Стилистика языка и стилистики речи в английском языке

В числе работ Г. Филдинга есть специальный трактат, в котором он развивает учение о смысле слов выдающегося английского философа XVII века Дж. Локка. В этом трактате «О полнейшем изменении значения, которому подверглись многие слова, в абсолютном соответствии с теорией мистера Локка» Г. Филдинг пишет о том, как правящее меньшинство оказывается вознесенным над всем остальным народом Британии и по праву сильного претендует на нравственное и умственное превосходство. «Не довольствуясь наименованием «Благородных» (Honourables), «Достопочтенных» (Worshipfuls), «Преподобных» (Reverends) и тысячей других гордых эпитетов, которые они требуют от бедняков и на которые отвечают только словами «шваль» (scrub), «мразь» (dirt), «чернь» (mob) и тому подобными, они насильственно, без тени какого-либо на то права, присвоили себе слово «Вышестоящие» (буквально: лучшие -- Betters)»¹.

Эти свойства оценочной лексики использовались Филдин-гом для разоблачения фальсификации всех человеческих чувств и отношений и падения морали путем противопоставления видимого и истинного, претензий и действительности в иронических эпитетах. Так, человека, который под покровом лицемерия и ханжества жертвует другими во имя своих аппетитов и злоупотребляет своей властью над ними, он называет великим -- great man («История жизни Джонатана Уайльда Великого»).

Место оценочных коннотаций в разных функциональных стилях различно. Они часто встречаются в ораторской речи и совсем не приняты в научной или официально-деловой речи. Здесь оценка должна быть эксплицитно указана с помощью объективных показателей.

Слово обладает экспрессивным компонентом значения, если своей образностью или каким-нибудь другим способом подчеркивает, усиливает то, что называется в этом же слове или в других, синтаксически связанных с ним словах. Например: She was a thin, frail little thing, and her hair which was delicate and thin was bobbed... (D.H. Lawrence. The Fox).

Слово thing вместо girl экспрессивно подчеркивает хрупкость девушки, выраженную прилагательными thin, frail, little. Thing в применении к человеку всегда употребляется с прилагательным.

Различают экспрессивность образную и увеличительную. В обоих случаях экспрессивный компонент зависит от предметно-логического, но совершенно иначе, чем оценочный. Обратимся к примеру: Life was not made merely to be slaved away (Ibid.).

Экспрессивность в данном случае образная, основанная на метафорическом переносе. Но перенос происходит внутри лексемы, а не внутри слова -- у глагола slave нет неэкспрессивного варианта.

Под лексемой мы понимаем объединение корневых и аффиксальных морфем, образующих лексическую единицу, независимо от возможных для нее синтаксических функций, парадигмы и валентности¹. Slave (n) и slave (v) -- два слова, но одна лексема. Глагол to slave образован от существительного slave, причем существительное имеет и прямое и переносное значения, а глагол -- только переносное -- образное. Его образная экспрессивность зависит от ассоциаций, которые вызывает slave (n), т.е. связь тут на уровне лексемы.

Экспрессивность для глагола slave (работать тяжко, непосильно, как работают рабы) -- экспрессивность узуальная. Глагол slave для обозначения труда рабов не употребляется и обозначает

тяжелый труд юридически свободных граждан. Ср.: the slaves work : : the Ford workers slave. Но в приведенном примере пассивная конструкция, интенсифицирующий постпозитив away и связь со словом life создают новый вариант -- растратить (жизнь) на тяжелый труд. Экспрессивность получается уже окказиональная, как бы вторичная и контекстуально обусловленная, что ее дополнительно усиливает.

Английские лексикографы (например, Хорнби или Фаулер) не разграничивают экспрессивность и эмоциональность. Многие считают, что экспрессивность всегда достигается за счет эмоциональности. Такое расширенное понимание опровергается конкретным материалом. Наличие эмоциональной коннотаций почти всегда влечет за собой экспрессивность, но обратное неверно. В рассказе Д. Лоренса thing неоднократно употребляется применительно к Джилл Бэнфорд: Banford was a small, thin, delicate thing with spectacles. В контексте нет никаких подтверждений эмоционального подхода к этой слабости и хрупкости. Коннотация слова thing только экспрессивная. Портрет Джилл контрастирует с портретом основной героини Нелл Марч, сильной и похожей на мальчика.

В толковании слова thing А. Хорнби пишет: thing, п ... (6) used of persons or animals, expressing emotion: Poor thing! He's been ill for a month! He's a foolish old thing. She's a sweet little thing.

Но его же примеры показывают справедливость изложенной выше трактовки thing как экспрессивного, а не эмоционального слова. Во всех этих примерах эмоциональность возникает только в модели, где thing определяется эмоциональными прилагательными и усиливает их значение.

Увеличительная экспрессивность изучена не меньше, чем образная; такие слова получили специальное обозначение интенсификаторы, и одна группа, а именно усилительные наречия, освещалась в нескольких специальных работах¹. Самые простые интенсификаторы all, ever, even, quite, really, absolutely, so очень частотны. О характере их дистрибуции можно судить по следующим примерам: Why ever didn't you go? He's ever such a clever man. Even now it is not too late. He never even opened his book.

Усилительные наречия постоянно обновляются, количество их растет. Они образуются от различных основ, обозначающих

эмоции. Очень много таких наречий образовалось от слов, обозначающих страх: frightfully, awfully, terribly и т.д. Их широкая употребительность в оксюморонных сочетаниях свидетельствует о подавлении лексического значения в пользу усилительного компонента: She looks frightfully well, frightfully decent, frightfully nice, terribly smart, terribly amusing, terribly friendly, awfully pleased и т.д.

Некоторые такие интенсификаторы имеют почти неограниченную сочетаемость: a terrific speed, shock, dinner, make-up; dead tired, straight, serious, right, true; absolutely divine, maddening.

