Один из лидеров левых экстремистов Виктор Анпилов предлагает оригинальную трактовку личности идеологически близкого ему героя «Собачьего сердца». Ср.:

Когда меня сравнивают с Шариковым, ну там Киселев… Шариков -- хорошая русская фамилия, она отражает сложность характеров в повести Булгакова. Шариков прошел путь от собаки до человека, который задался вопросом: «А зачем я появился на свет? Какова моя миссия?» (В. Анпилов, сопредседатель Народно-патриотического союза).

Видимо, только сходство идеологических позиций Шарикова и Анпилова помешало нашему современнику увидеть, что Шариков так и не смог стать достойным человеком, а его характер изображен не столь уж сложным. Однако общий слоган -- «Все отнять и поделить!» -- оказался важнее литературоведческих деталей.

Иногда даже филологу трудно сразу понять сложные литературные аллюзии руководителя. Например, В.С. Черномырдин обращается к авторитету А.П. Чехова: Правительство поддерживать надо, а мы ему по рукам, по рукам, все по рукам. Еще норовим не только по рукам, но еще куда-то. Как говорил Чехов (В. Черномырдин, Председатель Правительства РФ). Не исключено, что Виктор Степанович, размышляя о взаимодействии ветвей государственной власти, вспомнил рассказ «По делам службы», где старик-вестовой горько жалуется: «Летось веду арестанта в город, а он меня -- по шее! по шее! по шее!». В этом случае правительство предстает как безответный возница, а депутаты -- как агрессивный арестант. Однако вполне возможно, что в памяти эрудита запечатлелись слова из письма Ваньки Жукова своему дедушке Константину Макарычу: «А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать». И в том и в другом случае люди, мешающие правительству, оцениваются крайне негативно.

Широкую эрудицию проявляет и лидер либеральных демократов В. В. Жириновский, который постоянно использует в своей публицистике литературные и библейские аллюзии. Ср.:

Бедный дедушка Аркадий, не со своего ли будущего внука писал ты портрет жирного предателя, продавшего Родину за «банку варенья да коробку печенья» (Последний вагон на север). Как же так, мать-Россия, как же допустила ты, что эти ироды управляли тобой, морили тебя голодом, разоряли и насиловали? Федор Михайлович! Разве ж в твое время были «бесы»? То были бесенята (Там же). Не хотелось ли, как Иуде, повеситься на дереве после предательства партии, взрастившей на своей груди змею? Молчит Михаил Сергеевич (Там же).

Значительно реже политические эрудиты обращаются к архитектуре, изобразительному искусству и театру, но и эти сферы в ряде случаев становятся источником ярких образов, обнаруживая оригинальный авторский подход к эстетическим ценностям. Ср.:

Почему вывоз икон считают контрабандой? Раз берут -- надо продавать. И рисовать их, рисовать. Что у нас, Рублевых что ли, нет? (В. Брынцалов, кандидат в Президенты России). Деньги -- источник духовности. Можешь себе место в Большом театре купить. Оперу там послушать, балет опять же (В. Брынцалов). Наш президент больше был похож на постоянно падающую Пизанскую башню (К. Затулин, депутат Государственной думы). Сатанист Якунин в черном маскхалате, сиамские близнецы Немцов и Явлинский, ведьмы Боннер и Гербер, неугомонные жабы Старовойтова и Новодворская, псевдогенералы, бородатые проповедники, парижские беллетристы-гомосексуалисты, юмористы-проститутки и картавые журналисты. Паноптикум! Видение Иеронима Босха (В. Жириновский, заместитель Председателя Государственной думы).

В выступлении активиста Народно-патриотического союза Виктора Анпилова используется традиционный риторический прием: близкие ему политики объединяются в один ряд с людьми, которые, по мысли автора, на протяжении всей истории России были славой и гордостью страны. Показательно, что к таким людям отнесены не только князь и святой, разбойник и два коммунистических лидера, но и лучшие российские поэты. Ср.:

Какие люди! Бабурин, Тулеев, Варенников! Вот где силища! Вот где мощь нации!!! С нами Дмитрий Донской, с нами Сергий Радонежский! С нами Стенька Разин! Пушкин и Лермонтов! С нами Ленин, с нами Сталин!

Проведенное исследование показывает, что авторы современных политических текстов наиболее охотно обращаются к ресурсам двух сфер источников -- политики и литературы; значительно реже в политической коммуникации используются прецедентные феномены, восходящие к сферам религии, мифологии, театра, живописи, музыки. Вместе с тем авторы политических текстов мало склонны к использованию прецедентных феноменов, относящихся к научной субсфере.

При количественном сопоставлении выясняется также, что в российской политической коммуникации отечественные прецедентные имена используются примерно в пять раз чаще, чем зарубежные. Показательно, что частотность позитивного и негативного использования российских и зарубежных прецедентных имен определенным образом коррелирует с политической позицией авторов текстов.

Обращение к прецедентным феноменам -- традиционная черта отечественной политической коммуникации. Этот прием позволяет ярче представить политическую позицию автора, привлечь внимание к историческим основам современных социальных теорий, усилить прагматическое воздействие текста. Вместе с тем легко заметить, что неудачное использование прецедентных имен обнаруживает косноязычие и скудоумие адресанта, что особенно бросается в глаза на фоне его значительного общественного положения.

Можно выделить несколько критериев эффективности использования прецедентных феноменов в политической коммуникации.

Политическая уместность прецедентного феномена. Используемые автором прецедентные имена должны в полной мере соответствовать дискурсивным характеристикам текста и особенно представлениям адресата. Например, в статье С. Белковского «Специальная теория Путина» (Комсомольская правда. 2004. 29 сент.) выражается резкое неприятие прецедентного имени, использованного бывшим Государственным секретарем США Збигневом Бзежезинским. Ср.:

Гигант либерально-демократической мысли, отец всей и всяческой демократии, 76-летняя особа, приближенная к Всемирному правительству, -- короче, сам Збигнев Бзежезинский опубликовал программную статью «Московский Муссолини». В статье гигант на полном серьезе уподобил Владимира Путина Бенито Муссолини, а путинский режим -- итальянскому фашистско-корпоративному государству 20--30-х годов прошлого века.

