Дипломатия Древней Руси

Разумеется, мы не ставим перед собой цель ответить на все вопросы, закономерно возникающие в ходе знакомства с историографией проблемы. Тем не менее их посильное прояснение должно помочь в решении основного поставленного нами вопроса: как «восточный фактор» во внешней политике древней Руси способствовал генезису ее дипломатической службы и как, в свою очередь, древнерусская дипломатия содействовала осуществлению внешнеполитических задач древней Руси, в том числе на Востоке.

Согласно данным арабского историка ат-Табари, а также других восточных авторов, чьи труды восходят к его своду, славяне были известны в Передней Азии уже в VI в. В частности, Ибн-Исфендийар упоминает, что брат персидского шаха Хосрова I Ануширвана бежал через Дербент к хазарам и славянам. О славянах в этой же связи упоминает и прикаспийский историк XIV в. Моулена Аулия улла-Амолли '. Уже это упоминание, как видим, было связано с определенными политическими событиями того времени.

А. П. Новосельцев замечает, что славянские племена ан-тов, занимавшие в тот период восточную часть славянского мира до Дона и Азовского моря, могли быть известии персам и арабам, но с большой осторожностью подходит к упоминанию восточными авторами термина «русс» применительно к VI в. Он указывает на два таких упоминания -- историком XI в. ас-Са'алиби и хронистом XV в. Захир эд-Дином. Первый связал сведения о турках, хазарах и руссах с постройкой Хосровом I Дербентской стены; в районе севернее Кавказа поместил руссов VI в. и Захир эд-Дин. А. П. Новосельцев считает, что упоминание о руссах, которые тогда были хорошо известным народом, нужно было ас-Са'алиби, националистически настроенному представителю иранской историографии XI в., для того, чтобы подчеркнуть значимость северокавказской политики шаха. А если это так, то Персия, одна из крупнейших держав Передней Азии, уже в то время не только рассматривала руссов с точки зрения чисто информативно-познавательной, но и в какой-то связи принимала их в политический расчет. В этом же плане А. П. Новосельцев рассматривает и сообщение Бал'ами (взятое, как предполагает исследователь, из не дошедшей до нас полной редакции труда ат-Табари) о событиях 643 г., когда арабы, сокрушив державу Сасанидов, вышли к Дербенту и вступили в соприкосновение с его правителем Шах-рийаром. Тот признал себя вассалом халифата на условиях обороны северного рубежа арабской державы, в том числе от соседей, среди которых названы хазары, аланы и руссы *. А. Я. Гаркави указание Бал'ами на VII в. считал ретроспекцией, связанной с традицией древних восточных авторов переносить современные им географические и этнографические понятия на времена, весьма отдаленные. Приведенный А. Я. Гаркави текст располагает к такому наблюдению. Шах-рийар якобы сказал арабскому полководцу во время мирных переговоров: «Я нахожусь между двумя врагами: один -- хазары, а другой -- руссы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними, кроме здешних людей, никто не умеет. Вместо того чтобы платить дань (арабам.--А. С), будем воевать с руссами сами и собственным оружием и будем их удерживать, чтобы они не вышли из своей страны» ³.

Характеристика руссов как врагов целого мира, и в особенности арабов, которые только-только появились на Кавказе, явно модернизирована позднейшим автором. В то же время упоминание среди врагов Дербента хазар и руссов, обязательство удерживать их, чтобы «они не вышли из своей страны», могли быть навеяны автору как известным нам походом руссов на Каспий в 60--80-х годах IX в., так и более ранними их нападениями на этот район, в результате которых и сложилось у восточных авторов понятие о выходе руссов из своей страны. Это подтверждает мысль А. П. Новосельцева о том, что славяне в VI в. «в союзе или в какой-либо иной форме контакта с ирано-аланскими племенами и тюркскими народами Восточной Европы двигались и в юго-восточном направлении» ⁴. Однако термин «двигались», употребляемый А. П. Новосельцевым, представляется недостаточно исчерпывающим. На наш взгляд, правильнее было бы говорить о руссах не только в плане их движения на юго-восток, а более определенно -- об их периодических нападениях на районы Закавказья и Ирана. Да и относительно юго-запада, по-видимому, следует также отмечать не только «движение» славян в направлении границ Византии в VI-- VII вв., но и нападения, походы, перемирия, долговременные союзы с империей складывающихся государственных образований восточных славян.