Другие, напротив, имеют узкую валентность: a severe frost -- aflat denial -- stripping wet -- strictly prohibited; нельзя сказать strict frost или severe denial.

Большинство таких усилителей относится к разговорному стилю речи, так что компоненту усилительной экспрессивности обычно сопутствует компонент стилистический. Так, слово quite является разговорным интенсификатором: ...and it was quite a surprise.

В разговорной речи функции усилительности могут быть довольно сложными, и ее особенно трудно разграничить с эмо-тивным компонентом. Усилительность может быть проявлением вежливости или вежливого замешательства, как в следующем примере: «I don't really like mentioning it -- but I don't quite see what else I am to do -- although of course it is quite unimportant really.» (A. Christie. A Caribbean Mystery).

Слово обладает стилистическим компонентом значения, или стилистической коннотацией, если оно типично для определенных функциональных стилей и сфер речи, с которыми оно ассоциируется даже будучи употреблено в нетипичных для него контекстах.

Стилистический компонент значения связан с предметно-логическим в том смысле, что обозначаемое последним понятие может принадлежать к той или иной сфере действительности.

Поскольку функциональные стили будут рассмотрены в последней главе, здесь нет необходимости более подробно на них останавливаться.

Создание процедур для диагностики наличия и отсутствия коннотативных значений в слове, определения их типа, разграничения окказиональных и узуальных коннотаций, выявления их зависимости от контекста и установления наличия коннотаций вне контекста является очень актуальной и трудной задачей современной стилистики и еще ждет своих пытливых исследователей. Попытка наметить некоторые элементы таких процедур описана в следующем параграфе.

§ 3. Совмещение эмоциональной, экспрессивной, оценочной и стилистической коннотаций

Эмоциональные, экспрессивные, оценочные и стилистические компоненты лексического значения нередко сопутствуют друг другу в речи, поэтому их часто смешивают, а сами эти термины употребляют как синонимы. Но совпадение компонентов далеко не обязательно; присутствие одного из компонентов не влечет за собой обязательного присутствия всех остальных, и они могут встречаться в разных комбинациях.

Рассмотрим сначала пример, где в коннотациях ряда слов действительно присутствуют одновременно все четыре компонента. В следующем примере многие слова имеют вульгарно-разговорную окраску, эмоциональны, экспрессивны и не оставляют никакого сомнения относительно характера чувств Тима Кендала к жене:

Then Tim Kendall lost control of himself. «For God's sake, you damned bitch,» he said, «shut up, can't you? D'you want to get me hanged? Shut up I tell you. Shut that big ugly mouth of yours». (A. Christie. A Caribbean Mystery).

Особенно типично в этом плане shut up -- слово грубое, разговорное, выражающее сильную степень раздражения, и в то же время образное. Компонент оценки присутствует, но он смещен, так как отрицательное отношение направлено не на то, что человек замолчит, а на то, что он говорит.

Совпадение компонентов можно показать и на отдельных словах. Б. Чарльстон¹ приводит следующий ряд слов с узуальной, не зависящей от контекста эмоциональностью: cad, coward, sneak, snob, prig, tale-bearer, boor, lout, stooge, busy-body, spiv, double-crosser, whipper-snapper, trash, tripe.Этот ряд обличительных эпитетов можно было бы продолжить. Все эти слова имеют различное денотативное значение², но одинаковый эмоциональный компонент и одинаковую отрицательную оценку, так как выражают возмущение теми или иными недостатками или пороками. Присущая этим словам образность делает их экспрессивными, а привычная ассоциация с фамильярно-разговорным стилем, или сленгом, позволяет установить и наличие четвертого компонента.

Все четыре компонента коннотаций обязательны и для слов сленга. Сленг принадлежит к числу наиболее изученных, или, во всяком случае, наиболее подробно описанных, и в то же время наиболее спорных слоев лексики. Сленгом называются грубоватые или шуточные сугубо разговорные слова и выражения, претендующие на новизну и оригинальность.

Предложенный выше принцип разграничения типов коннотаций помогает найти и этим словам место в общей лексической системе языка. Действительно, в словах сленга обязательно присутствуют все типы коннотаций: эмоциональный компонент в большинстве случаев иронический, презрительный и соответственно оценочный. Стилистически сленгизмы четко противопоставляются литературной норме, и в этом отчасти самый смысл новизны их употребления. Они всегда имеют синонимы в литературной лексике и, таким образом, являются как бы вторыми, более экспрессивными, чем обычные, названиями предметов, почему-либо вызывающих эмоциональное к себе отношение. Экспрессивность их опирается на образность, остроумие, неожиданность, иногда забавное искажение.

Сленг, таким образом, есть лексический слой, состоящий из слов и выражений с полным и притом специфическим набором узуальных коннотаций, отличающихся от своих нейтральных синонимов именно этими коннотациями.

Необходимо оговориться, что привычное выражение «слова сленга» не совсем точно, так как наряду с отдельными словами единицами сленга могут быть и очень часто бывают лек-сико-семантические варианты слов, в семантическую структуру которых входят и другие, совсем не сленговые варианты.

Однако для несленговых слов полный набор коннотапион-ных компонентов вовсе не обязателен, возможны слова только с тремя, двумя, одним компонентом или вовсе без коннотаций.

Слова good, bad, beautiful, ugly, например, принадлежат к оценочным, но оценка совпадает с их денотативным значением, а в отношении эмотивности, экспрессивности и стилистической окраски они нейтральны.

Слова morn, oft, e'er, ne'er, forsooth и другие общепризнанные поэтизмы имеют только эту коннотацию, но эмоциональности, оценочности, образности в них нет.

