Прецедентные имена в массовой коммуникации

Олигархи, внешне смиренные, послушно отдающие ключи от своих сейфов Вольскому и Примакову, на деле тихо ненавидят Путина, начиная новое партийное строительство, где изношенные, подгнившие «балки либерализма», такие, как Хакамада, Немцов и Рыжков, будут дополнены новым строительным материалом, американскими технологиями, «слезами солдатских матерей», тактическими союзами либералов и коммунистов, о которых год назад лишь грезилось в лондонских снах Березовскому.

Обилие нерешаемых проблем, внешних и внутренних, экономических и социальных, уподобляет российскую власть чернобыльскому реактору, который в результате резонанса роковых неудач и дурных ошибок рванул так, как если бы его захватили чеченские террористы.

Симпатии общества к Путину из последних сил подогреваются Леонтьевым, Пушковым, Сванидзе. Среди бесчисленных оглупляющих мыльных опер и бессмысленных ток-шоу эти «три мушкетера» выглядят благородными рыцарями, воспевающими свою Даму Сердца, которая таинственно и печально, словно блоковская Незнакомка, маячит в осеннем тумане российской политики.

Путину нечего сказать народу. У него нет «образа будущего», кроме образа 2008 года, когда мы вдруг не досчитаемся нашего «Петра Великого», и путинские «прилипалы» станут панически метаться в поисках новой акулы. Вот и долбит Жириновский великое советское прошлое -- так ворон с испачканными пометом перьями клюет глаза погибшего витязя.

Люди русские, а вы станете умирать за Абрамовича?

В заглавие данной статьи вынесена пословица, которая, казалось бы, не имеет прямого отношения к содержанию основного текста, однако в составе этой пословицы присутствует прецедентный топоним «Киев», что служит косвенным указанием на то, что речь пойдет об Украине. Указанный топоним очень важен для русского национального сознания, поскольку Киев -- это, с одной стороны, «мать городов русских», а с другой -- столица независимой Украины, государства, которое волею судеб оказалось между Россией и Европой. Отметим, что обсуждение исторических судеб государства начинается с яркой метафоры (Украина топчется на историческом перекрестке, выбирая между Европой и Россией, «ляхами» и «москалями), которая взаимодействует с соответствующими прецедентными именами.

Основной текст начинается с фамилий кандидатов, вышедших во второй тур и символизирующих два вектора устремлений украинских избирателей. Именно два этих вектора постоянно упоминает автор, используя для обозначения прецедентные имена и метафоры. Союз России и Украины представляют прецедентные имена Богдан Хмельницкий и Тарас Бульба, а также яркие символы и метафоры («Януковичу, перепачканному угольной пылью Донбасса, милей православный крест и казацкая люлька»). Другую сторону представляют прецедентные имена Мазепа и Бандера, которые сопровождаются иными символами и метафорами («Ющенко, глотнувший горилки с цианистым калием, тяготеет к иезуитской сутане и кошельку Сороса»). В результате фамилии кандидатов в президенты Украины также приобретают характер прецедентных имен.

В следующих абзацах организующую роль играет метафора, которая в значительной степени усиливается использованием прецедентных имен (великолепный шашлык из Росселя и Чубайса, Ходырева и Прусака; Олигархи, внешне смиренные, послушно отдающие ключи от своих сейфов Вольскому и Примакову; изношенные, подгнившие «балки либерализма», такие, как Хакамада, Немцов и Рыжков). Реальность возможных угроз представлена с использованием прецедентного топонима, использованного в метафорической конструкции (Обилие в некоторых республиках ваххабитских медресе, замещение традиционных мулл ставленниками «саудитов» делают Поволжье взрывоопасным районом, который может сдетонировать при очередном Беслане).

В заключительных абзацах представлено два прецедентных названия из литературной сферы -- «три мушкетера» и блоковская Незнакомка, а также обозначение действующего Президента России прецедентным именем царя-реформатора. В качестве прецедентных имен в данном контексте воспринимаются и фамилии политических обозревателей Леонтьева, Пушкова и Сванидзе, которые предстают как символы чрезмерно ангажированной и необъективной журналистики.

Несомненно, прецедентный характер в данном контексте имеют также фамилии олигархов -- Березовского, которому снятся «лондонские» сны, и Абрамовича, который стал еще одним символом незаслуженного обогащения и чрезмерной роскоши. Показательно, что статья заканчивается риторическим вопросом (Люди русские, а вы станете умирать за Абрамовича?), в котором использована фамилия олигарха, ставшая прецедентной.

Итак, данный текст отличается активным использованием разнообразных прецедентных имен, которые последовательно поддерживаются многочисленными метафорами, другими разновидностями прецедентности а также иными образными средствами (риторический вопрос, риторическое обращение, аллюзия, инверсия).

В качестве еще одного примера рассмотрим следующую статью А. Лыскова, напечатанную в газете «Завтра» (1997. 22 апр.). Данный текст отличается использованием значительного количества прецедентных имен, активно взаимодействующих с иными образными средствами, организующими повествование.

Ты -- Борисыч, Я -- Борис

Немцов произошел от нежно-голубой связи Хлестакова с Бендером. Редкий случай: в результате литературно-типажного брака нарождается мальчик во плоти. Он журит, распекает в пух, вводит в трепет генералов, подрыгивая при этом ляжкой и иронично-гневно виляя взглядом -- это от папы. Умилительно отпирается, что бросил камень в окошко Газпрома, виновато улыбается и трепещет юношеским станом под просторным пиджаком -- это от мамы. Тинейджерское самоутверждение сквозит в его поступках. Ущербность и непрощенная детская обида движут им. Какая-то семейная драма тяготит его душу. Отмщением пылает взгляд у этого вечно набычившегося молодого человека.

Тот же в нем комплекс Димы Якубовского: хочет стать генералом и всем что-то доказать. Но опять слышится только жалкий лепет о непричастности к хищению книг -- у Димы. И ведется игра на шовинистов, игра в машинки -- у Бори.

Хотя за три недели подъюпитерной жизни Немцов по-чиновничьи обрюзг и заматерел, но все его взятки еще впереди. Чиновник -- рыцарь, совесть нации намеренно ходит в недорогом, слегка помятом пиджаке. Чем-то напоминает еще и молодого бескорыстного Свердлова, только без чахотки, здоровенького. Большевичок!

