Механизмы речи

а) одноактное постукивание из трех элементов с ударением на первом члене

б) двухтактное постукивание с четырьмя членами в первом такте и во втором и с ударением на первом элементе каждого такта

в) хорошо знакомый ритм какой-либо песенки, например «Чижика» или «Барабанщика». Все эти ритмы легко усваивались испытуемыми и воспроизводились безошибочно. Испытуемые брали ритм в целом и не давали себе отчета о количестве входящих в него элементов, т. е. не считали ударов. При подаче ритма а вопрос о количестве элементов решался, конечно, очень просторно, продолжая этот ритм, испытуемые не могли сказать, сколько сделано ими ударов за одну или две секунды. Относительно ритма б они не могли сказать, сколько элементов содержит вся эта двухтактная фигура. Подобные вопросы ставились исключительно в контрольных целях для того, чтобы убедиться в полной автоматизации постукивания и отсутствии специальной второсигнальной регулировки этого процесса. Для решения вопроса о количестве элементов в ритме б испытуемые должны были заново простукивать этот ритм в медленном темпе.

Объективными показателями были: время решения основной задачи, измеряемое по секундомеру, правильность ее решения, правильность ритма, темп постукивания. Последние два показателя учитывались .по записи на кимографе через пневматическую передачу от специального прибора, на котором производилось постукивание. В некоторых опытах было задано постоянное время от 30 секунд до 2 минут и учитывалось количество проделанной испытуемым работы.

Главная особенность этой методики состоит в следующем. На деятельность речевых органов непосредственно не производилось никакого тормозящего воздействия. Вся произносительная система оставалась свободной. Торможение двигательного анализатора производилось через постукивание рукой в расчете на то, что вокруг соответствующего пункта возбуждения может появиться зона индукционного торможения. В задачу входило вызвать специфическую для речи отрицательную индукцию, наводимую от области коры, управляющей рукой, на речедвигательную сферу. Если темпоакцентно-выделительная система необходима как средство для внутренней речи и входит как неотъемлемая часть в речевые кинестезии, то введение другого ритма, т. е. другой динамики, не согласованной с речевой, будет тормозить последнюю. Хотя рука не принадлежит к системе речевых органов, выполняемая ею в условиях этого опыта деятельность откосится к такому же виду динамики, как и динамика речевой деятельности.

Описанная методика может быть названа методикой центральных речедвигательных помех.

При приеме громкой речи помехой может быть группа звуков типа белого шума, т. е. звуком такого спектра, в котором разные полосы частот встречаются случайно. Такой шум, сравниваясь или превосходя по силе речевые звуки, маскирует их. Аналогично этому, для того чтобы затормозить теперь уже не прием, а выдачу речи, можно ввести помеху на речедвигательный анализатор, т. е. нарушить или затруднить речедвижения. Сами органы речи, как канал выдачи, остаются свободными. Помеха наводится со стороны вследствие движений руки, по форме одинаковых с движениями речевых органов. Очевидно, что управление не может осуществиться, если управляющая система в один и тот же момент вынуждается к посылу импульсов двух разных алгоритмов. В этих условиях возможен лишь попеременный посыл пачки импульсов то одного, то другого алгоритма, что может быть обнаружено по увеличению времени протекания процесса и появлению дефектов в обеих сериях движений (руки и речевых органов).

Введение ритмического постукивания рукой при громкой речи обнаруживает картину резкой отрицательной индукции, полного разлада одного или обоих совместных действий. Ни один человек в процессе громкой речи не может правильно отстукивать ритм постоянной формы, хотя без речи такой ритм легко и безошибочно воспроизводится. Постукивание рукой с переменным ритмом, соответствующим акцентному членению потока речи (при задании испытуемому -- постукивать «как угодно»), производится легко и .ни в какой мере не нарушает речевой процесс. Так как в этом случае доминантой становится речевая деятельность, то возникает положительная индукция, при которой субдоминанта постукивания усиливает доминанту динамики речедвижений.

Введение в название методики термина «центральный» имеет целью подчеркнуть, что помеха, возникающая при постоянном алгоритме ритмического постукивания рукой, накладывается на управление речевым процессом, а не на эффекторные органы и анализу подвергается центральный механизм управления в целом. Это выгодно методически, так как включение помехи, равно как и регистрация движений со всей периферии весьма обширного речедвигательното анализатора, не только затруднительно, но и практически невозможно.

В ряде серий опытов, проводившихся по этой методике, обнаружилось, что при изучении внутренней речи особенно остро встает вопрос о соотношении наглядного образа и слова. В процессе чтения разных текстов и решения в уме задач наглядно образные и словесные компоненты тесно переплетаются и перемежаются. Самонаблюдение испытуемых совершенно неспособно обнаружить эти компоненты, так как языковые средства не осознаются, как правило, даже во внешней речи и тем более во внутренней. В связи с этим возникла необходимость подобрать для испытуемого такой вид основной (тормозимой) деятельности, в котором была бы исключена или значительно уменьшена сила наглядно-образного синтеза и задача решалась бы только словесными средствами. При этом сама деятельность должна быть максимально простой. Как выяснилось после ряда проб, этому требованию вполне удовлетворяет задача счета подряд одинаковых квадратиков в количестве от 18 до 25, выделенных на обыкновенной «в клеточку» разлинованной бумаге. Порядковый счет -- один, два, три и т. д.-- не вызывает за каждым из названий какого-либо наглядного образа. Счет держится только на названиях, при этом предшествующее звено автоматически вызывает последующее. Такая деятельность для испытуемых, являвшихся научными сотрудниками, конечно, элементарна. В этом опыте испытуемый осуществлял две хорошо автоматизированные деятельности -- счет про себя и постукивание.

