История Соединенных Штатов Америки

Правящие круги испытывали серьезное беспокойство в связи с тем, что «огромные массы» рабочих и фермеров «подымутся во весь рост и начнут хлебные бунты, когда будут требовать и брать все, что захотят» 60. Пресса уже сообщала о бунтах в городах. Капиталистов пугал также рост самосознания трудящихся. «Мы имеем дело с думающим и читающим народом,-- констатировал в 1894 г. один из видных деятелей демократической партии. -- ...Две избирательные кампании в огромной степени просветили массы, и народ сейчас мыслит намного свободнее, чем когда-либо раньше» 61.

Между тем «думающий и читающий народ» Америки действительно начинал вникать в причины своего невыносимого положения и поднимать острые вопросы и проблемы, приводившие в трепет имущие классы. Д. Уэйт писал губернатору Канзаса: «Народ охвачен таким возбуждением, какого не наблюдалось во время последней президентской кампании даже в самом ее конце». Выступая на съезде иллинойских популистов в Спрингфилде в 1894 г., Уэйт заявил: «Мы находимся накануне политической революции. Надеемся, что эта революция может быть осуществлена мирным способом -- путем голосования на выборах. Однако в любом случае она должна быть завершена!»6' Обосновывая право народа на революцию, Уэйт исходил из положений Декларации независимости США и прогрессивных революционно-демократических традиций гражданской войны в США. «Когда правительство подавляет те самые свободы,-- писал он,-- для защиты которых было создано, то правом и долгом народа является сменить это правительство и создать новое» 63.

В обстановке углубления кризисных явлений и обострения классовых противоречий буржуазия провела серию мероприятий, направленных на укрепление полицейских и армейских частей для борьбы против стачечного движения. Под предлогом обеспечения порядка местные власти увеличивали личный состав милиции. Губернаторам штатов было предоставлено право получить оружие и артиллерию из федеральных резервов. В крупных индустриальных центрах началось строительство арсеналов. Газета популистов Запада писала в октябре 1894 г., что создание милиции и военных складов имеет одну функцию -- предотвратить социальный протест.

Стремление финансово-промышленных магнатов любыми средствами разгромить поднявшихся на борьбу рабочих и популистов отразил один из наиболее рьяных защитников интересов американского капитала, Теодор Рузвельт, в будущем президент США. «Я хорошо знаю этих популистов и рабочих и чего от них надо ждать,-- писал он в декабре 1894 г.-- Этих бунтовщиков надо, по-моему, препоручить солдатам или ополченцам из национальных гвардии штатов, таким, кто не станет слишком стесняться пролить кровь» 64.

Перенимая опыт европейской буржуазии, американские монополисты втайне готовились к разгрому рабочего и фермерского движений. Монополии и послушное им правительство приложили усилия, чтобы не дать окрепнуть и распространиться на всю страну молодому рабоче-фермер-скому союзу, подорвать изнутри популистское движение и способствовать победе консервативных сил в рабочем движении.

Назревавший конфликт внутри популистского движения имел своей основой процесс классовой дифференциации фермерства, происходивший в связи с развитием капитализма и действием мирового аграрного кризиса. С усилением гнета монополий и трестов пролетаризировавшиеся слои фермерства требовали применения радикальных мер обуздания крупного капитала и смелее шли на сотрудничество с рабочими союзами, а верхушка крупного фермерства искала средства для борьбы с радикализацией движения. Этим было обусловлено появление двух течений в популистском движении -- радикального и консервативного.

Возглавлявший Народную партию Таубенек никогда не отличался радикализмом, но как председатель партии, программа которой предусматривала проведение ряда существенных экономических и политических реформ, он вплоть до августа 1893 г. поддерживал эти требования и публично предостерегал против ограничения программы партии единственным вопросом о свободной чеканке серебра. Однако через несколько месяцев тот же Таубенек уже выступал за отказ от всех популистских требований и превращение Народной партии в партию, требующую одного -- свободной чеканки серебра. Одновременно подобная метаморфоза произошла с другими лидерами популизма, в том числе с Уивером и Алленом. Таким образом, в конце 1893 г.-- начале 1894 г. ряд национальных лидеров, нарушая решения популистских съездов, отступились от основных требований Народной партии и стали выдвигать вопрос о серебряных деньгах в качестве единственного требования популистского движения65.

Экономические и финансовые условия в стране благоприятствовали распространению агитации за свободную чеканку серебра. В самый разгар экономического кризиса правительство Кливленда объявило о созыве сессии конгресса для отмены закона Шермана 1890 г. о покупке серебра. Отмена приветствовалась финансовыми и промышленными магнатами и вызывала негодование трудящихся масс, особенно фермеров-должников и безработных, над которыми висела угроза аукционной распродажи ферм, конфискации имущества и выселения из квартир за неуплату долгов. По всей стране проходили митинги протестов. Ораторы заявляли о существовании «зловещего союза между банкирами Уолл-стрит и правительством Кливленда» 66.

Это нарастающее недовольство было искусно использовано миллионерами-горнопромышленниками -- владельцами серебряных рудников в западных штатах. Они были учредителями Американской лиги биметаллистов (АЛБ) и имели своих сторонников в обеих старых партиях и в конгрессе. К последним принадлежал сенатор Теллер из Колорадо. В конгрессе и на митингах он выступал с обвинениями против «хищных трестов и корпораций» и сеял среди городских безработных и оказавшихся в долгах фермеров иллюзию о том, якобы «серебряные деньги» разрешат все их проблемы и общество будет избавлено от мучительных последствий экономического кризиса67. Воспользовавшись шумихой в прессе и бурными дебатами в конгрессе по вопросу об отмене закона Шермана, АЛБ развернула активную деятельность. Афишируя «непартийность» лиги, ее подлинные хозяева стремились привлечь внимание популистов к вопросу о серебре, с тем чтобы впоследствии использовать в своих целях политический потенциал Народной партии.

