Реалии Третьего рейха и проблема их перевода

Дипломная работа

Реалии Третьего рейха и проблема их перевода

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1. Понятие “реалия” в современной лингвистике

2. Лингвистические характеристики реалий

2.1 Реалия-аббревиатура

2.2 Реалия как часть речи

2.3 Реалия как устойчивое словосочетание

2.4 Реалии и их возраст

2.5 Реалии и их происхождение

2.6 Закрепление реалий в языке

2.7 Классификация реалий

3. Фашистская пропаганда

3.1 Языковая политика национал-социализма

3.2 Пропаганда идей фашизма через средства массовой информации

4. Перевод реалий

4.1 Основные качества перевода

4.2 Передача реалий

5. Некоторые методические указания к обучению переводу реалий

5.1 Методическая основа лингвострановедения

5.2 Упражнение-шаблон для преподавания лингвострановедения

Заключение

Библиографический список

ВВЕДЕНИЕ

Предмет исследованияДанная работа является изучением такого языкового явления как реалия. Слова-реалии обозначают предметы материальной и духовной культуры, факты истории, известных личностей и тому подобные явления из сферы общественной, экономической и государственной жизни, которые зачастую могут быть свойственны только одной определенной культуре и не иметь абсолютно точных аналогов в большинстве прочих культур, потому что понятия, обозначаемые словами-реалиями, как правило, в них отсутствуют. Предметом исследования данной работы были выбраны реалии, характеризующие определенное время в истории развития Германии, а именно период с момента назначения Гитлера рейхсканцлером и до окончания второй мировой войны, то есть с 30 января 1933 года до 9 мая 1945 года. В течении этих двенадцати лет в Германии происходили коренные преобразования политических, экономических и социальных устоев, что, естественно, очень сильно повлияло на немецкий язык. Для обозначения появившихся совершенно новых понятий, предметов, явлений в языке возникали новые слова, которые в наше время у любого человека вызывают ассоциации только с Третьим рейхом. Такие неологизмы могли зарождаться в языке спонтанно, сами по себе. Однако в нашем случае встречается огромное количество реалий, пришедших в язык вследствие пропаганды, проводившейся национал-социалистами через средства массовой информации, через образовательную систему и другими имевшимися у них способами.

Так как реалии (имеются в виду слова, обозначающие уникальные для отдельной культуры предметы) есть языковое явление, то в данной работе внимание уделено и тому, какое место они занимают в системе языка. Анализировалась главным образом форма, в которой слова-реалии представлены в языке, также то, какими частями речи они являются и т. п.

Отмечаемая многими авторами “безэквивалентность” реалий, то есть принципиальное отсутствие в других койнонемах подобных понятий, а, следовательно, и отсутствие в других языках слов, их обозначающих, привела к тому, что в предложенной работе вынесен на рассмотрение вопрос о переводе реалий на другие языки, в нашем случае реалии немецкого языка переводятся на русский.

Материал исследования. Для лучшего понимания феномена реалии немецкого языка, и в частности феномена реалии Третьего рейха, были исследованы три произведения немецких авторов - “Приключения Вернера Хольта” Дитера Нолля, “Время жить и время умирать” Эриха Марии Ремарка и “Образы детства” Кристы Вольф. В каждом из этих произведений отражен вышеупомянутый период истории Германии. Интересно, что каждая книга характеризует жизнь граждан Третьего рейха со своей стороны. Герой романа Дитера Нолля - подросток, сразу после окончания школы попавший на фронт, куда стремился всю свою сознательную жизнь; действие произведения разворачивается в основном в войсковых частях, где приходится служить Вернеру Хольту - на зенитной батарее, в танковом батальоне… Очевидно, что реалии, встречающиеся здесь, обозначают предметы и явления военной жизни, пришли из жаргона зенитчиков, танкистов.

В романе Эриха Марии Ремарка речь также идет о фронтовом быте, однако центральное место в нем занимает описание тыловой жизни. В этом произведении можно встретить реалии, отражающие влияние войны на существование простого обывателя. Реалии, относящиеся к фронтовой жизни, отличаются от встречающихся в произведении Дитера Нолля тем, что они характеризуют пехотные войска.

Героиня произведения Кристы Вольф - девочка, чье мировоззрение формировалось как раз в годы господства в Германии фашизма (она родилась в 1929 году). Роман охватывает весь период с 1933 года по 1945. Немало внимания писательница уделяет тому, как воспринималась пропаганда НСДАП простыми жителями - от взрослых, которые помнили и первую мировую войну, и “мирные годы”, до детей и подростков, которые из “пимпфов” перешли в гитлерюгенд и “Союз немецких девушек”, которые не умели здороваться, как обычно, - “Добрый день!”, а говорили только “Хайль Гитлер!”. Героиня Кристы Вольф - Нелли Йордан - младше главных действующих лиц романов Ремарка (Эрнста Гребера) и Нолля (Вернера Хольта). Вследствие этого Нелли не попадает на фронт, таким образом, в произведении отражена тыловая жизнь вкупе со всеми мероприятиями молодежных фашистских организаций, с образовательной программой, принятой в Германии в те годы и т. п. Тематика произведения оказывает влияние и на тематику реалий, использованных автором в тексте - это в основном реалии, относящиеся к быту граждан Третьего рейха.

Во всех трех рассмотренных произведениях широко представлены реалии, пришедшие в немецкий язык через средства массовой информации, являвщиеся лозунгами нацистов, расхожими в то время понятиями и использовавшиеся фашистами в пропаганде.

Цель и задачи исследования. Данная работа является исследованием реалий Третьего рейха, отразившихся в немецком языке. Была поставлена задача выявить наиболее известные реалии, существовавшие в Германии с 1933 по 1945 годы и классифицировать их. Кроме того, большой интерес представляла задача выяснить, как вписываются слова-реалии в систему языка. Также необходимо было рассмотреть способы передачи реалий в других языках, так как реалии - это несколько необычное явление, их особенность состоит в том, что в других культурах нет подобных им предметов и понятий, а, следовательно, нет и слов, обозначающих их. Главной же задачей представленной работы было выбрать наиболее универсальный способ перевода самых популярных реалий немецкого языка, отражающих период правления в Германии Гитлера, на русский язык.