Теперь окончательно ясно, что в случае с Немцовым телевидение, силясь достичь политических результатов, достигло лишь художественных. Автор с инициалами Н. Т. В. намерился воздуть младогубернатора до будущего президента России -- преемника Ельцина, но Немцов в нескольких эпизодах лишь талантливо сыграл самого себя.

Вопреки почти кэгэбешно-цэрэушной скрытности, «двойственности личности, компьютерной расчетливости в общении», он обнажился и воссиял литературно.

Безусловно, в прототипе-то преобладает унылая литературщина: молодое, махровое негодяйство заурядного российского карьериста, по-своему проницательного и крайне циничного, наделенного вторым -- хитрым умом.

Начинал с того, что водил несколько десятков молодых крикунов на борьбу против строительства атомной станции. С виду был борец за чистоту атмосферного воздуха и только. Однослойные его «друзья»-ровесники теперь мерзнут в неотапливаемых квартирах. Поделом. А Борис уже тогда в межрегиональной группе заседал и с протекции Сахарова блистал на московских кухнях. Азартно поджигал бикфордовы шнуры под стенами Союза. За что потом и получил губернию в удел.

Презирая аборигенов, построил в Нижнем тысячу пивных ларьков, и недоволен, что неблагодарные освистали его на последней побывке. И это в тридцать лет!

Тоска в его глазах оттуда, оттуда, от груза великих «дел».

Он чувствует, что пропадает, что народ перекормлен его «образом». Еще две-три недели такой раскрутки -- и Немцова возненавидят пуще Чубайса.

Вот именно, в сравнении с пряным Немцовым скоро покажется Чубайс простоватым ковбоем. И единым кандидатом от демократов.

Немцов -- один, как перст. У Чубайса -- команда. У Немцова -- «вся жизнь впереди». У Чубайса -- час пробил. Немцов запачкан в патриотизме. Чубайс -- незапятнанный западник. Немцов -- «сложный». Чубайс -- без комплексов… Ну где же они, покажите мне скорей ряд новеньких «Волг» у подъезда Дома правительства?!

Да и в будущем, может быть, Немцов, получивший негласное предложение от Чубайса заменить Черномырдина на посту премьера в мае, а потом и стать Ельциным, этот шулер почти наверняка «кинет» и самого Чубайса.

В данном тексте использован интригующий заголовок, который представляет собой некую загадку и сразу привлекает внимание. В конце 90-х гг. прошлого века в российской политике присутствовало несколько «Борисов» (в том числе президент страны и первый вице-премьер) и несколько «Борисовичей». Поэтому читатель понимал, что речь пойдет о высшем руководстве России, но едва ли мог догадаться, о ком именно.

Однако уже в первой фразе статьи появляется фамилия Немцова -- одного из наиболее известных в то время Борисов. Однако фамилия Борисовича (Анатолия Борисовича Чубайса) появляется только в конце текста.

Первая фраза статьи (как и весь ее первый абзац в целом) организована двумя прецедентными именами литературного происхождения: в характере Бориса Немцова автор стремится акцентировать черты главных героев двух сатирических героев -- Хлестакова и Бендера. Автор рисует узнаваемые черты Хлестакова (Он журит, распекает в пух, вводит в трепет генералов, подрыгивая при этом ляжкой и иронично-гневно виляя взглядом), которые приписываются Немцову и тем самым снижают его образ в глазах читателей. Это же относится и к чертам Бендера, которые автор приписывает вице-премьеру (Умилительно отпирается, что бросил камень в окошко Газпрома, виновато улыбается и трепещет юношеским станом под просторным пиджаком). Далее появляется еще одно прецедентное имя (Дмитрий Якубовский) и дается описание соответствующих черт личности (хочет стать генералом и всем что-то доказать. Но опять слышится только жалкий лепет о непричастности к хищению книг). Таким образом, использование прецедентных имен оказывается сильным средством для дискредитации главного видного государственного чиновника.

Важное место в статье занимает еще одно прецедентное имя -- первый глава Советского государства Свердлов. Этот антропоним также используется для дискредитации Бориса Немцова (Чиновник -- рыцарь, совесть нации намеренно ходит в недорогом, слегка помятом пиджаке. Чем-то напоминает еще и молодого бескорыстного Свердлова, только без чахотки, здоровенького. Большевичок!).

В заключительном абзаце статьи используется прецедентное имя, относящееся к сфере современной политики: по мысли автора Борис Немцов получил предложение «стать Ельциным», то есть президентом России. Таким образом, обнаруживается кольцевое расположение прецедентных имен, открывающих и завершающих статью, то есть занимающих максимально сильные позиции в данном тексте.

Отметим также взаимосвязь заголовка статьи («Ты -- Борисыч, Я -- Борис») с первым и последним словами основного текста: статья открывается фамилией Бориса (Немцов) и заканчивается фамилией «Борисыча» (Чубайса).

Рассмотренные способы акцентирования прецедентных имен последовательно дополняются другими образными средствами. Наиболее заметна метафора (в результате литературно-типажного брака нарождается мальчик во плоти; бросил камень в окошко Газпрома; отмщением пылает взгляд у этого вечно набычившегося молодого человека; воздуть младогубернатора до будущего президента России; азартно поджигал бикфордовы шнуры под стенами Союза; за что потом и получил губернию в удел; народ перекормлен его «образом»; запачкан в патриотизме). Череда этих образов заканчивается криминальной метафорой (этот шулер почти наверняка «кинет»).

Среди иных фигур и тропов следует отметить антитезу: «Немцов -- один, как перст. У Чубайса -- команда. У Немцова -- «вся жизнь впереди». У Чубайса -- час пробил. Немцов запачкан в патриотизме. Чубайс -- незапятнанный западник. Немцов -- «сложный». Чубайс -- без комплексов…». Далее используется аллюзия: фраза «Ну где же они, покажите мне скорей ряд новеньких «Волг» у подъезда Дома правительства?!» (а еще раньше -- игра в машинки), несомненно, должна напомнить о призыве Бориса Немцова использовать в государственных учреждениях только отечественные автомобили.

Итак, в данном тексте несколько ярких прецедентных имен литературного и политического происхождения (Хлестаков, Бендер, Свердлов, Якубовский, Чубайс, Сахаров, Ельцин), в каждом из которых акцентированы негативные качества, образуют особую систему, которая призвана дискредитировать образ вице-премьера Бориса Немцова. Указанная система постоянно взаимодействует с иными образными средствами (метафора, аллюзия, антитеза и др.), что заметно усиливает ее воздействие на читателя.

