Первичные местоимения и их производные в пермских языках

Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

Автореферат диссертации

на соискание ученой степени доктора филологических наук

Первичные местоимения и их производные в пермских языках

Федюнева Галина Валерьяновна

Специальность 10. 02. 02 - языки народов Российской Федерации (финно-угорские и самодийские языки)

Саранск 2009

Работа выполнена в ГУ «Институт языка, литературы и истории» Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Тараканов Иван Васильевич,

доктор филологических наук, профессор Цыганкин Дмитрий Васильевич,

доктор филологических наук, профессор Лудыкова Валентина Матвеевна.

Ведущая организация - ГУ «Институт языка, литературы и истории» Карельского научного центра Российской академии наук.

Защита состоится «15» мая 2009 г. в 10 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.117.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУВПО «Мордовский государственный университет» по адресу: 430005, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, корп. № 10, ауд. 403.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарева.

Автореферат разослан: 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук А.М. Гребнева.

Общая характеристика работы

Реферируемая работа является первым опытом обобщающего сравнительно-исторического изучения системы пермских местоимений, сформировавшихся в коми и удмуртском языках после распада финно-пермского языка-основы. Рассматриваются наиболее древние разряды местоимений: личные, указательные и вопросительные, имеющие корни финно-угорского (уральского) происхождения, предлагается реконструкция общепермских архетипов, прослеживается их эволюция, выявляются системные исторические закономерности, приведшие к инновационным изменениям.

Актуальность темы исследования. Пермские местоимения как древнейший пласт лексики представляют несомненный интерес для сравнительно-исторических и типологических исследований, однако степень их изученности остается недостаточной. Многие вопросы исторического словоизменения и деривации, диалектного варьирования и дистрибуции разработаны крайне слабо или не имеют однозначной интерпретации. Это отрицательно сказывается на надежности реконструкций, адекватном освещении праязыковых процессов и, в конечном счете, на дальнейшем изучении вопросов исторической грамматики пермских языков и финно-угроведения в целом.

Пермский местоименный дейксис, формировавшийся в русле общих тенденций развития финно-угорских языков, имеет свои особенности. Их выявление и системное описание с широким привлечением диалектного материала послужит импульсом для новых исследований в области истории пермских языков.

Актуальность исследования выходит за рамки языкознания, поскольку полученные результаты могут быть использованы для решения проблем этногенеза и этнической истории пермских народов, истории заселения северных территорий. Привлечение нового материала, его всестороннее описание и интерпретация позволят выйти на новый уровень обобщений, внести коррективы в устоявшиеся теории, наметить новые направления в изучении пермских (финно-угорских) языков.

Цели и задачи исследования. Цель данного исследования - всестороннее описание первичных местоимений и их производных в коми и удмуртском языках в синхронном, диахронном и сравнительно-сопоставительном аспектах. Основной задачей является системный структурно-семантический и этимологический анализ: 1) личных местоимений, восходящих к финно-угорским (уральским) дейктическим основам *mз-,*tз ,*sз-,*nз-; 2) указательных местоимений и их производных, восходящих к уральским основам *tз-, *sз-, *nз-; 3) вопросительных местоимений и их производных, являющихся рефлексами уральских дейктических корней *kз-, *kз- и *mз-. Решение этой задачи предполагает сбор и систематизацию сведений о происхождении и эволюции пермских местоимений, их числовых и падежных форм, типов и способов словообразования; анализ и описание общих закономерностей и особенностей развития местоименных систем в коми и удмуртском языках; реконструкцию общепермских архетипов; выяснение роли внутренних закономерностей и языковых контактов в инновационном развитии пермских языков. В ходе исследования решается также практическая задача систематизации корпуса местоименных форм пермских диалектов.

Методы и подходы исследования. Всестороннее освещение разрядов первичных местоимений предполагает комплексное использование сравнительно-исторического, синхронно-типологического и контрастивно-сопоставительного методов. Это диктуется сущностью дейктических слов, занимающих особое положение в языковой системе как по своим семасиологическим характеристикам и функциям, так и по происхождению. Класс местоимений в данном исследовании рассматривается как универсальная языковая категория, представляющая собой закрытую микросистему с внутренним источником саморазвития, огромную роль в которой играют глобальные языковые смыслы и их оппозиции, а также формальная вариативность и аналогия.

