Легализация денежных средств, полученных заведомо преступным путем

Возможна иная ситуация. Законные представители или представитель, используя легитимные возможности несовершеннолетнего, дают ему согласие на совершение сделки, не ставя его в известность о её истинном криминальном характере. В такой ситуации несовершеннолетний используется как орудие, а его законный представитель должен нести ответственность как посредственный причинитель, т.е. как фактический и юридический исполнитель преступления. Квалификация преступления в подобной ситуации осложнена тем обстоятельством, что гражданский закон не требует непременно письменного согласия законных представителей несовершеннолетнего на совершение сделки, но обязательно требует последующего письменного одобрения сделки. Сложность квалификации заключается в том, что доказать осведомлённость законных представителей несовершеннолетнего о криминальном характере сделки в ситуации последующего письменного одобрения практически невозможно: нет согласия, нет пока ещё и одобрения, следовательно, нет соучастия. Но и несовершеннолетнего также нельзя привлекать к уголовной ответственности, т. к. совершённая им сделка считается или оспор имой или ничтожной, если, разумеется, речь идёт о сделках, которые несовершеннолетний может заключать с одобрения своих законных представителей. Если не доказана вина законных представителей несовершеннолетнего, субъект преступления в ситуации подобного рода отсутствует вообще.

Наши рассуждения об отсутствии субъекта легализации в случае, если он обманным путём самостоятельно заключает сделки, совершение которых возможно лишь с согласия его законных представителей, построены на законодательной презумпции о возможности совершения сделок лишь лицом, наделённым всеми правами по данному поводу. Гражданское законодательство устанавливает, что права и обязанности гражданина возникают, в частности, из договоров и иных сделок, предусмотренных законом или не противоречащих ему. Следовательно, сделка считается легитимной, если отвечает всем требованиям закона: права лица, заключающего сделку, отсутствие законодательно установленных препятствий для её совершения. Если субъект фактически совершает сделку, не имея на то соответствующих прав, то такая операция вовсе не является сделкой в том позитивном граждански правовом смысле, который предполагает возникновение у субъекта прав и обязанностей. В такой ситуации права и обязанности не возникают, поскольку совершённое субъектом признаётся недействительным. В статье 174 УК РФ речь идёт о совершении сделок, т.е. о действиях лица, которое наделено правами совершать такого рода операции. Следовательно, если субъект при совершении сделки не обладал необходимыми правами, значит нет и самой сделки в её легитимном понимании. А раз нет сделки, нет и преступления.

Итак, получается такая картина по поводу субъекта легализации. Субъектом легализации может быть, как правило, лицо, достигшее возраста 18 лет, так как именно с этого момента наступает полная дееспособность и лицо может совершать любые сделки, неся полную ответственность по своим обязательствам.

В качестве исключения субъектом легализации может быть и лицо, достигшее 16 лет, если оно совершает сделки, разрешённые гражданским законодательством таким лицам совершать самостоятельно. Субъектом легализации может быть лицо с 16 лет и в том случае, если оно обманным путём получило одобрение своих законных представителей и, совершив сделку, легализовало имущество, заведомо для него добытое преступным путём.

Субъектом легализации может быть лицо с 16 лет и ещё в одном случае.

Статья 27 ГК РФ устанавливает правило, согласно которому несовершеннолетний, достигший 16 лет, может быть объявлен полностью дееспособным, если он работает по трудовому договору, в том числе по контракту, или с согласия родителей, усыновителей или попечителя занимается предпринимательской деятельностью. Следовательно, если несовершеннолетний официально объявлен полностью дееспособным, он, хотя и не превращается в совершеннолетнего, но может заключать любые сделки, поскольку наделяется самостоятельным правом отвечать по своим долгам и обязательствам. Значит, в такой ситуации несовершеннолетний (с 16 лет) может быть субъектом легализации.

В практике не исключена ситуация, которая с правоприменительной точки зрения представляется достаточно сложной. Субъект, обладающей полной дееспособностью, по тем или иным причинам (пьянство, наркозависимость) официально признаётся частично дееспособным (ст. 30 ГК РФ). Факт признания его частично дееспособным он умело скрывает, благодаря чему самостоятельно совершает сделку, которую в такой ситуации, он может совершить лишь с согласия попечителя. В конце концов, совершённая таким лицом сделка признаётся недействительной, и всё приводится к первоначальному варианту (принцип реституции). Н.Г. Иванов утверждает, что в таком случае фактически легализации не происходит Иванов Н. Легализация денежных средств или иного имущества, приобретённых другими лицами преступным путём. Цит.соч., с.54.. Представляется, что утверждения автора не совсем точны.

В ситуации такого рода легализация фактически происходит. Субъект достигает поставленной цели или, даже если его операция была прервана на стадии до окончания преступления, на стадии покушения, тогда всё равно действия должны быть оценены как покушение на легализацию, исходя из принципа субъективного вменения.

Другое дело, что субъект в ситуации такого рода отсутствует, т. к. не отвечает параметрам субъекта легализации. Такой, частично дееспособный субъект может быть субъектом легализации лишь в одном случае - если он совершает мелкие бытовые сделки, посредством которых легализует имущество, заведомо для него приобретённое другим лицом преступным путём. Только такие сделки разрешены ГК в отношении лица, дееспособность которого ограничена.

Однако, мелкие бытовые сделки не могут превышать две тысячи минимальных размеров оплаты труда, что необходимо для признания легализации преступной. Следовательно, ограниченный в дееспособности субъект может быть субъектом легализации лишь в том случае, если он совершает ряд продолжаемых операций (мелких бытовых сделок) совокупная сумма которых достигает необходимого для признания его действий преступлением стоимостного порога.

