Социализм и терроризм
Анализ революционного террора среди представителей различных социалистических течений. Споры между русскими эсерами и социал-демократами, В. Лениным и Р. Люксембург, К. Каутским и Л. Троцким. Место и роль террора в европейской социалистической традиции.
| Рубрика | Политология |
| Вид | методичка |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 13.09.2015 |
| Размер файла | 89,2 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Южный федеральный университет"
Учебно-методическое пособие
Социализм и терроризм
Поцелуев С.П.
Ростов-на-Дону
2013
Введение
Говорят, что война заканчивается лишь тогда, когда похоронен ее последний солдат. В отношении войн гражданских к этому можно добавить: и когда возникает сознание ответственности некогда воевавших сторон за общую национальную трагедию. И, наверное, самый первый шаг к такому осознанию - это прощание с идеологическим оружием и честная историческая память. Как мы далеки еще от этого в России, показывают современные оценки "красного" террора эпохи гражданской войны.
Как и прежде, две крайности продолжают определять общий массив этих оценок - "белогвардейская" и "красногвардейская" в их современных модификациях.
"Белогвардейская" версия остается в плену откровенно идеологических теорий тоталитаризма, причем не самого лучшего качества. Большевистский террор рассматривается здесь как фатальное следствие идеологии большевизма (коммунизма, социализма, марксизма и т.п. - какая разница, всё едино!), стремившегося построить "нового человека" наперекор ветхому Адаму. Второй доминирующий мотив таких трактовок - родство "красного" террора с "коричневым", а после 11 сентября 2001 года - еще и с исламским (!) терроризмом. Примеры такого рода оценок можно найти как в академических работах, См. к примеру, сборник статей: Коммунизм, террор, человек / С. Кройцбергер, И. Маннтойфель, А. Штайнингер, Ю. Унзер (ред.). Киев, 2001. так и в речах политических деятелей. Так, Дж. Буш-младший, выступая в связи с годовщиной трагических событий 11 сентября, сравнил войну против исламского терроризма с борьбой против коммунизма. См.: «Los Angeles Times» от 7.11. 2005. Общая идеологическая (и политическая) посылка такой оценки очевидна и незамысловата: большевики - это банда кровожадных тиранов, обманувших и замордовавших доверчивый народ, который сам по себе вполне достоин демократии, особенно если она импортируется из "цивилизованных стран".
Относительно свежий пример противоположной ("красногвардейской") точки зрения можно обнаружить в статье А.В. Воронцова и Ф.З. Ходячего, опубликованной в 2005 году в "Отечественных записках" (Приложении к "Советской России"). Авторы утверждают, что красный террор стал исключительно ответом на террор белый, причем "именно империалистические страны являлись первопричиной и главным источником террора". Еще один постоянный мотив такого рода оценки - история про доброго Ленина и злого Троцкого. Утверждается, что Ленина всегда отличала "приверженность мирным и созидательным ценностям", а вот Троцкий - мало того, что сам повинен в "необоснованных репрессиях" - еще и Ленина стремился представить "кровожадным диктатором". См.: Воронцов А.В., Ходячий Ф.З. Ленин о терроре. Взгляд из настоящего // Отечественные записки (Приложение к газете "Советская Россия"). 21 апреля 2005. Выпуск № 63. с. 2-7.
Как современные "белогвардейские", так и "красногвардейские" подходы принципиально замалчивают (или недооценивают) важнейшие аспекты вопроса.
Современная "белая гвардия", действительно, почти забывает факт иностранной интервенции в эпоху гражданской войны, а также миллионы коммунистов, убитых по всему миру фашистами и нацистами, и уж совсем недоумевает, когда речь заходит о социальных причинах национальной катастрофы 1917 года и о прямой ответственности за нее тогдашнего правящего класса России. Причем, заметим, современные "белые" понимают это еще меньше, чем многие представители старой белой гвардии и белой эмиграции.
Но и нынешние "красногвардейцы" продолжают сочинять сказки о случайном и только "ответном" характере красного террора эпохи гражданской войны, как будто в России сейчас не начало XXI века, а середина прошлого. "Красные" историки продолжают упорно отвергать идейно-организационные предпосылки террора в самом большевизме, равно как его очевидную и закономерную связь с "большим террором" эпохи Сталина и Берии.
В настоящем пособии тема большевистского террора рассматривается в неудобном (для указанных выше подходов) контексте идейно-организационных споров внутри социалистического движения. При этом анализу подвергаются три полемики по вопросу об отношении революционных социалистов к террору: Ленина - с эсерами, Розы Люксембург - с Лениным и большевиками в целом, а также К. Каутского - с Л. Троцким. Тем самым настоящее пособие помогает учащимся вникнуть в идейно-исторический контекст зарождения большевистской партии и сформировать объективную оценку феномена большевистского террора.
1. Социал-демократы против эсеров: террористический акт или всенародное восстание
Если искать идейные истоки большевистского отношения к террору, то следует прежде всего обратиться к работе Ленина "Что делать?" (1902). И хотя собственно теме террора там посвящен только маленький параграф третьей главы ("Что общего между экономизмом и терроризмом?"), в книге содержится то, без чего правильно понять отношение большевиков к террору вообще невозможно - план и принципы социалистической партии как "боевой революционной организации". Речь идет действительно о необычной для европейских социалистов партии, о социал-демократах, вооруженных вроде бы западной идеологией, но вместе с тем верных национально-русской революционной традиции.