Лидеры консервативной фракции, стоявшие во главе Народной партии и выражавшие интересы крупного фермерства, со своей стороны считали, что движение приобретало слишком радикальный характер. Они опасались дальнейшего роста влияния рабочих и социалистов в Народной партии и поэтому охотно пошли на установление сотрудничества с АЛБ и владельцами серебряных рудников.

В самом начале 1894 г. политиканам из АЛБ удалось оказать нажим на Таубенека и других лидеров Народной партии, запугав их перспективой образования новой партии стронников серебра. «Здесь происходит многое такое,-- сообщал Таубенек Доннелли из Вашингтона в январе 1894 г.,-- о чем я не могу писать и расскажу при встрече... За фасадом образующейся новой партии сторонников свободной чеканки серебра стоят мощные силы». Таубенек опасался, что многие покинут Народную партию и присоединятся к новому движению, а привлечь можно будет лишь «некоторое число социалистов и коммунистов» 68.

Как писал впоследствии Генри Ллойд, «Таубенек был попросту одурачен. Политиканы из Вашингтона захватили его в свои руки, уговорили, что свободная чеканка серебра является наиболее важным вопросом», и использовали его, чтобы «направить всю деятельность (Народной.-- Авт.) партии на агитацию за разрешение вопроса о серебре... а затем присвоить себе плоды его деятельности» 69.

В попытке преодолеть противодействие прогрессивных сил, прежде всего социалистов и передовых рабочих, Таубенек и Уивер приступили к консолидации сил консерваторов внутри партии, что выразилось в создании и укреплении «серебряной» фракции70. Ее расширение шло за счет наплыва «серебряных» политиканов из АЛБ, которым оказывалась необходимая поддержка для занятия ключевых постов в местных популистских организациях. Проникшие в Народную партию политиканы, писал Г. Ллойд, «искусственно отвлекали внимание рядовых членов от главных проблем и стремились предать забвению основные популистские требования» 71.

Одновременно для консолидации консервативных сил прилагались усилия по привлечению в Народную партию «респектабельных» членов из среды бизнесменов, торговцев и адвокатов, которые отвергали все популистские принципы, за исключением вопроса о серебре. Бросив клич: «Нужны торговцы, нужны адвокаты», группа Таубенека -- Уивера открыла двери в Народную партию искателям выгодных должностей.

Переманивали и местных популистских лидеров, главным образом из крупнокапиталистических слоев фермерства, обещая им за поддержку новой линии Национального комитета хорошо оплачиваемые должности в муниципалитетах в случае успешного выступления на выборах. Значительное число лидеров соблазнились на эти посулы и, принеся в жертву основные популистские принципы, пошли по стопам национальных руководителей72.

Расхождения консерваторов и радикалов наблюдались по основным политическим проблемам. Если радикальные популисты поддерживали профсоюзы, стачки, голодные походы безработных на Вашингтон, осуждали применение войск и судебных предписаний против рабочих, то позиция консервативных лидеров и их сторонников была диаметрально противоположной. Таубенек резко осудил поход безработных на Вашингтон, заявив, что «не следует связывать партию с этим движением» 73.

Группа Таубенека -- Уивера питала особую враждебность к социалистам, сыгравшим в свое время важную роль в создании и укреплении рабоче-популистского союза в ряде штатов Среднего Запада. Начало активной борьбы этой группы за изгнание социалистов и передовых рабочих из Народной партий хронологически совпало с их «переориентацией» по вопросу о серебряных деньгах и слиянии с демократической партией. Социалисты и рабочие являлись самыми преданными сторонниками независимости Народной партии и непримиримыми противниками слияния с любой из партий крупной буржуазии. Именно поэтому на них был обрушен первый удар консервативных лидеров. Только изгнав рабочих и социалистов из Народной партии, они могли надеяться па подрыв рабоче-популистского союза и удержание популистского движения в безопасных для крупного капитала рамках. С этой целью стоявшие во главе Народной партии Таубенек, Уивер и другие члены Национального комитета организовали «большой заговор» (как впоследствии назвали их действия Морган и Ллойд).

Сторонники рабоче-популистского союза под руководством Ллойда па конференции Народной партии в Сент-Луисе в декабре 1894 г. сумели отбить первую атаку консервативной группы Таубенека -- Уивера. В программу Народной партии были включены новые требования рабоче-популистского блока: ограничение размера состояний, включая земельные участки, полученные по наследству; отмена системы судебных предписаний и прекращение практики использования войск для подавления забастовок рабочих; передача в общественную собственность и в государственное управление всех монополий, в продукции и деятельности которых заинтересован народ. Девизом сторонников рабоче-популистского союза, принятым в Сент-Луисе, стали лозунги: «Долой власть монополий и миллионеров!», «Вперед, на защиту прав человека и трудящихся масс!».

Обстановка в рабоче-фермерской коалиции резко изменялась в неблагоприятную сторону. Вместе с пессимистическими настроениями, которые были вызваны жестокими расправами с пульмановскими и другими забастовщиками, массовой безработицей и голодом, враждебное отношение ведущего рабочего объединения страны -- АФТ к политической деятельности не могло не повлиять на участие рабочих в популистском движении. Даже такому энтузиасту рабоче-популистского союза, как Г. Д. Ллойд, становилось ясно, что многие рабочие уже в начале 1895 г. были не склонны поддерживать популистское движение. В феврале 1895 г. Ллойд сообщал одному из друзей, что отклонение АФТ политической программы, особенно 10 пункта, «грозит сделать невозможным вовлечение наших рабочих» 75.

