Дипломатия Древней Руси
Основные особенности зарождения древнерусской дипломатии в VI-IX веках. Причины нападения Руси на Константинополь. Анализ содержания русско-византийского договора 971 года. Рассмотрение исторических условий появления русского посольства в Византии.
| Рубрика | История и исторические личности |
| Вид | книга |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 14.09.2012 |
| Размер файла | 619,2 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Об общности двух договоров говорит и заключительная часть договора 911 г. Здесь трижды проводится узловая идея «мира и любви», лежавшая в основе договоров как 907 г., так и 911 г. Об этом свидетельствуют и слова об утверждении «бывшего мира», и клятва не преступить «устав-леных главъ мира и любви» и утвердить «бывающаго мира». Конечно, можно предположить, что во всех этих случаях договор 911 г. лишь содержал те прокламации «мира и любви», которые в дальнейшем летописец вынес «за скобки» и на основании которых создал свою версию договора 907 г. Однако версия «мира и любви» в договоре 907 г. имеет свою закономерность: она тесно связана с решением других общегосударственных вопросов -- с обязанностью Византии выплачивать дань руссам, с вопросом о посольских и купеческих обменах. В договоре же 911 г. эта идея связана с конкретными статьями. Поэтому не ясно, какой текст мог быть изъят из договора 911 г., поскольку все его части тесно связаны друг с другом, как и части договора 907 г. А если уж говорить об искусственном воссоздании договора 907 г., то так же подробно, видимо, следует сказать и о полной переработке договора 911 г., после которой он приобрел столь законченный вид. Наконец, оба договора завершаются их утверждением и русской, и греческой сторонами.
Ученые, писавшие о переносе летописцем ряда статей из договора 911 г., подчеркивали, что ссылки соглашения 944 г. приходятся на эти вынесенные статьи. Наиболее четко эту мысль выразил А. А. Шахматов 3. Собственно, этот факт и являлся одним из основных аргументов неисторичности договора 907 г. Но А. А. Шахматов и другие исследователи упустили из вида, что договор 944 г. не только благосклонно дарит своим вниманием договор 907 г., но и ссылается на соглашение 911 г. Это относится к статье договора 944 г. «Аще ускочить челядинъ от Руси». В договоре 911 г. в особой статье было записано, что если будет украден русский челядин, или он убежит, или будет насильно продан, а затем русские пожалуются по этому поводу, то он должен быть возвращен на Русь; потерянного челядина также следует возвращать через суд. Об этом же говорит и статья договора 944 г.: русские могут вернуть бежавшего челядина; если же он не будет обнаружен, то по заявлению русской стороны греки за него будут обязаны отдать «цену свою», «яко же уставлено есть преже, 2 паволоце за чалядинъ» 4. Слова «яко же уставлено есть преже» непосредственно относятся к соответствующей статье договора 911 г. и к сложившейся на ее основе практике. И оказывается, что некоторые статьи составитель «Повести временных лет» вынес за рамки договора 911 г. и сотворил на их основе соглашение 907 г., а с другими это сделать «позабыл». Авторы же договора 944 г. не обратили внимания на эту «забывчивость» и сослались на статьи как одного, так и другого договора. Этот факт, думается, может говорить только об одном -- о реальности договоров 907 и 911 гг. и о внимательном изучении авторами договора 944 г. предшествующих русско-византийских соглашений, о чем свидетельствуют ссылки на оба этих соглашения.
Не выдерживает критики и точка зрения, что судьбу договора 907 г. определил поход 911 г. Судьбу договора 907 г. определил в действительности поход ему предшествовавший. Договор 907 г. политически вырос из событий, разыгравшихся под стенами Константинополя. Он -- детище успехов русского оружия. О походе же 911 г. в источниках вообще нет никаких сведений. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы руссы организовали второй поход, после того как добились общеполитического соглашения, которое дало им все, на что могло претендовать в отношении Византии «варварское» государство,-- мир, контрибуцию, дань, выгодный статус для посольских и торговых миссий, беспошлинную торговлю.
Не правы и те историки, которые полагали, что, поскольку есть два договора, должны быть и два похода; а если поход был один, то и договор должен быть один (А. А. Шахматов, А. Е. Пресняков, С. В. Бахрушин, С. П. Обнорский, И. Сорлен). Подсказать именно такое решение может формальный подход к проблеме, но суть как раз и заключается в том, что такое мнение опровергается всем ходом исторических событий. Разрыв в три-четыре года между полевым перемирием и окончательным миром или между двумя мирными договорами (при отсутствии военных действий), когда более позднее соглашение либо дополняло, либо подтверждало ранний договор, неоднократно встречается в истории дипломатических отношений Византии с соседними странами.
Напомним события VI в.-- длительную войну Византии с Персией. В 558 г. военные действия были приостановлены, состоялось перемирие «до точнейшего рассмотрения спора», а поскольку мир был, как пишет византийский историк Менандр, «половинчатым», в Персию в 561 г. было направлено посольство магистра Петра, для того чтобы заключить полный мир и «прийти к совершенному покою». Никаких крупных военных действий между договором 558 г. и договором 562 г. не последовало. Мир 562 г. в деталях определил политические и экономические отношения между двумя государствами 5.
В 574 г. греки направили в Персию посольство, которое заключило мир на три года. Было решено, что в течение этих лет стороны окончательно договорятся по спорным вопросам и выработают долгосрочное соглашение. Переговоры состоялись, но не дали желаемого результата. В 617 г. Византия заключила мирный договор с Аварским каганатом, но авары предложили провести позднее переговоры лично между каганом и императором Ираклием по поводу взаимоотношений двух государств. Мирные переговоры с арабами также должны были начаться по истечении 11 месяцев после заключения предварительного мира 641 г. В 762 г. аварскому кагану Байану было послано письмо из Константинополя с согласием на встречу с ним императора Константина V для переговоров о подтверждении мира, хотя состояние мира между двумя странами было установлено ранее. И позднее в отношениях с болгарами, арабами, уграми не сразу достигались необходимые дипломатические результаты, велись длительные переговоры, после одних мирных соглашений заключались другие. В VIII--IX вв. попытки заключить договоры о мире с державой франков византийские императоры предпринимали неоднократно при отсутствии каких-либо военных действий между Франкским королевством (позднее империей) и Византией6.
И в случае русско-византийского конфликта начала X в. события в известной мере повторились: поход был один, а договоров было два -- один общеполитический, регулировавший принципиальные вопросы отношений между двумя государствами, а другой также межгосударственный, но более конкретный, основывавшийся на положениях первого соглашения.
