Реалии Третьего рейха и проблема их перевода

“Немецкие пословицы и поговорки также обнаруживают … коннотативные национально-культурные семы”, конечно, иногда они передаются “низшими уровнями содержательной структуры устойчивых словесных комплексов, что связано с тем, что назидательный смысл пословиц и частный смысл поговорок … носит, как правило, универсальный, общечеловеческий характер, например: “Was Hans fьr wahr hдlt, ist Franz kein Bargeld” (“На вкус и цвет товарищей нет”) “Wasser in den Rhein tragen” (“Носить воду в реку” или “Ехать в Тулу со своим самоваром”) (25, с. 20-21).

Жители Третьего рейха тоже употребляли и поговорки, и пословицы, которые, как и реалии, являются носителями “национального колорита” (37, с. 21), только эти единицы немецкого языка не обладают той идеологической окрашенностью, присущей остальным реалиям Третьего рейха, так как они запечатлели в себе многовековой опыт народа, не подверженный политическим преобразованиям. Поговорки и пословицы употребляются “для экспрессивно-оценочной номинации типовых жизненных ситуаций” (25, с. 20-21), то есть таких ситуаций, которые можно обнаружить в жизни всех народностей, населяющих Землю, следовательно, пословицы и поговорки, актуальные для всех, имеют соответствия во многих языках. Отнести их к реалиям можно постольку, поскольку их компоненты имеют национальную окрашенность, как слова-реалии, и если переводчику незнаком эквивалент поговорки в его родном языке, то, случается, что перевести ее довольно трудно и в таких случаях перевод пословиц и поговорок звучит несколько неестественно: “долгая нитка - ленивая швея”, “каков в колыбельке, таков и в могилку” (“langes Fдdchen, faules Mдdchen”, “was Hдnschen nicht lernt, lernt Hans nimmermehr” (W, № 694)).

На том же уровне находятся “фразеологические междометные фразы”, значение которых всегда универсально, а основными уровнями, передающими национально-культурные семы, выступают здесь в большинстве случаев компонентный состав и фоносемантика “Mensch Meier!”, “da gehste am Stock!” (возгласы удивления) (25, с. 20-21). Однако в романах Дитера Нолля, Эриха Марии Ремарка и Кристы Вольф таких выражений почти нет и о них не стоит говорить относительно языка Третьего Рейха.

2.4 Реалии и их возраст

Многие реалии существуют в немецкой культуре с незапамятных времен, вот примеры из литературы: “витязь Хаген фон Тронье” (“Recke Hagen von Tronje” (W, № 527)), “Кримгильда” (“...so hatte er in seiner Phantasie Кriemhild gesehen” (N, № 169)), “суровые строфы Эдды”, “скандинавские саги о героях, личностях ярких и беспощадных” (“Von den dunklen Strophen der Edda ьber die nordischen Heldensagen, deren Lichtgestalten blutrьnstig … waren” (W, № 527)), можно вспомнить также чин рейхсмаршала, пожалованный Гитлером 19 июля 1940 года Герману Герингу, который также не является изобретением теоретиков НСДАП - “железный Герман” стал вторым в истории Германии рейхсмаршалом” после Принца Савойского, жившего с 1663 по 1736 годы (40, с. 124), награды, которыми удостаивали лучших солдат имперских войск - “Железный крест” был введен еще Фридрихом Вильгельмом Вторым, а с 1939 года учредили 4 степени этого ордена (“Железный крест” первой и второй степени, Рыцарский железный крест и “Великий Железный крест”, который получил только Геринг (44, 145),

Другие же реалии появились в немецком языке только после прихода Гитлера к власти и затем также вышли из общего употребления, например, “предопределение”, “конечная победа”, “реактивный самолет” (“die Vorsehung”, “der Endsieg”, “Ein-Mann-Torpedo” (N, № 13)), “окружение под Могилевом” (“…war er bei Mogilew eingekesselt” (N, № 230)), “нацист “на все двести” (“ein Hundertfьnfzigprozentiger” (R, № 1; 44, с. 226)), “член “Железной гвардии”, “друг партии” (“Mitglieder der Eisernen Garde”, “Freund der Partei” (R, № 36)), “день рождения фюрера” (“Fьhrers Geburtstag” (W, № 38)), хотя некоторые их таких реалий закрепились в языке и существуют до сих пор: “фюрер”, “мессершмит-163”, “фау-1” (“Fьhrer”, “Me 163”, “V 1” (N, № 13)), “переправа через Днепр”, “тигр” - марка танка (“der Dnepr-Ьbergang“, “Henschel-Tiger” (N, № 230)), “Третий рейх” (“das Dritte Reich” (R, № 5)), ”Хайль Гитлер!” (“Heil Hitler!” (R, № 37)) - приветствие, введенное в употребление нацистами вместо “Добрый день!” (“Guten Tag!”) и “До свидания!” (“Auf Wiedersehen!”).

Реалии и слова, их обозначающие, возникают в различные периоды истории и постепенно, с завершением этих периодов, могут исчезать из обихода; затем, так же, как сам предмет или явление становятся архаичными для современности, так и обозначающие их слова переходят в разряд устаревших слов, то есть слов, вышедших из активного употребления, но сохранившихся в пассивном словаре (23, с. 540). Согласно этому Г. Д. Томахин выделяет “среди языковых реалий … историзмы - слова, обозначающие мертвые реалии, и неологизмы - слова, обозначающие возникшие в данный момент реалии” (38, с. 8). Без сомнения, устаревшие слова-реалии являются не архаизмами, а историзмами, потому что они обозначают “понятия, исчезнувшие из современной действительности и, как правило, не имеют синонимов или вариантов в современном языке”, в то время как архаизмы представляют собой “устаревшие или устаревающие слова, обозначающие понятия, существующие в действительности и имеющие синонимы или варианты в современном языке” (43, с. 2).

“Устаревание слов - это сложный процесс в развитии языка, в котором действуют интралингвистические и экстралингвистические факторы… Устаревшие слова касаются … двух наук: языкознания и истории” (43, с. 9-10). Связь языка и истории находит непосредственное выражение находит в лексике, поскольку элементы лексики соотносимы с объективной действительностью. “Устаревание слов,” - пишет А. П. Ялышева, - “связано со сменой общественно-политических формаций, с уходом с политической арены определенных политических кругов, с развитием техники и культуры”. Устаревшие слова могут сохраняться в некоторых социальных группах, иногда они преднамеренно вводятся в употребление (43, с. 10). Слова могут изменять свои значения или приобретать новые, переходить из пассивного запаса в активный, что обычно обычно происходит под влиянием социальных факторов (8, с. 22).