Вследствие отрицательного отношения АФТ к политическому союзу с популистами новый импульс получила борьба, которую консервативные лидеры Народной партии вели исподволь еще с 1893 г. Теперь она вышла на поверхность. Эти лидеры требовали от своих сторонников изгонять радикальных рабочих и социалистов из организаций Народной партии. Началась широкая антисоциалистическая кампания. На популистских собраниях и на страницах газет консерваторы не уставали подчеркивать, что «получили бы больше голосов, если бы социалисты играли менее активную роль в кампании» 76. Один из них утверждал, что подлинная цель социалистов и передовых рабочих, входящих в Народную партию, заключается в том, чтобы «объявить ее Социалистической партией Америки». Другие шли дальше и, намеренно преувеличивая роль прогрессивных элементов в Народной партии, запугивали рядовых участников движения тем, что такие «социалистические епископы», как Т. Дж. Морган, «участвуют в популистском движении с единственной целью использовать его для учреждения Чикагской коммуны» ".

Консерваторы и радикалы по всей стране собирали силы для решительной схватки на национальном съезде популистов в 1896 г. Этот съезд должен был выдвинуть кандидатов на президентские выборы. Накануне съезда консервативные лидеры Народной партии вошли в политическую сделку с боссами демократической партии, уже выдвинувшей своим кандидатом в президенты США Уильяма Брайана. Популистская газета «Прогрэссив фармер», издававшаяся в Северной Каролине, характеризовала действия Таубенека -- Уивера как попытку бросить Народную партию к стопам демократов Уолл-стрит. Правильность этого высказывания вскоре подтвердили сами партийные лидеры. Уивер, Аллен и другие деятели публично выступили за утверждение кандидата демократов в президенты США Брайана в качестве кандидата от Народной партии78.

Что касается радикальных популистов, то они вели агитацию за выдвижение кандидатом на пост президента США Ю. Дебса, который активно поддерживал Народную партию на выборах 1894 г. Г. Д. Ллойд, возлагавший большие надежды на успех Дебса, за две недели до открытия съезда выступил с призывом бороться за независимый избирательный список Народной партии во главе с Дебсом. Однако отказ Дебса (по-видимому, ошибочный) лишил радикальных популистов единственного кандидата, который пользовался популярностью среди рабочего класса и фермерства, и это сразу подкосило левое крыло движения.

В Сент-Луисе на съезде Народной партии, открывшемся 22 июля 1896 г., консервативные лидеры, прибегая к обману, запугиванию и антидемократическим методам, постарались навязать съезду кандидата демократов. Брайан получил 1042 голоса из 1363. Таким образом, съезд Народной партии выдвинул в президенты США кандидата демократической партии. Радикалам стало ясно, что Народная партия «безвозвратно продана мошеннической кликой политиканов» 79. Подытоживая результаты работы съезда через 10 дней после его окончания, Ллойд указал на основную причину его краха: «По всему видно, что Таубенек, Уивер и компания еще два года назад решили развалить Народную партию, и теперь в Сент-Луисе они осуществили это» 80.

Руководитель популистов Джорджии Т. Е. Уотсон в письме Национальному комитету Народной партии обвинил лидеров в прямом предательстве: «Слушая сладкие речи руководителей демократов, наша партия оказалась расколотой на фракции, наши лидеры обмануты и пойманы в ловушку, а дело, за которое мы боремся, поставлено под угрозу, если уже не потеряно. Труд многих лет выброшен на ветер, и многие тысячи простых людей оказались обманутыми в своих надеждах» 81. Самое основное требование Народной партии, собравшее под ее знамена около 2 млн. тружеников ферм, плантаций, заводов, фабрик и мастерских, было направлено против монополий в сфере землевладения, железнодорожного транспорта, связи и банковского дела. Конкретное популистское требование национализации железнодорожных корпораций, телеграфных и телефонных компаний вызвало смятение среди представителей монополистического капитала, поскольку те понимали, что организованная атака на собственность одних может привести к наступлению и на другие корпорации, тресты и банки. В период создания рабоче-популистского блока радикальные популисты под влиянием рабочих и социалистов сделали еще один шаг вперед и потребовали установления коллективной собственности народа на все средства производства и распределения, которые народ сочтет нужным обобществить. В этих требованиях и заключалась прогрессивная черта фермерского движения конца XIX в.

Все сменявшие друг друга фермерские движения конца XIX в., кроме общей основной цели -- облегчение экономического положения земледельцев,-- объединяло одинаковое отношение к капиталистическому строю американского общества. Объявляя войну монополиям, их Участники преследовали цель создания более благоприятных условий для свободной конкуренции и спасения мелких производителей без каких-либо коренных изменений в социально-экономическом строе общества.

В существе этих целей нагляднее всего проявлялась мелкобуржуазная природа движения американских фермеров. Не было среди них существенных различий и в методах и средствах достижения целей путем проведения соответствующих законов и реформ. Но если при этом альянсы ограничивались борьбой в рамках легислатур отдельных штатов, то популисты сумели организоваться и проводить избирательные кампании в национальном масштабе. Они выставляли кандидатов в президенты США и имели своих представителей в конгрессе. Популисты считали, что для разрешения проблем, стоявших перед фермерами, следует искать мирные политические средства. Отрицая революционную борьбу, они полагались исключительно на парламентскую деятельность. «Только в том случае, если большинство, действуя с помощью избирательного бюллетеня, не сможет сохранить свои свободы, -- говорил один из видных деятелей популистского движения,-- лишь тогда наступит время начать разгово-ры относительно вооруженной революции» .

В попытках добиться облегчения экономического положения фермеров аграрное движение конца XIX в. потерпело поражение. Неудачи фермерского движения обусловливались рядом причин. Прежде всего -- само фермерство в условиях капиталистического способа производства не представляет единого класса, все больше распадаясь на сельский пролетариат и сельскую буржуазию. В силу специфических условий жизни и работы (оторванность фермера в процессе труда от других тружеников земли, разбросанность фермерства по обширным пространствам, частнособственническая привязанность к своему хозяйству) трудящееся фермерство не может самостоятельно, без руководства со стороны революционного класса -- пролетариата и его партии добиться освобождения труда от капитала. Движение американских фермеров конца XIX в. наглядно показало обреченность борьбы мелкого фермерства против крупного капитала. «От гнета капитала,--учит В. И. Ленин,--мелкое крестьянство может избавиться, только примыкая к рабочему движению, помогая ему в его борьбе за социалистический строй, за превращение земли, как и других средств производства (фабрик, заводов, машин и пр.), в общественную собственность» 83.