Не можем мы согласиться и с теми, кто определял договор 907 г. как прелиминарный мир. Во-первых, ему самому предшествовала предварительная договоренность под стенами Константинополя о прекращении военных действий и отходе русской рати от города, что указывает на его вполне самостоятельный характер. Во-вторых, и это главное, содержание договора 907 г. говорит отнюдь не о прелиминарном соглашении, а о развернутом, самостоятельном, законченном политическом документе.
Трудно квалифицировать договор и лишь как торговое соглашение. Конечно, и договор 907 г., и последующие соглашения Руси с греками содержали статьи, регулировавшие торговые отношения двух стран. Но сами эти статьи не имели чисто торгового характера, и договор 907 г. ясно это показывает.
В соответствии с этим соглашением статус русских купцов в Византии являл собой определенное политическое достижение древнерусской дипломатии: ведь трудно защищать тезис о том, что право русских гостей на беспошлинную торговлю в Византии представляет собой лишь экономическую уступку. Но главное не в этом. Торговые статьи договора 907 г. (о других русско-византийских договорах мы пока не говорим)--это лишь небольшая и не самая важная часть соглашения. Основной пафос договора лежит в чисто политической сфере -- восстановление мирных отношений, проблема ежегодной дани, статус русских посольских и торговых миссий.
А теперь с этих позиций рассмотрим вопрос об «умолчании» источников о договоре 907 г. Если византийские источники действительно не упоминают об этом заурядном в византийской истории событии -- очередном приходе русской рати под стены Константинополя, возобновлении с Русью мирных отношений, ряде уступок Руси, являвшихся весьма традиционными в отношениях Византии с «варварским» миром, то русская летопись не только не умалчивает об этом, но буквально заполнена сообщениями о договоре 907 г. Красной нитью проходит мысль о нем через последующие соглашения и тексты, повествующие о новых военных конфликтах и мирных переговорах с империей.
На эту черту русской летописи исследователи давно обратили внимание и, как это случилось с оценкой похода и договора 907 г., сразу же разошлись во мнениях. Одни (А. Димитриу, В. И. Сергеевич, А. А. Шахматов, М. Д. Приселков) считали, что в этих случаях летописец имел в виду любой иной договор, кроме соглашения 907 г.7; другие (А. В. Лонгинов, Д. Я. Самоквасов) полагали, что речь могла идти только о договоре 907 г. 8
Нам хочется поддержать позицию второй группы ученых, но при этом отметить одну существенную слабость в их аргументации: они ищут в позднейших документах упоминания о договоре 907 г., отдельные схожие статьи. Между тем следует рассмотреть, как в источниках отразилась вся концепция русско-византийского договора 907 г. в качестве основополагающего внешнеполитического документа, который определял отношения между двумя государствами. Такой подход раскрывает некоторые дополнительные возможности. И в этой связи обратимся прежде всего к идее «мира и дружбы», являвшейся основополагающим принципом договора 907 г. Во все последующие времена (ив период выработки позднейших русско-византийских договоров, и в моменты конфликтов, заканчивавшихся предварительными переговорами) эта идея, сформулированная в договоре 907 г. в качестве основы иных договорных статей, оставалась главной.
А. А. Шахматов и другие исследователи не обратили внимания на то, что ссылки чаще всего делаются на «первый мир», «ветхий мир», т. е. прежде всего именно на мир как общеполитическое соглашение, каким являлся договор 907 г., а не на «мир-ряд», как неоднократно назывался договор 911 г. Так, идея «мира и любви» возникает после военного конфликта Руси с Византией 941 г. В 944 г., согласно летописи, послы византийских императоров явились в Киев «по-строити мира первого». Это «построение» начинается с политической преамбулы договора 944 г., где говорится, что сторонами было «заповедано обновити ветъхий миръ» и князь Игорь с князьями и боярами решили «створити любовь с самеми цари, со всемъ болярьствомъ и со всеми людьми гречьскими на вся лета»9. А далее идут конкретные статьи договора, опирающиеся на это восстановление «первого мира», «ветхого мира», договора «мира и любви».
Судя по данным конкретным статьям, первые из которых повторяют принципиальные положения договора 907 г., мы видим, что понятия «мир и любовь» договора 944 г. и договора 907 г. соотносятся с одними и теми же конкретными политическими условиями обоих соглашений. Это посольские и купеческие обмены, посольский и купеческий статусы. Более того, именно в этой общеполитической части соглашения есть прямые отсылки к тому самому «ветхому миру».
Так, в первой же статье говорится о том, что руссы могут снаряжать в Византию корабли с послами и купцами «елико хотять», «яко же имъ установлено есть», т. е. как об этом было договорено прежде. Далее следует, что руссы, приходящие в Константинополь «без купли», т. е. не имея торговых интересов, «да не взимають месячна» 10. Данная статья подразумевает, что обе стороны хорошо знали содержание этого понятия. И оно им действительно было известно из Договора 907 г. И следующая статья, где сказано об обитании руссов близ монастыря св. Маманта, упоминает о «слебном» и «месячном» без расшифровки того и другого понятия, как о хорошо знакомой практике. Таким образом, данный текст представляет собой еще одну косвенную отсылку к «ветхому миру» прошлых лет.
В этой же связи следует рассматривать и упоминание в договоре 911 г. о системе посольских и торговых обменов, установленной договором 907 г.: «...егда ходим в Грекы или с куплею, или въ солбу». «Мир и любовь» договоров 911 и 944 гг. соотносятся с общеполитическими условиями отношений двух государств, утвержденными в договоре 907 г. Точно такую же отсылку к «ветхому миру» содержит и статья договора 944 г. о предоставлении русским послам и гостям снаряжения на обратную дорогу: «...яко же уставлено есть преже» ".И вновь эта отсылка касается прежней статьи, свидетельствующей об общем порядке посольских и торговых обменов и отраженной в договоре 907 г. Тем самым практически все основные положения договора 907 г. получили развитие, подтверждение, прямые и косвенные ссылки в соглашении 944 г., и все это связано с понятием «мира и любви» в трактовке договора 907 г.