Актуальность выбранной темы. Тема этой дипломной работы сегодня может быть актуальна не только в лингвистическом плане, но и в общечеловеческом. Дело в том, что реалии Третьего рейха в большинстве своем отражали как раз политические взгляды фашизма - строя, потребовавшего многочисленных жертв, вызвавшего к жизни бесчеловечных чудовищ, уничтожившего миллионы людей. Все человечество должно стремиться к тому, чтобы не допустить повторения подобного. Исходя из того факта, что любые события в политике и других сферах жизни неизменно отражаются в языке, можно предположить, что появление движения, похожего на национал-социализм, приведет к возникновению похожих реалий в языке. Это будет сигналом к тому, что вновь существует опасность мировой войны - третьей и, судя по развитию техники за последние пятьдесят лет, последней. Следовательно, необходимо хорошо изучить реалии Третьего рейха и постоянно помнить о них, чтобы суметь предотвратить появление Четвертого.

Новизна исследования. Приходится согласиться, что некоторые стороны темы данной работы уже привлекали внимание лингвистов - есть ученые, посвятившие себя исследованию реалий, другие занимаются теорией перевода. Однако авторы учебников по переводоведению освещают проблему передачи реалий в других языках не очень-то подробно, в основном все сводится к тому, как правильнее транслитерировать и транскрибировать реалии одного языка в другом, на передаче фонового значения реалии никто особенно не заостряет свое внимание. Те же, кто изучает явление реалии, не выделяют реалии отдельных периодов развития человечества, а исследуют явление реалии в самом общем его смысле. В представленной же работе рассматриваются реалии, обозначающие предметы и понятия, имевшие место быть лишь в определенный период в определенной стране - в Германии с 1933 по 1945 годы. Сравнение переводов на русский язык произведений немецких авторов о Третьем рейхе выявило, что одни и те же реалии разные переводчики передают по-разному, нет достаточной унифицированности в представлении реалий Третьего рейха в русском языке, еще никто не занимался именно этой проблемой. Следовательно, данное исследование является одной их первых работ, посвященных вопросу передачи реалий Третьего рейха на русский язык.

Практическая ценность. В представленной работе изучаются способы перевода реалий немецкого языка на русский. Так как в исследованных переводах произведений немецких авторов не было обнаружено стандартного подхода к рассматриваемой проблеме, то представленной работе сделана попытка анализировать уже выработанные способы передачи реалий одного языка в другом и сравнить их. В методической части данной работы приведены некоторые упражнения, которые помогут студенту факультета иностранных языков научиться правильно выделять реалии Третьего рейха в любом тексте, правильно понимать их и переводить на русский язык. Итак, главной задачей работы является найти наиболее подходящий универсальный способ для перевода реалий Третьего рейха на русский язык.

1. ПОНЯТИЕ “РЕАЛИЯ” В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ

Бегло просмотрев любую книгу или любой фильм, более-менее образованный человек способен хотя бы примерно назвать время и место действия, даже если они, может быть, намеренно не сообщены автором. Например, Криста Вольф в романе “Образы детства” называет даты, когда создавался роман - 1971-1975 годы, но кроме того она упоминает главные вехи в развитии сюжета ее произведения - 1933 год, затем 1938, 1945; и это сразу наводит нас на мысль, что в основном речь идет о второй мировой войне и о времени, которое предшествовало ей, а именно о том, что происходило до второй мировой войны в Германии, хотя Криста Вольф писала в этом романе и о событиях недавнего прошлого - например, о днях 1973 года, “когда вновь участились сообщения о скором перемирии во Вьетнаме (9, с. 91). А вот в романе Эриха Марии Ремарка “Время жить и время умирать” нет ни одной даты, указывающей на время действия, но человек, знакомый с историей, может сказать, что описывается 1944 год, так как там есть упоминание о Сталинградской битве, об отступлении войск Германского рейха, об упаднических настроениях среди немцев и тому подобное. Конечно, есть такие произведения, которые могут быть актуальны для любой эпохи, но и в этом случае можно угадать, например, когда они создавались.

Что же подсказывает нам правильное решение в определении времени и места действия? Каким чувством это угадывается?

Раньше, будучи незнакомой с языкознанием, не подозревая о таком понятии как “реалия”, я все же чувствовала временные рамки многих книг и кинофильмов. Может быть, эти рамки определялись на уровне подсознания или же производился некий анализ каких-то деталей произведения? При первых моментах фильма такие детали сразу бросаются в глаза - это одежда, прически, наличие каких-либо приборов - свидетельств технического прогресса и тому подобное, так что кинозрителю проще, чем читателю, определить время и место действия. Хотя бывают и сходные по содержанию моменты в истории, не разделенные большим промежутком времени, и тогда наша задача становится трудной. Помню случай, как однажды, включив телевизор и обнаружив на экране фильм о войне, мой брат и я поспорили, о какой же войне снят фильм - о первой мировой или о второй. Спор разрешило слово “оберштурмбаннфюрер”, четко указавшее на вторую мировую войну.

Совершенно очевидно, что “литературные произведения отражают определенные моменты исторического развития нации, несут в себе информацию о стране социального, политического, экономического, культурного, географического, этнографического характера” (12, с. 42), так что читатель, который, не задумываясь, определяет эпоху и страну, где происходит описываемое, ориентируется на исторические подробности, указания на место действия, предметы быта, известные имена и прочие “приметы времени”, называемые автором в тексте. Например, в романе Эриха Марии Ремарка “На западном фронте без перемен” можно встретить сообщения о том, что “жужжат аэропланы” (31, с. 66), что “на смотр едет кайзер” (31, с. 133), и они дают читателю понять, что действие происходит в первую мировую войну. С другой стороны, в романе “Время жить и время умирать” того же автора упоминается рейхсмаршал Геринг, необъявленное нападение на Голландию, последующее за этим тотальное разрушение Роттердама (30, с. 436) и прочие события, личности, явления и предметы, имевшие место быть в время второй мировой войны.

Подобные явления - такие как “имена собственные, географические названия, наименования предметов быта, материальной и духовной культуры, традиции, характерные явления из сферы общественной, экономической и государственной жизни” (1, с. 103), а также языковые единицы, обозначающие их, называют реалиями. Эти явления свойственны только одной определенной культуре, то есть не имеют абсолютно точных аналогов в большинстве прочих культурных традиций (1, с. 103). Например, только у немцев была “лампа Гинденбурга” (“ein Hindenburglicht (N, № 136)), существует суп-пюре или густой суп, заменяющий первое и второе блюда (”...lцffelte er den faden Eintopf” (N, № 150)), встречающиеся в романе Дитера Нолля “Приключения Вернера Хольта”.