1. Интертекстуальная сверхдетерминация прецедентного феномена. Как отмечает С. Козлов, «термин «сверхдетерминация» перешел в теорию интертекстуальности из психоанализа; он означает, грубо говоря, обусловленность текста множеством накладывающихся друг на друга интертекстуальных связей» (С. Козлов http). Чем обширнее детерминация, тем больше аллюзивный потенциал этого прецедентного феномена, тем эффективнее будет его использование. Например, Сергей Козлов, анализируя фразу Ю. Тавровского «Спящую красавицу внешнеполитической пропаганды пора будить», демонстрирует, что прецедентный феномен «спящая красавица» в российском сознании связан не только со сказкой Перро, но и с балетом П. Чайковского в постановке Петипа, а также с недавней реставрацией этого балета в Мариинском театре, осуществленной Сергеем Вихоревым. В результате «спящая красавица» воспринимается как образ политической реставрации, тесно связанной с Петербургом.

2. Доступность используемого прецедентного феномена для читателей, на которых ориентируется соответствующее издание. В нашей предыдущей статье [Нахимова 2004] было показано, что не более четверти первокурсников юридического вуза оказались в состоянии понять смысл таких прецедентных феноменов, как Смутное время, Ходынка, Семибоярщина, Акела промахнулся, испорченные жилищным вопросом москвичи, пепел Клааса стучал в сердце прокурора, бороться с ветряными мельницами. Еще более яркие факты о восприятии студентами прецедентных высказываний приведены в исследованиях Н.А. Кузьминой [2000, 2004]. Очевидно, что человек, не способный осознать тот или иной прецедентный феномен, оказывается вне зоны его прагматического воздействия. Многие наши соотечественники воспримут выражение «спящая красавица» только как сообщение об уснувшей девушке приятной внешности.

3. Достаточная корректность и недвусмысленность использования прецедентного феномена. Не замеченная вовремя политиком возможность двоякого понимания фразы отвлекает внимание от авторского замысла. Среди рассмотренных выше особенно двусмысленно воспринимается фраза Дмитрия Аяцкова: «Я завидую Монике Левински». Не вполне корректным представляется и обращение приморского губернатора к опыту французского президента (Де Голль был мудрым человеком, поэтому и мне надо помудреть): все-таки слишком велика интеллектуальная дистанция от Евгения Ноздратенко до Шарля де Голля. По-разному можно оценить и рассказ депутата о том, что длина очереди в его кабинет сопоставима с размерами очереди в мавзолей В.И. Ленина. Создается впечатление, что наши политические лидеры не до конца осознают, что их внимательно слушают и пытаются найти скрытый глубокий смысл в каждом высказывании.

Вместе с тем в условиях современного российского политического дискурса отнюдь не считается недостатком некоторая грубость и даже оскорбительность используемого образа, а также неточное цитирование или смысловое преобразование цитаты. Использование прецедентных феноменов -- это, помимо прочего, эффективный способ оскорбить и унизить оппонента, не опасаясь при этом судебного преследования. Остается надеяться, что развитие политической культуры и социальной толерантности в нашей стране будет способствовать в будущем более корректному использованию прецедентных феноменов.

2.5.2 Президент как субсфера-мишень прецедентности

Исследование президентского дискурса -- одно из перспективных направлений современной политической лингвистики. Подобные исследования особенно характерны для американских специалистов: см. специальный обзор в монографии Э.В. Будаева и А.П. Чудинова [2006]. Вместе с тем показательно, что и отечественные специалисты в последние годы все чаще обращаются к этой сфере исследования. Помимо монографии и докторской диссертации М.В. Гавриловой, в которой детально рассмотрены коммуникативные особенности выступлений Б.Н. Ельцина и В.В. Путина [Гаврилова 2004, 2005], можно выделить несколько кандидатских диссертаций [Каслова 2003; Стрельников 2006; Моисеева 2007; Чернякова 2007 и др.], а также целый ряд статей [Белкина 2002; Вепрева 2007; Маркова, Харламова 2005; Светоносова 2005 и др.].

Повышенное внимание к президентскому дискурсу легко объяснимо: глава государства традиционно вызывает интерес у соотечественников и многих граждан зарубежных стран. Вполне закономерно, что президент воспринимается не только как руководитель, но и как своего рода символ страны. Показательно, что в самых разных языках существует образная модель, в соответствии с которой президент метонимически обозначает государство в целом: так, еще Дж. Лакофф подметил, что американские политические лидеры и близкие к ним журналисты предпочитали говорить не о войне с Ираком, а о борьбе с Саддамом Хусейном [G. Lakoff 1991].

В современной политической лингвистике выделяются два подхода к изучению президентского дискурса. В первом случае предметом рассмотрения становится идиостиль главы государства [Гаврилова 2007]. Специалисты рассматривают коммуникативные стратегии и тактики президента, его образные средства, использование различных пластов лексики и фразеологии, излюбленные средства синтаксиса, способы выражения модальности, выражение оценки и др. Комплексная характеристика идиостилей президентов России представлена в исследованиях М.В. Гавриловой [2004, 2005]. Другие авторы обращаются лишь к отдельным аспектам президентского идиостиля. Так, Т.А. Светоносова [2005] рассматривает политические ценности, представленные в выступлениях президента В.В. Путина, А.В. Сурина описывает метафоры со сферой-источником «насилие» в мемуарах первого президента России Б.Н. Ельцина.

Во втором случае (широкий подход) исследуются не только речевая деятельность президента, но и пути создания образа президента в коммуникативной деятельности иных политических деятелей и журналистов. Изучение подобных материалов позволяет определить, как руководитель страны воспринимается в национальном сознании. Так, в диссертациях А. А. Касловой [2003], А.М. Стрельникова [2005], А.И. Моисеевой [2007] сопоставлены метафоры и оценочные высказывания, которые широко использовались в избирательных кампаниях по выборам президентов США и России.