Иитенсификаторы типа terrific, awful, frightful и т.д. очень часто теряют свою эмотивность и оценочность, как о том свидетельствуют оксюморонные сочетания, и сохраняют только экспрессивность и разговорность: Too terribly friendly for words. «I've just said you could come.» -- «Yes, dead keen you sounded.» You're looking frightfully well.

Проблема разграничения компонентов коннотаций имеет большое значение для целей стилистического анализа, поскольку воздействие, которое коннотации слов оказывают на читателя, может быть различным. Поэтому их необходимо не только определить, как это было сделано выше, но и найти доказательные процедуры для проверки их наличия в коннотации слова.

Задача эта очень трудная еще и потому, что одно и то же слово или вариант слова может в одном контексте проявлять только свои узуальные коннотации, а в другом приобрести еще окказиональные, поэтому определение коннотаций целесообразно делать в контексте.

Для проверки наличия в коннотации слова указанных компонентов удобно пользоваться процедурами типа лексических трансформаций или субституций, которые состоят в том, что в текст подставляются или добавляются диагностирующие слова или фразы, в которых содержится предполагаемый компонент, или, напротив, исследуемое слово исключается из контекста, после чего проводится оценка неизменности смысла. Так, например, полагая бесспорным интенсификатором слова very, quite или do в утвердительном предложении, подставляем их в приведенный выше пример и убеждаемся, что смысл не изменился и, следовательно, слова dead, thing и terribly имеют экспрессивные компоненты:

Yes, dead keen you sounded ----> Yes, very keen you sounded

----> Yes, you did sound keen.

She was a thin, frail little thing----> She was very thin, frail and little.

«You look terribly smart,» she said----> «You look very smart,» she

said----> «You do look smart,» she said.

Показать, что в последнем примере отсутствует эмоциональный компонент, удобно, воспользовавшись невозможностью

следующей трансформации: «You look terribly smart,» she said ^->«You look smart,» she said in terror.

Для определения присутствия положительной оценки у прилагательных в разговорном тексте можно пользоваться бесспорно положительной оценкой слова nice или бесспорно отрицательной слова horrid:

that's unfair ----> that's horrid and unfair

that's womanly----> that's nice and womanly.

Подробная разработка такого рода процедур является важной задачей семасиологов, решение которой будет очень полезно для стилистики.

От коннотаций, как уже было сказано в главе I, следует отличать ассоциации, связанные с обозначаемым предметом, или импликационал. Так, например, необходимыми и достаточными компонентами денотативного значения слова woman является human + female + adult, но в некоторых культурах предполагается, справедливо или нет -- несущественно, что женщинам свойственны мягкость, изящество, доброта, или болтливость, или застенчивость. Эти компоненты входят в импликационал слова woman и проявляются в значениях лексико-семан-тических вариантов или производных слов (ср. womanly).

Всякого рода историзмы ассоциируются с эпохой, когда употреблялись обозначаемые ими предметы: halberd -- алебарда, habergeon -- кольчуга без рукавов, gauntlet -- латная рукавица ассоциируются с рыцарскими временами.

Названия экзотических животных вызывают ассоциации с теми странами, в которых они водятся.

В заключение параграфа отметим, что лексические способы выражения в речи эмоции, оценки и экспрессии не только тесно взаимодействуют друг с другом, но и неотделимы от синтаксических, фонетических и других возможных способов их передачи в акте общения и потому должны изучаться в условиях контекста и ситуации.

§ 4. Экспрессивность на уровне словообразования

Узуальная экспрессивность слова или лексико-семантическо-го варианта слова возникает, как правило, на базе семантичес-

кой или морфологической производности. Исключением из этого правила, естественно, являются первичные междометия, которые вообще не имеют другого значения, кроме экспрессивно-эмоционального (Alas! Oh!).

Примеры семантической производности, т.е. эффекта переносного значения, будут в той или иной форме составлять содержание многих разделов стилистики, и поэтому здесь нет необходимости специально на ней останавливаться.

При рассмотрении экспрессивности, обусловленной морфологической производностью, необходимо отдельно рассмотреть экспрессивность словообразовательных средств, т.е. аффиксов, и моделей и типов словообразования.

Обратимся сначала к аффиксам. Вопрос их экспрессивности неоднократно привлекал внимание ученых и подробно освещен О. Есперсеном, Г. Марчендом и др.¹

О. Есперсен останавливается на коннотационном потенциале каждого отдельного аффикса. Он показал, например, что суффикс -ish при добавлении к основе прилагательного может наряду с обычными эмоционально-нейтральными вариантами (brown : : brownish), указывающими на присутствие небольшой степени качества, образовать модальные «тактичные» слова, которые создаются как окказиональные, если говорящий не хочет говорить слишком прямо, резко или категорично и называть вещи своими именами: baldish, biggish, dullish. Добавление этого же суффикса к именным основам образует прилагательные с отрицательной оценкой, а иногда и презрительно-раздраженные: bookish, childish, doggish, goatish, sheepish, womanish. Отрицательная оценка усиливается, если суффикс -ish присоединяется к сложным основам stand-offish, come-hitherish, honey-moonish.

В качестве исключения можно назвать girlish и boyish, где отрицательной оценки нет.

Интересно сопоставить сочетание суффиксов с основами имен собственных. Суффикс -ish, присоединяясь к именам собственным, сообщает им пренебрежительную окраску: Dickensish, Mark Twainish; суффикс -ian может создавать некоторую приподнятость, создавая прилагательные, характерные

для книжной речи: Darwinian, Dickensian, Shakespearian. Образованные от собственных имен прилагательные с суффиксом -esque имеют положительную оценочную коннотацию и ассоциируются с изысканностью стиля: Dantesque, Turneresque.

Наиболее важными именными суффиксами отрицательной оценки являются -ard, -ster, -aster, -eer и полуаффикс -monger: drunkard, coward, gangster, hipster, oldster, poetaster, profiteer, black-marketeer, scare-monger, war-monger, panic-monger.