Рассмотренный материал (как и множество других примеров) позволяет выделить основные признаки, по которым прецедентные феномены в том или ином тексте можно охарактеризовать как доминантные, играющие важную роль в организации соответствующей статьи:

— повышенная частотность использования, наличие определенной системы прецедентных единиц;

— разнообразие по видам, сферам-источникам, по форме представления и иным параметрам;

— рассредоточенность, то есть присутствие в различных частях текста;

— использование в наиболее сильных позициях текста (заголовок, первая и последняя фразы текста в целом и -- в меньшей степени -- его структурно-композиционных частей и др.);

— взаимодействие с иными образными средствами (метафора, антитеза, аллюзия и др.).

3.3 Развертывание прецедентных феноменов в тексте

В современной массовой коммуникации текст часто оказывается «многослойным», то есть насыщенным элементами интертекстуальности: в нем обнаруживается множество прецедентных феноменов, цитат и квазицитат, реминисценций и аллюзий, явной и скрытой полемики. В подобных случаях интертекстуальность становится ведущим композиционным принципом, а не единичным приемом, что характерно для постмодернистской парадигмы.

Адекватное восприятие материалов современных СМИ возможно только в дискурсе, с учетом множества фоновых знаний из различных областей культуры, а следовательно, требует специального подхода, учитывающего современные методики интерпретации текста, включающего концептуальные метафоры, аллюзии, прецедентные феномены и иные проявления интертекстуальности [Бабенко, Васильев, Казарин 2000; Костомаров, Бурвикова 2006; Сметанина 2002; Чудинов 2003 и др.].

При рассмотрении прецедентности в современной публицистике Н. В. Немирова выделяет несколько способов функционирования прецедентных феноменов в политическом дискурсе: прецедентные цепочки (группа прецедентных единиц, где каждый из предыдущих является непосредственным источником последующего), прецедентные парадигмы (группа прецедентных феноменов, восходящих к одному и тому же источнику) и прецедентные контаминанты (высказывания, восходящие одновременно к двум прецедентным источникам) [Немирова 2003: 153].

Представляется, что возможна и несколько иная классификация.

При рассмотрении закономерностей использования прецедентных имен в конкретных текстах целесообразно разграничивать следующие случаи:

? прецедентное имя оказывается в тексте единичным, не связанным с другими прецедентными феноменами;

? прецедентное имя выступает в составе целого комплекса прецедентных феноменов, относящихся к одному и тому же тексту-источнику (или к текстам одного автора);

? прецедентное имя выступает в составе комплекса прецедентных имен, относящихся к одной понятийной сфере;

? прецедентное имя выступает в составе комплекса прецедентных феноменов, относящихся к различным сферам-источникам.

По количеству словоупотреблений заметно преобладает первый вариант использования указанного концепта. Например, в публикации, посвященной положению в Грузии, приводятся слова бывшего министра Георгия Хаиндрава: У Саакашвили (как, кстати, и у Ющенко на Украине) своей идеологии нет. Есть убежденность: если мы пойдем на Запад, то решим все проблемы, найдем там золотой ключик. Я это называю идеологией Буратино (Юсин М., Иашвили А. Как живут грузины // Известия. 2007. 13 февр.). Образ представляется достаточно интересным, но в данном тексте нет его развития, названный фрейм не является для данного текста доминантным.

Значительно меньше распространен (но более интересен) второй вариант использования прецедентных имен. В этом случае прецедентное имя используется в составе группы прецедентных феноменов, играющей важную роль в композиционной и эстетической организации текста. Рассмотрим закономерности развертывания прецедентности в статье Натальи Галимовой «Поле чудес», опубликованной в газете «Московский комсомолец» 15 сентября 2003 года.

Акцентирование фрейма «Приключения Буратино» в данной статье начинается уже с самого заголовка, в качестве которого выступает прецедентное название «Поле чудес». Далее следует интригующий подзаголовок «Папой Буратино был Абрам», представляющий собой формальную и смысловую трансформацию прецедентного имени Папа Карло. Это привлекает внимание читателей, хорошо помнящих текст детской сказки, и заставляет их продолжить чтение, чтобы выяснить причины заведомо неверного утверждения.

Использование прецедентных феноменов, восходящих в указанной сказке А.Н. Толстого, активно продолжается в начальном абзаце рассматриваемой статьи, где обсуждается отчество и фамилия Буратино и авторство соответствующей сказки. В результате оказывается, что в данном контексте сын папы Карло действительно должен быть Абрамовичем и носить фамилию Березовский.

Далее обнаруживается и нетрадиционный подход к определению авторства сказки. Ср.:

Кто бы мог подумать, что фамилия Буратино -- Березовский? И что отчество у него вовсе не Карлович, а Абрамович? Тайна деревянного мальчика была раскрыта в субботу на съезде «Либеральной России» Березовского, когда в концертном зале «Измайлово» зазвучала финальная песенка из знаменитого фильма-сказки про золотой ключик. После вопроса: «Скажите, как его зовут?» -- прозвучало не привычное уху «Бу-ра-ти-но», а неожиданное «Бе-ре-зов-ский». Присутствующие тут же засомневались в авторстве сказки: может, ее написал вовсе не Толстой, а друг БАБа Юлий Дубов, который уже «обессмертил» Березовского, сняв фильм «Олигарх».

Развертывание фрейма продолжается (хотя и менее активно) во втором абзаце рассматриваемой статьи, где обнаруживаются Мальвины и Карабасы-Барабасы, участвующие в празднике на «поле чудес». Все это позволяет акцентировать концептуальный вектор карнавальности и несерьезности происходящего, что, разумеется, дискредитирует столь серьезное политическое событие, как съезд партии, претендующей на политическое влияние в России и активное участие в избирательной кампании. Ср.:

Сторонники Бориса Абрамовича решили превратить съезд в поле чудес. Более 600 делегатов походили на гигантские лимоны, нарядившись в ярко-желтые толстовки с надписью «Berezovsky team» (то бишь «команда Березовского»). Наиболее остроумные прозвали толстовки «березовками». Лидер партии Иван Рыбкин «березовку» не надел. «Я похудел на 16 кг, все майки на мне болтаются как на дубине», -- пожаловался он. Дважды «подберезовики» устраивали фейерверк. На сцене «распускались» диковинные искусственные цветы, а с потолка сыпались нарядные ленты. Впрочем, не только они: в опасной близости от журналистов пролетели гигантский болт и кусок пластмассы. В большом ассортименте были представлены Мальвины -- девушки из модельного агентства, которых пригласили в качестве украшения. Не обошлось без карабасов-барабасов: в зал неожиданно ворвались люди в униформе и масках и заорали: «Не двигаться!» Лица делегатов напряглись. Но вскоре выяснилось, что это проделки товарищей. «Это шутка, -- заявил и. о. сопредседателя партии Виктор Курочкин. -- Но, пока в нашей стране режим Путина, это может стать реальностью». «Режиму Путина» еще повезло: его выставили в довольно безобидном свете. Изначально планировалось, что «захватчики» будут вооружены и откроют стрельбу холостыми патронами, но администрация «Измайлово» стрелять запретила.

