Особенности применения гражданско-правовой ответственности контролирующих лиц

Следующее условие ответственности лиц, контролирующих общество - убытки и их размер. В соответствии со ст. 15 ГК РФ, «под убытками понимаются расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода)». Законом об АО устанавливаются два случая возмещения убытков: перед обществом и перед акционерами (п. 2 ст. 71 Закона об АО). Однако второй случай относится к нарушению порядка приобретения акций, предусмотренного главой XI.1 Закона об АО.

Кроме того, стоит отметить, что взыскание суммы денежного долга и требование о возмещении убытков являются различными способами защиты гражданских прав. Так, денежный долг определенная денежная сумма, которую должник обязан уплатить кредитору, которая не влечет дополнительного обременения для должника. С другой стороны, возмещение убытков представляет собой применение дополнительное наложение обременений на нарушившую обязательство сторону, то есть обременение, которое влечет для нее имущественные потери, которые бы не возникли, если бы она исполнила обязательства правомерно. Поэтому, например, в случае наличия задолженности по договору между обществами, такая задолженность не может быть квалифицирована как убытки. Как следует из судебного решения, «само по себе неисполнение или ненадлежащее исполнение хозяйственным обществом сделки, которое влечет для него негативные последствия, не может служить основанием для квалификации этой сделки как убыточной для участников». [Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 14.02.2019 N Ф09-221/19 по делу N А07-12633/2018].

При установлении условий привлечения к ответственности лиц, контролирующих общество необходимо установить прямую и непосредственную связь между убытками и противоправным действием (бездействием) контролирующего лица. Наличие лишь косвенных доказательств и связи между убытками и действиями контролирующего лица является недостаточным основанием. Если возникновение убытков, возмещения которых требует кредитор, является обычным последствием допущенного должником нарушения обязательства, то наличие причинной связи между нарушением и доказанными кредитором убытками предполагается (пункт 5 Постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 N 7).

Еще одно условие ответственности - вина. Так, на основании ст. 401 ГК РФ, вина представляет собой непринятие всех мер, которые требовались от нарушителя при должной степени заботливости и осмотрительности, которая обычно требуется в условиях гражданского оборота. О.А. Кузнецова отмечает, что в теории вины, последняя определяется как психологическое осознание, желание или нежелание, в гражданском же праве вина заключается в не совершении действий (бездействий), которые лицо должно было бы совершить. Тем самым, автор утверждает, что в гражданском праве закрепляется принцип объективного вменения, так как помимо вины, все элементы состава правонарушения не учитывают субъективное отношение нарушителя к правонарушению, а вина же определяется через объективную категорию бездействия, т.е. непринятие должных мер [Кузнецова, 2011, с. 403-404].

В чем выражаются критерии вины лиц, контролирующих общество? Большинство ученых связывают виновность лиц с нарушением принципа действовать в интересах общества, а также принципов добросовестности и разумности [Рубеко, 2007, с. 158; Богданов, Клячин, 2012, с. 68]. В частности, М.И. Брагинский указывает, что действия (бездействие), нарушающие принцип добросовестности и разумности должны признаваться одновременно и виновными [Брагинский, 1995, с. 105].

Однако Ю.Д. Жукова призывает не смешивать понятия противоправности и виновности. В автореферате к диссертации содержится положение о том, что противоправность состоит в нарушении руководителем, возлагаемых на него обязанностей по действию разумно и добросовестно, а невиновность в нарушении данной обязанности будет при фактической невозможности выполнить действие надлежащим образом [Жукова, 2013, с. 14]. Кроме того, М.А. Ероховой отмечается, что «неразумные, недобросовестные и виновные - это прилагательные, характеризующие противоправность; сами действия - это причинная связь». Придерживаясь аналогичной позиции, В.М. Пашиным также указывается, что в силу первоочередности анализа противоправности ответчика над виной, на истца фактически ложится и бремя доказывания вины ответчика, так как последняя «поглощается» противоправностью требований разумности и добросовестности [Научный круглый стол Юридического института «М-Логос» по теме «Основания ответственности директора юридического лица», 2013].

Исходя из положений гражданского законодательства, под невиновностью понимается выполнение обязательства при соблюдении такой степени заботливости и осмотрительности, которая требуется от лица по характеру обязательства и условиям оборота, и при выполнении всех мер надлежащего исполнения (ст. 401 ГК РФ). Таким образом, невиновность понимается через признаки заботливости и осмотрительности. В таком случае, представляется весьма проблематичным провести разграничение между добросовестностью и разумностью с одной стороны, заботливостью и осмотрительностью с другой. Получается, что условия привлечения к ответственности контролирующих лиц, а именно, противоправность и вина, охватываются лишь оценочными категориями, без необходимых критериев для их разграничения.

Как отмечается Ю.Д. Жуковой, в судебной практике присутствует тенденция смешения данных понятий, а именно, раскрытие содержания понятий добросовестности и разумности через признаки виновности лица [Жукова, 2014, с. 11]. Данная тенденция прослеживается и на настоящий период времени, учитывая позиции многих арбитражных судов: «…привлечение к ответственности зависит от того, действовал ли он при исполнении своих обязанностей разумно и добросовестно, то есть, проявил ли он заботливость и осмотрительность и принял ли все необходимые меры для надлежащего исполнения своих обязанностей» [Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 16.03.2020 N 17АП-7351/2018(6,7)-АК по делу N А60-70698/2017, Постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 06.02.2020 N 20АП-8646/2019 по делу N А68-8607/2016, Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 05.02.2020 N 08АП-17059/2019 по делу N А75-14342/2019].

