Содержательные конструкции принципа состязательности в уголовном судопроизводстве

Однозначную позицию по данному вопросу занимает и Верховный суд Республики Казахстан, так в своем Нормативном постановлении от 6 декабря 2002 года прямо указывает, что обеспечение органами, ведущими уголовный процесс, права подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного, оправданного на защиту в совокупности с другими принципами уголовного процесса является гарантией справедливого разбирательства и принятия правильного решения по делу. Поэтому нарушение права на защиту может повлечь последствия, предусмотренные статьей 9 УПК. Т.е. в зависимости от его характера и существенности нарушения, влечет признание состоявшегося производства по делу недействительным, отмену вынесенных в ходе такого производства решений либо признание собранных при этом материалов не имеющими силы доказательств.

Аналогично должен решаться вопрос и в случае лишения подозреваемого и обвиняемого права на защиту и получение квалифицированной юридической помощи. Поэтому следует признавать недопустимыми протокола допросов и не имеющими юридической силы показания подозреваемых и обвиняемых, связанные с нарушением права этих лиц пользоваться помощью защитника при допросе или ином следственном действии. Обеспечение этого права, прежде всего, состоит в реальном предоставлении подозреваемому и обвиняемому юридической помощи со стороны защитника, путем его приглашения или назначения.

Также следует признавать недопустимыми показания подозреваемого (обвиняемого), потерпевшего и свидетеля, не владеющего или недостаточно владеющего языком, на котором ведется судопроизводство. Данным лицам в соответствии с ч. 3 ст. 30 УПК РК, должно разъясняться и обеспечиваться право делать заявления, давать объяснения и показания, заявлять ходатайства, приносить жалобы, знакомиться с материалами дела, выступать в суде на родном языке или другом языке, которым они владеют; бесплатно пользоваться услугами переводчика. Данное право продублировано и в нормах, регламентирующих правовой статус данных участников уголовного судопроизводства и в Законе Республики Казахстан «О языках в Республике Казахстан» [32].

Однако нередко возникают сомнения в том, владеет ли то или иное лицо языком судопроизводства. В этой связи Верховный суд Республики Казахстан в своем постановлении разъяснил, «что к лицам, не владеющим языком судопроизводства, относятся: плохо понимающие обычную разговорную речь на языке судопроизводства, не умеющие свободно выражать свои мысли на данном языке, испытывающие затруднения в разговорной речи и при чтении текстов» [33].

Вместе с тем в свое время занимающийся данной проблемой Г.П. Саркесянц указывал на то, что владение языком на бытовом уровне может быть достаточным для осуществления защиты без участия защитника по делам с простыми, обыденными обстоятельствами дела, но может оказаться явно недостаточным для участия в делах сложных, требующих уяснения смысла новых понятий. Заявление обвиняемого о том, что он окончил русскую школу, хотя сам является лицом другой национальности и повседневно общается с окружающими на родном языке, может послужить основанием для признания его протокола допроса на русском языке без участия защитника недопустимым доказательством [31, с. 46].

Поддерживая данную точку зрения, полагаем, что не владеющими языком судопроизводства должны признаваться не только лица, владеющие этим языком в связи с их иной национальной принадлежностью, но и другие лица.

Право подозреваемого и обвиняемого давать показания на родном языке и пользоваться услугами переводчика должно быть разъяснено, а также должна быть обеспечена возможность реализации этого права. Пригласить переводчика для участия в допросах подозреваемого и обвиняемого обязано лицо, производящее допрос: дознаватель или следователь.

Любое ограничение прав подозреваемого (обвиняемого), обусловленное незнанием ими языка, на котором ведется судопроизводство, и необеспечение этим лицам возможности пользоваться родным языком признается существенным нарушением норм уголовно-процессуального закона.

Исходя из этого, к участию в деле должен быть привлечен переводчик владеющий языками, которые необходимы для перевода. Данный участник процесса назначается органом дознания, следователем, прокурором в случаях, когда подозреваемый или обвиняемый не владеют языком, на котором ведется производство по делу (часть 1 статьи 85 УПК РК).

3.2 Проблемы реализации принципа состязательности в досудебном производстве

Принцип состязательности получает наиболее полное и последовательное осуществление при участии сторон в судебном производстве по делу. Что касается досудебного производства: стадий возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, то в нем указанный принцип, мягко говоря «оказывается на вторых ролях».

Указанные стадии, являясь неравнозначными по объему процессуальной деятельности и образуя в целом досудебное производство по делу, содержат в себе достаточно препятствий для утверждения начала состязательности. Большинство исследователей в этой связи акцентируют внимание на стадии предварительного расследования, обращая внимание, что следователь в нем по действующему закону осуществляет функцию обвинения и, вместе с тем, принимает решение по основным вопросам уголовно-процессуальной деятельности, совмещая в себе две функции и подменяя тем самым функцию суда. Безусловно, состязательность подразумевает процессуальное равноправие сторон, отстаивающих перед судом свои интересы, посему соединение указанных функций в одном лице вступает в противоречие с установлением состязательного типа (формы) уголовного судопроизводства. Признание права на состязание означает, что за состязающимися закрепляются равные средства и возможности как для утверждения своих позиций, так и для оспаривания требований противоположной стороны.

Безусловно, в досудебном производстве функция обвинения оказывается в привилегированном положении - ее осуществляют дознаватель, следователь, начальник следственного отдела, а также прокурор как руководитель стороны обвинения. Тогда как, противостоящая ей защита «выглядит весьма бледно», у нее, по сути, ограниченные возможности для того, чтобы противостоять обвинению. Сказанное, к сожалению, позволяет заключить: состязательность как принцип не реализуется в необходимой полноте в стадии предварительного расследования. Между тем, отдельные аспекты внедрения состязательного начала в досудебное производство все же присутствуют.