2.3 Особенности квалифицирующих обстоятельств легализации (ст. ст. 174 и 174-1 УК)

Поскольку квалифицирующие признаки преступления, ответственность за совершение которого предусмотрена в ст. 174 УК, аналогичны квалифицирующим признакам деяния статьи 174-1 Уголовного кодекса, постольку полагаем целесообразным рассмотреть их как универсальные применительно к двум названным нормам.

К квалифицирующим обстоятельствам легализации денежных средств или иного имущества, приобретённых другими лицами преступным путём, часть 2 ст. 174 (и соответственно, ч. 2 ст. 174-1 УК РФ относит совершение деяния а) группой лиц по предварительному сговору; б) лицом с использованием своего служебного положения.

В части 2 ст. 35 УК РФ предлагаются параметры группы лиц, образованной по предварительному сговору. Таким параметром закон называет предварительную договорённость о совместном совершении преступления.

В специальной литературе наличие группы лиц, образованной по предварительному соглашению, трактуется неодинаково. Констатация такого группового образования ставится в зависимость от различных условий: наличие соисполнительства или распределения ролей; предусмотренность такой группы в качестве квалифицирующего признака статьи Особенной части УК или нет. Предлагается также исходить из общего понимания соучастия при констатации наличия или отсутствия такого группового образования.

Авторы, полагающие, что группа лиц, образованная по предварительному сговору, возможна лишь в случае соисполнительства, ссылаются» на судебные решения по поводу квалификации групповых преступления, которые логически противоречивы, не отвечают требованиям закона, а, следовательно и интерпретаторы решений такого рода вынуждены допускать те же ошибки. Так, авторы комментарий к уголовному кодексу под редакцией В.М. Лебедева пишут: «Закон не ограничивает круга участников группы в зависимости от выполняемых ими ролей в заранее согласованной совместной преступной деятельности. Следовательно, наряду с соисполнительством возможно участие в совершении преступления с распределением ролей»Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под ред. В.М Лебедева. М, Юрайт, 2001, с.82. Это совершенно верное, основанное на законодательной интерпретации как соучастия, так и его видов замечание далее вступает в противоречие с сформировавшейся в судебной практике линией, не вяжущейся ни с законом, ни с естественно логическими построениями исследователей:' «Например, умышленное убийство признаётся совершённым группой лиц по предварительному сговору, если в нём участвовало два и более исполнителей, заранее договорившихся о совместном его совершении, и каждый из них выполнял действия, составляющие часть объективной стороны преступления (ВВС РФ. 1997. №4. С. 11; 1998. №1. С.З). В то же время пособничество в убийстве (завлёк потерпевшего в уединённое место, но в лишении жизни участия не принимал) не образует квалифицирующий признак убийства, предусмотренного п. «ж» ст. 105 УК - совершение группой лиц по предварительному сговору» . Там же, с.83.. В результате такого исследовательского усмотрения получается весьма интересная картина: в сущности, как отмечают авторы комментария, закон не ограничивает ролевых возможностей соучастников, образующих группу по предварительному сговору. Раз так (а это истинно так), тогда группа, образованная по предварительному сговору может быть и в том случае, если в процессе совершения преступления роли среди соучастников были строго распределены и каждый ограничивался лишь своими ролевыми возможностями. Однако данный естественно вытекающий из предыдущих рассуждений тезис отдаётся «на заклание» устоявшейся нелепой, прямо скажем, правоприменительной практики. И, несмотря на явные противоречия в тезисах, авторы делают дальнейшие заявления, ничуть не заботясь о предыдущих логических взаимосвязях. Теперь оказывается, что если каждый соучастник ограничивался выполнением своей роли и не принимал непосредственного участия в выполнении объективной стороны преступления, то группа уже отсутствует.

Логические противоречия предложенной авторами комментария позиции мы показали. В ч. 2 ст. 35 УК РФ записано: «Преступление признаётся совершённым группой лиц по предварительному сговору, если в нём участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления». Где в законе сказано, что группа должна состоять обязательно из соисполнителей (в отношении, разумеется, исследуемого вида соучастия)? Совместное совершение деяния означает лишь признак соучастия, который из общей нормы статьи 32 УК, перенесён в описание признака группы, образованной по предварительному соглашению. Совместно действует исполнитель и подстрекатель, ограничиваясь каждый лишь своей ролью. Если они действуют не совместно, тогда нет соучастия и группы, как его разновидности Авторы, исследующие вопросы группового совершения преступления и не желающие нарушать сложившийся правоприменительный стереотип по поводу квалификации групповых преступлений, пытаются преодолеть логические противоречия формулы, критикуемой нами, посредством искусственных схем, не имеющих, однако, единого онтологического фундамента. Авторы курса уголовного права МГУ пишут: «Группой лиц по предварительному сговору могут совершаться различные преступления. В некоторых случаях это обстоятельство прямо выделяется законодателем в качестве квалифицирующего (например, п. «ж» ч. 2 ст. 105…) и влечёт более суровое наказание. В других случаях это обстоятельство не рассматривается как квалифицирующее конкретное преступление. Поэтому здесь вполне возможно юридическое распределение ролей среди соучастников» 53 Курс уголовного права. В пяти томах. Т.1. Под ред. Н.Ф.Кузнецовой, И.М.Тяжковой. М, Зерцало-М, 2002, с.426.. Предусмотренность или не предусмотренность в норме Особенной части не может быть таковым единым основаниям, поскольку сама по себе предусмотренность во многом зависит от субъективных суждений законодателя. Суждение автора Курса уголовного права, как вариант доктринального толкования уголовного закона, может привести к парадоксальным ситуациям. Предположим, что признак «группа лиц по предварительному сговору» законодателем декриминализован. Получается такая картина: покуда этот признак существовал в качестве конститутивного или квалифицирующего признака состава, группой считалось только наличие соисполнителей. После его декриминализации в отношении того же самого преступления группа уже будет констатирована вне зависимости от строгого распределения ролей или наличия лишь соисполнителей. Подобного рода парадоксы вряд ли приемлемы в уголовном праве.

