Особенности освещения журналистами политических процессов в СССР и в современной России

Глава III. Профессиональная этика журналиста. Роль и влияние публикаций на судебную практику и отношение общества к резонансным судебным решениям

3.1 Этические стандарты и этические особенности в работе журналиста с судебной информацией

Этика журналиста - правила профессиональной морали, нравственные обязанности журналиста по отношению к обществу. Журналистика напрямую связана с обществом, и социальная ответственность, лежащая на СМИ, не умаляет личную ответственность журналиста - как перед обществом, так и перед коллегами. Соблюдение профессиональной этики - необходимое условие существование профессии как таковой.

«В принципе любой кодекс - это определенное количество протянутых друг другу для рукопожатия рук. Проблема кодексов - проблема серьезного отношения к журналистской профессии, правам и обязанностям, с этой профессией связанным» Горбаневский М.В. Профессиональная этика журналиста. Документы и справочные материалы. - М.: «Медея» 2004, С. 200

Для российской журналистики довольно долго этических кодексов не существовало - были правила, которые диктовала партия. В то же время еще в 1954 году на Втором Всемирном Конгрессе Международной Федерации журналистов (МФЖ) была принята Международная декларация поведения журналиста. В 1983 в Париже - «Международные принципы профессиональной этики журналиста» («демократический минимум» современного журналиста). Международные принципы профессиональной этики журналиста в СССР переведены на русский только в 1988 году, первый журналистский кодекс принят в 1991 году, кодекс профессиональной этики одобрен в 1994 году. В том же году принята «Декларация Московской хартии журналистов». В 1997 году составлена Декларация Гильдии судебных репортеров «О принципах честной работы в жанрах судебного очерка и репортажа, а также журналистского расследования». Это лишь малая часть кодексов, хотя и поздно, но созданных и действующих в России.

Фактически этический кодекс состоит из базовых принципов, формально определяющих уровень профессионализма журналиста - в зависимости от того, насколько он этими принципами руководствуется. В этическом кодексе зафиксированы основные и необходимые для качественной работы качества: честность, уважение к людям, о которых и для которых журналист пишет, от которых получает информацию; объективность, беспристрастность, независимость - отказ от работы в интересах правительства или любой другой стороны, отказ от вознаграждения за материал; использование использовать только честные методы при получении информации; журналист не искажает факты, не занимается плагиатом, предоставляет возможность высказываться всем сторонам конфликта, «проводит четкую грань между защитой интересов и новостийными репортажами» Казаков Ю.В. Профессиональная этика журналиста: Документы и справочные материалы/ Декларация Гильдии судебных репортеров. - М.: Медея, 2004. - 480 с.. Здесь же стоит помнить о «презумпции добропорядочности всех лиц, чьи имена и поступки журналист делает достоянием гласности» - любые обвинения должны быть аргументированы. В то же время должностные лица могут подвергаться довольно серьезной критике со стороны журналистов: «Чем выше должностное или имущественное положение конкретного лица, тем жестче термины, в которых мы вправе оценивать его деятельность» См. там же. Также Декларация Гильдии судебных репортеров призывает журналиста, критикуя работу госорганов, говорить только о той информации, которая относится непосредственно к судебному процессу. Если журналист не может быть в достаточной степени объективным, он должен отказаться от выполнения задания.

Это принципиально важные требования к журналисту как к профессионалу, работающему в интересах общества. Но современной России журналист не всегда имеет доступ к необходимой информации и не всегда может беспрепятственно донести до общества значимую информацию. Поэтому каждый журналист, проводящий расследования, разоблачающий некомпетентность власти или отдельных людей, журналист, работающий честно, сталкивается с массой проблем, а вместе с тем, и дилемм, с компромиссами, на которые он соглашается или нет, и от этого зависит род его работы, зарплата, жизнь, профпригодность. Поэтому мы говорим о том, что этический кодекс - важный, но спорный документ, так как он не учитывает ситуативность, условия работы журналиста и состояние общества, особенности восприятия им информации.

Таким образом, каждый журналист, опираясь на профессиональный кодекс, вырабатывает для себя свои этические принципы. «Для меня этика заключается в том, чтобы придерживаться каких-то представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо. Это каждый человек сам для себя определяет. Но, как мне кажется, нужно, прежде всего, понимать, что в журналистике ты имеешь дело с информацией, ты должен максимально думать о проверенности этой информации, о том, как то, что ты делаешь, ты должен думать о чувствах людей», - говорит журналист, ведущий программ на телеканале «Дождь» Константин Эггерт Интервью автора с журналистом Константином Эггертом. См. Приложение №8.

Если журналист не соблюдает определенные принципы, обозначенные и одобренные журналистским сообществом, это не значит, что он нарушает этические нормы или работает не профессионально. Профессионализм -вообще, довольно спорное понятие, которому трудно дать конкретное определение, но можно характеризовать действия журналиста и оценить их по шкале - «профессиональные» или «не профессиональные».

«В первую очередь, надо умно работать, это и есть профессионализм. Ты должен понимать и осознавать, что ты показываешь, зачем, с какой целью. Журналистика - это задача, прежде всего, журналисты ставят перед собой задачу что-то сообщить. А потом уже формируют под это материал» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко См. Приложение №1. Поэтому мы рассмотрим рекомендации этических кодексов, проецируя возможность и степень неукоснительности руководства ими на практике.

Одно из самых грубых нарушений, недопустимых в журналистике - искажение журналистом фактов - как намеренное, так и посредством использования в материале некорректных комментариев. Нарушения такого рода - не только признак непрофессионализма журналиста, но и пренебрежение правом общества на получение достоверной информации. Кроме того, некорректный комментарий, любое неосторожное высказывание - в нашем случае о политическом процессе или фигуранте дела - может повлечь за собой негативные последствия, прежде всего, для «героя материала», которым чаще всего является обвиняемый. Приговор суда из-за этого вряд ли будет суровее, а «приговор» общества - непредсказуем, он формируется под воздействием той информации, которую транслирует журналист.