Так в целях своей пропаганды фашисты возрождали слова, до 1933 года принадлежащих классу историзмов немецкого языка, например, слово “банн”, которое в названиях чинов вооруженных сил гитлеровской Германии просто транслитерируется (“штурмбаннфюрер”), но которое, встретившись переводчику романа Дитера Нолля “Приключения Вернера Хольта” отдельно в качестве названия национал-социалистской организации, было переведено как “эсэсовское начальство” (“Er ist zum Bann gelaufen” (N, № 23)). Это слово, сообщает “Большой лексикон Третьего рейха”, ранее обозначало “область подчинения” или “командные полномочия”, постепенно устарело, но было “возрождено” и использовано в гитлерюгенде для обозначения группы, состоящей из 4-6 “штаммов” (44, 59).

Сюда же можно отнести существительные “раса” (“Rasse”), “недочеловек” (“Untermensch”) и “арийцы” (“Arier”). Первые два употреблялись еще в 18-том веке как научные термины. Раса - это “группа людей, объединенных общностью происхождения и различных наследственных особенностей - строение тела, формы волос, глаз и т. д.” (42, с. 293). Слово “недочеловек” служило для обозначения “существ, которым нельзя было присвоить статус полноценного человека”; в пропаганде Третьего рейха появился антоним к этому слову - “сверхчеловек” (“Ьbermensch”), тогда слово “Untermensch” стало применяться для обозначения “расово и морально неполноценных евреев” и постепенно приобрело значение, синонимичное “еврею” и “бандиту” (44, 594). Существительное “арийцы” тоже сначала было лишь научным термином, обозначавшим “индогерманские племена, переселившиеся в Персию и Индию, в противоположность коренному населению”, но в 19-том веке оно применялось уже в качестве названия человеческой расы, наивысшим видом которой считалась белая раса и ближе всех к ней стояли германцы. В фашистской идеологии это обозначение противопоставлялось “не-арийцам”, то есть евреям и прочим “недочеловекам”. Значение прилагательного “арийский” сузилось, и оно стало обозначать “немецкий по крови”, “имеющий признаки немецкой крови” (44, 38). Эти существительные обозначали расистские понятия, употреблявшиеся в пропаганде национал-социализма, получили настолько отрицательное значение, что В. Клемперер, прекрасно отдавая себе отчет в значении слова “раса”, все же воспринимает его как обозначение “чувства инстиктивной антипатии к чужому, кровной враждебности к нему”, для него это нечто, находящееся на самой низшей ступени человеческого сознания, скорее звериное чувство (45, с. 214).

Нацисты также использовали существительное “концентрационный лагерь” (“Konzentrationslager”), которое в начале двадцатого века было абсолютным историзмом, для немцев звучало даже экзотично, потому что оно обозначало лагеря, устроенные англичанами для заключения буров во время англо-бурской войны. В. Клемперер слышал это слово еще в детстве (а к началу второй мировой войны ему уже исполнилось шестьдесят лет (45, с. 212)), затем оно вовсе исчезло из употребления. Однако 21 марта 1933 - через пару месяцев после прихода Гитлера в власти! - пресса “официально извещает о создании первого концлагеря Дахау” (“Das KZ Dachau, dessen Grьndung am 21. Mдrz 1933 ordnungsgemдЯ im “General-Anzeiger” bekanntgegeben wird” (W, № 587)), с тех пор “концлагерь” обозначает немецкое учреждение, для нацистов - “мирное заведение”, а не “военная мера против врагов” (45, с. 48), ведь концентрационные лагери были рассчитаны на “отлынивающих от работы, социально опасных и политически неблагонадежных элементов” (9, с. 60). И В. Клемперер правильно угадал, что в будущем всегда при одном лишь упоминании концлагеря все будут думать о гитлеровской Германии и только о ней (45, с. 48).

Сейчас же, через пятьдесят лет после крушения Третьего рейха, на примере этих слов, отразивших, как в зеркале, время правления Гитлера, особенно наглядна связь истории слов с историей общества. Мы воспринимаем их уже как историзмы, потому что в наше время понятия, обозначаемые ими, не существуют.

По мнению Г.С. Колесник, информация, которую содержат в себе историзмы (“хронологическая информация”), связана с обозначаемым понятием, это информация об истории развития общества. Принципиальное отличие процесса историзации слов от процесса их архаизации состоит в том, что первый детерминирован экстралингвистическими причинами (неактуальность предметов и явлений действительности), а второй - внутрилингвистическими причинами (наличием синонимов, вариантов и тому подобного) (15, с. 8). “Историзмы обладают хронологической информацией не абсолютно, а лишь относительно определенных исторических пределов.” - считает Г.С. Колесник. - “Поэтому фактический корпус “историзмов немецкого языка” зависит от заданных исследователем условий - хронологической “глубины” исследуемого среза и “позиции” в календарном времени самого исследователя” (15, с. 8).

Заданные условия представленной работы - немецкий язык в период с 1933 по 1945 год по отношению к 1997 году. Можно отметить, что за прошедшие полвека многие слова и словосочетания, денотаты которых больше не существуют, исчезли из повседневной лексики. При этом следует обратить внимание на тот факт, что с 1949 по 1990 год на территории бывшего Третьего рейха существовало три государства, использовавших немецкий язык как государственный - ФРГ, ГДР и Западный Берлин. Так как “языки политики различных идеологий отличаются один от другого” (10, с. 157), то, естественно, возникли расхождения и в языках ФРГ и ГДР. Во-первых, как отмечают К. В. Бахнян, А. А. Леонтьев, В. К. Горюнов и другие исследователи языка пропаганды, что, во-первых, в разных идеологиях “один и тот же термин может иметь разные значения, во-вторых, один и тот же термин имеет в различных системах одно и то же значение, но оценка его может быть либо положительной, либо отрицательной, в-третьих, различные термины употребляются в одном и том же значении, но оценка их может быть либо положительной, либо отрицательной” (10, с. 157).

В связи с образованием после крушения Третьего рейха двух больших государств с одним языком, но с разными идеологиями слова, обозначавшие реалии Третьего рейха развивались по-разному, например, некоторые “наименования буржуазных государственно-административных, производственно-экономических, юридических и прочих учреждений, обозначения различных понятий, связанных с имущественным и социальным положением в обществе” (15, с. 8-9), которые в Третьем рейхе являлись составными существительными с компонентом “рейх” (“рейхсканцлер”, “рейхстаг”), в языке ФРГ изменили первый компонент на “бундес” (“бундесканцлер”, “бундестаг”), в то время как в ГДР те же понятия обозначались по-другому (иногда калькировались с русского языка, так как ГДР входила в социалистический лагерь): “народная палата”, “председатель совета министров”. Однако понятия не являлись историзмами до объединения Германии в 1990 году, вследствие которого ГДР “растворилась” в ФРГ и потеряла все полномочия как государства - естественно, что учреждения, называвшиеся “Народная палата ГДР”, “Совет министров ГДР”, а также и обозначавшие их слова “канули в Лету”. То же самое произошло и с языком Третьего рейха - тысячелетний рейх рухнул, исчезли его реалии и слова, характеризующие их перешли в разряд историзмов немецкого языка.