Реалии являются такими языковыми средствами, которые специфичны для каждой отдельно взятой культуры. П. Н. Донец называет эти явления “культурно-специфическими языковыми средствами” и пишет, что “накоплен значительный опыт их исследования, … систематизации и классификации” (11, с. 11). С этим ученым нельзя не согласиться - действительно, многие авторы занимались исследованием “культурно-специфических языковых средств”, к ним относятся Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Г.Д. Томахин, также А.А. Чернобров (преподаватель Новосибирского Государственного Педагогического Университета) и многие другие.

Некоторые из этих специалистов расходятся в выборе термина, наилучшим образом отражающем специфику указанных средств, а также в определении их. Так, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров называют подобные слова “безэквивалентными”. По их мнению безэквивалентными являются слова, “служащие для выражения понятий, которые отсутствуют в иной культуре, не имеют эквивалентов за пределами языка, к которому они принадлежат” (6, с. 12-13). “Безэквивалентные слова не имеют смысловых соответствий в системе содержаний, свойственных другому языку; их существование объясняется расхождением культур” (7, с. 19). Эти авторы разделяют реалии как предметы культуры и обозначающие их слова и считают, что “если назвать частный элемент культуры ее реалией, то безэквивалентные слова выражают эти реалии, являются носителями местного, национального или исторического колорита и точных соответствий … в других языках не имеют” (7, с. 19).

Другие авторы более склоняются к тому, чтобы называть “культурно-специфические языковые средства” реалиями. Определение реалий А. Ф. Архипова приведено выше. А вот мнение Г.Д. Томахина: “Реалии - это названия присущих только определенным нациям и народам предметов материальной культуры, фактов истории, государственных институтов, имена национальных и фольклорных героев, мифологичесских существ и тому подобное” (37, с. 5). Также составитель словаря лингвистических терминов О.С. Ахманова разделяет понятия реалий как предметов материальной культуры и реалий как “разнообразных факторов, изучаемых внешней лингвистикой, таких как государственное устройство данной страны, история, культура данного народа, языковые контакты носителей данного языка и тому подобное с точки зрения отражения их в данном языке” (2, с. 381).

Кроме того, некоторые лингвисты называют данные языковые явления этнореалиями (39, с. 1), “специфическими элементами интеркоммуникации” (11, с. 11), “средствами национально-культурной номинации” (11, с. 13) и так далее.

Мы считаем, что термин “реалия” достаточно отражает специфику данного языкового явления, что он прост, понятен даже неспециалистам, легко применим и в научных работах, и в повседневном общении. При необходимости разграничить понятие, обозначаемое как “реалия”, и сам лингвистический термин, в этой работе далее употребляется выражение “слово-реалия”. Когда в работе встречается цитата какого-либо ученого, выбравшего другой термин, то его обозначение сохраняется и поясняется, если оно не упоминалось ранее.

Следует отметить, что все лингвисты, занимающиеся изучением реалий, сходятся в одном, самом важном - в том, что отличительная черта реалий - это “наличие некоторой информации, сущность которой определяется уникальностью обозначаемых ими предметов и явлений, характерных лишь для данной этнокультуры” (39, с. 15). Вследствии того, что реалии выражают понятия, которые отсутствуют в иной культуре, они, “как правило, не переводятся на другой язык одним словом, не имеют экививалентов за пределами языка, к которому они принадлежат. Переводчикам … приходится прибегать к пространным описаниям или предлагать собственные неологизмы,” - пишет Г.Д. Томахин (37, с. 5). Никто из исследователей не полагает, что реалии “принципиально непереводимы”. Важно, однако, подчеркнуть, “что … перевод бывает возможен со значительными информационными потерями и с нарушением узуса языка, на который переводят” (6, с. 12-13). Е.И. Шумагер считает “безэквивалентность, то есть отсутствие готового переводческого соответствия для слов данного типа в других языках” лишь факультативным признаком реалий (39, с. 15), в то время как Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров называют “непереводимость реалий на другие языки с помощью постоянного соответствия, их несоотнесенность со … словом другого языка” (6, с. 12-13) характерной чертой исследуемых явлений. С этой точки зрения реалии привлекают внимание “специалистов по составлению словарей, исследователей “компонентов” в содержании слова, но больше всего теоретиков перевода” (6, с. 12-13).

Другая особенность слов-реалий состоит в том, что они обладают так называемой “фоносемантикой - дополнительной метаязыковой информацией, содержащейся непосредственно в языковой форме, “информативностью” звуковой формы” (25, с. 14). Е.И. Шумагер объясняет это их свойство несколько по-другому: “Слова-этнореалии отличаются от прочих слов (неэтнореалий) дополнительными связями с реальным миром и отражают в своей совокупности специфику определенной культуры, обусловленную особой структурой материальных и духовных ценностей, сложившейся в процессе становления и развития данной культурно-генетической общности. Для слов-этнореалий характерна прежде всего способность хранить в общеупотребительной и стабильной форме актуальное культурно-историческое достояние нации на данном этапе развития…” (39, с. 15). Далее автор пишет, что “слова-этнореалии … отличаются от других действующих слов особыми ассоциациями с этнокультурой, которые они вызывают в языковом сознании членов определенного языкового коллектива. Эти ассоциации в известных пределах варьируются социально - в зависимости от возраста, культурного опыта, образования и прочего конкретного индивидуума, но в отношении ядра слов-этнореалий представление о них как о “своих”, “родных”, “привычных” в коллективе носителей языка в основном полностью совпадает” (39, с. 16). П.Н. Донец считает, что фоновые признаки реалий являются “безусловно периферийными”, “второстепенными признаками обозначаемого, отраженными в сознании человека” (11, с. 20).

В.И. Кодухов однако полагает, что слова-реалии обладают “культурно-историческим значением”, которое “наличествует во всех областях языковой системы” (14, с. 8). Этот культурно-исторический компонент связан с обозначением особых явлений общественной и культурной жизни, миропонимания и быта данного народа, он возникает как отражение опыта определенного коллектива, особенностей самих предметов и явлений реальной жизни. Культурно-исторический компонент может быть порожден также отношением к предметам и явлениям реальной жизни, их оценкой или сложившимися стилями языка. Оценочный и эмоциональный компоненты отражают мировоззренческие, политические, моральные взгляды общества. Эти созначения бывают подчеркнуто отрицательные и положительные (14, с. 8-11).

