Политика исторической памяти в условиях консервативного поворота в современном мире

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ

УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Санкт-Петербургская школа социальных наук и востоковедения

Выпускная Квалификационная Работа

по направлению подготовки 41.03.04 «Политология»

ПОЛИТИКА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ В УСЛОВИЯХ КОНСЕРВАТИВНОГО ПОВОРОТА В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Котов Дмитрий Сергеевич

Научный руководитель

Профессор, Департамент прикладной Политологии

А.Ю. Сунгуров

Санкт-Петербург 2020

Аннотация

Работа представляет собой рассмотрение случаев проявления политики памяти в России, подкрепленное критическим дискурс анализом официального идеологического дискурса, касающегося направлений этой политики, а также контр-дискурсов в России, Чехии и Литве. Сначала устанавливаются теоретические рамки исследования: выделяются основные концепции и типы памяти, разбирается понятие идеологии и политики памяти. Затем выделяются основные идеи, составляющие официальный российский идеологический дискурс. Выводы приводятся в форме анализа проводимой Россией политики памяти и также критического дискурс анализа официального и контр-дискурсов, направленного на выявления выявленных идеологических нарративов. Представленные выводы позволяют понять, чем именно характеризуется российский дискурс идентичности как внутри страны, так и за рубежом.

Abstract

The work is a case study of the manifestation of a policy of memory in Russia, supported by critical discourse analysis of the official ideological discourse concerning the directions of this policy, as well as counter-discourses in Russia, the Czech Republic and Lithuania. It first establishes a theoretical framework for the study: the main concepts and types of memory are highlighted, and the concepts of ideology and memory policy are analyzed. Then the main ideas constituting the official Russian ideological discourse are singled out. The conclusions are given in the form of an analysis of Russia's memory policy and a critical discourse of analysis of official and counter-discourses aimed at revealing the identified ideological narratives. The presented conclusions make it possible to understand the character of the Russian identity discourse both at home and abroad.

Оглавление

• Аннотация
• Введение
• 1. Теоретическая часть
• 1.1 Виды памяти, национальная идентичность
• 1.2 Политика памяти
• 1.3 Концепция идеологии

1.4 Предпосылки консервативного поворота

1.5 Консервативный поворот

2. Эмпирическая часть

2.1 Гипотеза и методология

2.2 Политика памяти и официальный идеологический дискурс в России

2.2.1 Институты памяти

2.2.2 Мемориальная инфраструктура

2.2.3 Мемориальное законодательство, образовательная политика

2.3.1 Анализ публикаций СМИ Чехии и Литвы

Заключение

Библиография

Введение

«Консервативный поворот в России» - понятие, часто используемое исследователями в разных областях социальных наук. Особо часто оно стало использоваться политологами после 2012 года, в контексте начала третьего президентского срока Владимира Путина и сопровождавших его избрание протестах, а затем и в связи с присоединением Крыма к Российской Федерации. Под «консервативным поворотом» ученые подразумевают переход от автократической и прагматичной модели управления страной к постепенному наращиванию роли идеологии в современном политическом режиме РоссииMakarychev A., Yatsyk A. A new russian conservatism: Domestic Roots and Repercussions for Europe // Notes internacionals CIDOB. 2014. № 93. С. 2.. Если непосредственное воздействие идеологии на процессы, происходящие во внешней и внутренней политике Российской Федерации, является дискуссионным вопросом, то проникновение идеологических элементов в медийное, общественное и политическое пространство более заметно.

Внедрение новой идеологической повестки может влиять и на процессы политической памяти. Политическая память - понятие, родственное исторической памяти. Ольга Малинова приводит следующее определение политики памяти: «Политика памяти - это деятельность государства и других акторов, направленную на утверждение тех или иных представлений о коллективном прошлом и формирование поддерживающей их культурной инфраструктуры, образовательной политики, а в некоторых случаях -- и законодательного регулирования»Малинова О. Коммеморация исторических событий как инструмент символической политики: возможности сравнительного анализа // Полития. 2017. № 4. С. 9.. Стоит заметить, что влияние это может быть заметно не только в процессах политики памяти в России, но и в дискурсе политической памяти в Европе. Объяснить это можно влиянием идеологии на характер внешней политики России, и, соответственно, необходимостью создания образа России, стоящей перед Европейскими государствами. Эти процессы представляют собой новое малоизученное явление, последствия которого могут влиять на внутреннюю и внешнюю политику России и её соседних государств, что делает его изучение научно обоснованным.

Исследовательский вопрос этой работы: Каким образом консервативный поворот в России воздействует на проявления политической памяти в России и Европе?

Объект исследования: консервативный поворот в РФ

Предмет исследования: дискурс и процессы политической памяти

Задачи:

1) Изучить актуальную научную литературу для концептуализации анализа основных понятий и терминов, касающихся политики памяти и консервативного поворота в России;

2) Разработать методологические основания и инструментарий для анализа современного официального идеологического дискурса России в условиях усиления влияния роли идеологии на процессы политики памяти в РФ, основанные на методике критического дискурс анализа речей представителей власти, публикаций СМИ в РФ и проявлений активизма различного рода, касающихся новых идеологических элементов политического режима России.

3) Провести критический дискурс-анализ публикаций Европейских СМИ, касающихся политического режима России, а также выявить возможные изменения в проявлениях политики памяти в Европе.

4) Выявить исторические аналогии, дискурсивные паттерны и идеологемы, потенциально влияющие на репрезентацию России в Европейских СМИ в условиях Консервативного поворота и изменений идеологического курса России.