Так, В.И. Каминская отмечает, что принцип состязательности в стадии предварительного расследования наиболее ярко проявляется при привлечении лица в качестве обвиняемого, поскольку именно на данном этапе следователь, осуществляя функцию обвинения, привлекает это лицо в качестве обвиняемого и одновременно с этим ему еще до суда предоставляется возможность защищаться против предъявленного обвинения. «Иными словами, - пишет Р.С. Сердечная, - возникает противопоставление сторон защиты и обвинения»[34, с. 56-182].

Если обратиться к опыту Франции, являющейся родоначальницей классического континентального смешанного процесса, который впоследствии был воспринят почти всеми европейскими государствами, то надо заметить, что именно во Франции была создана оригинальная конструкция предварительного следствия, в центре которой находится фигура следственного судьи. После французской буржуазной революции 1789 года в уголовном процессе принцип состязательности подвергся сочетанию с отдельными элементами инквизиционного процесса, в результате чего и получился «смешанный» процесс. Основная конструкция смешанного процесса - резкое разделение его на две стадии: предварительное и окончательное производство.

«Смешанный» тип уголовного процесса не означает механическое соединение процессуальных институтов разных эпох и форм. По существу это новый процесс, представляющий единую систему, проникнутую едиными принципами.

Предварительное производство сохраняет признаки тайны, письменности, отсутствия сторон, что было характерно для инквизиционного процесса. Окончательное производство (судебное разбирательство) построено на началах устности, гласности, непосредственности и состязательности.

Ст. 258 УПК Франции гласит: «Председатель облечен дискреционной властью, в силу которой он может предпринимать все то, что он сочтет полезным для раскрытия истины, и закон поручает его чести и совести употреблять все усилия для ее установления». Распоряжения председателя, сделанные в силу его дискреционной власти ("En vertu de notre pouvoire discretionnaire"), не требуют мотивировки и не подлежат обжалованию.

Хотя сегодня законодательство Франции также не стоит на месте, и жизнь вносит в него свои коррективы, однако как Кодекс уголовного расследования 1808 года, создавший классический образец предварительного следствия смешанного процесса, так и Закон 1897 года, который внес в процедуру существенные изменения, благодаря чему появилась состязательность в досудебных стадиях процесса действуют, то можно констатировать, что имеется достаточно большая база для разработки проблем российского предварительного расследования.

Продолжается дискуссия и о том, кто может участвовать в качестве защитника на предварительном следствии - одни полагают, что адвокат единственная фигура, которая может явиться защитником на предварительном следствии[35, с. 71]. Другие придерживаются иной точки зрения, например, В.С. Джатиев считает, что «близкие родственники и законные представители обвиняемого, а также другие лица должны допускаться в качестве защитника не только по определению суда или постановлению судьи, но и по постановлению дознавателя, следователя и прокурора в стадии предварительного расследования»[36, с. 12].

Дореволюционное законодательство не предусматривало участие защитника на предварительном следствии; на суде же обвиняемый имел право избирать защитника как из присяжных поверенных, так из других лиц, "коим закон не воспрещает ходатайства по чужим делам (ст. 565 УУС), практика сложилась так, что с 1864 года адвокатской деятельностью занимались присяжные поверенные и ходатаи. Декретом Совета Народных Комисаров РСФСР от 24 ноября 1917 года защита все же была допущена на предварительное следствие, при этом защитником мог быть любой неопороченный гражданин, пользующийся гражданскими правами - этим был нанесен удар по царской адвокатуре, особой любви к которой советская власть, как известно не питала. УПК РСФСР 1922 г. уже не предусматривал участия защитника на предварительном следствии, в суде же, в соответствии со ст. 57 УПК РСФСР 1922 г. могли участвовать как члены коллегии адвокатов, так и близкие родственники подсудимого, уполномоченные представители государственных учреждений и предприятий, а равно представители других профессиональных и общественных организаций. С особого распоряжения судьи допускались к участию в деле в качестве защитников и иные лица.

Думается, адвокат все-таки не должен иметь исключительного права на участие в качестве защитника на предварительном следствии. Как подмечает В.М. Бозров, ограничение участия не адвокатов в качестве защитников в стадии предварительного расследования следует рассматривать как нарушение права обвиняемого на защиту.

Большое, если не сказать огромное значение, приобретают нравственно-этические аспекты указанной уголовно-процессуальной деятельности защитника. Защитник ни в коем случае не должен злоупотреблять предоставленным ему правом на собирание доказательств: не должен использовать ложь, введение в заблуждение лица, обладающего определенными сведениями, принуждение последнего к беседе, а тем более принуждение к даче ложных сведений. Несомненно, в первую очередь, встретившись с определенным гражданином, защитник должен представиться, а затем вежливо указать цель встречи и испросить согласие на проведение опроса, если гражданин не желает беседовать, безотносительно от того приводит ли он причины этого или нет, защитник должен закончить беседу. Иное развитие событий в указанном случае должно рассматриваться как угроза допустимости полученного защитником доказательства. Исходя из того, что правовая норма есть ни что иное, как социально-нравственное веление, установленное государством и обеспеченное его принудительной силой, стало быть, в случае нарушения этой нормы включается механизм реализации принудительных предписаний, носящих негативный характер, что в данном случае имеет форму недопустимости доказательств, полученных в ходе опроса лица защитником

Уголовно-процессуальное законодательство многих европейских государств содержит нормы предусматривающие возможность защитника собирать доказательства. Заметны усилия в реформировании порядка уголовного судопроизводства в направлении демократических начал и некоторых государств бывшего СССР, в частности Республики Казахстан, в принятый УПК Республики также вошла норма, разрешающая защитнику собирать доказательства в ходе осуществления им защиты по уголовным делам.