В подростковом сленге появился пренебрежительный суффикс -о: oldo, kiddo.

В повести О. Хаксли «После фейерверка» героиня называет свою тетушку Гиппо: «I used to call her Hippo, because she was a hypocrite and so fat. Enormous!»

Hippo оказывается, таким образом, сокращением сразу от двух слов: hypocrite и hippopotamus. В дальнейшем повествовании поведение этой тетушки характеризуется как hippoish, т.е. неодобрительная оценка выражается дважды: в основе и в суффиксе.

Рассматривая экспрессивность на уровне словообразования, важно обратить внимание на разную природу коннотаций в отрицательных аффиксах и в аффиксах с отрицательной оценочной коннотацией. Аффикс с коннотацией отрицательной оценки имеет прагматический субъективный характер, т.е. показывает, что указанное основой явление существует, но говорящий относится к этому неодобрительно. Отрицательные аффиксы имеют, прежде всего, логико-синтаксическую функцию. Они показывают, что признак или явление, указанные в основе, не существуют в описываемой действительности.

Вместе с тем отрицательные аффиксы связаны с коннотациями, но с коннотациями экспрессивности. Сравнивая такие слова, как unbending unerring, unmask, с их не содержащими отрицательных аффиксов синонимами rigid, accurate, reveal, можно даже вне контекста обнаружить в них экспрессивность всякого отрицания, независимо от того, при помощи каких средств -- лексических или грамматических -- это отрицание осуществляется, основана на том, что отрицание показывает, что связь между элементами высказывания возможна, но не существует. Таким образом, отрицание можно рассматривать как сжатую одночленную антитезу.

Следующие примеры иллюстрируют это положение.

Blow, blow thou winter wind Thou art not so unkind As man's ingratitude.

(W. Shakespeare)

The wretch, concentred all in self, Living, shall forfeit fair renown, And doubly dying, shall go down To the vile dust from whence he sprung, Unwept, unhonoured and unsung.

(W. Scott. The Lay of the Last Minstrel)

Экспрессивность отрицательных префиксов основана на том, что с их помощью создается сжатый контраст. В первом случае это подчеркивает трагизм судьбы Лира. У В. Скотта антитеза сопоставляет реакцию людей на смерть достойного и недостойного человека¹.

Экспрессивность отрицания изучена пока крайне мало. В частности, нет фундаментальных исследований по аффиксальному отрицанию. Но отдельные интересные наблюдения в литературе найти можно. Так, Е.И. Клименко пишет, что общая, свойственная романтикам, и в частности Дж. Байрону, тенденция к накоплению слов сильной выразительности проявляется в частом употреблении прилагательных с отрицательными префиксами и суффиксами.

Такие прилагательные выражают утрату или полное отсутствие чего-либо и повышают эмоциональность стиха:

О погибших в море: without a grave, unknelled, uncoffined and unknown. Об Италии:

The Niobe of Nations! There she stands Childless and crownless in her voiceless woe. (G. Byron. Childe Harold)

Отмечая богатые выразительные возможности отрицательных аффиксов, Е.И. Клименко называет и других авторов, которые широко ими пользовались, и в том числе Мильтона, Свифта и Вордсворта².

Уменьшительный суффикс создает слова с указанием на малый размер и одновременно ласкательные, шутливые или презрительные: -kin (lambkin), -let (chicklet, starlet), -ling (weakling), -y (daddy), -ie (lassie, oldie).

Что касается экспрессивного потенциала моделей и типов словообразования, то здесь следует прежде всего отметить некоторые модели сложных слов, в которых комический эффект основан на необычной валентности. Поскольку in-chief обычно сочетается со словом commander, boy-friend-in-chief характеризуется необычной валентностью и звучит смешно и неожиданно, необычность усиливается большим числом элементов в сложном слове, тогда как обычно их только два.

«The art you see is contributed by my room-mate, who's away tonight. Her boy-friend-in-chief -- her magic man -- is a painter, and he keeps bringing his stuff here. He's one of these Lancashire geniuses we seem to have far too many of now. I can't bear him. But his work is worth looking at.» (J.B. Priestley. Out of Town)

Заслуживает также внимания экспрессивность экзоцентрических сложных слов, т.е. слов, второй опорный элемент которых не принадлежит к лексико-грамматическому разряду, к которому относится слово в целом, например: blackleg -- штрейкбрехер, cutthroat -- головорез, sawbones -- хирург.

Экспрессивны также антропонимы, образованные не по моделям слов, а по моделям синтагм: Miss what's-her-name, a might-have-been, an also-ran, a dog-in-the-manger, a die-hard и др., содержат отрицательную оценку и звучат презрительно.

Образования с добавлением boy, lad, lass к именам собственным: Johnny-lad, Johnny-boy, Katy-lass -- звучат ласково и имеют фамильярно-разговорную и положительную эмоциональную окраску.

Удвоения или рифмованные комбинации типа helter-skelter, namby-pamby, razzle-dazzle, chit-chat, riff-raff, hoity-toity имеют шутливо-пренебрежительную окраску. Экспрессивность этих слов базируется на некотором искажении привычной фонетической формы. Процесс можно было бы назвать «словопреобразованием».

Тот же принцип действует в шуточном рифмованном сленге: ball of lead или loaf of bread вместо head, bread and knife или struggle and strife, carving knife, drum and fife, joy of my life, worry and strife вместо wife.

Шутливое искажение может оставаться понятным благодаря постоянству контекста, как в I beg your pudding вместо I beg your pardon. Можно, по-видимому, утверждать, что экспрессивность сокращенных слов тоже в какой-то мере опирается на сознательное изменение привычной формы, как это имеет место в образованиях сленга.