Из всего предыдущего можно сделать вывод, что “историзации подвержена лексика, отражающая социальную структуру общества, социальные институты, их дифференциацию, сферу материальной культурной… Основные тематические группировки историзмов: Социальная дифференциация общества, Политика, Общественная жизнь, Право, Быт, Род занятий, Военное дело и так далее. Выше указывалось, в какие тематические группировки можно объединить слова-реалии - как видим, они почти совпадают. Следующий тезис Г. С. Колесник о том, что “историзации подвержены только существительные, прилагательные и глаголы, причем на долю существительных приходится подавляющее большинство историзмов” (15, с. 10), еще раз доказывает, что реалии, будучи соотнесены с определенным промежутком времени, то есть обладая “историческим колоритом” (37, с. 7), тесно связаны с историзмами. То же самое подчеркивает исследователь устаревшей лексики А. П. Ялышева, отмечая, что в первую очередь устаревают однозначные слова с узкой семантикой, не имеющие однокоренных слов, синонимических рядов (43, с. 11) - ведь реалии, обозначая конкретные и уникальные для отдельно взятой культуры предметы и понятия, как раз и являются такими единицами.

Так же как реалия может быть представлена словосочетанием или афоризмом, так и “процесс историзации … может затронуть не только отдельные слова, но и целые комплексы слов, в результате появляются словосочетания-историзмы” (15, с. 14). В пример можно привести “коричневое войско” - так называли СС в торжественных случаях (“das braune Heer”), “всемирное еврейство” (“internationales Judentum” (45, с. 40-41), а также те словосочетания, что так часто употреблялись нацистами, которые мы описывали в разделе 2.3.

Реалии, появившиеся в Третьем рейхе в период с 1933 по 1945 год “содержали информацию о новизне соответствующих слов” (39, с. 4), то есть являлись неологизмами - ведь они отражали “развитие производства, общественно-политических, культурных отношений” (13, с. 82). В. Клемперер уже в марте 1933 года отмечает в своем дневнике, что “появляются новые слова” (45, с. 40).

Неологизмы - это “языковые новшества” (34, с. 478), “обозначающие новые либо уже существующие понятие, предмет, явление” (35, с. 407).

Новые реалии появляются в языке, когда в обществе, в культуре народа неожиданно возникают новые явления, нуждающиеся в именах (4, 105). Язык лишь дает этим явлениям звуковое оформление в соответствии со своими особенностями (8, 21). За период Третьего рейха в немецком языке возникло очень много таких новых явлений, предметов, понятий, требующих языковых обозначений. Например, “юнкерс-88” (“Ju 88” (N, № 60)), “зюттерлинский шрифт” (“Sьtterlinschrift” (N, № 140)), “гитлеровские усы” (“Hitlerschnurrbart” (R, № 38)), “СС”, “гестапо” (“SS”, “Gestapo” (R, № 50)), “германское приветствие” (“der Deutsche GruЯ” (W, № 11)), “паштет из эрзац-печенки” (“Leberwurstersatzaufstrich” (W, № 438)); евреи должны были везде предъявлять свою “желтую еврейскую карточку” (“gelbe Judenkarte”), “синяя карточка” обозначала неарийцев и людей, лишенных гражданства (“blaue Karte der Staatenlosen”), а истинные немцы получали “коричневую карточку” (“…die echten deutschen Studenten haben braune Karten” (45, с. 49) и многие другие.

Такие слова возникают в языке самыми различными путями: “созданием искусственных новых слов, новообразований, тенденции развития неологизмов (особенно в немецком языке) сопряжены с высокой продуктивностью моделей сложных слов среди существительных и прилагательных” (13, с. 82), что подтверждает В. Клемперер: “образовываются новые сложные существительные, которые быстро превращаются в стереотипы - “Weltjuden”, “Weltjudentum” (45, с. 40-41), “Rottenfьhrer” (“командир эсэсовского отряда” (N, № 49)), “Рanzerfaust” (“панцерфауст” (N, № 75)), “Luftschutzwart” (“участковый комендант противовоздушной обороны” или “комендант МПВО” (R, № 60, № 61)), “Besatzungsrubel” (“оккупационные рубли” (R, № 94)), “Fremdarbeiterbaracke” (“лагерь для иностранных рабочих” (W, № 29)), “Vierjahrplan” (“четырехгодичный план” (W, № 598)).

Иногда к неологизмам можно отнести слова, которые существовали в языке и ранее, но по каким-то причинам “приобрели новое, специальное значение” (45, с. 40) и стали восприниматься как неологизмы. В языке Третьего рейха такими реалиями были уже упоминавшиеся слова “арийский”, “недочеловек”, “концлагерь”. Ведь каждый язык располагает слишком богатым материалом, который большей частью остается за пределами использования. Этот-то материал и привлекается для обозначения “новорожденных” явлений и понятий. “Устаревшие слова, не использующиеся в повседневном общении могут вновь войти в активный словарь, устаревшие слова также могут быть применены к новым реалиям как их обозначения. Слово сохраняет прежний облик, но приобретает новое значение” (22, 540). В пример можно привести уже упоминавшееся выше слово “банн”. В лексиконе Германского рейха существовал также “возрожденный” лексико-словообразовательный архаизм “Mдdel”, синоним слова “Mдdchen”, которые различались только словообразовательными суффиксами “-el” и “-chen” (22, 540). Слово “Mдdel” употреблялось раньше в немецком языке в значении “девушка”, “девочка”, как и слово “Mдdchen”; затем стало обозначать “служанку” (в лексиконе Третьего рейха в этом смысле встречаются слова “Pflichtjahrmдdchen” (N, № 156) и “Dienstmдdchen” (W, 81)), постепенно устарело и вышло из употребления. Однако с приходом к власти в 1933 году “национал-социалисты снова ввели это слово в язык, основав “Союз немецких девушек” - “Bund Deutscher Mдdel”, и использовали его для обозначения подразделений этого союза - “Mдdelschaft”, “Mдdelschar”, “Mдdelgruppe”, “Mдdelring” (44, 95). А в романе Кристы Вольф это слово встречается в значении “девочка” на тех же правах, что и привычное нам “Mдdchen”: “Liesbeth, Mдdel!” (48, 331), “Das Mдdel muЯ da raus...” (48, 237). Можно упомянуть также “руны” или “рунические знаки” - знаки старого немецкого алфавита, которые применялись национал-социалистами как фашистские эмблемы на эсэсовских флагах, форме, листовках, вымпелах и тому подобных предметах” (44, 507); слово “руны” и словосочетание “рунические знаки” благодаря такому применению обозначаемого этими словами явления также вошли в лексикон немцев, живших в тот период истории в Германии, и стали реалиями: “фуражка с руническими знаками” (“die Mьtze mit den Runen” (N, № 100)). В. Клемперер пишет, что “руны” даже использовались вместо звездочки и креста - обозначений, применяемых при сообщении дат рождения и смерти (45, с. 87).