Многие исследователи сходятся на том, что эта особенность свойственна не только реалиям, но и словам, распространенным в ряде языков, а также словам, имеющим переводные эквиваленты. Это мнение выразили в своих работах и П.Н. Донец, и Г.Д. Томахин, и В.И. Кодухов, и Н.В. Кулибина… Некоторые из них справедливо отмечают, что культурно-исторический компонент присущ также “связным фрагментам текста, более или менее подробно описывающим некоторый культурно-специфический денотат” (11, с. 22), даже целым произведениям. Ведь читая рассказ, повесть, роман, поэму, мы отдаем себе отчет, “какие стороны реальной действительности, какие события, явления, коллизии общественной жизни и какие социально-исторические характеры отражены писателем” (12, с. 43).

Однако несомненно то, что читатель судит об этом, воспринимая и анализируя - пусть даже неосознанно - слова-реалии, использованные автором в произведении как раз для придания ему культурно-исторического колорита.

Итак, уже было сказано, что же в современной лингвистике значит понятие “реалия”. К реалиям относятся “названия предметов и явлений, характерных для жизни и быта данной страны, ее истории, культуры, искусства, этнографии и тому подобное” (38, с. 62); в нашем случае характерных для конкретного периода в истории определенной страны - с 1933 по 1945 год в Германии. Вот некоторые из подобных явлений: “Слово о воздушной войне” - речь рейхсминистра Геббельса (“Ein Wort zum Luftkrieg” von Reichsminister Doktor Goebbels” (N, № 210)), “Вера и красота” - женская фашистская организация (“Glaube und Schцnheit” (N, № 21)), “офицеры вермахта, … офицеры-эсэсовцы” (“Offiziere der Wehrmacht, … SS-Offiziere” (R, № 59)), “Германия” и песнь о Хорсте Весселе” (“das Deutschland- und das Horst-Wessel-Lied” (R, № 214)), “назначенный … на 1 апреля 1933 года бойкот врачебной практики” (“am 1. April 1933 der fдllige Boykott … gegen die Arztpraxis” (W, № 33)), “Зигхайль!” (“Siegheil!” (W, № 43)).

Явления такого рода зачастую могут быть свойственны только одной определенной культуре, то есть в большинстве прочих культурных традиций абсолютно точные аналоги подобных явлений не существуют (1, с. 103). Можно возразить: Как же так - ведь и у других народов есть суп-пюре, особенные сорта водки (у поляков - сливовица, например)? Однако в немецком языке они обозначены такими языковыми единицами, которые носят специфический характер, не имеют точных соответствий в других языках и трудно поддаются переводу. Например, сорт водки “кюммель”, которая настаивается на тмине и считается немецкой водкой (“Gib mir Кьmmel oder Кognak” (R, № 163)), “рейхсмаршал Геринг” (в тексте оригинала упоминается только имя, но не должность Геринга: “Und der Ausspruch ьber Finnland stammt von Gцring persцnlich” (R, № 49)), которые встречаются в романе Эриха Марии Ремарка “Время жить и время умирать”. Также можно привести в пример названия польских городов, упоминаемые Кристой Вольф в ее произведении, которые в немецком языке имеют форму, более отвечающую его нормам, а в других языках звучат более похоже на польский вариант: Danzig, Gleiwitz, Bromberg, Breslau (Данциг, Гляйвиц, Бромберг, Бреслау (W, № 612, № 648, № 649)), - Гданьск, Гливице, Быдгощ, Вроцлав; такое несоответствие произошло вследствие того, что до начала второй мировой войны западная территория Польши, где и находятся эти города, принадлежала Германии. С приходом к власти Гитлера эта местность была провозглашена Новой маркой (Ostmark (W, № 585)) и названия польских города были переделаны на немецкий манер, затем они усиленно пропагандировались, и это в конце концов привело к тому, что и по сей день на немецких картах указываются двойные названия - первым немецкое, вторым польское.

Сравнив мнения разных ученых по поводу реалии как языкового явления, мы вместе с Е.И. Шумагер можем выделить основные свойства реалий это, во-первых, “уникальность”, то есть “обозначение ими предметов (понятий, явлений) специфических, особенных, уникальных”, во-вторых, “этномаркированность”, то есть “обозначение ими предметов (понятий, явлений), характерных лишь для данного этноса”, и, в-третьих, “безэквивалентность” - отсутствие в силу уникальности и этномаркированности подобных предметов и обозначающих их слов в других этноязыковых коллективах (39, с. 6-7).

2. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РЕАЛИЙ

2.1 Реалия-аббревиатура

Во-первых, следует исследовать формы, в которых слова-реалии представлены в языке. Если исходить из того, что реалии могут служить обозначениями конкретных материальных предметов, то можно сделать вывод, что подавляющее большинство таких слов в любом языке являются существительными. Опираясь на “предметность как доминирующее семантическое свойство слов-этнореалий” (39, с. 12), некоторые ученые не обращают внимание на то, что реалиями могут являться и прилагательные, и глаголы, а занимаются изучением только существительных, имеющих культурно-историческую или другую маркированность. Например, в книге Г. Д. Томахина “Реалии-американизмы” в параграфе, посвященном анализу “языковой формы реалии”, упоминаются аббревиатуры, словосочетания и предложения. Он справедливо относит к реалиям сокращения, “поскольку они представляют собой стянутые в одно слово номинативные сочетания”.

Среди великого множества аббревиатур, несущих в себе культурно-исторический компонент, автор отдельно выделяет аббревиатуры, относящиеся к военному языку, языку средств массовой информации, общественно-политической лексике. В нашем случае это имеет очень большое значение, потому что язык Третьего рейха - это в основном язык пропаганды и политики, а также его можно назвать военным языком. В прессе гитлеровской Германии даже специально делался упор на введении в язык сокращений - В. Клемперер* вспоминает статью в газете “Рейх” от 8 августа 1943 года под названием “Краткость - ее влечение и необходимость” (45, с. 111). Он пишет, что в то время существовало множество “языковых чудовищ”, например, была попытка сократить слово “большевизм”, но встречались и удачные сокращения, прижившиеся в языке: “Ari” - Artillerie (“артиллерия” (45, с. 111)), “Flak” - “Fliegerabwehrkanone” (“зенитное орудие” (N, № 50)), “OKL” - “Oberkommando Luftwaffe” (“командование люфтваффе” (N, № 32)), “NSFO” - “Nationalsozialistischer Fьhrungsoffizier” (N, № 142) или “NS-Fьhrungsoffizier” (“офицер, отвечающий за политическую подготовку” (R, № 58)), “Oberscharfьhrer” (“обершарфюрер” (R, № 69)),

“JM” - “Jungmдdelbund” (“юнгфольк” (W, № 180)), “EDEKA” - “die Einkaufsgenossenschaft Deutscher Kaufleute” (“ЭДЕКА” - “Закупочное товарищество немецких торговцев” (W, № 185)) и так далее. В. Клемперер, задавая себе вопрос, справедливо ли будет отнести абревиатуры к самым ярким характеристикам языка Третьего рейха, отвечает “да”: “Ни один язык не использовал так вызывающе эту форму, как “гитлеровский немецкий язык”. Современные сокращения сейчас присутствуют везде, где что-нибудь организуется, а нацизм в своем стремлении к тоталитарности старался все организовать. Так и появилась эта неслыханная масса аббревиатур” (45, с. 115).