Глаголы с постпозитивами экспрессивны и часто имеют разговорную стилистическую окраску, но не эмоциональны. Образованные от них путем конверсии существительные лица имеют оценочные коннотации: a pin-up, a pick-up.

§ 5. Семантическая структура слова и взаимодействие прямых и переносных значений как фактор стиля

Перейдем теперь к взаимодействию вариантов слова в тексте, т.е. к стилистической функции полисемии.

С этой целью обратимся к понятию семантической структуры слова. В § 1 уже указывалось, что семантической структурой слова в языке является совокупность его лексико-семантических вариантов. Важно подчеркнуть, что при этом допускается дискретность вариантов, каждый из которых имеет свои коннотационные и дистрибутивные особенности. Мы имеем право назвать эту совокупность структурой, поскольку она является множеством, в котором определены некоторые отношения. Общее свойство элементов этого множества состоит в том, что все его элементы, т.е. лексико-семантические варианты слова, имеют какие-нибудь общие семы и выражены одной и той же комбинацией морфем, хотя и встречаются в разных условиях дистрибуции.

На условия дистрибуции, однако, накладываются некоторые ограничения, поскольку все лексико-семантические варианты слова должны принадлежать к одной части речи. Отношения, определенные на семантической структуре слова, есть отношения семантической производности, поскольку каждый из вариантов имеет с остальными общие семантические компоненты денотативного значения.

Полисемия не препятствует пониманию, поскольку в контексте слово реализуется, как правило, только в одном из возможных для него значений, которое и называют контекстуальным значением. Но все остальные значения элиминируются не полностью, а существуют как некий ассоциативный фон. Иногда авторы, особенно поэты, сознательно составляют возможность реализации двух значений -- контекстуального и отраженного.

В сонете VIII Шекспир советует другу жениться и при этом сравнивает его с музыкой, а музыку с гармонией в семье. Два этих образных плана сливаются воедино в развернутой метафоре и сравнении, причем многие слова реализуются одновременно в двух значениях -- матримониальном и музыкальном. Так, слово concord читатель воспримет и как созвучие и как согласие, union как гармонию и как брачный союз, тем более что это слово синтаксически связано с married, которое в данном контексте означает соединенный, но не может потерять и своего основного значения. Вот этот сонет:

Music to hear, why hear'st thou music sadly? Sweets .with sweets war not, joy delights in joy. Why lovest thou that which thou receivest not gladly, Or else receivest with pleasure thine annoy? If the true concord of well-tuned sounds. By unions married, do offend thine ear, They do but sweetly chide thee, who confounds In singleness the parts that thou shouldst bear. Mark how one string, sweet husband to another, Strikes each in each by mutual ordering, Resembling sire and child and happy mother Who all in one, one pleasing note do sing: Whose speechless song, being many, seeming one. Sings this to thee: «thou single wilt prove none.»

(W. Shakespeare. Sonnet VIII)

Перечисленные выше случаи одновременной реализации двух значений далеко не исчерпывают всех таких живых метафор в этом сонете, но они достаточно репрезентативны. Отметим еще только концовку: здесь сильной позицией подчеркнуто совпадение в слове single двух значений: холостой и отдельный (о ноте; single = single note).

Для образной системы и основной идеи произведения подобное использование полисемии оказывается, следовательно, очень важным.

Обратимся к литературе XX века.

В стихотворении Т.С. Элиота «Любовная песнь Альфреда Пруфрока» вечер сравнивается с пациентом на операционном столе:

When the evening is spread out against the sky Like a patient etherized upon a table.

Первая ассоциация, которая возникает у читателя, -- ассоциация с болезнью, вечер тяжело болен, но слово etherize имеет два значения: усыплять эфиром и превращать в эфир, а слово ether -- поэтический синоним слова sky. Так возникает подтекст, строка получает добавочный смысл: небо и стол -- это нечто более долговечное, чем вечер и пациент; где-то в глубине возникает тема смерти, которая проходит в подтексте всего стихотворения, начиная с эпиграфа из «Ада» Данте и далее, когда говорится о воскрешении Лазаря, об отрезанной голове Иоанна Предтечи, о «Вечном лакее», символизирующем смерть, и кончая последними словами -- «мы тонем».

В «Воспоминаниях детства» Д. Томаса столкновение двух разных вариантов слова front, а именно фронт, передовые позиции и прихожая, позволяет читателю глубже проникнуть в детское восприятие мира.

I was born in a large Welsh industrial town at the beginning of the Great War. [...] This sea town was my world; outside, a strange Wales, coal-pitted, mountained, river run, full, so far as I knew, of choirs and sheep and story-book tall hats, moved about its business which was none of mine; beyond that unknown Wales lay England, which was London, and a country called «The Front» from which many of our neighbours never came back. At the beginning, the only «front» I knew was the little lobby before our front door; I could not understand how so many people never returned from there; but later I grew to know more, though still without understanding, and carried a wooden rifle into Cumdonkin Park and shot down the invisible, unknown enemy like a flock of wild birds.

Столкновение двух разных вариантов слова образует прием остранения, благодаря которому жестокая нелепость войны, воспринятая сквозь призму детского понимания, ощущается особенно остро. То, что функция использования многозначности здесь заключается именно в этом, подтверждается мощной конвергенцией приемов, раскрывающих непосредственность детского восприятия родины.

Явление многозначности описывалось в литературе неоднократно, и существует очень много терминов, называющих различные типы значений. Основные противопоставления, которые нам в дальнейшем понадобятся, -- это противопоставление прямого и переносного (метафорического или метонимического), общего и специализированного, узуального и окказионального, общеязыкового и терминологического, нейтрального и стилистически окрашенного, современного и устаревшего значений. Подробное описание типов значения имеется в соответствующей лексикологической литературе, и читатель с ними уже знаком¹. Мы ограничимся здесь только некоторыми замечаниями, важными для стилистического анализа и относящимися к оппозиции прямого и переносного значений.