Кроме того, автор вспоминает слова, образованные нацистами от иностранных, и утверждает, что их вполне можно было заменить на исконно немецкие, но “нацисты без надобности использовали чужеродные слова”: “… “инвазоры” (“Invasoren”) - это новое слово, а “агрессоры” (“Aggressoren”) - совершенно излишни, и для “ликвидировать” (“liquidieren”) есть ужасно много замен: “tцten, morden, beseitigen, hinrichten”. Также “военный потенциал” (“Kriegspotential”) спокойно можно было бы заменить на “вооружение” (“Rьstungsgrad”) (45, с. 308).

Такого рода преобразования, происходившие со словарем немецкого языка в период правления в Германии Адольфа Гитлера, переосмысления слов, переход их из одной области применения в другую, “из одного семантического поля в другое очень сильно зависели от общественной практики, от их употребления в различных функциях в жизни общества” (8, 21).

Стоит упомянуть и то, что “к числу неологизмов относятся также заимствованные из того или иного языка термины” (42, с. 90), но о заимствованиях в языке Третьего рейха речь пойдет в следующем параграфе.

2.5 Реалии и их происхождение

Выше уже говорилось, что нацисты использовали средства немецкого языка для обозначения изобретенных ими реалий - они могли находить нужные слова в пассивном словаре немецкого языка и придавали им, а иногда и современным словам такие значения, которые у нас ассоциируются только с Третьим рейхом, или сами образовывали новые слова-реалии из имеющихся средств: “14 января” - в романе использовано слово, обозначавшее зимний месяц до применения немцами латинских обозначений (“14. Hartung” (N, № 3)), “фау-1”, “фау-2” (“V 1”, “V 2” (N, № 76)), “нация господ” (“Herrenvolk” (R, № 9)), “зимняя или летняя помощь” (“Winter- oder Sommerhilfe” (R, № 22)), “подбор крови” - обычно это выражение употребляется при селекции животных, но герой романа “Время жить и время умирать”, “нацист на все двести”, употребляет его, говоря о своей невесте (“Blutmischung” (R, № 39)), “пристрастие ко всяческим обществам” (“Vereinsmeierei” (W, № 13)), “евреи” - “все евреи расчетливы”, - полагает Нелли Йордан (“Alle Juden sind Spekulanten” (W, № 53)).

Однако, как пишет филолог, сам наблюдавший за изменениями в немецком языке в период господства Гитлера, “язык Третьего рейха … обращался и к иностранным словам” (45, с. 308). Он приводит в пример такие слова, как “террор”, “агрессия”, “инвазия” (синоним к последнему слову, а не “заражение организма человека насекомыми, глистами и т. п.” (35, с. 232)): “когда нацисты говорят о “терроре” (воздушном, бомбовом и, конечно же, ответном) (“Luftterror, Bombenterror, natьrlich auch Gegenterror”) и “инвазии”, то они движутся по уже проторенной дорожке”, (45, с.308), так как ранее они уже заимствовали слово “фанатический” (“fanatisch”). Это прилагательное существовало в немецком языке и до прихода нацистов, имело сильный негативный оттенок и обозначало “угрожающее и отталкивающее свойство”, но в связи с языком Третьего рейха В. Клемперер пишет о нем следующее: “До Третьего рейха никому не приходило в голову использовать слово “фанатический” как положительное прилагательное. И негативное настолько прикрепилось к этому слову, что даже язык Третьего рейха поначалу использует его в отрицательном смысле”, но постепенно оно вытесняет прилагательное “страстный” (“leidenschaftlich”), становится положительным и “с частым употреблением на политическом поле это применение его переходит во все области и в повседневное общение. Так, где раньше писали “leidenschaftlich”, теперь значит “fanatisch” (45, с. 74-76). В этом случае можно говорить о заимствовании слова в измененном смысле.

Также нацисты заимствовали слово “тотальный” (“total”), употребляя его вместо “бесчисленный” (“zahllos”) - оно настолько прижилось в языке Третьего рейха, что В. Клемперер как-то в витрине магазина игрушек увидел такую рекламу настольной игры: “das totale Spiel” (45, с. 266).

Заимствовались не только лексические средства. С буквой “фау”, служившей обозначением одного из типов секретного оружия Германии, происходили следующие преобразования: В Нидерландах, порабощенных Германией, существовала подпольная организация “Свобода”, и так как это название пишется с “фау” (“Vrijheid”), то знаком этой организации были вытянутые вверх указательный и средний пальцы, образовывавшие таким образом нечто вроде “V”. Нацисты завладели этим знаком и объявили, что он значит “Victoria” (“победа”) и он обязательно должен был стоять на почтовых штемпелях и разных изделиях. Однако в последние годы войны этот знак преобразовался в “аббревиатуру для “Vergeltung” (“возмездие”), обозначение “нового оружия”, которое должно было отмстить за все причиненные Германии страдания” (45, с. 280).

В современную эпоху особенно большую роль играет процесс заимствования. Его бурная интенсификация способствует активному притоку как общих слов, так и терминов. Однако процесс заимствования отличается многоплановостью. “Следствием его является не только пополнение лексического состава. Он вызывает определенные изменения в структуре словарного фонда: в количестве и составе различных группировок слов, их языковых отношениях. Процесс заимствования оказывает влияние на структурно-семантические особенности лексических единиц, изменяя в том числе их стилевую окраску…” (13, с. 78). Заимствованные слова-реалии в период фашизма в Германии часто подвергались пересмотру и приобретали оттенки, несвойственные им в других языках. Такие изменения в первую очередь происходили со словами, обозначавщими политические течения, партии - ведь при революциях они обычно получают значения, противоположные тем, что имели до сих пор. Так, в тридцатых годах слова “большевик”, “социал-демократ”, “коммунист” и другие вызывали у немцев сплошь негативные ассоциации, хотя еще за несколько лет до этого - в Веймарской республике - они были вполне приемлемы и даже популярны. Однако вот примеры, которые показывают отношение к этим реалиям жителей Третьего рейха: “Этот еврейский большевизм полностью разрушил раситско-народную основу славян” (“Der jьdische Bolschewismus hat die rassisch-vцlkische Grundlage der Slawen total zerstцrt” (N, № 9)), “Я бывший социал-демократ. Политически неблагонадежен.” (“Ehemaliger SPD-Mann. Politisch unzuverlдssig” (R, № 2)), “Коммунисты - это они избивали на улицах штурмовиков, стреляли в них из-за угла... Коммунисты - это они вскидывают вверх кулаки и кричат : “Рот фронт!” (“Kommunisten waren Leute, die SA-Mдnner auf den StraЯen niedergeschlagen oder heimtьckisch abgeknallt hatten... Kommunisten heben die Faust und schreien dazu: “Rotfront!”” (W, № 91)).