Основным материалом для рассмотрения в настоящей публикации стали публикации отечественных политиков и журналистов, которые дают характеристику президенту В.В. Путину, то есть учитывается широкий подход к выделению президентского дискурса. Предметом исследования стал арсенал прецедентных имен, которые используются для образного представления действующего президента страны в современном российском президентском дискурсе.

Одно из перспективных направлений в исследовании прецедентных имен в современной российской политической коммуникации -- это последовательное описание ведущих сфер-источников и сфер-мишеней прецедентности, что важно для определения того круга фоновых знаний, который необходим читателю для правильного и полного понимания соответствующих текстов [Караулов 1987; Красных 2002]. Изучение сфер-источников и сфер-мишеней прецедентных имен может предоставить также интересный материал для оценки эрудиции, жизненного опыта, политических предпочтений, прагматических установок и речевого мастерства автора, а также для выявления авторского отношения к концептам, составляющим сферы-мишени.

Следует отметить, что случаи использования для создания образа президента прецедентных феноменов, восходящих к литературной сфере, весьма немногочисленны и воспринимаются как несколько надуманные, не вполне удачные. Например, совершенно неожиданный образ находит редактор оппозиционной газеты «Завтра» Александр Проханов. Ср.:

Симпатии общества к Путину из последних сил подогреваются Леонтьевым, Пушковым, Сванидзе. Среди бесчисленных оглупляющих мыльных опер и бессмысленных ток-шоу эти «три мушкетера» выглядят благородными рыцарями, воспевающими свою Даму Сердца, которая таинственно и печально, словно блоковская Незнакомка, маячит в осеннем тумане российской политики (Проханов А. «А в Киеве дядька…» // Завтра. 2004. № 45).

Наибольшее место в фонде прецедентных имен, используемых в современной политической коммуникации для осмысления личности и предназначения действующего Президента России, занимает сфера политики [Нахимова 2005]. Особенно частотны в функции источника имена широко известных глав государств, а также других знаменитых политических лидеров.

Сторонники В.В. Путина, обращаясь к нему, видят в нем продолжателя традиций лучших политических лидеров нашего государства. Ср.:

На Руси все Владимиры были мудрыми -- от Владимира Красное Солнышко и Владимира Мономаха до Владимира Ильича. А Вы мудры на генетическом уровне, потому что вы Владимир Владимирович (М. Бобаков, руководитель новосибирских профсоюзов).

Бывший лидер «Союза правых сил» Б.Е. Немцов, размышляя о программе действий В.В. Путина, вспоминает о деятельности преобразившего Россию Петра Первого.

Когда Петр надумал прорубить «окно в Европу», он стал ввозить в Россию немцев, голландцев, посылать своих «птенцов» к заграничным учителям, заложил на болоте европейский город. Это была выразительная и недвусмысленная демонстрация государевых намерений. Путину, слава Богу, уже не надо прорубать ни окно, ни дверь. Время требует от лидера нации совсем иных «царских жестов». Но несомненно, что такие жесты, а еще лучше -- дела, необходимы. Хотя бы для того, чтобы общество почувствовало: на дворе -- новая эра (Б. Немцов, лидер «Союза правых сил»).

Совсем иные образы для представления действующего Президента Российской Федерации находят оппозиционные авторы, которые вспоминают всемирно известных диктаторов (Наполеон, Иван Грозный, Пиночет, Сталин и др.). Ср.:

В ельцинском мифе конкретного исторического предка не было. Мифический Ельцин -- продолжение абстрактного былинного богатыря, черпающего силу от народа и матери-сырой земли.

А Путину пытались подыскивать великих предшественников. Предлагалось сравнение с генералом де Голлем, который сумел мобилизовать униженную нацию и создать сильную президентскую республику. Делались намеки на Наполеона, который, как и Путин, пришел к власти после революции (имеется в виду, что революция -- это Ельцин), когда страна устала и нуждалась в стабильности. Проводились аналогии с Андроповым.

Сейчас про де Голля и Наполеона замолчали. Нынче на очереди Петр I. Это свежая идея. Раскручивать ее будут, по-видимому, к 300-летию Петербурга. Мол, Путин -- тоже создатель империи, цивилизатор, рубит окна в европы. Но -- жесткая рука. Без этого у нас никак, Петр тоже бороды боярам резал, однако цель оправдывала средства (Озерова М. и др. Золотая маска // Московский комсомолец. 2001. 8 апр.).

Журнал «The Wall Street Journal» сравнивает Россию с постреволюционной Францией, а Путину прочит роль Наполеона, которому досталась «псевдомонархия, управляемая псевдодемократическими институтами…» Путин и действует по-наполеоновски решительно и быстро: начал борьбу с региональными царями, делит 89 провинций на семь, хочет назначать и снимать губернаторов; он, наконец, начал атаку на независимую прессу (Морозов А. Владимир Бонапарт // Московский комсомолец. 2000. 17 мая).

Русское сердце бьется в тайной надежде -- вот он выстраданный лидер России, новый Иосиф Сталин, до времени скрывавшийся в тайниках еврейской власти и вышедший, наконец, на свет божий (А. Проханов, редактор газеты «Завтра» и один из лидеров народно-патриотического союза).

Четыре года напролет Владимир Владимирович спрашивал себя: тот ли я, за кого меня принимают? хозяин Кремля или случайный постоялец? вольный государь или невольный Лжедмитрий? представитель клана, посредством безобразной ельцинской смелости получившего на разграбление экс-сверхдержаву, или водитель нации, избавитель ее от эпохи безвременья? <…> Чтобы снять этот -- центральный -- вопрос со своей личной повестки дня, Путин должен был избавиться от Кабинета Касьянова (Белковский С. // Комсомольская правда. 2004. 1 марта).

Сегодня либералы шьют для В. Путина чуть ли не кафтан Ивана Грозного (В. Костиков, бывший помощник Президента РФ Б. Н. Ельцина).