Прямое, или номинативное, значение слова реализуется или, точнее, может реализоваться при отсутствии контекста. Прямые значения обычно являются одновременно и основными, и наиболее частотными, но статистически этот вопрос пока не обследовался. Если заглавие состоит из одного слова (и артикля) (СР. Snow -- The Search, Homecomings; J. Conrad -- Chance, The Typhoon, Victory; W.B. Yeats -- Meditations, The Statues, A Vision), то это слово употреблено в своем прямом значении. Не случайно, впрочем, большинство литературных произведений на английском языке имеет названия, состоящие хотя бы из двух слов, поскольку многозначность английской лексики делает однословные названия недостаточно ясными.

Кроме того, в контексте всего произведения и однословное название легко получает переносное значение. The Search означает духовные поиски, а не реальные, физические; Victory обозначает моральную победу, но смерть и поражение в фактической борьбе; Justice (Дж. Голсуорси) -- название ироническое, т.е. читатель вновь оказывается перед совмещением значений.

Существует особый стилистический прием (минус-прием) преднамеренной простоты описания посредством слов, употребленных только в прямых значениях, называемый автологией.

Реалистической точностью и простотой словаря характеризуются многие части произведений Э. Хемингуэя. В начале рассказа In Another Country читаем:

In the fall the war was always there, but we did not go to it any more. It was cold in the fall in Milan and the dark came very early. Then the electric lights came on, and it was pleasant along the streets looking in the windows... It was a cold fall and the wind came down from the mountains.

Употребление обыденных слов в их прямых значениях создает представление о сдержанности рассказчика -- раненого молодого американца, обычного для Э. Хемингуэя мужественного героя.

Значение называется переносным или образным, когда оно не только называет, но и описывает или характеризует предмет через его сходство или связь с другим предметом. Контекстуальное значение при этом оказывается сопоставленным с прямым значением, что подчеркивает в нем те черты, на которых основан перенос. М. Диккенс описывает очень энергичную медицинскую сестру, сравнивая ее с динамо-машиной: She was a dynamo of activity. She was here, there and everywhere -- admonishing the doctor, slanging the nurses, telling you to do something and then snatching it away to do it herself... (M. Dickens. One Pair of Feet).

Технический термин «динамо» получает здесь окказиональное метафорическое значение источник человеческой энергии. Прямое значение в тексте отсутствует. Метафора не только делает портрет-характеристику, данный в следующем за ней предложении, более ярким, но и отражает веселое и слегка ироническое отношение автора (рассказ ведется от первого лица) к персонажу. Заметим попутно, что функционально-стилистическая коннотация также может иметь характерологическую функцию, поскольку она вызывает ассоциации, связанные со сферой употребления этого слова.

Разумеется, не всякое переносное значение является стилистически релевантным: в языке много стершихся метафор, не имеющих необразных синонимов и являющихся единственным названием референта: the mouth of the river, the leg of the table (впрочем, и эти метафоры, если их много, оказываются экспрессивными). Такие случаи следует отличать от узуальных метафор, которые являются вторым названием референта, ср.: the heart of the matter : : the essence of the matter.

Такие метафоры выполняют стилистическую функцию. Так, cow применительно к женщине может быть стилистически релевантным в своей грубой экспрессивности. Особенно важным со стилистической точки зрения являются неожиданные метафоры, дающие эффект двойного видения, т.е. образные, конкретные и чувственные, обращающие на себя внимание читателя. Следует вспомнить, что стилистическая метафора есть скрытое сравнение: на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов, название одного предмета применяется к другому, выявляя какую-нибудь важную черту второго (например энергию медицинской сестры). Метафора основана на ассоциации по сходству¹.

Метонимическим называется значение, которое возможно в результате переноса названия одного предмета на другой на основе какой-нибудь постоянной связи между ними. Метонимия основана на ассоциации по смежности. Сообщаемое понятие обогащается при этом конкретными образами: Give everyman thy ear and few thy voice (W. Shakespeare).

Переносное значение в поэтической метонимии или метафоре создается на данный случай и понятно из структуры контекста. На сущности и природе образа и тропов мы уже подробно останавливались выше. Здесь же необходимо напомнить, что тропы являются техникой осуществления сопоставления означаемого с выбранным для него образом.

§ 6. Использование многозначности слова в сочетании с повтором

Взаимодействие прямых и переносных значений слова при осуществлении какой-либо стилистической функции может быть парадигматическим и синтагматическим. Прямое значение слов spit и weep не представлено в описании дождя в рассказе Д. Томаса, которое мы цитировали на с. 115. Но эти значения известны читателю, и поэтому, читая о «плюющемся» дожде и «плачущих» шляпах, он восстанавливает для себя картину дублинской непогоды. Слова эти оказываются стилистически релевантными благодаря своей многозначности, которая действует в парадигматическом плане.

Но эффект сходства и различия значений вариантов многозначного слова может реализоваться также синтагматически. Для этого варианты должны быть расположены в одной речевой Цепи, и притом достаточно близко. Многозначность оказывается стилистически действенной в сочетании с повтором.

О функциях и видах повтора мы будем еще говорить неоднократно, а здесь отметим только, что лексическим повтором называется повторение слова или словосочетания в составе одного предложения, абзаца или целого текста. Величина расстояния между повторяющимися единицами и число повторений

могут быть различными, но обязательно такими, чтобы читатель мог заметить повтор.

Повтор может и не сочетаться с использованием многозначности, тогда его функция может быть усилительной или эмоциональной, или усилительно-эмоциональной, как это имеет место в первых двух строках приведенного ниже стихотворения Д. Лоренса:

Fight your little fight, my boy, Fight and be a man.