Итак, с точки зрения происхождения реалий Третьего рейха к какому-либо языку эти обозначения, которые характеризовали понятия и предметы, существовашие в Германии с 1933 по 1945 годы, принадлежали не только немецкому, но и были заимствованы из других языков. Однако в нашем случае есть еще один аспект происхождения реалий - они могли создаваться самим народом, а могли приходить в язык через национал-социалистическую пропаганду (и порой обозначать одни и те же понятия).

Подобные слова-реалии называли различные понятия повседневной жизни, предметы и явления, характерные только для военного времени. Например, “бомбоубежище-люкс” (“Luxuskeller” (R, № 118) - это был не просто подвал с запасными выходами, где всегда находились “пропитанные водой одеяла, противогазы, свечи, достаточный запас продуктов” (N, № 120), а бомбоубежище, в котором “расставили стулья, кресла, столы и диваны, на полу положили два-три потертых ковра, стены аккуратно выбелили. Было тут и радио, а на серванте стояли стаканы и бутылки” (31, 355). Во время войны у всех была черная бумага, которую натягивали на окна при бомбежках (“Luftschutzpapier” (31, 121)), солдатам выдавалось ежедневное денежное довольствие в размере 50 пфеннигов, которое они называли “Ehrensold” (N, № 116), тех, у кого в роду были евреи, называли “полуевреями” (“Halbjьdin” (W, № 59)), учителя на уроках истории вспоминали, как “онегретосились” французы”, “ожидовились” американцы” (“Vernegerung der Franzosen”, “Verjudung der Amerikaner” (W, № 95)), разрабатывалось “чудо-оружие” - общее название для нескольких находящихся в разработке во время второй мировой войны типов оружия, которые должны были обеспечить Германии победу (например, ракета дальнего действия “фау-1”, прозванная “вишневой косточкой” (“Kirschkern”), сверхдальнобойная пушка с дальностью действия до 150 км - “прилежная Лиза” (“FleiЯige Liеschen”) и так далее). Пропаганда этого “чудо-оружия” проводилась фашистами вплоть до окончания войны; официально оно называлось “Wunderwaffen”, в разговорном же языке его прозвали “Wuwa” (44, 653). Вспоминая о принудительной работе на фабрике, В. Клемперер пишет: “Некоторые имели разрешение ездить на трамвае, другие обязаны были ходить пешком. Соответственно различались “ездящие евреи” и “бегающие евреи” (“Fahrjuden”, “Laufjuden”). Душ на фабрике не был слишком удобным. Некоторые пользовались им, другие предпочитали мыться только дома. В этом случае различали “евреев-чистюль” и “евреев-свиней” (“Waschjuden”, “Saujuden”)…” (45, с. 308). В самом начале, когда понятие “концлагерь” не связывалось обязательно со смертью, его называли “концертлагерь” (“Konzertlager”), а если кого-то арестовывали, то его близкие говорили: “он уехал” (“verreist”) (45, с. 226) и все воспринималось еще легко и беззаботно. Однако позже произошел поворот в противоположную сторону - “под бесцветные и повседневные обозначения как “уведомить” (“melden”) и “достать” (“holen”) были спрятаны два ужасных процесса с тяжелыми последствиями”, эти глаголы получили значение “арестовать” и “уничтожить в лагере смерти”, и они стали обозначать обычные и повседневные процессы вместо того, чтобы показать весь их ужас; в данном значении эти глаголы несомненно близки, разница у них лишь одна - слово “melden” употреблялось в предписаниях гестапо, направляемых евреям, а второе слово могло быть обращено как к евреям, так и к арийцам (45, с. 226-229) (видимо, поэтому оно настолько распространилось в этом значении в языке, что сохранило его и по сей день (26, с. 455)).

Эти слова, обладающие культурно-историческим компонентом, были созданы немецким народом, так, как обычно в языке рождаются новые слова - в связи с появлением новых понятий, для их обозначения.

Но в немецком языке рассматриваемого периода можно обнаружить множество реалий, относящихся к понятиям, вводимым нацистами намеренно, для воздействия на массы. Новые слова “запускаются в обращение” каким-нибудь человеком с определенной целью, несут существенные нагрузки для воздействия на общественное мнение. Например, во время различных преобразований общества (подчас не совсем эволюционных, напротив - революционных, с применением силы) в язык вливается некая масса новых слов, которые иногда обозначают новые предметы, а иногда и переименовывают известные явления так, как надо тем, кто стремится к преобразованию общества и формированию нового общественного мнения. За такими изменениями, считает Р. М. Блакар, могут стоять факторы из области политики, экономики, престижа, коммуникации и так далее (4, с. 105). И я согласна с ним в том, что умелое пользование языком в политических целях или же в целях престижа может очень существенно повлиять на общество. Одним американским лингвистом было замечено, что “каждая революция создает новые слова...” (4, 100). Действительно, каждый переворот ведет к “разрушению до основания старого мира” и к строительству нового, а за этим, в свою очередь, следует возникновение новых, не виданных ранее явлений (часто это касается государственного устройства, рангов, чинов и т. п.), например, “уполномоченный по укреплению германской расы” (Reichsbeauftrager fьr die Festigung deutschen Volkstums (N, № 4)). Также происходит переосмысление старых, но необходимых новым политикам для пропагандистских целей явлений. Возьмем, к примеру, революцию в Германии в 1918 году: после нее немецкий народ наконец смог вздохнуть спокойно - ведь он избавился от кайзера и прекратилась изнуряющая, ни к чему не ведущая война; национал-социалисты же всего через несколько лет назвали ее “революцией сутенеров и дезертиров” (die Revolution der Zuhдlter und Deserteure (N, № 35)) и “ударом кинжалом в спину” (“...im Jahre 1918 der DolchstoЯ in den Rьcken...” (N, № 217)).