Нынешняя избирательная кампания представляет собой не очередной маскарад с наполнением Государственной думы новым составом депутатов, а фундаментальный поворот путинского Кремля к формированию нового типа государственного устройства, в рамках которого все вопросы будут решаться силами фактически однопартийной системы, возглавляемой лично «русским Пиночетом» (А. Нагорный, журналист).

Журналист А. Будберг, пытаясь осмыслить динамику политических решений действующего Президента России, обращается к широкому ряду прецедентных имен, среди которых и имена зарубежных политических лидеров. Ср.:

Создается впечатление, что Путин постепенно реализует идеи, которые казались перспективными в 1999--2000 гг. Но страна за эти четыре года проделала огромный путь. Проделала во многом благодаря самому Путину. И тогда, цитируя Стругацких, очень хотелось поставить его «в один ряд с Ришелье, Никкером, Токугавой. Иэясу, Монком». Но, неожиданно развернувшись, пойдя против того, что сам делал, Путин проявил себя не как крупный политик, который «всегда должен идти от жизни», а как доктринер. В результате он больше похож не на Ришелье, а на Николая I. Один из историков так написал об этом русском императоре: «Он считал себя ответственным за все, что делается в государстве, хотел все знать и всем руководить». Чем закончилась эпоха Николая I -- хорошо известно: Россия упустила время на необходимую модернизацию, растеряла фору, которую получила после наполеоновских войн (А. Будберг, журналист и политолог).

К числу политиков, видимо, в настоящее время можно отнести и калифорнийского губернатора, который ранее был известным актером. Ср.:

Несмотря на некоторую тягу к военной атрибутике -- бушлаты, фуражки, шлемы, куртки военного образца, -- он (Путин) вовсе не претендует на роль супермена, российского «шварценеггера» (Костиков В. // Аргументы и факты. 2004. 17 марта).

Для характеристики В. В. Путина нередко используются имена известных разведчиков, что легко объясняется биографией президента. Ср.:

Психологически Путин -- это Штирлиц, достигший своей мечты: стать фюрером. Только у Штирлица был Центр, куда можно было направлять радиограммы, и приближающаяся Красная армия. А что есть у Путина? (Хазин М. Хозяин и работник // Завтра. 2005. № 10).

Вы, Владимир Владимирович, будете тем Рихардом Зорге, работая в российском правительстве, который будет стоять на стороне национальной экономики и на стороне трудового народа России (Н. Харитонов, лидер Аграрной партии).

Даже обратившись к самому перечню прецедентных имен, нетрудно обнаружить идеологическую позицию автора, степень его воспитанности и политической корректности, а также его представления о том, по какому пути движется страна под руководством В. В. Путина, о том, кто должен стать образцом для президента и что представляет для него несомненную опасность. Особенно часто в таких контекстах используются прецедентные имена Наполеон, Сталин, Иван Грозный и Петр Великий. Действующего Президента России сравнивают также с основоположником династии Романовых Михаилом Первым и Александром Вторым-Освободителем, однако даже враги В.В. Путина не предрекают ему судьбу Николая Второго, Павла Первого или Петра Третьего.

Представленные материалы свидетельствуют, что как сторонники, так и противники президента используют для характеристики В.В. Путина прецедентные имена из социальной мегасферы, тогда как художественная мегасфера остается маловостребованной. В названной функции отечественные по сфере происхождения прецедентные имена заметно преобладают над зарубежными, а прецедентные имена, восходящие к историческому прошлому, -- встречаются значительно чаще прецедентных имен, которые связаны с современным этапом развития общества. Выбор прецедентного имени обычно тесно связан с политическими взглядами автора и его отношением к личности и деятельности президента.

Следует согласиться с тем, что использование прецедентных имен «служит грозным оружием в руках умелых журналистов, поскольку является мощным механизмом создания положительного или отрицательного политического портрета» [Клушина 2002: 55]. Метафора в равной степени способна и возвеличить, и дискредитировать политического лидера, поскольку действует на подсознание и активизирует интертекстуальную составляющую вербально-ментального лексикона.

Дальнейшее исследование президентского дискурса позволит сопоставить прецедентные феномены, которые используют сами президенты, с прецедентными феноменами, которые используются при характеристике президентов другими политиками и журналистами. Значительный интерес может представить сопоставление прецедентных феноменов, которые используются в российском и зарубежном президентском дискурсе, а также историческое сопоставление прецедентных феноменов в политическом дискурсе высших руководителей современной России, Советского Союза и Российской империи.

Разумеется, политическая сфера относится к числу наиболее активных «магнитов» для прецедентных имен, но указанные имена нередко используются и для обозначения иных лиц, которые привлекают общественное внимание и служат предметом эмоциональной оценки (особенно негативной). В частности, при помощи прецедентных феноменов нередко обозначаются люди, работающие в экономической сфере, и особенно олигархи. Ср.:

Кем бы он ни был на самом деле: сперва влиятельное лицо при очередном заточенном в Горках обезумевшем правителе, а ныне как бы уже Троцкий в бегах, Березовский, безусловно, человек с чутьем и вкусом на таланты (Баранов В. От мертвого осла уши // Лебедь. Бостон. 2003. 28 сент.). Могущество и самоуверенность Березовского зашли так далеко, что он не боялся в близлежащем к Кремлю ресторане предаваться плотским утехам на глазах у всех. Начались сравнения с Распутиным, а вместе с ними и первые сомнения: а нужен ли России президент, подконтрольный тем, кто на него закулисно влияет (Угланов А. Березовский атакует российский трон // АиФ. 2003. № 24). Каста олигархов, как бы сказали раньше -- Политбюро -- стала тяготиться Березовским, отвергла его. Слишком много знает, не держит язык за зубами, да и «поляна» уже занята (А. Угланов // Там же). Сопоставление Березовского с Троцким и Распутиным, а олигархов в целом -- с Политбюро ЦК КПСС позволяет выразить негативную оценку, которая способствует соответствующему воздействию на читателя.