2.2 Реалия как часть речи

По поводу принадлежности слов-реалий только к существительным или же к разным частям речи есть еще несколько мнений. Одни ученые уверены в том, что, если уж и считать реалиями эти части речи, то они будут представлены только производными от существительных. Так, Е.И. Шумагер приводит в пример слово “pfalzgrдfisch”, которое по форме является прилагательным, но образовано все же от существительного (39, с. 12).

Однако с этим не согласен языковед В. Клемперер, он отмечает такие слова-реалии как “воинственный” (“kдmpferisch” (45, с. 12)), “арийский” и “неарийский” (“arisch” und “nichtarisch” (45, с. 41)), “фанатичный” (“fanatisch” (45, с. 77)), “уничтожать” и “истреблять” (“аusradieren” и “аusrotten” (45, с. 217)). Эти слова не являются существительными, что понятно любому грамотному человеку, однако В. Клемперер пишет, что они “входят в словарный состав языка Третьего рейха” (45, с. 217) и обозначают его реалии, как и любое существительное. У людей, живших в то время в Германии они несомненно вызовут те же ассоциации, что вызывает у автора книги, например, слово “организовать” (“оrganisieren”). Он пишет, что этот глагол нацисты использовали вместо таких, как “arbeiten”, “erledigen”, “verrichten”, “machen” и что уже в 1936 году он услышал от одного молодого человека: “Habe ich das nicht fein organisiert?”. Также в 1942 году кто-то сказал, что мыло нельзя купить, его надо организовать: “Kaufen kann man sie nicht, man muЯ sie organisieren.”. Это слово вызывало те же ассоциации, что и официальные нацистские организации, “пахло мошенничеством, интриганством”, то есть имело тот же “запах”, что источали эти организации”. И при этом оно было вполне обиходным, его употребляли простые люди, говоря о каких-то своих личных делах (45, с. 217). Также воспринимались и другие слова языка Третьего рейха, которые “так много чувств и понятий осквернили и отравили” (45, с. 8), независимо от того, принадлежали ли они к классу существительных или относились к другим частям речи.

По поводу аббревиатур В. Клемперер высказывает только одну мысль, но из нее уже понятно, что в языке Третьего рейха их существовало великое множество: “Были и СНД (Союз немецких девушек), и ГЮ (гитлерюгенд), и ГТФ (Германский трудовой фронт) и другие бесчисленные подобные сокращенные обозначения…” (“Es gab den BDM und die HJ und die DAF und ungezдhlte andere solch abgekьrzenden Bezeichnungen…” (45, 17)).

Более подробно автор останавливается на сложных существительных, употреблявшихся фашистами в их пропаганде. Излюбленными составляющими были следующие слова: “Volk” (“народ”) - оно “стало таким же необходимым атрибутом любой речи, как соль на столе во время еды, везде добавляли щепотку “Volk”: Volksfest, Volksgenosse, Volksgemeinschaft, volksnah, volksfremd, volksentstammt” (45, с. 41), “das deutsche Volkstum” (“германская раса” (N, № 33)), “Volksverrдter” (“враги народа” (R, № 6)), “Volksgenosse” (“фольксгеноссе” или “соотечественник” (W, № 10)); “jьdisch” (“еврейский”) - встречается даже чаще, чем “Jude” (“еврей”), потому что именно это прилагательное вызывает то общее, что соединяет всех противников в одного единственного врага: “die jьdisch-marxistische Weltanschauung, die jьdisch-bolschewistische Kulturlosigkeit, das jьdisch-kapitalistische Ausbeutungssystem, die jьdisch-franzцsische, die jьdisch-englische, die jьdisch-amerikanische Interessiertheit an Deutschlands Vernichtung…”; “Welt” - это слово, пишет “главный свидетель” В. Клемперер, “выполняло функцию приставки со значением превосходности”: das verbьndete Japan avanciert von seiner GroЯmacht zur Weltmacht, Juden und Bolschewisten sind Weltfeinde, Begegnungen zwischen Fьhrer und Duce welthistorische Stunden…” (45, с. 269), “Weltreisende” (“всесветный бродяга” (R, № 34)), “Weltenbrand” (“…когда весь мир полыхал” (W, № 48)) и так далее.

Как уже говорилось выше, культурно-исторический компонент может маркировать не только слова-реалии, но и речевой акт (25, с. 12). В связи с этим С. Н. Назаров отдельно выделяет устойчивые словесные комплексы, которые по его мнению “представляют собой одну из разновидностей реалий - фразеологические реалии” (25, с. 14-15). К ним автор относит выражения, содержащие “экстралингвистические признаки обозначаемого понятия, его отличительные черты относительно социокультурного региона, например: “Sturm und Drang” (“Буря и натиск” - литературное движение в Германии в 18 в.), “das tausendjдhrige Reich (“тысячелетний рейх” - Германия в период фашизма)” (25, с. 14-15). Кроме подобных выражений, характеризующих реалии, существовавшие только в определенном месте и в определенное время и имевшие, как правило, предметную соотнесенность, С. Н. Назаров относит к “классу фразеологических выражений … прежде всего, идеологические фразы, отображающие … в том числе нацистские взгляды”. В речи такие устойчивые словесные комплексы отчетливо характеризуют общественно-политические воззрения говорящего (25, с. 20). В исследованных произведениях немецких авторов можно найти множество лозунгов, провозглашавшихся фашистами: “А теперь да здравствует победа!” (“Und nun Sieg Heil!” (R, № 16)), “Ткнул штыком - каюк французу, выстрел дал - Иван упал!” (“Jeder StoЯ ein Franzos, jeder SchuЯ ein RuЯ” (W, № 36)), “Моя воля есть ваша вера” (“Mein Wille ist euer Glaube” (W, № 40)), “Не заработал полдник - верни его!” (“Wer Vesperbrot nicht schafft, der gebe es zurьck!” (W, № 62)), “Существует и духовное осквернение расы! Настоящий немец не пойдет к врачу-еврею!” (“Es gibt auch geistige Rassenschande! Deutsche Volksgenossen meiden den jьdischen Arzt!” (W, № 62)), и их можно еще долго перечислять.