Насквозь мифологизированная история большевизма, представленная в изданиях вроде известного "краткого курса" ВКП(б), создает впечатление, будто российские социал-демократы как бы подводили черту под бунтарской традицией России, рассматривая все предшествующие им революционные практики как идейно и организационно устаревшие. Возможно, это верно (да и то лишь отчасти) в отношении социалистов вроде Плеханова, но только не в случае Ленина. Его оценка революционеров "старой школы" была достаточно дифференцированной и далеко неоднозначной.
Ленин, прежде всего, полемизировал с эсерами, в которых видел политических конкурентов, начинавших играть на том же политическом поле, что и социал-демократы, - среди рабочих. Различия между двумя партиями касались, в основном, идеологий (эсеры не были марксистами, а большевики полагали, что без марксизма с рабочим классом нечего "заигрывать"), но были и практические различия, в том числе, в использовании террористических методов борьбы. Хотя Ленин был против введения террористических актов в партийную программу, он одновременно подчеркивал в работе "С чего начать?": "Мы далеки от мысли отрицать всякое значение за отдельными героическими ударами". Более того, Ленин утверждает здесь: "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора. Это - одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения при известном состоянии войска и при известных условиях". Ленин В.И. С чего начать? // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 5. с. 7 Заметим, что и два десятилетия спустя Ленин ничего не изменил в этой оценке террора. В "Детской болезни `левизны' в коммунизме" он высказывается образно, но однозначно: "Разумеется, мы отвергали индивидуальный террор только по причинам целесообразности, а людей, которые способны были бы `принципиально' осуждать террор со стороны победившей революционной партии <…> еще Плеханов в 1900-1903 годах подвергал осмеянию и оплеванию". Ленин В.И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме. // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 41. с. 16
Ленин критикует эсеров не за то, что они вообще используют террор как средство революционной борьбы - это было бы как раз "принципиальным" отказом от террора; но за то, что террор выдвигается у них как "самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения", как главное и основное средство борьбы. На самом же деле, - пишет Ленин, - террор есть лишь "одна из операций действующей армии, тесно связанная и сообразованная со всей системой борьбы"; он в лучшем случае пригоден лишь как "один из приемов решительного штурма". Ленин В.И. С чего начать? // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 5. с. 7 Но время такого штурма, - убежден Ленин, - еще не настало, но к нему надо готовиться. И в ходе такой подготовки террор не может заменить собой ни "всесторонней политической агитации", ни создания "общерусской централизованной организации революционеров по профессии". Причем Ленин был совершенно прав, - и есть немало исторических тому подтверждений - когда отмечал, что "многие русские либералы - и явные либералы и носящие марксистскую маску - всей душой сочувствуют террору и стараются поддерживать подъем террористических настроений в данный момент". Ленин В.И. Что делать // Полное собр. соч. Т. 6. с. 76 В этом он усматривал проявление "интеллигентского анархизма", неспособности связать революционную работу в одно целое с рабочим движением. "Кто изверился или никогда не верил в эту возможность, тому действительно трудно найти иной выход своему возмущенному чувству и своей революционной энергии, кроме террора", Там же. - убежден автор "Что делать?".
Насколько справедливой была эта критика Ленина по отношению к эсерам, - вопрос нетривиальный. Социалисты-революционеры, конечно, придавали террору существенно большее значение, чем социал-демократы, но и Ленин, со своей стороны, чересчур упрощает их позицию. Даже В.М. Чернов, один из ярых защитников террористической тактики внутри партии эсеров, считал террор не "самодовлеющим" средством, а только "одним из технических приемов" борьбы. В.М. Чернов обвиняет в непоследовательности ленинскую "Искру", которая, с одной стороны, утверждает: террор изолирует революционную партию, мешает организации и политическому воспитанию рабочих, а с другой стороны, призывает "энергичными протестами заставить самодержавие обуздать разнузданное рвение своих холопов". Но сделать это, - убежден Чернов, - можно не мирными демонстрациями, а лишь "громом героических подвигов". Такие акции выступают не только средством самозащиты революционной партии и трудящихся масс, но имеют также агитационное значение, поднимают престиж партии и революционной идеи, и как следствие, дезорганизуют власть. Чернов В.М. Террористический элемент в нашей программе // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. (О.В. Будницкий - состав.). Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996, с. 210-211. Чернов отвергает обвинения "Искры" в особой приверженности его партии терроризму. "Мы первые, - пишет Чернов, - будем протестовать против всякого однобокого, исключительного терроризма. Отнюдь не заменить, а лишь дополнить и усилить хотим мы массовую борьбу смелыми ударами боевого авангарда, попадающими в самое сердце вражеского лагеря". Там же, с. 204-205. Но, в отличие от этой эсеровской тактики, для Ленина главной была подготовка не терактов, а всенародного вооруженного восстания. Поэтому под "боевой организацией революционеров" он понимает саму социал-демократическую партию, а не ее террористическое подразделение, как мы видим это у эсеров.
