Региональная идентичность в Европейской России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Региональная идентичность в Европейской России

Актуальность темы

Понятие «идентичность» в настоящее время считается наиболее общим и универсальным в круге понятий, которые описывают совокупность качественных и количественных характеристик, сопряжённых со специфичностью какого-либо данного культурного или географического (в понимании Л.С.Берга) индивида. Известны близкие к понятию идентичности русскоязычные понятия - самобытность, «особость», своеобразие (эти термины употребляли ещё в ХIХ в.А.П. Щапов, Н.И. Костомаров и др.), -которые, однако, не являются полными его синонимами. Местная специфика, географическая индивидуальность связаны с представлениями и самосознанием людей, проживающих на данной территории, и отражаются понятием «малая родина». Всё это должно войти в представления самой науки. Для России не всегда очевидно существование именно региональной идентичности. Это связано с очевидной культурной однородностью России и некоторыми из трактовок особенностей природы Русской равнины, с исторически возникшей развитостью русской (российской в целом) идентичности, меньшей оформленностью в ней «исторических провинций» (по П.Н. Милюкову, П. Савицкому и др.), с представлениями о русском народе как о народе-кочевнике, имеющем склонность к перманентной колонизации. Не очевидно существование территориальных контрастов в особенностях проявления региональной идентичности. Традиции А.Д.Градовского - М.П.Погодина - В.С.Соловьёва и Н.И. Костомарова - А.П.Щапова давали противоположные ответы на вопрос о региональной идентичности в России.

В настоящее время идентичность микро- и макросоциальных систем обычно рассматривается не столько как признак их застойности, стагнации или слабости, сколько как признак их долговременной результативности, внутренней мощи, своего рода пассионарности. Это - один из важнейших признаков современного, «нормального» общества. В «географической расчленённости» нередко видится одна из важнейших причин возникновения в Западной Европе общества современного типа. (В.А. Мельянцев). Региональная идентичность (местное самосознание) - самоидентификация населения в связи с территорией - исходное в ряду, который включает самоорганизацию и самоуправление - важнейшие из «пусковых механизмов» трансформации России. Понятие родины, отношение «я - ты» - центральные в духовном слое деятельности человека (В.П. Зинченко, 2006).

Выделяются региональная идентичность (РИ) - как результат процесса и региональная самоидентификация населения - как сам процесс.

Региональная идентичность местных общностей и слагающих эти общности групп индивидов отражает в сознании людей местную географическую специфику. Понятие «местная специфика» широко применялось в трудах Л.Е. Иофы, Б.Б. Родомана, Ю.А. Веденина, Г.М. Лаппо, Е.Е. Лейзеровича, А.И. Левинтова, Л.В. Смирнягина, также В.Л. Глазычева, но в целом в отечественной экономической географии ограниченно. Опыт изучения российской региональной идентичности на конкретных территориях весьма незначителен, в нём нет теоретических обобщений. Не изученным остался вопрос о возможности сравнения РИ на разных территориях, а также о «силе» РИ. Поэтому актуальным направлением общественно-географических исследований для России является разработка научных основ изучения региональной самоидентификации населения и выявление региональной идентичности местных общностей.

Объект исследования - население ряда областей Европейской России, без национально-территориальных образований. Предмет исследования - отношение людей к месту проживания и к соседним территориям.

Цель работы - разработка научных основ географического изучения региональной самоидентификации населения.

Задачи:

1)определение концепции региональной самоидентификации населения, исходя из анализа исторических, философских и методологических предпосылок;

2)разработка и экспериментальная проверка эффективности методического инструментария на избранном модельном полигоне;

3)выявление и сравнительный анализ функционального многообразия и пространственной структуры процессов региональной самоидентификации и форм региональной идентичности в Европейской России.