По этой методике были получены следующие результаты. Без постукивания испытуемые дают верный подсчет клеточек за 8--12 секунд. При ритмическом постукивании время у всех испытуемых возрастает до 18--30 секунд, при этом в подавляющем большинстве случаев ответы бывают неверными, а ритм постукивания нарушается. Некоторые испытуемые вообще отказываются от подсчета. Через некоторое время часть испытуемых при удлиненном времени все же дает правильный ответ. Легко удается заметить способ, каким это достигается. Испытуемый задерживается на очередной клеточке столько времени, сколько длится одна группа постукивания -- группа а или группа б в период ритма, затем переходит к другой клеточке. Простучав, один период, испытуемый произносит про себя один, простучав другой период, произносит два и т. д. Ошибки возникают потому, что в результате торможения испытуемые забывают, остановились ли они, например, на 12-й клеточке или на 13-й. Произнесенное про себя слово вытесняется постукиванием. Лишь некоторые испытуемые при однотактном постукивании а с тремя элементами приспособились считать на каждом ударе, при этом совершенно ясно, что во внутреннем произнесении первое название усиливалось ударением раз, два, три; четыре, пять, шесть; семь, восемь, девять. Это явление устанавливалось с достаточной объективностью, так как при переходе к более длинной синтагме -- одиннадцать, двенадцать, тринадцать, тотчас же возникали задержки и ошибки в подсчете или постукивании или в том и другом.

Подсчет с ударением во внутренней речи на словах раз, четыре, семь следует рассматривать, как образование доминанты постукивания, подсчет же с остановкой на одной клеточке за период в одну группу постукивания,--как образование доминанты счета. При переходе к двухтактному ритму б у всех испытуемых появилась доминанта счета. Они задерживались за все время периода из двух тактов на одной клеточке, Это легко устанавливается по совпадению количества считаемых клеточек и зарегистрированных групп постукивания. При этом время работы, конечно, значительно возрастало. В большинстве случаев счет и при этом способе работы был неверен, у испытуемых возникало внешне заметное напряженное состояние. При словесном отчете они говорили о значительной трудности выполнения поставленной задачи.

Однако абсолютно исключить наглядный синтез даже при этом совершенно, так сказать, «выхолощенном» задании не удается. Столкнувшись с затруднениями, испытуемые синтезируют в зрительном восприятии клеточки по группам, например, называя группу в три клеточки раз, два и т. д. Тем самым они уменьшают количество внутренне произносимых слов в три раза и переозначают считаемые элементы путем замены слов. Просчитав до семи, они мгновенно при ответе говорят -- двадцать один.

Роль наглядного синтеза значительно усиливается и задача решается более успешно, если вместо сосчитывания совершенно одинаковых квадратиков предлагается считать вертикально начерченные палочки, верхние края которых не выравнены на одном уровне. Тогда испытуемые взглядом группируют элементы подсчета и уменьшают количество внутренне произносимых слов, например, ЛИШИ! три, шесть, восемь, двенадцать и т. п. Однако и здесь такой подсчет в большинстве случаев оказывается ошибочным.

Для того чтобы наиболее отчетливо выяснить роль динамической конструкции внутренне произносимого словесного комплекса, были введены две новые серии опытов, в которых менялась величина словесного комплекса, но его сигнальное значение оставалось неизменным. В первой серии испытуемый должен был считать те же квадратики, произнося не раз, два, три и т. д., a одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Таким образом, менялось только название, все остальное сохранялось в прежнем виде. При таком способе подсчета общая напряженность работы испытуемых возросла, ошибки появлялись почти при каждом подсчете и постукивание нарушалось.

Этот ясно обнаруженный эффект нельзя объяснить не чем другим, как заменой синтагм -- один, два, три синтагмами другого темпоритмического строя -- одиннадцать, двенадцать, тринадцать и т. д. В следующей серии опытов счет тех же квадратиков происходил в синтагмах: пять тысяч пятьсот девяносто один; пять тысяч пятьсот девяносто два и т. д. В этой серии испытуемые пришли в состояние совершенно исключительного разлада и напряжения. Особенное затруднение вызвал переход во время счета с синтагмы -- пять тысяч пятьсот девяносто девять к синтагме -- пять тысяч шестьсот. При порядковом счете последняя синтагма появляется неожиданно и требует полной переакцентировки в сравнении с предшествующей. В этот момент счет сбивается. У одного испытуемого при счете 21 клеточки, начиная с 5991, в ответе получилось 6511. Испытуемые показывали, что при подсчете в этих условиях они акцентируют название числа по ритму постукивания следующим образом: пять тыщ пятьсот девяносто один (знак обозначает ударение; знак - -- безударную группу, знаки , --,~ -- соответствуют постукиванию типа б1.

Для объективной проверки этого явления на гортань испытуемого помещался ларингофон, соединенный электрической передачей с отметчиком, записывающим интенсивность слогов. В этом опыте испытуемый считал не про себя, а вслух. Обнаружилась исключительно сильная редукция слогов произносимой синтагмы примерно в таком виде: вместо пять тысяч пятьсот девяносто один произносилось -- ять тыщ я со де нос да. Таким образом, в этих условиях возникала сильная доминанта постукивания и сильнейшая слоговая редукция. При прослушивании со стороны словесный комплекс делался совершенно неузнаваемым, но для испытуемого именно в этом перестроенном виде он сохранял нужное ему сигнальное значение. Здесь перестроился сам двигательный сигнал, сильно укоротившись и уподобившись ударным и безударным элементам ряда постукивания.