В заключительных словах договора 944 г. мы вновь встречаемся с отсылкой к соглашению 907 г., на что до сих пор не обращалось внимания. Там говорится: «Да аще будеть добре устроилъ миръ Игорь великий князь, да хранить си любовь правую», т. е. если Игорь утвердит мир, то пусть «сохраняет так любовь первую». Б. А. Романов в данном случае перевел слово «правую» без изменения -- «любовь эту правую». Между тем то же самое слово в другом случае-- в грамоте 911 г. («да схранимъ правая свещанья»)-- он перевел иначе -- «прежний договор»12. Думается, что в обоих случаях следует переводить слово «правый» одинаково-- либо «прежний», либо «первый». И здесь, как и в других случаях, речь идет о «любви», т. е. о договоре «мира и любви», каким являлось соглашение 907 г.
Наконец, ссылку на «первый» мир делает и договор 911г., на что также ранее не обращалось внимания. В заключительной его части говорится: «На утверженье же и неподвиже-ние быти меже вами, хрестьаны, и Русью, бывший миръ сотворихом Ивановым написанием на двою харатью». Что имели в виду авторы договора 911 г. под «бывшим миром», который заключен ими на «утверженье» и «неподвижение» отношений между Русью и Византией и написан «на двою харатью»? Все, кто занимался этим сюжетом, сочли, что здесь речь идет об изложенном выше договоре 911 г. Однако это не так. В тексте четко сказано, что записан не договор-ряд, каким являлся в основной своей части акт 911 г., а договор-мир; подчеркнуто также, что он заключен не заново, а лишь на «утверженье». Но самое главное состоит в том, что это понятие «бывший миръ» в заключительной части договора 911 г. точно корреспондирует с преамбулой этого же соглашения, где отмечается, что Олег послал русских послов в Византию «на удержание» «бывьшюю любовь», для того чтобы «удержати» «такую любовь, бывшую межи хрестьяны и Русью многажды». Эту «любовь» решено было оформить «писанием и клятвою твердою». В заключительной части акта 911 г. речь также идет о том, что «бывший миръ сотворихом... написанием». Совершенно очевидно, что в данном случае мы имеем дело с письменным оформлением договора «мира и любви», каким являлся договор 907 г. и какой вошел составной частью в «мир-ряд» 911 г. Это прямая и непосредственная ссылка на договор 907 г.
Но как быть с данью? Ведь уплата Византией дани являлась одним из основных условий договора «мира и любви» между Русью и Византией 907 г. Упоминаний о ней нет в договоре 944 г., и кажется, что сам этот факт катастрофически подрывает всю схему связи договоров 907--911--944 гг. Однако при внимательном чтении летописи оказывается, что и в период событий 941--944 гг. вопрос о дани выносится на передний план. Его обсуждение являлось ключевым в ходе мирных переговоров Игоря с греками во время его второго похода на Византию в 944 г. Византийские послы, встретив в пути корабли князя Игоря, передали ему речи императора Романа I Лакапина: «Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олегъ, придамъ и еще к той дани». Игорь посоветовался с дружиной, и руссы решили не искушать судьбу: «Се бо не по земли ходимъ, но по глубине морьстей: обьча смерть всемь», тем более что за три года до этого руссы именно на «глубине морской» потерпели сокрушительное поражение от греческого флота. Вопрос о дани решил исход всего предприятия. Греки согласились ее выплачивать с надбавкой против прежних платежей. Руссы повернули свои корабли обратно. Начались мирные переговоры, закончившиеся новым русско-византийским договором 944 г. Кстати, Игорь вновь взял с греков и единовременную контрибуцию: «А самъ вземъ у грекъ злато и паволоки и на вся воя» 13.
Таким образом, подтверждение греками одного из решающих условий договора 907 г.-- об уплате дани Руси -- явилось прологом нового русско-византийского мирного соглашения. В этом факте мы видим не только решающее значение вопроса о дани в судьбах русско-византийских отношений того времени, не только одну из возможных причин самого военного конфликта Руси с Византией в 941 г. по образу и подобию войны 907 г., но и прямую отсылку русской летописи к договору 907 г.
Миновали события 941--944 гг., но политическое влияние договора 907 г. продолжалось. Вновь оно сказалось в период конфликта Руси с Византией в 60--70-х годах X в., когда вопрос об уплате Византией дани Руси неоднократно возникал во время балканской кампании Святослава. Да и на переговоры о мире в 971 г. Святослав пошел, согласно тексту летописи, лишь после того, как греки обязались по-прежнему выплачивать Руси дань и.
Характеристика договора 907 г. будет неполной, если не обратить внимание на последующие союзные действия Руси и Византии.
Константин Багрянородный упомянул о факте совместных действий руссов и византийцев в 911/12 г., когда в составе войск Имерия, отправленных против критских арабов, шел русский отряд в 700 человек 15. А. А. Васильев, основываясь на этом сообщении, полагал, что статья договора 911 г. о разрешении русским воинам служить в императорских войсках была вторично, после 60-х годов IX в., возобновлена именно в договоре 907 г. и лишь затем письменно оформлена в договоре 911 г.16 В этой связи следует обратить внимание и на факты, приводимые А. П. Новосельцевым относительно русского похода в Прикаспий в 909--910 гг., направленного против Юсуфа ибн-Абу с-Саджа, наместника багдадского халифа в Южном и Юго-Западном Прикаспий, и против Саманидов -- владетелей Мавераннахра, Хорасана и Табари-стана, бывших вассалами халифа. По владениям этих врагов Византийской империи и направили свой удар руссы. Одновременно происходило сближение древнерусского государства с Хазарией, с которой оно заключило соглашение 17.
Здесь же можно было бы сказать и об ударе руссов по Закавказью в 912/13 г., о последующих союзных действиях Руси и Византии против арабов в 30-х годах X в. и, наконец, о знаменитой фразе константинопольского патриарха Николая Мистика в письме к болгарскому царю Симеону (начало 20-х годов X в.) о том, что если болгары не прекратят своих действий против Византии, то их ждет нашествие «скифских племен», среди которых патриарх упомянул и руссов
Совершенно очевидно, что после событий 907--911 гг. Русь вошла в союзные отношения с Византией, которые продолжались вплоть до конфликта между этими государствами где-то в середине 30-х годов X в. В историографии эти союзные отношения возводились, как правило, к известной статье русско-византийского договора 911 г., где сказано следующее: «Егда же требуетъ на войну ити, и сии хотять почтити царя вашего, да аще въ кое время елико их приидеть и хотять остатися у царя вашего своею волею, да будуть» 19.