Использование многозначности слова в сочетании с повтором может по своей стилистической функции приближаться к игре слов, как это и происходит в стихотворении Don 'ts в отношении прилагательного little, которое здесь используется в разных вариантах, с разными коннотациями, причем в некоторых случаях коннотации сильно подавляют денотативный компонент значения, так что понятие размера оказывается совершенно несущественным. Но обратимся к тексту:

DONTS

Fight your little fight, my boy,

Fight and be a man.

Don't be a good little, good little boy

being as good as you can

and agreeing with all the mealy-mouthed, mealy-mouthed

truths that the sly trot out

to protect themselves and their greedy-mouthed, greedy-mouthed

cowardice, every old lout.

Don't live up to the dear little girl who costs

You your manhood, and makes you pay.

Nor the dear old mother who so proudly boasts

that you'll make your way.

Don't earn golden opinions, opinions golden,

or at least worth treasury notes

from all sorts of men; don't be beholden

to the herd inside the pen.

Don't long to have dear little, dear little boys whom you'll have to educate

to earn their living; nor yet girls, sweet joys \ who will find it so hard to mate.

^r"| Nor a dear little home, with its cost, its cost

that you have to pay, earning your living while your life is lost and dull death comes in a day.

Don't be sucked in by the su-superior,

don't swallow the culture bait,

don't drink, don't drink and get beerier and beerier,

do learn to discriminate.

Do hold yourself together, and fight with a hit-hit here and a, hit-hit there, and a comfortable feeling at night that you've let in a little air.

A little fresh air in the money sty,

knocked a little hole in the holy prison,

done your own little bit, made your own little try

that the risen Christ should be risen.

Тема протеста против мещанской морали, мещанских идеалов и мещанского лицемерия раскрывается в своеобразном словоупотреблении, пародирующем словоупотребление взрослых в разговорах с детьми. Автор предвидит фальшивые наставления, которые молодой человек услышит от сюсюкающих (mealy-mouthed усилено повтором) старших, требующих, чтобы мальчик изо всех сил старался быть хорошим (be a good little, good little boy being as good as you can), и настойчиво рекомендует этих советов не слушать, не быть тем покорным паинькой, каким его хотят видеть ханжи, а бороться и быть мужчиной. Контраст между значительностью темы и пародийной инфантильностью лексики создает острый сатирический эффект.

Повторы, наряду с пародийным использованием фамильярно-разговорного стиля и особенно baby-talk, являются тем ключевым стилистическим приемом, с которого удобно начинать анализ. Они разнообразны по характеру. Наряду с простым повторением двух или более совершенно тождественных элементов: mealy-mouthed, mealy-mouthed, greedy-mouthed, greedy-mouthed, вводится повторение с какой-нибудь вариацией. Таким оказывается, например, greedy-mouthed по отношению к mealy-mouthed. Сходство между ними заставляет их тотчас сопоставить, а различие дополняет характеристику «хитрых» «старых тунеядцев» (the sly, every old lout). Весьма эффектен частичный повтор (earning your living while your life is lost), где морфологическая близость только резче оттеняет то, что living и life не одно и то же.

Для темы данного параграфа интересны семантические вариации в повторе, т.е. использование разных лексико-семантических вариантов, входящих в семантическую структуру одного и того же слова, подчеркивающих, благодаря его параллельному употреблению в одном контексте, различия в коннотациях. Слово little употреблено в данном стихотворении в двух различных лексико-семантических вариантах с прямо противоположными коннотациями. Во фразах «good little, good little boy», «dear little girl», «dear little home» little имеет одно значение; во фразах «little fight», «let in a little air», «a little fresh air», «a little hole in the holy prison», «your own little bit», «your own little try» -- другое.

Использование слова little здесь довольно сложно; обратимся сначала к тому, что вообще наблюдается в языке. В прямом значении little означает размер и синонимично нейтральному small. В разговорном стиле речи это предметно-логическое значение сильно подавлено эмоциональным, так что little выражает симпатию, нежность, сочувствие, сострадание и эквивалентно уменьшительно-ласкательным суффиксам русского языка. Именно это значение и составляет основу стилистической коннотации первой группы примеров.

Показательно, что для разговорной речи, особенно для речи, употребительной в разговорах с детьми, характерна сочетаемость little в этом значении с прилагательными dear и nice: a dear little cottage, a dear little boy, a dear little kitten, a nice little wife и т.д.

Частое употребление little звучит аффектацией, подобно тому как в разговорной речи злоупотребление уменьшительными суффиксами создает впечатление неискреннего сюсюканья.

Самая стереотипность этих сочетаний, употребленных в несобственно-прямой речи, показывает их притворство и лживость, неискренность; поэт передразнивает тех, кто будет соблазнять юношу мечтами о мещанском благополучии, и высмеивает их.

Заметим, что little может употребляться иронически: one of my little ideas и даже с оттенком сарказма: so that's your little plan, is it!

Далее, поскольку в семантическую структуру слова little входит и вариант, синонимичный прилагательным unimportant, mean, paltry, эта оценка вводится в подтекст стихотворения и вместе с абсурдным повтором и нагнетанием одних и тех же слов делает гротескной и разрушает сладкую ласковость обещаний семейного счастья и уюта, которые ожидают пай-мальчика.

Вторая группа случаев -- let in a little air, fight your little fight и т.д. -- принадлежит прямой речи поэта, здесь нет, или почти нет, иронии, сохраняется прямое значение размера, повтор выделяет мысль о том, что даже скромные результаты борьбы каждого за то, чтобы в «святой тюрьме» стало бы легче дышать, ценны и нужны для общего дела. Стихотворение получает, таким образом, острую социальную направленность, и контраст лексических значений двух лексико-семантических вариантов одного и того же слова играет при этом немалую роль.