Размежевание российских социал-демократов с эсеровским образом интеллигента-террориста произошло далеко не сразу, и это хорошо видно в ранних текстах Г.В. Плеханова. Написанная им в 1883 году программа социал-демократической группы "Освобождение труда" еще содержит явные следы народнического понимания террора. Ставя перед собой (в качестве главной) задачу "пропаганды современного социализма в России и подготовку рабочего класса России к сознательному социально-политическому движению", программа в то же время признает "необходимость террористической борьбы против абсолютного правительства". С партией "Народная воля" программа "Освобождения труда" расходилась лишь по вопросам о "так называемом захвате власти революционной партией". Плеханов Г.В. Программа социал-демократической группы «Освобождения труда» (1883) // Г.В. Плеханов. Избранные философские произведения. В 5-ти тт. Т. 1. М.: Гос. изд-во пол. лит-ры, 1956. с. 375. В "Наших разногласиях" Плеханов рассматривает террор как одно из легитимных средств революционной борьбы, хотя и не вполне удобное для социал-демократической, рабочей партии. Он пишет: "Пропаганда в рабочей среде не устранит необходимости террористической борьбы, но зато она создаст ей новые небывалые до сих пор шансы". Плеханов Г.В. Наши разногласия // Там же, с. 365. Позднее, в издании 1905 года, Плеханов оправдывает это место своей работы ссылкой на то, что в то время "интеллигенция верила в террор, как в бога". Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5-ти тт. Т. 1. М.: Гос. изд-во пол. лит-ры, 1956. , с. 795.
Плеханов цитирует в "Наших разногласиях" издававшийся Ткачевым "Набат", где содержится призыв вернуться к Нечаеву: к традициям "непосредственной революционной деятельности и боевой, централистической организации", организующей систематическую "дезорганизацию и терроризацию правительственной власти". Плеханов Г.В. Наши разногласия // Там же, с. 169. Здесь Ткачев очень близок ленинскому пониманию задач революционной борьбы, поскольку он делает упор на организационное строение революционной партии и не рассматривает террор как исключительную цель и главное средство революционной деятельности.
Вместе с тем здесь видно и отличие Ткачева от Ленина. По Ткачеву, "революционный терроризм <…> является не только наиболее верным и практическим средством дезорганизовать существующее полицейско-бюрократическое государство, он является единственным действительным средством нравственно переродить холопа-верноподанного в человека-гражданина". Ткачев П.Н. Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. (О.В. Будницкий - состав.). Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996. с. 153-154. В отличие от этого, Ленин относился к террору по-нечаевски: с точки зрения революционной целесообразности, пользы. Он не видел здесь особой моральной проблемы.
Ленин вообще был склонен более дифференцированно, чем Плеханов, оценивать русскую революционную традицию, особо выделяя в ней "корифеев 70-ых годов", их "превосходную организацию". Ленин В.И. Что делать // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 6. , с. 135. Попытку захвата государственной власти, подготовленную "проповедью Ткачева" и осуществленную посредством "действительно устрашавшего террора" Ленин называет "величественной", а организацию "Земля и воля" вообще считает образцом для любого типа революционной организации. Там же, с. 173. В отличие от Ленина, Плеханов относился к Ткачеву довольно прохладно, заметив, что его "Письмо к Энгельсу" "представляет собою концентрированный экстракт российско-якобинской аргументации". Плеханов Г.В. Наши разногласия// Г.В. Плеханов. Избранные философские произведения. В 5-ти тт. Т. 1. М.: Гос. изд-во пол. лит-ры, 1956, с. 299. Ткачев для Плеханова - это русский Бланки или одно из фарсовых повторений трагедии французского якобинства. Плеханов полностью отвергал практическую программу "Набата": организацию заговорщической партии революционеров с целью захвата власти. Ленин, напротив, восхищался как раз организационными идеями Ткачева. Потом, Плеханов вообще не склонен был именовать русских социал-демократов "якобинцами", как это делал Ленин, подчеркивая их революционный статус.
Ленин, в целом, восхищался землевольцами, их типом организации. Но в этой организации были очень разные фигуры, по-разному оценивавшие террор.
В передовой статье первого номера "Земли и воли", говоря о терроре, С.М. Кравчинский, редактировавший этот номер, писал: "С борьбой против основ существующего порядка терроризация не имеет ничего общего <…>. Террористы - это не более как охранительный отряд, назначение которого - оберегать этих работников (пропагандистов - С.П.) от предательских ударов врагов".История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. (О.В. Будницкий - состав.). Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996 , с. 75. Но уже другой из редакторов "Народной воли", также видный член одноименной организации, Н.А. Морозов заявлял в "Листке `Земли и воли'", что революционный террор является не "системой самосуда и самозащиты" (С.М. Кравчинский), но "политическим убийством" как "одним из главных средств борьбы с деспотизмом". Морозов высказывает здесь идею конспиративной революционной организации, делающей ставку на политические убийства как "систематический прием борьбы". Морозов Н.А. Значение политических убийств. Листок `Земли и воли'. № 2-3, 22 марта 1879 г. // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. (О.В. Будницкий - состав.). Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996., с. 91. По сути дела у Мороза речь шла о переводе политической борьбы в асимметричную (партизанскую) войну с правительством, в которой акты политического террора мыслились как эффективное средство устрашения и дезорганизации противника. Известно, что такая оценка террора вызвала недовольство других членов "Земли и воли", способствовала ее расколу. Позднее, уже за границей, Морозов развивает идею "террористической революции", организуемой "террористической партией".Там же, с. 107.