Необходимо заметить, что уже применительно к этому времени восточные авторы начинают политически объединять хазар и руссов как народы одинаково соотносящиеся с государствами Передней Азии. Так, в тексте Балами проходит мысль, что и хазары, и руссы «суть враги целому миру», т.е. тому миру, который был близок арабскому автору, -- мусульманским государствам.

Исследования отечественных ученых показывают, как начиная с VI--VII вв. постоянно нарастало политическое и военное противоборство хазар с халифатом, как упорно шла между ними борьба за обладание Кавказом. С середины VII в. хазары втягивают в эту борьбу северокавказскиенароды, и в частности алан⁵. Мы можем с некоторой долейвероятия предположить, что упоминание восточными авторами славян было связано с их участием в этой борьбе настороне каганата, поскольку какая-то их часть была зависимаот хазар, платила им дань и, возможно, была обязана, каквассальная сторона, принимать участие в хазарских военныхпоходах против арабов.

Одновременно со второй половины VII в. арабская опасность нависает и над византийскими владениями⁶. В борьбе с арабами Византия стремится использовать своего старого союзника -- Хазарию. Этому способствовало и то, что в данном случае интересы греков и хазар совпадали. Начиная с 627 г., когда император Ираклий заключил союз с Хазарией против Персии, и в течение последующих двух веков империя неизменно рассматривала союз с хазарами в качестве существенного фактора своей внешней политики на северных границах, в районе Причерноморья и Кавказа. Д. Оболенский отмечал, что империя в том или ином регионе опиралась на реальную политическую силу и такой силой в течение VII--IX вв. являлась Хазария. Еще в 60-х годах IX в. Михаил III предпринимал усилия, чтобы привлечь хазар к борьбе с опасными северными соседями -- руссами .

В течение всего VIII в., несмотря на отдельные колебания во внешней политике каганата и империи, их традиционным врагом остается Арабский халифат. В первые годы VIII в. арабы теснят Византию на Западе⁸. Одновременно перед Константинополем вырастает новая угроза в лице Болгарии.

Активное вмешательство арабов в дела Северного Кавказа началось с первых лет VIII в. И это привело их в 707-- 708 гг. к войне с хазарами в Аране и Южном Дагестане. В начале 30-х годов VIII в. хазары нанесли ответный удар по Закавказью⁹. Арабо-хазарский конфликт, кажется, достиг апогея в 737 г., когда арабы во главе с полководцем Марваном организовали большой поход в глубь владений каганата. Сведения об этом походе имеются, в частности, в сочинении арабского историка X в. Ибн-А'сама ал-Куфи, отрывок из которого в немецком переводе был опубликован в 1939 г. А. 3. Валиди Тоганом. Ал-Куфи сообщил, что арабы взяли Самендер и двинулись в глубь хазарских владений. Каган бежал из столицы, которая была занята арабами, и укрылся за Славянской рекой (Нахр ас-Сакалиба). Преследуя его, арабы дошли до Славянской реки, где взяли тыс. семей славян.

Вопрос об упоминании ал-Куфи Славянской реки вызвал среди историков споры. Тоган считал, что арабский автор имел в виду Волгу, а говоря о пленении тамошних жителей, подразумевал под ними булгар, буртасов и другие угро-финские народы, проживавшие по ее берегам. Об этом же писали Т. Левицкий и М. И. Артамонов. Однако группа историков полагала, что под Славянской рекой ал-Куфи и другие восточные авторы имели в виду Дон. Данной точки зрения придерживались Д. Маркварт, Б. А. Рыбаков, В. Ф. Минор-ский, А. П. Новосельцев и др. Так, Б. А. Рыбаков отмечал, что многие восточные авторы называли Дон «Славянской рекой» или «Русской рекой». В. Ф. Минорский, публикуя отрывок из труда ал-Мас'уди, перевел постоянно употребляемое восточными авторами слово «сакалиба» как «славяне». А. П. Новосельцев на основании обобщения данных археологических исследований пришел к выводу, что славяне жили не на Средней Волге, а на Верхнем Дону (или Донце) «.