Самое странное, что немецкий народ не заметил или не захотел заметить такую “трансформацию” революции 1918 года и другие преобразования подобного рода. Этому до сих пор удивляются многие немцы, жившие при Гитлере и сами “на ура” встречавшие все его начинания, а среди таких немцев и писательница Криста Вольф, которая, попытавшись понять это, написала роман-разоблачение, роман-размышление “Образы детства”. В этом произведении Криста Вольф пишет, что в 1933 году ее родители, которые в романе олицетворяют большинство немцев среднего класса в Германском рейхе, “едва ли... успели проникнуться надлежащей гадливостью к якобы “систематически подготовляемым коммунистами террористическим актам” (W, № 6) и что неизвестно, “ломали ли они себе голову над тем, где же именно в их ясно обозримом городке таятся “подземелья и ходы”, благодаря которым коммунисты ухитряются “повсеместно” убегать... от правосудия” (9, 60). Однако лишь через пару лет все “ликующее население с бурей восторга”, в том числе и родители Кристы Вольф, и она сама - пятилетняя девочка, встречало фюрера, который “пожелал посетить Новую марку” (W, № 588), но так и не приехал.

Есть и другие примеры: “хладнокровие убийцы с чистой совестью” (“Mцrderkaltblutigkeit mit gutem Gewissen” (N, № 2)), “реквизиция у крестьян” (“beim Bauer requirieren” (N, № 114)) или “реквизиция … на территории противника” (“…in Feindesland requirieren” (R, № 105)), “приход к власти” (“Machtьbernahme” (W, № 31)), “лорд-врун” - Черчилль, “большевистский вождь” - Сталин (“Churchill, der Lьgenlord, und Stalin, der Bolschewistenhдuptling” (W, № 44)), “битва за выпуск продукции, … за рождаемость, … бой пороку” (“Erzeugungsschlacht, … Geburtenkrieg und … Kampf dem Verderb” (W, № 45)).

Значит, слова-реалии Третьего рейха приходили в немецкий язык двумя способами: они либо вводились намеренно через пропаганду и обозначали в основном понятия фашистской идеологии, либо появлялись сами по себе, преимущественно характеризуя реалии жизни страны, находящейся на военном положении.

2.6 Закрепление реалий в языке

Нередко бывает, что реалии, находясь внутри определенных временных границ, выходят за их рамки. Часто ими пользуются писатели, когда в произведении требуется создать некоторый национальный или исторический колорит - ведь “национальная окраска произведения выражается через национальные реалии” (37, с. 21), и это несомненный факт. Если какое-то слово-реалия употребляется в произведениях художественной литературы не один раз, то, значит, в тот период, когда существовала обозначаемая им реалия, оно имело большое значение для всех носителей языка. Естественно, слова, входящие в лексикон Третьего рейха, такие как “фюрер”, “рейхсмаршал” и другие фашистские титулы, а также названия техники, праздников, некоторых предметов быта были для жителей Германии в тот период истории очень значимыми. В. Клемперер отмечает, что они “в последние три месяца войны прошли через многие города и деревни Саксонии и Баварии, сталкивались на многих вокзалах, в бараках и бомбоубежищах, на бесконечных улицах с людьми изо всех уголков и центров Германии, с людьми любого сословия и возраста, с образованными и нет… И все, буквально все, то с южнонемецким, то с западным, то с северным, то с восточным акцентом, говорили на одном и том же языке Третьего рейха… Везде, что бы ни попадалось на глаза, видны были следы этого языка (45, с. 315-317).

“Язык Третьего рейха в некоторых характерных выражениях пережил своих создателей, они настолько глубоко въелись, что сейчас являются собственностью немецкого языка”. Как ни старался сам языковед избежать яда нацистского языка, он тоже в некоторой степени заразился им, и как же горько было ему обнаружить, что спустя многие годы после окончания второй мировой войны, после краха национал-социализма он поймал себя на том. что произнес такую фразу: “Ich muЯ mir ein biЯchen Tabak organisieren”. О глаголе “организовать” (“organisieren”) упоминается выше.

Вследствие того, что слова-реалии Третьего рейха употребляются в немецкой художественной литературе, с переводом произведений, касающихся этого периода, на другие языки эти лексические средства приходят и в иные культуры. Кроме того, появление их в русском языке связано и с “фактором времени”, о котором пишет Г. Д. Томахин. Он упоминает “модные реалии-американизмы”, которые завладевают вниманием широких кругов общества” (37, с. 35). Однако в нашем случае “фактором времени” является отнюдь не мода, а трагедия, война. Фашисты создавали собственную идеологию, придумывали для нее новые слова, а советские идеологи во время Великой Отечественной войны использовали нацистские реалии в своей пропаганде, придавали им отрицательный смысл, стремясь пробудить у народа ненависть к захватчикам и ко всему, что ассоциируется с ними. Вследствие этого в русском языке появилось много слов, обозначающих реалии Третьего рейха, чаще всего они, конечно, относятся к политической сфере. В произведениях литературы (немецких и русских), в фильмах, отражающих ситуацию в Германии в те годы, можно встретить немало реалий, сохранивших в русском языке свою родную форму, хотя некоторые из них, видимо, не очень прижились у нас, для них нет устоявшегося соответствия и переводятся они по-разному. Г. Д. Томахин различает “знакомые и незнакомые реалии”, то есть “реалии, принадлежащие к словарному фонду принявшего их языка (“словарные”), и реалии, не вошедшие в его лексику (“внесловарные”)” (37, с. 35).

Из закрепившихся в русском языке слов-реалий, обозначавших “имена собственные, географические названия, наименования предметов быта, материальной и духовной культуры, традиции, характерные явления из сферы общественной, экономической и государственной жизни” (1, с. 103), существовавших в Германии с 1933 по 1945 годы, можно упомянуть следующие: “Хайль Гитлер!” (“HitlergruЯ” (N, № 1)), “газовая камера” (“...ein Kind … kommt … ins Gas” (N, № 5)), “окончательное решение еврейского вопроса” (“Endlцsung der Judenfrage” (N, № 16)), “бонзы” (“Bonzen” (R, № 4)), “истинные национал-социалисты” (“еchte Nationalsozialisten” (R, № 24)), “рейхсмаршал” (“Reichsmarschall” (R, № 65)), “хрустальная ночь” (“Kristallnacht” (W, № 74)), “камрад” (“Kameradschaft” (W, № 87)), “Бухенвальд” (“Buchenwald” (W, № 595)).

О том, насколько эти реалии прижились в русском языке, можно судить по их форме (в основном они транслитерированы), по частотности их употребления в русской литературе. В книге Л. Черной, исследовательницы Третьего рейха, встречаются такие реалии: “пожар рейхстага”, “бойкот еврейских граждан”, “лица … “неарийского происхождения”, “гестапо”, “не (истинно) немецкие писатели”, “публичное сожжение запрещенных книг”, “Стальной шлем”, “СА”, “имперские гильдии” (40, с. 54-56) и так далее. Как видим, эти слова знакомы и понятны практически любому русскому человеку, и они неизменно вызывают ассоциацию с Третьим рейхом, Великой Отечественной войной и ужасами, принесенными ею.