Иначе говоря, происходит замена нормативного кода, легко расшифровывающегося всяким, говорящим на данном языке, на код ненормативный, созданный испытуемым к данному случаю и понятный лишь ему. Во внутренней речи образуются весьма краткие и совершенно субъективные, т. е. ненормативные, сигналы, заменяющие сколь угодно большие ранее проговоренные словесные комплексы. Между сигналом и сложным ранее проговоренным словесным комплексом устанавливается эквивалентность -- сигнал переозначается и становится заменителем этого словесного нормативного комплекса. Возникает свой собственный код, эквивалентный нормативному. Если этот предварительный вывод признать верным, приходится допустить, что при внутреннем проговаривании происходит перестройка i самого механизма речи. Вместо системы нормативных слов появляется новая система речедвижений, эквивалентных первой. Для этой новой системы должны быть и свои особые правила. В предшествующей главе мы условились систему самого речевого механизма, т. е. состав двигательных элементов как средств составления сообщения, обозначать как систему А; систему же состава сообщения, его содержание, инструкцию, направленную на регулировку всяческих движений обозначать как систему Б. Там же было замечено, что система Б может предписывать правила для любых движений, следовательно, и для речевых. По инструкции можот быть изменен способ соединения элементов сообщения. В этом, собственно, и состоит различие языков, применение которых различно по материальным средствам набора элементов и эквивалентно по обозначаемым предметным отношениям. К этому же сводится и различие условных телеграфных кодов. Имея в виду функции систем А и Б, следует узнать, каково их соотношение в процессе внутренней речи.

В условиях ритмического постукивания, как мы видели, для испытуемого создаются исключительно тяжелые условия пользования нормативными речевыми синтагмами. Производимые при этом речедвижения не совпадают по ритму с постукиванием. В двигательном анализаторе возникает специфическая для нормативных речедвижений отрицательная индукция у всех без исключения испытуемых и всегда, как только в описанных условиях опыта вводится постукивание. Все это создает необходимость перестройки правил работы системы А. Ясно, что эти новые правила должны освободить от отрицательного влияния ритма постукивания. Система Б должна содержать такие правила для составления сообщения, в которых сами нормативные речедвижения заменялись бы неритмическими комплексами. Однако эти комплексы должны иметь такое же сигнальное значение, как и нормативные речевые. Должно возникнуть нечто подобное тому, что постоянно происходит, например, при условной замене слов проезд запрещен первосигнальным раздражителем -- красным светом. Возникающий красный свет за время его действия как симультанный раздражитель не обладает ритмическими свойствами, в отличие от словесной синтагмы, развертывающейся во времени. Таким образом, словесный сигнал передает свое сигнальное значение другому сигналу, обладающему другими материальными качествами, но его сигнальное значение остается эквивалентным словесному.

Для подтверждения фактами этих предположительных объяснений была проведена еще одна серия опытов с ритмическим постукиванием. Надо было включить раздражители, для усвоения которых синтез во временной последовательности играл бы меньшую роль, чем синтез, объединяющий одновременно данные элементы. Таким процессом может быть узнавание пространственных форм. При этом надо стремиться к тому, чтобы процесс синтезирования форм был по возможности замедлен, для того чтобы наблюдать именно процесс, а не результат ранее сложившегося синтеза. В целом ряде опытов было замечено, что различение пространственных форм и изображений, воздействующих на зрительный анализатор, не терпит никакого заметного ущерба при одновременном ритмическом постукивании. Зрительное узнавание вещей и их форм сложилось задолго до того, как испытуемый пришел в лабораторию. Он с легкостью, с постукиванием и без него и одинаково полно дает отчет о вещах и сюжете предъявленной ему картины. Вот почему раздражители для узнавания пространственных форм должны были предъявляться не со зрительного, а с какого-то другого анализатора.

Поставленным требованиям удовлетворял кожный анализатор. Для того чтобы узнать фигуру, начерченную, например, на ладони (без зрительного контроля со стороны испытуемого), надо последовательно нанесенные элементы синтезировать в систему одновременно сопоставляемых элементов пространственной формы. Введя такой способ нанесения раздражений, мы могли учесть соотношение обоих видов синтеза -- в одновременности и последовательности, что имело большое значение для решения вопроса о переозначениях во внутренней речи.

Опыт проводился так. Тупой палочкой на ладони испытуемого последовательно чертилось несколько фигур: X; I; 0; II; 00; 8 (крестик, палочка, кружок, две палочки, два кружка, восьмерка). При словесном отчете испытуемый должен был рассказать о последовательности, в какой ему предъявлялись изображения фигур, и назвать их. Опыт проводился ? ритмическим постукиванием и без него. Допускалось, что называние (во внутренней речи) начерченных экспериментатором фигур и запоминание той последовательности, в которой они предъявлялись, будет нарушаться при ритмическом постукивании, так как будет ослабляться динамика речевых кинестезии. Вместе с тем сами фигуры и способы их изображения не содержали динамических, акцентных выделений.

Были получены следующие результаты. Без ритмического постукивания все испытуемые дают совершенно одинаковые показания о способе запоминания фигур. Объединение фигур происходит при помощи суммирования названий. Если, например, дается такой ряд: I; 00; X; 8; О, то испытуемый произносит про себя: палочка; палочка, два кружочка; палочка, два кружочка, крестик. Оставшиеся две фигуры воспроизводятся без «суммирования», по непосредственному запоминанию. Некоторые испытуемые пришептывают названия фигур. Надо заметить, что как узнавание, так и особенно запоминание фигур требует большого сосредоточения внимания. Количество фигур, запоминаемых при их однократном предъявлении и при отсутствии ритмичного простукивания, не превышает 5--8.

При введении ритмического постукивания испытуемые разделились на две ясно различающиеся группы. У испытуемых первой группы ритмическое постукивание резко снижает количество правильно воспроизведенных фигур. У второй группы вначале появляется снижение правильного воспроизведения, но в дальнейшем все фигуры воспроизводятся в том же количестве и так же правильно, как и без ритмического постукивания. Испытуемые первой группы воспроизводят в опыте без ритмического постукивания правильно от 5 до 8 фигур. С введением постукивания воспроизведение снижается в пределах от 0 до 4 фигур, в среднем 2 фигуры. При постукивании появляются паузы между периодами групп элементов стука. Судя по показаниям испытуемых, им удается иногда в паузах между группами стуков суммировать названия, но постукивание сильно мешает такому суммированию имен. В объективном индикаторе на кимографической записи регистрируется нечто вроде клонической или тонической судороги постукивающей руки. Пишущее перо не падает вертикально после удара палочкой, а скользит зигзагообразно, вследствие того что испытуемый не отнял палочку от поверхности прибора с пневматической передачей.