Заметим, что ал-Мас уди писал о том, что и «сакалиба», и «руссы» входили в состав Хазарского государства, что они жили «на одной стороне» города Итиль, т. е. вместе, рядом. И не раз еще ал-Мас'уди упоминал в своем тексте рядом «сакалиба» и «руссов». Обряды народа «сакалиба», описанные Ибн-Русте, Гардизи, Бакри, ал-Марвази, также указывают на древних славян. Да и известные слова автора IX в. Ибн-Хордадбе: «Что касается до русских купцов -- а они вид славян,-- то они вывозят бобровый мех, и мех черной лисицы, и мечи из самых отдаленных (частей) страны Славян к Рум-скому морю...» -- указывают на общность руссов и славян. Для Ибн-Хордадбе руссы -- это разновидность славян, но они выступают у него в качестве неких посредников между славянскими глубинными территориями и Византией. Поэтому мы должны прислушаться к замечанию Б. А. Рыбакова о том, что и арабские авторы, и позднее Константин VII Багрянородный отличали руссов от славян, но «не в этническом, а в государственном смысле». Так, для Константина VII Русь -- это и ядро Киевской державы, и области, подвластные Руси ¹². Думается, что под руссами в восточных источниках мы должны понимать именно киевских славян, а под славянами («сакалиба») -- иные славянские племена, как подвластные Киеву, так и независимые от него. Поэтому не приходится сомневаться в том, что славяне, входившие в состав Хазарского каганата, стали участниками крупного противоборства своего сюзерена с халифатом, которое в VII--VIII вв. являлось постоянно действующим фактором в Передней Азии, причем, как писал М. И. Артамонов, «усиленный натиск хазар на Закавказье в первую треть VIII в. был вызван не только их собственными интересами, но и подстрекательством Византии, над которой в это время нависла смертельная угроза со стороны арабов» ¹³.

Таким образом, помимо союзнических отношений Хазарского каганата и Византии, утвержденных в серии договоров, скрепленных династическими браками и т. д., оба государства в VII--VIII вв. естественно объединялись в борьбе с общим могущественным противником.

В IX в. арабская опасность по-прежнему остается одним из основных факторов, определяющих в известной мере внешнюю политику как Византии, так и Хазарского каганата, но уже с конца VIII--первой трети IX в. и тому и другому государству приходится учитывать растущую мощь Руси. Мы уже отмечали выше, что нападение русских войск на крымские владения Византии в начале IX в., а также удар руссов по малоазиатским владениям империи в 30-х годах IX в., появление русского посольства в Византии и Ин-гельгейме в 838--839 гг. определенно говорят о становлении древнерусского государства, о его развивающемся суверенитете и освобождении ядра будущей древней Руси из-под власти хазар. Об этом, в частности, свидетельствует и принятие русским князем титула «каган», под которым с IX в. его знают и западные и восточные авторы.

Освобождение Руси от власти хазар сопровождалось первыми военными предприятиями, направленными против Византии и осуществленными вблизи хазарских границ. И дореволюционные ученые, занимавшиеся этим вопросом, и советские специалисты М. И. Артамонов, В. Т. Пашуто и другие полагали, что Русь уже серьезно угрожала Хазарии в это время. Д. Л. Талис даже считает, что острие похода руссов в Таврику было направлено не столько против Византии, сколько против хазар, что империя выступала за «сохранение русско-хазарского антагонизма». Именно этим и было вызвано строительство Саркела при помощи византийских специалистов в 30-х годах IX в. В дальнейшем, однако, считает Д. Л. Талис, каганат все чаще стал угрожать Херсо-несу, к концу IX в. отношения между Византией и Хазарией становятся крайне враждебными и империя пытается повернуть руссов против каганата ¹⁴.

О выходе восточных славян на политическую арену в качестве самостоятельной силы говорит и относящееся к 853--854 гг. свидетельство арабского автора ал-Йа'куби о направлении санарийцами -- народом, жившим на территории Северной Кахетии,-- посольства к властителям Восточной Европы, среди которых упомянут сахиб ас-сака-либа, т. е. властитель славян. Он стоит в тексте рядом с императором Византии (сахиб ар-Рум) и другими владетелями.