Информационная база исследования, модельный полигон (см. рис. 1). Использованы материалы массовых опросов в Вологодской, Воронежской, Ярославской и Костромской областей (2002 - 2003 г.г.; выборки квотные, метод опроса - личные интервью; вопросники и программа исследования разработаны автором; всего 3050 респондентов), а также массовых опросов в г. Тверь (2001, ТверьЦИОМ; вероятностно-квотная репрезентативная выборка семей, личное интервью, объём 510). Обследования были проведены на базе Вологодского НКЦ ЦЭМИ РАН, Института общественного мнения «Квалитас» (Воронеж), Исследовательской компании «Социс» (Ярославль), при сохранении нашего авторства.

Проведёно анкетирование лиц, активно интересующихся местными проблемами («активного меньшинства»). Это - та неформальная группа, которая демонстрирует определённую установку на личностную ответственность за судьбу города, при этом не «участвующая во власти». Эксперты проанкетированы с помощью работников библиотек, музеев, местных СМИ, школ, вузов (800 анкет, разработанных автором ; 2001 - 2004 г.г.), в 23 городах - в Галиче, Череповце, Ярославле, Костроме, Нижнем Новгороде, Муроме, Арзамасе, Воронеже, Тамбове, Мичуринске, Моршанске, Ельце, Балашове, Пензе, Сердобске, Нижнем Ломове, Борисоглебске, Новохопёрске, Алексине, Богородицке, Плавске, Туле, Новомосковске, - а также сельской местности Моршанского района.

Совокупность пунктов («ключей»), отобранных для проведения массовых опросов в пределах модельного полигона, оказалась пространственно репрезентативной, чтобы описать ареалы, жители которых обладают чертами «ярославцев», «воронежцев» и т.д. - в характерных для региона поселениях, различающихся по социальному статусу и историческому облику. В рамках модельного полигона в целом выражен пространственный градиент «Север - Юг», а также позиционные эффекты (удаления от Москвы и другие).

Использованы картографические материалы из работ историков, прежде всего Ю.В. Готье, В.А. Кучкина и С.Б. Веселовского, архивов ВЦИОМ и РАН, а также данные ЦНИИПградостроительства о социально-культурном потенциале городских агломераций.

Методология исследования. Учтены классические работы, в которых местная специфика отражается в преломлении к жизни людей, населяющих конкретные территории, в частности, наследие В.П. Семёнова-Тян-Шанского, прежде всего - «Россия. Полное географическое описание нашего отечества», идея Н.Н. Баранского о «Большой географии СССР», книги Ф. Броделя, в т.ч. - «Что такое Франция». Для диссертации важны исследования отечественных и зарубежных учёных по проблемам идентичности - Э. Эриксона, Н.М. Лебедевой, В.А.Тишкова и др., М.Г. Рабиновича - по этнографии городов России, З.В. Сикевич - по социологии России. Необходимо также упомянуть работы по методологии науки А.А. Любищева, Ю.А. Шрейдера, М.К. Петрова, Б.Ф. Поршнева и др., классические работы М. Вебера (о сущности города, о соотношении духовного и материального и др.). Особое значение имеют исследования культурного ландшафта Ю.А. Веденина, работы Г.М. Лаппо, посвящённые комплексному изучению городов.

Структура взаимодействий и пространственно-временные отношения в геопространстве рассматриваются в свете трудов Ф. Броделя и И. Валлерстайна, а также учёных отечественной географической школы: Д.Л. и А.Д. Армандов, Н.Ф.Глазовского, И.М. Забелина, В.А. Пуляркина, В.В. Покшишевского, А.Ю. Ретеюма, Б.Б. Родомана, Л.В. Смирнягина, А.И. Трейвиша, А.И. Чистобаева, В.А. Николаева, Н.С. Мироненко, Т.Д. Александровой, А.И. Алексеева, С.С. Артоболевского, Г.А. Гольца, А.Г. Исаченко, В.А. Колосова, Г.Д. Костинского, Е.Е. Лейзеровича, А.А Лютого, О.С. Пчелинцева и др. Учитывались работы по социальной философии В.А. Лекторского, А.А. Гусейнова, В.Г. Федотовой, В.А. Мельянцева, В.Л. Иноземцева, по антропоэкологии и методологии исследования социальных проблем природопользования В.П. и Т.И. Алексеевых, Г.А.Приваловской, Б.Б. Прохорова.