Такое смешение понятий приводит к тому, что противоправность фактически вбирает в себя вину, особенно, когда противоправность ограничивается лишь добросовестностью и разумностью. Тем самым, на контролирующее лицо, по существу, возлагается ответственность независимо от вины, что свойственно предпринимательской ответственности. Несмотря на то, что контролирующие лица непосредственно связаны с предпринимательской деятельностью, участвуя в управлении обществом, но природа их ответственности связана с корпоративной ответственностью, а не предпринимательской. Так, корпоративная ответственность, на наш взгляд, носит внутренний характер и связана напрямую с тем, как то или иное лицо управляет обществом, и, соответственно, в зависимости от последствий такого управления, несет бремя ответственности. Предпринимательская же сфера ответственности связана с риском и извлечением прибыли, что не является первопричиной действий контролирующих лиц.

Исходя из изложенного, один из способов решения данной ситуации заключается в определении содержания критериев вины контролирующих лиц. Например, Ю.Д. Жукова в своем исследовании указывает на то, что доказывание психологических компонентов в гражданских правоотношениях достаточно проблематично и не должно быть заложено в качестве обязательного критерия, напротив, объективная невозможность предвидеть негативные последствия принятого решения или влияние каких-либо внешних факторов на действия лица могут быть положены в основу критериев невиновности [Жукова, 2014, с. 12]. Однако категория «предвидеть» в любом случае подпадает под некие субъективные психологические компоненты лица и может пересекаться с тем же принципом разумности принимаемых решений, поэтому наполнение содержания данных оценочных понятий вряд ли сможет решить указанную проблему.

С другой стороны, возложение неабстрактных обязанностей на контролирующее лицо может быть более рациональным решением. Но в данном случае надо понимать, что обязанности «активного» типа довольно проблематично возложить лиц, которые относятся к лицам, имеющим фактическую возможность определять действия юридического лица, так как список данных лиц является «размытым», и обязывать их к каким-либо действиям просто невозможно. С другой стороны, если мы непосредственно говорим о контролирующих лицах, в том понимании в каком это заложено Законами об ООО и АО, то в данном случае наличие таких «активных» обязанностей более приемлемо. Наиболее универсальным решением может служить возложение пассивных обязанностей на таких лиц, а именно - не совершать определенные действия в отношении юридического лица. Так, в своем более позднем исследовании Ю.Д. Жуковой предлагалось в качестве такой пассивной обязанности, например, запрет на извлечение для себя выгоды за счет ухудшения финансового положения юридического лица [Жукова, 2014]. В качестве дополнительных пассивных обязанностей могут быть - не препятствовать осуществлению деятельности юридического лица, не осуществлять деятельность в отношении общества с использованием своего статуса в противоречии с интересами юридического лица. Кроме того, важно понимать, что наложение таких обязанностей должно быть реализовано, когда лицо непосредственно использует имеющийся у него контроль над корпорацией и совершает действия по управлению юридическим лицом, а не тогда, когда лицо просто обладает возможностью такого осуществления.

Подводя итог данного параграфа, следует отметить, что условия привлечения к ответственности лиц, контролирующих хозяйственное общество, являются: противоправность действия (бездействия), выражающаяся в нарушении принципов добросовестности, разумности и действия в интересах общества; наличие убытков, т.е. обременения, которое влечет имущественные потери, которые бы не возникли, если бы лицо действовало правомерно; причинно-следственная связь между противоправным действием (бездействием) и убытками; и вина контролирующего лица. Из четырех условий привлечения к ответственности контролирующих лиц, противоправность и вина подвергаются наибольшему смешению как в судебной практике, так и в научной доктрине, а порой вина поглощается противоправностью. Исходя из анализа судебной практики, судом практически не рассматривается вопрос виновности лиц, суд ограничивается исследованием противоправности поведения. Поэтому автором предлагается введения ряда обязанностей контролирующих лиц для решения указанной проблемы, а также отказ от использования оценочных категорий при определении рассматриваемых условий ответственности.

3.2 Проблемы привлечения к ответственности лиц, контролирующих хозяйственное общество

В первую очередь необходимо определить, какие существуют виды ответственности лиц, контролирующих общество. Так, А.П. Алексеенко выделяет основные виды ответственности акционеров, а именно, субсидиарная ответственность контролирующих лиц в случае признания общества банкротом; солидарная ответственность акционеров по обязательствам общества в случае неоплаты принадлежащих им акций; субсидиарная ответственность акционеров по обязательствам общества в случае его несостоятельности; ответственность основного общества по обязательствам (убыткам) дочернего; ответственность лиц, определяющих действия юридического лица. Последний вид ответственности является новым, так как ответственность может наступить независимо от факта банкротства [Алексеенко, 2015, с. 35]. Как отмечается Д.О. Яровым, привлечение к ответственности контролирующих лиц приводит к двум проблемам доказывания: во-первых, необходимо доказать, что лицо обладает признаками контролирующего лица, а во-вторых, доказать, что «действия последнего повлекли за собой негативное воздействие на третьих лиц» [Яровой, 2018, с. 308].