1. Теоретическая часть

1.1 Виды памяти и национальная идентичность

политика память идеологический консервативный

Тема этой работы подразумевает работу в сфере политики памяти, идеологических дискурсов и символической политики. Понятие памяти лежит в основе каждой их этих сфер исследования, поэтому начать выстраивание теоретической рамки этой работы следует именно с изучения концепции памяти, а также двух связанных с ней понятий: национальной идентичности и политики памяти.

Определений термина «память» может быть несколько. Нас же интересует понятие памяти, к которому обращаются исследователи в области memory studies. В качестве обобщённого определения понятия памяти мы можем привести слова Ю. А. Сафроновой: «Память - это способ конструирования людьми своего прошлогоСафронова Ю.А. Историческая память: введение. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт Петербурге, 2019. С. 15.». В этом определении мы, конечно, должны обратить внимание на то, что память - это способ конструирования. Для нас, как индивидов, конструирование событий прошлого - привычная и понятная практика, поскольку мы сами принимали участие в этих событиях и можем руководствоваться личными воспоминаниями. Однако репрезентация прошлого может существовать не только в форме индивидуальных воспоминаний, но и может быть транслирована через медиа, книги, монументы и различные церемонииТам же. и относиться к событиям, свидетелями которых мы не являемся. В этом случае мы можем расценивать память как представление о прошлом, которым обладает коллектив.

Описанное выше отличие индивидуальной памяти от коллективной во многом появилось в исследовательском поле благодаря работам известного социолога М. Хальбвакса. Хальбвакс один из первых дал определение личным и безличным воспоминаниям. Если личные воспоминания «рассматриваются им [индивидом] лишь с той стороны, с которой они затрагивают его в его отличии от других»Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. Том 2-3. С. 40-41., то безличная память - это коллективное представление о событиях, в которых члены коллектива не принимали участияТам же.. При этом оба этих типа памяти, по мнению Хальбвакса, не существуют обособленно: личная память часто меняется под воздействием коллективной, а коллективная в процессе своего построения перерабатывает личные воспоминания индивидовТам же..

Коллективная память - изначально широкое понятие. Хальбвакс, например, выводил из нее еще и понятие исторической памяти - представления о прошлом выраженное в схематическом видеХальбвакс М. Указ. соч. 2005. С. 40-41.. Так же считал и М. Полляк, утверждавший, что «собственное историческое сознание группы, выходящее за рамки сознания каждого отдельного индивида»Полляк М. Память, забвенье, молчание // Психоанализ и науки о человеке. 1995. С. 204. - и есть результат конструирования коллективной памяти.

Работы М. Хальбвакса часто рассматриваются как основополагающие, давшие стимул к развитию memory studies. Так, например, последователями его подхода к изучению коллективной памяти считают известных немецких историков и культурологов Я. и А. Ассман. Ян Ассман, высказывая идею, близкую по смыслу к идеям Полляка. Он считал, что память создает идентичность как индивидов, так и коллективов, при этом создание этой идентичности происходит во времениСафронова Ю.А. Историческая память: введение. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт Петербурге, 2019. С. 90.. Важным вкладом Я. Ассмана в развитие концепции памяти было выделение различных видов памяти. Самым же важным можно считать определения, данные Ассманом коммуникативной и культурной памятиАссман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких кругах древности. Москва: Языки славянской культуры, 2004. С. 19-20.. В последующем А. Ассман развила эти концепции, но обратиться к исследованиям Я. Ассмана тоже важно.

Ассман считал, что способность к коммуникации появляется у индивида не изнутри, а только в процессе самой коммуникации с другими индивидами и окружающей действительностью. Определяя коммуникацию как диалог внутреннего с внешнимТам же. С. 20., Ассман считал, что коммуникативная память включает в себя воспоминания, связанные с недавним прошлым, и объединяет воспоминания современников и поколенийТам же. С. 52.. Поскольку коммуникативная память включает в себя память современников, она и существует только до тех пор, пока живы поколения людей, разделяющих воспоминания. Сам Ассман считал, что коммуникативная память существует около 80 лет, что примерно равно сроку жизни четырех поколенийТам же..

Когда свидетелей каких-то событий не остается в живых, память, связанная с этими событиями, начинает постепенно становиться культурной памятью. Ассман отмечает, что создание культурной памяти происходит уже не за счет коммуникации, а является задачей различных институтов мнемотехники. Эти институты «превращают прошлое в символические фигуры, к которым прикрепляется воспоминание»Там же. С. 54.. Таким образом, культурная память представляет собой упрощенную до мифов и сакральных образов, «воссозданную в воспоминании историю»Там же. С. 54-55.. Проявления культурной памяти часто представлены ритуалами и праздниками, призванными объяснять происхождение того или иного сообществаТам же.. Подобные формы существования культурной памяти, а также факт того, что она создается специальными институтами, обуславливает ее продолжительное существование - культурная память может существовать тысячелетия. Так, например, Ассман расценивал египетские пирамиды как памятники, содержащие в себе культурную память древнего общества.

В. Айпадин также отмечает значение культурной памяти в построении идентичности общества и создании чувства принадлежности у индивидов. Помимо этого, он добавляет, что культурная память может быть уничтожена во время войны, террора, конфликтов или стихийных бедствий, что может привести к исчезновению сообщества как таковогоApaydin V. The interlinkage of cultural memory, heritage and discourses of construction, transformation and destruction // Critical Perspectives on Cultural Memory and Heritage. UCL Press, 2020. С. 3-4.. Он также отмечает, что культурная память может выражаться в архитектуре, монументах и даже ландшафте, при этом символизм этих объектов позволяет выживать сообществам, находящимся в состоянии войны или притеснённым сообществам в авторитарных системахТам же. С. 13..Автор приводит и примеры манипуляций с культурной памятью в странах с авторитарным режимом. Айпадин пишет о попытках турецкой правящей партии построить новую идентичность прежде светского общества на ценностях и традициях Ислама, что было характерно, например, для Османской империиApaydin V. Heritage, memory and social justice: reclaiming space and identity // Critical Perspectives on Cultural Memory and Heritage. UCLPress, 2020. С. 87-88.. Айпадин отмечает, что подобные изменения сейчас можно найти во всех сферах общества и государственных институтах, особенно в системе образования, где увеличение роли религии становится все более частой практикойТам же. С. 88..