Наблюдавшийся в рассматриваемый период общий подъем борьбы рабочего класса в значительной степени благоприятствовал развитию и расширению движения тружеников земли. Два последних десятилетия XIX в. были заполнены активными действиями рабочих за улучшение условий труда и жизни. Значительное влияние на рост организованности и боевитости пролетариата оказали американские марксисты. И все же в целом борьба рабочих носила экономический характер. Формирование классового сознания пролетариата задерживалось в силу текучести состава рабочего класса, пополнения его за счет иммиграции из других стран (особенно с малоразвитым капитализмом), пестрого национального состава, «рабочей аристократии», которая способствовала появлению столь сильной в рядах рабочего класса США оппортунистической тенденции. Социалистические идеи медленно проникали в рабочую среду, и в политике значительные слои рабочих следовали главным образом за буржуазией84.

Основная причина неуспеха фермерских выступлений заключалась в слабости американского рабочего движения этого периода. Движение фермеров не было возглавлено рабочим классом, американские рабочие, в свою очередь, еще не имели боевой революционной партии, которая сумела бы стать в авангарде борьбы всех трудящихся против гнета капитала. Из этого вытекали другие недостатки фермерских выступлений. Поскольку земледельцы не имели подлинного революционного руководства, то и программа их ограничивалась лишь насущными экономическими требованиями.

К негативным сторонам движения следует также отнести его засоренность крупнобуржуазными элементами. Аграрии-капиталисты в большинстве случаев возглавляли местные и национальные фермерские организации. Так обстояло дело во многих фермерских альянсах. Подобное положение создалось в популистских организациях. Ведущая группа лидеров Народной партии выражала интересы главным образом крупных фермеров, а также примкнувших к популизму промышленников -- владельцев серебряных рудников. Крупные аграрии выступали против требований решительно настроенных фермеров, рабочих и социалистов, составлявших левое, радикальное крыло Народной партии.

Игнорируя искренние стремления организованных рабочих и организованных фермеров к совместным политическим действиям, лидеры АФТ и Народной партии своей соглашательской политикой подорвали усилия передовых рабочих, социалистов и радикальных популистов по созданию на основе рабоче-популистского блока подлинно прогрессивной политической партии. Заняв враждебную позицию по отношению к развивавшемуся в стране рабоче-фермерскому движению, руководство АФТ в значительной степени предопределило его поражение. В свою очередь, деятельность национальных лидеров популизма Таубенека, Уивера и других и их непримиримая позиция по отношению к радикальным и социалистическим элементам в Народной партии указывали на то, что эта группа сыграла примерно такую же роль в фермерском движении, какую оппортунистическое руководство Гомперса -- в рабочем.

Ф. Энгельс указывал: «Мелкие фермеры и мелкие буржуа едва ли когда-нибудь создадут сильную партию: они состоят из слишком быстро меняющихся элементов... В обоих этих слоях иммиграция и банкротства способствуют быстрой смене людей, а экономическая зависимость от кредиторов препятствует самостоятельности, но зато они представляют отличный материал для политиканов, которые спекулируют на их недовольстве, чтобы затем продать их одной из двух больших партий» 85.

Как показало движение североамериканских фермеров в конце XIX в., при сохранении капиталистического строя нельзя ожидать освобождения трудящихся, в том числе фермерства. Капитализм, двинув вперед развитие производительных сил общества, одновременно нес труженикам земли нищету, голод и разорение. Тысячи американских ферм в 80--90-х годах XIX в. стояли на грани хозяйственного разорения, перед окончательной потерей экономической самостоятельности и продажей оставшегося имущества с молотка. «Только падение капитала,-- писал К. Маркс,-- может поднять крестьянина, только антикапиталистическое, пролетарское правительство может положить конец его экономической нищете и общественной деградации».

5. АНТИМОНОПОЛИСТИЧЕСКАЯ ИДЕЙНАЯ ТРАДИЦИЯ

Борьба против монополий занимала важнейшее место в социально-политической жизни США последней четверти XIX в., в этот же период начинает формироваться антимонополистическая идеология.

Наиболее радикальную антитрестовскую альтернативу -- обобществление крупной частной собственности предлагали социалисты. В конце XIX в. удельный вес социалистических идей в американской общественной мысли существенно возрос. К этому времени наиболее значительные работы К. Маркса и Ф. Энгельса были хорошо известны в США. Опираясь на опыт первых американских марксистов И. Вейдемейера, Ф. А. Зорге, А. Дуэ и других, социалистическая партия сделала немало для пропаганды марксизма в США. Яркие памфлеты и брошюры Д. Де Леона, Ю. Дебса расходились в десятках тысяч экземпляров.

Вместе с тем левые деятели социалистического движения не смогли в должной мере оценить глубокие изменения, происходившие в социальной структуре общества. Рассматривая проблему трестов, они были единодушны в том, что развитие их несет усиление эксплуатации рабочего класса и ущемление политических свобод (в этом коренное отличие их взглядов от оценок С. Гомперса и других правых лидеров АФТ, считавших, что тресты с их более продуктивной организацией производства предоставят рабочим лучшие условия труда). В то же время социалисты, прежде всего лидеры СРП, не выдвинули программы борьбы с трестами и оставляли без ответа вопрос, что же делать пролетариату в преддверии социалистических преобразований. Они полагали, что борьба за ограничение произвола трестов и установление над ними контроля была бы утопической попыткой «повернуть воды Миссисипи вспять» и возвратиться к временам мелкого предпринимательства. В результате отвергалась возможность сотрудничества с партиями и группами, которые принимали активное участие в антимонополистических выступлениях, но еще не осознали необходимости уничтожения капитализма.