Наиболее убедительным, логически не противоречивым и основанным на законе нам представляется мнение Н.Г. Иванова: «Поскольку любое групповое образование есть разновидность соучастия, постольку преступление квалифицируется по признаку «группа лиц» вне зависимости от того, принимал соучастник непосредственное участие в легализации в качестве исполнителя или соисполнителя или ограничился лишь строго определённой ролью. Так, по п. «а» ч. 2 ст. 174 УК необходимо квалифицировать деяния подстрекателя даже в том случае, если субъект ничего иного, помимо подстрекательских к легализации действий, не совершал. Разумеется, в этом случае необходимо также подчеркнуть его роль в совершении преступления посредством ссылки на соответствующий пункт ст. ЗЗ УК» Иванов Н. Цит. Соч. с.54..

Итак, легализацию денежных средств или иного имущества следует считать групповым преступлением не только в ситуации соисполнительства, но и при распределении ролей, в результате которого соучастники строго ограничиваются выполнением лишь собственных функций.

Разделение крупной суммы денег, нуждающихся в легализации, на мелкие составляющие и проведение с ними необходимых для «отмывания» операций также не образует признака неоднократности, представляя собой совокупность необходимых для совершения одного преступления операций.

Признак «лица, использующие своё служебное положение для легализации», некоторые авторы предлагают понимать неоправданно узко. Так, в учебнике под редакцией А.И. Рарога, отмечается: «Под использованием своего служебного положения понимается легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретённых незаконным путём, совершённая должностным лицом органа государственной власти, государственным служащим или служащим органа местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, не являющейся государственным органом, органом местного самоуправления, государственным и муниципальным учреждением» Уголовное право России. Особенная часть. Учебник. Под ред. А.И. Рарога. М., ИМПЭ, 19%, с. 161.. Аналогичного мнения придерживаются и другие авторы См, например, Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации под ред. В.М.Лебедева. М, Юрайт, 2001; Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. Под ред.Б.Т. Разгилъдиева, А.Н.Красикова. Саратов, 1999, с.294.. Представляется, что подобное понимание использования служебного положения и сведение его только к управленческим функциям, смешивает два неоднозначных понятия - должное и служебное положение, а также неоправданно ограничивает реальные возможности субъекта, использующего свои полномочия по службе для легализации.

Служебное положение предполагает возможности, которыми субъект наделён по службе, для легализации преступно полученного имущества. Например, банковский служащий, не наделённый управленческими или другими должностными возможностями, также может быть признан субъектом, использующим своё служебное положение, если он действительно в состоянии предпринять меры для «отмывания» средств, полученных другим лицом в результате совершения преступления. Таким лицом может быть, например, рядовой кассир, который в состоянии провести финансовые операции и легализовать преступно полученные средства. В данной связи мы полагаем, что признак «использование служебного положения» предполагает наличие не только должностных или управленческих функций, но и любых иных возможностей, предоставленных субъекту в связи с выполнением им своих профессиональных обязанностей.

Особо квалифицирующим признаком закон (ч. З ст. 174 и 174-1 УК РФ) называет совершение преступления в составе организованной группы, параметры которой определены в п. З ст. 35 УК РФ. В данном случае наши рассуждения аналогичны резонам по поводу группы лиц, образованной по предварительному сговору: наличие организованной группы следует констатировать не только в случае соисполнительства, но и в случае строго распределения ролей среди участников группового образования.

Рассматривая квалифицирующие признаки преступления статьи 174 и 174-1 УК РФ, которые относятся к групповому совершению деяния, невольно возникает вопрос: почему законодатель решил избежать включения в качестве особо квалифицирующего признака совершение деяния преступной организацией? Ведь хорошо известна прибыльность легализации. Известно также то обстоятельство, что такого рода бизнесом занимаются солидные групповые образования и, в частности, преступные организации.

Может быть законодатель посчитал излишним включать признак «совершение преступления в составе преступной организации» по той причине, что само создание такой организации довольно строго карается законом (ст. 210 УК РФ) Нелишне заметить, что законодатель практически во всех случаях конструирования особо квалифицирующих обстоятельств в виде группового совершения преступления не счел возможным включить в качестве особо квалифицирующего обстоятельства совершение деяния преступной организацией, что представляется довольно странным.

. Но вряд ли такой довод может быть признан достаточным аргументом при разрешении наших недоумений.

Преступная организация, как наиболее одиозное и опасное криминальное формирование, способна так тщательно скрывать совершаемые преступления, что их раскрытие становится довольно затруднительным, хотя гипотетически возможным (учитывая криминальную ситуацию современной России). Особая сложность раскрытия преступлений, совершённых в составе такого группового объединения требует непременной законодательной оценки данного факта. Такое решение тем более логично, поскольку законодатель резонно выделил все другие групповые образования в качестве квалифицирующих или особо квалифицирующих обстоятельств. Почему же родилась фобия относительно преступной организации, в составе которой легализация также вполне возможна и реальна?