На данном этапе исследования следует начать рассмотрение с проблем в сфере привлечения кответственности основного общества по обязательствам дочернего. Так, исходя из положений ст. 67.3 ГК РФ, п. 3 ст. 6 Закона об АО и п. 3 ст. 6 Закона об ООО предусматривают два вида ответственности основного общества по обязательствам дочернего:

1) Солидарная ответственность, в случае, когда основное хозяйственное общество имеет право давать дочернему обществу обязательные для него указания (по сделкам во исполнение таких указаний);

2) Субсидиарная ответственность, в случае несостоятельности (банкротства) дочернего общества по вине основного хозяйственного общества.

По справедливому замечанию И.С. Шиткиной, обществам нет необходимости заключать договоры или вносить в уставы положения о праве давать обязательные для дочерних обществ указания, так как они просто в этом не заинтересованы. Однако у них преобладают и другие инструменты для проведения своих решений - предварительное одобрение советом директоров, формирующейся основным обществом, которое пользуется своим преобладанием в уставном капитале дочернего общества [Там же]. В данном случае, основное общество в любом случае добивается своих целей и заключает нужные для себя сделки, но привлечь к ответственности основное общество не представляется возможным, так как совет директоров дочернего общества является самостоятельным органом.

Данная практика продолжается и на сегодняшний день. Исходя из судебного дела, ООО "НовосибТопПром" (истец) обратилось в Арбитражный суд города Москвы с исковым заявлением к ООО "УВЗ-Сервис" (ответчик) о привлечении к солидарной ответственности за ООО "Юргинский машиностроительный завод" (третье лицо) о взыскании задолженности в размере 10 836 639 руб. Как следует из материалов дела, ответчик владеет 90% долей уставного капитала ООО "Юргинский машиностроительный завод", то есть является основным хозяйственным обществом, которое имеет право давать дочернему обществу обязательные для него указания. Однако суд, отказывая в удовлетворении требований, указывает, что договор, заключенный между истцом и ООО "Юргинский машиностроительный завод" не содержит условий о том, что ответчик вправе давать обязательные указания для исполнения третьим лицом, а также отсутствуют доказательства того, что договор заключен во исполнение указаний ответчика [Постановление Арбитражного суда Московского округа от 08.06.2018 N Ф05-8226/2018 по делу N А40-134594/2017]. Судебные решения также содержат позицию о том, что даже при наличии права основного общества давать обязательные указания для дочернего общества, распоряжение правом без воли правообладателя недопустимо и противоречит действующему гражданскому законодательству [Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 22.05.2006 N 09АП-4207/2006-ГК по делу N А40-69739/05-1-362].

В преобладающих количествах судебных дел суд отказывает в удовлетворении требований о солидарной ответственности основного общества по обязательствам дочернего по таким основаниям как: недоказанность признака основного общества по отношению к дочернему [Постановление Шестого арбитражного апелляционного суда от 16.03.2016 N 06АП-72/2016 по делу N А37-1586/2015], отсутствие в договоре или уставе прав на дачу обязательных указаний [Постановление ФАС Уральского округа от 09.02.2011 N Ф09-153/11-С4 по делу N А76-45236/2009-15-855/124].

Другой вид ответственности, а именно, субсидиарная ответственность основного общества по долгам дочернего в случае несостоятельности (банкротства) последнего заключается в том, что «основное общество (товарищество) использовало указанные право и (или) возможность в целях совершения дочерним обществом действия, заведомо зная, что вследствие этого наступит несостоятельность (банкротство) дочернего общества». В данном случае можно говорить о том, что формой вины основного общества должен быть именно прямой умысел. Только в данном случае его можно привлечь к субсидиарной ответственности. Однако для Закона об ООО такая особенность не предусмотрена, представляется, что здесь вина может быть, как в форме прямого умысла, так и в форме неосторожности. Но в любом случае, такая конкретизация не является оправданной. Считается более правильным лишь указать вину, как основание для привлечения к ответственности, не разделяя ее на разные формы для акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью.

Кроме того, перечень оснований привлечения к ответственности основного общества при банкротстве дочернего не исчерпывается лишь дачей обязательных указаний, но также учитываются случаи, когда основное общество «иным образом имеет возможность определять действия дочернего» [Постановление Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 01.07.2010 по делу N А48-400/2010]. Так, например, в данном деле ООО "Агрофирма "Декар-Корсаково" имело в собственности контрольный пакет акций ОАО "Корсаковский молочный завод", тем самым, обладая возможностью определять действия ОАО "Корсаковский молочный завод". Поэтому для привлечения к ответственности могут быть представлены любые другие обстоятельства возможности влияния на волю дочернего общества.

Кроме того, исходя из п. 2 ст. 67.3 ГК РФ, можно предположить, что основное общество должно вести свою деятельность по отношению к дочернему обществу так, чтобы последнее не было признано банкротом, в противном случае, при наличии вины основного общества, последнее будет нести субсидиарную ответственность по долгам дочернего общества. Исходя из того, что законом не предусматриваются какие-либо обязанности основного общества по отношению к дочернему, но закладывается возможность привлечения к его субсидиарной ответственности, представляется, что основное общество должно действовать по отношению к дочернему обществу, например, в порядке дачи указаний последнему с целью недопущения банкротства дочернего общества. Однако, как показывает практика, доказать нарушение данной обязанности весьма проблематично, так как судебной практики по данной категории споров весьма мало. Например, суд посчитал недоказанным виновность основного общества в банкротстве дочернего, наличие причинно-следственной связи между действиями (бездействием) основного общества и появлением у его дочернего общества признаков несостоятельности (банкротства), недостаточности имущества дочернего общества для удовлетворения требований кредиторов [Постановление ФАС Северо-Западного округа от 08.11.2010 по делу N А52-7092/2009]. Помимо этого, судом указывается, что деятельность управляющей компании, действующей на основе договоре управления, не может свидетельствовать об однозначной возможности последней определять решения другой стороны такого договора [Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 09.07.2015 N 10АП-5532/2015 по делу N А41-12726/15]. Тем самым, это не может быть положено в основу доказательств, в частности, о наличии вины в доведении дочернего общества до банкротства.