2.7 Классификация реалий

Нами были рассмотрены реалии Третьего рейха в самых разных аспектах. Выяснилось, что эти языковые явления обладают множеством характеристик, так что единообразная классификация их невозможна. Многие авторы предлагают свои принципы упорядочивания реалий. Наиболее полная классификация выработана А. А. Чернобровым, сотрудником Новосибирского педагогического университета. Он выделил каждое свойство реалии как объекта лингвострановедения в отдельный пункт, в котором есть несколько подпунктов. Вот его работа:

1. Географическая реальная классификация по распространенности:

а) географически ограниченные понятия, напр. снег;

б) религиозно ограниченные понятия;

в) этнически ограниченные понятия;

г) профессионально ограниченные понятия.

2. Предметная классификация (природа, одежда, жилище, еда, быт, обычаи).

3. Понятийная соотнесенность:

а) имена собственные (топонимы, антропонимы);

б) имена нарицательные (абстрактные, конкретные).

4. Распространение и актуальность:

а) распространенные;

б) не очень распространенные;

в) устаревшие.

5. Метафоричность:

а) прямо номинативные;

б) переносные (метафоры, метонимы).

6. Перевод:

а) безэквивалентная лексика;

б) эквивалентная лексика;

в) транскрипция;

г) транслитерация.

7. Источники:

а) литературные;

б) библейские;

в) мифологические;

г) повседневные.

8. Стиль:

а) разговорные;

б) книжные.

Так как мы рассматривали определенный период в истории Германии, то предложили бы иную классификацию реалий, применимую, однако, только к данному периоду, связанному непосредственно со второй мировой войной.

Во-первых, можно разграничить реалии, обозначающие понятия фашистской идеологии - “истинно арийский”, “недочеловек”, “нацистка” (Parteikдmpferin (R, № 29)) и реалии, возникавшие в немецком языке независимо от воли вышестоящих - “разбомбленный” (“ausgebombt” (R, 61)), “иконостас”, как называли несколько орденов, полученных одним солдатом (Klempnerladen (R, № 97)). Это два первых больших типа реалий, которые можно выделить в немецком языке периода Германского рейха.

Во-вторых, реалии обозначают различные предметы быта - одежду, еду прочие явления в быту граждан Третьего рейха. Например, эсэсовцы носили “черные мундиры с серебряными черепами на петлицах” (“schwarze Uniform mit den silbernen Totenkцpfen auf den Spiegeln” (N, № 99)) и фуражки “с руническими знаками и изображением черепа” (“die Mьtze mit den Runen und dem Totenkopf” (N, № 100), в парикмахерских для укладки волос использовали “брильянтин” (“Wollen Sie Brillantine?” (R, № 191)), немецкие дети чистили зубы пастой “Макс Блендакс” (“Blendax-Max” (W, № 466)) и пили молоко из баночек “Либби” (“Libby's-Milch-Bьchsen” (W, № 423)). Среди этих реалий можно выделить несколько видов: одежда, еда, досуг (музыка, театр, кино), лекарственные препараты, образование.

В отдельный пункт следует вынести реалии, также характеризующие быт Германии тридцатых-сороковых годов нашего века, но неоднородные по своему содержанию. Такими реалиями являются, например, карточки, введенные гитлеровским правительством почти на все товары первой необходимости и на предметы роскоши: на сигареты (Rдucherkarten (N, № 154)), на продукты (Lebensmittelmarken (31, 160)), на спиртные напитки (Schnapsmarken (N, № 151)), так что герой романа “Время жить и время умирать” Эриха Марии Ремарка шутя спрашивает свою подругу, не нужны ли ей специальные талоны для покупки платья: “Und du brauchst dafьr nicht eine Klеiderkarte?” (R, № 192). Сюда же относятся названия и виды сигарет и сигар: “Аттика”, “Нил” (“Attika-Auslese” oder “Nil” (N, № 155)), сигары с колечками, считавшиеся самыми лучшими (“Zigarren mit Bauchbinden” (R, 147)), “Юнона” (“Junoraucher sind Optimisten!” (W, № 459)); обычаи, названия праздников (“рождество” - Weihnachten (N, № 166), “сочельник” - Heilig-abend (N, № 167)) и тому подобное.

В-третьих, реалии отражаются в именах собственных и нарицательных - это тоже может стать принципом классификации реалий Третьего рейха. Нарицательные имена существительные, прилагательные, выражения, вошедшие в лексикон Третьего рейха, можно классифицировать по рассматриваемым выше признакам. Имена собственные - это географические и исторические наименования, названия произведений искусства, имена известных деятелей и исторических личностей и тому подобное. Их тоже следует разделить на относящиеся только к периоду Германского рейха и на имеющие значение реалий для всего человечества. Например, немецкий литератор Рильке и его книга “Письма” (N, № 173) стали достоянием всемирной литературы, в то время как книга Соренса ”Голоса предков” (N, № 191), романы Фрайтага “Приход и расход” и Гримма “Битва за Рим” (W, № 551, № 552) были популярны в Германии только с 1933 по 1945 годы, так как они были насыщены идеями национал-социализма, что играло на руку пропагандистам фашистской идеологии, но от чего все немцы отказались сразу же после крушения Германского рейха. Кроме слов-реалий, заимствованных из литературы, религиозных и мифологических источников (“...возьмите в работу вместе с Кастором и Поллукса”, - говорит о Вернере Хольте и его друге Вольцове офицер Готескнехт: “...nehmen Sie Kastor Pollux gleich mit!” (N, № 181)) и отражающих как всемирную, так и немецкую литературу периода тридцатых-сороковых годов, среди имен собственных есть слова, которые обозначают различные явления и события в истории Третьего рейха и второй мировой войны: “Тула, ноябрь 41, Смоленск, сентябрь 43, Могилев, март 44, Минск, июль 44” (“Tula, November 41.. .Smolensk, September 43... Mogilew, Mдrz 44... Minsk, Juli 44” (N, № 231)).

Далее в отдельный пункт можно выделить реалии, характеризующие вооруженные силы Третьего рейха. Здесь в первую очередь следует отметить слова, обозначавшие должности, организации и воинские подразделения: “Вера и красота” - женская фашистская организация (“Glaube und Schцnheit” (N, № 21)), “вермахт” (Wehrmacht) - созданные в 1933 году в нарушение Версальского мирного договора Германские вооруженные силы (9, 132), в тылу, в городах, подвергавшихся налетам английских, американских и советских бомбардировщиков, была создана противовоздушная оборона и учреждена должность “коменданта противовоздушной обороны” (Luftschutzwart (R, № 60)). При изучении слов, обозначавших должности в войсках Германского рейха нельзя забывать, что каждый вид войск имел свои должности, которые иногда даже не имели соответствий в другом виде войск: например, “штурмшарфюреры” были только в СС, а адмиралы - только в морских войсках; в то же время многие из этих должностей означали один и тот же ранг в разных видах войск: в романе “Приключения Вернера Хольта” встречается эсэсовский командир с погонами оберлейтенанта, Хольт же называет его обер-штурмфюрером (“...neben ihm ein fremder Offizier, ein SS-Fьhrer, und Holt entschьsselte rasch die Schulterstьcke: Rangstufe eines Oberleutnants, ein SS-Obersturmfьhrer muЯ das also sein...” (N, № 36)).