При квалификации деяния, предусмотренного статьёй 174, а также 174-1 УК РФ возникает довольно парадоксальная, на наш взгляд, картина. Деяния, совершённые в составе группы по предварительному сговору, квалифицируются по ч. 2 соответствующих статей, а в составе организованной группы - по ч.З. однако если преступление совершено в составе преступной организации, тогда деяние для всех соучастников будет квалифицировано по ч. 1 статей 174 или 174-1 УК и, разумеется, по ст. 210 как за организацию преступного сообщества. Квалификация по статье 210 в данном случае уместна. Она подчёркивает особую опасность преступной организации по сравнению с другими разновидностями соучастия. Но ведь вполне естественна и оценка деяния в качестве особо квалифицированного вида легализации, поскольку она совершена фактически в группе.

В современной законодательной конструкции квалифицирующих признаков легализации допущена, как представляется, непоследовательности, которая сродни с техническими огрехами. Логические рассуждения по данному вопросу строятся так. Если законодатель посчитал необходимым выделить групповое совершение преступления в качестве квалифицирующего обстоятельства, а преступная организация также является групповым образованием, то преступная организация точно также как и иные криминальные формирования, должна поучить соответствующую оценку. Следуя предложенным нами логическим построениям полагаем необходимым включить признак «совершение деяния в составе преступного объединения (преступной организации)» в часть 3 ст. 174 УК РФ (и соответственно, в ч. З ст. 174-1 УК).

Полагаем вместе с тем нецелесообразным наделять преступную организацию особым квалифицирующим обстоятельством, поместив данный признак в части 4 соответствующих норм. Нецелесообразность такого законодательного построения обусловлена двумя причина. Во-первых, максимальный срок наказания, установленной в ч.З соответствующих норм, позволяет в достаточной мере оценит особую опасность совершения деяния в составе столь одиозного криминального формирования. Можно дать разъяснения в постановлении Пленума Верховного Суда РФ примерно такого содержания: «Совершение легализации в составе преступного объединения (преступной организации) должно влечь за собой применение максимального наказания, предусмотренного соответствующей нормой». Таким образом суды изначально будут ориентированы на максимальную оценку преступления, совершённого в составе преступной организации.

Во-вторых, совершение преступления в составе преступной организации требует непременной квалификации деяния по совокупности со статьёй 210 УК РФ, санкция которой также предусматривает довольно суровое наказание. Если выделить в статьях 174 и 174-1 УК РФ часть четвёртую, санкция которой естественно потребует более сурового наказания, чем санкция части третьей, тогда возникнет избыток «жестокости», окажется избыточная репрессивность, что вряд соответствует целям наказания, предусмотренным в уголовном законе. Поэтому целесообразно, на наш взгляд, ограничить сферу квалификации легализации, совершённой в составе преступной организации, частью третьей соответствующих статей. Таким образом часть третья статей 174 и 174-1 УК РФ будет выглядеть так: «Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершённые организованной группой или преступным объединением (преступной организацией)…»

В связи со спецификой квалификации легализации по признаку совершения деяния в составе группового образования и новеллами УК, посвящёнными новому групповому образованию в виде экстремистского сообщества, которое отличает от других криминальных формирований лишь мотивы (ст. ст. 282-1 и 282-2 УК РФ), непременно возникнет в процессе квалификации парадокс, порождённый не совсем продуманными действиями законодателя, искусственно создающего всё новые групповые образования, каждое из которых нуждается в собственных отличительных чертах, позволяющих отграничить его от иных смежных криминальных групп.

Экстремистское сообщество, как мы уже отмечали, отличается от других криминальных объединений, предусмотренных в УК, лишь мотивами. По существу такое сообщество сродни преступной организации. Поэтому, если преступная организация, которая замышляла совершение общеуголовных (а не экстремистской направленности) преступлений, вдруг поставила целью совершение наряду с другими и преступлений экстремистской направленности, тогда она может автоматически превратиться в экстремистское сообщество, не теряя, однако, статуса преступной организации. Такой довольно странный дуализм тем не менее законодательно обоснован. Преступная организация, планирующая совершение общеуголовных преступлений, не может потерять свой статус и параметры, установленные в ст. 35 УК РФ. Но такое криминальное формирование превращается одновременно и в экстремистское сообщество, поскольку соответствует параметрам, установленным в ст. 282-1 УК РФ. Получается, что в ситуации, нами описанной, группа является одновременно и преступной организацией и экстремистским сообществом. Но если такое сообщество имеет планы легализации средств, полученных в результате экстремистской деятельности, для дальнейшего её эффективного продолжения, то какой групповой признак следует вменять такому объединению? Вопрос может быть разрешён в определённой мере просто, если экстремистское сообщество выступает в дуалистическом виде - одновременно преступная организация и сообщество. Ну а если объединение соединяет в себе черты только экстремистского сообщества, параметры которого не содержатся в общеобязательной для всех разновидностей соучастия норме ст. 35 УК РФ? В ситуации такого рода правоприменитель вынужден будет квалифицировать легализацию только по ч. 1 соответствующей статьи, несмотря на фактически групповое совершение преступления.

Рекомендации по совершенствованию законодательства в данной связи могут касаться только одного: необходимо разобраться в вопросах групповых разновидностей криминальной деятельности на законодательном уровне, о чём много раз говорили исследователи, и не плодить излишних преступных формирований, которые нуждаются, во-первых, в чётких законодательных критериях и, во-вторых, в демаркационной линии, позволяющей различать между собой имеющиеся преступные формирования. Конкретный выход из ситуации нам представляется в исключении из УК статей 282-1 и 282-2 и дополнении Кодекса статьёй 210-1 с названием «Организация преступного сообщества (преступной организации) экстремистской направленности» с соответствующей корректировкой диспозитивной части норм. В такой законодательной ситуации преступная организация останется прежнем формированием за исключением мотивировочной части, что даст возможность использовать общие параметры соответствующего объединения, установленные законодателем в ст. 35 У К.