Следующая проблема, рассматриваемая в данном исследовании, связана с неэффективностью формального критерия при определении контролирующих лиц. Так, последний не является исчерпывающим при анализе наличия реального корпоративного контроля. Например, арбитражным судом анализировалась подконтрольность общества третьему лицу - Браташову А.В. В данном случае рассматривались такие факты как - выдача доверенности на осуществление юридических действий, наличие статуса участника, замещение должности директора по связям с общественностью, осуществление распорядительных действий. Однако при рассмотрении данных обстоятельств суду не были представлены исчерпывающие и достаточные доказательства безусловного контроля названного лица над обществом [Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 08.07.2019 N Ф04-1858/2019 по делу N А75-11674/2018]. На наш взгляд, акцентирование внимания именно на безусловности контроля не является абсолютно правильным, так как сложно представить ситуацию, когда в отсутствие стопроцентных формальных признаков, можно будет доказать безусловность наличия контроля.

Кроме того, надо принимать во внимание, что преобладающее участие в уставном капитале не является единственным возможным способом управления обществом. Так, исходя из судебной практики: «Если должник до банкротства в связи с наличием у него прав участия (например, будучи единственным или доминирующим участником) в обществе являлся контролирующим его лицом, то осуществление финансовым управляющим должника прав последнего по управлению обществом фактически означает, что к нему переходит и контроль над этим обществом» [Определением Верховного Суда РФ от 17 мая 2018 года по делу N 305-ЭС17-20073, А40-2204/2016, Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 05.12.2018 N 10АП-13558/2018 по делу N А41-31815/17]. Подтверждение данной позиции можно найти, в частности, в судебных делах по восстановлению корпоративного контроля в связи с утратой последнего в силу неправомерных действий финансового управлявшего. Интересным является то, что судом устанавливается, что несмотря на то, что истец обладает 92,06 % уставного капитала (до отчуждения доли финансовым управляющем доля участия составляла 100%), «фактическое поведение общества в лице его единоличного исполнительного органа свидетельствует о том, что истец корпоративным контролем над обществом не обладает» [Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 13.03.2020 N 17АП-1875/2020-ГК по делу N А60-57729/2019]. Таким образом, подтверждается еще раз вывод о нецелесообразности применения к определению контролирующего лица процент участия в уставном капитале общества.

Другим примером аналогичного управления обществом вне связи с непосредственным владением доли в уставном капитале является заключенный договор доверительного управления, например, нотариусом. Так, если в составе наследства имеется имущество, требующее не только охраны, но и управления (в том числе доля в уставном капитале хозяйственного общества), нотариус в соответствии со статьей 1026 ГК РФ в качестве учредителя доверительного управления заключает договор доверительного управления этим имуществом (статья 1173 ГК РФ). Так, в силу того, что доверительным управляющем могут быть совершены любые юридические и фактические действия в интересах выгодоприобретателя, он также получает контроль над обществом, в частности, путем созыва и проведения внеочередных общих собраний [Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 24.01.2019 N Ф04-5464/2018 по делу N А03-11552/2016].

К сожалению, как показывает судебная практика, в большинстве случаях судами анализируется именно процент участия контролирующих лиц в уставном капитале общества. Так, например, судом привлекается к ответственности контролирующее лицо, владеющее 70 % акций акционерного общества и имеющее возможность определять действия общества [Постановление девятого арбитражного апелляционного суда от 09 апреля 2019 по делу N А40-253078/18]. В другом деле суд установил, что «Гурьянов Ю.В. как участник Общества, владеющий 50 процентами доли в уставном капитале, имел фактическую возможность определять действия Общества» [Постановление Арбитражного суда Волго-вятского округа от 23 сентября 2019 г. по делу N А29-5304/2018].

С другой же стороны, отсутствие преобладающего участия контролирующего лица в уставном капитале затрудняет привлечение такого лица к ответственности. В одном из судебных дел рассматривался ряд сделок, сопровождавшихся значительными денежными перечислениями в адрес как аффилированных лиц, так и с нарушением порядка заключения сделок с заинтересованностью, а также экономически нецелесообразные сделки. Но в силу того, что отсутствует формальный критерий преобладающего участия, какое-либо косвенное участие и влияние на принятие решений даже не рассматривалось судом [Постановление Арбитражного суда Московского округа от 17 февраля 2020 г. по делу N А41-68921/2018].

Далее следует остановиться на проблеме, связанной с отсутствием четкого ориентира при определении содержания добросовестности и разумности в поведении контролирующих лиц, что приводит к вынесению неоднозначных судебных актов нижестоящими судами. Так, Ю.Д. Жукова обращает внимание на существующую проблему теоретической не разработанности понятий недобросовестности и виновности при привлечении к ответственности руководителя организации, в то время как решение данной проблемы лежит в русле судебного усмотрения, с чем последние не всегда эффективно справляются [Жукова, 2018, с.11].