Методологической основой реферируемой работы послужили труды по общей теории местоименного дейксиса: K. Brugmann (1904), А.Н. Савченко (1962), Е.А. Вольф (1974), В.В. Виноградов (1972), М.И. Откупщикова (1984), О.Н. Селиверстова (1988), О.П. Ермакова (1989), Н.Д. Шведова (1995, 1998), К. Бюлер (2000), Е.В. Падучева (2002) и др., а также работы отечественных и зарубежных лингвистов по истории и грамматике финно-угорских (уральских) языков: Б.А. Серебренников (1963, 1967,1975), Д.В. Бубрих (1949, 1953, 1955), В.И. Лыткин (1952, 1963, 1964, 1977), И.С. Галкин (1964), Д.В. Цыганкин (1975, 1985), Л. Хакулинен (1953), А.-Р. Хаузенберг (1987, 2001), J. Budenz (1884), H. Ojansuu (1922), T. Lehtisalo (1936), Y. Wichmann (1924), T. Uotila (1933, 1936), P. Ravila (1950), M. Kцvesi (1965), E. Vйrtes (1967), R. Baker (1985), P. Hajdъ (1990), A.-R. Hausenberg (1983, 1985, 1995), G. Bereczki (1992), L. Honti (1991, 1997), K. Rйdei (UEW, 1998), R. Bartens (2000), S. Csъcs (2005) и др. В диссертации использованы многие теоретические положения, нашедшие отражение в обобщающих работах специалистов по пермским языкам и их диалектам: В.К. Кельмаков (1998, 1990, 1993, 2004, 2003, 2005), И.В. Тараканов (1993, 1990, 2003), Р.Ш. Насибуллин (1978), Т.И. Тепляшина (1970а, 1970), Р. М. Баталова (1975, 1982, 1987, 1998), В.А. Сорвачева (1950, 1952, 1970, 1972), В.А. Ляшев В.А. (1985, 1980, 1987), А.И. Туркин (1985, 1994), Г.А. Некрасова (2000, 2002) и др. Особенно значимый вклад в теорию и методологию изучения местоимений в языках разных систем, в том числе финно-угорских, внесла К.Е. Майтинская (1962, 1964, 1966, 1967, 1969, 1974, 1979, 1982, 1987, 1989 и др.). Ее работы определили основные концептуальные подходы автора к исследуемой проблеме.

Материал по финно-угорским местоимениям извлечен из опубликованных двуязычных словарей, нормативных и исторических грамматик, грамматических справочников и др. источников. Данные пермских языков взяты из современных словарей коми и удмуртского языков (КРС, РКС, КРК, РКК, КПРС, УРС, РУС, ССКЗД), монографий по диалектам коми языка (ВВД, ВД, ВСД, ИД, ЛЛД, НВД, ПД, СД, ССД, УД, КЯ), научных грамматик пермских языков (СКЯ, ГСУЯ, СКПЯ), опубликованных текстов - образцов коми и удмуртской речи (ОКЗР, ОУР, КПГ, ДХ), материалов коми диалектологических экспедиций последних лет (ПМ 2003, 2004, 2006). Привлекался также материал известных лексикографических работ: F. Wiedemann (1880), Y.Wichmann (1942), D. Fokos-Fuchs (1959), монографий по диалектам коми-пермяцкого (Баталова 1975) и удмуртского (Кельмаков 1998, 2003, 2004) языков, коми-язьвинского (Лыткин 1961) и бесермянского (Тепляшина 1970) наречий.

В качестве основных этимологических источников были использованы: Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка, М. 1970; Ф.И. Гордеев. Этимологический словарь марийского языка. Йошкар-Ола, 1979; В.Г. Егоров. Этимологический словарь чувашского языка. Чебоксары, 1964; K. Rйdei.Uralisches etymologisches Wцrterbuch. I-III. Budapest, 1988; Y.H. Toivonen. Suomen kielen etymologinen sanakirja. I-VI. Helsinki, 1983-1987; Gy. Lakу. A magyar szуkйszlet finnugor elemei. Etimolуgiai szуtбr. III. Budapest, 1978 и др.

Научная новизна. В реферируемом диссертационном исследовании впервые проведена полная научная инвентаризация местоимений и местоименных слов в пермских языках и их диалектах, выявлены общие закономерности их формирования, уточнены многие этимологии, описаны инновационные явления. Пермские местоимения впервые получили всестороннее системное описание с учетом материала других финно-угорских языков. Кратко научная новизна состоит в следующем:

1) При описании личных местоимений автором предложена: а) новая версия образования форм аккузатива, генитива и датива местоимений 1-го и 2-го лица ед.ч.; б) новая версия образования парадигмы склонения местоимений 1-го и 2-го лица мн.ч. и авторская этимология генитива mijan «наш», tijan «ваш» в коми языке; в) впервые описаны процессы формирования местоимения 3-го лица в коми языке, приведшие к инновационным структурным преобразованиям (к. sijц, najц ~ удм. so, soos).

2) В результате анализа указательных местоимений доказано, что: а) общими элементами коми и удмуртского языков являются t-овые (ta-, tI -, tu-) и s-овая (к. se -~ удм. so-) основы; б) производные демонстративы также относятся к общепермскому наследию; в) номинативные формы коми языка tаja, tajE «этот», sija, sijE «тот» являются результатом позднего отдельного развития. Впервые описаны дивергентные процессы в системе пермских демонстративов: утрата анлаутного s- в удмуртском языке, фонетические преобразования коми местоимений, связанные с препозитивной частицей e-; инновации в системе s-овых местоимений в коми, коми-пермяцком и коми-язьвинском континуумах и др. Системный анализ указательных местоимений позволил сделать заключение о недостаточной обоснованности возведения удм. o- и коми e- к финно-угорской (уральской) оппозиции *e «этот, тот» ~*о~*u «тот».

3) Системный анализ вопросительных местоимений, восходящих к ур. *m-овой и *k-овым корням, по признаку одушевленности/неодушевленности референта показал, что: а) основная масса производных интеррогативов в пермских языках образована от *k-овой велярной основы и имеет общепермское происхождение; б) инновации, определившие дивергентное развитие коми, коми-пермяцких и удмуртских вопросительных местоимений, вызваны, в основном, поздней утратой коми-зырянским языком *k-овой палатальной основы.