В этой связи интерес вызывает проект закона "О защите", подготовленный в ФРГ в конце 80-х годов. Целью законопроекта была идея поэтапного реформирования уголовного процесса, в нем получило закрепление право защитника на самостоятельное расследование по уголовному делу его подзащитного: "защитник вправе проводить собственное расследование" (ст. 10 Законопроекта).

Предварительное расследование в ФРГ проводится в форме прокурорского дознания, но фактически дознание осуществляется полицией, а материалы дела передаются прокурору, когда дознание уже закончено1. Прокурор в ФРГ выполняет функцию фильтрации материалов в отношении соответствия их требованиям закона, он очень редко лично допрашивает свидетелей, участвует в производстве следственных действий, кстати, аналогичная функция на этой стадии процесса и у прокурора в РК. В ходе судебного разбирательства не всегда удается обнаружить и исправить ошибки, допущенные в ходе предварительного следствия - суду достаточно сложно противостоять сложившемуся порядку, когда дознание проводится полицией, и добыть новые объективные фактические данные - отсюда появилась практика, когда следственные ошибки проникают из одной стадии процесса в другую и становятся в конечном итоге судебными ошибками.

Поэтому главная задача защитника состоит в том, чтобы расследование обстоятельств дела носило характер заинтересованного противостояния, оппонирования по отношению к стороне обвинения. Для наиболее эффективного представительства интересов обвиняемого, в идеале необходимо признать равенство прав защитника и обвинителя, что невозможно по объективным причинам - ведь у защитника нет полномочий государственного принуждения. Между тем, «ярко выраженное признание прав защитника на собственное расследование не изменяет обязанности прокурора объективно выяснять обстоятельства дела». Право защитника проводить собственное расследование закреплено в ФРГ в «Основах адвокатского права» лишь в двух формах: в опросе свидетелей и в консультации с ними. Разработчики проекта закона в ФРГ не уделили в нем должного внимания конкретным формам, в рамках которых защитник мог бы проводить собственное расследование дела, придав документу лишь декларативный характер, может быть это послужило одной из причин того, что законопроект, вызвавший большой интерес юристов и общественности, так и не был принят в качестве закона.

Между тем, возвращаясь к уголовному процессу нашей Республики, необходимо отметить, что значительную роль в повышении статуса и активизации деятельности адвоката-защитника, должно играть дальнейшее расширение предоставляемых адвокату прав, реализуя которые защитник участвует в процессе доказывания.

В этой связи, было бы интересным затронуть вопрос, который смело можно назвать одним из актуальных, имеющим большое практическое значение и вызывающим определенные споры - это вопрос об асимметрии правил о допустимости доказательств. К примеру, А.М. Ларин высказывался за введение в правоприменительную практику асимметрии правил о допустимости доказательств, для использования этих доказательств в интересах защиты. По мнению В.М. Савицкого, недопустимые доказательства могут быть использованы только при отстаивании невиновности или меньшей виновности обвиняемого, а для изобличения обвиняемого такие доказательства использовать нельзя.

Нельзя не согласиться с приведенными мнениями. Как верно заметил С.А. Пашин, исключение материалов из разбирательства - это санкция, применяемая в отношении органов уголовного преследования за нарушение закона. При этом противоречит здравому смыслу то, что обвиняемый должен будет претерпевать отрицательные последствия, по сути, расплачиваться собственной участью, за ошибки или, хуже того, злоупотребления органов уголовного преследования, а так же защитника и других лиц, находящихся на его стороне.

Стоить вспомнить И.Я. Фойницкого, который писал, что «сторона, представившая доказательство, не может исключить его из дела по своему произволу. Оно есть общее достижение суда и всех участвующих в деле как потому, что произвол одной стороны не может препятствовать уголовному суду воспользоваться каждым средством, которое оно находит полезным для разъяснения дела, так и потому, что нередко одна сторона не принимает мер к доставлению на суд данного доказательства от того лишь, что противная сторона, уже заявила свое желание воспользоваться им»[37, с. 89].

Моментом, требующим к себе повышенного внимания, является здесь на наш взгляд, определение той степени нарушения процессуального закона, после которой достоверность материалов становится весьма сомнительной. Весьма показательно то, что с разрешением такого рода вопросов приходится сталкиваться судам при решении вопроса о признании недопустимыми тех или иных доказательств и их исключения из судебного разбирательства. Весьма интересен в этом плане следующий пример из практики Саракташского районного суда Оренбургской области. Гражданину С. было предъявлено обвинение в причинении Г. тяжкого вреда здоровью совершенное из неприязненных отношений повлекшее смерть потерпевшего. С. виновным себя не признал, хотя и не отрицал факта неприязненных отношений и встречи с Г. в день его смерти. Г. заявил, что в момент совершения преступления находился на территории Республики Казахстан, в шестидесяти километрах от села, где постоянно проживал (на территории РК) у своих постоянных покупателей крупного рогатого скота. Следователь Саракташского РОВД принял решение о проведении следственных действий - допроса указанных С. граждан Казахстана на территории Республики Казахстан. Следственные действия были осуществлены в обход установленных законом правил, протоколы допроса оформлены соответствующим образом в стандартной форме.