Кроме того, предлагаемое решение, наряду с нашими предложениями по поводу выделения преступной организации в качестве особо квалифицирующего обстоятельства легализации, позволит достаточно чётко ориентироваться в процессе квалификации легализации, совершённой в составе конкретно определённого криминального формирования.

Ещё один немаловажный вопрос, касающийся квалификации легализации, совершённой в составе той или иной группы. Вопрос касается возможностей квалификации в случае, если в рамках конкретного группового образования одни лица совершают преступление и самостоятельно отмывают добытое имущество, а другим лицам, которые не участвовали в совершении преступления, часть имущества передаётся для последующей легализации. Подчеркнём: все такие манипуляции проходят в рамках единого группового образования, о чём и существует взаимная договорённость среди членов последнего.

В случаях подобного рода квалификация осложнена тем, что разные деяния совершаются в составе одного группового объединения. Но именно этим квалификация одновременно и облегчена, так как ответственность может наступать только в случае наличия в действиях лица состава преступления. Таким образом легализация имущества, приобретённого другими лицами в результате совершения преступления субъектом, хотя и входящим в преступное формирования вместе с фигурами, к нему обратившимися для легализации, но в преступлении участия не принимавшим, следует квалифицировать лишь по ст. 174 УК РФ причём по ч. 1 данной статьи, если, разумеется, он проделывал все операции один. Несмотря на то, что все соучастники объединены в одну группу и строго распределили роли, согласно которым одни соучастники совершают преступление и полученное таким образом имущество легализуют сами, а другие соучастники принимают часть имущества и легализуют его, не принимая участия в иных преступлениях, действия лица в описанной нами ситуации следует квалифицировать лишь по ч. 1 ст. 174 УК, что обусловлено законодательными построениями.

В части 3 ст. 174 УК РФ сказано: «Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи…». А таковым деянием является только легализация имущества, приобретённого другими лицами преступным путём. Однако факт группового деяния будет вменён субъекту относительно того преступления, о совершении которого он знал как член группы, выступая в данном случае как пособник. Например, соучастники договорились, что совершат кражу чужого имущества, при этом часть средств легализуют соисполнители кражи, а часть передадут другому соучастнику, которого к краже привлекать не станут, но используют в качестве пособника.

Если в ситуации подобного рода пособников окажется несколько, тогда деяние, в зависимости от статуса группы, должно квалифицироваться по части 2 или 3 соответствующей нормы, устанавливающей ответственность за легализацию.

То же самое касается статьи 174-1 УК: лица, фактически легализующие имущество, полученное в результате совершения ими преступления, должны быть привлечены к ответственности в зависимости от наличия или отсутствия группы по соответствующей части ст. 174-1 УК РФ. Однако в данной ситуации возникает определённая трудность, которая касается квалификации преступления, в результате которого получены средства, нуждающиеся в легализации. Трудность, о которой мы считаем необходимым упомянуть, касается принятой практики квалификации деяния как группового лишь в случае соисполнительства. Может, однако, возникнуть такая ситуация: двое лиц договорились о том, что один из них совершает преступление и полученные средства делит пополам для последующей легализации. Часть имущества легализует субъект, непосредственно совершивший преступление, а часть субъект, не принимавший участие в его совершении, ограничившись лишь ролью пособника. В ситуации такого рода также, несмотря на правоприменительную практику, присутствует группа лиц и деяние должно квалифицироваться по соответствующему групповому признаку в отношении преступления, в результате которого получены средства для легализации. Что касается самой легализации, то в ситуации такого рода каждому будет вменена часть первая нормы, предусматривающей состав соответствующего преступления. Так субъект, совершивший преступление и легализовавший в дальнейшем самостоятельно полученное имущество, должен быть привлечён к ответственности по статье 174-1 УК РФ, а фактический пособник преступления, в результате которого получены необходимые для легализации средства и легализовавший их - по ч. 1 ст174 УК.

Квалификация группового совершения легализации отягчена ещё одним обстоятельством, которое касается конструкции объективной стороны составов преступлений статей 174 и 174-1 УК РФ. Как мы уже подчёркивали, объективная сторона легализации имущества, приобретённого лицом в результате совершения им преступления более обширна и объёмна, чем объективная сторона легализации имущества, приобретённого другими лицами преступным путём. Объёмность объективной стороны преступления статьи 174-1 УК получается за счёт включения в состав её признаков использование соответствующего имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности. Такой признак отсутствует в описании объективной стороны преступления статьи 174 УК. На практике вполне возможна ситуация, которая, несмотря на фактическое совершение деяния в составе группы, не позволит квалифицировать преступление как групповое. Например, двое лиц договорились между собой, что один из них совершит грабёж, а другой полученные в результате грабежа средства легализует. Причём легализация должна состоять в использовании полученного имущества в предпринимательской деятельности. Поскольку статья 174 УК лишена признака «использование полученных средств или иного имущества в предпринимательской или иной экономической деятельности», постольку действия субъекта, не принимавшего участия в грабеже, не могут квалифицироваться по ст. 174 вообще. Он будет нести ответственность лишь как пособник грабежа. Однако не следует забывать о бытии статьи 175 УК РФ, предусматривающей ответственность за приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путём.