4) В результате исследования получены новые данные для верификации некоторых выводов сравнительно-исторического и ареального изучения пермских языков и их диалектов:

а) тезис о связях северо-западных диалектов коми-зырянского языка с южнокоми регионом подтверждают следующие явления в системе местоимений: оглушение ауслаута: кп.кя.кз.(уд.) tekцt - кз. повс. tekцd «с тобой»; сохранение n-овой указательной основы: иж.вым. ena, кя.кп. ena «эти»; сохранение t-овой основы дальнего указания: уд.вым.нв. tItEn, иж. tIten, кя. tet\n «там»; тип семантической трансформации s-овых основ: иж. esten, кп. estEn, кя. est\n «здесь» - кз. estEn «там»; использование послелогов в падежеобразовании 1pl. 2pl. уд. mijan dinE «нас» - кп. mijandE «к нам»; закономерности огласовки в вопросительных и отрицательных местоимениях и др.;

б) о связях коми, коми-пермяцких и удмуртских диалектов свидетельствуют: адъективы без конечного -m: кз. уд. лл.: taCE, seCE - удм. taCe, sICe «такой, эдакий»; наречия места на -I вместо -E: лл. tat®I ,set®I - удм. tat®I , ot®I «туда, сюда»; отпадение начального s- в южных коми-зырянских диалектах и в коми-пермяцком языке: кз. лл. et®an' (< set®an') «туда», кп. et®in (< set®in) «там, туда», ср. удм. ot®I , sotsI «туда»; отрицательная частица кз. сс. n'inц-, вс. n'ine-, уд. n'ijц- , удм. nino-, n'eno-; удорский аккузатив 1pl., 2pl. mijan-dEs, удм. сред. mil'em- dIs «нас» и др.;

в) к уже имеющимся данным о прибалтийско-финско-коми языковых контактах, к которым относятся указательное местоимение na- ~ ni- ~ n2- «те»; n-овое личное местоимение 3pl.; согласование в северо-западных диалектах, приводятся следующие: суффикс коллективной множественности -ja< *-ja,*-jд; генитив местоимений 1-го и 2-го лица мн.ч. mijan, tijan «наш, ваш»; генитив в позиции определения в южных коми-зырянских диалектах: лл. tejad kod' «как ты»; местоимения лл. n'ida, уд. n2da, кя. nida «они» как разновременные прибалтийско-финские заимствования и др.;

г) об особом пути формирования удорского диалекта коми-зырянского языка свидетельствуют следующие (возможно субстратные) явления: основа ближнего указания (Ваш) eja-: ejatEn «вот здесь»; препозитивные частицы no- nu- nus- nos-: no-esija «этот», nu-s-tetEn «там»; постпозитивная частица sI, si «-то, уж, вот»; обилие вокалических частиц, в том числе а-: atI, asI «вот там»; частицы zo, zoo «в самом деле, конечно, же», ettEsI «видимо» и др.

д) к уже имеющимся данным о связях пермских, марийского и чувашского языков могут быть добавлены выявленные дейктические элементы: кз. вв.скр. ton «уж, небось, конечно», ср. чув. тен «возможно»; удм. ug-os' «же, именно», удм. диал. es' «ведь», кп. as' «пусть»; кп. setEn-ka-s' «вон там», чув. iњ, њ?, њ «ведь»; удм. is'ke, s'ке, us'ke «конечно», коми es'kE «бы», чув. ?њке «ведь» «действительно», «конечно», «разумеется» и др.

Теоретическая значимость. Исследование вносит вклад в сравнительно-историческое и типологическое изучение финно-угорских языков. Реконструкции отдельных праформ и типовых парадигм могут быть использованы для уточнения вопросов языковой эволюции. Полученные результаты представляют интерес для общетеоретических исследований, вносят вклад в развитие таких лингвистических дисциплин, как компаративистика и контактология, историческая и сравнительная грамматика, ареальная лингвистика, дают новый теоретически обработанный материал для сравнительного и контрастивного изучения языков разных типов и языковых союзов. Системный анализ структуры и морфологических характеристик местоименных слов пермских языков может быть использован для выявления языковых универсалий, общих законов языкового развития и типологии.

Практическая значимость работы. Основные положения работы найдут применение в практике преподавания пермских и др. финно-угорских языков в вузах, при чтении основных и специальных курсов по исторической и сравнительной грамматике пермских языков, введению в финно-угроведение и общему языкознанию. Результаты исследования могут быть использованы при создании учебной литературы по этим курсам, а также учебников по исторической морфологии, ареальной диалектологии, истории коми и удмуртского языков, необходимость в которых давно назрела. Методика исследования и принципы изложения материала могут быть использованы для создания аналогичных работ.

Апробация работы. Результаты исследования докладывались на различных научных форумах: VI, VIII, IX, X Международных конгрессах финно-угроведов (Сыктывкар 1985; Ювяскюля 1995; Тарту 2000; Йошкар-Ола 2005); Международных научных конференциях «Язык и культура» (М. 2003, 2005); «Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры» (Сыктывкар, 1996); «Коренные этносы Севера Европейской части России на пороге нового тысячелетия» (Сыктывкар, 2000); «В.И. Лыткин и финно-угорский мир» (Сыктывкар 1996); VII, VIII, IX, XI Международных симпозиумах «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками» (Сыктывкар 1994, 1998, 2000; Пермь 2005; Ижевск 2008); III Всероссийской научной конференции финно-угроведов (Сыктывкар 2004); Всероссийских научно-практических конференциях «Сопоставительная филология и полилингвизм» (Казань 2002, 2005); «Духовная культура Севера: итоги и перспективы исследования»; «Коми-зырянская культура XX века и финно-угорский мир»; «Русский язык и культура Северного Предуралья» (Сыктывкар 1998, 2001, 2002) и др.

Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях Президиума Коми научного центра, Ученого совета ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, научных годичных сессиях Ученого совета Сыктывкарского ГУ «Февральские чтения». Разработки внедрены в практику преподавания курса лекций по морфологии коми языка и авторских спецкурсов: «Местоимения в коми и русском языках», «История пермских местоимений», «Дейктические системы пермских языков», нашли отражение в учебниках и учебных пособиях для вузов.

Публикации. Основные результаты исследования отражены в 69 научных публикациях общим объемом около 110 п.л. Среди них научные монографии, разделы в обобщающих работах, учебники и учебные пособия для вузов, электронные монографии, статьи в зарубежных и отечественных (в том числе рецензируемых и энциклопедических) изданиях.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения, списков использованной литературы, источников и сокращений, а также приложения, в котором в виде таблиц даны парадигмы словоизменения пермских местоимений (всего 27 табл.). Общий объем работы 389 стр.

местоимение коми пермский диалект

Основное содержание

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, определяются цели и задачи исследования, степень изученности проблемы, новизна полученных результатов, их теоретическая и практическая значимость, дается описание материала, методов и подходов, используемых в данной работе, приводятся источники.

Основное содержание диссертации изложено в трех главах в соответствии с тремя разрядами первичных местоимений; каждая завершается краткими выводами.

Глава 1. «Личные местоимения 1-го и 2-го лица в пермских языках» состоит из трех разделов. Местоимения 3-го лица рассматриваются в следующей главе.

§1. Общие сведения о системе личных местоимений: финно-угорские (уральские) реконструкции.

В разделе дается обзор принятых в уралистике гипотез о происхождении личных местоимений, а также проблем, связанных с реконструкцией их праязыкового состояния. Традиционно считается, что в финно-угорском праязыке были представлены местоимения всех трех лиц: 1sg. *mз «я», 2sg. *tз «ты», 3sg.*sз «он», причем первые выделились из указательных уже в уральском праязыке. Местоимение 3-го лица реконструируется только для прафинно-угорского периода, хотя рефлексы его не так однозначны. Реконструкция личных местоимений мн. числа проблематична. Современные языки демонстрируют гомогенность корней (фин. minд «я», - me «мы», морд. mon - miс, удм. mon - mi и т.д.), а чередования гласных необязательно связаны с числовой диатезой, Следовательно, в праязыке числовые формы личных местоимений либо вообще не различались, либо были противопоставлены крайне слабо. Количество и способы образования падежных форм в современных языках не совпадает, что объясняется как диалектным варьированием праязыка, так отдельным развитием после его распада. В окончательном формировании личных местоимений принимали участие разного рода дейктические частицы, слово- и формообразовательные форманты, однако для финно-угорского (уральского) праязыка реконструируются только суф. *-nз, *-je, *-? (? > *-w) (Майтинская 1979: 188), остальные являются поздними элементами.

§2. Эволюция личных местоимений 1-го и 2-го лица в пермских языках. Номинативные формы.

Личные местоимения пермских языков достаточно однородны. В них сохраняются древние ф.-уг. (ур.) корни *mз-,*tз-, в числовых корреляциях различающиеся огласовкой: 1sg. к. me ~ удм. mon «я» - 1pl. к. mi, mijE ~ удм. mi «мы»; 2sg. к. te ~ удм. ton «ты» - 2pl. к. ti, tijE ~ удм. ti «вы». Вариативность наблюдается в коми языке в формах мн. числа. В большинстве коми-зырянских диалектов представлены простые корни mi, ti и только в двух - суффигированные: вс. miE, mijE, mio, mijo, tiE, tijE, tio, tijo; сс. mi, mijE, miE, mije, ti, tijE, tiE, tije. В коми-пермяцких говорах наряду с литературными mijE, tijE встречаются краткие mi, ti, а также формы без j: miE, tiE. В коми-язьвинском наречии формы мн. числа образованы с помощью стандартного суффикса имен -j\z: me «я» - mej\z «мы», te «ты» - tej\z «вы».

Коми и удмуртские местоимения различаются наличием суф. -n в удмуртских местоимениях 1sg. 2sg. и суф. -(j)E в коми местоимениях 1pl. и 2pl. Эти элементы относятся к разным историческим периодам.

Суффикс -n, обнаруживающийся в составе финно-угорских личных (фин. minд, эст. mina, морд. mon, хант. man, mane «я» и т.д.) и вопросительных (фин. ken, манс. kan, удм., кп. kin «кто»и т.д.) местоимений, считается уральским наследием (Lehtisalo1936:388; Майтинская 1962:79, 190; Основы 1974:379 и др.). Его отсутствие в номинативе коми местоимений обычно объясняется поздней утратой (Серебренников 1963:185; Майтинская 1989:228; Bartens 2000:150 и др.), иногда - сохранением архаичной формы (Uotila 1933:233 и др.). Более предпочтительной, по нашему мнению, является гипотеза о параллельном использовании обеих форм (Ravila 1950:317): в континууме родственных прадиалектов они могли выступать как варианты или иметь какие-то функциональные различия.