Однако анализ статьи показывает, что она имеет как бы два сюжета. Первый говорит о разрешении руссам наниматься на службу в византийскую армию. Конечно, это разрешение ни в коей мере не являлось основой для тех союзных действий, которые предпринимали Русь и Византия в течение почти 40 лет. Однако второй сюжет раскрывает такую основу русско-византийских отношений. В статье говорится, что руссы могут остаться «своею волею» на службе у византийского императора, после того как они отвоевались вместе с греками против какого-либо противника. Слова «своею волею» лишь подчеркивают, что помощь империи со стороны Руси («егда же требуеть на войну ити») имеет не личный, добровольный характер, а все черты государственной союзной акции. В договоре 911 г. факт такой государственной союзной помощи признается само собой разумеющимся и просто дополняется новым условием -- разрешением руссам оставаться на службе в империи. А это значит, что сама договоренность о союзной помощи восходит к более раннему времени, вероятнее всего к 907 г., когда Византия обязалась платить Руси дань, которая нередко являлась платой за такую союзную помощь.
Все это позволяет выдвинуть гипотезу о том, что во время заключения договора 907 г. было достигнуто соглашение о военном союзе между Русью и Византией, отраженное в договоре 911 г. и в дальнейшем развитое в договоре 944 г.
С точки зрения византийской дипломатической практики договор 907 г. был типичным «глубоким», как его называли в Византии, миром, какие греки прежде заключали с Персией в 562 г. на 50 лет, с Болгарией в 814 (815) г. и 864 г. на 30 лет. На эту особенность византино-иностранных договоров второй половины 1-го тысячелетия н. э. указал болгарский исследователь И. Дуйчев20. Думается, что такими же «глубокими», «прочными» мирами были и другие общеполитические соглашения Руси и Византии -- договоры 60-х годов IX в. и 944 г. Об этом говорит не только их содержание, отражающее решение принципиальных политических вопросов в отношениях между двумя государствами, но и сам срок их действия. Русско-византийский конфликт начала X в. произошел спустя почти пять десятилетий после 860 г. (конечно, 907 год является для нас лишь решающей хронологической гранью конфликта и это вовсе не означает, что действие договора 860 г. греки не прекратили ранее).
Очередной конфликт между Русью и Византией произошел через 30 с лишним лет после договора 907 г., т. е. в середине 30-х годов X в., и вылился в войну 941--944 гг.
Затем еще 30 лет русско-византийские отношения были мирными. Новое их осложнение относится уже к середине 60-х годов X в. и заканчивается русско-византийской войной 970--971 гг.
Таким образом, русско-византийский договор 907 г. стал действительно важным политическим соглашением, которое определило на десятилетия вперед нормы отношений между Византией и Русью. В последующих русско-византийских соглашениях они лишь развивались, углублялись, восстанавливались, корректировались. Дальнейшая история русско-византийских дипломатических отношений проходит под знаком идей, заложенных в договоре 907 г. И, повторяем, русский источник не только не умалчивает об этом договоре, но напоминает о нем на каждом шагу, едва заходит речь о русско-византийских отношениях. Да и греческий хронист Лев Дьякон, нам кажется, совершенно определенно сослался на этот «ветхий мир» в следующих переданных им «речах» Иоанна Цимисхия, обращенных через византийских послов к Святославу: «Мы не должны сами разрывать мира, непоколебимо до нас дошедшего от предков наших... вы разорвете союз наш, а не мы... Я думаю, что ты, Святослав, еще не забыл поражения отца своего Игоря, который, презревши клятву, с великим ополчением на десяти тысячах судов подступил к царствующему граду Византии и едва только успел с десятью ладьями убежать». Игорь нарушил клятвенный мир прошлого. Святослав также разорвал его, но потом вновь вернулся к изначальному миру. Согласно данным византийских хронистов Скилицы и Зонары, русские должны были по мирному договору, заключенному под стенами Доростола, считаться по-прежнему «друзьями» и «союзниками» Византийской империи21. Такая характеристика договора 971 г. вновь напоминает нам об условиях соглашения 907 г.
С этими сведениями византийских авторов корреспондирует и обязательство Святослава Игоревича соблюдать «правая съвещанья», т. е. прежние (или первые) договоры, которое он дал в своей грамоте 971 г.22 Что в данном случае имеется в виду под прежними договорами? Мы думаем, что все три предшествующих русско-византийских соглашения, и прежде всего договоры 907 и 944 гг., затрагивающие принципиальные вопросы взаимоотношений двух стран; а договор 907 г.-- это та самая клятва, которую нарушил в свое время Игорь, так как именно это соглашение имело основополагающую силу в вопросе дани. На него-то, очевидно, и ссылался в первую очередь Святослав. В этом аспекте по-иному звучат слова византийского императора Константина Багрянородного о том, что мир с печенегами гарантирует Византию от нападений угров и Руси, которые тогда не смогут «требовать от ромеев чрезвычайно больших денег и вещей в уплату за мир»23, каким мог быть и договор 60-х годов IX в., и договор 907 г.
«Равно другаго свещания» и появление на Руси системы предварительных переговоров
Прежде всего ряд соображений по поводу сомнений А. А. Шахматова и целой группы ученых относительно достоверности договора 907 г. в связи с фразой договора 911 г.: «Равно другаго свещания...»
Высказывая свою точку зрения, А. А. Шахматов не обратился к предшествующей историографии. Между тем уже в течение полутораста лет на страницах русских исторических трудов шла полемика по поводу первой фразы договора 911 г. Собственно полемики, как таковой, не было, просто каждый из историков, касавшихся этого вопроса, переводил данный текст по-своему, Эти переводы свелись к двум основным позициям: одни переводили фразу как «копия (список) с другого договора», т. е. с самого договора 911 г., и рассматривали ее в качестве удостоверения, определяющего соответствие этого документа его первооснове -- византийскому хрисовулу или русскому переводу с греческой грамоты, написанной от имени русского великого князя; другие считали, что в этой фразе говорится о предшествующей договоренности, или договоре; в соответствии с этим перевод выглядел так: «Согласно другому договору, бывшему при...» Первым точку зрения о копии-списке высказал в 1852 г. И- И. Срезневский. Он полагал, что слово «равно» означает копию, противень другого договора. Затем данная версия была поддержана Н. А. Лавровским, С. А. Гедеоновым, Н. П. Ламбиным, а на исходе XIX в. А. Димитриу.