Итак, журналист должен уважать как свою аудиторию, так и людей, о которых он рассказывает, потому что человек, герой журналистского материала, высвечен журналистом и сильнее всех от него зависит. Точно так же от журналиста зависит и аудитория, для которой он готовит материал - от формы и угла подачи, от объектов, на которых будет акцентироваться внимание журналистом, зависит то, как эта информация будет считываться аудиторией.

Как отмечают эксперты, собирая информацию о политическом процессе, журналисты часто сталкиваются с нестыковками, обнаруживают доказательства противоправных действий со стороны власти См. там же. Это значит, что, публикуемый на основе этой информации материал, как правило, содержит критику стороны, нарушающей закон - в политических процессах это обычно представители власти. Тем не менее, несмотря на подобную закономерность, любая критика должна быть аргументирована. «Когда я говорю: “Сволочи, вы сажаете Бученкова, фальсифицируете все и так далее”, я говорю, что они [сотрудники полиции] преднамеренно совершают преступление. Когда я говорю, что они совершают преступление - это ложь? Это преувеличение? Нет, это правда. И я могу доказать. Это не ангажированность, это объективность» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение№1, - Дмитрий Борко.

Объективность - еще одна рекомендация, отмеченная в профессиональном кодексе журналиста и выводимая самими журналистами на первый план. «Во всех процессах надо очень аккуратно разбираться, - отмечает Ольга Романова. - Надо понимать, что в суде делает журналист. Есть такие процессы, с которых просто нет нормальных репортажей. Я не хочу слушать Первый канал, не хочу читать Life. Я хочу просто узнать, что там на самом деле было. Без всяких оценок, хочу посмотреть, как вел себя прокурор, что говорил, а что потом на это сказали свидетели. Что говорил адвокат. Журналистика - это, в первую очередь, объективность, это информация» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2.

В целом, каждый журналист, с которым мы говорили, упоминал об объективности как о важном и неотъемлемом факторе. Но чтобы действительно быть объективным, необходимо понимать, что такое объективность, и в чем она проявляется. Часто между объективностью и беспристрастностью ставят знак равенства, но это не одно и то же. «Беспристрастность, к которой сейчас призывают, - это тенденция к такому всепонимающему аморальному цинизму, который поднимался где-то в середине 90-ых и к нулевым расцвел: что все люди одинаковые и все люди реагируют на одно и то же, - говорит Дмитрий Борко. - Эта беспристрастность - дикая пошлость и мерзость. А объективность - это другое, и надо стараться быть объективным» См. [126]. Журналист всегда пристрастен - пристрастность проявляется на этапе выборе новости, в том, какие моменты журналист - пусть и неосознанно - выделяет как тезисы. При этом даже если журналист пристрастен, он может и должен быть объективным.

Вопрос объективности - один из ключевых профессиональных вопросов. «А что такое объективность? Это абстрагироваться от мира, от себя, от своего отношения к нему, быть камерой наблюдения или признать, что ты пристрастен? Я считаю, первый вариант бессмысленен, невозможен, потому что ты не камера наблюдения. Ты человек, и ты имеешь свое какое-то отношение к миру, и ты всегда делаешь какой-то свой выбор» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1, - рассуждает Дмитрий Борко.

Поэтому, говоря об объективности, мы говорим не о беспристрастности, а, скорее, о предоставлении наиболее полной информации. При этом под полной информацией мы подразумеваем не только проверенную информацию, но и «более широкую правду», которую должен уметь находить и видеть журналист. Одним из первых, кто озвучил эту идею, был кинорежиссер Пол Андерсон: «…долгом репортера является нечто большее, чем просто наблюдать и регистрировать то, что попадается ему на глаза. Подлинная преданность правде требует гораздо большего … Бывают скрытые истины, существование которых едва заметно на поверхности. Дело репортера, тем не менее, добраться до них» Ламбет. Э. Приверженность журналистскому долгу. Об этическом подходе в журналистской профессии - М.: Виоланта, 1998 г. - 320 с.. То есть журналист, освещающий «Болотное дело», должен не только сказать, что на Болотной площади были беспорядки, но и объяснить, почему они произошли; не только обозначить, что Илья Гущин, фигурант «Болотного дела», сопротивлялся сотруднику полиции, но и то, что этот сотрудник полиции избивал другого участника митинга, а Илья Гущин пытался этому помешать. Если журналист расскажет только о факте столкновения участников митинга с сотрудниками полиции, он не солжет, но будет не объективен, скажет правдивую информацию, но не правду.

Таким образом, мы подходим к тому, что объективность - это, по сути, честность. А честность журналиста - смысл журналистики как профессии в принципе. При этом честность -- это не только предоставление правдивой информации, но и честность перед аудиторией. «Не надо врать. Если ты пристрастен, то говори: “Я пристрастен, мне нравится этот человек, я принимаю его позицию, я его поддерживаю, и я буду о нем рассказывать, - говорит Дмитрий Борко. - Но я буду рассказывать о нем не как об ангеле, скрывая его пороки, я буду говорить все”. Если мне не нравится следователь, я не буду врать, что этот следователь, который злоупотребляет полномочиями, еще и кошек душит по ночам. Я буду говорить то, что я знаю, то, в чем я уверен» Интервью с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1. .

Таким образом, пристрастность журналиста не является существенным недостатком. Тем не менее, информация априори важнее, чем мнение журналиста. Это одна из причин, почему позиция журналиста должна прослеживаться как можно тоньше. Вторая причина - высказывая свою точку зрения, он неосознанно манипулирует аудиторией. Не стоит говорить: «Этот человек виноват, а тот - не виноват», но стоит объяснять, почему он может быть виноват или не виноват, поставить знаки вопроса, указать на доказательства вины или ее отсутствия.