Террористическая (партизанская) борьба вместо гражданской войны, - таковой была идея Морозова. Но ее не поддерживает и Желябов, для которого "отдельные террористические акты занимают только одно из мест в ряду других задач, намечаемых ходом русской жизни".Речь А.И. Желябова на процессе по делу об убийстве императора Александра II // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. (О.В. Будницкий - состав.). Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996, с. 133. При всем своем отличии от ленинской позиции (которая близка желябовской), развиваемое Морозовым понимание революционной деятельности все же близко большевизму идеей конспирации - т.е. тайного общества заговорщиков, которое дает "горсти смелых людей возможность бороться с миллионами организованных, но явных врагов". Но только к этой "тайне" Ленин присоединяет не систему политических убийств, а идею общерусской централизованной организации профессиональных революционеров. Сама эта идея не была новой. В частности, ее высказывал и Желябов, отмечавший необходимость для социально-революционной партии уделить часть своих сил на политическую борьбу, а не сосредотачиваться на одних только "удачных покушениях". Практический путь этой политической борьбы Желябов определяет вполне в ленинском смысле, как "путь насильственного переворота путем заговора, и для этого нужна организация революционных сил в самом широком смысле, … действующих по одному общему плану, в интересах одной общей цели". Там же, 138-139.
У Ленина воспроизводятся следующие важнейшие элементы этой землевольческой программы:
конспиративность (заговорщический характер революционной организации);
насильственный переворот (= идея "всенародного вооруженного восстания");
"агитационное возбуждение народа" (ведение "всенародной политической агитации", чтобы раздуть "каждую искру классовой борьбы и народного возмущения в общий пожар" Ленин В.И. Что делать// В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 6. с. 171, 176. );
сочетание централизации и автономии (централизация конспиративных функций организации профессиональных революционеров дополняется автономностью организаций, рассчитанных на широкую публику).
Но, пожалуй, главным консервативным элементом ленинской концепции социал-демократической партии нового типа было понимание ее как военно-конспиративной организации. И это непосредственно сближало Ленина с русскими террористами-народниками. Милитаристский и заговорщический характер организации исключал из нее внутрипартийную демократию, обычную для западных социалистических движений. Тем самым в значительной мере обесценивались в глазах Ленина обвинения в бланкизме в адрес русских революционных партий. В условиях царизма, - убежден Ленин, - любая оппозиционная деятельность возможна только в условиях конспирации, т.е. в форме заговора. Иначе - неминуемая гибель от рук режима, не признающего никакие демократические правила игры. Допустим, что это так. Смущает, однако, полное отсутствие у Ленина как социал-демократа сожаления по поводу связанных с этим организационных "неудобств". Похоже, Ленин таких неудобств вообще не ощущал, потому что демократизм немецкой социал-демократии он считал чем-то "игрушечным", излишним внутри "тесного ядра пользующихся полным взаимным доверием товарищей". Там есть свой "демократизм", - уверяет Ленин, - очень похожий (заметим) на форму взаимоотношений внутри нечаевской "Народной расправы". Такой "взрослый" демократизм означает, помимо прочего, что "для избавления от негодного члена организация настоящих революционеров не остановится ни пред какими средствами". Действительно, зачем обременять себя формальностями вроде презумпции невиновности в революционной среде? - "Всякое отступление от обязанностей товарищества" карается здесь с "беспощадной суровостью". Там же, с. 141-142.
У Нечаева человек уходит в революцию как в монастырь, отказываясь от личных чувств, интересов, привязанностей, собственности и даже имени. Большевистская романтика подполья немало переняла от этой нечаевской установки. Для многих большевиков революционная конспиративность была не вынужденным и временным политическим неудобством, а позитивным способом жизни, желанным подвигом и жертвой, жизнью на пределе, на пороге общества, на его изнанке.
Милитаристский характер революционной партии Ленин стремится обосновать необходимостью борьбы профессиональных революционеров с политической полицией в недемократических условиях царской России. И здесь Ленин демагогически подменяет вопрос о милитаристской организации революционной партии (что подразумевается его понятием "профессиональных революционеров") вопросом о соотношении вождей и массы в рабочем движении. Ленин ссылается на "опыт немцев", который показывает, что без "десятка талантливых, профессионально подготовленных вождей" в современном обществе "невозможна стойкая борьба ни одного класса". Там же, с. 122 Но ведь ясно, что профессионализм предлагаемой им "централизованной боевой организации" - это нечто совсем иное, чем мастерство вождей демократических немецких социалистов. А их демократизм Ленин признает, хотя и считает неприемлемым для русских (деспотических) условий. Дальнейший ход рассуждений Ленина обнаруживает, однако, аргументацию, уже выходящую за рамки чисто российской специфики. "Ни одно революционное движение, - пишет он, - не может быть прочно без устойчивой и хранящей преемственность организации руководителей". Там же, с. 121-122 Эту "организацию руководителей" (характерное выражение!) Ленин противопоставляет массовому базису любого рабочего движения, причем не только русского. В этом именно смысле он замечает в своей известной критике "брошюры Юниуса": "Величайшим недостатком всего революционного марксизма в Германии является отсутствие сплоченной нелегальной организации". Ленин В.И. О брошюре Юниуса // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 30. с. 3. В целом, необходимость нелегальной милитаристской организации Ленин выводит не столько из недемократических условий царизма, сколько из потребности в вооруженном захвате власти. А "потемки царизма" только помогают революционной партии: в них ведь и революционеру можно играть не по "цивилизованным" правилам, а в стихии прямого действия, а она-то - думал Ленин - может еще вероятнее, чем парламентские игры, привести русских социалистов к власти.