Все же в большинстве своем слова-реалии являются существительными и, конечно, “среди этнореалий-существительных преобладают конкретные нарицательные существительные” (39, с. 12-13). Это понятно - ведь в основном такие лексические единицы обозначают предметы материальной культуры, такие как “десантный дивизион” (“Luftwaffen-Felddivision” (N, № 39)), “нож”, входящий в комплект вооружения гитлерюгенда (“HJ-Fahrten-messer” (N, № 56)), “подарочный пакет” с продуктами, который выдавался в конце войны солдатам-отпускникам в вооруженных силах Германского рейха для того, чтобы их родные в тылу знали, что “снабжение армии - первоклассное, дух войск - превосходный” (30, с. 264) (“Heimkehrerpaket” (R, № 101)), “станиоль” - очень тонко нарезанный алюминий, сбрасывавшийся с военных самолетов, чтобы нарушить радиосвязь (“Stanniol” (R, № 107)), “веронал”, “люминал”, “морфий-сколопамин” - средства умерщвления, применявшиеся фашистами в лагерях смерти (“Veronal, Luminal, Morphium-Skolopamin” (W, № 488)), “деревянные сандалии-“стукалки” (“Holzsandale” (W, № 365)).

Однако и ряд имен собственных, получивших общенациональную известность благодаря обозначению уникальных предметов данной культуры, приобрел статус этнореалий. Таковы, например, “этнореалии-онимы: “Lorelei”, “Till Eulenspiegel” (“Лорелея” - героиня легенд о прекрасной девушке, “Тилль Уленшпигель” - фольклорный персонаж, олицетворение ума, находчивости и смекали немецкого народа (39, с. 12-13), “Гаген” - герой “Песни о Нибелунгах”, “Винету” - персонаж романов Карла Мая об индейцах (“Hagen von Tronje”, “Winnetou”, (N, № 170)) “Тотила” (“Totila” (N, № 204)) или “Аттила” - предводитель гуннов (“Attila” (R, № 205)), “Фридрих” - Фридрих Вильгельм II был прусским королем (“Friedrich” (N, № 204)), “Гитлер”, “Эберт” - президент германской республики с 1919 по 1925 годы, “кайзер Вильгельм” - император Германии с 1888 по 1918 годы (“Hitler”, “Ebert”, “Kaiser Wilhelm” (R, № 17)), “Дон Карлос“- герой одноименного произведения Шиллера (“Don Carlos” (W, № 420)), “Макс Шмелинг”- немецкий боксер, в 1930-1932 годах чемпион мира среди профессионалов в тяжелом весе (“Maxe Schmeling” (W, № 606)) - эти имени многое говорят любому немцу, жившему в Германии с 1933 по 1945 годы.

Кроме “онимов” Е.И. Шумагер предлагает принять в классификацию собственных имен, являющихся реалиями, следующие пункты:

- топонимы (названия географических объектов): “Klassikerstadt” - “город классиков” (г. Веймар, где жили Гете и Шиллер (39, с.12-13)), “die sдchsische Metropolie” (“саксонская столица”, Лейпциг (W, № 595));

- идеонимы (названия предметов духовной культуры): “Nibelungenlied” (“Песнь о Нибелунгах” - германский эпос (39, с.12-13)), “Mein Kampf” (“Мейн кампф” - книга, написанная Гитлером (W, № 203));

- хрематонимы (названия предметов материальной культуры): “Germania” (“Германия” - скульптура женщины, олицетворяющей Германию);

- документонимы (названия исторически важных документов) (39, с.12-13): “Komissarbefehl” (“Приказ о комиссарах” - преступное распоряжение руководителей гитлеровского вермахта об уничтожении попадавших в плен политработников и коммунистов Советской Армии, ”Nacht-und-Nebel-ErlaЯ” (“Мрак и туман” - так гитлеровцы условно обозначали тайное массовое уничтожение гражданского населения (N, № 16));

- прагматонимы (названия товарных знаков, сортов) (39, с.12-13): “Johannisberger Kochsberg 37” (“Иоганнесбергер, Кохберг, 37”), “Ostender Seezunge” (“остэндская камбала”), “getrьffelte StraЯburger Gдnseleber” (“страсбургская гусиная печенка с трюфелями”), “Hollдnder Kдse” ( “голландский сыр” (R, № 160)),

- фалеронимы (названия орденов, знаков отличия) (39, с.12-13): “EK I”, “EK II, das Ekazwoo, das Eiserne Kreuz mit dem roten Ordensband”, “goldenes Verwundetenabzeichen”, “silberne Nahkдmpfspange”, “Deutsches Kreuz in Gold”, ”Panzervernichtungsabzeichen (“Железный крест” первой степени”, “Железный крест” второй степени”, “золотой значок за ранение”, “значок за участие в ближнем бою”, “золотой Германский крест”, “значки за подбитые танки” (N, № 86));

- мифонимы (названия вымышленных объектов (39, с.12-13) “Balder” (“Бальдур” - персонаж германской мифологии) (N, № 235);.

“Обладая понятийностью, основанной на образе обозначаемого ими объекта,” - пишет Е.И. Шумагер, - “этнореалии-онимы приближаются к конкретным нарицательным существительным, которые также отличаются предельно четкой связью с обозначаемым предметом и богатством индивидуальных признаков в означаемом знака” (39, с. 12-13). Однако классификация, предложенная этим автором, кажется нам неполной - ведь выделяя в отдельный пункт реалии-“хрематонимы”, можно было бы отметить и реалии-имена исторических личностей, которые нередко употребляются “авторами художественных произведений для создания исторического фона произведения, для установление причинно-следственных или временных связей между ними и событиями, описанными в произведении” (37, с. 9), или реалии, называющие какие-либо технические достижения и тому подобное. С другой стороны, возникает вопрос, необходимо ли классифицировать реалии настолько подробно, как это делает Е.И. Шумагер. Вот Г. Д. Томахин выделяет следующие виды слов-реалий:

1. Ономастические реалии:

а) географические названия (топонимы), особенно имеющие культурно-исторические ассоциации: “Тажине” - близ города Тажине король остготов Тотила был разбит в 522 году Нарзесом, полководцем византийского императора Юстиниана (“Taginae” (N, № 199)), “Дьепп” - французский город, близ которого 19 августа 1942 состоялась “генеральная репитиция” вторжения на оккупированную Германией крепость (44, с. 127) (“Dieppe” (N, № 203)), “Франция”, “Чехословакия” - о них говорит герой романа Эриха Марии Ремарка, вспоминая, откуда он привозил трофеи (“Frankreich”, “Tschechoslowakei” (R, № 168)), “Москва”, “Сталинград” - эти города упоминаются в связи с первыми поражениями гитлеровских войск (“Moskau”, “Stalingrad” (R, № 208)), “Польский коридор” - наименование узкой полосы земель, отошедшей к Польше после первой мировой войны и обеспечивавшей ей выход к Балтике (“Polnischer Korridor” (W, № 591)), “Терезин”, “Освенцим” - концентрационные лагеря (“Thresienstadt”, “Auschwitz” (W, № 647));

б) антропонимы - имена исторических личностей, общественных деятелей: “Бисмарк” (“Bismark” (N, № 206)), “полковник граф Штауфенберг” (“Oberst Graf Staufenberg” (N, № 216)), ученых: “Рентген” (“Rцntgen” (R, № 150)), писателей, деятелей искусства: “Отто Гебюр” - известный немецкий актер (“Otto Gebьr” (W, № 700)), “Хайнц Рюман” - немецкий актер театра и кино (“Heinz Rьhmann” (W, № 686)), популярных спортсменов: гонщик “Бернд Роземайер” (“Bernd Rosemeyer” (45, с. 10)), персонажей художественно литературы и фольклора: “Карл Моор” (“Karl Moor” (N, № 171);

в) названия произведений литературы и искусства: ”Странник между двумя мирами” - в этой книге писатель Флекс идеализировал в образе погибшего друга дух фронтового товарищества и готовность пожертвовать собой, что национал-социалисты ставили в пример немецкой молодежи (44, с. 127) (“Flex...”Der Wanderer zwischen beiden Welten” (N, № 193), “Гогенфриденбергский марш” (“Hohenfriedberger-marsch” (R, № 215)), “Роберт Кох, победитель смерти”, “Образцовый муж”, “Тетка Чарлея”, “Шумный бал”, “Венская кровь” (“Robert Koch, der Bekдmpfer des Todes”, “Der Mustergatte”, “Charleys Tante”, “Es war eine rauschende Ballnacht”, “Wiener Blut” (W, № 686)), “Великий король” (“Der groЯe Kцnig” (W, № 700)), исторические факты и события в жизни страны: “Лангемарк” - место ожесточенных боев в Бельгии во время первой мировой войны (“Langemark” (N, № 202)), “лето 1940 года во Франции, прогулка в Париж” (“Der Sommer 1940 in Frankreich. Der Spaziergang nach Paris” (R, № 210)), “31 мая 1937 года” - в этот день, как сообщалось в газетах Третьего рейха, “красные испанские самолеты бомбардировали немецкий линкор “Германия” (“31. Mai 1937: ROTE SPANISCHE FLUGZEUGE BOMBARDIEREN EIN DEUTSCHES PANZERSCHIFF”, der Name: Panzerschiff “Deutschland” (W, № 602)), названия государственных и общественных учреждений: “Вера и красота” - женская фашистская организация (“Glaube und Schцnheit” (N, № 21)), “СД” - служба безопасности (“SD” - Sicherheitsdienst (R, № 45)), “имперский верховный суд” (“Reichsgericht” (W, № 137)) и многие другие.

2. Нарицательные реалии:

а) географические термины, обозначающие особенности природно-географической среды, флоры и фауны (эти реалии не относятся к теме данной работы, поэтому мы не приводим примеров из произведений немецких авторов);

б) некоторые слова, относящиеся к государственному устройству, общественно-политической жизни страны, юриспруденции, военному делу: “верховное главнокомандование вермахта” (“das Oberkommando der Deutschen Wehrmacht” (W, № 230)), искусству, системе образования: “катехизис”, “закон божий” (“Katechismus”, “Religionsunterricht” (R, № 153)), “школьный швейцар” (“Pedell” (R, №, 154)), производству и производственным отношениям: “имперская трудовая повинность” (“RAD” - Reichsarbeitsdienst (N, № 8)), “отстранение от работы ввиду общей семейной ответственности” получила героиня романа Кристы Вольф, учительница, жена еврея (“…im Zuge der Sippenhaftung ebenfalls vom Schuldienst suspendiert” (W, № 122)), быту, обычаям и традициям: “сочельник” (“Heiligabend” (N, № 167)), и другие (37, с. 8).

Классифицировать реалии можно бесконечно, и эта проблема более подробно освещается ниже.

2.3 Реалия как устойчивое словосочетание

Исследователи считают, что “раньше всего теоретически … было осознано наличие особой семантики фразеологических оборотов” (14, с. 8), так как у устойчивых словесных комплексов на разных уровнях структуры может быть обнаружена некоторая страноведческая информация вследствие того, что “фразеологизмы - это свойственные только данному языку устойчивые словосочетания” (35, с. 661) или “несвободные словосочетания разного рода, свойственные данному языку (сочетания, один из компонентах которых не встречается вне данного сочетания)” (42, с. 591), словом, “устойчивые обороты речи, … характерные для данного языка” (34, с. 749), которые в общей совокупности отдельно взятой культуры выполняют образовательно-воспитательную функцию (25, с. 13-14). В силу того, что зачастую фразеологизмы “дословно не переводимы на другой язык” (42, с. 591), можно говорить о их семантическом родстве с реалиями. Кроме того, носитель языка, употребляя в разговоре с другим соотечественником реалии ориентируется на то, что они получили сходное в основном воспитание, в процессе которого они постигали смысл тех или иных реалий своей культуры, слова-реалии запечатлевались в их сознании и впоследствии помогали им легче общаться с окружающими, то есть выполняли и коммуникативную функцию (25, с. 13-14). Так как фразеологизмы в процессе общения людей, владеющих одним и тем же языком, играют ту же роль, то их можно отнести к “средствам национально-культурной номинации” - то есть к реалиям.

С.Н. Назаров пишет, что фразеологическим сочетаниям свойственно “явление национально-культурной маркированности… В одних случаях они обнаруживают национально-культурные семы на уровне сигнификата (ср.: “Vater Rhein” - “Батюшка Рейн”), в других - содержат коннотативную национально-культурную сему, передаваемую лексическим компонентом, который подвергается переосмыслению (ср.: “Otto Normalverbraucher” - “средний потребитель”) (25, с. 21). С другой сторооны, он же полагает, что “многие страноведчески значимые устойчивые словесные комплексы немецкого языка, появление которых несомненно связано с особенностями истории и культуры народа, в речевой деятельности, как показывает функциональный анализ, не обнаруживают национально-культурную сему, например: “sich kein Blatt vor den Mund nehmen” (“говорить напрямик”), “durch die Blumen sagen” (“говорить намеками”) (25, с. 13).