Между тем волны движений против трестов в стране вздымались необычайно высоко. Популистская партия объединила главные враждебные трестам силы, став первой в американской истории антимонополистической коалицией. Как справедливо отмечал советский исследователь, Омахская платформа, принятая популистской партией в 1892 г., подытоживала прежде всего идейно-политический опыт фермерских движений: грейнджеров, начавших борьбу против железнодорожных корпораций, гринбекеров с их идеей свободной чеканки серебра; единомышленников Г. Джорджа, выступавших с требованием единого налога на землю. Вместе с ними шли идеологи левого крыла антимонополистической критики Г. Д. Ллойд и Э. Беллами, обращавшиеся прежде всего к городским мелкобуржуазным слоям 87.

В Омахской платформе, в выступлениях популистских лидеров И. Доннелли, Т. Уотсона, М. Лииз, У. Пеффера, Дж. Симпсона и других подчеркивалась связь принципов популизма с демократической традицией, берущей начало от Джефферсона с его враждебностью к специальным привилегиям и концентрации экономической власти в руках немногих. Хотя популисты обращались к политическим правам и свободам, записанным в Декларации независимости и конституции, в сущности они вкладывали в эти положения новое социальное содержание. «Много ли стоит свобода для человека, умирающего с голоду? Можете ли вы сохранить в комнате тепло зимой при температуре 30° ниже нуля по Фарренгейту чтением Декларации независимости?» -- вопрошал главный автор Омахской платформы И. Доннелли.

Антимонополизм был основным принципом всех фермерских движений, становясь по мере развития все более радикальным: от старого полусредневекового понимания монополии как особых привилегий, которых домогаются владельцы крупных состояний, до бескомпромиссного осуждения в манифесте популистской партии «монополий, денежных воротил, гигантских трестов и железнодорожных корпораций, которые ради собственной выгоды погружают народ в нищету» 89.

Популисты также показали связь деятельности правительства с интересами крупного бизнеса. «Наше правительство -- это уже не правительство народа, для народа и при помощи народа, а правительство Уоллстрит, для Уолл-стрит и при помощи Уолл-стрит»,-- восклицала М. Лииз 90, перефразируя слова из известной речи Линкольна. В свою очередь, Омахская платформа подвергала резкой критике многие звенья американской политической системы, обличала продажность и коррупцию при проведении избирательных кампаний, в законодательных собраниях штатов, конгрессе и судах. Вместе с тем для выступлений популистов типичны поверхностные суждения при оценке экономических явлений. Полагая, что отношения эксплуатации складываются прежде всего в процессе обращения и обмена товаров, популисты направляли острие своей критики против посреднических монополий. Постоянным объектом нападок идеологов фермеров была деятельность финансовых корпораций. И грейнджеры, и гринбекеры также делали акцент на обличение железнодорожных корпораций, а популистская платформа требовала их конфискации 91.

Движение популистов подчас обращалось к социальным идеалам прошлого. Стремясь уничтожить монополии, они желали вернуться к временам laissez faire и свободного предпринимательства. Эти идеи ярко иллюстрировал Доннелли в романе «Колонна Цезаря». Нарисованное им утопическое общество напоминает фермерские мифы об аграрном прошлом Америки, в котором якобы господствовали отношения гармонии и равенства.

Вместе с тем средства борьбы, предложенные популистами, расходились с традиционными. Взамен идеи ослабления центральной власти, популярной во времена Джефферсона, они выдвинули мысль об ответственности правительства за общее благосостояние народа. Система государственных антимонополистических мероприятий, предложенная популистами, означала отход от принципов свободной конкуренции, а провозглашение «регулируемой конкуренции» выходило за рамки классических буржуазных верований.

К главным антимонополистическим требованиям относились: государственное регулирование денежного обращения в интересах трудового народа, переход в государственную собственность всех средств транспорта, в первую очередь железных дорог, а также системы телефонной, почтовой и телеграфной связи; борьба с земельной монополией, возвращение железнодорожными и другими корпорациями земель, превышавших их практические нужды. В заключение популистская платформа многозначительно добавляла, что в случае их неэффективности «власть правительства, иными словами, народа должна быть расширена» 92. Год спустя, на антимонополистическом конвенте в Чикаго в 1893 г., автор этой формулировки И. Доннелли поставил точку над «и», подчеркнув: «Если все другие меры потерпят неудачу, следует прибегнуть к учреждению законов о конфискации собственности всех трестов и корпораций» 93.

Идеи популистов получили выражение прежде всего в экономических воззрениях, но и в политической области они предложили программу широких демократических реформ. Атакуя монополии, показывая, что плутократия контролирует государственную власть, популисты конструировали модель правительства, ответственного перед народом. Они выдвинули программу «прямой демократии» как важной коррекции существующей в США политической системы. Программа включала народную инициативу и референдум по важнейшим вопросам, тайное голосование, прямые выборы сенаторов, вице-президента, президента.

Одним из наиболее замечательных положений, выдвинутых популистами, была идея единства интересов и союза сельских и городских тружеников. Эта идея вырастала из самой жизни, общей антимонополистической борьбы. Она нашла выражение в образовании гринбекерско-рабочей партии, совместных действиях фермеров и «Ордена рыцарей труда». Идеи о необходимости государственного вмешательства в деятельность корпораций, контроле над железнодорожными компаниями, телеграфом, телефоном, вплоть до их национализации, записанные в программе ордена 94, перекликались с требованиями фермеров. На раннем этапе АФТ также поддерживала фермерское движение; лишь к началу 90-х годов, когда тред-юнионы все больше превращались в реформистскую организацию, их руководство выдвинуло положение о коренном отличии интересов рабочих и фермеров. В канун Омахского съезда Гомперс заявил: популисты большей частью -- «фермеры-наниматели», в то время как рабочие -- люди, «работающие по найму», поэтому им не по пути.

