ситуации консультирования. Скорее всего консультант сумел бы управиться с такими ситуациями более эффективно, если бы смог по-настоящему признать и принять тот факт, что эти эмоции направлены не на него лично, а на опыт консультирования и зависят от того, что испытывает в данный момент клиент -- удовольствие или боль.

Чаще всего принять позитивное отношение, выраженное клиентом в качестве случайного и незначительного элемента ситуации -- это меньшее из того, что должен сделать консультант. При лечении одной молодой девушки высказывания подобного рода наблюдались достаточно часто. Как мы увидим, некоторые из них были направлены на сам процесс консультирования, некоторые -- на психолога, которым в данном случае был мужчина.

В начале третьей беседы девушка заметила, что некоторые беспокоившие ее проблемы оказались не столь существенными, “потому что мне есть, чего ждать”.

В начале четвертой беседы она сказала: “Я начинаю с нетерпением ждать этого”.

В конце этой беседы последовало: “О, мне ужасно не хочется прекращать, когда мы только что начали”. На пятой беседе она демонстрирует совсем иную сторону своего отношения: “По правде говоря, мне еще не было так хорошо с тех пор, как все это началось”. Несколько позже она говорит: “Я так ждала среды, чтобы прийти сюда, потому что здесь могу обсудить все это”. Ей опять кажется, что сеанс слишком короток.

В конце шестой беседы, когда консультант говорит:

“Время истекло”, она восклицает: “О, эти слова! Как я их ненавижу!”

На протяжении седьмой беседы она рассказывает о своем письме к отцу и зачитывает отрывки из него. На несколько секунд она выглядит эмоционально выключенной, а потом говорит: “А еще я написала вот что: может быть, из меня тоже выйдет психолог. Э-э, я не собиралась говорить этого. Я не думала, что заговорю об этом. Но все выходные мне казалось, что это итог всех моих мечтаний. В конце концов, я всегда хотела получить докторскую степень и всегда хотела что-то делать для людей. Возможно, однажды я удивлю вас своим сообщением о том, что я -- доктор психологии”. Консультант отвечает, что, без сомнения, ее опыт поможет ей лучше понимать себя и других людей и что эти сеансы -- очень важны, независимо от того, станет она специалистом в области психологии или нет.