Трактовка сегмента -E, -e, -jE, -je в коми местоимениях не так однозначна. Возможно он связан с ф.-уг. прономинальным суф. *-j, рефлексы которого имеются во многих языках, напр., в хант. чoje, чoj «кто» (Майтинская 1979:191; Lehtisalo 1936:386). Б.А. Серебренников считает -j позиционной вставкой между основой и вокалическим суффиксом: 3sg. sI > sIE > sIjE > sijE (1963:191), который трактуется как «оформитель (суффикс-детерминат) местоимений» (КЭСК:257).

По нашему мнению, спорадическое появление элемента -jE, -je в личных местоимениях 1pl. и 2pl. скорее объясняется аналогией к формам 3-го лица, поскольку наблюдается в тех диалектах, где указательные местоимения имеют суф. -jE , -je вместо -ja других диалектов. Последний связан с финно-пермским суф. -*ja, *-jд, который, по- видимому, и стал источником структурных преобразований личных и указательных местоимений коми языка (см. Гл. II, п.2.3).

§3. Падежное словоизменение личных местоимений.

3.1. Образование косвенных падежей местоимений 1-го и 2-го лица единственного числа в пермских языках происходит от разных основ. В коми языке в генитиве, аблативе, дативе и аккузативе выступает основа men-, ten-, в номинативе и др. падежах - me-, te-. В удмуртском те же падежи, кроме аккузатива, образованы от основы mIn-, tIn-, остальные - от номинатива mon, ton. Исследователи давно обратили внимание на факультативность появления -n в косвенных падежах, однако этот факт не получил убедительного объяснения. В данном исследовании предлагается авторская гипотеза.

Известно, что из косвенных падежей именного склонения только аккузатив является собственно грамматическим, остальные возникли в результате функционально-семантической трансформации местных падежей. Склонение личных местоимений развивалось иными путями, поскольку локальные падежи не могли участвовать при его формировании по семантическим причинам. Древнейшая местоименная парадигма, в отличие от субстантивной, включала только падеж субъекта (номинатив) и общую форму для косвенных падежей, оформленную посессивным суффиксом (Ravila 1950; Redйi 1998:352; Bartens 2000:150 и др.). По нашему мнению, функциональное расподобление номинатива и аккузатива в выражении субъекта и объекта явилось первым шагом к формированию парадигмы 1sg. и 2sg., а в качестве падежеобразующего форманта аккузатива выступил *n-овый суффикс, факультативно использовавшийся в номинативе.

О происхождении аккузатива к. menE, tenE ~ удм. mone, tone «меня, тебя» имеется несколько гипотез, среди которых наиболее популярной является гипотеза о том, что это основа, оставшаяся после отпадения ф.-уг. аккузатива *-m (Wichmann 1924:160): доп. mзnз-mз > прап.*mзnеm> mзnе > mone , menE (Основы 1976:146, 164) или ? *mVnV(t) или mVnV(m) (Bartens 2000:150), наличие которого в прошлом, в свою очередь, доказывается сохранностью конечного гласного. По нашему мнению, гласный -E, -e является огласовкой суффикса -*nз, сохранившейся в силу своей функциональной значимости.

Использование маркера одушевленности *-nз в номинативе личных местоимений, очевидно, не регламентировалось жесткой необходимостью, ведь говорящий и его собеседник и так являются субъектами ролевой дейктической ситуации. Однако репрезентация объекта речи аккузативом требовала большей определенности, а следовательно, маркировки. Косвенным доказательством первичности *-nз в аккузативе служит тот факт, что ни в одном из коми диалектов он не встречается без -n, тогда как другие субъектно-объектные падежи, как правило, имеют параллельные без-n-овые формы, напр., генитив menam, meam, mejam «мой» и т. д.

Присоединение суф. -*nз дало разные результаты в коми и удмуртском языках, поскольку он был добавлен к разным основам: в коми прадиалектах - к чистой основе, в удмуртских - суффигированной: ном. *mз >прак. акк.*mз-nз > к. menE; ном. *mзnз > праудм. акк.*mзnз-nз > удм. mone. На удмуртской форме следует остановиться особо. Исследователи отмечают, что в финно-угорских языках основы личных местоимений имеют различные огласовки: в коми, прибалтийско-финских, марийском, венгерском языках они переднего ряда, в удмуртском и мордовских - заднего. Считается, что варианты огласовок были представлены уже в финно-угорском праязыке (Серебренников 1967:82). Для пермских языков, на наш взгляд, можно реконструировать одну основу с переднерядным гласным. Удмуртские номинативные формы mon, ton могли получить заднерядную огласовку в результате утраты конечного гласного суффикса -*nз, который для номинатива не был столь актуальным, как для аккузатива (ном. праудм. *mз-nз >*mзn > mоn). В свою очередь, номинатив позднее мог оказать влияние на формирование аккузатива (*mзnз > mone).

В свете изложенного становится понятным использование в парадигме склонения местоимений 1sg. и 2sg. двух основ - номинатива и аккузатива: при формировании грамматических падежей (генитива, аблатива и датива) была использована «определенно-личная» основа аккузатива, неграмматических - нейтральная номинативная.