Как уже было упомянуто в этой работе, Ассманы во многом выстраивали свои исследования на основании работ Хальбвакса. Подходы А. Ассман и Я. Ассмана к концепции памяти во многом схожи, однако, А. Ассман внесла в открытия Хальбвакса еще больше корректив. Описывая свое видение типов памяти, А. Ассман также выделяет индивидуальную, коммуникативную (названную у неё социальной) и культурную память, обладающую теми же функциями, которые описывал, например, Я. Ассман. Однако, А. Ассман делает важное замечание, выделяя из культурной памяти политическую.

Политическая память, по ее мнению, характеризуется институциональным закреплением прошлого с целью создания национальной идентичностиСафронова Ю.А. Указ. соч. 2019. С. 98.. Ассман пишет: «Там, где история находится на службе у формирования идентичности, где история осваивается гражданами и где к ней апеллируют политики, там можно говорить о «политической» или «национальной» памяти»Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика. Москва:, 2014.Новое литературное обозрение. С. 35.. При этом Ассман подчеркивает, что в ее понимании, коммуникативная (или социальная) память является «памятью снизу» - потому что она недолговечна и слишком нестабильна. Политическая память, в свою очередь, является памятью «сверху», потому что она долговечна и закрепляется в государственных политических институтах.

Теперь, когда мы вплотную подошли к теме национальной идентичности, к которой мы еще будем обращаться при описании консервативного поворота в России, мы должны понять, что именно значит это понятие и как оно стало частью генеалогии memory studies. Одним из первых к пониманию национальной идентичности приблизился Э. Ренан. Уже в 1882 году, в своей речи «Что такое нация?» Ренан называл неотчуждаемые характеристики нации: язык, религия, географическое положение, кровь и ритуалы - телом нации, в то время как «душой нации» для Ренана было ее прошлое - герои и злодеи, победы и пораженияРенан Э. Что такое нация? // Собрание сочинений., 1902. С. 90..

А. Ассман пишет, что для Ренана нация не была лишь огромной семьей. Он считал, что «душа нации» это то, что вырабатывается долгое время, когда группа людей проходит через испытания и переосмысляет их в дальнейшем. В этом Ассман видит то, что современные ученые понимают под понятием идентичность или когда говорят о воображаемом сообществеАссман А. Указ. соч. 2014. С. 22-23.. Б. Андерсон, автор знаменитой книги «Воображаемые сообщества» называл любую нацию «воображаемым политическим сообществом»Anderson B.R.O. Imagined communities: reflections on the origin and spread of nationalism. London?; New York: Verso, 2006.Rev. ed. С. 5-6.. Андерсон объясняет, что «воображаемыми» эти сообщества называются потому, что «Представители даже самой маленькой нации никогда не узнают большинство своих собратьев, не повстречаются с ними и даже не услышат о них, но в сознании каждого живет образ их общности»Там же. С. 6.. Он также подчеркивает, что определять нацию будет не то, насколько правдивы ее неотъемлемые черты, но то, каким образом эта нация «воображает саму себя»Там же.. Последнее, что стоит выделить из работы Андерсона в контексте этого исследования, будет его замечание о том, что в современных обществах процесс «воображения» нации происходит с помощью масс медиа, административного ресурса и системы образованияТам же. С. 114..

Одним из способов «воображения» нацией самой себя, как мы уже упоминали, является использование исторических нарративов. А. Ассман пишет, что «воображение» -- это ответ на вопрос «кто помнит»Ассман А. Указ. соч. 2014. С. 39.. Ассман в очередной раз приводит слова Ренана, касающиеся процесса создания национальной идентичности: «Героическое прошлое, великие люди, слава (но истинная) - вот главный капитал, на котором основывается национальная идея»»Ассман А. Указ. соч. 2014. С. 39.. Размышляя над использованием нарратива исторических побед, она замечает, что при выстраивании образа героического прошлого зачастую предаются забвению факты пораженийТам же.. При этом Ассман отмечает, что использования нарратива побед часто может приводить к обострению политических конфликтов в будущем: в качестве примера она приводит переименование отведённого для празднования столетия «сердечного согласия» между Францией и Англией зала «Ватерлоо» в Букингемском Дворце в «музыкальный салон»Там же..

Не менее эффективным является использование нарратива побежденного. Образ побежденного исключает нарратив унижения, порабощения и уничтожения. Ассман подчеркивает, что нарратив побежденного - это история о сохранении достоинства, доблести проигравшего, делающего его «моральным победителем»Там же. С. 43.. Нарратив побежденного также подразумевает поиск оправдания поражению: создание мифов о предательстве и «ударе в спину», национальной изменеТам же..

Совсем иной по своему характеру представляет Ассман память жертв. Жертва, в отличие от побежденного, страдала не в процессе борьбы, но в результате преступления. Память жертвы - это травма, символическая репрезентация которой может состояться только спустя время, после процесса осмысления травматического опытаАссман А. Указ. соч. 2014. С. 75-77.. Ассман приводит слова Л. Бегли, высказавшего мнение о том, что первым шагом к преодолению травматического опыта является героическая коммеморация жертв того или иного преступленияТам же. С. 46..