Составляющие рассматриваемого фрейма не представлены в двух следующих абзацах статьи, но зато они вновь появляются в концовке текста, где пересекаются концептуальные фреймы «Буратино» (кукла, сделанная из полена) и Березовский, сторонники которого обозначаются как «подберезовики» и «березовцы», что акцентируют сему «дерево». Все это напрямую связано с общим смыслом статьи, в которой съезд партии представлен как действо, весьма похожее на кукольную жизнь, описанную Алексеем Толстым. Ср.:

Компания подобралась что надо. Да и делегаты тоже. Утвердили письмо правительству и королеве Великобритании, в котором выражали благодарность за участие в деле Березовского. А вот о своей судьбе на выборах рассуждали равнодушно. Сейчас сторонники БАБа судятся с Минюстом, оспаривая право участвовать в выборах. Но глава ЦИК Александр Вешняков назвал притязания «подберезовиков» абсурдом: мол, в выборах имеет право участвовать «ЛибРоссия» Похмелкина. «Ну не зарегистрируют нас. Подумаешь», -- пожимали плечами березовцы. Действительно, чего волноваться? БАБ исправно платит своим сторонникам зарплату (лидеры региональных отделений, по информации «МК», получают $3 тыс.), а они исправно создают шумную оппозиционную массовку. Альянс богатого Буратино и хитрых котов Базилио наверняка будет длиться до тех пор, пока Березовскому хочется, чтобы о нем говорили в России. А желание это вряд ли привязано только к выборам.

При знакомстве с представленной статьей легко заметить, что прецедентные феномены являются подлинным структурным, смысловым и стилистическим центром этой публикации. Они в значительной степени обеспечивают целостность и связность текста, поскольку развертывание поля начинается уже в заголовке статьи и максимально развивается в наиболее сильных позициях текста: в его начальной и заключительной части.

Рассмотренные примеры (а также многие другие) показывают, что ментальное поле прецедентных феноменов со сферой-источником «Детская литература» обладает широкими возможностями для развертывания в текстах современной массовой коммуникации. Одним из наиболее активных в названном поле оказался фрейм «Приключения Буратино». Использование названного фрейма часто носит иронический характер и позволяет выразить негативное отношение к некоторым участникам соответствующей ситуации, а также многие иные концептуальные смыслы. Вместе с тем аллюзии, связанные с детской литературой, легко воспринимаются читателями и нередко помогают автору ярко представить какие-то важные детали, образно охарактеризовать соответствующую ситуацию и ее активных участников.

Специалисты по русской культуре уже отмечали ее «литературоцентризм», высокий авторитет писателей и постоянное обращение к художественным текстам в самых различных сферах коммуникации. Наши наблюдения показывают, что на современном этапе развития для отечественной массовой коммуникации (а возможно, и для российской культуры в целом) особенно характерно обращение к ресурсам детской литературы и иным наиболее доступным источникам. Особенно часто аллюзии связаны с литературными текстами, популярность которых поддерживается хорошими инсценировками, широко известными песнями или римейками.

На следующем этапе исследования рассмотрим особенности развертывания в тексте прецедентных феноменов, восходящих к одной смысловой сфере-источнику. В подобных случаях нередко обнаруживается своеобразное поле прецедентных феноменов, в составе которого выделяется целая система прецедентных имен, событий, высказываний и текстов, образующих развернутую подсистему фреймов. Подобное поле во многом оказывается аналогичным ментальному полю, служащему источником для метафорических моделей, однако между двумя указанными феноменами можно обнаружить и существенные различия.

В качестве примера рассмотрим поле прецедентных феноменов с ментальной сферой-источником «Театр». В политической коммуникации это поле-источник включает по меньшей мере следующие составляющие:

1. Прецедентные имена:

— создатели пьес и сценариев (драматурги, сценаристы и др.);

— создатели спектаклей (режиссеры, балетмейстеры и др.);

— персонажи пьес и спектаклей;

— актеры.

2. Прецедентные тексты:

— названия пьес и их фрагментов;

— названия прозаических произведений, по которым ставятся спектакли;

— названия спектаклей (например, спектакль Г. Товстоногова по пьесе А.М. Горького «На дне» -- это нечто иное, чем другие спектакли по этой пьесе).

3. Прецедентные высказывания:

— цитаты из пьес;

— афоризмы и цитаты, связанные с соответствующей ментальной сферой («театр начинается с вешалки», «короля играет свита» и др.).

4. Прецедентные ситуации:

— ситуации из пьес (например, Софья Фамусова предпочла Молчалина);

— ситуации из соответствующей ментальной сферы, например, «почкование театров (в частности, разделение на две части «Театра на Таганке» и МХАТа);

— ситуации, представляющие собой своего рода синтез театральной и политической жизни (например, балет «Лебединое озеро» прочно связывается в современном сознании с августовским путчем 1991 года).

Можно предположить, что использование в политических текстах театральных прецедентных феноменов далеко не случайно. И дело здесь не только в том, что на рубеже веков многие политики активно осваивают актерские приемы для обольщения избирателей, а многие люди театра «ушли в политику» (Президент Чехии драматург Вацлав Гавел, известный артист кино Джордж Буш-старший, губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер, губернатор Алтайского края Михаил Евдокимов). В эпоху все усиливающейся власти СМИ сценический имидж политика все чаще оказывается более важным, чем его политическая программа, моральные качества или опыт государственной деятельности. Отношения между политическим лидером и электоратом все более становятся похожими на взаимодействие актера и театральной публики.

Для комплексного описания поля прецедентных феноменов должны быть охарактеризованы его следующие существенные признаки:

1. Исходная понятийная область, то есть сфера-источник для соответствующего ментального поля (например, «театр», «литература», «история», «музыка», «спорт» и др.). Во многих случаях в составе того или иного ментального поля-источника можно выделить своего рода подполя, группы и иные подобные единицы.