Считается, что генитив (адэссив): к. menam, tenad ~ удм. mInam, tInad «у меня, у тебя (есть)» является результатом трансформации инссива притяжательного склонения имен (Uotila 1936:473; Серебренников 1963:185; Основы 1976:164 и др.). Однако это противоречит общему положению, что личные местоимения избегают локальных падежей. Кроме того, притяжательное склонение, как известно, формировалось сочетанием падежных и лично-притяжательных суффиксов, а, значит, возникло достаточно поздно. Становление же генитива личных местоимений, по-видимому, происходило в тесной связи с номинативом и аккузативом. Как пишет Д.В. Бубрих, эта связь обнаруживается в синтаксической позиции слова: в определительных конструкциях определение стоит во внепадежной форме, если объект неопределенный, и обязательно требует выражения принадлежности, если объект определенный. В древности эти значения выражало неоформленное определение, однако с формированием глагола оно перестало жестко примыкать к определяемому слову, что и определило синкретичное формирование падежей прямого дополнения - аккузатива и генитива (1953:51). Одним из наиболее действенных средств расчленения словосочетания «имя-объект (определение) + имя действователя, действия» явилось присоединение к имени-объекту постпозитивного артикля местоименного происхождения (Серебренников 1967:30).

Поскольку при формировании аккузатива в функции такого «артикля» выступил суффикс -*nз, генитив закономерно получил лично-притяжательную маркировку. После отпадения конечного гласного предыдущий переднерядный превратился в заднерядный: акк.*mзnз- > ген.*mзnз + mз > *mзnзmз > *mзnзm > к. menam, удм. mInam. Ср. генитив угорских личных местоимений ед.ч.: хант. man-em, венг. eny-йm «мой, у мня (есть)».

Форма датива к. menIm, tenId ~ удм. mInIm, tInId «мне, тебе» образована с помощью лично-притяжательных суффиксов 1sg. и 2sg. -Im и -Id (Uotila 1936: 472). Б.А. Серебренников, отрицая возможность их использования в роли падежных, вычленяет латив на -I- и усеченные лично-притяжательные форманты -m и -d (1963:187-188; Основы 1976:164). Р. Бартенс, однако, считает, что в генитиве и дативе нет оснований искать следы былых падежных суффиксов: посессивный суффикс первоначально являлся маркером обоих падежей, которые в прапермском языке были разведены с помощью гласного второго слога (Bartens 2000:150). Действительно, лично-притяжательная суффиксация в дативе личных местоимений семантически оправдана (дать мне значит сделать моим), следовательно, он мог быть образован простым прибавлением лично-притяжательных суф. -Im и -Id к основе аккузатива. Однако, в отличие от генитива, который образован аналогично, датив, видимо, сформировался позже, когда лично-притяжательные суффиксы претерпели известные изменения.

Форма аблатива омонимична элативу имен в лично-притяжательном склонении, ср.: к. mens'Im, tens'Id ~ удм. mInes'tIm, tInes'tId «у меня, у тебя (взять)» и kerkas'Im ~ korkaIs'tIm «из дома», что позволяет этимологизировать его на основе элатива: к. * men-(I)s'-Im ~ удм. *mIn-(I)s't-Im. Суффиксы -s'~ -s't, по мнению Е.С. Гуляева, возникли в общепермский период; гласный -I появился в результате переразложения основы (1962: 11). Можно предположить, что в личных местоимениях эти суффиксы еще не имели огласовки, следовательно, общепермская форма выглядела так же, как современная. Формы кп. кз (уд.) mes'im, mes'Im, tes'id(t), tes'Id(t), образованные от основы номинатива, а также сокращенные удм. (пю. бес.) mIs'tIm, mIs'kIm, mВs'kВm, tIs'kId, tВs'kВd, tIs'tId, очевидно, являются поздними.

Аккузатив, генитив, датив и аблатив отличаются тем, что в них в качестве падежеобразующих выступают форманты местоименного происхождения. Остальные падежи совпадают с формами именного склонения. Диалектное варьирование, в основном за счет поздних наращений, а главное образование от основы номинатива свидетельствует о более позднем «сращивании» субстантивной и местоименной парадигм склонения.

Каритив: кз. лит. metEg, tetEg, вс.сс.скр.нв.вым.уд.печ. metEg, tetEg, вв. meteg, teteg, лл.сс. menamtEg, mejamtEg, tenadtEg, tejadtEg, вс. metEgjam, metEgjim, tetEgja, tetEgjad, уд. metEgiE, metEgjiE, metEgE, metEgi, metEm, metEmiE, metEgjaE, tetEgiId, tetEgjiId, tetEmiId, tetEgjaId, иж. metegja, metegjaa, tetegjaId; кп. metEg, tetEg; кя. met\g, met\gjam, tet\g, tet\gjat; удм. montek, tontek «без меня, без тебя» последовательно образуется от основы номинатива с помощью стандартного суффикса -tEg,-tek, который в коми диалектах часто осложняется суффиксальными элементами: -ja, -jaa, -jaE, - jiE, -jam, -jim, -jad, -jiId и др.

Инструменталь в большинстве коми диалектов образован от номинатива с помощью падежного суффикса: кп., кз. вс.сс.скр.нв.вым.вв.печ. meEn, teEn «мной,тобой». Удм. monen, tonen имеют варианты с притяжательными суффиксами: monenIm, tonenId. В южных коми диалектах (лл.вс.сс.) форма образована от генитива: menamEn, mejamEn, tenadEn, tejadEn. Ижемские и удорские формы омонимичны генитиву, ср., men-am «мой», ten-ad «твой» и сформировались под влиянием лично-притяжательного склонения имен, ср.: 1sg. me-nam, 2sg. te-nad, ср. ®er-nam «моим топором», ®er-nad «твоим топором».