Не менее распространены случаи, когда в качестве прецедентных выступают имена современных российских олигархов. В частности в следующем контексте фамилии низвергнутых олигархов используются для обозначения богатых людей, которые также могут подвергнуться тому или иному давлению. Ср.:

В случае прихода Иванова тоже будет определенная система договоренностей, хотя и менее кардинальная, чем в 1999-м. -- Ходорковских и Березовских будет больше получается. -- Да нет. Ходорковский в 99-м году тоже входил в систему договоренностей, но оказался нарушителем конвенции, как Паниковский (Диалог В. Жарихина и Д. Орешкина. Почему группа-91 держится за президентское кресло // Известия. 2007. 25 июля). Гуцериев -- второй Ходорковский? Говорят, что проблемы владельца «Руснефти» М. Гуцериева с прокуратурой связаны с его претензиями на активы ЮКОСа (Без автора под рубрикой «Знакомые лица» // АиФ. 2007. № 21).

В следующем контексте фамилия олигарха метафорически используется для обозначения всех богатых людей, которые, по мнению автора, необоснованно получили свое состояние. Ср.:

Наша страна и без того потеряла двадцать лет исторического времени, миллионы населения, гигантские территории и зоны влияния -- и все ради чего? Ради того, чтобы абрамовичи и иже с ними покупали себе недвижимость на Британских островах и Лазурном берегу? (Коньков Н. Голос -- за «Родину» // Завтра. 2006. № 1).

Показательно, что в тех случаях, когда нет необходимости подчеркивать сомнительное происхождение состояния, наши авторы предпочитают вспоминать о Рокфеллере, Ротшильде, Билле Гейтсе и иных чрезвычайно богатых иностранцах.

Среди других сфер-источников прецедентности в современной массовой коммуникации необходимо выделить субсферу популярной культуры (имена широко известных певцов, композиторов, актеров, а также героев наиболее известных фильмов, клипов, песен и др.). Широко используются также прецедентные имена, восходящие к субсферам «Музыка» и «Спорт». Все реже в последние годы появляются новые прецедентные имена, связанные со сферами науки и особенно производства. Отметим также, что в субсферах «Музыка», «Зрелища» и -- в меньшей степени -- «Спорт» прецедентные имена зарубежного происхождения представлены значительно шире, чем в иных субсферах. Вообще на современном этапе развития массовой коммуникации популярная культура оказывается востребована не в меньшей степени, чем классика. В последние годы значительно активнее, чем в советскую эпоху, используются прецедентные имена зарубежного происхождения.

Итак, материалы настоящей главы свидетельствуют о том, что в основу общей классификации прецедентных имен могут быть положены следующие основания: вербальный или невербальный характер, понятийные сферы-источники и сферы-мишени прецедентности, степень известности (в отдельном социуме, в стране или в различных государствах) и продолжительность широкой известности (на протяжении многих столетий или же в течение небольшого промежутка времени), национально-культурная принадлежность, характер источникового онима (антропоним, топоним, астроним и др.).

При рассмотрении прецедентных имен в составе текста может быть учтен характер структурных и семантических преобразований, денотативное или коннотативное использование, типы взаимодействия с другими текстовыми единицами, наличие в тексте специальных маркеров прецедентности.

Представленное в настоящем разделе детальное рассмотрение отдельных классификаций (по типам источниковых онимов, по сферам-- источникам и сферам-мишеням прецедентности) позволяет более полно увидеть сущность прецедентности и специфические признаки отдельных видов прецедентных имен.

Исследование сфер-источников прецедентности показывает, что в современной массовой коммуникации к числу наиболее продуктивных относятся субсферы-источники «Литература», «Театр», «Политика» и «Война». Значительно реже в современной коммуникации используются прецедентные имена, восходящие к сферам «Наука» и «Религия». Заметное предпочтение при выборе источников прецедентности отдается широко известным именам, восходящим к отечественным источникам. Все более востребованными оказываются прецедентные феномены, восходящие к массовой культуре и заметно снижается роль классики как источника прецедентности.

При обследовании сфер-мишеней экспансии прецедентности выяснилось, что наиболее востребованными прецедентные имена оказываются в политическом, медийном и рекламном дискурсах. Особенно часто прецедентные имена используются для характеристики политических лидеров и иных людей, находящихся в центре общественного интереса. Чем с большим вниманием авторы относятся к тому или иному явлению, тем больше вероятность его образной характеристики при помощи прецедентных имен и иных прецедентных феноменов.

ГЛАВА 3. ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ В ТЕКСТЕ, ДИСКУРСЕ И МЕНТАЛЬНО-ВЕРБАЛЬНОМ ЛЕКСИКОНЕ ЛИЧНОСТИ

В предшествующих главах рассматривалось место прецедентных имен в русской языковой системе и закономерности использования прецедентных феноменов в общем континууме современной массовой коммуникации. Основная задача настоящей главы -- исследование роли прецедентных феноменов в организации текста, дискурса и ментально-вербального лексикона личности с использованием как когнитивно-дискурсивной и лингвокультурологической методологии, так и методологии современной лингвистики текста.

Термин «текст» не имеет в современной науке общепризнанного определения, поскольку отражает сложную, разноплановую сущность и используется в самых различных научных парадигмах (грамматической, психолингвистической, коммуникативной, семантико-смысловой, стилитсической, когнитивной и др.).

В рамках традиционного (грамматического) подхода текст понимается как «произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанного в соответствии с этим типом документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин 2005: 18].

При когнитивном подходе определение текста предполагает учет не только лингвистических системно-структурных, но и дискурсивных факторов, существенно влияющих на организацию текста. Текст существует не как автономная сущность, а как результат ментальной и речевой деятельности субъекта речи -- говорящей личности. В результате такого подхода текст рассматривается не как комплекс взаимосвязанных и взаимообусловленных знаков, а как реально сложная система, функционирующая в различных сферах и ситуациях общения. Текст существует в рамках национальной культуры, он взаимосвязан с множеством иных текстов и является проявлением национальной картины мира. Как справедливо подчеркивает Е. С. Кубрякова, «текст -- это событие и семиотическое, и лингвистическое, и коммуникативное, и культурологическое, и когнитивное» (Кубрякова 1994).