Главными причинами образования травматического опыта в Западной и Восточной Европе А. Ассман считает Холокост и сталинский террор. По ее мнению, в большинстве стран Западной Европы прошло осмысление причин произошедшего террора и геноцида, некоторыми странами, например, Германией, были закреплены нарративы вины, а некоторыми - жертвенные нарративы. В итоге это привело к образованию солидарности в отношении к Холокосту в Западной ЕвропеАссман А. Новое недовольство мемориальной культурой. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. С. 170-171., а значит, превратило травматическую память о Холокосте в историческую память.

Стоит отметить, что Ассман выделяет проблему «Европейского раскола памяти». Она объясняет это раскол тем, что в отличие от Западной Европы, сумевшей сделать травматический опыт Холокоста объединяющим, учредительным мифом идентичности, страны Восточной Европы зачастую не расценивают Холокост как основной источник травмы. Для многих из этих стран источником травматических воспоминаний является период советской оккупацииТам же.. Жертвенная идентичность наций Восточной Европы, по словам Ассман, еще не признана на западе, так как травматический опыт у обоих «лагерей» разныйТам же. С. 172-174.. В этом различии между памятью Востока и Запада она и видит причину процесса, названного ею «конкуренцией жертв»Там же. С. 153-155.. Разницу в темпах трансформации травматического опыта Ассман связывает с тем фактом, что после Второй Мировой войны политический режим Германии сменился, дав возможность для критики действий прошлого правительства, в то время как политический строй СССР не только не сменился, но и получил статус государства победителя фашизмаТам же..

В книге «Дискурсивное построение национальной идентичности» Р. Водак и ряд других авторов также исследуют проблему построения национальной идентичности. Поскольку Водак и ее соавторы являются знаменитыми последователями метода критического дискурсивного анализа, они выделяют роль дискурса в построении национальной идентичности. Авторы пишут: «Если нация - это воображаемое сообщество и в то же время ментальный конструкт, воображаемый комплекс идей, содержащих хотя бы дефинитивные элементы коллективного единства и равенства, границ и автономии, то этот образ реален в той мере, в какой человек убежден в этом, верит в него и эмоционально идентифицируется с ним. На вопрос о том, как эта мнимая общность достигает сознания тех, кто в ней убежден, ответить легко: она конструируется и передается в дискурсе, прежде всего, в повествованиях национальной культуры. Таким образом, национальная идентичность является продуктом дискурса»Wodak R. идр. The Discursive Construction of National Identity. Edinburgh University Press, 2009.2nd edition. С. 22.. Иными словами, национальная идентичность членов общества создается и выражается в их социальных практиках, одна из которых является дискурсивной практикой. Дискурс, по мнению авторов, может быть сформирован государственными, политическими, общественными институтами и медиа, а также через повседневную коммуникациюТам же. С. 29.. Разные дискурсы национальной идентичности со временем могут принимать форму законов, «которые регулируют социальные практики включения или исключения индивидов в форме нормализованных институциональных практик»Там же. С. 30..

Водак и соавторы также приводят пример критического дискурс анализа различного материала, связанного с построением национальной идентичности. Мы рассмотрим особенности их метода, наряду с рекомендациями других исследователей, в части работы, посвященной методологии нашего исследования.

Пока же нам стоит вернуться к работам А. Ассман для того, чтобы понять каким способом различные институты формируют политическую память и национальную идентичность. Из определения культурной памяти мы уже выяснили, что прошлое в рамках этой памяти «сворачивается» до различных символов. Это «сворачивание», упрощение можно считать тем, что различные исследователи памяти называют мифом. А. Ассман считает, что миф - это то, во что в культурной памяти превращается исторический нарратив. Миф, наряду с другими проявлениями культурной памяти имеет сильное воздействие на человека и на процесс его самоидентификацииАссман А. Указ. соч. 2014. С. 38.. Если исторический нарратив подкреплен историческими фактами, то миф абстрагирован от исторического опыта и использует прошлое как абстрактный образ, к которому прибавляется какая-то другая, актуальная для настоящего времени функция. Стоит добавить, что и живет миф до тех пор, пока он эту функцию выполняет, а значит, что политическая память живет, пока мифы, составляющие её, выполняют свои функцииТам же..

Политическая память и процесс её создания часто могут быть расценены как попытки переписывания исторической правды или создания ложного сознанияТам же. С. 39.. Так о политической памяти высказывался, например, историк И. Бурума. В ответ на это замечание А. Ассман предлагает рассматривать политическую память не через призму исторической науки, в которой действительно важны факты, а через призму возможностей для социального взаимодействия, которые создают мифы или иные проявления политической памятиТам же. С. 39-40..

Таким образом, в этой части мы выяснили, как развивалась концепция памяти и групповой идентичности. Помимо важных основ, таких как понятия коллективной и культурной памяти и нации, мы выделили необходимые для нашего исследования понятия политической памяти, воображаемого сообщества и национальной идентичности. Необходимы они потому, что позволяют рассматривать процессы памяти как социальное явление, в отрыве от критериев, устоявшихся в исторической науке. В следующей части мы должны рассмотреть понятие политики памяти.

1.2 Политика памяти

О. Малинова приводит следующее определение политики памяти: «Политика памяти - это деятельность государства и других акторов, направленную на утверждение тех или иных представлений о коллективном прошлом и формирование поддерживающей их культурной инфраструктуры, образовательной политики, а в некоторых случаях -- и законодательного регулирования»Малинова О. Указ. соч. 2017. С. 9.. В свою очередь, П. Веровчек предостерегает от фокусировки только на действиях политических элит, аргументируя это тем, что в таком случае теряется значимость дискурса памяти, происходящего в гражданском обществе. По его мнению, действия исключительно политических элит стоит называть исторической политикой, в то время как политика памяти включает в себя и общественные дискурсыVerovљek P.J. Collective memory, politics, and the influence of the past: the politics of memory as a research paradigm // Politics, Groups, and Identities. 2016. Том 4. № 3. С. 6..