Комитатив в большинстве коми-зырянских диалектов образован от номинатива с помощью суффиксов -kEd, -kEt, -ked, -kId, -mId: лит. mekEd , tekEd «со мной, с тобой»; скр.нв.вым.вс.сс.печ. mekEd , tekEd, вв. meked , teked, сс. menamkEd mejamkEd , tenadkEd tejadkEd, лл. menammId mejammId memId menamkId mejamkId mekId , tenadmId tejadmId tenadkId tejadkId, уд. mekEt mekEtE mekEtiE mekEt't'aE mekEt't'iE , tekEt tekEtiId tekEtijId tekEt't'aId tekEt't'iId, иж. mekede , tekedId tekede. Параллельно в южных диалектах (лл.сс.) используются формы на основе генитива.

Консекутив в большинстве случаев образован по стандартной модели: кз. кп. mela, tela, кз. лл.сс. menamla, mejamla, tenadla, tejadla, уд. melaE, telaId, иж. melaa, telaId; кп. mela, tela; кя. melam, telat «за мной, за тобой».

Преклюзив имеется только в южных коми-зырянских диалектах и коми-пермяцком языке: кп. mes's'a, tes'a; кз. сс.вс. mes'a, mes's'a, tes'a, tes's'a, сс.лл. mejams'a, menams'a, tenads'a, tejads'a, вс. mes's'am, tes's'ad «по сравнению со мной, с тобой». Формообразование стандартное. В верхнесысольских говорах зарегистрированы формы с лично-притяжательными суффиксами -m и -d.

Адвербиаль имеется только в удмуртском языке: monja, tonja «по мне, по тебе». Формообразование стандартное.

Местоимения 1sg. и 2sg. используют формы местных падежей неравномерно: в удмуртском представлен только аппроксиматив, который отсутствует в коми-язьвинском наречии. В последнем имеются только формы элатива и эгрессива: mes'im, tes'it «из меня, из тебя», mes'an'am, tes'an'at «от меня, от тебя». В зырянские и пермяцкие местоимения имеют полную парадигму местных падежей, однако ограничения все же существуют. Коми диалекты последовательно избегают иллатива и транзитива; в северо-западных диалектах не зарегистрировано использование инессива. Местные падежи образованы по тем же моделям, что объектные: номинатив + падежный суффикс (Сх) + (спорадически) лично-притяжательный суффикс (Pх). Вариативность объясняется двумя факторами: 1) в южной группе (лл.вс.сс.) формы образуются от генитива вместо номинатива других диалектов; 2) местоимения сопровождаются суффиксальными элементами, разными для северо-западных коми-зырянских диалектов: уд.- iE, - E, -i, -jaE, -iId, -jiId, -jiId; -t'aE, -t'iE, -t'iId, -tiId, -tijId, -t'aId; иж. -ja, -jaa, -jaId; -e, -Id и южнокоми региона: вс. -ja, - jam,- ji, -ja, -jad; кя. -jam, -jad; -am, -at и др. В большинстве случаев они связаны с посессивными суффиксами, подвергшимися поздней ассимиляции: в северных диалектах выступает Px1sg. -Ej,-E, -e, в южных - более древний Px1sg. - m: -Em, -am, -Im.

3.2. Образование косвенных падежей местоимений 1-го и 2-го лица множественного числа происходит с участием формы генитива к. mijan, tijan ~ удм. mil'am, til'ad «наш, ваш», происхождение которой «представляет одну из наиболее трудных проблем исторической морфологии пермских языков» (Серебренников 1963:194). В коми формах обычно выделяют элементы -ja и -n; первый сравнивается с прибалтийско-финским суф. -ja, -jд, второй считается рефлексом локатива -*n или местоименной основой ур. *-n. Иногда к. mijan, tijan возводят к притяжательной конструкции *mia,*tia «мой, твой», на которую оказал влияние формант генитива имен -lEn. В удм. mil'am, til'ad выделяют суффикс с местным значением -la, который встречается в составе топонимов, либо сопоставляют его с суффиксом пермских l-овых падежей. Различия в основах mij-, tij- ~ удм. mil'-, til'- объясняются также фонетической корреляцией -j ~ -l', имеющей место в пермских диалектах. Р. Бартенс сравнивает -n в коми форме с n-овым компонентом поссессивных суффиксов мн. числа. Отмечая, что элементы j и l' в коми и удмуртских формах одинаково делят местоимения на два слога, она все же не считает возможным возвести их к общему источнику (Bartens 2000:153).

По нашему мнению, плюральная парадигма в отличие от сингулярной формировалась в коми и удмуртском языках отдельно, поскольку личные местоимения долгое время не были дифференцированы по числовому признаку. Об этом говорят примеры коми-пермяцких диалектов, в которых до сих пор обычны случаи использования местоимений 1sg. и 2sg. вместо 1pl., 2pl., вроде: te petatE «вы выйдете», sia s'n'imajииisE «они сфотографировались», me iz-za sek in'teresneja baitam «мы интереснее всех говорим», te munatE ni? «вы уже уходите?» и т.д. Ср. тж. кя. me «я» - me-j\z «мы», me-t\gja «без меня» - me-t\gja-nim «без нас», me lador-am «ко мне» - me lador-anim «к нам» и т.д.