Народнические формы революционной организации Ленин сравнивает с "походом вооруженных дубинами шаек крестьян против современного войска". Ленин В.И. Что делать // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 6. с. 101 В отличие от этого, он строит планы создания партии "профессиональных революционеров", воюющих против государственной власти "по всем правилам искусства". Цель социал-демократической политики Ленин видит в том, чтобы "собрать, сорганизовать и мобилизовать постоянное войско", т.е. построить революционную партию как "военную организацию агентов". Эта организация в подходящий исторический момент должна быть готова "открыть военные действия" вместе с "подготовкой, назначением и проведением всенародного вооруженного восстания". По сути дела, Ленин приспосабливает здесь идеологическую оболочку марксизма к традиции русского революционаризма, нашедшего свое выражение в разных идейно-политических формах: в народничестве, анархизме, потом у эсеров. С этой традицией Ленина роднит стремление "революционизировать массы" посредством "революционной партии". Это уже включает в себе увековечивание понятия революционной борьбы как войны. Не только специфические условия царизма, но именно эта субъективистская предпосылка роднит Ленина с Нечаевым и Ткачевым, даже с Бакуниным. Роднит, в целом, милитаристское понимание революционной борьбы, в результате чего сама разница между политической и вооруженной борьбой становится весьма условной. Терроризм понимается Лениным в военных терминах, как часть партизанской борьбы, как одно из ее средств. И кто такой "профессиональный революционер", как не партизан классовой войны, в которой террористические акты устрашения являются важнейшим (хотя и не единственным) средством сражения? В этом моменте позиция Ленина полностью совпадает со всей традицией русского терроризма: от Нечаева до эсеров. В период революционных событий 1905 года Ленин открыто призывал партию к партизанской войне с правительством, к союзу с любыми революционными группами, готовыми "драться с царским войском". Ленин В.И. В боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 11. С. 336-338. Таким образом большевики в практическом союзе с эсерами включались в общий поток революционного насилия, который только подогревался ответным террором царского режима и погромами "Черной сотни".
В целом, Ленина можно назвать консерватором русской революционности, хранителем, - как он сам выражался, - "престижа революционера на Руси". Ленин В.И. Что делать // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 6., с. 127 Совершенно в духе Ткачева и любой заговорщической партии выдвигает Ленин ставший потом знаменитым лозунг: "Дайте нам организацию революционеров - и мы перевернем Россию!". В этом же духе высказывается Ленин о "социал-демократических Желябовых", которые "встали бы во главе мобилизованной армии и подняли бы народ на расправу с позором и проклятьем России". Там же, с. 171 Позднее у К. Каутский не без основания усматривал идейно-исторические корни вульгарной версии "экспроприации экспроприаторов" (т.е. лозунга "Грабь награбленное!") как раз в идеализированном образе Стеньки Разина как первого русского революционера. Каутский К. Терроризм и коммунизм. Берлин: Ладыжников, 1919. с. 179. Такого рода идеализацию мы, действительно, без труда находим у Бакунина, а еще раньше - у Нечаева. Ленин тоже мыслит себя в рамках этой национальной стихии бунта. Бердяев был совсем не далек от истины, назвав Нечаева и Ткачева "большевиками", поскольку они во многом предвосхитили большевистский тип партийной организации. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: «Наука», 1990. с. 52, 60-61.
2. Р. Люксембург, К. Каутский и В. Ленин: пролетарские якобинцы или социалистические демократы
В своей аргументации в пользу социалистической партии нового типа Ленин полемизирует с духом "революционной кружковщины", в котором он усматривает продукт индивидуалистической психологии, Ленин В.И. Шаг вперед, два шага назад // В.И. Ленин. Полное собр. соч., Т. 8. с. 378. "блеск и шумиху интеллигентского анархизма". Там же, с. 404. "Барский анархизм, - пишет Ленин, - не понимает, что формальный устав необходим именно для замены узких кружковых связей широкой партийной связью…". Там же, с. 380-381. А связь эта "не может держаться на “приятельстве” или на безотчетном, немотивированном “доверии”< …>. Ее необходимо базировать именно на формальном, “бюрократически” (с точки зрения распущенного интеллигента) регламентированном уставе, строгое соблюдение которого одно лишь гарантирует нас от кружкового самодурства". Там же. Организация революционеров, - по мысли Ленина, - должна объединять именно "революционеров по профессии". В них же "должно совершенно стираться всякое различие рабочих и интеллигентов, не говоря уже о различии отдельных профессий тех или других". Ленин В.И. Что делать // Ленин В.И. Полное собр. соч. Т. 6. с. 112 В этом пункте позиция Ленина существенно отличается от эсеровской, что имеет прямое отношение к ленинскому пониманию места террора в революционной борьбе. Никаких интеллигентов с бомбой в руках Ленин не приемлет уже потому, что относится с большим подозрением к интеллигенции как "особому слою современных капиталистических обществ". Ленин В.И. Шаг вперед, два шага назад // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 8. с. 254. В его глазах интеллигенты характеризуются "индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации", "дряблостью и неустойчивостью", "анархизмом" и одновременно "жирондистской робостью". Там же, с. 371. Одним словом, интеллигенция тем отличается от пролетариата, что она в целом "мелкобуржуазна", что ее "тянет к буржуазии", к буржуазному либерализму. А для вождя российских большевиков "быть либералом и становиться решительно на сторону социал-демократии, - одно исключает другое". Там же, с. 316.