Следует обратиться к недавнему делу Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ, судом был сделан вывод, что «само по себе исключение юридического лица из реестра в результате действий (бездействия), которые привели к такому исключению (отсутствие отчетности, расчетов в течение долгого времени), равно как и неисполнение обязательств не является достаточным основанием для привлечения к субсидиарной ответственности в соответствии с п. 3.1 ст. 3 Закона об ООО» [Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 30.01.2020 N 306-ЭС19-18285 по делу N А65-27181/2018]. В данном случае суды трех инстанций придерживались позиции, что пассивное поведение ответчиков (контролирующих лиц) по непредставлению в налоговый орган документов отчетности и сведений по банковским счетам является недобросовестным и неразумным поведением, напротив, соблюдение законодательства является примером добросовестного поведения контролирующих лиц. Но Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ определила следующее требование для привлечения к соответствующей ответственности: неразумные и/или недобросовестные действия (бездействие) лиц, указанных в подпунктах 1 - 3 статьи 53.1 ГК РФ, должны быть причиной того, что общество стало неспособным исполнять обязательства перед кредиторами, то есть фактически за доведение до банкротства. Таким образом, нижестоящие суды неправильно интерпретируют, что собой представляют добросовестные и разумные действия контролирующих лиц.

Немаловажная проблема, вытекающая из не проработанности критериев противоправности и вины в русле добросовестности и разумности, заключается в отсутствие единообразного отношения к условиям привлечения контролирующих лиц к ответственности, так как отсутствуют разъяснения при привлечении к такого рода ответственности, а также какие-либо указания на возможность обращения к уже разработанным позициям в сфере банкротства или же в рамках привлечения к ответственности директоров обществ.

Так, судом отказано в привлечении к ответственности контролирующего лица на основе «недоказанности факта причинения убытков Обществу, противоправных действий ответчиков и, следовательно, недоказанности причинно-следственной связи между действиями ответчиков и причинением ущерба Обществу» [Постановление Арбитражного суда Московского округа от 17.02.2020 N Ф05-25632/2019 по делу N А41-69921/2018]. Однако вопрос виновности в данном случае судом отдельно не рассматривается.

Судом устанавливается подверженность размера убытков, а также анализируется отдельно вопрос незаконности действий лица, имеющего фактическую возможность определять действия Общества и вопрос добросовестности и разумности установленных обстоятельств. Таким образом, есть основание полагать, что судом добросовестность и разумность рассматривается как критерий вины, а сами действия и их соответствие закону анализируется вне связи с добросовестностью и разумностью. Кроме того, суд устанавливает наличие причинно-следственной связи следующим образом: «поскольку все указанные затраты не имели бы место, если бы контролирующее лицо не допустило незаконных действий (бездействия)» [Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 09.04.2019 N 09АП-10330/2019 по делу N А40-253078/18].

В другом деле, суд, отказывая в иске по возмещению убытков по правилам п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, указал на отсутствие причинно-следственной связи («не представлены доказательства, подтверждающие, что именно действия контролирующих лиц причинили убытки истцу»). Далее суд указал на невозможность установления негативного воздействия контролирующих лиц на деятельность Общества, а также таких обстоятельств как: изменение финансового положения общества, новые тенденции экономических показателей, характеризующих общество, после негативного воздействия контролирующих лиц. Представляется, что последние обстоятельства являются дополнительными при привлечении контролирующих лиц к соответствующей ответственности [Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 18.09.2019 N 09АП-52841/2019 по делу N А40-57100/2019, Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 23.01.2020 N 09АП-75609/2019 по делу N А40-254276/2018]. В отсутствие разъяснений, суды вынуждены вряде случаев обращаться к критериям.

Однако данные обстоятельства устанавливаются при решении вопроса о том, какие нормы подлежат применению - общие положения о возмещении убытков (в том числе статья 53.1 ГК РФ), либо специальные правила о субсидиарной ответственности (статья 61.11 Закона о банкротстве) в соответствии с п. 20 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 N 53, и не должны использоваться в качестве дополнительных условий при привлечении контролирующих лиц к ответственности.

Следует также отметить, что, исследуемая раннее субсидиарная ответственность основного общества по долгам дочернего в случае несостоятельности (банкротстве) последнего, предполагает в целом наличие вины в форме прямого умысла (применительно к акционерным обществам). С другой стороны, ни для обществ с ограниченной ответственностью, ни для контролирующих лиц в целом такая форма вины не предусматривается. Сообразно с этим, представляется, что как наличие неоднозначного подхода к вопросу формы вины, так и в целом установление такого психологического компонента, который значительно затрудняет процесс доказывания в корпоративной среде, приводит к усложнению практики привлечения к ответственности контролирующих лиц (в большей степени основных обществ по отношению к дочерним), а также способствует установлению не единообразного подхода к такому условию ответственности как виновность, которое и без этого является достаточно спорным по своим критериям.

Говоря об ответственности лиц, имеющих фактическую возможность определять действия юридического лица (независимо от рассмотрения дела о банкротстве), в большинстве случаях выявление контролирующих лиц приходится именно на стадии банкротства компании. Несмотря на то, что имеется специальная норма, предоставляющая возможность привлечь к ответственности (при наличии оснований) мажоритарного акционера или акционера, обладающего значительными корпоративным контролем, на практике не так много примеров привлечения последних к ответственности. Напротив, п. 3 ст. 53.1 ГК РФ активно используется в качестве ссылки и (или) дополнения при привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц при банкротстве должника: «Из совокупного толкования положений пункта 3 статьи 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации и разъяснений, изложенных в пункте 3 постановления N 53, следует, что необходимым условием отнесения лица к числу контролирующих должника является наличие у него фактической возможности давать должнику обязательные для исполнения указания или иным образом определять его действия» [Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 19.03.2020 N Ф09-604/20 по делу N А60-32797/2018, Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 23.03.2020 N Ф01-8957/2020 по делу N А43-17985/2019].