Co своей стороны популисты провозгласили, что их партия является «постоянным и вечным союзом трудящихся Соединенных Штатов», что фермеры и рабочие имеют одни и те же интересы и «одних и тех же врагов». Грозным предостережением прозвучали слова: «Богатства принадлежат тому, кто их создает; каждый доллар, изъятый без соответствующего возмещения,-- это уже грабеж! Кто не работает, тот не ест!»96 Конечно, не следует преувеличивать радикальность фразеологии популистов. Тот же Доннелли, глубоко сочувствуя положению рабочих, рассматривал возможную пролетарскую революцию как своего рода апокалипсис, катастрофу человеческой цивилизации. Однако несомненно стремление популистов к совместным действиям с рабочими. В Омахской программе содержались требования 8-часового рабочего дня, запрещение использовать пинкертоновских наемников против стачечников и т. д. В формулировании ряда антимонополистических принципов немалая роль принадлежит Г. Джорджу. Его книга «Прогресс и бедность» (1879) привлекла внимание самой постановкой вопроса о росте нищеты народных масс в условиях стремительного экономического прогресса. Книга разошлась тиражом свыше 3 млн. экземпляров. Основную причину существовавших социальных зол он видел в несправедливом распределении земли, в земельной монополии. Отсюда возникновение ренты -- паразитического по своей сущности налога на тружеников земли. Для уничтожения этого зла Г. Джордж предложил введение единого прогрессивного налога на земельную собственность, который поглотит все несправедливые прибыли. Этот акт, уничтожающий земельную ренту и фактически означающий национализацию земли, передаст землю тем, кто ее обрабатывает, позволит покончить с нищетой в стране.

Таким образом, корень социальных противоречий Джордж видел лишь в частной собственности на землю, а не в частной собственности на все средства производства. К. Маркс и Ф. Энгельс тогда же вскрыли утопический и буржуазный характер теории единого налога. Они указывали на теоретическую беспомощность Джорджа и высмеивали его притязания выдавать себя за социалиста. В то же время К. Маркс и Ф. Энгельс, а позднее В. И. Ленин подчеркивали, что Г. Джордж не просто буржуазный идеолог, а «идеолог радикальной буржуазии» 97.

На формирование экономических взглядов Джорджа оказали влияние представители английской классической политэкономии и французские физиократы, но, выступив за передачу земли тем, кто сам ее обрабатывает, Джордж продолжил старую американскую демократическую традицию борьбы за землю, важнейшим этапом которой было движение фермерства конца XIX в. Национализация земли, предложенная Джорджем, не выходила за рамки буржуазных реформ. Но в конце XIX в., когда, по выражению В. И. Ленина, буржуазия «сама себя территориализиро-вала» 98, т. е. укрепилась в собственности на землю, это требование звучало весьма радикально, нападение на один из видов буржуазной собственности ставило под вопрос законность и других ее видов.

Смелое выступление против земельной монополии имело и другой аспект: оно не могло не привлечь внимание к критике монополий вообще. И Джордж сам пошел по этому пути. Он не только выступил с критикой земельной монополии, но и обрушился с яростными нападками на железнодорожные компании, которые, «подобно разбойникам, объединяются в шайки для грабежа» ", прямо указывал на огромные богатства Ротшильдов, Асторов, Вандербилтов, Гульдов, Стэнфордов.

В годы, когда выступал Джордж, видное место в американской буржуазной мысли занимал социал-дарвинизм. Джордж отверг его положения, оправыдвавшие необузданную конкуренцию и образование монополий. «Господин Спенсер подобен тем, кто утверждает, что каждый должен переплыть реку своими силами, но не принимает при этом во внимание, что одни имеют пробковые спасательные пояса, а другие -- свинцовые гири»,-- писал он100. Джордж, прослушав страстное обличительное выступление известного социолога Е. Л. Юменса против бедности и коррупции, спросил его: «Что вы предлагаете сделать в борьбе с этим злом?» Последний ответил: «Ничего. Мы можем только надеяться на эволюцию. Возможно, через 4--5 тысячелетий эволюция приведет к изменению настоящего порядка вещей»101. Со своей стороны Джордж подчеркивал, что, хотя правительство должно в минимальной степени вмешиваться в экономическую жизнь (в данном пункте он следовал принципам классической политэкономии), это не относится к регулированию деятельности монополий 102.

Мелкобуржуазные взгляды Джорджа оказали широкое и неоднозначное влияние. Его теория единого налога на какой-то момент была воспринята слабым в теоретическом отношении американским рабочим движением как панацея, а его доводы за примирение труда и капитала были позднее взяты на вооружение буржуазными реформаторами. С другой стороны, критика монополий Джорджем вливалась в общий поток формировавшейся антимонополистической идеологии. Видные популисты Дж. Симпсон, священник Макглинн и другие являлись сторонниками единого земельного налога. Требование отмены монополии на землю, записанное в Омахской платформе, было непосредственно навеяно идеями Г. Джорджа.

Если социальные идеалы фермерства связаны со стремлением установить равные возможности для конкуренции, то левое крыло антимонополистов выступило за замену свободной конкуренции социальным сотрудничеством, имело ощутимую коллективистскую ориентацию. Эта исходная установка способствовала значительному углублению и расширению критики монополий. Черты нового направления наиболее ярко были представлены в идейных воззрениях Г. Д. Ллойда и Э. Беллами.

На раннем этапе своей деятельности Ллойд видел в монополиях результат нечестного сговора, мечтал о возрождении laissez faire через регулируемую государством конкуренцию.

К началу 90-х годов во взглядах Ллойда произошел перелом. В центре его анализа стала деятельность промышленных монополий. В книге «Богатство против общества» (1894) он не только дал историю развития нефтяной монополии «Стандардойл», выступив как один из первых «разгребателей грязи», но и показал универсальность процесса монополизации. Ллойд подчеркнул враждебность монополий интересам самых широких слоев населения Америки: «Монополии -- это деловое предпринимательство в конце своего пути... Неотвратимый конфликт с монополиями также определенен, как недавний конфликт по вопросу о рабстве»103. Глубже, чем какой-либо другой американский социолог того времени, он проследил связь между монополизацией и усилением реакции в общественной жизни. Ллойд показал зависимость законодательной и исполнительной властей от монополистических объединений и предвидел еще большее усиление их влияния. Ллойд заявлял, что тресты не только уничтожают экономическую и политическую свободы, но и несут духовное порабощение, переходя «от контроля над рынком к контролю над умами».