В рамках современной когнитивно-дискурсивной парадигмы (Е. С. Кубрякова) текст рассматривается как центральная, организующая часть дискурса, что предполагает особое внимание к прагматическим установкам текста, который должен рассматриваться с учетом конкретных условий его создания и восприятия на основе учета факторов интертекстуальности. В данном случае дискурс понимается как «текст, погруженный в жизнь» (Н. А. Арутюнова), то есть учитываются все условия создания и восприятия соответствующего текста (автор, адресат, время появления в свет, цели создания и тиражирования, принадлежность массовой или личностной коммуникации и др.) и его интертекстуальные связи.

При изучении закономерностей функционирования прецедентных концептов важно максимально учитывать такие параметры текста, как целостность, связность, интертекстуальность, прагматическую направленность и соотнесенность с дискурсом. Прагматические и дискурсивные связи текста запрограммированы его формой и содержанием, но выходят за его пределы, в этом случае автор надеется на общекультурную и политическую компетенцию читателя [Бабенко, Васильев, Казарин, 2000: 259--264]. Такой подход позволяет в большей мере учесть интертекстуальные связи прецедентных имен во всем культурном пространстве.

При осмыслении текста как продукта социокультурной коммуникативной деятельности должны в полной мере учитываться интертекстуальные связи, одним из проявлений которых являются прецедентные феномены. Как показано в монографии А. П. Чудинова, «к числу текстообразующих прагматических средств во многих случаях относится и система метафор», которая часто «представляет собой не случайный набор абсолютно автономных элементов, а своего рода систему, для которой характерны сильные внутритекстовые и внетекстовые связи» [Чудинов 2003: 110]. Можно предположить, что сказанное в значительной степени относится и к функционированию прецедентных феноменов, которые, как и концептуальная метафора, способны участвовать в обеспечении связности, целостности, прагматической направленности, дискурсивности и интертекстуальности соответствующего текста.

Эта закономерность проявляется прежде всего в тех случаях, когда текст построен таким образом, что в нем присутствует значительное количество прецедентных феноменов, которые образуют специфическую систему. И эта система способствует восприятию текста как определенного единства, она связывает отдельные части текста в единое целое и одновременно обеспечивает прагматическую действенность текста, его интертекстуальные и дискурсивные связи.

Показательно, что в монографии Н.А. Фатеевой, написанной на материале художественной речи, ярко продемонстрировано, что интертекстуальность, в рамках которой значительную роль играют прецедентные феномены, способна служить средством объединения текста. На этой основе автором выделяется особая функция интертекста -- текстопорождающая [Фатеева 2006: 37--39].

Основная задача настоящей главы -- когнитивно-дискурсивное исследование закономерностей использования прецедентных феноменов в пределах конкретного текста и соответствующего ему дискурса с учетом ментально-вербального лексикона личности.

В первом параграфе главы представлен анализ функций, которые характерны для прецедентных феноменов -- когнитивной, номинативной, коммуникативной, прагматической, людической и др., что позволяет полнее охарактеризовать взаимодействие прецедентного имени с текстом и дискурсом. Общее исследование функциональной нагрузки прецедентных имен позволяет более точно определить функции того или иного прецедентного имени в конкретном тексте.

На следующем этапе исследования описываются общие закономерности использования прецедентных феноменов в качестве стилистической доминанты текста. В этом случае прецедентные феномены выделяются, усиливаются за счет их использования в сильных (то есть наиболее значимых для восприятия) позициях текста (начало, концовка, заголовок и др.), а также за счет взаимодействия прецедентных феноменов с другими образными средствами (метафора, антитеза, аллюзия, инверсия и др.).

В третьем параграфе главы рассматривается специфика развертывания в пределах текста группы прецедентных феноменов, восходящих к одной понятийной сфере. Такой состав прецедентных феноменов усиливает их значимость, системность, привлекает внимание читателей и увеличивает прагматический эффект.

Заключительный раздел главы посвящен рассмотрению места прецедентных феноменов в ментально-вербальном лексиконе отдельного человека, что в значительной степени влияет на способность данного человека правильно понимать текст, в котором активно представлены прецедентные феномены. Данный аспект позволяет в большей степени учесть роль личности -- создателя текста Текст существует не как автономная сущность, а как результат ментальной и речевой деятельности субъекта речи -- говорящей личности. В каждом конкретном тексте отражается ментально-вербальная языковой личности автора, который стремился в полной мере учесть дискурсивные и социкультурные факторы восприятия данного коммуникативного произведения адресатом.

3.1 Функции прецедентных имен в тексте и дискурсе

Вопрос о функциях прецедентных феноменов в тексте уже неоднократно привлекал внимание специалистов, которые стремятся понять, ПОЧЕМУ авторы обращаются к использованию ресурсов прецедентности. При рассмотрении этой проблемы важно не ограничиваться рамками собственно текста, а обратиться к функциям прецедентных феноменов в дискурсе.

Обзор существующих публикаций по проблемам функционирования прецедентных феноменов свидетельствует о существовании совершенно различных точек зрения на эту проблему.

Основоположник теории прецедентности Ю.Н. Караулов, рассматривая способы и цели введения прецедентных текстов в дискурс, выделяет несколько типов: номинативный (знак, вводящий прецедентный текст, указывает на какое-то характерное свойство, типовую примету); референтный (включение имен выдающихся людей в целях обогащения идейно-проблемного содержания произведения, наращивания его духовного заряда, увеличения воздейственной эстетической и этической мощи); цитирование. Функции цитирования могут быть двоякими. Роль высказывания, носящего характер формулы, состоит в указании на особого рода «канал», по которому развиваемая в дискурсе языковой личности мысль как бы вливается в широкий «ментальный контекст» духовного арсенала произведения, читателя, эпохи» [Караулов 1987: 230].

В.Б. Гудков -- один из наиболее авторитетных специалистов по теории прецедентности выделяет для них следующие функции: экспрессивную, оценочную и парольную [Гудков 2003: 157--158]. В данной публикации не акцентируется исследуемый дискурс, однако следует учитывать, что функции прецедентных феноменов в значительной степени зависят от характера дискурса. Обратимся к проблемам взаимосвязи функций прецедентности и типа дискурса.