Кроме того, практика по имеющейся у акционеров возможности изменения принятых решений в рамках общего собрания (п. 7 ст. 49 Закона об АО) путем обжалования принятых на таком собрании решений, в большинстве случаяхсводится к отказу в соответствующих исках. Так, ООО «Прогрессор» обратилось в суд с иском к АО «Авиабор» о признании недействительными решений общего собрания, указывая, что «выпуск привилегированных акций направлен на установление корпоративного контроля». Однако судом было отказано в удовлетворении иска, не был исследован протокол общего собрания с целью выявления того, кто действительно обладал возможностью принимать соответствующее решение и тем самым обладал корпоративным контролем [Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 06.09.2017 N Ф01-3270/2017 по делу N А43-29919/2016]. В другом деле заявители обратились в суд с иском также о признании решений общего собрания недействительными, так как принятые решения влекут возможность утраты в будущем дивидендов, а также ограничение возможности влиять на управленские решения Общества. Судом на основе протокола общего собрания было выявлено, что на собрании присутствовало 691 126 голосов, что составляет ориентировочно 54 % от общего количества голосов, тем самым несмотря на то, что судом это не исследуется, но реальным корпоративным контролем в рамках данного общего собрания обладали акционеры с 27 % голосующих акций, тем самым именно они повлияли на принятие соответствующих решений [Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 08.10.2018 N Ф01-4202/2018 по делу N А38-11621/2017].

Резюмируя сказанное, следует указать, что привлечение к ответственности контролирующих лиц обладает рядом проблемных аспектов, которые становятся причиной вынесения противоречащих судебных актов, а также не способствуют эффективной защите прав участников корпоративных отношений. Так, в ходе исследования были выявлены следующие проблемы: неэффективность формального критерия при определении контролирующих лиц, непроработанность критериев добросовестности и разумности, как обязанностей контролирующих лиц, отсутствие четкого и единого понимания критериев противоправности и виновности, что приводит к различным по своему содержанию позиций судов к условиям привлечения к ответственности, отсутствие единого подхода к формам вины в законодательстве. Исходя из наличия указанных проблем, практика по привлечению к ответственности контролирующих лиц складывается недостаточно активно.

Подводя итог третьей главы необходимо сделать ряд выводов. Во-первых, исходя из указанных четырех условий привлечения к ответственности контролирующих лиц, наиболее проблемными являются критерии определения противоправности и вины, а именно, через принципы добросовестности и разумности. Так, данные условия зачастую подвергаются смешению, а вина по своей сути «поглощается» противоправностью. Наличие оценочных категорий при определении данных условий во многом усложняет и затрудняет квалификацию действий контролирующих лиц, а также приводит к применению ответственности независимо от вины. Поэтому решение данного противоречия может быть устранено путем введения пассивных обязанностей, в частности, запрет на извлечение для себя выгоды за счет ухудшения финансового положения юридического лица, не препятствовать осуществлению деятельности юридического лица, не осуществлять деятельность в отношении общества с использованием своего статуса в противоречии с интересами юридического лица.

Во-вторых, при анализе судебной практики по вопросам привлечения к ответственности контролирующих лиц были выявлены существенные проблемы, которые в целом влияют на активность привлечения к ответственности последних. Данные проблемы напрямую связаны с теми противоречиями и непроработанностью ряда институтов, которые были рассмотрены в рамках данного исследования. Так, нами выделены следующие проблемы - неэффективность формального критерия при определении контролирующих лиц, непроработанность критериев добросовестности и разумности, как обязанностей контролирующих лиц, отсутствие четкого и единого понимания критериев противоправности и виновности, что приводит к различным по своему содержанию позиций судов к условиям привлечения к ответственности, отсутствие единого подхода к формам вины в законодательстве.

Заключение

Подводя итог настоящего исследования института ответственности контролирующих лиц, автором достигнуты следующие результаты проведенной работы, в том числе и положения новизны:

? на основе анализа научной доктрины и судебной практикипредложено понятие контролирующих лиц,

? определены основные примеры нарушения контролирующими лицами принципов добросовестности и разумности в рамках обычной хозяйственной деятельности,

? выделены признаки корпоративной ответственности на примере ответственности контролирующих лиц,

? проанализированы наиболее проблемные условия привлечения к ответственности контролирующих лиц,

? выявлены основные проблемы, встречающиеся в судебной практике по вопросу привлечения к ответственности контролирующих лиц в рамках обычной хозяйственной деятельности.

В ходе проведенного исследования автор также пришел в следующим выводам:

Во-первых, в корпоративных отношениях корпоративный контроль выступает реальным механизмом по влиянию и определению как решений в рамках обычной хозяйственной деятельности, так и стратегически важных и ключевых моментов, связанных с деятельностью компании. Тем самым, немаловажным является то, кто обладает и как реализуется корпоративный контроль, так как это во многом оказывает влияние на перспективы и долгосрочные задачи компаний. Поэтому представляется очевидным, что предусмотренная законодательная конструкция о признании контролирующими лицами лишь тех из них, кто владеет более 50 % голосующих акций, не является приемлемой и отвечающей интересам компании в целом. Такое правовое регулирование не учитывает все возможные случаи сосредоточивания корпоративного контроля в руках конкретных физических или юридических лиц.