При этом полнота и объективность информации, как уже было сказано, не отменяют права журналиста выражать свое мнение при условии, что оно не выдается за единственно верную истину, а преподносится именно как точка зрения. «Когда совсем уже ничего нельзя сделать, когда уже отчаялся, я считаю, что каждый журналист имеет право встать и крикнуть, выйти и сказать: “Да какие же вы сволочи”, - говорит Дмитрий Борко. - Он имеет право так написать. Но это надо очень осторожно делать в журналистике, надо знать меру. Все ситуативно. А с другой стороны, как не называть вещи своими именами?» Интервью автора с Дмитрием Борко. См. Приложение №1

Несмотря на большое количество условностей, существуют и такие правила, оспорить необходимость соблюдения которых сложнее: например, вторжение в частную жизнь (исключение могут составлять только те случаи, когда журналист работает в интересах общества) - нарушение не только этического, но и Уголовного кодексов. Журналист должен уважать «героя» своего материала, в том числе его право на отказ от огласки определенной личной информации или информации, которая не имеет общественной значимости - при условии, что «герой» не является должностным лицом. На практике это правило соблюдается не всегда - не только потому, что данное издание «желтое» и стремится сделать из любой информации сенсацию, но и по более весомым причинам. Светлана Давыдова, обвиненная зимой 2015 года в госизмене за звонок в Украинское посольство, была против публичности, признала свою вину, во всем раскаялась. Женщина не хотела, чтобы о ней и о ее деле говорили, но журналисты подняли информационную волну, она, скорее всего, и спасла женщину от тюрьмы. «Если ты видишь, что человек ошибается, надо ему противодействовать. Светлану Давыдову вытащили во многом вопреки ее позиции. Она была против - никакой гласности и прочего, но ее просто выдернули. Она потом поняла, что ее спасло, но первое время все действовали ей вопреки» См. там же.

Подобный страх перед публичностью - широко распространенное в России явление: люди запуганы и дезинформированы - журналистами же. Эксперты отмечают, что часто журналист наравне с адвокатом должен бороться против глупости и испуганности людей - не как граждан, а как обвиняемых и подсудимых, потому что суд - это экстремальная ситуация. «В таких ситуациях начинается вот это: “Надо молчать, не зли судью”, “Не зли общественное мнение”, “не зли следователя”, - говорит Ольга Романова. - А с вами уже все случилось. Теперь можно все. Хуже уже не будет, ты уже сел в тюрьму. И если бы не было широкого резонанса, организованного журналистами, Давыдова бы села. Лет на 12 она бы села» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2.

В то же время, в случае, когда журналист оглашает информацию, не получив согласия на публикацию, он берет на себя и ответственность за судьбу человека, о котором пишет, снимает, говорит. И если даже косвенно по вине журналиста, условия жизни этого человека ухудшаются, доверие не только к конкретному журналисту, но и к журналистике, в целом, как к профессии снижается. Доверие к журналисту - это его репутация, залог того, что с ним будут разговаривать, сотрудничать, что ему будут верить. «В конечном счёте, здесь всегда так. Твоя новость против твоей репутации. Потому что если у тебя будет репутация человека, который не соблюдает неформальный кодекс, то ты, наверное, плохо закончишь - говорит Константин фон Эггерт. - То есть все зависит от репутационных моментов. Есть издания, которые специализируются на подобного рода вещах. И им плевать, они готовы платить гигантские штрафы. Или в суде выстаивать месяцами по поводу чего-то. Они делают этим свой бизнес» Интервью автора с журналистом Константином Эггертом. См. Приложение №8.

Таким образом, мы видим, что журналист на практике сталкивается с большим количеством вопросов, на которые нет готовых ответов в этических кодексах. Каждый журналист расставляет для себя приоритеты, исходя из них, делает выбор. Но, прежде всего, журналист должен стремиться к основополагающему принципу, вероятно, каждой профессии - не навредить. Этот принцип не накладывает серьезных ограничений на тематику, на форму, но подразумевает, что журналист должен ответственно подбирать слова, фотографии, видео, которые он публикует.

3.2 Специфика работы судебного журналиста и факторы, влияющие на ход политического уголовного процесса

Говоря о политических процессах, мы говорим о делах, в которых отсутствуют объективность и беспристрастность суда как органа, осуществляющего правосудие - независимо от того, является позиция суда результатом прямых указаний власти или нет. В таких случаях суд исполняет роль репрессивного аппарата и/или органа политической пропаганды, и законность действий суда, приговора, равно как и соразмерность наказания - когда преступление имело место - должны подвергаться сомнению обществом.

Формально в России нет статей за политическую деятельность, но, по факту, люди признаются политзаключенными. Ольга Романова подчеркивает, что политзаключенные во всех странах мира - это люди, которые имеют свою политическую позицию по вопросам политического устройства страны, которые хотели бы его изменить тем или иным способом, то есть хотели бы общественных и политических изменений. Это не является преступлением - если это не связано с терроризмом, убийством, с общеуголовными статьями. То есть выражение мнения, в том числе политического, желание переустройства общества - не являются уголовным преступлением. Это общемировая точка зрения. «Освещение политических процессов, в том числе уголовных - главная задача журналистики. Если этим не занимается журналистика, то тогда чем?» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2. Таким образом, цель журналиста - показать нарушения, допущенные на всех стадиях процесса - от возбуждения дела и следствия до приговора и дальнейшей судьбы осужденного -- показать, что фактически политические процессы в России имеют место.

Освещение политического уголовного процесса - это не только работа непосредственно в суде, это работа с фактами на стадии расследования дела, а также после оглашения приговора. Освещая политический уголовный процесс, журналист видит или пытается видеть сразу два мира: общество, в целом, и мир, в котором живет обвиняемый, его семья, адвокат, судьи, прокуроры, сокамерники и т.д. Таким образом, отклик на работу журналиста при определенных условиях будет и с той, и с другой стороны.