Ленин - заметим - совершенно сознательно желает ввести рационально-бюрократический дух капиталистической фабрики в социал-демократическую организацию. Почему? - Потому что он убежден, что "у пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации". Там же, с. 403. А начатки такой организации он видит, с одной стороны, в современном ему капиталистическом способе производства, а с другой - в якобинском (антилиберальном) типе революционной партии. Конечно, речь не идет у Ленина о "механическом перенесении" фабричной организации на пролетарскую партию и рабочее движение в целом. Ленин различает между "эксплуататорской стороной фабрики (дисциплина, основанная на страхе голодной смерти) и ее организующей стороной (дисциплина, основанная на совместном труде, объединенном условиями высокоразвитого технически производства)". Там же, с. 379. Однако в своем стремлении дисциплинировать анархистско-интеллигентский дух он все же выбирает капиталистический образец, и здесь его позиция становится уязвимой для критики со стороны его немецкой коллеги по социалистическому движению, Р. Люксембург.
В работе "Шаг вперед, два шага назад" Ленин высказывает один весьма провокативный тезис: "Якобинец, неразрывно связанный с организацией пролетариата, сознавшего свои классовые цели, это и есть революционный социал-демократ". Там же, с. 370. В своем критическом отзыве на эту ленинскую работу Р. Люксембург выдвигает антитезис: социал-демократия - это не "якобинцы", связанные с организацией пролетариата, осознавшего свои классовые интересы, но "социал-демократия и есть подлинное движение рабочего класса". Люксембург Р. Организационные вопросы русской социал-демократии. Минск, 1932. с. 12. Социал-демократию Р. Люксембург понимает как тип организации, основанный на "непосредственной самодеятельности масс" в отличие от якобинско-бланкистского типа организации. Ленин, - по мнению Р. Люксембург, - грешит механическим перенесением организационных принципов бланкистского движения заговорщических кружков на социал-демократическое движение рабочих масс. И самый главный недостаток ленинской концепции Р. Люксембург усматривает в дефиците принципиального нового понимания организации. Она резонно замечает: "Отличия социал-демократии от бланкизма исчерпываются для Ленина организованностью и классовым сознанием пролетариата в противоположность заговору небольшого меньшинства. Он забывает, что отсюда вытекает полная переоценка организационных понятий, совершенно новое понимание взаимоотношений между организацией и борьбой". Там же, с. 10.
В самом деле, изменяются ли качественно организационные принципы бланкизма (якобинства), если они ставятся в связь с фабричной организацией пролетарского класса? От того, что организационные методы "Народной воли", даже при отказе от террора в программе, расширяются до организационных принципов массовой рабочей партии, - от этого ведь организационный тип партии еще не перестает быть сектантским и бланкистским. "Перехода количества в качество" здесь не происходит. Именно это и желает внушить Р. Люксембург своим русским коллегам-социалистам. Нужно ли вообще строить организацию антикапиталистической борьбы по военно-промышленной модели, развиваемой капитализмом? Должна ли революционная модель организации быть альтернативной или структурно аналогичной по отношению к моделям буржуазного общества? Для Ленина она должна быть аналогичной, иначе она не будет эффективной. И Ленин, безусловно, прав, если видеть перед собой только одну главную цель - захват власти. А если думать на более далекую перспективу? Работает ли такая логика с точки зрения конечной цели революционного движения, т.е. с позиции альтернативного капитализму общества? И не следует ли признать, что подлинная революционность начинается не с обещания, а с воплощения этой альтернативы уже в самом типе революционной организации? - Вот суть тех вопросов, которые поднимает Р. Люксембург в полемике с работой Ленина. В самой ленинской дилемме - революционные социал-демократы как "якобинцы" или буржуазные либералы-интеллигенты как "жирондисты" - Р. Люксембург увидела не стилистический "курьез" молодого русского социалиста, а весьма консервативную трактовку "организационного вопроса".
Дисциплина, которую Ленин имеет в виду, - пишет Р. Люксембург, - "внушается пролетариату не одной только фабрикой, но и казармой, и современным бюрократизмом - словом, всем механизмом централизованного буржуазного государства". Там же, с. 13. Однако этим аргументом немецкая социалистка мало смущает своего российского оппонента. Ленин был не склонен опасаться бюрократизма современного, чисто капиталистического, потому что перед ним была имперская российская бюрократия. Эту бюрократию он, правда, тоже считал "и по источнику своего происхождения, и по назначению и характеру деятельности глубоко буржуазной", однако вместе с тем противопоставлял ее капиталу как "чисто демократическому по своей природе учреждению". Ленин В.И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 1. с. 301 С этим последним тезисом Р. Люксембург вряд ли бы согласилась. Для нее Ленин, страстно отстаивающий принцип "беспощадного централизма" в социал-демократическом партстроительстве, мыслит не социалистически, а гипербуржуазно, ибо у него отсутствует тип организации, альтернативный не только казарме, но и капиталу. У Ленина, напротив, речь идет о том, чтобы разрушить существующий государственный и экономический строй, направляя против него им же самим выкованное оружие: организованный, централизованный, вышколенный на капиталистической фабрике, а потом еще и распропагандированный "партией профессиональных революционеров" пролетариат. Но как из такого типа организации должно возникнуть потом "свободное общество свободных людей" - непонятно. Это кажется парадоксом, если исходить из революционной позиции, предполагающей альтернативу существующему обществу.