2. Новая понятийная область, то есть сфера-магнит (сфера-мишень) для соответствующего ментального поля (например, «политика», «реклама», «сфера развлечений» и др.). Во многих случаях в составе того или иного ментального поля-магнита можно выделить своего рода подполя, группы и иные подобные единицы. В настоящей публикации рассматриваются только ментальные поля прецедентных феноменов, относящихся к сфере-магниту «политика».

3. Типы (по классификации Д.Б. Гудкова, В.В. Красных, И.В. Захаренко и Д.В. Багаевой) прецедентных феноменов, относящихся к данному ментальному полю (прецедентные имена, ситуации, высказывания и тексты).

Относящиеся к соответствующей сфере фреймы, концепты, сценарии, скрипты и иные ментальные единицы, каждая из которых представляет определенную часть соответствующего смыслового поля.

При необходимости это описание может быть дополнено характеристикой продуктивности соответствующего поля (его способности к развертыванию в тексте и дискурсе) и сведениями о частотности составляющих данное поле единиц. Полезной может быть также дискурсивная характеристика поля прецедентных феноменов, то есть описание типичных для данного поля концептуальных векторов, прагматических интенций и эмотивных характеристик, дополненное сведениями о взаимосвязи данного поля с другими полями и с другими составляющими текста и дискурса.

Во многих случаях можно обнаружить также элементы взаимодействия между полем прецедентных феноменов и соответствующим метафорическим полем.

Целенаправленный анализ функционирующих в политической сфере ментальных полей прецедентных источников может способствовать обнаружению специфических свойств современной политической коммуникации и выявлению тенденций в развитии политического дискурса.

Рассмотрим закономерности развертывания ментального поля прецедентных феноменов со сферой-источником «Театр» в статье Ю. Богомолова «Политночлежка в пределах Садового кольца», опубликованной в газете «Известия» 6 марта 2004 года.

Нынче перед нами поставлен вопрос ребром: кто мы -- быдло или напротив?

Хакамада говорит: если вы «напротив», придите и отдайте голос мне.

«Комитет-2008» и Владимир Рыжков говорят: если вы истинные демократы, не ходите к урнам, останьтесь дома.

…Попрыгунья-стрекоза лето целое пропела и проплясала, а теперь, когда зима катит в глаза, принялась обличать и требовать долива после отстоя пены. Теперь она -- лицо русской демократии и, как бывший член Государственной думы Киса Воробьянинов, просит подаяния.

Нетрудно заметить, что всякий раз у нас президентская гонка напоминает если не басенный, так литературно-сценический сюжет.

В 1996-м выборы проходили почти по сценарию «Карьеры Артура Уи». Финал был не тот, что в пьесе. Старый президент Генсборо все-таки выбрался из глубокой ямы. Все-таки Уи тогда не прошел в президенты.

В связи с выборами 2000 года мне в свое время пришлось вспомнить «Горе от ума». Появление Путина на политической авансцене вызвало тогда недоумение у передовой общественности. Сразу встал вопрос: кто такой? Ответ на него имел психологический подтекст: он такой, как все, -- не самый высокий, не самый красноречивый. Не ярко выраженный блондин и уж точно не брюнет. И никакой у него харизмы. И политическая биография у него совсем коротенькая. И чего в нем нашла Софья Фамусова?

Каждый претендент на ее руку тогда чувствовал себя обойденным Чацким -- остроумным, свободолюбивым, непринужденным, с большим политическим опытом. Особенно Явлинский. А она, Софья (в просторечии -- электорат), тогда предпочла Молчалина, который на поверку не так уж и прост.

В знаменитой товстоноговской постановке, памятной для нашего поколения, акценты были несколько смещены. Самой яркой актерской удачей был Юрский в роли Чацкого -- непринужденный, обаятельный, эксцентричный. Но истинным откровением того режиссерского прочтения все-таки стал Молчалин в исполнении Кирилла Лаврова. Его Молчалин был, по контрасту, скованный, принужденный, затаившийся -- разночинец, шагнувший из тени в свет. Но при всем том его герой не смотрелся ничтожеством. Были в нем какая-то странность, загадочность и сила. Снаружи действительно Молчалин, а внутри -- чуть ли не Базаров.

Молчалин и Чацкий -- неразлучная пара в русской литературе. И, возможно, в русской жизни. У Салтыкова они подружились. А у Островского -- одно лицо. И имя ему -- Егор Дмитриевич Глумов. Повадки и приемчики у него -- как у Молчалина, а резвость ума и либерализм -- от Чацкого.

То была середина ХIХ века. Тогда чиновничество набирало силу и пускало корни. Не было жальче зверя -- мелкого чиновника (читайте Гоголя). Не было зверя страшнее крупного бюрократа (смотрите Сухово-Кобылина). Чацкие обезличились к тому времени, Молчалины обрели сановитость.

А уж в начале ХХ века, когда ветер демократических свобод и буржуазных начинаний впервые задул на просторах России, собирательным ее образом стал не чеховский «Вишневый сад» -- им явилась ко всеобщему удивлению городская ночлежка из горьковской пьесы «На дне».

Как ни странно она аукнулась в политической жизни России уже ХХI века.

Такое впечатление, что компания бомжей из прошлого решила поучаствовать в избирательной кампании 2004-го. Когда идут теледебаты, то сходство становится разительным.

Собрались политические аутсайдеры с разным житейским опытом, с непохожими судьбами, с несходными менталитетами и мировоззрениями и плачутся на жизнь и клянут тех, кто предал, захватил, обманул, украл, узурпировал. И поминают лучшие времена, всякий свои.

То выглянет из кого-нибудь брезгливый Барон, гнушающийся босяцким (в политическом смысле) обществом (например, из той же Хакамады), а то буйный Васька Пепел -- из Малышкина или Лука, на которого отчасти смахивает бомжующий странник Иван Рыбкин, отчасти -- бесконфликтный Сергей Миронов. Как, впрочем, и крестьянин с погонами офицера спецслужбы Николай Харитонов, и социалист-патриот с докторской степенью Сергей Глазьев. Вот такая образовалась политическая ночлежка в пределах Садового кольца.

Вот их демократические лица мы, избиратели, должны спасти, придя на выборы.

Лицо еще одного отца русской демократии -- Владимира Рыжкова -- мы можем спасти, если не придем на выборы.