При ритмическом постукивании заметно ухудшается узнавание фигур. Испытуемые при вписывании говорят о том, что им непонятно, какую фигуру чертит у них на ладони экспериментатор. Иногда воспроизводится сравнительно большое количество фигур, но при этом ритм постукивания резко нарушается и замедляется в темпе. Встречаются: случаи, когда испытуемому чертят 3 фигуры, а он воспроизводит 4. Узнав, что ему было предъявлено 3 фигуры, он выражает сильнейшее удивление. Надо думать, что при синтезе фигур испытуемый часть одной фигуры отнес к другой фигуре.

Вторая группа испытуемых дала другие результаты. Без ритмического постукивания и эти испытуемые пользуются приемом «суммирования названий». В первых опытах попытка применить «суммирование» не удается, количество правильно воспроизводимых фигур значительно снижается, но, начиная со второго, третьего опыта (в данный экспериментальный сеанс), эти испытуемые и при ритмическом постукивании воспроизводят столько же фигур, сколько и без него. Причина этого явления была хорошо выяснена в дальнейших опытах. Все дело сводится к способу запоминания порядка вписанных фигур. После неудач в первых опытах испытуемый в том же сеансе или в следующем (через несколько дней) начинает применять условную схему следования фигур. Так как эти схемы совершенно субъективны и индивидуальны, рассмотрим их на примере некоторых испытуемых.

Испытуемая И. применяет числовую, буквенную или комбинированную -- буквенно-числовую схему. Так, если ей были предъявлены фигуры 1; 0; П;Х; 00, она запоминает следующим образом: 1011 умножен--ное (X) на 00 (два нуля) или объединяет фигуры в букво-слоги. Умножения перемежаются с буквослогами.

Другой испытуемый применяет «сюжетную» схему. В ней заранее определены «действующие лица». Запоминание достигается заменой фигур этими «сюжетными» элементами и включением их в «сюжетное» действие. Испытуемая Мр. пользовалась двумя сюжетами: «елка» и «физкультурник». Сюжет «елка» синтезировался так. При подаче фигур __, Х;*1; 0; I; 00 Испытуемая при воспроизведении говорит; Принести крест, вставили в него елку, повесили украшение (0), принесли еще елки и повесили еще двойное украшение (00). Сюжет «физкультурника» воспроизводится так. После подачи фигур -- II; 0; X; I -- испытуемая говорит: Параллельные брусья, между ними голова физкультурника, он угробился (X), пришел второй физкультурник (I).

Третий испытуемый, относящийся к той же категории, применил схему замен фигур реальными лицами, присутствующими в экспериментальной комнате. В лаборатории, кроме испытуемого, было еще два лица --экспериментатор (Н.И.) и ассистент (Галя). Испытуемый обозначал вписываемую фигуру 0, как Галя, а фигуру I, как Н. И. (экспериментатор). При наличии фигуры 00 обозначалось -- две Гали, при фигуре II -- два Н.И. Остальные фигуры запоминались по отдельности. При вписывании в ладонь той или другой фигуры испытуемому было достаточно бросить беглый взгляд на Галю или Н.И. для того, чтобы зафиксировать наличие заменяемых фигур. Этим способом испытуемый при ритмическом постукивании освобождался от «суммирования названий». Так вырабатывалось помехоустойчивое приспособление.

Эти кратко изложенные опыты позволяют признать выдвинутое выше предположение достаточно верно отряжающим действительность. Испытуемые первой группы не могли отказаться от словесных нормализованных речедвижений. Они продолжали проговаривать, «суммировать» как при постукивании, так и без него. Вследствие этого несовместимость динамики речедвижений и ритма постукивания вызывала специфическую отрицательную индукцию и разрушала процесс, который не мог осуществиться без речедвижений.

У испытуемых второй группы нормативные словесные речедвижения также были, но они осуществлялись лишь вначале, в процессе самого опыта, в дальнейшем же они производились в промежутке между опытами, когда не было постукивания. В это время испытуемые второй группы составляли схему. Они вырабатывали эквивалентный словам код сигналов, освобожденных от «вредного» влияния ритма, так как их синтез происходил IB одновременности, а не последовательности. Для создания такого шифрового кода была составлена инструкция или самоинструкция, в которой предписывались правила перехода от одной обозначающей системы к другой. В инструкции было, например, сказано: «I = елка; 0 = украшение; 00 = двойное украшение». После этого I; 0;00 стали заменять слова -- елка, украшение, двойное украшение. Этих слов теперь можно было не произносить, их заменяли сами вписываемые фигуры. Из этих фигур, эквивалентных словам, составлялись фразы: Принесли елку, навесили украшения, принесли еще елку, навесили фигурное украшение (8) и т. д.. Таким образом, правило, со ставленое в инструкции, предписывало перестройку системы обозначения или, иначе говоря, система Б произвела регулировку системы А, т. е. изменила способ работы механизма речи. Осуществление новой системы обозначения происходило в трудных условиях отрицательной индукции, само же составление регулирующей инструкции производилось Между опытами и между экспериментальными сеансами.

Заметив все эти явления в условиях воздействия раздражителей на коэюный анализатор, надо было убедиться в том, что они имеют общее значение. Задача сводилась к тому, чтобы показать, что механизм речи может перестроиться с системы синтеза последовательных, динамических сигналов на синтез статических сигналов, объединяемых в одновременности. То, что отчетливо видно на кожном анализаторе, не всегда замечается на слуховом вследствие мимолетности процесса. Для решения этого вопроса были проведены еще две серии опытов на зрительном и слуховом анализаторе.