С.И. Сметанина, рассматривая прецедентные феномены в медиа-текстах, указывает, что они «интеллектуализируют изложение, формируют новые смыслы, своеобразно вводя событие текущей жизни в общеисторический и культурный контекст» [Сметанина 2002: 123]. По мнению Н.В. Немировой, прецедентность контекста «позволяет наиболее ярко выразить политические пристрастия автора-публициста» [Немирова 2003: 153]. В статье Н.И. Клушиной выделены две основные тенденции в использовании антропонимов в современном газетном языке. Первая из них -- это экспрессивная игра со словом, которая призвана привлечь внимание читателя. Вторая тенденция -- это идеологическое использование антропонима, «когда он становится оценкой (часто противоречащей сложившемуся в обществе этическому канону), являясь грозным оружием в руках умелых журналистов» [Клушина 2002: 53]. Автор убежден, что «антропонимика в современной газете является мощным механизмом создания положительного или отрицательного политического портрета» [Клушина 2002: 55].

При исследовании политической коммуникации выделяют следующие функции прецедентных феноменов: опознавательную, поэтическую и референтивную функции [Филинский 2002: 53]; экспрессивную, оценочную, идеологическую и консолидирующую [Базылев 2005: 14--16]. В диссертации О.А. Ворожцовой, посвященной сопоставительному исследованию прецедентности в российском и американском предвыборном дискурсе, рассмотрены следующие функции прецедентных феноменов: когнитивная (которая представлена номинативной, оценочной, моделирующей, инструментальной, гипотетической разновидностями), коммуникативная, прагматическая и эстетическая (изобразительную и экспрессивную) [Ворожцова 2007]. В основу этой классификации положена классификация функций метафоры, предложенная А.П. Чудиновым.

При рассмотрении интертекстуальности в научном дискурсе выделяются следующие функции: референционная, оценочная, этикетная и декоративная [Михайлова 1999: 11].

В диссертациях, посвященных использованию прецедентных феноменов в рекламном дискурсе, особое внимание обращается на их манипулятивную функцию, прагматическое воздействие на адресата [Кушнерук 2006; Пикулева 2003]. В диссертации М.В. Терских персуазивная функция соотносится с функцией авторитетности, основанной на том, что ПТ обладают определенной культурной значимостью. Далее рассматриваются аттрактивная функция, которая основана на использовании известного текста в новом контексте для привлечения внимания, игровая (людическая) функция, основанная на использовании игровых приемов и тесно связанная с эстетической функцией. Автор выделяет также делимитативную функцию (адресация рекламы определенной референтной группе) и имиджеобразующую функцию, ориентированную на создание позитивного имиджа [Терских 2003: 20--22].

При характеристике художественного дискурса Н.А. Фатеева делает вывод о том, что функции интертекста -- это введение в текст некоторой мысли или конкретной формы представления мысли; включение данного текста в более широкий культурно-литературный контекст; создание подобия тропеических отношений на уровне текста; в качестве дополнительной выделяется конструктивная, текстопорождающая функция [Фатеева 2006: 37--39]. Ю.Ю. Саксонова при анализе прецедентности указывает на следующее предназначение: 1) вызвать узнавание у читателей; 2) создать комический эффект путем столкновения различных дискурсов; 3) поддержать развитие сюжета. В художественных произведениях выделенные функции чаще всего совмещаются [Саксонова 2001: 15].

В диссертации, посвященной функционированию прецедентных феноменов в разговорной речи, выделяются оценочная, характеризующая, коммуникативная, конативная и экспрессивная функции [Гунько 2002: 18].

В исследовании, посвященном изучению смеховых жанров, рассматриваются номинативная, персуазивная, людическая и парольная функции прецедентных феноменов [Слышкин 2000: 85--104].

Можно предположить, что обнаруженные разногласия объясняются, во-первых, тем, что рассматриваются различные виды дискурса (научный, художественный, медийный, бытовой, политический и др.), а во-вторых, тем, что одни специалисты говорят только о функциях прецедентных имен, а другие -- о функциях прецедентных феноменов в целом. Следует учитывать также принадлежность соответствующих специалистов к той или иной научной школе, различия в представлениях о том, что такое функции прецедентных феноменов.

Если попытаться выявить то общее, что обнаруживается в рассмотренных классификациях, то обнаружится, что различные авторы выделяют следующие виды функций:

? оценочную (А.А. Филинский, Б.В. Гудков, В.Н. Бызылев, Е.В. Михайлова, Ю.А. Гунько, О.А. Ворожцова);

? поэтическую, к которой близки эстетическая и декоративная (А.А. Филинский, Е.В. Михайлова, О.. Ворожцова, Н.А. Фатеева, Г.Г. Слышкин, Ю.Ю. Саксонова);

— экспрессивную (В.Н. Базылев, О.А. Ворожцова, Б.В. Гудков, Ю.А. Гунько);

— консолидирующую, к которой близка парольная и опознавательная функции (В.Н. Базылев, Б.В. Гудков, Г.Г. Слышкин, А. Филинский);

— номинативную (Г.Г. Слышкин, О.А. Ворожцова);

— коммуникативную (О. Ворожцова, Ю.А. Гунько, Н.А. Фатеева);

— людическую, связанную с языковой игрой (Г.Г. Слышкин, М.В. Терских);

— прагматическую (С.Л. Кушнерук, Ю.Б. Пикулева, М.В. Терских);

— референтивную, или референционную (А.А. Филинский, Е.В. Михайлова).

Отдельные специалисты выделяют также следующие функции: идеологическую (В.Н. Базылев), характеризующую и конативную (Ю.А. Гунько), персуазивную (Г.Г. Слышкин), когнитивную (О.А. Ворожцова), интертекстуальную и текстопорождающую (Н.А. Фатеева), персуазивную (М.В. Терских), имиджеобразующую (М.В. Терских). При внимательном рассмотрении указанных функций среди них можно выделить две группы.