В определённой ситуации, как, например, описанной нами, статья 175 УК приобретает статус нормы общего характера по отношению к нормам, посвящённым легализации, которые выступают применительно к ст. 175 как нормы специальные. Субъект фактически приобрёл имущество, заведомо для него полученное преступным путём. Остаётся лишь уточнить «момент соучастия». Если, как в нашем примере, субъект заранее обещал отмывать полученное имущество, вложив его в предпринимательскую деятельность, тогда статья 175 исключена, поскольку норма статьи предполагает не соучастие, а прикосновенность.

В ситуации соучастия субъект может быть привлечён к ответственности лишь по ст. 316 УК и то лишь в случае укрывательства особо тяжкого преступления.

Ответственность по ст. 175 УК возможна лишь в случае заранее не обещанного приобретения заведомо полученного преступным путём имущества, в частности, в целях его легализации посредством использования в предпринимательской деятельности. Но в таком случае исключено соучастие и каждый будет нести ответственность за индивидуальную вину.

В отношении преступления, ответственность за совершение которого предусмотрена статьёй 174 УК РФ, уместно, как представляется, поднять вопрос о возможности включения поощрительной или, как именует такие нормы Х.Д. Аликперов, компромиссной нормы. Как известно, нормы такого рода оказывают весьма существенное влияние на процесс расследования и раскрытия преступлений. Они носят некий оттенок психологического принуждения, причём принуждения, сулящего выгоды.

Сущность поощрительных норм заключена в библейском тезисе о заблудшей овце. Пастырь подаёт руку овце, которая отбилась от стада и оказалась на грани гибели. Жалкое блеяние её, свидетельствующее о раскаянии, побудило пастыря спасти заблудшую овцу, подать ей руку помощи. То же самое делают и поощрительные нормы, которых в Особенной части УК достаточно много. Например, норма статьи 291 УК (Дача взятки) предоставляет возможность фактически преступнику избежать уголовной ответственности, если он, в частности, своим позитивным поведением проявит во вне своё добровольное и при этом деятельное раскаяние. Нормы такого рода дают возможность лицу, которое в состоянии исправиться без назначения наказания и прочих судебных процедур избежать ответственности и пользоваться всеми благами свободы с сохранением за ним статуса несудимого. Они необходимы для того, чтобы субъект, для которого преступление не является насущным стимулом существования, мог воспользоваться предоставленными законодателем возможностями и, оказав помощь правоприменителю, получить заслуженное «прощение» со стороны государства.

Мы совершенно солидарны с Х.Д. Аликперовым и С.С. Алексеевым в том, что «поощрительные нормы уголовного права отличаются от других норм данной отрасли тем, что они одобряют, стимулируют социально полезное поведение лиц, совершивших преступление путём смягчения им уголовно правового обременения» Аликперов Х.Д. Преступность и компромисс. Баку-Элм, 1992, с.49.. Их специфика состоит в том, что они «определяют юридически не обязательное, но социально желательное поведение, порождающее обязанность или право соответствующих органов применить поощрительную акцию» Алексеев С.С. Общая теория права. М., 1982, с.80.

.

Нормы поощрительного характера как важный стимул, способствующий максимально полному достижению целей ресоциализации и действенно влияющие на сложный процесс раскрытия преступлений, нашли широкое применение в целом ряде зарубежных уголовных кодексов. УК ФРГ, Австрии, Голландии, а также кодексы стран так называемого ближнего зарубежья с успехом пользуются «услугами» поощрительных норм. Для нашего исследования представляет особый интерес опыт Беларуси, которая закрепила поощрительную норму применительно к легализации преступно полученного имущества. Примечание 2 к ст. 235 УК Беларуси гласит: «Лицо, участвовавшее в легализации денежных средств или имущества, приобретённых преступным путём, освобождается от уголовной ответственности за эти действия, если оно добровольно заявило о содеянном и способствовало раскрытию преступления».

Любая компромиссная норма является разновидностью норм о деятельном раскаянии. Вместе с тем общее нормативное положение о деятельном раскаянии содержится в Общей части УК.

В целях эффективного правоприменения полагаем действенным с практической точки зрения предусмотреть примечание о деятельном раскаянии к статье 174 УК РФ.

Практическая действенность предлагаемой новеллы заключается в тех потенциальных возможностях, которыми обладают все нормы компромиссного или поощрительного свойства, о чём уже было сказано выше.

Полагая практически целесообразным предусмотреть примечание компромиссного характера к ст. 174 УК РФ мы полагаем вместе с тем, что такого рода норма должна содержать прежде всего все те признаки, которые рекомендует норма общего характера, т.е. ст. 75 Общей части УК РФ. Логически неверно и методологически ошибочно наделять нормы Общей части Уголовного закона свойством общих положений и в то же самое время игнорировать общие установки в процессе конкретного нормоприменения и даже описания диспозитивной части Особенной части УК. В данном контексте считаем необходимым предусмотреть примечание к статье 174 УК РФ, которое будет выглядеть следующим образом: «Примечание. Лицо, участвующее в легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретённых другими лицами преступным путём, освобождается от уголовной ответственности за эти действия, если оно добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию преступления и, в случае фактического причинения ущерба, возместило ущерб».

В конструкции примечания мы намеренно использовали вариант Белорусского УК освобождения лица, участвующего в легализации. Можно было бы предложить иной вариант: освобождение лица, легализующего…. Но в данном случае мы имели ввиду, что в легализации могут принимать участие несколько человек. Легализация может быть совершена в составе группы лиц.

Отдельные соучастники при этом могут раскаяться, а, следовательно, норма о деятельном раскаянии может быть применена только в отношении данных фигур. В таком контексте конструкция предлагаемой новеллы представляется теоретически вполне корректной.