Между тем, граждане Казахстана К. и Н. подтвердили факт нахождения С. в указанное время в их доме, обеспечив, таким образом, алиби С. Хотя и имелись основания для признания доказательств недопустимым и исключения их из процесса доказывания, однако, суд с учетом сложившейся ситуации принял полученные доказательства во внимание.

Определенные подвижки на этот счет содержит УПК РК, в котором установлено, что если суд на предварительном слушании принял решение об исключении доказательства, то оно теряет юридическую силу и не может исследоваться и использоваться в ходе судебного разбирательства. Однако эта норма не исключает возможности для стороны в судебном заседании ходатайствовать об исследовании признанного недопустимым доказательства. Это имеет место, когда доказательство, представленное обвинением признано недопустимым (например, протокол опознания, проведенного с нарушением порядка), но о предоставлении возможности сослаться на этот протокол ходатайствует сторона защиты, поскольку для нее важен факт заявления опознающего, например, об отсутствии среди предъявленных для опознания лица, совершившего на него нападения.

Представляется возможным, что доказательства являющиеся формально недопустимыми в связи с проведением следственного действия с существенным нарушением порядка производства следственного действия, например, лицом, не имеющим права осуществлять производство по уголовному делу, в связи с участием в следственном действии лица, подлежащего отводу, могут быть вовлечены в процесс стороной защиты.

В уголовном судопроизводстве практически единственным средством позволяющим защитнику осуществлять свою функцию и участвовать в доказывании, является заявление ходатайств. В связи с этим процедура заявления ходатайств защитником и порядка рассмотрения следственными органами заявленного ходатайства подлежит серьезному анализу.

Между тем, при существующем положении вещей с уголовно-процессуальными функциями на предварительном следствии даже самая грамотно построенная и продуманная процедура заявления и рассмотрения ходатайств стороны защиты не может гарантировать в полной мере соблюдения прав обвиняемого и защитника на участие в предварительном следствии. Ходатайства разрешает противоположная по своим интересам сторона, что уже законодательно закреплено, в лице следователя, который осуществляет уголовное преследование и заинтересован в подтверждении обвинительных выводов по делу и поэтому, зачастую просто игнорируя доводы защитника, отказывает ему в ходатайстве.

УПК РК позволяет отметить новые ориентиры и подходы к процессуальному положению адвоката-защитника. Скованное различными ограничениями и запретами прежнее законодательство не позволяло адвокату претендовать на роль силы, которая могла бы реально противостоять уголовному преследованию (обвинению). Положения УПК РК сегодня позволяют по новому подойти к оценке роли адвоката-защитника в процессе доказывания. Весьма положительно в этой связи то, что в УПК РК вошла норма о недопустимых доказательствах, причем действует она как в ходе досудебного, так и судебного производства. При рассмотрении ходатайства об исключении доказательства как недопустимого, заявленного стороной защиты на том основании, что доказательство было получено с нарушением требований закона, бремя опровержения доводов лежит на прокуроре-обвинителе. Безусловно, эту норму следует рассматривать как важную процессуальную гарантию прав личности обвиняемого.

Не менее интересен вопрос о доказательственной силе собранных защитником доказательств и процессуальной формы фиксации доказательств, добытых защитником в ходе опросов частных лиц и их приобщения к материалам уголовного дела. Доказательства, собранные усилиями защиты, по смыслу закона должны на равных условиях со всеми другими доказательства и в совокупности с ними подлежать всесторонней, полной, объективной проверке со стороны следствия и суда.

Думается, что мнение отдельных исследователей о том, что право защитника на собирание и представление доказательств по УПК РК недостаточно гарантировано, не является безосновательным. Дело в том, что ни на дознавателе, ни на следователе, как и на суде не лежит обязанность удовлетворять ходатайства защиты, например, о вызове и допросе свидетеля, о назначении экспертизы. В этом можно усмотреть несоответствие с п. 3 "d" ст.6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, который гласит, что обвиняемый имеет право «допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него».

Вероятно следует предоставить защитнику возможность от своего имени направлять материалы для производства экспертиз, а экспертные учреждения обязать на договорной основе производить эти экспертизы; обязать организации, предприятия, учреждения давать ответы в определенные сроки на запросы защитника. Показателен в этом плане следующий пример. Осуществляя защиту главного инженера строительного управления П., обвиняемого в хищении на сумму более 5000000 т. и приписках на 17000000 т., адвокат внимательно изучил дело, составляющее более 100 томов. После этого следователю был заявлен ряд обоснованных ходатайств о проведении инженерно-строительной экспертизы.

В результате проведения экспертизы сумма приписок была снижена до 2000000 т. Адвокат, между тем, заявил новое ходатайство о дополнительной экспертизе, и сумма приписок была уменьшена до 330 000 т., а сумма хищений до 800000 т. Адвокат, вновь участвуя в деле с момента объявления об окончании предварительного следствия, опроверг доводы экспертов, доказав отсутствие важных для дела первичных документов учета. Было заявлено новое ходатайство о проведении повторной экспертизы. После отказа следователя удовлетворить ходатайство, защита обращалась в различные инстанции прокуратуры. В итоге дело производством по основному обвинению было прекращено за отсутствием события преступления, а в остальной части - в связи с амнистией. Можно представить, сколько сил и времени сэкономил бы адвокат по данному делу, если бы имел возможность провести на договорной основе альтернативную инженерно-строительную экспертизу, имея результаты экспертизы участвовать в доказывании по делу. Данное предложение, безусловно, заслуживает внимание и во многом может упростить задачу защитника, участвующего в деле.