Посольство было вызвано стремлением санарийцев заручиться помощью сильных соседей в борьбе с арабами. К их числу отнесен и правитель славян, владения которого находились где-то поблизости от Кавказских гор. Д. Марк-варт в свое время считал, что в сообщении арабского автора речь идет о киевском князе. Эту гипотезу поддержал А. П. Новосельцев, отметивший, что к сообщению ал-Йа'куби следует отнестись с большим доверием, так как эти сведения современны автору, который долго жил в Закавказье и был хорошо осведомлен о положении дел в этой части халифата . К этим наблюдениям, к археологическим данным, свидетельствующим о наличии в IX в. славянского княжества в Поднепровье и указывающим на адрес санарийского посольства, следует также добавить и сведения внешнеполитического и дипломатического характера. Именно к первой трети IX в. относятся походы руссов вдоль побережья Крыма и Южного берега Черного моря, именно в конце 30-х годов IX в. русское посольство появляется в Константинополе и в землях франков, причем вместе с византийским посольством, направленным императором для заключения антиарабского союза с франками. В 860 г. руссы наносят удар по столице империи. Таким образом, санарийское посольство падает на период очевидной внешнеполитической и дипломатической активности древней Руси и должно рассматриваться в контексте всех упомянутых выше событий.

Учитывая все эти обстоятельства, свидетельствующие об усилении политического влияния Руси, возрастании ее роли в тогдашнем причерноморском мире, мы не можем не обратить внимание и на то, что противоречия между Хазарией и мусульманскими государствами Закавказья и Ирана -- вассалами халифата к концу IX -- началу X в. --продолжали оставаться весьма ощутимыми. Должны мы учитывать и то обстоятельство, что и закавказские и прикаспийские мусульманские владетели были и прямыми и потенциальными противниками Византии, ведущей изнурительную борьбу с арабами от Италии до армянских границ ¹⁶. В этой связи, принимая в расчет охлаждение отношений между Византией и Хазарией из-за противоречий в Причерноморье, мы не можем не согласиться с тем, что эти отношения регулировались и закавказской политикой обоих государств, традиционно выступавших здесь против общего врага -- халифата. Думается, что учет этого обстоятельства поможет понять и место Руси в сложных перипетиях «восточной» политики IX -- первой половины X в.

Если в применении к VI--VIII вв. сведения о славянах и руссах, как мы видели, воспринимаются в трудах восточных авторов сквозь призму политики либо хазар, либо других народов Передней Азии, то в применении к концу VIII-- IX вв. сведения о Руси приобретают совершенно самостоятельный политический характер. Русь заявляет о себе самостоятельными военными предприятиями. И первым таким известием, конечно, является сообщение о походе руссов вдоль северных берегов Черного моря.

Ученые, занимавшиеся «восточной» политикой древней Руси, как уже говорилось, обращали внимание на связь заключения русско-византийских договоров 907--911 и 944 гг. с последующими или одновременными появлениями русских дружин на Востоке. По нашему мнению, эта связь прослеживается гораздо раньше. Мы хотим обратить внимание на то, что посольство Руси появилось в Византии в 838 г. -- после нападения руссов на малоазиатские владения Византии и несколько ранее этого -- на византийские владения в районе Северного Причерноморья, в ходе которого могли быть задеты и интересы Хазарии. Таким образом, уже в то время намечаются контуры военного давления Руси как в юго-западном, так и в юго-восточном направлении, которое в дальнейшем вылилось, с одной стороны, в громкие походы против Византии, в балканскую политику Святослава, а с другой -- в не менее известные походы на Восток, в четко очерченную политическую линию в отношении Хазарии, народов Северного Кавказа, государственных образований Закавказья и Ирана.

Следующим этапом этой видимой связи, несомненно, являются события 60--80-х годов IX в. На это время приходится нападение Руси на Константинополь в 860 г. и заключение русско-византийского договора «мира и любви».

Историки расценивали появление русского отряда в рядах византийского войска, действовавшего против арабов в начале X в., как очевидное свидетельство того, что соглашение 60-х годов IX в. включало по аналогии с другими подобными соглашениями Византии с «варварами» и договоренность о союзной помощи. С этим можно согласиться, хотя разрыв в 30 с лишним лет поначалу может показаться нереальным для действия такого соглашения. Кроме того, оно могло быть заключено и в 907 г. Однако версия о военно-союзном соглашении Византии и Руси именно в 60-х годах IX в. находит убедительное подтверждение в факте удара русских войск по Абесгуну между 864 и 884 гг.