Мы полагаем целесообразным предусмотреть примечание компромиссного характера в отношении легализации только применительно к ст. 174 УК РФ, а статью 174-1 УК оставляем без либеральных вариантов компромиссного характера.

Такой вариант представляется обоснованным главным образом тем обстоятельством, что легализация имущества, приобретённого лицом в результате совершения им преступления, имманентно другое преступление, в результате совершения которого субъект приобретает соответствующее имущество.

Таким образом освобождение от уголовной ответственности в данном случае просто немыслимо. А что касается варианта компромиссного примечания в виде такой конструкции: «…если в деянии не содержится признаков другого преступления», то в данном контексте он звучит лишь забавно и не более того, учитывая имманентность другого преступного деяния.

В 2003 году органами внутренних дел Сибирского федерального округа выявлено 61 преступление, предусмотренное ст. ст. 174 и 174-1 УК РФ, что на 38,8% меньше, чем за аналогичный период прошлого года (по России снижение на 57,4%). Из них, совершенных в крупном или особо крупном размерах, либо причинивших крупный ущерб - 56 (АППГ 133). Выявлено 61 преступление, совершенное организованными преступными группами, что на 15% больше, чем за АППГ. Материальный ущерб по данным преступлениям составил 29 млн. 278 тыс. рублей (в 2002 г. - 69 375 тыс. рублей). Наложен арест на имущество и изъято предметов, имеющих отношение к преступной деятельности, на сумму 104 млн. 094 тыс. рублей (АППГ - 75 млн. 763 тыс. рублей). Окончены расследованием, либо разрешены в отчетном периоде уголовные дела по 98 преступлениям (АППГ -108). За это же время в суд направлено 73 уголовных дела по данным преступлениям (в 2002 году - 70).

Наилучшие показатели по борьбе с легализацией доходов, полученных преступным путем, по округу имеют УВД Омской области - выявлено 22 преступления, УВД Читинской области - 10 и ГУВД Кемеровской области - 7 преступлений.

Наибольшие суммы выявленного материального ущерба по возбужденным уголовным делам в ГУВД Кемеровской области - 5 миллионов 929 тыс. рублей, УВД Омской области - 4 миллиона 918 тыс. рублей.

В некоторых органах внутренних дел значительно снижены показатели по пресечению преступлений, связанных с легализацией (отмыванием) денежных средств и иного имущества, приобретенного преступным путем:

в УВД Омской области на 29% снизилось количество выявленных преступлений по ст. 174, 174.1 УК РФ (2003 г. - 22, 2002 г. - 31);

в УВД Читинской области при увеличении на 100% по сравнению с прошлым годом количества преступлений, уголовные дела о которых направлены в суд (2003 г. - 48, 2002 г. - 0), с 94 до 10 снижено количество выявленных преступлений.

Вообще отсутствуют показатели по пресечению преступлений, связанных с легализацией (отмыванием) денежных средств и иного имущества, приобретенного преступным путем, в МВД Республик: Алтай, Тыва, УВД: Эвенкийского, Агинского-Бурятского и Усть-Ордынского Бурятского АО.

Таким образом, как показывает настоящий анализ, работа органов внутренних дел субъектов федерации Сибирского федерального округа по противодействию легализации доходов, полученных преступным путем, в настоящее время не в полной мере соответствует складывающейся криминогенной обстановке.

Основными причинами низкой эффективности деятельности органов внутренних дел Сибирского федерального округа в данном направлении являются:

проведение оперативными службами органов внутренних не на должном уровне опережающей работы, которая бы способствовала предотвращению незаконной деятельности фирм-однодневок, через чьи счета отмываются похищенные денежные средства. В результате возбужденные по таким фактам уголовные дела не раскрываются, а предварительное расследование приостанавливается в связи «с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого»;

отсутствие качественного негласного аппарата, способного освещать процессы по отмыванию денежных средств. Среди источников конфиденциальной информации мало работников кредитно-финансовой системы, с которой начинается первый этап по «отмыванию» денежных средств;

неиспользование органами внутренних дел возможностей Комитета по финансовому мониторингу России, так из органов внутренних дел в течение 2003 года направлено в Управление КФМ России по СФО всего 4 запроса (ОМПСЭ ОРБ по ЭНП).

Одним из главных направлений по усилению борьбы с легализацией доходов, полученных преступным путем, является активизация взаимодействия с территориальными органами Комитета по финансовому мониторингу.

В целях укрепления взаимодействия с Комитетом по финансовому мониторингу России руководством Главного управления МВД России по СФО проведены рабочие встречи с руководителями Управления КФМ по СФО, в результате которых 25 апреля 2003 года достигнуто соглашение, предметом которого является определение порядка взаимодействия сторон в сфере противодействия легализации (отмыванию) доходов полученных преступным путем, и финансированию терроризма, а также организация информационного взаимодействия.

Основными задачами данного взаимодействия является:

организация проверки информации и выявление операций (сделок), имеющих признаки связи с легализацией (отмыванием) доходов, полученных преступным путем, на основании соответствующих запросов;

выявление и пресечение нарушений законодательства о противодействии легализации (отмывание доходов, полученных преступным путем, и финансирование терроризма).

Анализ проводимой совместной с КФМ работы по борьбе с легализацией показывает, что органы внутренних дел не в полном объеме используют имеющиеся возможности КФМ России, который, обладая доступом к банковской тайне, выступает в качестве фильтра по отсеиванию второстепенной информации. Получая ежедневно до 3,5 тысяч информационных сообщений, Комитет отбирает только те из них, которые являются подозрительными на предмет их законности. Имеются возможности по осуществлению «контрольного учета» всех финансовых операций, совершаемых лицами, в отношении которых возбуждено уголовное дело. Высококлассных специалистов Управления КФМ по Сибирскому федеральному округу можно привлекать в качестве экспертов на предмет легальности совершения тех или иных финансовых операций.