Здесь важно отметить, что политических дел в России огромное количество, но на слуху даже в журналистской среде - далеко не все. Поэтому, говоря о влиянии СМИ на ход процесса и его результаты, нужно понимать, что большое значение имеет степень известности определенного дела в обществе - насколько мощный отклик вызвала в обществе история об очередном политзаключенном или человеке, у которого есть все шансы в ближайшее время им стать. Важно обратить внимание на особенности восприятия информации в российском обществе. СМИ большую часть времени своего существования были не только и не столько средствами массовой информации, сколько средствами массовой пропаганды. Люди привыкли слышать о катастрофах, смертях, врагах, войнах, распятых мальчиках - что-то из озвученного в СМИ действительно происходило, чего-то не было и близко. Теперь к этому списку прибавляются аресты, с 2011 года - все чаще в СМИ можно прочесть об очередном политическом процессе. Естественная реакция на все перечисленное выше - сопереживание, желание помочь, возмущение, но информационная повестка меняется так быстро, что острота восприятия возмутительных по своей сути событий притупляется. Это значит, что журналисту, стремящемуся обратить внимание общества на очередной политический процесс, необходимо приложить максимум усилий и при этом не превратиться в пропагандиста, «демшизу», остаться объективным.

Принимая во внимание такую специфику среды, журналисты отмечают, что при освещении политических процессов даже самая агрессивная защита журналистами прав обвиняемого на объективное судебное разбирательство не может навредить. «Агрессивная защита может иметь негативные последствия в какой-нибудь другой стране, где правозащитников нормально воспринимают, где люди могут сказать им: “Вы давите на суд, хотя он у нас нормальный”, и где это чистая правда. У нас же человека надо защищать всеми доступными способами, прилагая к этому максимум усилий. Фишка в том, что любая правозащитная деятельность в России абсолютно неэффективна. У нее КПД 0,3%, хотя бешеные усилия приложены. А получаешь минус три месяца к приговору. Это же не серьезно» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1, - говорит журналист Дмитрий Борко. Отметим, речь идет не о защите журналистами обвиняемого, а о защите права обвиняемого на справедливое судебное разбирательство.

Несмотря на огромные усилия, прикладываемые журналистами, чтобы привлечь внимание к делу, по которому, по официальной версии власти, судят хулиганов, напавших на сотрудников полиции,/изменницу родине/злостного нарушителя общественного порядка, дело становится в достаточной мере публичным очень редко. В достаточной мере - это когда резонанс достигает такого уровня, что власти физически не могут игнорировать ситуацию и начинают проводить проверки, расследования и т.п. - хотя бы для вида. При этом публичным дело становится, как отмечают журналисты, если это «медийная» история, которая вспыхивает и сама по себе чем-то привлекает внимание. Например, своей абсурдностью. Так произошло с делом Светланы Давыдовой, матери семерых детей: в апреле 2014 года женщина позвонила в посольство Украины, сообщила, что воинская часть, которая находится у нее под окнами, опустела. Зимой 2015 года на Давыдову было заведено дело по ст. 275 УК (госизмена), ей грозило от 12 до 20 лет лишения свободы.

Впоследствии дело было закрыто в связи с отсутствием состава преступления - журналисты, адвокаты и защитники отмечают, что такой благополучный исход был именно благодаря широкому общественному резонансу. «Мы с момента ареста следили за этим делом, с первой секунды, - рассказывает Ольга Романова. - Лучшие специалисты своего дела, лучшие в распространении информации - Катя Гордеева, Катя Шергова, Арина Бородина, Ольга Богданова, Светлана Бахмина, Вера Кричевская и я. Мы распределяли между собой роли, кто как привлекает внимание к этому делу. И мы управляли миром. Гуманитарные девочки занялись сбором денег, производством смыслов. Бахмина занялась ювенальными проблемами, которые возникают сразу, когда дети остаются без матери. Я пошла по адвокатам и нашла Ивана Павлова. И он тут же прилетел в Москву и тут же пошел в Лефортово. Ну и началось» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №1. Началась большая кампания в поддержку многодетной матери Светланы Давыдовой, организованная журналистами и общественными деятелями специально для того, чтобы обратить внимание на дело, повлиять на действия системы, в которой оказалась женщина. И эта кампания была удачной, во многом благодаря тому, что у нее был правильный посыл, сконцентрированный на общечеловеческих ценностях, понятных, одобряемых большей частью общества. Журналисты, вступившиеся за Давыдову, не лоббировали тот факт, что преступления как такового не было - чтобы не раскалывать общество еще сильнее - журналисты акцентировали внимание на том, что у Светланы Давыдовой семеро детей, младшей дочери - два месяца.

Конечно, то, что любой человек может увидеть из своего окна, не является ни тайной, ни, тем более, гостайной. Это значит, что передача этой информации кому-либо не является передачей гостайны, следовательно, и преступлением, именуемым госизменой. Этот логический ряд выстроить не сложно, однако общество раскололось - на фоне военных действий в Украине. «Мы сразу же поехали в Вязьму с «Русью Сидящей» и просто увидели, как там относятся к семье. Их там могли линчевать, - рассказывает Ольга Романова. - Потому что Украина. Как она могла позвонить в посольство Украины? Она предатель, потому что она на стороне агрессора, страны, которая на нас напала, с которой идет война. Она им что-то сказала”. А что, у нас с Украиной война? Вот этой связки нет» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2 .

В то же время депутаты, уполномоченный по правам человека Элла Памфилова отправляли запросы в Федеральную Службу Безопасности (далее ФСБ) и Генеральную прокуратуру. На сайтах Новой газеты и change.org журналисты создали петиции, в защиту Давыдовой выступили 40 тыс. человек - все подписи были переданы в администрацию президента. В тот же день Светлана Давыдова вышла из СИЗО - следователь по ее делу, Михаил Свинолуп, изменил меру пресечения на подписку о невыезде, позже дело закрыли.

Журналисты и правозащитники уверены, что если бы не широкий общественный резонанс, Светлану Давыдову осудили бы минимум на 12 лет колонии. «Там мгновенно среагировали все: Оля Романова, Света Бахмина…Я был свидетелем, как они просто непрерывно обзванивали всех… За нее вписались многие известные люди, и это сработало. С самого начала все говорили: “Это просто идиотизм. Что вы несете? Ну какая секретность?” Плюс мать семерых детей. Но там, в целом, была понятная картинка, и это сработало» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3, - говорит Сергей Шаров Делоне.