Впрочем, это не единственный парадокс ленинской позиции. Достаточно вспомнить, к примеру, не менее парадоксальное понимание Лениным социалистического строительства, при котором большевики не должны жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить перенимание "западничества" и "государственного капитализма немцев" "варварской Русью", причем "не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства". Ленин. В.И О продовольственном налоге // В.И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 43. с. 211. Здесь становится более понятным, почему Ленин называет себя "якобинцем", и почему он вообще одевает участников русской революционной сцены в эти исторические костюмы Французской (буржуазной) революции. Здесь подсознательно обнаруживается радикальное западничество Ленина: его стремление одним рывком протащить Россию по пути ускоренной государственно-капиталистической модернизации прямиком в социализм. Главным врагом Ленина был при этом не столько российский капитализм, сколько российское "варварство". Однако не будем забывать, что и это своеобразное западничество, и милитаристское понимание революционной борьбы как войны, - все это вряд ли было случайным в конкретных условиях тогдашнего российского общества, где "верхи" с трудом понимали "низы" (даже если хотели), и где "бомбовый экспрессионизм" зачастую оставался единственным способом их "эффективной" коммуникации.
В отличие от Ленина, Розу Люксембург волновал новый тип революционной организации, "новое понимание взаимоотношений между организацией и борьбой". Что подразумевала под этим немецкая социалистка? Прежде всего, отказ от дисциплины, "внушаемой пролетариату капиталистическим государством". Социал-демократическая организация не создается, по Р. Люксембург, "простой передачей указки из рук буржуазии в руки социал-демократического ЦК". Напротив, рабочий класс должен вначале "сломать и вырвать с корнем этот дух рабской дисциплины" и "воспитать себя для новой дисциплины - свободной самодисциплины социал-демократии". Люксембург Р. Организационные вопросы русской социал-демократии. Минск, 1932. с. 14. Такой тип организации подразумевает, стало быть, новый способ взаимоотношения верхов и низов, центра и периферии социалистической партии. Ее тактика уже не может создаваться одним ЦК и спускаться вниз как приказ или директива, которую партийные низы должны безропотно, по-солдатски, принимать к сведению и выполнять; нет, она должна вырабатываться всей партией, всем движением. Для этого, - по мысли Р. Люксембург, - отдельным партийным организациям необходима известная автономия - "та свобода действий, которая только и дает возможность развернуть революционную инициативу". При этом Р. Люксембург не отрицает централизма как такового и в отношении социал-демократического движения. Но для нее он может быть только "самоцентрализмом руководящего слоя пролетариата, господством его большинства внутри его собственной партийной организации". Там же, с. 12-13.
И здесь Роза Люксембург усматривает свое принципиальное отличие от большевистского типа организации. Отстаиваемый Лениным ультрацентрализм, - пишет она, - проникнут "не положительным творческим, но бесплодным будоническим духом. Ход его мысли приурочен, главным образом, к контролю над партийной деятельностью, а не к ее оплодотворению". Там же, с. 17-18. Одну из причин этой ленинской установки Р. Люксембург усматривает в отсутствии у российского пролетариата многолетнего опыта легальной (а не военно-подпольной) политической борьбы в условиях гражданско-политических свобод. Как следствие, - немецкая социалистка, - в России нет "значительного, уже воспитанного в политической борьбе слоя пролетариата, а также возможности проявления его самодеятельности путем прямого влияния на дела". Там же, с. 13.
Критику Р. Люксембург, опубликованную в авторитетном социалистическом журнале "Die neue Zeit", Ленин воспринял серьезно, даже написал ответ, но редактор журнала К. Каутский отказался публиковать ленинскую рукопись, вежливо вернув ее автору. А между тем ответ Ленина весьма любопытен, потому что он показывает, как столь идейно-политически близкие фигуры, как Ленин и Р. Люксембург, культурно-политически говорили на несколько разных языках. Ленин не согласился с мнением Р. Люксембург, будто в его книге выразилась тенденция "не считающегося ни с чем централизма". В ответ он заявляет, что защищает не "одну организационную систему против другой", но "элементарные положения любой системы любой мыслимой партийной организации". Ленин В.И. Шаг вперед, два шага назад. Ответ Н. Ленина Розе Люксембург // Ленин. ПСС. Т. 9. с. 39. Чуть позже Ленин выскажется предельно ясно по этому вопросу в книге "Что делать?": "Видеть в боевой революционной организации что-либо специфически народовольческое нелепо и исторически, и логически, ибо всякое революционное направление, если оно только действительно думает о серьезной борьбе, не может обойтись без такой организации". Ленин В.И. Что делать? // Ленин В.И. Полное собр. соч. Т. 6., С. 135
В свою очередь, Ленин не раз упрекал Р. Люксембург за отсутствие у нее четкого концептуального различия между оппортунистическим и революционным направлением тогдашней социал-демократии. Ленин В.И. О брошюре Юниуса // В.И. Ленин. Полное собр. соч., Т. 30. С. 4. Впрочем, позднее Р. Люксембург существенно реабилитировалась в глазах большевиков за эту "ошибку", когда в своих тюремных заметках о русской революции не только проводила указанное различие, но даже использовала при этом терминологию Французской революции. Теперь немецкая социалистка была вполне солидарна с большевиками в их оценках "Каутского и его русских единомышленников", которые, - по мысли Р. Люксембург, - остались в плену либерально-поверхностного понимания происходящих в Европе революционных событий. Они не понимают, - писала Р. Люксембург, - что русская революция воспроизводит ситуацию революционной Франции, когда "без переворота `крайних' якобинцев под обломками революции были бы похоронены даже первые робкие и половинчатые завоевания жирондистской фазы", когда "истинной альтернативой якобинской диктатуре, созданной железным ходом исторического развития в 1793 году, была не `умеренная' демократия, а реставрация Бурбонов". Люксембург Р. Рукопись о русской революции // Р. Люксембург. О социализме и русской революции. М.: Политиздат. 1991. С. 313. Р. Люксембург усматривает "парламентский кретинизм" в желании Каутского и русских меньшевиков даже в момент революции "вначале завоевать большинство", а потом только приступать к революционной программе.