В то же время, появление лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица во многом вносит неопределенность в правовое регулирование, так как отсутствует конкретный перечень таких лиц и встает вопрос с неоднозначным ответом - являются ли данные лица контролирующими. Поэтому представляется одним из возможных решений указанной неоднозначности в правовом регулировании введение следующего понятия контролирующих лиц: физическое или юридическое лицо, которое в силу фактического или юридического основания реализует имеющуюся возможность определять действия юридического лица, в том числе давать указания лицам, уполномоченным выступать от его имени, включая членов коллегиальных органов, или иным образом влиять на деятельность юридического лица.

Во-вторых, контролирующие лица обладают рядом особенностей, которые заключаются в специфических правах и обязанностях последних. Так, законом не предусмотрены конкретного рода обязанности, имеется лишь необходимость действовать в интересах общества разумно и добросовестно, что в принципе присуще всем участникам корпоративных отношений, как правомерное поведение внутри корпорации, а также и участникам гражданского оборота в целом.В отличие от ответственности руководителей общества и контролирующих лиц в рамках банкротства, для которых содержится конкретный перечень примеров недобросовестного и неразумного поведения, отсутствуют примеры нарушения принципов добросовестности и разумности для контролирующих лиц в рамках обычной хозяйственной деятельности. В рамках анализа судебной практики были выявлены следующие примеры недобросовестного поведения контролирующих лиц: отсутствие документального подтверждения расходования денежных средств, внедрение посредников в отношения между обществом и его контрагентами, вывод значительных активов, сокрытие имущества от обращения на него взыскания во вред кредиторам; а также недобросовестного и неразумного поведения в совокупности: необеспечение созыва внеочередного общего собрания, непредставление документов акционеру, утверждение второго устава без согласования с участниками общества.

Кроме того, недобросовестность поведения может быть выявлена в действиях арбитражного управляющего, как лица, имеющего возможность управлять обществом: изменение прав и обязанностей, а также осуществление препятствий по защите прав и участников общества.

Однако в научном сообществе критикуется такой подход к обязанностям контролирующих лиц, а судебная практика содержит неоднозначные позиции при определении того, что является нарушением принципа добросовестности и разумности в деятельности контролирующих лиц.

Говоря о правах контролирующих лиц, то законом также не предусмотрен определенный перечень прав, в данном случае отмечается, что у контролирующих лиц имеется возможность определять действия юридического лица. Анализ данной возможности показывает, что не следует трактовать ее ограничительно, а следует определять фактические и юридические основания влияния на действия подконтрольного юридического лица, что позволит определить действительный круг лиц, контролирующих хозяйственное общество.

В-третьих, институт гражданско-правовойответственности обладает общими признаками, характерными в целом данной отрасли права, а также специальными признаками, связанными с особенностями таких правоотношений гражданско-правового регулирования как корпоративные, вещные, правоотношения в сфере интеллектуальной собственности и др. К общим характеристикам гражданско-правовой ответственности преимущественно относят имущественный характер такой ответственности, возмездный и эквивалентный характер возмещения потерь именно потерпевшей стороне, а не государству, наличие общих мер ответственности в виде возмещения убытков и взыскание неустойки. Специальные же характеристики гражданско-правовой ответственности представлены прежде всего в особых мерах гражданско-правовой ответственности: принудительная ликвидация юридического лица, компенсации, изъятия из оборота и уничтожения материальных носителей результатов интеллектуальной деятельности. Существует также проблема разграничения деликтной и договорной ответственности, так как стороны правоотношений не всегда точно интерпретируют сложившиеся отношения между ними. Данная проблема пересекается и с неоднозначными позициями по поводу самостоятельности корпоративной ответственности по отношению к договорной и деликтной ответственности.

В-четвертых, особенность гражданско-правовой ответственности в корпоративных отношениях прежде всего обуславливается ее ограниченным, но абсолютно императивным характером, а также возникновением только при нарушении корпоративных прав и обязанностей, что подтверждается ответственностью контролирующих лиц общества. Наличие особого характера привлечения к такой ответственности может констатировать и самостоятельность такого вида гражданско-правовой ответственности как корпоративная ответственность контролирующих лиц общества. Это необходимо в первую очередь для того, чтобы не происходило смешения различных видов гражданско-правовой ответственности, а также подменой последних с одного вида на другой. Автором выделяются следующие особенности корпоративной ответственности контролирующих лиц - ограниченность ответственности (корпоративная солидарная ответственность членов по обязательствам корпорации в пределах стоимости неоплаченной части акций (доли, вклада)), наступление ответственности за нарушение корпоративных обязанностей, установленных как законодательно, так и уставом обществ, а также относительных прав, связанных с управлением юридическим обществом, абсолютно императивный характер ответственности в силу отсутствия возможности ее уменьшения (п. 5 ст. 53.1 ГК РФ).

В-пятых, условиями привлечения к ответственности лиц, контролирующих хозяйственное общество, являются: противоправность действия (бездействия), выражающаяся в нарушении принципов добросовестности, разумности и действия в интересах общества (в совокупности); наличие убытков, т.е. обременения, которое влечет имущественные потери, которые бы не возникли, если бы лицо действовало правомерно; причинно-следственная связь между противоправным действием (бездействием) и убытками; и вина контролирующего лица. В качестве основания могут быть отнесены те обстоятельства, при которых наступает данная ответственность, например, заключение сделки на явно невыгодных условиях, доведение общества до банкротства и другие.