В пункте “вооруженные силы Третьего рейха” я бы выделила еще несколько подпунктов. Первый - награды и знаки отличий: “У него... Железный крест на шею. А у меня нет даже креста первой степени. Хоть я и заслужил его не меньше, чем этот - свой иконостас” (“Hat... das E.K. zum Halse `raus. Ich habe nicht einmal das E.K.I. Habe es dabei ebenso verdient wie der seinen ganzen Klempnerladen” (R, № 97)); второй - вооружение германских войск: “карабины, винтовочные гранатометы, пулеметы 34 и 42, пистолеты 08 и 38, автоматы (ПП), штурмовое ружье 44, лимонки и другие гранаты, сосредоточенные и удлиненные заряды, противотанковое вооружение, дымовые шашки, дисковые противотанковые мины, кумулятивные заряды, панцершрек и панцерфауст” (“Karabiner, Gewehrgranatgerдt, die Maschinengewehre 34 und 42, die Pistolen 08 und 38, Maschinenpistole (MP), Sturmgewehr 44, Steil- und Eierhandgranate, geballte und gestreckte Ladungen, Kriegsmittel zur Panzerbekдmpfung, Nebelkerze, Tellermine, Hafthohlladung, Panzerschreck und Panzerfaust” (N, № 78)); далее - военная форма: обмундирование рядовых вспомогательной службы противовоздушной обороны состояло из “серо-голубой формы... без погон и нашивок, серо-голубой шинели, шапки, каски, ремня с пряжкой, посуды, масленки из желтой пластмассы, комплекта отбеленного постельного белья” (“eine blaugraue Luftwaffenuniform ohne Spiegel und Schulterklappen, einen blaugrauen zweireihigen Mantel, Schimьtze, Stahlhelm, Koppel mit SchloЯ, Kochgeschirr, Butterdose aus gelbem Kunststoff, eine Garnitur blaugewьrfelten Bettwдsche” (N, № 95)).

Также необходимо выделить слова, самостоятельно появившиеся в немецком языке за то время, пока в Германии правили национал-социалисты. Этими словами немецкий народ обозначал реалии жизни в Третьем рейхе и второй мировой войны: “бессрочный отпуск” (“stдndiger HeimatpaЯ” (R, № 213)), “газета развалин” - так называли объявления, с помощью которых люди разыскивали своих близких, пропавших во время бомбежек, эти объявления прикреплялись на руинах разбомбленных домов (“die Tьr mit der Ruinenzeitung” (R, № 133)). Подчас происходило переосмысление и переименовывание пропагандистских понятий так, как было более удобно простым обывателям, например, “Wuwa” (см. выше).

В результате, систематизировав все приведенные выше сведения, я составила следующую классификацию реалий Третьего рейха:

1. Понятия фашистской идеологии

2. Вооруженные силы Германского рейха:

а) должности, организации, воинские подразделения;

б) вооружение германских войск;

в) награды, знаки отличий;

г) военная одежда.

3. Реалии второй мировой войны:

а) вооружение противников Германии;

б) реалии фронтовой жизни;

в) реалии тыловой жизни.

4. Быт граждан Третьего рейха:

а) штатская одежда;

б) техника;

в) образование;

г) еда;

д) прочее.

5. Культура Третьего рейха:

а) реалии, заимствованные из всемирной литературы;

б) реалии, заимствованные из религиозных и мифологических источников;

в) реалии, заимствованные из литературы Третьего рейха;

г) реалии, заимствованные из всемирной истории;

д) реалии, заимствованные из истории Третьего рейха;

е) реалии, заимствованные из истории второй мировой войны;

ж) досуг - музыка, театр, кино и прочее.

В этой классификации я намеренно разделила вооружение германских войск и вооружение противников Германии, так как войска Третьего рейха начали вооружаться еще за несколько лет до начала второй мировой войны. Названия многих видов оружия часто мелькали в фашистской пропаганде во время подготовки к войне и были у всех на слуху. К данной работе прилагаются таблицы реалий в произведениях Кристы Вольф, Эриха Марии Ремарка и Дитера Нолля.

3. ФАШИСТСКАЯ ПРОПАГАНДА

3.1 Языковая политика национал-социализма

Факт, что фашистские идеологи сознательно вмешивались в лексику немецкого языка, не подлежит сомнению. Точно так же любая власть проводит нужную ей языковую политику, то есть сознательно и целенаправленно воздействует на язык “путем мероприятий, имеющих общеобязательный характер, проводимых централизованно в масштабах всего государства” (8, 55). С другой стороны, считает В. М. Сергеев, “язык есть эффективное средство внедрения в когнитивную систему реципиента концептуальных конструкций, часто помимо сознания реципиента” (33, 7). Проще говоря, с помощью языковых средств можно создать определенную систему взглядов у тех, на кого направлено воздействие, не прибегая к логическому объяснению необходимости такого типа мышления. В некоторых случаях это логическое объяснение даже может помешать выполнению поставленной цели, и тогда требуется прямое воздействие на мировоззрение и психику реципиентов всеми средствами - языковыми: “еврейские спекуляции” (“jьdische Schiebung” (W, № 9), “день националторжества” (“Tag der nationalen Erhebung” (W, № 21), наглядными: рисунки, “в учебнике биологии для десятого класса... изображения представителей “низших” рас - семитской, восточной” (9, 29), плакаты, на которых отражался один и тот же тип “ожесточенно напрягшегося борца, с флагом, или винтовкой, или мечом, в форме СА, или СС, или в полевой, или даже раздетого; всегда выражение физической силы, фанатической воли, всегда мускулы, жесткость и отсутствие всяческой мысли были характеристикой этих реклам спорта, войны и покорения воли фюрера…” (45, с. 106), и прочими, например, попытками создать впечатление, что все о каждом обывателе, каждая его мысль известны фюреру, как в романе Кристы Вольф “Образы детства” штандартенфюрер Арндт называет абсолютно точно сумму, которую торговец Йордан пожертвовал “так называемой Красной помощи” за последние несколько лет, хотя сам торговец не может вспомнить эту сумму (9, 63); там же автор пишет, что на выборах 13 ноября 1933 года в Германии национал-социалисты были избраны большинством избирателей, потому что “возникало ощущение, что каждый избирательный бюллетень находится под контролем” (9, 59) и возможности воздержаться от голосования более не существовало (9, 60).