В рассмотренном случае сопоставление двух вариантов одного и того же слова происходит синтагматически, т.е. в тексте присутствуют оба: little, синонимичный ласкательно-уменьшительному суффиксу, и little со значением размерности и противопоставлением нулю (= хотя бы немного).

Другой тип сопоставления прямого и переносного значений имеет место в таких метафорах, как don't be beholden to the herd inside the pen, -- метафора, в которой в тексте представлен только один член сравнения, т.е. только переносное значение, где люди, покорные порядку вещей, существующему в окружающем Лоренса мире, названы «стадом в загоне»; money sty и holy prison, где этот порядок вещей назван «хлевом» и «тюрьмой». В ряду других многообразных художественных средств эти метафоры совершенно четко выражают отношение автора к описываемой действительности. Конкретность образов способствует передаче этого отношения и читателю.

Саркастическое употребление little можно иллюстрировать аналогичным примером из разговоров старого художника Джимсона с мальчиком, которого он называет «носатиком»:

If you want to be a great man and leave two thousand pounds a year and a nice clean wife... and a kid with real eyes that open and close, you'll have to work in your dinner time...

Get some cash in the bank and then you can go in for art and be as bad as you like you'll still be happy... and you'll be able to afford a nice little wife and nice little babies and nice little parties, and you'll get into some nice little society and get a whole lot of nice little compliments from all the other people.

(J. Cary. The Horse's Mouth)

Сочетание с little в последних членах конвергенции доведено до абсурда, отчего пародирование становится еще более

злым.

§ 7 Синонимический и частичный повтор

Еще более сложным оказывается взаимодействие близких значений, когда они выражены не вариантами одного слова, а синонимами или когда текст содержит частичный повтор, т.е. однокоренные слова, семантически близкие.

Синонимами называются слова, принадлежащие к одной части речи, близкие или тождественные по предметно-логическому значению хотя бы в одном из своих лексико-семантических вариантов и такие, что для них можно указать контексты, в которых они взаимозаменяемы¹.

Синонимы всегда имеют и несходные компоненты или в предметно-логическом значении, или в коннотациях. Поэтому синонимический повтор позволяет более полно и всесторонне раскрыть и описать предмет.

Рассмотрим синонимический повтор в LXI сонете Шекспира:

Is it thy will thy image should keep open

My heavy eyelids to the weary night?

Dost thou desire my slumbers should be broken.

While shadows like to thee do mock my sight?

Is it thy spirit that thou send'st from thee

So far from home into my deeds to pry,

To find out shames and idle hours in me,

The scope and tenour of thy Jealousy?

O, no! thy love, though much, is not so great:

It is my love that keeps, mine eye awake;

Mine own true love that doth my rest defeat,

To play the watchman ever for thy sake:

For thee watch I whilst thou dost wake elsewhere,

From me far off, with others all too near.

Поэт говорит о своей любви, и сила этой любви образно передается описанием невозможности покоя и сна, для чего используется синонимический повтор: keep open my heavy eyelids, my slumbers should be broken, keeps mine eye awake, doth my rest defeat, to play the watchman, for thee watch I.

Использование синонимов позволяет дать конкретное и точное описание бессонницы. Это и тяжесть незакрывающихся век, и короткие, прерывающиеся погружения в сон, после которых человек опять лежит с открытыми глазами, и невозможность отдыха, и постоянная, неотвязная, тревожная мысль, которая не дает заснуть.

Однако постепенно другой тип повтора -- частичный повтор, т.е. использование однокоренных слов wake и watch, -- вводит и другое чувство, другую тему. Появляется некоторая игра слов. Действительно, wake имеет здесь два значения: my love that keeps ту eye awake значит, что любовь лишила поэта сна, но thou dost wake elsewhere реализует другое значение, а именно: не спать и предаваться развлечениям. Два значения сразу реализует глагол watch: бодрствовать с какой-нибудь целью и следить. Так приоткрывается читателю и чувство ревности, которое будит в поэте его возлюбленная, проводя время с другими: From me far off, with others all too near.

Наряду с этим основным повтором сонет содержит целый ряд других, которые можно назвать более частными. Сонет начинается с двух почти одинаковых по смыслу вопросов (второй несколько дополняет первый). В них, кроме уже упомянутых выше синонимов, синонимичны еще Is it thy will -- dost thou desire. В последующих строчках синонимичны: spirit и shadow, to pry и find out. После этих синонимичных повторов появляется эмоциональный экспрессивный повтор слова love, усиленный эпитетом my love (mine own true love) и противопоставленный этому же слову, но с другим референтом -- thy love.

В результате сопротивопоставления синонимов в тексте раскрывается разница в значении сходных слов. Здесь уместно привести слова Ю.М. Лотмана о том, что «художественный текст строится на основе двух типов отношений: сопротивопоставления повторяющихся эквивалентных элементов и сопротивопоставления соседствующих (неэквивалентных) элементов»¹.

Именно таким образом в LXI сонете становятся ситуативными синонимами слова image, shadows, spirit, которые в языке синонимами не являются, а здесь означают образ любимой, который лишает поэта сна.

§ 8. Декодирование художественного текста при помощи лексического анализа. Тематическая сетка

Целый ряд исследователей пользовался лексическим анализом для выявления содержания поэтического текста или группы текстов и раскрытия отраженного в них мировосприятия².

В данном параграфе будет описана методика декодирования стихотворения, основанная на предположении, что семантически, тематически и стилистически наиболее существенными являются повторяющиеся в данном тексте значения, а в плане обозначающего особенно важны редкие слова и слова, выступающие в необычных сочетаниях. Такой подход согласуется с нашим общим принципом рассмотрения элементов в их связи с целым и учета расхождений между традиционно и ситуативно обозначающим и подтверждается положениями теории информации, которая учит, что наиболее информативны элементы низкой предсказуемости.