Надо признать, что даже не с коммунистической, а просто реалистической точки зрения радикальная немецкая социалистка была во многом права в своей оценке Каутского. Достаточно только послушать его растерянные рассуждения в брошюре 1918 года "Демократия и диктатура". Каутский находится здесь полностью во власти схем. Создается впечатление, что история для него - это какая-то механическая конструкция, а демократическое устройство - чисто техническое приспособление, которое пролетариат должен в любом случае использовать, но которого недостаточно, чтобы осуществить политическое господство. Для последнего необходимы еще предпосылки, которые Каутский нашел в работах Маркса и Энгельса и, превратив в принцип веры, готов отстаивать в любых исторических обстоятельствах. Для Каутского диктатура пролетариата не может быть установлена, если пролетариат не составляет большинства населения страны и численно не преобладает по отношению к "имущим классам". А если "торжество демократии" не обеспечивает политической победы пролетариата - что тогда делать? (спрашивают Каутского "нетерпеливые" большевики). А тогда, - отвечает им Каутский, - "это доказывает не бесполезность демократии, а незрелость пролетариата". Каутский К. Демократия и диктатура. Харьков, 1918. с. 5. Можно, конечно, было бы подождать, пока пролетариат "дозреет", но тут в незамысловатый исторический расчет социалиста вмешиваются досадные исторические факты. На некоторые из них обратил внимание еще Бернштейн, статьи которого производят впечатление чего-то здравого и свежего по сравнению со схоластикой академичного Каутского. Бернштейн, к примеру, небезосновательно указывал на утопизм самой идеи диктатуры пролетариата. Еще одним "досадным" для догматического марксизма фактом стала мировая война, несшая смерть и нищету миллионам людей, стихийно превращая их в революционеров и коммунистов, причем безотносительно к тому, чистые или нечистые были они пролетарии.
Подобные документы
Понятие "терроризм" как комплексное явление, включающее страх и ужас, как цель определенных (террористических) актов и действий, сами акты и действия, их конкретные результаты. Современный терроризм, его сферы. Исследование вопроса "неизбежность террора".
реферат [51,3 K], добавлен 25.09.2008Длительная история социалистической идеологии. Понятие, основные принципы и разновидности социализма. Социализм и коммунистическая доктрина. Идеология международной социал-демократии. Роль социалистической идеологии в политической истории Беларуси.
контрольная работа [32,5 K], добавлен 12.09.2010М. Робеспьер как один из ведущих деятелей Великой французской революции. Концепция социального строя, конституционного и революционного правительства М. Робеспьера, его взгляд на государственную власть. Место террора в политической деятельности.
реферат [26,9 K], добавлен 24.11.2011Идейные истоки и возникновение социал-демократизма в Европе. Постепенный отхода от марксизма и разработка теории демократического социализма Бернштейном. Специфика социал-демократии в послевоенные десятилетия. Характерные особенности шведской модели.
реферат [28,0 K], добавлен 29.11.2009Трактовка теории империализма социалистическими теоретиками: К. Каутским, В. Лениным, Р. Гильфердингом. Характеристика теории империализма западноевропейским мыслителем Дж. Гобсоном на примере книги "Империализм", анализ и оценка данного произведения.
курсовая работа [48,1 K], добавлен 24.05.2010Понятие утопического социализма как учения о возможности преобразования общества на социалистических принципах, его справедливом устройстве. Знаменитые утописты Франции времен Просвещения и их социалистические утопии. Взгляды утопистов-революционеров.
презентация [292,0 K], добавлен 11.04.2014Маркс и Энгельс о роли революции и государства в развитии общества. Положительные стороны коммунистического строя. Демократический социализм и теория государства Каутского и Бернштейна. Политические позиции современной социал-демократии Запада и России.
контрольная работа [31,1 K], добавлен 01.05.2010История Великобритании и Ирландии. Фундамент ирландского национализма. Терроризм как глобальная проблема современности. Республиканские традиции насилия. Участники фенианского движения, выступающие за независимость. Идея политического мученичества.
реферат [37,5 K], добавлен 09.08.2009Направления русского консерватизма. Евразийство и идеалы славянофилов. Антропологическая и этическая ориентация русской политической мысли. Анархический социализм Бакунина. Идеи представителей религиозно-нравственной традиции и христианского социализма.
реферат [31,0 K], добавлен 12.02.2010Характерные особенности тоталитаризма, роль вождя и правящей партии в формировании идеологии государства. Укрепление власти с помощью террора по отношению к населению. История коммунистического тоталитаризма и фашизма. Специфика тоталитарного сознания.
курсовая работа [31,0 K], добавлен 05.02.2012