Посольство Руси в Константинополь можно отнести к началу 60-х годов IX в. Самая ранняя датировка похода руссов в районы Южного Прикаспия относится также к 864 г. На основании дальнейших совпадений по времени русско-византийских соглашений 907--911 и 944 гг. с походами руссов на Восток можно предположить, что и эти события носили тот же характер: русско-византийское соглашение 60-х годов IX в. предопределило активность Руси на Востоке. Вполне вероятной представляется мысль о том, что русский набег на Абесгун был не только грабительским предприятием, но и определенным политическим действием Руси, обязавшейся по договору 60-х годов IX в. нанести удар по владениям халифата -- врага Византии в Прикаспии, в то время когда арабы вели наступление на империю в Малой Азии. И не исключено, что рейд руссов на Абесгун состоялся именно в середине 60-х годов IX в., когда положение Византии на Востоке было весьма трудным.

Вместе с тем нельзя не обратить внимание на то, что руссы направили свое оружие не в сторону Малой Азии, а на южное побережье Каспийского моря, следуя по древнему торговому пути, проходившему по Волге, южному побережью Каспия на Абесгун и далее в богатый торговый Хорезм и другие районы Средней Азии. В этом мы усматриваем не только стремление руссов взять богатую добычу, одновременно выполнить свои союзнические обязательства по отношению к империи, но и желание проложить торговую дорогу в богатые районы Передней и Средней Азии.

Разумеется, неверным было бы как закрывать глаза на действительно грабительский характер этого похода, так и считать, что Русь была направлена на Восток лишь опытной политической рукой Византии. Давнишние экономические и политические связи восточных славян со странами Востока подготовили это военное предприятие. Не случайно объектом нападения был выбран именно Абесгун -- знаменитая торговая гавань на юго-восточном берегу Каспийского моря, которую Б. А. Дорн в свое время образно назвал «складочным местом» целого края ¹⁷.

Уже в связи с этим первым известным нам походом Руси в Прикаспии следует поставить вопрос о роли Хазарии в указанных событиях.

К Каспийскому побережью русский отряд мог пройти только по территории Хазарии. А это значит, что уже в то время руссы или сами, или при посредничестве Византии заручились политической поддержкой каганата. Таким образом, Византия, Русь, Хазария, преследуя собственные, несовпадающие экономические и политические цели в Северном Причерноморье, могли выступить единым фронтом по отношению к мусульманским владетелям Закавказья и Ирана, где их интересы (в данном случае грабительские и торговые интересы руссов) совпадали.

Признав это, мы должны будем склониться к выводу о том, что подобные совместные действия трех государств предполагают и определенные дипломатические усилия. Мы можем с большой долей вероятия утверждать как о существовании дипломатической договоренности Руси и Византии по поводу нападения руссов на районы Южного Прикаспия, так и о дипломатическом обеспечении прохода русского отряда по территории Хазарского каганата.

Следующий этап оживления русской политики на Востоке падает на начало X в. Под 909--910 и 912/13 гг. восточные авторы сообщают о вторичном нападении руссов на Абесгун и об атаках на город Сари (909--910 гг.) и районы Южного и Юго-Западного Прикаспия (912/13 г.). Выше уже отмечалось, что аргументы Б. А. Дорна в пользу того, что имели место два похода, а не один, заслуживают внимания. Попробуем подойти к спорной проблеме с несколько иной стороны -- с точки зрения вырабатывающейся совместной русско-византийской политики на Востоке и ее обеспечения дипломатической практикой древней Руси и Византии.

В 907 г. состоялся новый поход Руси на Константинополь, закончившийся заключением нового -- после 60-х годов IX в. -- договора между империей и Русью о «мире и любви», развернутого межгосударственного соглашения. Несколько ранее -- в 904 г. был заключен мир с Болгарией. Таким образом, Византия получила свободу рук в борьбе с арабами. И уже в 911 (912) г. отряд русских воинов в 700 человек отправляется в составе греческой армии во главе с Имерием на борьбу против критских арабов. На это же время приходится и прикаспийский поход руссов 909--910 гг.