Ю. Сафронова цитирует А. Миллера, дающего политике памяти такое определение: «Историческая политика - это набор практик, с помощью которых отдельные политические силы стремятся утвердить определенные интерпретации исторических событий, как доминирующие»Сафронова Ю.А. Указ. соч. 2019. С. 199.. Он также отмечает важность исторической политики для построения идентичности постсоциалистических государствМиллер А.Е. Политика памяти в посткоммунистической европе и ее воздействие на европейскую культуру памяти // 2016. № №1. С. 111.. Миллер, как и Веровчек, считает, что политика памяти и историческая память - это не тождественные понятия, потому что историческая политика -- это «особая конфигурация методов, предполагающая использование государственных административных и финансовых ресурсов в сфере истории и политики памяти в интересах правящей элиты»Миллер А.Е. Историческая политика в Восточной европе начала ХХI века // Историческая политика в XXI веке. 2012. С. 19.. Малинова считает, что историческая политика - это подвид политики памяти, при этом для обоих этих понятий родовым является символическая политикаМалинова О. Указ. соч. 2017. С. 9..

Исследовав то, как проводится историческая политика в странах Восточной Европы, Миллер выводит несколько форм проявления этой политики. Во - первых, историческая политика может выражаться в создании институтов, насаждающих определенную трактовку прошлого: это могут быть музеи, исследовательские проекты, при этом важен факт их государственного финансированияМиллер А.Е. Указ. соч. 2012. С. 17-18.. Во - вторых, свидетельством исторической политики может стать политический контроль государства над деятельностью историков и СМИТам же.. В-третьих, историческая политика характеризуется вмешательством государства в образовательные процессы: изменение содержания учебников и программ преподавания историиТам же.. Г. В. Касьянов также отмечает, что историческая политика может выражаться в принятии законов, закрепляющих единственную трактовку прошлого, и предполагающих санкции в отношении тех, кто оспаривает это мнениеКасьянов Г.В. Историческая политика и «мемориальные» законы в Украине: начало XXI в. // Историческая?экспертиза. 2016. Том 2. С. 28-29..

При изучении политики памяти стоит также упомянуть концепцию публичной истории. М. Демантовски дает публичной истории такое определение: «Публичная история -- это сложный дискурс идентичности, основывающийся на прошлом. Управляемый группами людей и отдельными лицами, он служит взаимному признанию нарративов. Коллективы расширяют возможности своих основных нарративов, включая их в институциональные рамки посредством распределения ролей, правил применения санкций и вознаграждений, а также посредством СМИ и ритуальной практики»Demantowsky M. What is Public History // Public History and School: International Perspectives. De Gruyter, 2018. С. 26-27.. Демантовски выделяет 3 основные особенности публичной истории: нарратив, институционализацию и медиализациюDemantowsky M. Указ. соч. 2018. С. 17.. Основным нарративом он считает историю, скрепляющую коллектив, являющуюся источником его идентичностиТам же.С. 17-18..

О том, что выступает в качестве институтов политики памяти, писала А. Ассман. Мы уже приводили примеры таких институтов раньше в этой работе, это: «памятники, музеи, библиотеки, архивы, мемориалы и памятные места, а также обычаи, ритуалы, традиции, церемонии и поводы для них в виде годовщин»Ассман А. Указ. соч. 2014. С. 260.. Эти институты, как мы уже говорили, упрощают историю, сокращая исторические факты до символов. Последней особенностью публичной истории является медиализация.

По мнению А. Ассман, медиализация является главным условием создания и развития дискурса памяти. Она пишет, что наша память постоянно дополняется информацией, полученной из различных медиа: телефильмов, радиопередач, документальных и развлекательных телепередач и интернетаТам же. С. 264.. По мнению Ассман, медиа -- это институт, который лучше всего справляется с задачей упрощения истории, популяризации символов и создания общественного резонансаТам же., но при этом она замечает, что медиа не столько создают дискурс памяти, сколько поддерживают активность общественной дискуссии вокруг него. Важно отметить, что Ассман считает интернет самым независимым из медиа и считает, что помимо мейнстрим - дискурсов, интернет может быть площадкой для продвижения маргинальных и даже забытых дискурсовАссман А. Указ. соч. 2014. С. 266-267..

Итак, в этой части мы изучили, что разные ученые понимают под термином «политика памяти», в чем выражается эта политика и как она соотносится с концепцией общественной истории. Особо важными для нас можно считать формы политической памяти, приведенные А. Миллером, а также понятие медиализации, рассмотренное А. Ассман. В следующей части работы мы изучим понятие идеологии и то, как это понятие относится к нашему исследованию.

1.3 Концепция идеологии

Перед тем как приступить к изучению идеологических процессов в России нам следует определить, что стоит понимать под термином «идеология». В. Гавел в книге «Power of the powerless» пишет: «Идеология -- это особый способ связи с миром. Она дает человеку иллюзию идентичности, достоинства и морали, облегчая при этом его расставание с ними. Как хранилище чего-то "сверхличностного" и объективного, она позволяет людям обманывать свою совесть и скрывать свой славный modusvivendi, как от мира, так и от самих себя»HavelV. ThePowerofthePowerless; VintageClassics, 2018. С. 28-29.. Неудивительно что Гавел, будучи чешским диссидентом критически относился к идеологии. Он, как и другие авторы, жившие в эпоху «старых идеологий», таких как гитлеровская или сталинская, видел в них способ управлением поведением населения, искусственно созданную модель, оправдывающую существование того или иного строя и в первую очередь легитимизирующую его преступления.