Итак, помимо «медийности», яркости истории, мы можем выделить еще несколько факторов, влияющих на восприятие процесса обществом и, как следствие, вероятно, на ход процесса. Один из факторов - это скорость реакции, скорость, с которой журналисты, защитники поднимают информационную волну. Следующий фактор - простота: «Мать, дети, увидела из окна, позвонила в посольство. У нее же количество источников секретной информации равно нулю. А если вы боитесь, что кто-то увидит, как ваша техника выезжает из военной части, не ставьте рядом ее с домами тогда» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3, - объясняет Сергей Шаров-Делоне. История должна быть понятна, проста для представления, объяснения и восприятия.

Третий фактор - работа сообща. Адвокаты, журналисты, правозащитники, родственники Давыдовой - все стремились к одной цели и четко понимали, что для ее достижения необходима максимальная огласка. «Они [родственники] слушались. Им говоришь: “С этим говори, с этим -- не говори. А это НТВ приехал”. И они закрывают дверь. Муж Светланы очень четко понимал, что разговаривать с журналистами сейчас - это такая его работа. Он клал трубку телефона, брал ее снова и снова говорил какие-то вещи, терпеливо отвечал на вопросы, на нем висели дети, у него убегало молоко» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2, - рассказывает Ольга Романова.

Четвертый, кажется, самый важный фактор - это честность. «Давыдовы не наврали про себя нигде. Нигде их не надо было ни от чего отмазывать. Они не искали во всей этой истории никакой выгоды» См. там же, - говорит Ольга Романова. Но здесь важна не только абсолютная честность героев перед журналистами, перед обществом, которое за них заступается или не заступается, важна честность журналиста, рассказывающего историю. Он должен стараться отражать все стороны освещаемого процесса, не пытаясь скрыть или утаить неприятные детали.

Перечисленные факторы не являются гарантией того, что человек, преследуемый властью по политическим мотивам, как и Светлана Давыдова, избежит приговора, равно как и отсутствие одного или нескольких из обозначенных факторов не является признаком бесперспективности дальнейшей борьбы. В противоположность делу Светланы Давыдовой можно рассмотреть дело Ильдара Дадина. Оно также является абсурдным -- уже потому, что Дадина осудили по антиконституционной статье -- 212.1 УК -- за действия, официально разрешенные 31 статьей Конституции. Именно этот факт объясняет резонанс, вызванный делом в первую очередь в правозащитном сообществе: «Есть нарушение прав граждан государством, есть против него протест Ильдара Дадина. Я не говорю уже о том, что он был законный» Интервью автора с защитников Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3, - отмечает Сергей Шаров-Делоне. Невиновность Дадина была очевидна и российскому, и мировому правовым сообществам, в его поддержку проводились митинги и пикеты во многих странах.

В 2015 году Дадина, несмотря на общественный резонанс, приговорили к 3 годам колонии. Казалось бы, колоссальный протест против процесса над Ильдаром Дадиным, волна возмущения тому, что активисту предъявляют обвинение по антиконституционной, явно опасной статье -- по которой, по сути, завтра может сесть кто угодно; на момент расследования Дадин выглядел абсолютным героем, он был воплощением образа ясного, чистого, искреннего человека, готового до последнего бороться за свои права, гарантированные Конституцией.

Личность Дадина, по мнению многих общественных деятелей, сыграла не последнюю роль. «Он активный, яркий провокативный. То есть провокативность тоже хороша -- началась волна. Если вы хотите славы, вы должны быть провокативными. Давыдовы не хотели славы, но у них были дети. Они не хотели славы, и это было очень симпатично», - говорит Ольга Романова.

На первый взгляд, может показаться, что информационная волна не сработала, «узник совести» уходит на этап. Но не сработал резонанс только на первый взгляд. Стоит учитывать, что всего людей, обвиняемых по статье 212.1 УК, было четверо: Владимир Ионов, Ирина Калмыкова -- им позволяют уехать за границу, - Марк Гальперин и, собственно, Ильдар Дадин. По мнению правозащитников, если бы не широкий резонанс и всеобщий громкий протест, осудить могли бы не одного, а всех четверых. «Это показательная порка с целью устрашения людей, - говорит Сергей Щаров Делоне. - В самом начале Дадина нельзя было спасти. Ни одного из этой четверки нельзя было бы спасти, потому что они специально сделали эту статью и должны были показать, что она работает. Кто-то бы попался» Интервью автора с защитников Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3. Попался Ильдар Дадин, которому помогло то, что, наверное, не помогло бы Светлане Давыдовой - активность и провокативность. Фактически он закрыл собой статью 212.1 УК, потому что по ней больше ни на кого дела не заводили, хотя пикеты проходили довольно часто, в том числе и в поддержку Дадина, и людей задерживали, но отпускали. Поэтому, на самом деле, огласка и информационная волна, которую подняли журналисты, сработали дважды -- в первый раз -- когда посадили только Дадина, во второй раз -- когда в феврале 2017 его отпустили, а ст. 212.1 УК Конституционный суд хоть и признал конституционной, но рекомендовал доработать.