В языке Третьего рейха также наличествовали устойчивые сочетания слов, которые все спокойно употребляли при общении, “самостоятельное значение которых отличалось от простой суммы значений его составляющих” (35, с. 661) и которые современному человеку кажутся ярко отмеченными фашистской идеологией: “Низшая раса, нордический сверхчеловек” (”Minderwertige Rasse, nordischer Herrenmensch” (N, № 6)), “бывший социал-демократ, политически неблагонадежен” (“ehemaliger SPD-Mann, politisch unzuverlдssig” (R, № 2)), “выродившаяся промежуточная раса” (“entartete Mittelmenschen” (R, № 12)), “племенной ариец с двенадцатью чистокровными предками” (“ein Zucht-Arier mit zwцlf reinblьtigen Vorfahren” (R, № 19)), “истинные национал-социалисты” (“echte Nationalsozialisten” (R, № 24)), “позорная связь с еврейкой” (“blutschдnderisches Verhдltnis mit einer Jьdin” (W, № 14)), “национал-социалистская совесть” (“das nationalsozialistische Gewissen” (W, № 15)), “нордическая душа” ( “die nordische Seele” (W, № 39)), “жизнь, недостойная жизни” (“das lebensunwertse Leben” (W, № 93)), “der verdeckte Stern” (“скрытая звезда” - имеется в виду “звезда Давида”, знак, который в Третьем рейхе по предписанию гестапо были обязаны носить евреи “на стороне сердца, на жакете, на пальто, на рабочей одежде везде, где существовала возможность встречи арийцев с евреями”; если же еврей прикрывал хоть малейшую часть этой звезды, то любой работник гестапо имел право арестовать его за “укрывание звезды”, что чаще всего заканчивалось для еврея ссылкой в Освенцим или другой лагерь, построенный в ходе “окончательного решения еврейского вопроса” (W, № 621; N, № 16) и смертью в газовой камере (45, с. 209-210)).

Некоторые исследователи отделяют безэквивалентную лексику от фразеологизмов, афоризмов - “изречений, выражающих какую-либо обобщенную мысль, для которых обязательны и законченность мысли, и отточенность формы (34, с. 87). Безэквивалентная лексика, фразеологизмы, афоризмы, “являясь носителями и источниками национально-культурной информации, … прагматично или проективно выражают … страноведческий потенциал” (12, с. 45-46).

Однако мы считаем, что в нашем случае, когда рассматриваются реалии, существовавшие в течении очень небольшого периода и в очень ограниченном пространстве, правомерно будет объединить все виды языковых средств, обладающих культурно-историческим компонентом. Следовательно, к реалиям Третьего рейха относятся и фразеологизмы, приведенные ранее, и нижеследующие афоризмы, то есть “краткие изречения, выражающие в сжатой форме какую-либо мысль, вывод, обобщение” (41, с. 81), авторами которых в фашистской Германии были главные идеологи НСДАП - Гитлер, Геббельс, Геринг и прочие “коричневые диктаторы” (40, 1).

“Закаленные люди обоего пола - вот граждане будущего” (“Der sportlich erzogene Mensch beider Geschlechter ist der Staatsbьrger der Zukunft” (W, № 42)), “Слабость надлежит вырубать с корнем” (“Das Schwache muЯ weggehдmmert werden.” (W, № 92)), “Берлин останется немецким, Вена вновь будет немецкой, а Европа никогда не станет большевистской” (“Berlin bleibt deutsch, Wien wird wieder deutsch, und Europa wird niemals bolschewistisсh werden” (W, № 149)), или другой вариант того же высказывания: “Wien wird wieder deutsch, Berlin bleibt deutsch, und Europa wird niemals russisch” (45, 280) - все это цитаты из речей Гитлера. “Правильно то, что полезно немецкому народу” (“Recht ist, was dem deutschen Volk nutzt” (N, № 70)), “Наступление - лучшая оборона” (“Die beste Verteidigung ist der Angriff” (N, № 213)), - писали другие теоретики. В газетах можно было найти множество лозунгов типа “Тайная полиция - неумолимый страж внутренней безопасности рейха” или “Гестапо - это рука фюрера, которая немилосердно истребляет всех врагов рейха” (“Die Geheime Staatspolizei ist der unerbittliche Wдchter ьber die innere Sicherheit des Reiches”, “Die Gestapo ist der Arm des Fьhrers, der unbarmherzig allen Feinden des Reiches das Handwerk legt” (N, № 35)), “Кто не в бою - тому каюк” (“Wer nicht kдmpft, verfault” (W, № 68)), “Быть немцем - значит быть верным” (“Deutsch sein heiЯt treu sein” (W, № 91)), дети в школах учили девизы “Чтоб привет германским был, всегда “Хайль Гитлер” говорим” (“DaЯ dein GruЯ ein deutscher sei, grьЯe stets mit Hitler Heil” (W, № 12)), - подобные афоризмы, то есть “законченные мысли, выраженные сжато и емко” (35, с. 77), представляли собой в основном цитаты из книг “Майн кампф” Гитлера и “Миф” Розенберга (N, № 196)), также из речей политических деятелей Третьего рейха - учителя, школьники, офицеры, ответственные за политическую подготовку (NSFO) использовали их в речи, девочки записывали их в свои альбомы: “А в альбомах со стихами мы … писали то же, что и вы: “Пусть уносятся года - наша дружба навсегда!” ... Правда, в … альбомах пестрели изречения фюрера. Неллина подружка ... отдавала предпочтение следующему: “Кто хочет жить, должен сражаться. А кто не хочет сражаться в этом мире вечной борьбы, не заслуживает жизни!” (“In die Poesiealben aber schrieben wir dasselbe … : “Kerker, Stahl und Eisen bricht, aber unsre Freundschaft nicht!” ... Schrieben aber auch Sprьche des Fьhrers hinein. Nellys Freundin ... bevorzugte den folgenden: “Wer leben will, der kдmpfe also. Und wer nicht kдmpfen will in dieser Welt des ewigen Ringens, verdient das Leben nicht!” (W, № 687)). И Г. Д. Томахин полагает, что “к реалиям относятся … цитаты, крылатые слова и выражения” и называет такие выражения “реалиями афористического уровня” (37, с. 10).