Однако существует проблема в квалификации данных условий, в частности, существуют сложности при определении критериев противоправности и вины. Прослеживается противоположные позиции по поводу нарушения принципов добросовестности и разумности, отнесение их к признакам противоправности или же, напротив, к признакам виновности. Судебная практика также идет по пути смешения данный условий, в частности, в виде отождествления добросовестности и разумности через призму заботливости и осмотрительности. Кроме того, анализ судебной практики показывает, что судом практически не затрагивается вопрос вины контролирующих лиц, анализ противоправности лица, по сути, поглощает вопрос виновности такого лица. В виду сложившейся ситуации, представляется необходимым отказаться от использования соответствующих оценочных категорий, и ввести, например, обязанности пассивного типа для контролирующих лиц: не препятствовать осуществлению деятельности юридического лица, не осуществлять деятельность в отношении общества с использованием своего статуса в противоречии с интересами юридического лица.

В-шестых, в судебной практике встречается ряд проблем, проистекающих непосредственно из рассматриваемых в данном исследовании неэффективных правовых понятий и институтов или же их недостаточной проработанности. Автором выделяются следующие проблемы - неэффективность формального критерия при определении контролирующих лиц, непроработанность критериев добросовестности и разумности, как обязанностей контролирующих лиц, отсутствие четкого и единого понимания критериев противоправности и виновности, что приводит к различным по своему содержанию позиций судов к условиям привлечения к ответственности, а также отсутствие единого подхода к формам вины в законодательстве. Данные проблемы напрямую связаны с отсутствием тенденции к привлечению к ответственности контролирующих лиц в рамках обычной хозяйственной деятельности.

Актуальность изучения проблем, поднятых в рамках данного исследования, заключается в том, что привлечение к ответственности контролирующих лиц в рамках банкротства, а также основного общества по долгам дочернего идет по пути расширения понятия контролирующих лиц, расширения возможностей по привлечению и изучению косвенных доказательств наличия контроля. Но такая тенденция не наблюдается в рамках привлечения к ответственности контролирующих лиц вне указанных категорий.

Напротив, даже после введения п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, позволяющего более всесторонне анализировать наличие корпоративного контроля контролирующих лиц, отсутствует достаточное количество судебной практики по привлечению таких лиц в рамках обычной хозяйственной деятельности или, наоборот, появляются неоднозначные судебные акты, основанные на судебным усмотрении, а указанная статья все чаще используется в качестве ссылки при рассмотрении дел о банкротстве и привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц. Тем самым, представляется вероятным, что при использовании предложенного варианта понятия контролирующих лиц, а также подхода к определению обязанностей последних, суды смогут более эффективно выявлять контролирующих лиц в рамках обычной хозяйственной деятельности, а также это будет основанием для снижения количества зачастую неоднозначной судебной практики. Так, полученные результаты в рамках настоящего исследование свидетельствуют о создании новых знаний, в том числе, и совершенствовании уже имеющихся, а также могут быть использованы в практической деятельности для более качественной правоприменительной деятельности.

Надо полагать, что использование метода анализа и сравнения с уже используемой практикой решения соответствующих вопросов в сфере банкротства, позволяет исследовать решение существующих проблем и «транслировать» такие решения с учетом специфики на порядок привлечения к ответственности контролирующих лиц в сфере рассматриваемого исследования. Кроме того, сравнительно-правовой метод научного познания является также одним из наиболее целесообразных способов при формировании научных представлений об ответственности контролирующих лиц.

Резюмируя сказанное, отметим, что исследование может быть продолжено в процессе более основательного изучения зарубежной практики привлечения к ответственности контролирующих лиц и выявления оснований их контроля, так как настоящее исследование, преимущественно, затрагивало лишь часть зарубежного научного представления о корпоративном контроле и ряд законодательных положений по поводу контролирующих лиц.

Список использованной литературы

Нормативные правовые акты

1) Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 N 51-ФЗ (ред. от 16.12.2019, с изм. от 28.04.2020) // "Собрание законодательства РФ", 05.12.1994, N 32, ст. 3301.

2) Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 18.03.2019, с изм. от 28.04.2020) // "Собрание законодательства РФ", 29.01.1996, N 5, ст. 410.

3) Федеральный закон от 26.12.1995 N 208-ФЗ (ред. от 27.12.2018) "Об акционерных обществах"// СПС «КонсультантПлюс».

4) Федеральный закон от 08.02.1998 N 14-ФЗ (ред. от 23.04.2018) "Об обществах с ограниченной ответственностью" // СПС «КонсультантПлюс».

5) Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ (ред. от 27.12.2018) "О несостоятельности (банкротстве)" (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2019) // СПС «КонсультантПлюс».

6) Федеральный закон от 05.05.2014 N 99-ФЗ (ред. от 03.07.2016) "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" // СПС «КонсультантПлюс».

7) Письмо ФНС России от 16.08.2017 N СА-4-18/16148@ // СПС «КонсультантПлюс».

Специальная литература

8) Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в современном гражданском праве // Известия Академии наук СССР. Отделение экономики и права. - 1946. - № 6. - С. 426-429.

9) Алексеенко А.П. Гражданско-правовая ответственность акционеров в свете реформы гражданского кодекса РФ. Территория новых возможностей. Вестник Владивостокского государственного университета экономики и сервиса, no. 1 (28), 2015, pp. 34-39.