Вариант подобного подхода к вопросу дали польский историк С. Микуцкий и С. М. Каштанов. Микуцкий считал, что начало спорной фразы следует переводить как «копия договора». Однако он признает недостаточность точных обоснований на этот счет и обращает внимание на то, что во всех трех известных нам письменных договорах (помеченных в летописи под 911, 945, 971 гг.) все три заголовка, содержащие эту фразу, отличаются один от другого и непосредственно связаны с содержанием описываемых событий. А это значит, что мы имеем дело не с официальными копиями, а с переводами обязательств русской стороны и т. д.2 Каштанов по этому поводу заметил: «Слова «Равно другаго свещания...» в грамотах 911 и 944 гг. выражали равносильность грамоты соответствующему хрисовулу»3, т. е. императорскому указу, выданному другой стороне в качестве своеобразного «удостоверения» правомерности заключенного договора.
Первым представителем иной точки зрения был В. Н. Татищев. Вот его трактовка первых слов договора 911 г.: «Про-тиво прежде учиненного им самим (Олегом. -- А. С.) со цари Львом и Александром». Затем Г. Эверс посчитал начало договора 911 г. относящимся к предварительному соглашению, на основании которого был заключен сам договор 911 г. С. М. Соловьев представлял дело довольно просто: «На основании прежнего ряда, заключенного тотчас после похода», Олег направил своих послов в Константинополь для заключения мира и «ряда». Тем самым он определенно связал начальную фразу договора 911 г. с предшествующей на этот счет договоренностью. В. В. Сокольский заметил, что в грамоте 911 г. совершенно ясно говорится о предварительных переговорах и соглашении, предшествовавших заключению договора 911 г. Д. Я. Самоквасов также считал, что в начале договора 911 г. идут высказывания послов по тем положениям, которые были согласованы на другом совещании, состоявшемся при императорах Льве и Александре. Он не согласен с версией о копии, поскольку сама глагольная форма «бывшаго» указывает на действие, происшедшее прежде. Да и пропуск имени Константина он не считал случайным -- просто тот еще не был венчан на царство к моменту переговоров. Так же трактует Самоквасов и спорную формулу, имеющуюся в начале договора 971 г., -- «согласно с предварительным соглашением...». Она же, по мысли и Д. М. Мейчика, доказывает лишь одно -- существование договоренности и до 911 г.4
Развернутую защиту тезиса о понимании первых слов договора 911 г. как ссылки на состоявшуюся ранее договоренность, являвшуюся юридическим основанием для выработки договора 911 г., дал А. В. Лонгинов. Он также обратил внимание на глагольную форму «бывшаго», аналоги которой находит в договорах польского короля Болеслава II с Изяславом Ярославичем в 1070 г., византийского императора Исаака Ангела с Венецией в 1187 г. Автор приводит и факты из практики Русского централизованного государства, когда посольские обмены и заключение дипломатических соглашений определялись ранее достигнутыми на этот счет соглашениями. Лонгинов не согласен с узким пониманием Н. А. Лавровским слова «свещание» лишь как «договор» и толкует его более широко -- в качестве и «переговоров», «совещания». Вовсе не связывая эту фразу с событиями 907 г., он пишет о тождестве упомянутого в начальных словах договора 911 г. совещания «с предварительным, изложенным на письме соглашением, достигнутым взаимным обсуждением державами через своих послов условий того же договора, в коем делается ссылка на совещание», т. е. договора 911 г. Это соглашение о заключении мира 911 г. состоялось при императорах Льве и Александре, которые провели, как полагает Лонгинов, переговоры через своих послов, аналогично тому как это было при заключении договоров 944 и 971 гг.5
В 941 г. сомнение в правомерности шахматовского анализа высказал М. А. Шангин, а при подготовке к изданию «Повести временных лет» Д. С. Лихачев и Б. А. Романов вновь отдали предпочтение версии Шахматова6. Правда, Лихачев склонился к мнению Срезневского, переводившего слово «другый» не как «другой», а как «дружественный». Но, приняв термин «дружественный», мы должны отказаться от понятия «список», «копия», так как дружественной копия быть не может, дружественным может быть только договор, соглашение. В то же время и Лихачев, и Романов согласились с гипотезой Лавровского и его последователей относительно перевода слова «равно» как «список», «копия», хотя все построение Шахматова основывалось на ином понимании летописцем этого текста -- как говорящего о ранее заключенном соглашении.
И. Сорлен заметила, что упоминание в договоре 911 г. сначала двух императоров, а потом трех могло означать, что переговоры по поводу заключения договора 911 г. начались при Льве VI и Александре, а завершились, когда на троне было уже три соправителя 7.
Рассматривая спорный текст, мы должны иметь в виду следующие направления исследования: во-первых, учитывая возможность перевода договора с греческого языка, выяснить соответствие русского слова «равьно» греческому оригиналу; во-вторых, определить значение самого этого русского слова; в-третьих, подойти к вопросу с точки зрения не только филологической, но и сравнительно-исторической, прочитать начальную фразу договора как 911 г., так и 944 и 971 гг. в историческом контексте.
Что касается проблем перевода, то мы не располагаем возможностями филологического анализа и отдаем себе отчет в ограниченности и гипотетичности в связи с этим своего общего вывода. Тем не менее исследование спорного вопроса по двум другим направлениям может помочь, на наш взгляд, в его относительном прояснении, тем более что и поиск греческого оригинала слова «равьно» сам по себе, без сравнительно-исторического анализа, также является весьма альтернативной и непрочной основой для решения данного вопроса.
Что касается трактовки слова «равьно», то ее дал И. И. Срезневский8. Он переводил это слово как «наравне», «вровень», «поровну», «ровно», «одинаково», «столько же», «тем не менее», «список», «копия», а слово «равный» -- как «ровный», «одинаковый», «сходный», «подобный», «равный по значению», «достаточный». Сам И. И. Срезневский из этого обилия понятий выбрал «копию», «противень», хотя можно было бы воспользоваться и другими понятиями, которые говорили бы о том, что речь идет о соответствии данного договора другой договоренности.
Но посмотрим, к каким выводам приведет нас сравнительно-исторический анализ.
Такую попытку в свое время предпринял А. В. Лонгинов. Он исследовал случаи употребления в X в. слова «свеща-ние», проявил интерес к реальности исторических фигур, упоминаемых в начальных словах русско-византийских договоров 911, 944 и 971 гг., и пытался выявить хронологическую и как следствие этого политическую обусловленность их упоминаний в этих документах, а также стремился выяснить вопрос, существовала ли в X в., в том числе и в других русско-византийских договорах, практика ссылки на заранее достигнутую обеими сторонами договоренность. Однако, на наш взгляд, аргументы Лонгинова ограничены, а источник может дать значительно больше.