Несмотря на идентичность номинатива 1pl. к. mi ~ удм. mi и 2pl. к. ti ~ удм. ti, парадигмы склонения существенно различаются: в удмуртском она построена по аналогии с местоименной парадигмой ед. числа, ср.: ген. mIn-am «мой» - mil'-am «наш», абл. mIn-es'tIm «у меня» - mi-l'-es'tIm «у нас»; в коми - совпадает с парадигмой имен: ген. men-am «мой» - mijan-lEn «наш», абл. men-s'Im «у меня» - mijan-lIs' «у нас», дат. men-Im «мне» - mijan-lI «нам» и т.д.

Дивергенция, по-видимому, объясняется различиями в формах единственного числа. Если в плюральной парадигме удмуртского языка могли быть использованы бессуффиксные *me,*te, противопоставленные суффигированным 1sg. и 2sg. *men,*ten, то для коми требовалась дополнительная маркировка; для формирования коми генитива актуальным было значение множественности, для удмуртского - принадлежности.

По нашему мнению, в качестве маркера мн. числа (Plx) в коми языке выступил суф. коллективной множественности -*ja, *-jд, функционировавший в контактной зоне коми и прибалтийско-финских языков, в основном в системе местоимений. Он принял участие в становлении коми местоимений 3-го лица (см. Гл.II, п. 2.3.). По-видимому, формирование генитива в коми языке также проходило под прибалтийско-финским влиянием. На эту мысль наводят данные вепсских диалектов, в которых различаются личные: m'ii «мы», t'ii «вы», h'ii «они» и коллективные местоимения мн.ч.: m'ija-, t'ija-, h'ija-. Последние образованы с помощью суффикса коллективной множественности -ja-. В современных диалектах они встречаются только в генитиве и во внешнеместных падежах, напр.: m'ijan lapsed «дети нашего коллектива (семьи, дома, деревни и т.д)». Аналогичные формы имеются также в карельском языке. Поскольку в пракоми диалектах местоимения 1pl. и 2pl. не получили достаточной определенности, лакуна плюральной парадигмы была заполнена готовой формой из родственных контактных языков. В пользу этого говорит то, что парадигма мн. числа последовательно строится на основе генитива, т.е по прибалтийско-финскому типу. Ср. тж. послеложные конструкции: mijan dorIn «возле нас», tijan vo±In «перед вами»и т.д. Прямому заимствованию способствовали достаточно тесные контакты коми с прибалтийско-финскими племенами, часть из которых была ассимилирована. Усвоение иноязычной формы: *mijan (pojka) > коми mijan (pi) «наш сын» облегчалось генетической общностью как корневых элементов, так и суффикса -ja.

В удмуртском языке формы косвенных падежей образуются не от генитива, как принято считать, а от основы mil'-, til'-, к которой добавляются падежные и лично-притяжательные суффиксы, в том числе и в генитиве: mil'-am, til'-ad «наш, ваш». Происхождение элемента -l'- неясно, возможно, он имеет отношение к притяжательному суффиксу -la (Серебренников 1963:198).

Парадигмы мн. числа в пермских языках существенно различаются. Удмуртское и коми-язьвинское склонения по отсутствию форм пространственных падежей и широкому использованию посессивных суффиксов сближаются с волжскими, прежде всего, с марийским и мокша-мордовским языками. Коми местоимения имеют полную парадигму и этим сближаются с прибалтийско-финскими языками, северо-западным наречием марийского языка и эрзя-мордовскими диалектами. Как и в прибалтийско-финских языках (за исключением вепсского и саамского), в большинстве коми диалектов лично-притяжательные суффиксы встречаются редко, а плюральная парадигма образуется без их участия. Исключение составляют северо-западные коми-зырянские диалекты (прежде всего, удорский и ижемский), где наблюдается использование лично-притяжательных суффиксов, а парадигма мн. числа образована по типу лично-притяжательного склонения, как в коми-язьвинском наречии и удмуртском языке.

Глава 2. «Указательные местоимения и их производные в пермских языках» состоит из четырех разделов, в которых даются общие сведения о системе указательных местоимений в финно-угорском (уральском) праязыке, прослеживается их эволюция в пермской ветви, рассматриваются разряды производных демонстративов и служебных слов указательно-местоименного происхождения.

§1. Общие сведения о системе указательных местоимений: финно-угорские (уральские) реконструкции.

В финно-угорском (уральском) праязыке было большое количество дейктических корней; по крайней мере, реконструкция трех согласных и двух гласных основ: *to «тот» ~ *tд «этот», *Gi ~ *Ge или *sU «этот», «тот», *no «тот» ~ *na ~*nд «этот»,*e «этот, тот» ~ *о ~ *u «тот» является общепринятой (Майтинская 1964:95-96; 1979:198; Основы 1974:286; UEW:67, 281, 332, 453, 709 и др.). Оппозиция по дальности указания выражалась огласовкой: ближнеуказательные имели неогубленный гласный переднего ряда (*е ~*д), дальнеуказательные - огубленный заднего ряда (*о~*u). По-видимому, были местоимения, которые использовались анафорически и/или в общеуказательном значении.