Представляет научный интерес впервые высказанное еще в 1968 году предложение о необходимости в целях расширения состязательных начал предоставить защитнику право излагать свои возражения против обвинительного заключения в так называемом защитительном заключении[38, с. 37-86]. Думается, идея о предоставлении защитнику такой возможности отнюдь не лишена смысла и могла бы явиться, в первую очередь, эффективным способом обеспечения обвиняемому права на защиту, а во вторую очередь - средством реализации состязательности на предварительном расследовании.

Вывод о проблеме в реализации принципа состязательности в досудебном производстве не является излишне категоричным. Фактически об отсутствии должной реализации принципа состязательности на стадии предварительного расследования заявляют многие процессуалисты: А.П. Гуськова, В.А. Азаров, А.А. Давлетов, А.В. Смирнов, Ю.В. Деришев, А.О. Машовец, Н.К. Панько, Л.В. Кречетова и др. Их доводы подтверждаются и практикой. Сторона защиты, к сожалению, бывает не в силах противостоять, а уж тем более состязаться со стороной обвинения, но, тем не менее, дальнейшее развитие законодательства в сторону упрочения начал состязательности неизбежно.

3.3 Роль гарантий, обеспечивающих защиту прав личности в состязательном судебном производстве

Основанная на законе и направляемая им деятельность органов дознания, следователя, прокурора и суда образует, как известно, основное содержание уголовного судопроизводства. Между тем, указанная деятельность не охватывает содержание уголовного процесса целиком, потому как эта деятельность складывается еще и из системы процессуальных действий, в которых участвуют лица, вовлекаемые в том или ином процессуальном качестве в производство по делу. Для полноценного участия в этой деятельности закон наделяет личность правами и возлагает на нее обязанности. Правоприменительная практика же показывает, что зачастую наличие у лица определенного правомочия не подразумевает его реализацию - вызвано это наличием субъективных и объективных преград. В этой связи вся система процессуальных действий предопределена задачами уголовного судопроизводства (ст. 8 УПК РК), поэтому, как система в целом, так и каждое отдельное процессуальное действие функционируют в предусмотренном законом порядке, во-первых, для защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и, во-вторых, для защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения его прав и свобод.

При разработке проблем состязательного уголовного процесса акцент в большей степени делается на анализе его конечного результата: какова природа, содержание знаний, получаемых в ходе доказывания, их характер. Между тем, не меньшего внимания заслуживает другая сторона этого вопроса: что гарантирует защиту прав и законных интересов личности, как при производстве отдельных процессуальных действий, так и в целом при производстве по делу.

Положение о том, что любые процессуальные действия при производстве по уголовному делу (как и уголовно-процессуальная деятельность в целом) совершаются не иначе, как в форме правоотношений, имеет исключительно важное не только научное, но и практическое значение. Определяется это тем, что действия следователя, прокурора и суда по расследованию, рассмотрению и разрешению уголовных дел, осуществляемые в форме уголовно-процессуальных отношений, связаны непосредственно с обязанностями этих органов (должностных лиц) по отношению к лицам, участвующим в уголовном процессе. Отсюда субъективное право лица есть его юридическая возможность лица, вид и пределы (объем, меру) дозволенного ему поведения, предусмотренного правом, которое охраняется государством, причем государство должно гарантировать использование такого права, предусмотрев в законе процессуальные средства для защиты и охраны прав и свобод личности. Таким образом, как справедливо замечает Л.М. Володина, субъективное право потерпевшего, обвиняемого, подозреваемого, иного участника процесса для того, чтобы оно могло быть реализовано в полном объеме, независимо от усмотрения того или иного должностного лица, должно быть обеспечено определенными гарантиями, и это равным образом относится к любому участнику процесса[4, с. 384].

В настоящее время ученые и юристы-практики достаточно много пишут и говорят о необходимости построения такой системы уголовного судопроизводства, которая бы позволяла реально обеспечить права и законные интересы тех лиц, которые вовлекаются в сферу уголовной юстиции. Однако, сопоставление уголовно-процессуального законодательства Республики Казахстан и норм международных документов свидетельствует не только об отставании национального законодательства от международных стандартов, но и об отсутствии действенного механизма обеспечения даже закрепленных в законе прав человека, гражданина.

Повышение эффективности судопроизводства и охрана интересов личности в уголовном процессе всегда были целью исследования, связанного с проблемами процессуальных гарантий. Проблема процессуальных гарантий, оставаясь одной из важнейших и актуальных в науке уголовного процесса, исследовалась в разных аспектах, и, прежде всего, в направлении развития гарантий установления истины по уголовному делу и гарантий прав и законных интересов личности. Гарантии субъективных прав и законных интересов личности и до начала перестроечных процессов подвергались глубокому монографическому исследованию.

Как замечает Л.М. Володина, более всего теория уголовно-процессуального права уделяла внимание гарантиям прав обвиняемого. Это вполне объяснимо, но не совсем справедливо по отношению к жертве преступления и иным участникам уголовного судопроизводства[4, с. 387]. Того же мнения придерживается и В.С. Шадрин: «Сейчас уже ощутимо расширены и более гарантированы процессуальные права обвиняемого. Одновременно нуждаются в существенном расширении и усилении гарантирования процессуальные права пострадавшего от преступления». В целом же направление развития уголовно-процессуального права обозначил И.Ф. Демидов: «Не права человека должны подгоняться под нужды расследования преступлений, уголовного процесса в целом, а, наоборот, уголовный процесс должен максимально сообразовываться с правами человека». Данное положение, по мнению И.Ф. Демидова, является ключевым, выражает суть новой методологии изучения и реформирования уголовного процесса[39, с. 5-11].