Пока Дадин был на этапе и в колонии, о том, чтобы его дело помнили, заботилась его жена Анастасия Зотова, но простых сводок о том, где и как Ильдар, скоро перестало хватать для поддержания интереса к теме в достаточной степени - дело перестало быть интересным, общество с ним свыклось. Поэтому появилась спорная история с ограблением квартиры Зотовой, позже Дадин передал жене письмо - никто до сих пор не смог установить, как именно письмо попало к Зотовой, ответа на этот вопрос нет - в котором подробно описывал пытки в Сегежской колонии, где он содержался. Правозащитники отмечают, что во всей истории с письмом очень много нестыковок, многие говорят, что описанные в письме пытки происходили вовсе не с Дадиным: он просто сделал некий собирательный образ, а заодно пытался дать журналистам дополнительный кейс. Потом были экспертизы, отказ от медосвидетельствования и прочее. Все это не могло сохранить образ Ильдара Дадина прозрачным и ясным, но подняло новую информационную волну. «Здесь вполне себе дело было в том числе и про паблисити, и про славу. Поэтому здесь другая стратегия. Здесь каждое лыко было в строку. И противники Дадина, коих тоже можно понять, все равно лили воду на эту мельницу. Играла роль частота упоминаний. То есть у нас общество, которое спорит, козел он или не козел, и спор идет в пользу Дадина. Для ситуации, в которой оказался Дадин, он вел себя почти идеально. И он вышел именно благодаря огласке» Интервью автора с журналистом Ольгой Романовой. См. Приложение №2, - поясняет Ольга Романова.

Кажется, и здесь, пусть не сразу, но цель, преследуемая всеми, кто возмущался факту существования этой статьи 212.1 УК и этого дела, достигнута -- антиконституционная статья отправлена на доработку, с Ильдара Дадина сняты все обвинения. Но стоит обратить внимание на то, что Дадин вышел из тюрьмы с клеймом провокатора, что можно назвать положительным моментом -- для разрушения его уголовного дела, но отрицательным -- в плане жизни с этим клеймом после прекращения дела. Вина за формирование такой репутации лежит не столько на Ильдаре Дадине, сколько на журналистах. «Журналисты могли бы быть поумнее, журналисты могли бы быть подобрее, журналисты могли бы быть чуть объективнее, могли бы лучше разбираться в этом вопросе, - говорит Ольга Романова. - Журналисту это можно по любому делу предъявить. Просто это дело слишком важное для нас, для правозащиты. Поэтому у меня очень много претензий к журналистам, которые вели себя, как обычно» См. там же.

Говоря об ошибках, допущенных журналистами при освещении процесса над Ильдаром Дадиным, Ольга Романова выделяет одну из главных: нужно было подхватывать, обрабатывать кейсы, которые давал Дадин. Но этого никто не делал, так как все были сосредоточены на Дадине, в то время как он говорил, что еще в этой колонии есть еще люди, над которыми издеваются сотрудники ФСИН.

Таким образом, в деле Ильдара Дадина, казалось бы, нарушены очень важные составляющие доверия общества к делу -- его понятность и честность преподнесения, однако огласка, организованная журналистами и правозащитниками, сыграла роль, и политзаключенный больше не заключенный. Таким образом, можно сделать вывод: нет точного набора факторов, которые могли бы дать гарантии прекращения производства по политическому делу или привести к кардинальные изменениям. Вместе с тем, определенная их совокупность гипотетически должна производить более сильный эффект, более сильное влияние на общество и государственные структуры, чем обычно.

Но это только гипотетически. «Болотное дело», казалось бы, максимально прозрачный процесс: на стороне защиты и свидетели, и видеосъемки, и фото -- огромное количество доказательств, на стороне обвинения -- только ничем не подкрепленные показания сотрудников полиции и определенный указ сверху - «сажать». По «Болотному делу» были признаны виновными 34 человека - из них восемь амнистированы, двое приговорены к условным срокам, двое находятся на принудительном лечении, остальные отбыли и продолжают отбывать сроки в колониях. Дело в отношении еще одного фигуранта дела Дмитрия Бученкова расследуется уже больше года.

О «Болотном деле» начали говорить далеко не сразу, как утверждают журналисты и адвокаты, потому, что никто не ожидал, что людей будут приговаривать к реальным срокам. Анализируя работу журналистов, рассказывавших «Болотном деле», можно рассуждать о влиянии огласки как на общество, так и на систему и госорганы, в целом.

По результатам опросов, проведенных Левада-центром, количество людей, считающих, что «Болотное дело» расследуется с целью запугать оппозиционно настроенную общественность, увеличивалось по мере развития процесса: если в апреле 2013 года так считали 52 % людей, знавших о процессе, то в августе - 66% Левада-центр. Отношение к «Болотному делу», «Кировлесу» и акции «Pussy Riot».

При этом развитие «Болотного процесса» тогда освещали немногие СМИ: Эхо Москвы, Дождь, Новая газета, The New Times, Радио Свобода, Грани.ру, ЕЖ, Каспаров.ру, Медиазона; достаточно часто появлялись публикации в Газете.ру, РБК, Коммерсанте. Тем не менее, произошел скачок в информационной осведомленности общества, и, как следствие, перемена отношения людей к процессу и обвиняемым.

Отношение общества к процессу и к обвиняемому выделяется и журналистами, и защитниками, и адвокатами как один из самых важных факторов.

1) Моральная поддержка заключенных

«Когда обвиняемые видят, что в прессе к ним относятся доброжелательно, они сами чувствуют себя увереннее. Они ведь узнают об этом - они появляются на суде, видят людей, которые пришли, у них берут интервью в коридорах суда и прямо перед клеткой. И мы, защитники, приносим просто пачками издания. До заключенных доходит все это движение - может быть, не в полном объеме, но они видят, что люди за них вписываются, они видят, что проходят марши в их защиту. И ребята [болотники] чувствовали себя не брошенными, это давало им силы держаться твердо и спокойно» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3, - отмечает Сергей Шаров-Делоне», член Комитета 6 мая и рабочей группы Общественного расследования событий на Болотной площади 2012 г., защитник фигурантов «Болотного дела» Андрея Барабанова и Ивана Непомнящих.

2) Получение дополнительной информации

Сами осужденные по «Болотному делу» говорят не только о колоссальной моральной поддержке, которую они чувствовали, благодаря журналистам, но и о прорыве информационного вакуума, являющегося неизменной оставляющей российских колоний и тюрем. Степан Зимин, приговоренный 24 февраля 2014 года к 3 годам и 6 месяцам колонии за участие в беспорядках на Болотной площади, рассказывает, что во многом благодаря СМИ, он узнавал о том, как ведется дело - не то, что говорил следователь, а то, что говорили адвокаты, другие юристы, общественные деятели о перспективах, аналогиях, дальнейших действиях Интервью автора с фигурантом «Болотного дела» Степаном Зиминым. См. Приложение №7.