Первая серия ставилась так. Испытуемому в течение 1 секунды экспонировался на листе бумаги ряд цифр, расположенных по парам, например 25. 31. 48. Тотчас же после экспозиции испытуемый должен был обозначить словами целое число <-- двести пятьдесят три тысячи сто сорок восемь. Когда выяснилось, что все испытуемые, как в опытах с ритмическим постукиванием, так и без него, решают эту задачу правильно, количество цифр увеличивалось до 4--5 пар. Но и при этом постукивание не вызывало помех. Следовательно, синтез одновременно данных в восприятии элементов продолжал действовать после того, как предмет восприятия был убран. Словесное временное синтезирование было отставлено на 1 секунду. Это значит, что в этом опыте объективно зарегистрировано наличие у испытуемого наглядного представления. В ответе испытуемые считывали то, что как бы стояло перед их глазами. Испытуемый, вообще говоря, не нуждался в назывании этих предметов, так как они давным-давно были уже названы, и правило их называния, хорошо известное, могло быть применено в любой момент. Весь вопрос сводился ко времени отставления, что составляет особую проблему.

Процесс резко изменился, как только во второй серии опытов подача цифр стала осуществляться словами через слуховой анализатор. Экспериментатор произносил: Двадцать пять, тридцать один, сорок восемь. От испытуемого, как и в первой серии, требовалось произнести словами все число. Испытуемые в этом опыте разделились на две группы. Для одних ритмическое постукивание оказалось сильной помехой. Нарушался ритм постукивания и ответы были неверными. У других испытуемых ритмическое постукивание или не вызывало помех или мешало очень мало. Первый случай понятен без дальнейших объяснений. Этим испытуемым надо было перестроить один словесный ряд в другой, тоже словесный. Мы знаем, что при ритмическом постукивании эта задача не удается.

Испытуемые второй группы переходили на ряд синтеза цифр по одновременности. Они не повторяли за экспериментатором слов, а составляли постепенно ряд цифр, который потом в ответе считывали так же, как это было при предъявлении цифрового ряда со зрительного анализатора. Различие заключалось только в том, что при зрительном предъявлении числа предварительно воспринимались, а здесь они заново воспроизводились. Но в обоих случаях в момент ответа в восприятии испытуемым числового ряда не было. Факт воспроизводства числового ряда может быть установлен, кроме показаний испытуемых, фиксацией ошибок, которые появлялись в их ответах. Испытуемые второй группы делали ошибки типа перестановок, например, вместо 312 554 они в ответе говорили 312 545. Испытуемые первой группы делают ошибки другого типа. Синтезируя словесный ряд при постукивании и иногда пришептывая, они выделяют сильную часть синтагмы, поэтому вместо пятьсот сорок пять -- они могут воспроизвести -- шестьсот сорок пять.

Таким образом, при воздействии раздражителей на слуховой анализатор обнаружились те же явления, как и при воздействии их на кожный. Как в том, так и в другом случае при ритмическом постукивании возникает разрушение синтеза словесного ряда. Испытуемые или не решают задачи, или переходят на новый способ работы. Новый способ и представляет интерес, так как при этом обнаруживаются характерные черты механизма внутренней речи.

Во всякой речи есть два ряда -- словесный, т. е. обозначающий, и «вещественный, т. е. обозначаемый. Во внутренней речи может происходить сложная перестройка этих рядов, которая становится понятной, если учесть проводимое здесь различение системы А от системы Б. Система Б содержит правила отбора слов для сообщения. Все испытуемые еще до прихода в лабораторию обладали хорошо усвоенными правилами для перевода цифрового ряда 1 312 545 в словесное сообщение. Но при воздействии раздражителей на слуховой анализатор необходимо перевести принятый словесный ряд в словесный же, но с другим составом слов (вместо принятых слов тысяча триста двенадцать ладо сказать миллион триста двенадцать тысяч). Для решения этой задачи должно быть построено новое правило, по которому будет работать система А. Это правило таково: только тогда из одного словесного ряда может быть построен другой, эквивалентный первому, словесный ряд, когда будет восстановлен предметный ряд (допускающий переход и к первому словесному и ко второму). Предметный ряд в таком случае выступит посредником словесного, потому что, как только он будет ладен, тотчас же вступит в действие первое, давно сложившееся правило составления ряда слов по заданным цифрам 1 312 545.

Предметный ряд, возникающий в наглядном представлении, отличается от словесного тем, что он построен в одновременности, тогда как -словесный развертывается в последовательности. Для того чтобы перейти от одного словесного ряда к другому словесному, необходимо или удерживать весь первый последовательный ряд в одновременности, т. е. производить временной синтез, или заместить первый словесный ряд представляемым предметным рядом, уже синтезированным в одновременности. Первый случай в условиях опыта с ритмическим постукиванием осуществить невозможно, так как несовпадающая динамика словесного ряда и ряда постукивания взаимно индуцируются. Поэтому-то во всех опытах с торможением кинестезии и возникает явление временной амнестической афазии. Испытуемый забывает члены словесного ряда, так как они не объединяются в синтезе одновременности. Таким образом, -синтез словесного ряда в одновременности следует рассматривать как специальное речевое устройство. Ритмическое постукивание разрушает это устройство.

Упреждение импульса при развертывании динамического стереотипа слова и фразы, о чем мы говорили в предшествующей главе, возможно -лишь при условии сохранности словесного синтеза в одновременности и его дееспособности за определенный промежуток времени. В указанных выше опытах Т.В. Ендовицкой, в которых трехлетние дети должны были по инструкции вначале указать на один предмет, потом на другой и третий, они не могли этого сделать, так как у них не сложился еще механизм удержания динамики словесного ряда в одновременности. Любое сообщение из нескольких слов может быть принято лишь при условии сохранения первого слова и последующих к концу приема последнего слова. Иначе не может осуществиться синтаксическое соединение слов в виде их согласования, управления и примыкания. Если бы одно из согласуемых слов выпало из памяти, согласование не могло бы состояться.