Действительно, Н. А. Лавровский и его последователи, в основном филологи, довольно узко понимали слово «свеща-ние» и переводили его лишь как «договор». Отсюда и их перевод: «другой договор», т. е. документ, а слово «равьно» подсказывало, что этим другим документом могли быть только копия, список и т. д.
Проанализируем, в каком контексте употребляется это слово в летописи. В этом же договоре 911 г. слово «свеща-ние» встречается еще раз в заключительной части: «И таковое написание дахом царства вашего на утвержение обоему пребывати таковому свещанию, на утвержение и на изве-щание межи вами бывающаго мира»9. Здесь действительно слово «свещание» можно перевести как «договор», что и отражено в тексте перевода «Повести временных лет». Причем очевидно, что эти заключительные слова говорят об итоговом моменте выработки документа: процесс его создания закончен и теперь он подлежит утверждению и византийскими императорами, и русскими послами.
Далее мы сталкиваемся с этим понятием при описании похода Игоря на Византию в 941 г. Когда доместик Памфир и патрикий Фока выступили навстречу руссам, «съвещаша» Русь и решила дать бой грекам 10. Здесь слово «съвещаша» явно обозначает совещание, военный совет. В заключительной части договора 944 г. говорится: «Мы же свещание се написахомъ на двою харатью...» М В этом случае слово «свещание» можно понять и как договор-документ, и как ход переговоров, обмен мнениями. Вторая версия предпочтительнее, так как, во-первых, документ здесь обозначен словом «харатья», на которую занесено «свещание», и, во-вторых, буквально несколькими строками ниже глагол «свещахомъ» расшифровывает характер переговоров: «А отходяче послом царства нашего до допроводять къ великому князю рускому Игореви и къ людемъ его; и ти приимающе харатью, на роту идуть хранити истину, яко мы свещахомъ, напсахомь на харатью сию...» 12 Здесь говорится о том, что по приезде в Киев императорские послы должны принять присягу в верности договору со стороны руссов, о чем состоялась договоренность при выработке соглашения в Константинополе и что зафиксировано «на харатью сию». В данном случае понятие «свещание», «свещахомъ» мы обязаны понимать как предварительную договоренность по интересующему нас вопросу.
В договоре 971 г. говорится, что Святослав клялся соблюдать вновь заключенный мир и утвердил эту клятву «на свещанье семь». Здесь слово «свещанье» обозначает ход переговоров, совещание, встречу дипломатических представителей. В этом же документе Святослав клянется сохранить «правая съвещанья», т. е. первые договоры, первые договоренности 13.
Таким образом, мы не видим четкости в употреблении древним летописцем и переводчиком слова «свещание». Оно означает и договор, и переговоры, записанные на «харатьи», и просто сам ход переговоров. Думается, что это не случайно. По-видимому, в то время грани между «речами», письменными документами, ходом совещания и его фиксацией в виде договора в сознании русских дипломатов, переводчиков, летописцев были весьма расплывчатыми. Отсюда и употребление в разных, но, подчеркиваем, весьма близких значениях слова «свещание».
Посмотрим теперь, в какие исторические условия поставлена спорная формула в каждом из трех (911, 944, 971 гг.) русско-византийских договоров и как ее появление соотносится со средневековой дипломатической практикой. Этот вопрос полезно рассмотреть в связи с определением политической роли тех или иных лиц, упоминаемых в начальных словах всех трех договоров.
Итак, договор 911 г. Сразу же обратим внимание на одну немаловажную деталь, которую упустили спорящие стороны: Олег послал своих «мужей» в Византию «и посла глаголя», т. е. наказал им говорить, а далее следует знакомый текст: «Равно другаго свещания...» и т. д. Закономерен вопрос: как может быть увязана конструкция «глаголя» с переводом «список» (или копия) с «другой грамоты»? Разве можно «глаголить» копию, да и для чего? Послам наказывается говорить или вручить написанные речи оригинального и суверенного происхождения. Конструкция «и посла глаголя» непосредственно подсказывает и смысл перевода следующей фразы: «Согласно другой договоренности» или «Согласно другому совещанию, бывшему при тех же царях Льве и Александре. Мы от рода русского...» и т. д. Об этом же говорит и глагольная конструкция «бывшаго». Следовательно, речь идет о предварительной договоренности по поводу заключения данного договора 911 г., как на это совершенно справедливо указывали Самоквасов и Лонгинов. Смысл фразы представляется нам ясным и точным.
В таком же сочетании с формулой «Равно другаго све-щанья...» встречается слово «глаголати» и при изложении летописцем договора 971 г.: «Нача глаголати солъ вся речи, и нача писець писати. Глагола сице...»н. А далее следует известная нам формула. Как видим, и в этом случае оборот «глагола» связан с последующим текстом, открывающимся формулой «Равно другаго свещанья...». А это значит, что и здесь трудно понять смысл слова «глагола», если переводить формулу как «Список с договора...» 15. Однако предлагаемый нами перевод этой формулы и в этом случае соответствует слову «глагола»: «Говорил же он так»: «Согласно договоренности, состоявшейся...» или «Согласно переговорам...» и т. д.
Шахматов считал слова «тех же» в договоре 911 г., сказанные об императорах, совершенно лишними. Нам, напротив, думается, что их употребление там вполне закономерно. Вспомним летописное изложение событий 907 г.: Олег, «мало отступивъ от града», начал «миръ творити со царьма грец-кима, со Леономъ и Александромъ». Именно с этими двумя императорами начали мирные переговоры в византийской столице Олеговы послы Карл, Фарлоф и др. Выслушав предложение русских послов, «реста царя и боярьство все», т. е. сказали цари и все бояре. И снова мы видим здесь «царей». Еще раз с императорами Львом VI и его братом Александром мы встречаемся в заключительной части изложения, где сообщается, что Олег с ними «сотвориста» мир. И все это точно соответствует указанию начальных слов договора 911 г. о том, что предварительное соглашение по поводу заключения будущего договора 911 г. было достигнуто при участии императоров Льва VI и Александра. И было бы нелепо, если бы здесь оказался еще и Константин, венчанный на царство, как известно, 9 июня 911 г. в шестилетнем возрасте. Его имя летописцу и не требовалось исключать из текста договора 911 г. Его там просто не было, да и не могло быть. Все дипломатические переговоры послы Олега вели с представителями двух византийских императоров. Если же согласиться с версией Шахматова, то придется признать, что летописец не только выдумал договор, но и в ходе изложения событий тонко обошел имя Константина и во всех случаях ограничился именами лишь двух императоров.