3) Моральная поддержка адвокатов и защитников

В то же время, общественный резонанс и внимание к делу журналистов -- это поддержка не только для обвиняемых, осужденных и их семей. Как отмечают адвокаты и защитники, огласка мобилизует и мотивирует защиту: «Адвокат чувствует себя не изгоем общества, чувствует, что его поддерживают, пускай даже не все общество, но какая-то часть. И эта поддержка для него ценна» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение№3, - говорит защитник Сергей Шаров-Делоне. Он также считает, что общественное мнение оказывает влияние и на решение, которое выносит суд: обвиняет государство, а государство действует не только от имени людей, которые «наверху», но и от имени общества. И если общество не возмущается несправедливому приговору и сфабрикованным делам, то не формируется и альтернативное мнение. В таком случае у судебной власти появляется ощущение, что, оправдав человека или приговорив его к менее жесткому наказанию, она провоцирует негативную реакцию общества.

В случае с «Болотным делом» широкий общественный резонанс не избавил фигурантов дела от наказания, но определенную роль сыграл. Многие журналисты и юристы говорят о том, что оправданных по «Болотному делу» быть не могло, потому что это был специально организованный показательный процесс (как и дело Дадина): «Суд нужен уже как приставка к телевизору. Я не имею в виду массу уголовных дел, но суд по политическим делам -- это просто приставка к телевизору… «Болотное дело» не имеет никакого другого смысла, кроме пропаганды. Потому что нужно показывать и обозначать угрозу: ребята, так не делайте» Никитинский Л.В. Что такое судебная журналистика?/Лекция , - считает Леонид Никитинский.

Тем не менее, один из фигурантов «Болотного дела», Михаил Косенко, избежал тюрьмы, благодаря общественному резонансу. Мужчину обвиняли в том, что он два раза ударил сотрудника полиции. Михаил Косенко инвалид II группы, из доказательств его вины - видеозапись, где Косенко стоит рядом с людьми, толкающимися с полицией, но не принимает в этом участия, и показания ОМОНовца, который, якобы, видел, как Косенко ударил полицейского. Во время ареста Михаилу Косенко отказывали в оказании медицинской помощи - об этом писали Новая Газета, Радио Свобода, Грани.ру, ОВД-Инфо, говорил телеканал Дождь и др. «Миша Косенко - откровенный случай карательной психиатрии, там была карательная медицина, и был общественный резонанс, сочувствие, поддержка, и истории про него рассказывали, как у него бабушка умерла, и это он видел по телевизору в камере - его не отпустили на похороны. Он еще такой мотивированный парень, хорошо говорит, давал интервью, письма писал хорошие, - рассказывает Дмитрий Борко. - А потом психиатры подняли шум - Бильжо и Савенко из независимой психиатрической ассоциации начали об этом говорить. И информация пошла и за границу в психиатрическое сообщество» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1. Был организован такой резонанс, что психиатра Юрия Савенко, вступившегося в защиту Косенко, официальное психиатрическое сообщество России в прессе начало называть агентом ЦРУ и «хулителем российской психиатрии» Российское общество психиатров. Ю. Савенко - хулитель российской психиатрии . Давление оказывалось и на Андрея Бильжо - было организовано заседание, на котором присутствовали судебные психиатры-эксперты, эксперты по этике и даже главный психиатр страны и обсуждали все высказывания Бильжо в СМИ, интервью, связанные с фигурантом по делу 6 мая Косенко Малюкова Л. «Андрей Бильжо: Страдает сама психиатрия» // Комитет 6 мая. .

«А Миша, кстати, очень быстро вышел, потому что в дурке все знали, что за ним будут следить. Косенко вытащили исключительно СМИ и никто больше» Интервью автора с адвокатом Сергеем Панченко. См. Приложение №9, - говорит адвокат Сергей Панченко.

В то же время история другого фигуранта «Болотного дела» Максима Панфилова, страдающего синдромом Туретта и долгое время находившегося в заключении без необходимых медикаментов, имела уже не такой широкий общественный резонанс. С момента начала процесса, называемого «Болотном делом», прошло уже пять лет, кто-то отсидел и вышел, кто-то получил свой приговор несколько месяцев назад, но тема ушла и мало кому интересна.

Так, во время первой волны приговоров, в феврале 2014 года, внимание и прессы, и общества было приковано к делу. У Замоскворецкого суда состоялся большой митинг, пришло несколько тысяч человек, люди кричали: «Отпускай». Но после вынесения приговоров «Болотное дело» перестало быть важной темой, и эта закономерность наглядно демонстрирует роль так называемого фактора времени - необходимо успеть поднять информационную волну как можно быстрее и держать ее как можно дольше, что и пытались делать и СМИ, и защитники.

В «Болотном деле» соблюдается и фактор «медийности», внимание привлекают сразу несколько нестандартных для 2012-2014 гг. моментов:

1. массовость и жестокость задержаний и приговоров;

2. яркость многих задержанных как личностей, отчасти открытая журналистами.

«Все смотрели на Ваню Непомнящих - какой красивый мальчик. В этом смысле Ване повезло, а Максу Панфилову - нет. Ваня - киногерой совершенно, плюс Бауманка. А с Панфиловым - ну неудачник, придурочек - и это тоже немного работает. То есть обычно есть в человеке какая-то изюминка, за которую цепляются журналисты» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение№1, - отмечает Дмитрий Борко.