При знакомстве с представленной статьей легко заметить, что прецедентные феномены являются подлинным структурным, смысловым и стилистическим центром этой публикации. Они в значительной степени обеспечивают целостность и связность текста, поскольку развертывание поля начинается уже в заголовке статьи и развивается во всех ее структурно-композиционных частях. Анализируя направления развертывания ментального поля прецедентных феноменов со сферой-источником «Театр» в рассматриваемом тексте, можно выделить следующие составляющие данного поля, прямо или косвенно представленные в статье.

1. Прецедентные имена:

— создатели пьес и спектаклей (драматурги А.С. Грибоедов, Н.В. Гоголь, А.М. Горький, А.Н. Островский, Бертольд Брехт, А.В. Сухово-Кобылин, А.П. Чехов; режиссер Г.А. Товстоногов);

— персонажи пьес и спектаклей (Артур Уи, президент Генсборо, Чацкий, Молчалин, Софья Фамусова, Барон, Васька Пепел, Лука, Расплюев);

— актеры (Юрский, Кирилл Лавров).

2. Прецедентные тексты:

— названия пьес («Карьера Артура Уи», «Горе от ума», «На дне», «Вишневый сад», косвенное упоминание о пьесах «Ревизор» и «На всякого мудреца довольно простоты», а также о трилогии «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина»);

— названия спектаклей (спектакль Г. Товстоногова по пьесе А.М. Горького «На дне»).

3. Прецедентные высказывания:

— цитаты из пьес (неудачники с разным житейским опытом, с непохожими судьбами, с несхожими менталитетами «плачутся на жизнь и клянут тех, кто предал, захватил, обманул, украл, узурпировал. И поминают лучшие времена»);

— афоризмы и цитаты, связанные с соответствующей ментальной сферой (в рассматриваемой публикации не обнаружены).

4. Прецедентные ситуации:

— ситуации из пьес (Софья предпочла Молчалина; Барон гнушается босяцким обществом; победа на выборах президента Генсборо и поражение Артура Уи; странствования Луки, который назван бомжем);

— ситуация из спектакля Г. Товстоногова, предложившего образ Молчалина, в котором была «какая-то странность, загадочность и сила. Снаружи действительно Молчалин, а внутри -- чуть ли не Базаров»;

— ситуации из соответствующей ментальной сферы (большой успех постановки Г.А. Товстоногова).

Можно предположить, что внимательный читатель обнаружит в тексте и иные театральные аллюзии. Например, в начальной фразе данного текста (Нынче перед нами поставлен вопрос ребром: кто мы -- быдло или напротив?) можно заметить отголоски знаменитого монолога «Быть или не быть?» из пьесы В. Шекспира «Гамлет» (вопросительная структура, антитеза, инициальная позиция).

Отметим также, что в данном тексте активно представлены театральные (по сфере-источнику) метафоры (сценарий, пьеса, литературно-сценический сюжет, подтекст, постановка, авансцена и др.), то есть обнаруживается взаимодействие поля прецедентных феноменов с метафорическим полем «Театр», о котором писали О.Н. Григорьева [2001], Н.А. Кузьмина [1999], А.П. Чудинов [2001], Н.Г. Шехтман [2004] и другие исследователи политической метафоры.

Как известно, в социальной жизни оказываются тесно связанными ментальные сферы «Театр» и «Литература». Поэтому вполне закономерно, что подобные связи находят отражение и в рассматриваемом тексте, где, помимо театральных, актуализированы еще и прецедентные феномены из сферы-источника «Литература». В рассматриваемой статье упоминаются Егор Дмитриевич Глумов -- герой цикла очерков М.Е. Салтыкова-Щедрина «В среде умеренности и аккуратности», Евгений Базаров -- герой романа И.С. Тургенева, Киса Воробьянинов -- персонаж романа И. Ильфа и Е. Петрова «12 стульев», а также «попрыгунья-стрекоза» из басни И.А. Крылова. Показательно, что в статье использованы также несколько трансформированные прецедентные высказывания из этой басни («Попрыгунья-стрекоза лето целое пропела и проплясала, а теперь, когда зима катит в глаза…») и из романа «12 стульев» («лицо еще одного отца русской демократии» и «бывший член Государственной думы Киса Воробьянинов»).

Продолжая описание ментальных полей прецедентных феноменов в рассматриваемой статье, в соответствии с представленной выше методикой анализа, выделим взаимосвязи между полями-источниками «Театр» и «Литература», с одной стороны, и полем-магнитом «Политическая реальность», с другой стороны (в данном случае актуализировано подполе «Федеральные выборы в России»).

1. Фрейм «Политические партии и лидеры» -- Фрейм «Персонажи литературных произведений и спектаклей».

1.1 «Правые политические силы» (СПС, «Яблоко», «Комитет-2008», Владимир Рыжков, Ирина Хакамада и др.) -- попрыгунья-стрекоза, просящий подаяния отец русской демократии Киса Воробьянинов, «бомжи» из прошлого.

1.2 Ельцин -- президент Генсборо.

1.3 Путин -- Молчалин в исполнении Кирилла Лаврова.

1.4 Избиратели -- непостижимая Софья Фамусова.

1.5 Явлинский -- обойденный Чацкий.

1.6 Хакамада -- брезгливый Барон.

1.7 Малышкин -- буйный вор Васька Пепел.

1.8 Иван Рыбкин, Сергей Миронов, Сергей Глазьев и Николай Харитонов -- названный бомжем странник Лука.

2. Фрейм «Избирательные кампании» -- Фрейм «Пьесы и спектакли».

2.1 Выборы 1996 года -- пьеса Б. Брехта «Карьера Артура Уи».

2.2 Выборы 2000 года -- пьеса А.С. Грибоедова «Горе от ума».

2.3 Выборы 2004 года -- пьеса А.М. Горького «На дне».

3. Фрейм «Проведение избирательной кампании»

3.1 Плохая подготовка к выборам -- песни и пляски беспечной попрыгуньи-стрекозы.

3.2 Послевыборное поведение политических неудачников -- жалобы и проклятья «политических бомжей» Барона, Васьки Пепла и Луки, а также нищенские просьбы Кисы Воробьянинова.