В этом же исследовании Ллойд, рассмотрев laissez faire в историческом развитии, пришел к выводу, что эти некогда прогрессивные принципы исчерпали себя. Он считал, что государственное регулирование деятельности трестов ныне невозможно. Он указывал на неудачу междуштатного торгового акта, на антирабочую направленность закона Шермана 1890 г., акта Элкинса, приведшего к еще большей консолидации железнодорожных компаний. Несомненной заслугой Ллойда является то, что он объявил утопичным возвращение к временам свободного предпринимательства и высказался за установление общественной собственности на монополии как «единственного средства, с помощью которого народ может восстановить свои утраченные права» 105. Он писал: «Консерваторы воскликнут: ,,Вы хотите разрушить общество!" Но разве отмена рабства означала его разрушение? Консерваторы воскликнут: „Это революция!". Нет, это только лекарство» 106.

Идеи «социальной кооперации» были естественным развитием идеалов радикальной антимонополистической мысли, но на их формирование оказали также влияние идеи фабианского социализма, с которым был знаком Ллойд. Ллойд обращался с идеями радикальной антимонополистической критики к низам американского общества. Он отказывался проводить различие между целями пролетариата, разоряющихся сельских и городских мелких собственников, которые, как полагал Ллойд, в равной степени заинтересованы в обобществлении монополий. На протяжении двух десятилетий он боролся за объединение всех антимонополистических сил: социалистов, фермерских альянсов, профсоюзов, «национализато-ров», сторонников единого налога. Ллойд резко критиковал Де Леона за сектантство, нежелание участвовать в широких антимонополистических движениях. Особенно успешно проходила деятельность Ллойда в Иллинойсе в 1894 г., где были заложены основы союза популистов и рабочих на уровне штата. В конце жизни Ллойд закономерно пришел к решению о вступлении в Социалистическую партию США.

Социальная концепция Ллойда при всей ее радикальности не содержала альтернативы частному предпринимательству и частной собственности. Высшим достижением радикально-демократической мысли явилось творчество Э. Беллами, который связал решение проблемы монополий с упразднением самой капиталистической собственности. Социально-утопический роман Беллами «Взгляд назад» (1888) взбудоражил Америку, его по праву называли «Хижиной дяди Тома» капиталистического общества, он породил целое движение за национализацию. Впечатляюще даны в книге картины будущего коммунистического общественного устройства США.

Беллами прошел этап критики «позолоченного века» с позиций, близких фермерским. Он писал о государстве новоявленных королей индустрии как о «феодализме нового времени», называл иллюзорной политическую демократию в США. О его политических взглядах свидетельствовал также исторический роман «Герцог Стокбридж», где с симпатией изображалось фермерское восстание Даниэла Шейса 1786 г.

Позднее Беллами, подобно Ллойду, пришел к выводу о невозможности и даже нежелательности возвращения к временам свободной конкуренции. Он считал, что концентрация производства резко повышает его экономическую эффективность, и в своем романе подчеркивал, что экономические условия перехода к новому обществу подготавливаются самими развившимися трестами.

В Новом Мире, описанном Беллами в утопическом романе, государство, превратившись по существу в общенациональный трест, становится собственником земли и средств производства. Оно контролирует всю экономическую жизнь общества. Ушли в прошлое губительная конкуренция, опустошительные кризисы, безработица, осуществлен главный принцип справедливости -- полное экономическое равенство граждан. В новом обществе, подчас по военному регламентированном и уравнительном, резко возросли социальные функции государства: забота о здоровье, образовании и престарелых.

Изображая Новый Мир, Беллами, несомненно, опирался на традиции утопического социализма, которые получили немалое развитие на американской почве (колонии оуэнистов, фурьеристов и т. д.). На него также оказали влияние принципы так называемого этического социализма, имевшего определенное родство с фабианством. Важнейшую идейную основу миропорядка общества будущего составляла «религия солидарности». Беллами принципиально расходился с социалистами в определении исторических сил, призванных сыграть решающую роль в переустройстве общества. Руководящую роль он отводил просвещенной интеллигенции. Беллами также верил в возможность мирного, эволюционного («без горя и слез») перехода к новому обществу.

«Национализаторские» клубы, возникшие под влиянием идей Беллами и имевшие целью пропаганду принципов национализации, быстро распространились по стране. В начале 90-х годов, в пору наивысшего подъема движения, их было 150, а число членов -- 500 тыс.

В тесном взаимодействии с «национализаторами» выступали христианские социалисты. Общество христианских социалистов, созданное в 1889 г. в отличие от правого крыла движения -- социального христианства, стремившегося сгладить наиболее вопиющие противоречия капитализма, ставило целью ликвидировать капиталистическую систему. Социализм, по их представлениям, логически вытекал из претворения в жизнь первоначальных принципов христианства. Большое место в деятельности общества занимал рабочий вопрос. Руководитель общества конгрега-ционалистский священник У. Блисс являлся также видным деятелем ОРТ, а позднее членом СРП.

Общность взглядов «национализаторов» и христианских социалистов существовала не только в сфере конечных целей и средств борьбы, но и ближайших требований. В программе Общества христианских социалистов в качестве первого шага предусматривалась национализация железных дорог, телеграфа и телефона. Блисс был одним из организаторов первого «национализаторского» клуба в Бостоне и называл это движение социальным выражением христианства 107. В свою очередь, Беллами был членом редколлегии журнала «Дон» («Dawn»), печатного органа христианских социалистов.