И еще один аргумент, не приведенный ранее. Как известно, договор 911 г. официально был заключен Олегом с тремя византийскими императорами -- Львом, Александром и Константином 2 сентября 911 г., т. е. уже после венчания на царство малолетнего Константина, будущего Константина VII («Мы от рода рускаго... иже послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояръ, к вам Лвови и Александру и Костянтину, великим о бозе самодержьцем царемъ греческым...»). Однако в рассказе летописца уже после изложения договора 911 г. говорится, что русские послы, возвратившись в Киев, «поведаша вся речи обою царю, како сотвориша миръ, и урядъ положиша межю Грецкою землею и Рускою...», т. е. они передали русскому великому князю речи обоих византийских императоров. Не трех, а именно двух, «обою». Может быть, летописец слукавил и здесь и тоже что-то заменил, сознательно перепутал? Нет. В документе точно зафиксирован исторический факт: договор 911 г. вырабатывался русскими послами с представителями двух византийских императоров -- Льва VI и Александра, и ход переговоров и речи обоих императоров в процессе этих переговоров были доложены Олегу. Переговоры, вероятно, происходили до венчания на царство Константина. Но предположим, что они протекали уже после 9 июня 911 г., когда византийских императоров было трое (Лев и его соправители Александр и Константин), и все равно шестилетний Константин практически не мог принимать участия в переговорах, и сообщение летописца о «речах» обоих царей точно соответствует реальному положению дел. Этот факт, по нашему мнению, определеннее, чем все остальные, вместе взятые, решает спор в пользу правомерности упоминания в преамбуле договора 911 г. именно двух императоров; подписан же договор был в сентябре греческой стороной от имени трех официально являвшихся правителями Византии императоров -- Льва, Александра и Константина.
Д. Г. Кузьмина удивило то обстоятельство, что договор был заключен от имени трех царей, в тексте под 907 г. упоминаются два царя, а красоты и святыни византийской столицы русским послам показывал лишь «один Леон» 16. Но как раз это обстоятельство и является наиболее веским аргументом в пользу достоверности фактов, изложенных в летописи. Что касается ознакомления с городом, то им действительно руководил правящий император -- Лев VI, который и упоминается в летописном тексте, рассказывающем о событиях, которые последовали за заключением русско-византийского договора 911 г.
Но сказанное вполне определенно указывает, что именно с двумя императорами велись предварительные переговоры относительно заключения соглашения 911 г. И уже это свидетельствует в пользу того, что в преамбуле договора 911 г. речь идет не о копии (ее и не могло быть в момент предварительной договоренности об условиях договора), а о совещании, договоренности относительно грамоты 911 г.
А. А. Шахматов обратил внимание на несогласование падежей в спорной формуле. По его мнению, правильнее было бы написать: «...при тою же цесарю Льве и Александре» 17. Однако еще за 60 с лишним лет до этого Н. А. Лавровский высказывал предположение о том, что эта ошибка могла быть вызвана неточностями перевода договора с греческого языка, а летописец скрупулезно скопировал русский текст договора 18. Нельзя с уверенностью ни принять, ни отвергнуть версию Лавровского. Ошибка в согласовании падежей несомненна. Можно лишь высказать два соображения. Во-первых, представляется совершенно нелогичным, что летописец, создав искусственно текст договора 907 г. и исключив из грамоты 911 г. имя императора Константина VII, тем не менее повторил ошибку в согласовании падежей. Если уж следовать логике А. А. Шахматова, то сочинитель в первую очередь должен был бы исправить ошибку древнего текста. Он этого не сделал. Почему? Аргументы А. А. Шахматова теряют в своей доказательности из-за невозможности ответить на этот вопрос. А во-вторых, напрашивается чисто житейское соображение: в каком количестве не только древних, но и современных трудов порой допускаются ошибки, опечатки? Здесь же, в случае едва ли не с первым в отечественной истории переводом с иностранного языка на русский, мы требуем от переводчика работы идеальной.
Многие исследователи обнаруживают в летописном рассказе об Олеге под 907 и 912 гг. повторы, которые, по их мнению, являются признаком искусственной сшивки разных текстов. Наиболее четко эту версию вслед за А. А. Шахматовым высказал А. Г. Кузьмин. Он обратил внимание на то, что после рассказа под 907 г. о возвращении Олега в Киев летопись уже под 912 г. вновь как бы подводит итог деятельности Олега. А в самом тексте под 912 г. А. Г. Кузьмин обнаружил «перебивку текста»: «рассказ о предсказании волхвов дан после слов «И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой...»«. Естественнее было бы, полагает Кузьмин, дать сначала рассказ о встрече Олега с волхвами, а потом уже изложить историю его смерти. Выход из положения летописец, по мысли Кузьмина, находит еще в одном повторе: «И пришедшу ему Кыеву и пребывьшю 4 лета, на пятое лето помяну конь». А далее уже идет рассказ о смерти Олега от укуса змеи. Уточнение летописца «4 лета, на пятое лето», считает Кузьмин, должно было объяснить, почему завершение рассказа об Олеге перенесено с 907 под 912 г. Старый текст летописец разорвал надвое договором 911 г., который оказался в его руках. «Так и получилось два договора и хронологическое расхождение в 4--5 лет» 19, -- заключает автор. А. Г. Кузьмин тем самым приходит к тому же выводу, что и А. А. Шахматов на основании трактовки первой фразы договора 907 г.
Конечно, мы не располагаем прочной системой аргументации против подобного подхода, однако некоторые основания, подрывающие эту схему, летопись все же дает. Единственный шанс здесь, пожалуй,-- это обращение к сг»;^ю мысли самого летописца, к тексту самих повторов.
Описание похода 907 г. заключается словами: «И приде Олегъ к Киеву, неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье. И произваша Олга -- вещий: бяху бо людие погани и невеигласи» 20. Совершенно очевидно, что летописец не подводит итог правлению Олега вообще, как утверждает А. Г. Кузьмин, а завершает рассказ именно о событиях 907 г. Он рассказывает о возвращении Олега в Киев с богатой добычей и о том, что с этого времени Олега прозвали вещим,-- разве несколькими строками до этого он не передал восхищение греков мудростью русского князя, которого они сравнивали со святым Дмитрием Солунским?