Итак, вслед за русско-византийским соглашением 907 г. руссы принимают участие в двух военных предприятиях, направленных против арабов, -- на Западе и на Востоке. Случайно ли это? Нам представляются закономерными и подобное совпадение событий, и подобная их повторяемость. Во многие договоры «мира и дружбы», которые заключала империя с «варварскими» государствами, включался пункт о союзной помощи со стороны «варваров». И последние выполняли свои обязательства, оплаченные золотом, дорогими подарками, торговыми льготами и другими привилегиями, которые даровала империя своим союзникам -- антам, аварам, хазарам, позднее печенегам, уграм. В этот же ряд со второй половины IX в. империя небезуспешно пыталась поставить и руссов. Если в 60-х годах IX в. между Византией и Русью предположительно был предпринят первый известный нам опыт такого военного сотрудничества, опиравшегося на договор 60-х годов IX в., то в начале X в., после соглашения 907 г., этот опыт был продолжен и развит. Во всяком случае, повторяемость событий, их обусловленность коренными интересами антиарабской политики Византии ведут именно в этом направлении.

Удар руссов по Каспийскому побережью в 909--910 гг., по мнению А. П. Новосельцева, был связан с активизацией византийской политики в Закавказье. Арабский халифат в начале X в. не представлял собой столь грозной силы, как прежде. В Закавказье и на южных берегах Каспия он опирался на своих вассалов -- владетелей Мавераннахра и Хорасана (Саманиды), а также Южного и Юго-Западного Прикаспия (Юсуф ибн-Абу с-Садж). Именно в эти годы Армения пыталась сбросить власть арабов и царь Смбат I (892--914 гг.) искал сближения с Византией. Поход руссов, считает А. П. Новосельцев, был направлен и против Сама-нидов, и против Юсуфа '⁸.

Таким образом, вполне реально предположение, хотя на этот счет у нас нет прямых свидетельств, что в результате русско-византийских переговоров и соглашения 907 г. русская сторона обязалась в обмен на ряд экономических и политических уступок со стороны Византии принять участие в борьбе против арабов на Западе и на Востоке и выполнила свои обязательства в 909--910 гг. Но и в данном случае руссы сдвинули свой поход в юго-восточном, а не в юго-западном направлении, что подкрепляет гипотезу о соблюдении ими в этом районе как союзнических обязательств по отношению к Византии, так и собственных торговых интересов.

В 911 г. в русско-византийском договоре появляется статья о союзных действиях руссов по отношению к Византии: «Егда же требуетъ на войну ити, и сии хотят почтити царя вашего, да аще въ кое время елико их приидеть, и хо-тять остатися у царя вашего своею волею, да будуть». Б. А. Романов перевел эту статью так: «Если же будет набор в войско и эти [русские] захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть будет исполнено их желание» ¹⁹.

Такой перевод в основном акцентирует желание русских воинов почтить «царя» и остаться по своей доброй воле служить в императорской армии в св-язи с набором русских на греческую службу. Между тем, на наш взгляд, пафос статьи совсем в ином. Она отражает союзнические обязательства Руси по отношению к Византии и говорит не о наборе в войско, а о том случае, когда руссам придется выступить в поддержку империи, выполняя свои союзнические обязательства, когда они должны будут идти на войну, -- «егда же требуетъ на войну ити...»²⁰. Но это вовсе не значит, что именно этим «почтут» руссы императора,-- они обязаны так действовать: «почтити» же «царя» они могут, если, «въ кое время елико их приидеть», захотят остаться на службе в империи.

Причем в статье оговаривается, что в этом случае они могут действовать «своею волею» в отличие от случая, когда им предстоит выполнять союзные обязательства. Тем самым в договоре 911 г. отражен факт как военной помощи Византии со стороны Руси, так и разрешения русским воинам после выполнения ими своих обязательств служить в императорской армии. Византия, как видим, продолжает последовательно осуществлять курс на сближение с Русью. Со своей стороны Русь, также заинтересованная экономически и политически в этом сближении, постепенно поворачивается от традиционной «варварской» воинственности по отношению к Византии к не менее традиционным для ряда сопредельных с империей «варварских» государств отношениям «мира и любви», одним из проявлений которых является установление военного союза.