К первой группе можно отнести такие функции, которые выделяют едва ли не у любого слова как единицы языка и речи: этими функциями прецедентные имена обладают в силу того, что они являются именами существительными. Примером может служить номинативная функция, которая присуща всякому слову. Ко второй группе следует отнести такие функции, которые проявляются у прецедентных имен в большей степени, чем у некоторых иных групп существительных.

Для настоящего исследования преимущественный интерес представляет вторая группа функций, которая и будет охарактеризована ниже.

1. Функция оценки. Прецедентные имена -- важное средство эмоциональной оценки, они не претендуют на логическую законченность, на точную формулировку, но ярко выражают субъективное отношение автора. Как подчеркивает Д.Б. Гудков, оценка, выраженная с помощью прецедентных феноменов, не претендует на объективность, она подчеркнуто эмотивна и субъективна [Гудков 2003: 157].

2. Моделирующая функция -- функция формирования представлений о мире в виде модели. Прецедентные имена -- важная часть национальной языковой картины мира. С их помощью тому или иному реальному лицу приписываются определенные качества, эталонным носителем которых выступает прецедентное имя.

3. Прагматическая функция -- функция воздействия на адресата. Прецедентные феномены -- мощное средство воздействия на адресата, они помогают переформатировать картину мира, имеющуюся у адресата. Прецедентные феномены задают определенную систему ценностей и антиценностей, которая в той или иной мере регулирует поведение представителей национально-лингвокультурного сообщества, объединяя «своих» и противопоставляя их «чужим».

4. Эстетическая функция связана с тем, что прецедентные имена воспринимаются как способ эстетической оценки мира, они воспринимаются адресатом как эстетически значимые, привлекают к себе внимание необычной формой выражения. Поскольку прецедентные имена нередко рассматриваются как одна из разновидностей метафоры (хотя не всегда и всякое ПИ употребляется метафорически), то их восприятие во многом аналогично восприятию метафоры -- одного из главных средств эстетического воздействия.

5. Парольная функция. Прецедентные имена, используемые в речи, часто служат для обнаружения общности ментально-вербальной базы автора и читателя. Читатель, откликаясь на пароль, названный автором, становится как бы «своим», «посвященным». Таким образом, читатель и автор образуют своего рода «команду», группу единомышленников, понимающих друг друга и отделяющих себя от «непосвященных».

6. Людическая функция. Использование прецедентных феноменов часто имеет характер своего рода языковой игры: автор задает загадку, а читатель ищет на нее ответ.

Языковая игра способствует привлечению внимания к форме текста, снижению напряженности общения и делает его менее формальным.

7. Эвфемистическая функция.

Применение прецедентных имен иногда помогает смягчить высказывание, сделать его менее резким, менее конкретным и -- в конечном итоге -- выразить необходимую информацию в неагрессивной форме.

Важно подчеркнуть, что все названные функции прецедентных имен реализуются в комплексе, хотя в тех или иных контекстах возможно преобладание каких-либо функций.

При определении этих функций важно учитывать не только содержание текста, но соотношение данного текста с дискурсом: прецедентные имена выполняют свои функции не просто в тексте, а в его дискурсе.

3.2 Акцентирование прецедентности в тексте

Проведенное исследование показывает, что имена собственные, при использовании которых акцентированы их коннотативные признаки, встречаются в современных текстах значительно реже, чем имена в денотативном употреблении. В этом отношении показательны результаты поиска прецедентных имен с использованием интернет-ресурса «Национальный корпус русского языка»: из многих сотен и тысяч зафиксированных в этом корпусе словоупотреблений имен собственных к числу прецедентных словоупотреблений, как правило, относится не более 5--10%. Значимость прецедентных имен для организации конкретного текста также может быть различной. Чаще всего случается так, что прецедентное имя оказывается в тексте «одиноким», воспринимается как отдельная деталь, которая потребовалась автору для иллюстрации своего замысла.

Поэтому повышенный интерес представляют случаи, когда прецедентные имена оказываются среди ведущих средств коммуникативной организации того или иного текста и одновременно выполняют несколько функций. В качестве примера рассмотрим следующую статью А. Проханова, напечатанную в газете «Завтра» (2004. 12 нояб.).

«А в Киеве дядька…»

Ни Янукович, ни Ющенко. Второй тур. Украина топчется на историческом перекрестке, выбирая между Европой и Россией, «ляхами» и «москалями». Януковичу, перепачканному угольной пылью Донбасса, милей Богдан Хмельницкий и Тарас Бульба, православный крест и казацкая люлька. Ющенко, глотнувший горилки с цианистым калием, тяготеет к Мазепе и Бандере, к иезуитской сутане и кошельку Сороса.

Путин со скрипом выбивает клин, забитый Ельциным в трещины, по которым раскололся Советский Союз, «домкратит» осевшее здание Евразии, -- учреждает военную базу в Таджикистане, поощряет экспансию капитала в Киргизию, «присутствует» в Южной Осетии и Абхазии, стягивает скрепы между Россией и Беларусью. Этому препятствует Америка, залезшая в мошонку практически всем странам мира, что заставляет человечество орать от боли и взрывать американцев то на Манхэттене, то в Ираке. Противоречия Америки и России будут обостряться независимо от борьбы Буша и Керри. «Бушкеррия» -- соперник России на весь ХХI век, ставящая на границах нашей Родины системы ракетного перехвата, радары разведки и дивизии НАТО.

Путин увеличивает поклажу проблем, непосильно нагружая двугорбого верблюда российской государственности. Его «вертикаль власти», легко пронзившая ливерные места холопствующих губернаторов, создавшая великолепный шашлык из Росселя и Чубайса, Ходырева и Прусака, натолкнулась на косточки в ягодицах президентов Татарии, Чувашии, Башкортостана. Их местные «думы», российские по форме, националистические по содержанию, объявили бойкот путинскому централизму. Обилие в некоторых республиках ваххабитских медресе, замещение традиционных мулл ставленниками «саудитов» делают Поволжье взрывоопасным районом, который может сдетонировать при очередном Беслане.