Совсем иное дело текст, следующий за договором 911 г. Кстати, заметим, что все историки, писавшие на эту тему, почему-то обходят молчанием тот факт, что вслед за договором 911 г. идет не текст, который цитирует А. Г. Кузьмин: «И живяще Олегъ миръ имеа ко всем странамъ, княжа в Киеве...», а другой текст, рассказывающий о пребывании Олеговых послов в столице империи, их возвращении на родину и докладе Олегу о ходе переговоров в Константинополе: «Послании же Олгом поели приидоша ко Олгови, и по-ведаша вся речи обою царю...» и т. д. И лишь после этого рассказа летописец пишет о том, как Олег стал жить в мире со всеми странами и княжить в Киеве. Этот текст не имеет никакого отношения к рассказу о возвращении Олега в Киев в 907 г. Он несет совсем иную смысловую нагрузку и как бы завершает весь цикл внешнеполитических усилий Олега: посвоенных событий и оживленной дипломатической деятельности Олега наступает период «мира и дружбы», урегулированных отношений со всеми странами и народами. Это и отмечает летописец. И уже затем идет рассказ о смерти Олега. Вот его начало: «И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой, иже бе поставил кормити и не вседати на нъ. Бе бо въпрашал волхъвовъ и кудесник*: «От чего ми есть ум-рети?»«21 и т. д. И здесь не ощущается перебивки текста, хотя он изложен довольно неуклюже: Олег вспомнил о своем коне, потому что поставил его кормить и не садился более на него, так как в свое время он вопросил волхвов о своей судьбе и те связали ее с судьбой коня. Фразу можно построить и по-другому, начав с волхвов, но тогда будет непонятно, почему после эпического начала о мирном княжении в Киеве идет рассказ о встрече Олега с волхвами. С чего-то летописец должен был начинать историю гибели Олега! Он начал ее с основного --с воспоминания князя о своем коне, а потом уже объяснил этот княжеский интерес. Повторяем, на наш взгляд, здесь нет никакой перебивки текста, он прочно спаян в смысловом отношении.
Е. А. Рыдзевская рассмотрела вопрос о летописном тексте о смерти Олега и показала, что, несмотря на существование параллельной версии в исландской саге об Орваре-Одде, летописное предание является оригинальным, а не производным сюжетом (на чем настаивал, в частности, А. Стендер-Петерсен22); что «как художественное произведение небольшой рассказ летописи заслуживает высокой оценки». Она также обратила внимание на то, что историю с пророчеством о смерти Олега от коня летописец «начинает с конца», но, по ее мнению, «это лишь деталь композицион-ного характера» .
После рассказа о встрече Олега с волхвами летописец говорит о том, что Олег оставил коня и, «не виде его, дон-деже на грекы иде». И далее идет текет, который А. Г. Кузьмин объявил повтором: «И пришедшу ему Кыеву и пребывь-шю 4 лета, на пятое лето помяну конь...» Но и в данном случае мы не видим повтора: летописец логично развивает тему расставания Олега с любимым конем на долгий срок и встречи князя со своим боевым соратником лишь после похода «на грекы». Хронология -- «4 лета, на пятое лето...»---лишь подтверждает мысль летописца о том, что интерес Олега к коню возник после похода на Византию.
Сравнивая хронологический перечень правлений киевских князей от Олега до Ярослава, приведенный летописцем в том месте, где он рассказывает, как при византийском императоре Михаиле III «нача ся прозывати Руска земля», с последующим летописным погодным изложением их правлений, А. Г. Кузьмин отметил, что за полтораста с лишним лет разница между перечнем и последующей хронологией летописи достигла четырех лет. Их-то, делает вывод автор, и ликвидировал составитель летописи вставкой о смерти Олега не в 907 г., а в 912 г.,* созданной на основе каких-то народных преданий.
Подобные документы
Основные этапы зарождения и развития дипломатического искусства в Древней Руси. Русско-византийские договоры 907, 911 и 944 годов, их содержание и значение для дальнейшего развития государства, место в его истории. Внешняя политика княгини Ольги.
реферат [53,7 K], добавлен 04.11.2009Традиционализм идеологических установок, сочетание христианского экуменизма с византийской идеей самодержавия. Принципы и методы византийской дипломатии во взаимоотношениях с Русью. Договоры с Византией, рецепция византийского права. Духовное влияние.
контрольная работа [25,5 K], добавлен 05.05.2011Могущество Древнерусского государства. Этапы развития византийско-русских отношений. Заключение Доростольского договора. Русско-Византийские отношения в XI-XII вв. Проблемы культурных отношений Древней Руси и Византии. Принятие христианства на Руси.
реферат [36,3 K], добавлен 28.04.2010Понятие дипломатии, виды дипломатических методов государства. Особенности дипломатии России с ХIII по XVII вв. Формирование органов властных скоплений Московской Руси. Межкняжеская дипломатия. Внешнеполитические отношения со странами Востока и Европы.
курсовая работа [382,7 K], добавлен 13.01.2011Культурные, торговые и дипломатические взаимоотношения между древней Русью и Византией. Русско-византийская война 941—944 годов, походы князя Игоря на Царьград. Посольство княгини Ольги в Константинополь. Принятие князем Владимиром христианства на Руси.
презентация [3,3 M], добавлен 27.09.2014Анализ феномена византийского миссионерства на примере религиозной обстановки в IV-V веках. Роль в христианизации варваров в Империи. Несториане и монофиситы как сторонники главных "еретических" течений. Версии жития знаменитого столпника V в. Симеона.
курсовая работа [59,4 K], добавлен 30.01.2013Форма, содержание, особенности, роль дипломатии, их изменения в зависимости от развития общества. Дипломатия как ведение международных отношений посредством переговоров. Жизнь и деятельность великого российского дипломата Александра Михайловича Горчакова.
реферат [62,0 K], добавлен 21.04.2011Особенности формирования Византийского государства. Развитие византийского права и его характеристика. Правовой статус населения Византии в IV—середине VII вв. Формирование феодально-зависимого крестьянства. Божественный характер императорской власти.
реферат [22,0 K], добавлен 26.05.2010Деятельность государства в изображении Прокопия Кесарийского. Внешняя и внутренняя политика Византии в конце V-VI веков. Структура византийского общества. Димы и другие общественные организации. Краткая характеристика положения женщины в Византии.
дипломная работа [84,7 K], добавлен 12.10.2015Успехи римской внешней политики, искусная деятельность сената. Становление методов "двойной дипломатии". Завещание Аттала III и аннексия Пергама. Отношения Рима с Селевкидами. Причины деградации римской дипломатии во второй половине II века до н.э.
курсовая работа [90,8 K], добавлен 19.03.2012