В работе, посвященной современным методам изучения идеологий, О. Малинова отмечает, что подход к понимаю концепта идеологии может быть как негативным, так и нейтральнымМалинова О. Kонцепт идеологии в современных политических исследованиях // 2003. № 4. С. 11.. В качестве примеров она приводит марксистское отношение к идеологии как к инструменту правящего класса, позволяющему поддерживать его statusquo, и подход К. Мангейма, утверждавшего, что идеология - это смысловые значения, подчеркивающие и закрепляющие тот аспект вещей, который необходим для деятельности обществаТам же. С. 12.. В статье «Духовные скрепы как государственная идеология» Малинова пишет о том, что «большие» идеологии прошлого, так называемые «измы» потеряли свою актуальность в современных, прежде всего демократических, государствах. Им на смену, по ее мнению, пришли неполные идеологии, направленные на решение конкретного набора проблем и лишенные «глобальных мировозренческих амбиций»Малинова О. «Духовные скрепы» как государственная идеология // «Духовные скрепы» как государственная идеология. 2014. Том 12. № 5. С. 114.. Малинова также отмечает, что некоторые авторы рассматривают идеологию как фактор, формирующий и сохраняющий индивидуальную и групповую идентичность, путем создания символов и образцов политического поведения обуславливающий политическую коммуникациюМалиноваО. Указ. соч. 2003. С. 12-13.

Идеологию как фактор идентификации расценивает и Т. ван Дейк, один из первопроходцев и главных исследователей в сфере критического дискурс - анализа. В своей книге «Ideology: a multidisciplinary approach» ван Дейк определяет идеологию как интерфейс между социальной структурой и социальным познанием, основу социальных репрезентаций, разделяемых членами группыDijk T.A. van Ideology: a multidisciplinary approach. London?; Thousand Oaks, Calif: Sage Publications, 1998. С. 8.. Он считает, что идеология может повлиять на то, что считается правдой или ложью в определенной группе. Она не является синонимом слова мировоззрение, а принципом, по которому выстраиваются основы убеждений группыТамже.. Идеология служит обеспечением символических интересов группы, например, контролю над другими группами или защитой от доминирования других групп. Она может выступать как на глобальном уровне социального взаимодействия, транслируя идеи социальной борьбы, конфликта, неравенства, так и на уровне повседневного социального взаимодействияТамже..

Очень важной особенностью идеологии, отмеченной ван Дейком, является то, что она может объединять разные группы, что означает возможность существования разных конкурирующих между собой идеологических дискурсов: доминирующих и противостоящих им, борющихся за влияние. Эта особенность позволяет не рассматривать идеологию с позиции общего установленного набора правил поведения, инструмента в руках гегемона, каким ее могли видеть Гавел или Х. Арендт. Идеологии ван Дейка это основания системы убеждений группы, которые меняются в процессе коммуникации внутри этой группы и вне ее, что позволяет изучать их, фокусируясь на социальных и политических аспектах создания этих убеждений.

Малинова также приводит концепцию идеологии Дж. Томпсона. По его мнению, идеология -- это способ, которым символически выраженная идея доказывает свое превосходство в системе других идей, тем самым служит установлению «отношений господства»Малинова О. Указ. соч. 2003. С. 22.. Изучение идеологии в таком случае - это исследование того, как символические формы (тексты, речи, образы) конструируют смысл и передают его, какие механизмы способствуют тому, чтобы этот смысл создал определенное «отношение господства»Там же.. В этом идеи Томпсона близки идеям ван Дейка. Однако, Томпсон также отмечает роль медиатизации в существовании идеологий. По его словам, медиа способствуют передаче смыслов на широкую аудиторию, рассеянную во времени и пространствеТам же. С. 23.. Выступая каналами связи между разными группами, меди способствуют взаимодействию их идеологий, что заметно влияет на «отношения господства» между разными идеологическими дискурсами. Это, как и в случае с концепцией ван Дейка, позволяет не расценивать идеологию как свод убеждений, представленной доктриной или политической программой, и спущенной «сверху», навязанной массам. Вместо этого идеология становится продуктом столкновения разных дискурсов, в котором медиа играют большую рольТамже..

Таким образом, идеология, процессы которой станут объектом нашего анализа, не существует лишь в области политической философии. Понимание идеологии как символически выраженного способа самоопределения группы, находящейся в контакте с другими группами и идеологиями, позволяют нам выделять основные компоненты идеологического дискурса в современной России как для мейнстрим идеологии, так и для идеологий оппозиционных государственной. Использовать этот концепт мы будем при описании консервативного поворота в России в следующей части этой работы.

1.4 Предпосылки консервативного поворота

Объектом этого исследования обозначен консервативный поворот в России. Как уже упоминалось раньше, под «консервативным поворотом» исследователи понимают увеличение роли идеологии в существовании политического режима в России. Тема политической идеологии в России подкреплена множеством научных работ как отечественных, так и зарубежных. Исторические периоды, привлекающие внимание ученых тоже весьма разнообразны.

В этой работе мы сконцентрируем свое внимание на изучении официального, мейнстрим - идеологического дискурса, продвигаемого государством, выделив основные его направления. Прежде же нам необходимо обратиться к истории развития идеологического дискурса в России. В рамках этого исследования нас интересует период развития государственной идеологии с окончания существования СССР до нашего времени.