Авторская позиция - в приоритете конкретики и многообразия реального пространства над пространством «идеального типа». Невозможно адекватное познание России, минуя уровень регионов (ср.: «Россия - северная крепостническая страна»). Лесной «хозяйственно-культурный тип» для русских должен быть дополнен лесостепным и степным.

Научная новизна. Разработана и апробирована система понятий, описывающая феномен региональной идентичности. Впервые предложена и реализована система показателей, характеризующих этот феномен применительно к реалиям современной Европейской России. Доказано, что региональная идентичность является вполне осязаемым, количественно фиксируемым феноменом, к которому применимы методы сравнительного анализа. Был проведён эксперимент, результаты которого позволили выявить элементы концептуальной модели РИ. Предложен научный язык для изучения феномена РИ.

Ограничения (для результатов) связаны с сохранением (пока) «критического запаса» материального наследия в ландшафте изучаемой территории - невидимой подпитки РИ.

Распространение ряда положений и выводов, полученных на территории модельного полигона, на социум Центральной и Европейской России обусловлен общецивилизационной социокультурной однородностью России (реальность первого порядка), в рамках которой существует изучаемый в работе контраст регионов и поселений (реальность второго порядка). Изучение модельного полигона позволяет говорить о существовании вариантов социокультурных ситуаций, которые возможны в регионах вне данного полигона.

Практическое значение работы. Исследование было поддержано тремя индивидуальными грантами РФФИ (№97-06-80101; №01-06-80362; а также экспедиционный грант №01-06-88025). Вопросники-анкеты, предназначенные для проведения массовых опросов и для экспертов, могут быть использованы в других регионах. Исследование было взято за основу при разработке теории экономического измерения результата природоохранных мероприятий (Р.Г.Хлебопрос, А.И.Фет, 1999, с.87). Оно интересно и для таких новых направлений исследований, как регионоведение, россиеведение, украиноведение, рязановедение, тамбововедение и т. д., для краеведения и реформ административно-территориального устройства, местного самоуправления, различных стратегических разработок, посвящённых российской идентичности, национальной идее и др. Диссертация может быть полезна для разработки механизмов формирования у населения ответственности и заинтересованности в сохранении культурного и природного наследия. Материалы диссертации использованы в авторском курсе «Страноведение России».

Апробация работы. Результаты работы докладывались автором, начиная с 1992 г., на 27 научных конференциях, в т.ч. на международных: «Этносы и природа» (Словакия, Попрад, 1995); «100 лет «Политической географии Ф. Ратцеля» (Италия, Триест, 1997); «Проблемы устойчивого развития» (МГС - РГО, Барнаул - Горный Алтай, 2003); а также на 5 и 6 Конгрессах этнографов и антропологов России (Омск , 2003; С.-Петербург, 2005), на 12 съезде РГО (2005), на конференциях Научного Совета по истории мировой культуры РАН, на 17,19 и 20 сессиях экономико-географической секции МАРС (2000, 2002, 2003).

Публикации. По теме опубликовано 40 научных работ общим объёмом свыше 21 авторских листа, без соавторства, том числе 5 статей в рецензируемых журналах, из них 2 - в разделах «теория и методология» (Социологические исследования, Известия РГО).

ОСНОВНЫЕ ЗАЩИЩАЕМЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

I. АНАЛИЗ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ОСНОВАН НА ОПРЕДЕЛЕНИИ ВАЖНЕЙШИХ ПОНЯТИЙ И ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ПРЕДПОСЫЛОК.