Если в прошлом решение вопросов, связанных с процессуальными гарантиями в основном сводилось к изучению конкретных процессуальных средств, выступающих в качестве гарантий, то в последующие годы стали исследоваться общие проблемы процессуальных гарантий, их сущность, система, виды. Именно с проблемой процессуальных гарантий личности связано понимание функций и назначения уголовного судопроизводства, определение роли отдельных субъектов доказывания, соотношения судебного контроля и прокурорского надзора в досудебном производстве, реализация состязательности как конституционного принципа уголовного судопроизводства. Исходя из сказанного складывается необходимость восполнения недостатков теоретической разработки процессуальных гарантий личности и совершенствования уголовно-процессуальных норм и практики их применения в целях создания необходимых гарантий обеспечения прав и законных интересов личности в ходе уголовно-процессуального доказывания по делу.

П.А. Лупинская под процессуально-правовыми гарантиями понимает содержащиеся в нормах права правовые средства, обеспечивающие всем субъектам уголовно-процессуальной деятельности возможность выполнять обязанности и использовать предоставленные права. М.С. Строгович в свое время писал: «Процессуальными гарантиями являются те установленные законом средства, при помощи которых участвующие в уголовном процессе граждане могут защищать свои права и интересы». Причем именно такое понимание гарантий - как средства обеспечения прав личности против осуждения невиновного лица или принятия иного необоснованного процессуального решения, затрагивающего права личности, без вовлечения в понятие гарантий государственных интересов, имело место в публикациях авторов дореволюционного периода и сейчас используется в теории уголовного процесса некоторых зарубежных государств. П.И. Люблинский еще в начале прошлого века писал о том, что уголовно-процессуальный закон должен надежным оплотом охранять свободу гражданина: «Этот Устав (имеется в виду Устав уголовного судопроизводства 1864 г.) нельзя рассматривать только как свод предписаний судебным властям о формах производства, но как закон, обращенный к подданным, о правах, которые им предоставлены в ограждение произвола государственно-судебных органов».

В юридической науке проблемы процессуальных гарантий решались в плане исследования процессуальных средств, необходимых для достижения задач уголовного судопроизводства, для обеспечения интересов правосудия и личности. По вопросу о том, какова их сущность, в чем конкретно проявляются эти средства, высказаны самые различные суждения. Некоторые из них характеризуются стремлением найти однозначные понятия гарантий, показать одно, решающее средство в качестве гарантий. В таких случаях в качестве гарантий рассматривают: нормы уголовно-процессуального права, права участников судопроизводства, процессуальные обязанности должностных лиц и органов, осуществляющих уголовное судопроизводство3, порядок деятельности государственных органов, учреждений и общественных организаций и т. д. Чаще вопрос этот решается иначе.

П.С. Элькинд, Я.О. Мотовиловкер и др., исследуют в качестве процессуальных гарантий не одно процессуальное средство, а систему средств, в частности, правовые нормы, принципы, процессуальные институты, при этом предлагается различная система таких средств. Думается, что данная точка зрения имеет под собой основания, потому как процессуальные гарантии видятся не как разобщенные процессуальные средства, а как система средств, связанных единой целью. В отдельности гарантии могут быть рассмотрены только в статике, в динамике же они существуют только как система обеспечения прав личности, в которой во взаимодействии реализуются права граждан, обязанности должностных лиц, принципы уголовного процесса и т.д.

Обстоятельному исследованию процессуальных гарантий посвящены две монографии Э.Ф. Куцовой. В них автор всесторонне рассматривает понятие, значение, предмет, цель, содержание процессуальных гарантий прав и законных интересов личности, их связь с иными видами гарантий прав граждан. Э.Ф. Куцова видит сущность процессуальных гарантий в правах и обязанностях должностных лиц, органов и граждан, участвующих в уголовном судопроизводстве[40, с. 127-128].

Возвращаясь к мысли о том, что одной из сторон процессуально-правового отношения всегда является государственный орган или должностное лицо, наделенное властными полномочиями, особое предпочтение должно быть отдано гарантиям личности, охране ее прав, свобод и законных интересов.

Отсюда, необходимость выделения гарантий личности фиксируется социальной потребностью создания должных условий для активной деятельности участников процесса. Это позволит им осуществлять свои функции и исполнять обязанности, отстаивать и защищать свои права и законные интересы. В свою очередь реальное обеспечение прав личности обвиняемого является показателем демократизма, гуманизма уголовного процесса.

Фактическое использование субъективного права участниками процесса является одним из важных условий объективного непредвзятого исследования обстоятельств дела, а также установления истины, защиты законных интересов личности. Процессуальные права личности в данном случае выступают в качестве особого вида процессуальных гарантий правосудия. Понятно, что органы, как и лица, ведущие судопроизводство, обязаны соблюдать процессуальные права граждан с тем, чтобы правосудие достигало своей цели в каждом случае и по каждому делу. Пренебрежение правами обвиняемого, их нарушение, ущемление интересов личности ставят под угрозу не только интересы обвиняемого, но и неизбежно угрожают интересам правосудия и обществу в целом.

Гарантии прав обвиняемого в суде первой инстанции исследованы в монографии Е.Г. Мартынчика. К процессуальным гарантиям он относит закрепленные в правовых нормах средства (не раскрывая их сущности), с помощью которых обвиняемый осуществляет свои права, а также деятельность суда, прокурора, следователя и защитника по обеспечению прав обвиняемого. В книге рассмотрен большой комплекс проблем процессуального положения обвиняемого, но она вызвала существенные критические замечания, в частности, в связи с отрицанием значения презумпции невиновности, которая, по мнению автора, не является гарантией правосудия и прав личности.