«Медийность» истории, «изюминка» могут быть и искусственно созданы журналистами, посредством аналогий и символов: «Перипетии Болотного дела напоминают мне гротескное кино. Но иногда вдруг всплывет милый сердцу сюжет из детства. Наверное, следователи или свидетель обвинения боец Филиппов тоже смотрят старые романтические советские фильмы. Что приходит на ум, когда слышишь показания омоновца, как Ярослав Белоусов "бросил в него маленький круглый предмет желтого цвета, напоминающий бильярдный шар"? Как Ярослав рассовывает по карманам легкой рубашки и обтягивающих джинсов бильярдные шары, я уже потом себе представил. А сперва, конечно, перед глазами встали знаменитые сцены с Бубой Касторским из "Неуловимых", - пишет Дмитрий Борко в одном из своих материалах о «Болотном деле» Борко Д. Цитрусливый ОМОН // Грани.ру. . Так, журналисты создали своего рода миф, пиарный ход ради получения резонанса, привлечения внимания. Здесь «миф» - не что-то выдуманное и фантастическое, а художественное средство, ассоциативный ряд, срабатывающий у большой части общества.

Инициатором подобного «медийного» хода могут быть не только журналисты, но и адвокаты. Так, адвокат Дмитрия Бученкова Илья Новиков заявил в СМИ, что объявляет в розыск «козырька» - по версии стороны защиты, человека-провокатора, снимки которого фигурируют в деле как доказательство участия Бученкова в беспорядках 6 мая. Илья Новиков пообещал заплатить 250 тыс. рублей за информацию о «гражданине на фото в деле Бученкова» Объявлено вознаграждение за информацию о гражданине на фото в деле Бученкова// Грани.ру. . Новость об этом распространяли даже не оппозиционные издания. Конечно, изначально было понятно, что никто провокатора не найдет, но этот ход оказался хорошим методом снова привлечь внимание к делу.

Еще один «медийный» прием, о котором упоминают и защитники, и журналисты, - «накапливание бреда»: «Самый меткий метатель флагштоков в ОМОН - слепой Акименков (У Владимира Акименкова из-за болезни плохое зрение). Самый главный, который кричал призывы, - заика (Артем Савелов); Белоусов метал бильярдный шар, который оказался лимоном и прочее. Под этим нагнетанием абсурда все сыпалось» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1, - объясняет Дмитрий Борко.

Тем не менее, несмотря на широкий общественный резонанс, несмотря на то, что ЕСПЧ признал, что именно власти несут ответственность за столкновения на Болотной площади, люди осуждены, и точка в «Болотном деле» все еще не поставлена. Но и тут все неоднозначно: прокуратура просила 6 лет, суд дал 3-4 года, и такое решение, по мнению журналистов и защитников, принято во многом благодаря огласке и привлечению внимания как российского, так и мирового сообщества к этому процессу. «Работа журналиста оказывает влияние и на ход процесса, и на результат процесса. Они же [судьи, следователи т .д.] не в безвоздушном пространстве живут. Доказать это невозможно. Но посмотрим с другой стороны. Защита доказала невиновность людей, у кого-то было даже алиби. Итог - подсудимые получили значительно меньше, чем просило обвинение. Если бы это дело никак не освещалось, был бы такой результат? Скорее всего, нет» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение №3, - утверждает Сергей Шаров-Делоне.

Рассматривая роль и влияние работы журналистов на ход политического уголовного процесса на примере «Болотного дела», мы можем говорить не только о публикациях, сделанных о процессе постфактум, мы, как и ранее, анализируя дело Светланы Давыдовой, говорим о сотрудничестве журналистов и адвокатов. Оно может заключаться не только в получении от адвокатов конструктивной информации, но и в помощи. Дмитрий Борко готовил фотоматериалы для комиссии общественного расследования «Болотного дела»: защитники обвиняемых просили журналистов, находившихся 6 мая на Болотной площади, присылать свои фотографии, отбором которых и занимался Дмитрий Борко. Журналисты прислали сотни часов видео и десятки тысяч фотографий, по которым высчитывалось практически по секундам передвижение многих фигурантов дела, находились доказательства их невиновности. «Если бы не журналисты, не нашлось бы опровержений показаниям ОМОНовцев. Кроме того, можно было по снимкам высчитать время задержания. И полученные данные часто противоречили показаниям ОМОНовцев и полиции. Если потерпевший говорит, что обвиняемый кидал камни, а на видео видно, что он не кидал камни. Противоречие. Поэтому в какой-то степени журналисты помогли расследованию Болотного дела» Интервью автора с фигурантом «Болотного дела» Степаном Зиминым. См. Приложение№7, - говорит Степан Зимин. Этой точки зрения придерживаются и другие «болотники».

Мы можем говорить, что защитники с помощью материалов, присланных журналистами, не просто доказали невиновность многих фигурантов дела, но и убедили в этом часть сотрудников правоохранительных органов. «Адвокат Света Сидоркина рассказывала, что следователь сначала верил, что Дима (Бученков) участник беспорядков, но потом мы выкатили все фотографии, которые нам удалось найти, и экспертизу свою сделали. И у следователя не оставалось сомнений, что это не Дима. В какой-то момент наступил перелом - Света Сидоркина к нему подошла и спросила: “Ну скажите, вы понимаете, что вы делаете? Вы понимаете, что это не он?” Он молча отступал, отступал, а потом повернул голову на 90 градусов. И все всем понятно, вот и ответ» Интервью автора с журналистом Дмитрием Борко. См. Приложение №1, - рассказывает Дмитрий Борко.

Об этом же говорит и защитник Сергей Шаров-Делоне: «Я пришел в суд, чтобы мне написали письмо в Бутырку - в подтверждение того, что я защитник и могу ходить к Ване [Непомнящих]. Судья Кавешников, который судил Ваню, подписывает документ, ставит печать, потом держит в руке документ и говорит: “Ну я меньше не мог дать”. И все сказано. То есть понятно, что даже судья видит и знает, что преступления нет» Интервью автора с защитником Сергеем Шаровым-Делоне. См. Приложение№3. Ивана Непомнящих обвинили в том, что он «не менее двух раз» зонтом ударил по шлему и руке сотрудника полиции. Непомнящих дали срок ниже низжего - 2,5 года колонии, при том, что 3,6 - стандартный срок по статье.