Следует подчеркнуть резкое различие в функциях памяти при удержании звуков для составления слов и удержании слов для составления сообщения. Не всякий набор звуков составляет слово, а только такой их kOT6op, при котором определенный звуковой алгоритм образует слово, наличное в лексиконе данного языка. Это значит, что звуковой алгоритм слов определен нормой и должен быть предварительно (перед составлением сообщения) усвоен мозгом. Слова хранятся в памяти и узнаются как ранее встречавшиеся. Они должны быть введены.в долговременную память. Предложения же, составляемые из слов, формируются в момент общения, к данному случаю и, кроме выученных наизусть текстов, не хранятся в долговременной памяти. Однако для формирования предложения так, чтобы слова приобрели конструкцию согласования, управления и примыкания, необходимо удержание всех объединенных слов в кратковременной памяти и применение схемы сочетания слов, хранящейся е долговременной памяти.

В то время как звено составления слов из звуков формируется в долговременной памяти, в работе второго звена--при составлении сообщения -- слова должны удерживаться в кратковременной памяти. Несколько более подробно различие этих двух звеньев механизма речи будет раскрыто в главе III, § 6.

В связи с различием двух видов памяти можно говорить только об алгоритме звуков в составе слова, но «е об алгоритме слов в составе сообщения. Если бы все слова данного предложения были отобраны заранее, хранились бы в долговременной памяти и составляли постоянную цепь, то в сообщении не содержалось бы ничего нового. В «ем был бы нуль информации при условии, если такие две цепи слов содержатся в долговременной памяти других лиц, принимающих речь. Однако в уже произнесенном предложении вся его система может рассматриваться как строго последовательный алгоритм звуков. Таким образом, в последней фазе внутренней речи, если под фазами понимать последовательные этапы отбора слов для сообщения, всегда будет удержание в кратковременной памяти всего звукового состава слов данного предложения.

Ритмическое постукивание является помехой при удержании динамики составленного словесного ряда в кратковременной памяти. Тогда в виде компенсации может вступить в действие представление вещественного, предметного ряда форм, которые синтезируются в одновременности. Однако и для этого ряда должно быть свое удерживающее устройство, так, например, ряд цифр 1 312 545 должен быть удержан за все время перевода этого ряда в словесный. Особенностью одновременного ряда, данного в представлении, является то, что в нем нет динамики, поэтому он остается сохранным при любых динамических помехах. У разных испытуемых способность к удержанию динамического словесного ряда, с одной стороны, и к репродукции и удержанию предметного ряда, с другой -- различны, поэтому именно в этих двух направлениях прежде всего и встречаются индивидуальные различия.

Следует обратить внимание на различие механизмов, обнаруживающееся в опытах с переводом словесного ряда цифр в другой словесный ряд и в опытах с конструированием схем при воздействии фигур на кожный анализатор. В обоих случаях есть три ряда, в обоих случаях один из них заметает другой, но соотношение замен разное. При переименовании цифр предметный ряд замещает первый, принятый словесный ряд, т. е. испытуемый представляет те фигуры, которые ему были названы. Через этого посредника он снова называет тот же предметный ряч в другом словесном ряду. При конструировании же схем в опытах на кожном анализаторе испытуемый, приняв предметный ряд фигур, составляет о нем (без ритмического постукивания) свое собственное сообщение» в котором содержится правило переозначения принятого предметного ряда. Руководствуясь этим правилом, испытуемый при вторичном приеме фигур берет их с этими новыми значениями, по которым составляет сообщение в ответе экспериментатору в виде развернутого словесного ряда названий фигур. Таким образом, в первом случае чужой словесный ряд замещался предметным, во втором случае предметный ряд замещается своим собственным словесным. В ответе экспериментатору в первом случае может быть сообщен один определенный словесный ряд названий цифр, во втором же случае в ответе экспериментатору могут быть сообщены два словесных ряда: а) собственное сообщение о правилах переозначения; б) названия вписанных в ладонь фигур.

Второй случай, т. е. составление правила для переозначения предметного и других словесных рядов, представляет особенно большой интерес для изучения механизма речи. При составлении сообщения, состоящего из большого числа слов и фраз, порядок их следования должен быть отрегулирован. Слова не могут сами собой уложиться в определенный ряд последовательности. Составление порядка слов «на ходу», т. е. в период передачи самого сообщения, есть уже регулировка, но, как известно, в таких случаях наилучшим выходом является предварительная регулировка, т. е. подготовка к предстоящему сообщению или составлению плана речи. План речи есть краткая речь или сообщение, содержащее правило расположения порядка слов в развернутом предстоящем сообщении. Эти правила должны удерживаться во все время передачи сообщения или должны составляться новые правила «на ходу».

Регулирующий план речи не может совпасть с самой речью, тогда он перестанет быть планом. Для того чтобы речь хотя бы как-нибудь продолжалась некоторое время, уже необходимо правило для этого самого краткого продолжения. Переозначить можно лишь ранее сложившиеся словесные или наглядные комплексы другими словесными или наглядными элементами. При этом обозначающие элементы теряют динамику и прямое вещественное содержание, они становятся лишь знаками порядка расположения элементов предстоящего сообщения типа: Вначале про это, потом про то, закончить этим. Вследствие «пустоты» и условности обозначающих знаков, регулируемое при помощи их сообщение может иметь несколько реальных вариантов. При переозначении не происходит отбора слов, так как они когда-то были уже отобраны в обозначаемых словесных комплексах. Но так как в процессе самого реального сообщения снова происходит отбор слов, то возможны, а практически постоянны случаи несовпадения этих словесных наборов. Здесь и появляются варианты при осуществлении одного и того же плана. Освобождение от отбора слов при переозначении ранее отобранных слов делает внутреннюю речь молниеносной. В полуминутных опытах с ритмическим постукиванием нередко встречались случаи, когда испытуемый, решая задачу, вспоминал какое-либо событие из своей жизни, о котором рассказывал в отчете в течение 10--15 минут. Очевидно, что в момент вспоминания и решения задачи, да еще в условиях ритмического постукивания, он не мог производить развернутого отбора слов.