После 911 г. в отношениях между Византией и Русью наступает мирная полоса -- 30-летний период реального действия условий общеполитического соглашения 907 г., включавшего пункт о выплате империей ежегодной дани Руси, и условий другого развернутого политического соглашения -- «мира-ряда» 911 г., обнимавшего комплекс проблем в отношениях между двумя государствами. Именно в это время Византии, видимо, удается оторвать древнерусское государство от союза с Болгарией. И в 913--914 гг., в период новой войны Симеона Болгарского с Византией, и в период их следующего противоборства в 20-х годах X в., уже при императоре Романе I Лакапине, Русь сохраняет нейтралитет. И хотя патриарх Николай Мистик в конце 922 г. грозил Симеону нашествием руссов (равно как и венгров, печенегов, алан и других «скифских племен»), если болгары не прекратят военного давления на империю²¹, угроза эта не осуществилась: связанные с болгарами узами давнишней дружбы, общностью культуры, недавними совместными действиями против империи, руссы не выступили против Болгарии.

Однако на время после заключения договора 911 г. приходится новый поход руссов в Закавказье.

По сообщению ал-Мас'уди, это было крупное военное предприятие, в котором участвовало 500 судов. Плавание проходило по территории Хазарского каганата, с которым Русь договорилась о пропуске своего войска на условиях отдачи хазарам половины захваченной на Востоке добычи. М. И. Артамонов отмечает, что в то время Хазария сама отбивалась от наседавшей на нее коалиции печенегов, гузов и асиев, организованной Византией. Хазары при поддержке алан одолели своих врагов ²².

Таким образом, поход 912/13 г., во-первых, приходится на период, последовавший за заключением русско-византийского договора 911 г.; во-вторых, своим острием был направлен в Прикаспий и непосредственно против вассалов Багдада; в-третьих, дипломатически был обеспечен договором с Хазарией, которая, как и Болгария в 907 г., пропустила русское войско по своей территории вверх по Дону и на Волгу. Возможно, что нейтралитет каганата в этом вопросе определялся и давлением Византии.

Нападению руссов вновь подверглись знакомые им места-- Табаристан, Абесгун, Гилян.

Тем самым события 912/13 г. укладываются в общее русло русско-византийско-хазарских отношений, когда Византия, осуществляя свою политику в Причерноморье, в Закавказье все чаще стала ориентироваться не на слабеющий Хазарский каганат, а на Русь, способную организовать дерзкие дальние походы в самое сердце мусульманского закавказского и прикаспийского мира.

Нам представляется, что правы те ученые, которые писали об определенном охлаждении отношений между Ха-зарией и Византией с начала X в. Хазария уже не могла выполнять прежние военные обязательства перед Византией против арабов и угрожала ее крымским владениям²³.

Отмечалась в литературе и роль, которую сыграли в ослаблении Хазарского каганата печенеги, установившие с конца IX в. контроль над причерноморскими степями. После первого нападения печенегов на русскую землю в 915 г. Игорь заключил с ними мир. С этого момента печенежский фактор стал играть заметную роль во внешней политике древней Руси. По словам Константина VII Багрянородного, его постоянно учитывала в своих внешнеполитических расчетах и Византия. Греки использовали печенегов в борьбе с Симеоном Болгарским, настойчиво раскалывали русско-печенежскую коалицию, созданную Игорем против Византии в 944 г. ²⁴

В этой связи мы не можем пройти мимо не только антирусских, но и антихазарских настроений Византии, которые, на наш взгляд, нашли отражение в сочинении Константина VII Багрянородного «Об управлении государством», тем более что в нем по существу обобщена политика Византии по отношению к своим соседям за определенный период времени. Если о печенегах Константин VII пишет неизменно как о потенциальных союзниках империи, то о хазарах -- как о ее возможных противниках, против которых следует натравливать узов, алан.

Д. Оболенский считал, что с момента появления печенегов в Причерноморье и принятия Хазарией иудаизма отношения Византии и Хазарии стали холоднее, что «Византия больше не доверяла хазарам», их роль по обороне Северного Кавказа была передана аланам, а в районе Причерноморья -- -печенегам²⁶. Если в отношении печенегов с этой оценкой можно согласиться, поскольку Русь в Причерноморье и в районе Дуная представляла для империи существенную опасность и кочевники могли стать ее противовесом, то в отношении алан такой подход представляется не совсем точным. Аланы являлись союзниками Византии, но не основными. Думается, что главную ставку в районе Кавказа империя в то время делала на Русь, и неоднократные походы русских дружин к берегам Каспия убедительно это подтверждают.