В попытках проследить становление государственной идеи России американский историк и политолог А. Лакер приводит пример Советского союза, чей политический режим поддерживался учением Марксизма - ЛенинизмаLaqueur W. AFTER THE FALL: Russia in Search of a New Ideology // World Affairs. 2014. Том Vol. 176. № No. 6. С. 71.. Лакер считает, что с прекращением существования СССР перед новой властью встал вопрос определения идеологических основ нового государства. В статье «After the fall: Russia in search of a new ideology» Лакер приводит цитату из речи Владимира Путина, в которой тот определяет важность опоры на историю и традиционные ценности для определения модели развития постсоветской России, а также подчеркивает, что считает копирование западной модели неверным шагомТам же. С. 73.. В той же статье Лакер отмечает, что новую идеологическую основу власть стала искать в идеях дореволюционного периода, так, например, он приводит в пример участившуюся практику продвижения дореволюционной культуры, осуществляемую Министерством Культуры и РПЦТам же..

Стоит заметить, что Лакер рассматривает РПЦ как активного актора идеологической политики. Он считает, что прочные отношение государства и церкви были установлены еще в советский период и характеризовались они усиленным контролем над церковью со стороны государства. Этот контроль гарантировал существование церкви как института, а после распада Советского Союза он стал основой новых «партнерских» отношений российской власти и церквиТам же. С. 73-74.. Лакер отмечает связь высших чинов РПЦ с советскими спецслужбами, а следовательно, и с политической элитой постсоветской России. Эта связь, по мнению Лакера выражается в активно транслируемой поддержке церкви со стороны государства: участии первых лиц в церковных обрядах, выделении ими особой роли церкви в «духовном возрождении» России, возрождении дореволюционных церковных практик в вооруженных силах - появление капелланов и передвижных полевых церквей в рядах Российской армииТамже. С. 74..

К. Лэнгдон и В. Тисмэняну в своей книге, посвященной новейшей истории российской идеологии, выделяют роль советской идеологии, схожую с описанной Лакером. По их мнению, от советского режима современная Россия переняла, во - первых, склонность к автократии и отсутствие демократических традиций, а во - вторых - отсутствие какого либо объединяющего людей идеологического фактораLangdon K.C., Tismaneanu V. Putin's Totalitarian Democracy: Ideology, Myth, and Violence in the Twenty-First Century. Cham: Springer International Publishing, 2020. С. 44-45.. Прекращение существование СССР привело к кризису идентичности её бывших граждан, в то же время предоставив новой власти большие возможности в создании нового образа России и определении того, что значит быть русскимТам же. С. 45.. Создание новой идентичности, по мнению авторов, включает в себя не только определение названия государства, его границ и символики, но и поиск «полезного прошлого» - образов героев, злодеев и событий, которые должны стать символами нации, определить ее место и роль в миреТамже. С. 46..К. Пахалюк отмечает, что обращение к прошлому помогает решить проблему ценностного дефицита и найти моральную аргументацию существованию того или иного режимаПахалюк К.Х. ИспользованиеисториивконтекстевнешнейполитикиРоссии. // ПолитикапамятивсовременнойРоссииистранахВосточнойЕвропы. Акторы, институты, нарративы. Санкт Петербург: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. С. 102..

Макарычев и Ятсык также замечают, что попытки внедрить идеологические элементы в общественный и политический дискурс России, предпринимаемые властью, могут быть расценены как реакция на политику избавления от советской идеологии, начатую Михаилом Горбачевым и продолженную Борисом Ельциным, и в то же время как попытка подчеркнуть обособленность политического режима современной России от трудностей Горбачевской и Ельцинской эпохиMakarychev A., Yatsyk A. Указ. соч. 2014. С. 2.. О кризисе национальной идентичности, возникшем после развала СССР, говорит и А. Цыганков. В своей книге «Russia'sforeignpolicy: changeandcontinuityinnationalidentity» он пишет: «После распада Советского Союза России еще только предстоит установить четкую пост-коммунистическую идентичность»Tsygankov A.P. Russia's foreign policy: change and continuity in national identity. Lanham: Rowman & Littlefield, 2016.Fourth edition. С. 236.

В той же книге Цыганков пишет о раннем периоде правления Бориса Ельцина. По словам Цыганкова, в то время власть планировала выстраивать национальную идентичность, рассматривая западные страны в качестве примера. Он приводит слова А.В. Козырева, министра иностранных дел РФ с 1990 по 1996 год, касающиеся изменения системы ценностей страны в тот период. Козырев отмечал необходимость изменения приоритетов с коллективных на индивидуальные и перехода к свободной рыночной экономикеТам же. С. 62.. По замыслу сторонников реформ, Россия должна была интегрироваться с Западом политически и экономически, трансформироваться в «свободное, независимое государство, закрепившее демократические институты, гарантирующее права и свободы всех граждан»Там же., а также абстрагироваться от бывших советских республик, превратившись в «маленькую Россию», почти не несущую ответственность за советское прошлоеТам же. С. 63-64..

Прозападные настроения быстро сошли на нет после того, как политика интеграции с западом не принесла ожидаемого эффекта. Политические элиты России сплотились вокруг новой идеи, которую Цыганков называет «Statism»Там же. С. 99.. Сторонники этой идеи не верили в возможность интеграции России в «западный мир», но видели ее потенциал становления суверенной «державой», способной сбалансировать распределение сил на международной арене. По словам Цыганкова, «государственники», при определении идентичности новой России, использовали в том числе концепты, до этого использовавшиеся только последователями «цивилизационного подхода»: «национальной идеи», «сверхдержавы» и «Евразийства»Там же.. «Государственники» не видели в западе врага, но при этом и не упускали возможности для критики политики западных стран. Цаганков считаетТам же. С. 99-100., что главным представителем этой идеи был Евгений Примаков, министр иностранных дел РФ с 1996 по 1998 годы и премьер-министр с 1998 по 1999. В этот период идея «державности», суверенитета и особого положения России на международной арене окончательно утвердилась - символом самоопределения России стал известный «поворот над Атлантикой».