I.1. Система понятий, описывающая феномен региональной идентичности (РИ) с учётом современных реалий Европейской России. В литературе, включая зарубежную, используется множество значений термина РИ: местные достопримечательности, самобытность территории, принадлежность территории какой-либо традиции, специфичность территории, знание своей территории (особенно знание пространственно-географическое), местное самосознание, местное пространственное самосознание, местное этническое самосознание, сепаратизм, самосознание в рамках конструируемых регионов.

Исходное определение РИ, принимаемое в работе: региональная идентичность - это системная совокупность культурных отношений, связанная с понятием «малая родина». РИ сопряжена с понятиями «культура укоренённости» и «укоренённость», предполагает развитую пространственную рефлексию.

Выдвинут принцип дополнительности культуры мобильности и культуры укоренённости. Во-первых, доминирующий ныне исследовательский акцент на мобильность должен быть уравновешен вниманием к «противоположному полюсу» - укоренённости. Во-вторых, в РИ может сочетаться укоренённость с пространственной мобильностью. В-третьих, повышенная укоренённость может иметь следствием большую динамичность и интенсивность развития в соответствующих поселениях и регионах, что в конечном счёте стимулирует разнообразную (не обязательно пространственную) мобильность. Необходимо преодолеть существующее ныне противоречие в трактовке прогрессивности мобильности и укоренённости и, в частности, противоречие между германской и американской традициями. Если в первой из них предпочтение отдаётся укоренённости, оседлости перед пространственной мобильностью (Гегель, Ратцель и др.), то для второй характерен однозначный приоритет пространственной мобильности перед укоренённостью (Р. Парк, Дж. Сантаяна). В работе выдвинута альтернатива доминирующей тенденции связывать личностное начало исключительно с мобильностью, в противовес укоренённости, а укоренённость рассматривать как препятствие для свободы (ср.: Баньковская, 2006; также: В.И. Мильдон, 2005).

Акцент на пространственную мобильность, в противовес укоренённости, содержится в понятии «транскультура», которое описывает ряд феноменов эпохи глобализации. Это понятие предполагает диффузию и разрушение исходных идентичностей, нарушение связи идентичности и самобытности, «ненужность» самобытности территорий (Глобальное пространство культуры, 2005).

Укоренённость связана с «инновационной», интенсивной стратегией реализации территориальных интересов (привлечение ресурсов и институтов региона), мобильность - с «миграционной», экстенсивной стратегией - миграцией на предпочтительную территорию, «голосованием ногами» (ср.: Завалишин, Рязанцев, 2005). Укоренённость предпочтительна для саморазвития региона как целостности, для реализации национальных интересов через территорию и через совокупность регионов. Односторонний акцент на пространственную мобильность в ущерб укоренённости предполагает развитие отдельных «полюсов роста» в ущерб остальной территории.

РИ шире, чем укоренённость. Укоренённость включает в качестве равноправных материальную компоненту, предполагающую физическое нахождение на малой родине, и духовную компоненту, основанную на тесной психологической связи с малой родиной, независимо от того, проживает ли индивид в настоящее время на малой родине. В то же время РИ охватывает широкий спектр отношений, связанных с местным проявлением культуры укоренённости, включая различные маргинальные формы, обусловленные её вырождением, а также с взаимодействием культуры укоренённости с культурой мобильности. Понятие РИ отражает отношение людей к своему современному месту жительства (работы, деятельности); к малой родине, находящейся в другом месте; к другим географическим точкам и ареалам, которые человеку стали духовно близкими (в силу альтруистических и/или бытовых причин).

С региональной идентичностью, по мнению автора, сопряжён и российский патриотизм, хотя он может быть несколько иначе связан со спецификой данной местности.