Разумеется, рассмотренное соотношение прецедентных феноменов из театральной сферы с реальной политической ситуацией являет собой лишь один из возможных вариантов представления ситуации. Показательно, что в интервью с режиссером Андреем Житинкиным (Независимая газета. 2000. март) предлагается совсем иное распределение ролей. Ср.:

В «Горе от ума» роли распределяются совершенно замечательно. Чацкий -- это же Путин. В этом случае, понятное дело, Фамусова играет Лебедь. У Путина/Чацкого сложные отношения с Софьей/Хакамадой. Правда, есть персонажи, у которых отношения складываются лучше. Это в первую очередь Кириенко/Молчалин. Фантастически ярко роль старухи Хлестовой мог бы сыграть Жириновский -- с его яркими губами, потрясающей мимикой. В чепчике и с лорнетом он был бы просто неподражаем. Получилась бы яркая, язвительная, всех высмеивающая Хлестова. На роль Скалозуба огромное количество претендентов -- например, Руцкой, тот же Лебедь… И, как ни странно, на Скалозуба можно было бы попробовать Невзорова. В труппе нашего гипотетического театра есть потрясающие «люди двора» -- те, кого называют сплетниками. Есть свой резонер. Роль Репетилова я дал бы Доренко. Он фантастически транслирует любую мысль и способен говорить на любую тему.

Отметим также, что в статье Ю. Богомолова, которая была опубликована газетой «Известия» в марте 2000 года, предлагалось еще одно распределение ролей: Скалозуба, по мысли автора, мог бы сыграть Геннадий Зюганов, а на роль Фамусова хорошо подошел бы Борис Ельцин. В этом случае играть Чацкого и Молчалина, добивающихся руки Софьи-электората, пришлось бы соответственно Григорию Явлинскому и избранному президенту.

О судьбе еще одного активного участника избирательной кампании 2000 года -- Бориса Березовского -- размышляет журналист А. Угланов: Да, у лондонского сидельца все еще немало помощников в России. Они -- остатки некогда большой армии, служившей БАБу за деньги. Так что в его сегодняшней активности явно прослеживается комплекс короля Лира -- он продолжает думать о тех, кого поставил на ноги, вывел во власть, как о своих детях. Но нужен ли он этим «детям» сегодня?! <…> Так что БАБ все больше становится похож на Фирса из «Вишневого сада» А. П. Чехова. Пришли новые олигархи -- и старый больше не нужен. Демонизированная фигура окончательно отлучена от российской политики (Угланов А. Березовский атакует российский трон // АиФ. 2003. № 24).

Рассмотренные примеры (а также многие другие) показывают, что ментальные поля прецедентных феноменов со сферами-источниками «Театр» и «Литература» обладают широкими возможностями для развертывания в современных российских политических текстах. При дискурсивной характеристике названных полей прецедентных феноменов можно отметить, что они проникнуты концептуальными векторами, представляющими политическое событие как что-то вторичное, неподлинное, как своего рода игру, имитацию настоящей жизни. Использование названных полей для характеристики политической ситуации часто носит иронический характер и позволяет выразить негативное отношение к некоторым участникам политической борьбы и политической ситуации в стране в целом, а также многие иные концептуальные смыслы. Вместе с тем литературно-театральные аллюзии нередко помогают автору ярко представить какие-то важные детали, образно охарактеризовать политическое событие и его активных участников.

Специалисты по русской культуре уже отмечали ее «литературоцентризм», высокий авторитет писателей и постоянное обращение к художественным текстам в самых различных сферах коммуникации [Кондаков 2005]. Наши наблюдения показывают, что для отечественной массовой коммуникации (а возможно, и для российской культуры в целом) характерен еще и «театроцентризм», постоянное обращение к ресурсам рассматриваемой сферы.

Как известно, в нашей стране издавна литература и театр (а в ХХ веке еще и кино) служат своего рода «учебниками жизни» -- источниками моральных ценностей, стереотипных представлений и репертуара прецедентных имен, ситуаций, текстов и высказываний. Соответственно «Поэт в России -- больше, чем поэт», а знаменитый артист -- это едва ли не божество. В этих условиях вполне закономерно регулярное обращение отечественных политиков и журналистов к прагматическим ресурсам литературных и театральных источников.

Заканчивая рассмотрение закономерностей реализации прецедентных феноменов в тексте, сделаем следующие выводы:

1. В текстах, ориентированных на массовую коммуникацию, часто можно обнаружить прецедентные феномены, играющие важную роль в коммуникативной организации содержания. Основные признаки доминантности -- высокая частотность, разнообразие, развернутость и рассредоточенность по различным частям текста. Дополнительные признаки доминантных моделей -- применение не только традиционных, но и ярких индивидуально-авторских образов, реализация соответствующих имен в наиболее сильных позициях текста (заголовок, первая и последняя фразы текста в целом и -- в меньшей степени -- его структурно-композиционных частей, шрифтовые выделения и др.).

2. Используемые в тексте прецедентные феномены должны гармонировать между собой, обладать теми или иными однотипными свойствами, обеспечивая тем самым стилистическое единство статьи. Выделяются два основных варианта развертывания прецедентности в тексте: в первом случае разнообразные прецедентные феномены восходят к одному тексту (или к творчеству одного автора), а во втором -- прецедентные феномены объединяются принадлежностью к одной смысловой сфере.

3. Восприятие прецедентного феномена становится более ярким, если он акцентируется в тексте при помощи тех или иных средств, способствующих привлечению внимания читателей к форме выражения соответствующих смыслов (антитеза, метафора, инверсия и др.). Особую значимость для восприятия прецедентности приобретает использование соответствующего феномена в заголовке текста, а также в его инициальной и/или финальном фразе.

4. Доминантные прецедентные феномены представляют собой одно из важных средств обеспечения связности и цельности текста, они усиливают эстетическую значимость и прагматический потенциал текста. Удачное использование прецедентного феномена -- мощное средство воздействия на адресата, способ преобразования картины мира в его сознании. Применение прецедентного феномена способно изменить отношение к обсуждаемой проблеме, создает эмоциональный фон, необходимый для принятия решений, и подсказывает решения за счет активизации аналоговых возможностей человеческого мышления.

5. Использование когнитивно-дискурсивного анализа существенно расширяет возможности традиционной лингвистики текста. Эффективный анализ текстообразующей роли прецедентных феноменов возможен только с учетом их интертекстуальных связей. Такое исследование позволяет лучше понять развертываемые прецедентные феномены в их взаимосвязи не только внутри текста, но и в общем континууме современности.