В целях улучшения взаимодействия с Комитетом по финансовому мониторингу в органы внутренних дел субъектов федерации Сибирского федерального округа разработаны и направлены методические рекомендации по основам совместной работы.

Одно из последних расследованных дел по данной теме в Сибирском Федеральном Округе направлено в суд 15 мая 2004 г.

Заключение

Преступность - явление, имманентное для любого общества, на каком бы этапе развития оно не находилось. Причины её возникновения едины - образование государственных структур, а вот детерминанты развития и совершенствования различны применительно к различной ментальности практически каждого государственного образования. Для России, как представляется автору, помимо прочих детерминирующих влияний наиболее характерным является эффект вассалитета, который достаточно подробно разработан в тексте главы первой и который оказывает значительное влияние на рост преступности в целом, и на рост наиболее опасной её составляющей - преступности с организационными началами.

В рамках преступности существуют явления, одиозность которых представляется столь значимой в смысле общественной опасности, что государства порой тщетно изыскивают средства для уменьшения её масштабов. Организованная преступность как раз из такого ряда.

Таким образом очевидно, что в данной части конструкция объективной стороны преступлений нуждается прямо скажем в немедленной новеллизации. Причём промедление «смерти подобно». Чем далее законодатель будет бездействовать, отказываясь разрешить вопрос о легализации с позиций законности, справедливости и научно-практической целесообразности, тем более в стране будет развиваться незаконный бизнес, связанный с легализацией имущества, полученного в результате совершения преступления и тем более привлекательной станет сама легализация, подпитывающая организованную преступность практически во всех её проявлениях.

Непоследовательность законодателя, как представляется, выражается также в определении стоимостного критерия, при наличии которого деяние превращается в преступление. Таковым критерием в законе назван крупный размер совершения сделок, который соответствует сумме, превышающей две тысячи минимальных размеров оплаты труда. Однако, стоимостной, критерий относится только и исключительно к совершению финансовых операций и других сделок и никакого касательства не имеет к операциям в виде использования полученного имущества для предпринимательской или иной экономической деятельности. Представляется такое решение законодателя неверным.

В сущности определение стоимостного критерия, наличие которого идентифицирует совершённое деяние с преступлением, вполне целесообразно и логично с точки зрения криминализации деяния. Стигма «преступник» должна соответствовать не только характеру, но и может быть главным образом степени опасности совершённого преступления. Поэтому легализация имущества на незначительную сумму вряд ли нуждается в уголовно правовом регулировании. Вместе с тем стоимостной критерий как один из определителей преступления должен, как представляется, касаться всех признаков единого состава преступления. В противном случае, во-первых, нарушается логическая последовательность изложения правового материала в рамках одной нормы; во-вторых, подчёркивается принципиальная разница между кримиобразующими признаками. В таком случае целесообразнее создать новую норму и отдельно криминализовать легализацию посредством владения преступно добытого имущества в предпринимательскую или иную экономическую деятельность. Такое решение также страдает определённой непоследовательностью, так как речь всё же идёт о легализации как едином преступлении, в связи с чем оно должно быть насыщено едиными для него признаками и определениями. Хотя в принципе такое решение всё же можно рассматривать как приемлемое, мы полагаем, что подобного рода рекомендации вряд ли устроят практику и будут сочтены научно некорректными доктриной.

Поэтому полагаем более целесообразным предусмотреть в соответствующих нормах единый знаменатель в контексте стоимостного критерия как одного из определителей наличия состава преступления для всех признаков объективной стороны деяний.

Преступления, предусмотренные статьями 174 и 174-1 УК РФ относятся к числу формальных составов преступлений. Однако момент окончания преступных деяний в части совершения сделок, в том числе и финансовых операций, для правоприменения недостаточно ясен. С какого момента деяние должно считаться оконченным преступлением: с момента начала совершения сделки или с момента её окончания; с какого момента вообще начинается процедура совершения сделки? Поставленные вопросы вовсе не носят характер бесполезных софизмов. Ответ на них позволит квалифицировать деяние в конкретном случае либо как оконченное преступление, либо как покушение со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями.

То же самое касается осуществления предпринимательской деятельности. По существу, такое осуществление начинается с момента регистрации субъекта в качестве предпринимателя. Ведь в законе речь идёт об осуществлении предпринимательской деятельности, т.е. о таком её этапе, когда она начинает только формироваться, а тем самым и осуществляться, а вовсе не о непосредственном ведении бизнеса. Таким образом вполне резонно прийти к выводу, что началом осуществления предпринимательской деятельности, а, следовательно, моментом окончания преступного деяния должен считаться момент регистрации субъекта в качестве предпринимателя.

Вопросы субъективной стороны рассматриваемых составов, которые также нуждаются в анализе, критике и определённой новеллизации, получили развитие и, как представляется, определённое разрешения в процессе нашего исследования.

Весьма важными вопросами, которые практически никогда и нигде не рассматривались, стали вопросы отграничения преступлений в виде легализации преступно полученного имущества от смежных составов. В процессе рассмотрения данного вопроса выяснились весьма интересные обстоятельства, которые имеют отношения не только к легализации непосредственно, но и к конструкции составов преступлений, конкурирующих с легализацией. Соответствующие особенности нашли отражения в логических операциях, предпринятых автором с целью, во-первых, отразить истинную природу рассматриваемых норм и показать их онтологическую сущность и, во-вторых, предложить наиболее правильный вариант квалификации в случае конкуренции смежных составов.