Если суммировать различные суждения о тех или иных процессуальных средствах, которые рассматриваются в юридической литературе в качестве процессуальных гарантий, к последним можно отнести следующие: процессуальные нормы; закрепленные в них права и обязанности участников процесса; принципы судопроизводства, в том числе принцип законности; различные процессуальные институты; уголовно-процессуальную форму; деятельность участников судопроизводства. Подобное решение вопроса о сущности процессуальных гарантий вытекает из понимания их некоторыми авторами как совокупности различных институтов, норм и принципов всего уголовного процесса. Поскольку такое понимание процессуальных гарантий как бы растворяет их в уголовном процессе, отождествляет гарантии с самим процессом, в юридической науке, как уже отмечалось, предпринимаются попытки найти иной подход к определению сущности процессуальных гарантий, показать в качестве гapaнтий одну или несколько сторон уголовного процесса, а не весь процесс в разных аспектах. Обосновывая свою систему процессуальных гарантий, авторы подвергают сомнению и критике иные системы. Причем суждения эти настолько многочисленны и различны, что изложить здесь даже основные из них не представляется возможным. Отметим лишь некоторые.

Ряд авторов оспаривает отнесение к процессуальным гарантиям прав участников процесса на том основании, что наличие прав еще ничто не гарантирует, поскольку именно права являются объектом гарантий. При этом не учитывается, что в системе прав одни из них служат гарантиями других.

Среди процессуальных гарантий часто называют деятельность должностных лиц и органов, осуществляющих судопроизводство. Оспаривая это, отдельные авторы утверждают, что в процессуальной деятельности следует видеть средство, обеспечивающее реализацию гарантий, а не сами гарантии3. Такой аргумент скорее свидетельствует о значении процессуальной деятельности как определенной гарантии в уголовном судопроизводстве. Повышение ее эффективности во многом расширяет уголовно-процессуальные гарантии.

Неоднозначно относятся ученые к концепции единой системы гарантий правосудия, куда включаются гарантии прав личности. В определенной мере, по мнению ее сторонников, она вытекала из единства интересов личности и правосудия, поскольку в уголовном судопроизводстве все, что служит обеспечению решения задач процесса, служит также и обеспечению прав личности[8, с. 349]. Еще в годы, предшествующие рассматриваемому периоду, В.И Каминской была высказана мысль о том, что советской процессуальной науке следует отказаться от классификации гарантий на гарантии правосудия и прав личности и «установить единое понятие гарантий правосудия, которое органически включает в себя понятие гарантий прав личности».

Стоит согласиться с точкой зрения В.С. Шадрина на этот счет: «в уголовном процессе в ряде случаев охраняемый законом личный интерес оказывается дороже даже такой важной социальной ценности, как обнаружение истины». Именно на такой позиции, как думается, стоит законодатель, значительно расширив в УПК РК свободу судебного обжалования практических любых действий и решений, посвятив этому вопросу отдельную главу.

Следует констатировать тот факт, что термин "борьба с преступностью", дошедший до нас со времен советского государства, являющий собой олицетворение господства публичных начал в уголовном процессе, должен быть критически переосмыслен с позиций нынешнего времени. Закрепленная в Конституции РК норма о том, что Республика Казахстан - демократическое государство, дает возможность именовать его охранительным, признающим человека, его права и свободы высшей ценностью.

Исходя из приоритета прав личности в уголовном процессе, следует в качестве основного общего признака гарантий выделить направленность тех или иных процессуальных средств и условий, предусмотренных законом, на обеспечение реализации личных интересов субъектов уголовного процесса. Всестороннее выяснение всех средств, которые могут в качестве процессуальных гарантий содействовать обеспечению личных интересов участников процесса, очень важно, так как это позволяет определить основные направления развития и совершенствования процессуальных гарантий.

В юридической литературе высказывалось мнение и о том, что интерес обвиняемого «ни в малейшей мере не противоречит интересам правосудия, а, наоборот, его соблюдение и охрана в полной мере им соответствуют». Думается, что такая постановка вопроса, подкупая своей кажущейся убедительностью, упрощает рассматриваемую проблему, поскольку принципиальное единство общественных и личных интересов не исключает возможности их несовпадения, порождаемой различными причинами[8, с. 352]. Можно предположить, что исследование процессуальных гарантий прав и интересов личности в аспекте единства интересов правосудия и интересов личности не обосновано с учетом конфликтных ситуаций, которые возможны в связи с расхождением интересов правосудия и интересов личности, вовлеченной в уголовный процесс. Последняя точка зрения представляется более убедительной, может быть, поэтому развитие науки не пошло по пути объединения гарантий. Как подмечает А.Д. Бойков, речь может идти исключительно о двух типах гарантий - гарантиях правосудия и гарантиях прав личности. Они, по мнению А.Д. Бойкова, в какой-то, иногда значительной части, могут совпадать, но их отождествление недопустимо.

О сущности процессуальных гарантий было высказано мнение, которое, к сожалению, оказалось невостребованным и не было поддержано. Так, А.Л. Цыпкин полагал, что под процессуальными гарантиями следует понимать только гарантии прав личности, что «создавать особую категорию, особое понятие "процессуальных гарантий правосудия" нет оснований, ибо под ними понимается вся совокупность процессуальных норм, т. е. все наше уголовно-процессуальное право». Данная точка зрения вполне логична, вписывается в понимание процессуальных гарантий дореволюционными классиками и их советскими последователями, и имеет право на существование и дальнейшую разработку. Думается, что настало время пересмотреть аксиому о классификации процессуальных гарантий как гарантий правосудия и гарантий прав личности, причем не только личности обвиняемого, но и свидетеля, потерпевшего других участников процесса, и сделать это с позиции приоритета прав и законных интересов личности в уголовном процессе.