Хотя Беллами не анализировал аграрные проблемы, его идеи имели успех в регионах, ставших центрами популистского движения, на Среднем Западе и в Калифорнии. Сторонники Беллами горячо поддержали создание популистской партии, стали ее составной частью и способствовали ее радикализации. (Из немногим более 1300 делегатов съезда 1892 г. в Омахе 300 входили в клубы «национализаторов»108). Своей первоочередной задачей клубы провозгласили национализацию «естественных» монополии: железных дорог, телеграфа, телефона, банков, а также лесной и угледобывающей промышленности109. В 1892 г. главные требования «национализаторского» движения вошли в программу популистской партии. Общество христианских социалистов также приветствовало образование популистской партии и присоединилось к выдвинутой ею программе. Блисс полагал, что по мере развития движения программа популистов будет углубляться в социалистическом духе110.

Белламисты составили левое, радикально-демократическое крыло в антимонополистическом движении, их основополагающие принципы имели социалистическую ориентацию. Сам Беллами отрицал какую-либо связь своих идей с марксизмом и никогда не употреблял термин «социализм», но среди его последователей было немало социалистов (вопреки установкам руководства СРП, запрещавшим членам партии участвовать в популистском и «национализаторском» движениях). Школу «национализаторского» движения прошли или испытали сильное влияние идей Беллами многие видные руководители социалистических партий: Д. Де Леон, Ю. Дебс, Дж. Гарриман, Дж. Уэйленд (редактор газеты «Эпил ту ризн»).

При оценке антимонополистической тенденции конца XIX в. легко увидеть ее ограниченность. Мелкобуржуазные идеологи придерживались идеалистических взглядов и, следовательно, в мировоззренческом отношении были далеки от марксизма. Но в борьбе против монополий позиции марксистов и мелкобуржуазных критиков объективно совпадали. Американские антимонополисты подметили многие социально-экономические и политические последствия монополизации и дали толчок новому демократическому направлению в американской общественной мысли.

Глава шестая ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

1. ОТ ПАНАМЕРИКАНИЗМА К ДОКТРИНЕ ОЛНИ

В последние десятилетия XIX в. тресты и монополии все более определяли политический курс США. Возникшая финансовая олигархия, как и в крупнейших державах Европы, не довольствуясь господствующим положением во внутренней жизни страны, стала проявлять растущий интерес к внешним рынкам и «заморским» территориям. Соответственно менялась и внешняя политика федерального правительства. В последней трети XIX в., когда почти все «неосвоенные земли» в мире с их населением и ресурсами уже оказались захвачены европейскими колониальными державами, американские экспансионисты задались целью присвоить то, что удастся, что еще осталось после территориального раздела мира.

Экспансионистская политика имела свою экономическую, социальную и идейную основы. К началу XX в. в США насчитывалось 445 промышленных трестов, среди которых выделялись могущественные группы Рокфеллера и Моргана. Объем выпускаемой в стране продукции был намного больше, чем в Великобритании, и составлял половину объема продукции всех европейских стран1. Рост производства сопровождался значительным расширением экспорта. Если в 60-х годах XIX в. вывоз товаров из США еще не превышал импорта, то в 1876 г. стоимость экспорта американских товаров впервые превзошла сумму импорта. Так, с 1877 по 1900 г. стоимость экспорта в Англию выросла с 346 млн. долл. до 534 млн.; соответственно в Германию -- 58 млн. и 187 млн.; Францию -- 45 млн. и 83 млн.; Канаду--37 млн. и 95 млн.; на Кубу-- 13 млн. и 26 млн. долл. С 80-х годов экспортная продукция США значительно выше объема импорта и в 1900 г. исчисляется суммой в 2 с лишним раза большей, чем в 1877 г. (соответственно 1394 млн. и 645 млн.) 2.

Особенно быстро увеличивался вывоз изделий основных отраслей индустрии. Из США экспортировались корабли, паровозы, продукция машиностроения. Среди господствующей буржуазии усилились требования тех групп, которые стремились к получению новых рынков и сфер приложения капитала за пределами США. Национальная ассоциация промышленников открыто добивалась расширения экспортной торговли. Губернатор штата Огайо У. Маккинли, который со временем станет президентом США, в 1895 г. в выступлении перед делегатами учредительного съезда этой ассоциации настаивал на создании условий для расширения сбыта промышленной и сельскохозяйственной продукции, требовал «иностранных рынков для избыточной продукции, которая переполняет наши рынки». Стремление к торговой экспансии сопровождалось усилением тенденции к территориальным приобретениям, примером реализации которой стало сначала экономическое подчинение Гавайских островов, а затем их прямой захват Соединенными Штатами 4.

Огромные суммы, накопленные за счет эксплуатации трудящихся масс страны, капиталисты США в расчете на еще большее увеличение прибылей стремились инвестировать за рубежом, в менее развитых странах, где издержки производства были ниже (дешевые сырье и земля), а ставки заработной платы -- мизерными. Проявлением тенденции к экспорту капитала явились инвестиции 2 млн. долл. банкирским домом Морганов в перуанские горнорудные разработки еще в 70-е годы. Но тогда подобные капиталовложения носили спорадический характер. Только на рубеже 80--90-х годов активизировался процесс экспорта американского капитала. К 1900 г. зарубежные инвестиции США составляли: в Мексике -- 185 млн. долл., Канаде -- 150 млн., на Кубе -- 50 млн., в Южной Америке -- 45 млн.; Европе -- 10 млн., в странах бассейна Тихого океана -- 5 млн. долл.

Ленин писал: «Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны» 5. Действительно, история свидетельствует, что одной из причин, воздействовавших на формирование курса внешней политики США в конце XIX в., были выгодные зарубежные капиталовложения. Инвестиции США предпринимались в различных направлениях, однако еще с определенной осторожностью. Наибольший интерес проявлялся к Мексике, Кубе и Гавайским островам. Эти материальные предпосылки экспансии наложили существенный отпечаток на основные направления внешней политики США.