Таким образом, переозначение наглядно данных или представляемых предметных комплексов или ранее сложившихся словесных образований, если и не освобождает полностью, то в значительной степени сокращает процесс отбора слов и во всяком случае исключает необходимость составления слов в полном составе элементов. Это обстоятельство и дает основания для объяснения всех тех опытов, в которых испытуемые, несмотря на загрузку речевого аппарата посторонним материалом, все же выполняют поставленную перед ними мыслительную задачу. Эти явления наблюдались всеми исследователями. С констатации мх и началось изучение речевых кинестезии, о чем было упомянуто в начале этой главы. Для достаточного объяснения этих фактов необходимо учесть как статику, так и динамику речи. При индукционном торможении нарушается только динамика процесса, т. е. последовательность включения элементов в слово.

Если же слово или их комплекс были составлены ранее, и к тому же переозначены, то роль динамики уменьшается и сводится лишь к комбинации сокращенных элементов для установления их порядка. Такая сокращенная динамика подчиняется доминанте тормозящей деятельности и легко осуществляется в ее ритмах. Разрушается только такой речевой процесс, который по ритму не совпадает с тормозящим. Самый факт появления в двигательном анализаторе какого-либо участка возбуждения, если он безотносителен к ритму речи, не оказывает на нее никакого влияния. В контрольных опытах проводилось равномерное постукивание рукой, без акцентного выделения, т. е. без ударения. Решение наиболее трудной задачи -- счет квадратиков -- в этих условиях не нарушалось ни у одного испытуемого. Еще меньшее мешающее влияние, а скорее улучшение происходит в том случае, когда испытуемому разрешается любое удобное ему по ритму постукивание. Он выбирает тот самый переменный ритм, в котором развертывается процесс основной деятельности. Но нарушения всегда наступают при несовпадении ритмов.

Те же самые явления происходят и при загрузке речевого аппарата посторонним основному заданию речевым материалом. Произнесение слогов ба-ба-ба может быть безакцентным, тогда оно не мешает. Испытуемый может ввести слоговые акценты как раз в тех местах, которые необходимы по ходу развития основной деятельности. В таком случае процесс снова не будет терпеть ущерба. Наконец, если вводится посторонний сплошной стихотворный текст (как тормозящий фактор), то и в этом случае его произнесение путем растягивания слогов или их сокращения может приспособиться к ритму основной деятельности. Если же при решении мыслительной задачи происходит переозначение ранее сложившихся словесных комплексов, то роль слоговой динамики в процессе внутренней речи значительно ослабляется и она сама может приспособиться к любому ритму посторонней деятельности. Когда испытуемому надо умножить в уме 23 на 4, он освобождается от необходимости произносить полностью двадцать три, восемьдесят, двенадцать, сложить, разряд единиц, разряд десятков и т. п., тем более что значительная часть ответов заранее подготовлена сложившимся механизмом таблиц умножения и сложения. Планируется лишь порядок применения таблиц. Наоборот, в тех случаях, когда переозначение ранее усвоенных словесных комплексов невозможно, так как именно они в полном составе своих элементов и определяют порядок, тогда динамика слово-произнесения вступает в полную силу и любое несовпадение ритма нарушает оба . процесса. Порядок остается тем же самым при разных по динамике словах -- один, два три...; пять, шесть, семь; двадцать один, двадцать два, двадцать три. Никакая замена слов и их переозначение невозможны, так как при одинаковых порядках произносимые слова будут разными.

На основании изложенного в этой главе материала можно сделать следующие общие выводы.

1. Внутренняя речь, как и все другие виды речевого процесса, -- речь шепотная, устная громкая, письменная -- не может изучаться без учета общего для всех этих видов механизма. Внутренняя речь образуется из устной, но, становясь внутренней, она перестраивается по механизму. Переходя на письменную передачу, речевой механизм снова перестраивается. Необходимо установить общие контуры всего механизма речи, для того чтобы разобраться во всех этих перестройках. В устной речи прием осуществляется через слуховой анализатор, а выдача--через речедвигательный анализатор. В письменной речи прием начинает осуществляться со зрительного анализатора, но так как весь запас слов сконцентрирован в двигательном анализаторе, то и он включается в процесс в какой-то новой форме участия. Перестраивается и роль слухового анализатора, в особенности если учесть явные различия между чтением письменного текста и самостоятельным составлением текста. Внутренняя речь возникает на основе уже принятых сообщений и подготавливает к выдаче новые сообщения, поэтому соотношение в работе всех анализаторов здесь особенно сложно. Но и в устной речи прием не может ограничиться одним слуховым анализатором, а выдача -- двигательным, так как при этом не учитывались бы подготовительные приспособления для приема и выдачи. Вот почему при решении поставленных вопросов возникает необходимость изучения элементарных основ речевого механизма в делом, учитывая факты и наблюдения по всем видам речевого процесса. Одной из задач этой работы и является определение таких элементарных основ.

2. Главной проблемой, поставленной в исследованиях по изучению внутренней речи, является вопрос о роли кинестезии в речевом механизме. Существует мнение, что кинестезии выполняют контрольную функцию. Однако совершенно несомненно, что контроль речи производится прежде всего слухом. Слух -- потребитель речи. Если на выдаче появятся такие звуки, которых нет в составе данного языка, то слуховой анализатор их не примет, сообщение не состоится и речи не будет. Речь контролируется как слухом другого человека, так и слухом говорящего, так как выдаваемая речь слышится обоими. Тогда спрашивается, зачем же нужен еще один контрольный аппарат, что нового он добавляет и какие предъявляет особые контрольные требования?

Легко заметить, что кинестезии, и в частности речевые, не выполняют никакой контрольной функции, а сами являются объектом контроля и именно -- единственного для речи слухового контроля. Конечный продукт речи состоит из звуков и поэтому он может контролироваться только слухом. Речедвигательный анализатор вырабатывает тот самый продукт, который поступает под слуховой контроль. Первоначально центральное управление двигательного анализатора неспособно подать такой верный импульс на органы речи, который вызвал бы артикуляцию и звук, соответствующий нормам контролирующего слуха. Первые попытки управления речевыми органами будут неточными, грубыми, недифференцированными. Слуховой контроль их будет отклонять. Но управление речевыми органами никогда не наладится, если сами они не будут сообщать в управляющий центр, что ими делается, когда воспроизводится ошибочный, не принимаемый слухом звук. Такой обратный посыл импульсов от речевых органов и происходит. На основании их центральное управление может перестроить ошибочный посыл в более точный и принимаемый слуховым контролем.