Период правления Путина до 2014 года Цыганков описывает в финальной части своей книги. По его мнению, в двухтысячные дискурс власти был сосредоточен в основном на защите национальных интересов и попытке встроится в международное сообществоТам же. С. 237.. Он отмечает, что даже в речах, касающихся внутренней политики, Путин не обращался к концепции «национальной идеи», так в 2007 году в послании к Федеральному Собранию президент России высмеял поиск национальной идеи, назвав это «старинной русской забавой»Там же.. Темой его речей чаще всего были достигнутые политические или экономические успехиТам же. С. 236-237..

В то же время некоторые исследователи отмечают попытки создания государственной идеологии в этот период. Так, например, Я. Пляйс отмечает оживленную общественную дискуссию, последовавшую за предложением Вячеславом Сурковым концепции «суверенной демократии»Пляйс Я.А. «Суверенная демократия» новый концепт партии власти // 2008. № №4. С. 31.. Малинова называет действия государства в это время «попыткой внедрения неполной идеологии», сочетающей в себе элементы разных дискурсовМалинова О. Указ. соч. 2014. С. 117.. Она также отмечает, что снижение идеологического плюрализма в этот период, ограничение формирования альтернативных идеологических программ и площадок для публичной дискуссииТам же.. Смешение дискурсов в этот период описывает и Михаил Прозаров. Он описывает идеологическую политику государствасозданием нового политического пространства, в котором «про-западный либерализм 1990х сменяется синтезом либерализма и консерватизма»PROZOROV S. Russian conservatism in the Putin presidency: The dispersion of a hegemonic discourse // Journal of Political Ideologies. 2005. Том 10. № 2. С. 4..

Однако, начиная с 2012 года, речи Путина стали касаться различных идеологических концепций. Так в послании Федеральному Собранию в 2012 году Путин высказал идею, близкую к «цивилизационной», назвав коренных русских «стержнем, скрепляющим Россию» в культурном и государственном смысле, и предложив объединить нацию вокруг «русских» ценностейTsygankov A.P. Указ. соч. 2016. С. 238.. В следующих посланиях Путин отмечал дефицит «духовных ценностей», рекомендовал усиление институтов, транслирующих эти ценности, а также называл «стремление к независимости и суверенитету в духовной, идеологической и внешнеполитической сферах»Там же. «неотъемлемой частью национального характера»Там же.. В 2013 году Путин называл Россию «консервативной державой» и «защитницей традиционных ценностей во всем мире»Там же..

Таким образом, идеологический дискурс в России характеризуется 3 основными этапами. Первым из них мы можем считать кризис национальной идентичности, вызванный распадом Советского Союза, период, в котором перед новой российской властью встала задача определения ценностей новой страны и ее граждан. Второй этап - это утверждение концепции российского суверенитета среди российской политической элиты, принятие концепции России как независимой «державы», обладающей собственной сферой интересов и зоной влияния, призванной стать новой заметной силой на международной арене. Третий период, условно начинающийся с третьего президентского срока Владимира Путина, - усиление роли идеологии во внутренней российской политике, построенное прежде всего на традиционалистских и цивилизационныхТам же. идеях. Этот период включает в себя процессы, изучением которых мы займемся в следующей части этой работы.

1.5 Консервативный поворот

В этой части работы мы изучим начавшийся в 2012 году процесс «консервативного поворота», а именно выделим основные идеи, формирующие официальный идеологический дискурс. Также важно отметить, что российский идеологический дискурс в этой работе не считается однородным и полностью создаваемым государством. Именно поэтому в этой части главы мы также рассмотрим примеры идеологических дискурсов, противопоставленных официальному.

Как мы уже отмечали в прошлой главе, с начала двухтысячных в официальном идеологическом дискурсе образовались несколько идей, развитие которых мы можем наблюдать с начала третьего президентского срока Владимира Путина. Среди этих идей стоит отметить концепцию сверхдержавы, появившуюся в первый президентский срок Путина. Во многом она представляется основополагающей, так как на принципах суверенитета России, её особенного устройства, делающего невозможной её интеграцию в систему западных ценностей, построено множество идей, предложенных государством.Если до 2012 года это были идеи «суверенной демократии» или «модернизации», то в последнее время идеологический дискурс изменился, при этом сохранив некоторые прежние элементы.

Малинова связывает успешность идеологической политики государства с уже упомянутой ограниченностью публичного поля и политической апатией населенияМалинова О. Указ. соч. 2014. С. 117.. Причиной начала «консервативного поворота» она считает протестное движение 2011 -2012 года, во время которого митинги и протестные акции стали визуальным выражением идеологического дискурса, конкурирующего с государственнымТам же..По словам Малиновой, протестная деятельность изменила официальный идеологический дискурс, теперь государство стало создавать идентичность лояльной ему группы не только опираясь на прежние абстрактные идеи, но и сделало оппозиционно настроенное меньшинство частью своего нового идеологического дискурсаТам же. С. 117-118.. Малинова особо подчеркивает, что идеологические противники государства были представлены не как граждане страны, разделяющие другие ценности, но как «прозападное меньшинство», что позволило власти исключить оппозиционную группу из транслируемой ею идеологической и политической реальностиТам же. С. 118.. Такой дискурс Малинова называет «патриотическим»Там же., в данном случае - направленном против внешних врагов, оперирующих образом «другого».