3.4 Прецедентные феномены в ментально-вербальном лексиконе личности

Важная проблема исследования прецедентности -- это выяснение того, насколько читатели (слушатели) способны правильно и полно воспринимать смысл высказывания с прецедентным феноменом. Как ярко показал Г. И. Богин [2000], техника понимания текста, рефлексия -- это сложнейший многоаспектный процесс, допускающий различную глубину восприятия и обязательно включающий несколько стадий. Для правильного и полного понимания текстов с прецедентными феноменами читателю необходимо выполнить целый ряд сложных ментальных операций. Адресат должен быть способен, во-первых, обнаружить явления прецедентности в соответствующем тексте, во-вторых, осознать источник прецедентности, а в-третьих -- оценить структурные, смысловые, функциональные и иные особенности использования прецедентного имени в данном тексте.

Для выполнения указанных операций читателю необходима определенная эрудиция и подготовленность к правильному восприятию текста с прецедентными феноменами. Однако можно предположить, что реально эти ментальные операции (узнавание, осознание и оценку) способны осуществить далеко не все читатели, а во многих случаях даже и не большинство. Наши эксперименты, проведенные в 2003 году, показали, что большинство студентов не могут объяснить, например, смысл следующих выражений: Смутное время, Ходынка, Семибоярщина, Акела промахнулся, испорченные жилищным вопросом москвичи, пепел Клааса стучал в сердце прокурора, бороться с ветряными мельницами. Особенно низкую эрудицию продемонстрировали будущие юристы, но не многим лучше проявили себя и будущие педагоги [Нахимова 2004].

В результате эксперимента, проведенного Н. А. Кузьминой (2004) выяснилось, что большинство филологов опознают следующие цитаты: «Человек -- это звучит гордо», «Отчего люди не летают?», «А может, тебе дать и ключ от квартиры, где деньги лежат?», «У сильного всегда бессильный виноват», «Ведь нынче любят бессловесных», «Счастливые часов не наблюдают», «Шепот, робкое дыханье, трели соловья», «Ах, ножки, ножки, где вы ныне?». Вместе с тем было обнаружено, что при общем высоком проценте правильной атрибуции от 4 до 16% реципиентов неверно указывают автора или свидетельствуют об анонимном бытовании цитаты в их индивидуальной когнитивной системе [Кузьмина 2004]. В процессе указанного эксперимента было выявлено, что в зону слабой распознаваемости (менее трети опрошенных) вошли все рассмотренные цитаты из поэзии ХХ века, в том числе такие известные, как «Быть знаменитым некрасиво», «Во всем мне хочется дойти до самой сути», «Милый, милый, смешной дуралей! Ну, куда же, куда он гонится?», «Вы помните, вы все, конечно, помните…», «А если когда-нибудь в этой стране воздвигнуть задумают памятник мне…». В этой же группе оказались почти все цитаты из произведений Некрасова, знакомых еще со времен начальной школы («Не ветер бушует над бором», «И пошли они, солнцем палимы…»), и даже некоторые цитаты из Пушкина и Лермонтова («Подожди немного, отдохнешь и ты») [Там же].

Вопросы восприятия студентами прецедентных имен детально исследованы в кандидатской диссертации Н.В. Бирюковой [Бирюкова 2005]. Было обнаружено, что абсолютное большинство студентов, обучающихся в Уральской академии государственной службы по специальности «Государственное и муниципальное управление», не в состоянии объяснить, кто такие Тарас Скотинин, Аркадий Кирсанов, Павел Корчагин и Олег Кошевой. С этой задачей не справились и многие студенты-филологи. Следует отметить, что современные студенты уже плохо знают произведения советской литературы, которые в настоящее время не изучаются в школе или рассматриваются обзорно. Лишь около трети студентов-филологов смогли вспомнить имена чрезвычайно популярных в недавнем прошлом героев романов «Молодая гвардия» и «Как закалялась сталь» Олега Кошевого и Павла Корчагина. Показательно, что многие студенты-филологи не могли вспомнить прецедентное имя Тарас Скотинин и лишь три четверти студентов помнят когда-то знаменитого Павла Власова.

Не менее показательны и данные о знакомстве студентов с прецедентными именами из социально-политической сферы. По данным Н. В. Бирюковой, лучше всего студентам-филологам знакомы прецедентные имена Емельян Пугачев (94%), Степан Разин (93%), Георгий Жуков (85), Александр Невский (80%). Хуже всего студенты-филологи знают Константина Черненко (66%), Софью Перовскую (64%) и Павла Пестеля (72%). Показательно, что больше всего ошибочных ответов касается деятельности Генерального секретаря ЦК КПСС Константина Черненко и знаменитого юриста Анатолия Кони.

Вместе с тем, оказалось, что студенты Академии государственной службы в меньшей степени, чем студенты-филологи, знают прецедентные имена из социально-политической сферы. С одной стороны, все студенты, изучающие менеджмент, знают имя Емельяна Пугачева, абсолютное большинство студентов знают имена Павла Пестеля и Ивана Грозного (по 85%), Козьмы Минина (76%), Георгия Жукова и Льва Троцкого (по 73%), Сергия Радонежского и Степана Разина (70%). С другой стороны, только 16% будущих управленцев знают о деятельности Софьи Перовской и только 30% студентов Академии помнят имя Константина Черненко, который два десятилетия назад возглавлял Советский Союз. Показательно и сопоставление количества студентов, которые не дали ответа (19,0% филологов и 32,5% менеджеров) [Бирюкова 2005].

Представленные выше материалы позволяют еще раз вернуться к проблеме определения прецедентности. По мнению В.В. Красных, «прецедентные феномены -- это феномены: 1) хорошо известные всем представителям национально-лингвокультурного сообщества; 2) актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане; 3) обращение к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингвокультурного сообщества» [Красных 2002: 58]. В этом определении наибольшее сомнение вызывает утверждение о том, что прецедентными являются феномены, «известные всем (выделено мною. -- Е. Н.) представителям национально-лингвокультурного сообщества». Даже если обратиться к тем примерам прецедентных феноменов, которые приводит сама В. В. Красных, то можно предположить, что едва ли действительно все наши соотечественники понимают смысл таких прецедентных ситуаций, как Смутное время, Ходынка, Семибоярщина, а также таких прецедентных имен, как майор Пронин, Растиньяк, Альхен и др. Интеллектуальный и культурный уровень наших граждан, сферы их интересов настолько различны, что выдвижение критерия общеизвестности при выявлении прецедентных феноменов в коммуникации, рассчитанной на массового адресата, представляется не вполне осторожным.