Таким образом, кинестезии есть не что иное, как обратная связь, по которой центральное управление осведомляется, что выполнено из тех приказов, которые посланы на исполнение. Контроль исполнения производится слухом, а кинестезии лишь доносят о том, в каком положении находились органы речи в момент выполнения подконтрольного звука. Отсутствие обратной связи прекратило бы всякую возможность накопления опыта для управления движениями речевых органов. Человек не смог бы научиться речи. Усиление обратной связи (кинестезии) ускоряет и облегчает выучку речи.

Когда выучка произнесению в какой-то части закончилась, т. е. образовался запас слов, возникает необходимость отбора слов для составления сообщения. Роль кинестезии при этом меняется. Отбор слов, конечно, не может осуществляться речевыми эффекторами. Он происходит в корковой части речедвигательного анализатора. Так как лексикон, из которого происходит отбор, достаточно обширен, то требуется усиление как возбудительных, так и тормозных процессов для всплывания одних слов и отклонения других. Кроме того, усиление необходимо для удержания слов в отобранном составе сообщения.

На основании ряда фактов можно выдвинуть гипотезу о двух способах усиления отбора слов во внутренней речи.

1. Или возникает активность периферии речедвигательного анализатора в виде кинетических импульсов обратной связи, однако н е в форме артикуляционных движений, необходимых при формировании словесного стереотипа, а в форме динамических модуляций, усиливающих соединение и разделение слов.

2. Или появляется тормозное выключение динамической активности периферии речедвигательного анализатора в результате перехода на комбинацию статических сигналов и схем, заменяющих ранее накопленные динамические словесные образования. При этом образуется тормоз на выходе корковой части анализатора, вследствие чего возникает положительная одновременная индукция в его ядре и, соответственно, усиление отбора слов. Так как эта часть вопроса требует учета управления всей системой речевого механизма, то дополнительный фактический материал, сюда относящийся, будет изложен в главе XII. На кинорентгенограмма.; будут показаны случаи тормозного состояния языка и верхнего сжимателя глоточной трубки в момент решения испытуемым задачи.

Таким образом, как включение динамики периферии речедвигательного анализатора, так и выключение ее, если запас слов уже создан, приводит к одному и тому же эффекту -- усилению отбора слов. Испытуемые разделяются на две вышеуказанные группы и, кроме того, .некоторые из них могут переходить от одного способа работы к другому.

Рассматривая кинестезии как обратную связь, нетрудно понять соотношение в работе речедвигательного и слухового анализаторов и необходимость двух сенсорных частей в одной рефлекторной дуге речевого рефлекса. Слуховой прием и кинестезический прием одинаково являются началом речевого процесса. Если звуки не будут приняты слухом, то не будет принята и речь. Менее банальным кажется другое положение, но и оно столь же очевидно: если органы речи не будут доносить по обратной связи о том, как и какие звуки они могут делать и делают, то и тогда речи также не будет. Слух принимает то, что говорит собеседник, а кинестезии принимают и доносят то, что делает сам говорящий, когда он говорит. Разные донесения должны передаваться по разным эфферентным путям. Отсюда вытекают довольно существенные выводы о связи анализаторов. Известно, что двигательный анализатор теснейшим образом связан со слуховым при помощи ассоциативных волокон. По этим волокнам могут передаваться возбуждения и торможения от одного анализатора к другому, но совместная работа обоих анализаторов в процессе речи, о которой мы здесь говорим, обеспечивается не только этой связью, но и связью процесса общения двух людей. Именно поэтому и нужны два сенсорных начала в одной рефлекторной дуге. Слуховой анализатор действует на речедвигательный через посредство учета внешнего акустического эффекта. Непринятая слухом речь приводит к непониманию, ошибочным действиям, прекращает общение, в значительной степени нарушает связь человека с обществом. Такие серьезные последствия учитываются не одним слуховым анализатором, а всем, чем располагает человек для приема раздражителей и ответа на них. Именно поэтому понимание речи является наисильнейшим подкреплением для множества вновь образуемых временных связей в разных анализаторах.

Связь между речедвигательным и слуховым анализаторами обеспечена тем, что в процессе общения в работе того и другого возникает эквивалентность. Система речедвижений равна нормативному речевому звуку, хотя речедвижения совсем не то же самое, что звуки речи. Это отношение можно выразить, обозначив его следующими знаками: ;--~-» (эквивалентность), P (речедвижения), 3 (звук), P r. ~* 3--это значит, что если есть Р, то есть и 3, и если есть 3, то есть и Р. Если включены все нормативные речедвижения, то включен и нормативный звук речи; если включен нормативный звук речи, то включены и нормативные речедвижения.

3. Из представленного в этой главе материала с достаточной убедительностью обнаруживается наличие в механизме речи двух частей -- статической и динамической. Статика составляет набор постоянных элементов, динамика определяет изменчивость по определенной сетке уровней. Это значит, что в составе речевого звука, слова и фразы есть такие признаки, которые остаются постоянными, и такие, которые модулируются. Набор одних постоянных признаков может заменяться набором других постоянных признаков, и тогда возникает стереозначение, например слово стол может заменять слово пища. Динамические же модуляции не могут заменять друг друга. Так слоговая динамика слова или синтаксическая конструкция фразы являются индивидуальными и незаменимыми другой динамикой. Если в опыте подобрать такой материал, оперируя которым испытуемый не может заменять одни слова другими и вынужден пользоваться только заданными, то при разрушении динамики этих слов любыми способами разрушается и весь процесс оперирования словами. Наоборот, всякое усиление динамики, откуда бы оно ни возникало, если ритм усилителя совпадет с переменным ритмом словесных образований, будет способствовать членораздельности речи, ее выразительности.