Говоря о гарантиях применительно к состязательному процессу, следует обратиться к процессуальному равноправию сторон, значение которого для принципа состязательности трудно переоценить. Процессуальное равноправие, как известно, не означает фактического равенства объема процессуальных прав сторон, это и невозможно в силу публичности уголовного судопроизводства. Равноправие предполагает равные возможности сторон в отстаивании своей позиции и оспаривании позиции противоположной стороны, предполагает наличие возможности ведения уголовно-правового спора вообще.

Реальная состязательность требует равенства правовых возможностей сторон, что практически невозможно без оказания квалифицированной юридической помощи, потому как успешное осуществление функции защиты требует профессиональной подготовки, специальных познаний, опыта. Как писал И.Я. Фойницкий: «Подсудимый одними своими силами не может на направленный против него обвинительный тезис предъявить суду всех возражений, необходимых для правильного решения дела; при том, чем менее он подготовлен к обвинению, тем менее он способен бороться с ним». Еще со времен римского права известно правило - "favor defensionis", означающее благоприятствование защите, с целью исключить преимущественное положение обвинителя и призванное обеспечить равенство сторон перед судом. Правило заключается в том, что стороне защиты предоставляются некоторые дополнительные процессуальные средства, с помощью которых сторона отстаивает перед судом свою позицию.

Высказываются мнения и о том, что необходимо увязать процессуальный порядок рассмотрения дел апелляционными и надзорными инстанциями с принципом состязательности[8, с. 355].

Проводимые в Казахстане преобразования в области уголовного судопроизводства, принятие Уголовно-процессуального кодекса РК 1997 г. в первую очередь направлены на дальнейшее совершенствование системы прав и законных интересов граждан в уголовном судопроизводстве, ибо Конституция РК объявила человека, его права и свободы высшей ценностью. Республика Казахстан в максимальной степени должна обеспечить уровень защиты прав и свобод человека и гражданина, который бы в полной мере соответствовал национальным нуждам и требованиям международных стандартов.

Закрепленная в Конституции РК норма о том, что Республика Казахстан - демократическое государство, дает возможность именовать наше государство охранительным, признающим человека. Исходя из вышесказанного, думается, необходимо во главу угла ставить не «борьбу с преступностью», а деятельность, предотвращающую возможность совершения преступлений, реализацию государственных социальных программ, носящих превентивный характер.

В качестве немаловажной процессуальной гарантии следует рассматривать разделение процесса на две части - досудебное и судебное производство, где достоверность выводов об обстоятельствах дела проверяется неоднократно в различных процессуальных условиях и разными субъектами уголовного процесса. Как пишет А.Ю. Егоров: «Уголовный процесс, характеризуемый состязательностью как правовым режимом, имеет динамику развития, выраженную в системе его стадий. Соответственно данный режим устанавливается и развивается в этой системе, где каждое звено (процессуальная стадия) играет некоторую роль в том, чтобы судопроизводство в целом находилось в состязательном режиме». Действительно, досудебное и судебное производство крайне разнятся на предмет проявления состязательности, но в целом уголовное судопроизводство нельзя не назвать состязательным.

Особое значение в аспекте процессуальных гарантий в юридической литературе придается процессуальной форме, хотя и в данном случае есть иное мнение, оспаривающее необходимость рассматривать форму судопроизводства в качестве процессуальной гарантии. Думается, что иное мнение, отличное от первого, не стоит рассматривать как должное - так как при историческом анализе форм доказательственного права обнаруживается явное увеличение процессуальных гарантий. Так, частно-исковому процессу соответствовало доказательственное право, допускающее использование неотносимых доказательств (ордалии, очистительные присяги, поединок). Для инквизиционного (розыскного) процесса характерна система относимых, но формальных доказательств с преимуществом одних доказательств перед другими. В современном судопроизводстве главенствует свободное внутреннее убеждение, при котором к доказательствам предъявляются требования относимости, допустимости и достоверности, установлен запрет на преимущество одних доказательств над другими. Таким образом, на примере исторического развития видов процесса заметно повышение роли процессуальной формы в уголовном процессе до настоящего ее положения как значительной процессуальной гарантии.

При возникновении коллизии интересов личности и общества государство вынуждено либо отдать предпочтение отысканию истины за счет ограничения конституционных прав отдельных граждан, либо охране интересов личности, несмотря на создание тем самым некоторых затруднений для поиска истины. Стремление в разных аспектах исследовать процессуальные гарантии в уголовном судопроизводстве выражает объективную необходимость всесторонне изучить и разработать процессуальные средства, которые в полной мере могут гарантировать именно защиту прав и законных интересов личности.

Исходя из вышесказанного и руководствуясь Конституцией РК, следует признать, что только четко выстроенная система процессуальных гарантий способна обеспечить защиту и охрану прав личности. Правосудие это не тот вид деятельности, где цель оправдывает средства. Раскрывая природу уголовного судопроизводства как социально-правового явления, следует должное внимание уделить механизму функции защиты прав личности как системе правовых средств и методов, включающих назначение уголовного судопроизводства, регламентацию правового статуса каждого участника уголовного судопроизводства со стороны защиты, закрепление гарантий, позволяющих обеспечить реализацию прав личности в сфере судопроизводства, установление последствий неисполнения либо надлежащего исполнения обязанностей со стороны государственных органов и должностных лиц, на которых возложена обязанность обеспечить ведение судопроизводства, а также совокупность реабилитационных мер в отношении лиц, необоснованно преследовавшихся в уголовном порядке.