Структура РИ в основном сводится к двум составляющим: «местному патриотизму» и «пространственной самоидентификации», с которыми сопряжены более частные составляющие РИ. Можно говорить о «силе» РИ. Поддающаяся измерению «сила» РИ чаще относится к местному патриотизму. Местный патриотизм легче зафиксировать в массовых опросах, чем более сложную для восприятия населения пространственную самоидентификацию. Однако пространственная самоидентификация сопряжена с топонимикой («тамбовская», «рязанская»), за счёт чего она внешне становится более чётко выраженной и поэтому может восприниматься исследователями как основная или единственная, что неверно. Понятия «региональный» и «местный» в работе не противопоставляются; вместе они - «антагонисты» мирового и российского и отчасти являются синонимами (при этом «местный» считается вне таксономическим понятием). Понятия «место» и «регион» различаются размерами, «местность» полагается безразмерной. Региональная самоидентификация проявляется на разных пространственно-таксономических уровнях, оставаясь при этом единым процессом. Пространственная самоидентификация относится к регионам (для поселения это банально и не может считаться самоидентификацией), но проявляется более чётко в поселениях; местный патриотизм формируется и в регионах, и в поселениях.

Местный (региональный) патриотизм трактуется как внутренний ресурс РИ в целом. Местный патриотизм, наряду с российским патриотизмом, тождествен позитивной РИ.

Отличия понятий «патриотизм» и «укоренённость». Патриотизм объединяет мобильность и укоренённость. Патриотизм часто предполагает стремление индивидов остаться (не переезжать в другое место) для активной деятельности, однако сохраняется и в другом месте. Укорененность, чаще всего, - это стремление остаться вообще. Укоренённость указывает на вписанность в местный контекст, включая пассивные формы, патриотизм - на активный и позитивный выбор в широком контексте. Различение этих понятий имеет смысл для индивидов и их групп, но не географических объектов и местных общностей.

В своё время Д. Уиттлси (рус. пер., 1957), характеризуя «региональное сознание» для мезоуровня, отождествлял местный патриотизм и пространственную самоидентификацию, считая их по сути взаимозаменяемыми. В нашей трактовке они являются априори самостоятельными (независимыми) характеристиками. В то же время экспериментально может быть установлена связь между ними - от сопряжённости до полной автономии.

Если люди любят свою малую родину, то они чётко выделяют её пределы - то, что они любят, они считают близким = «своим» (в смысле «духовной собственности» и ответственности). Здесь фактор коммуникации не действует жёстко и дополняется фактором мировоззрения индивидов. Отсюда - знание той или иной территории как «своей», не обязательно в смысле «географического знания пространства», но всегда в смысле знания местонахождения точек проявления специфичного для данной территории «духовного поля». Местный патриотизм чаще всего первичен по отношению к пространственной самоидентификации на мезоуровне. Очень чётко это прослеживается в относительно крупных необластных городах: чем больше «патриотов» в городе, тем с большей вероятностью формируется «свой» неформальный регион (например, Арзамасский край).

В то же время развитая пространственная самоидентификация на мезоуровне не обязательно стимулирует высокий уровень местного патриотизма. В ряде случаев историко-культурные границы в Европейской России выражены достаточно определённо (например, в связи с распространением говоров, черт «регионального характера») и для тех, у кого нет развитого чувства местного патриотизма и/или кто не является местным уроженцем, реакцией на эту определённость, связанную с «неправильной речью» и специфическим «стереотипом поведения местных жителей», может быть безусловное отторжение: «к сожалению, мы живём в Тамбовском крае» (ж.,36л., библиотекарь, из Калуги).

Таким образом, региональная идентичность - это внутренний (с точки зрения самих местных жителей) и обычно «нераскрученный» имидж территории, включающий внутренний набор образов, символов, мифов, в отличие от внешнего имиджа (с точки зрения мигранта, политтехнолога, организатора туризма, путешественника и т.д.).

2. Региональная самоидентификация населения в Европейской России проявляется в рамках исторически сложившейся, относительно устойчивой во времени и пространственно структурированной системы регионов. С внешне -поверхностной, статико-морфологической точки зрения специфическая для России система территориального устройства имеет в целом достаточно низкий таксономический статус (для ранга регионов - современные субъекты федерации, советские области, дореволюционные губерний и т.д.; в историко-культурной пространственной таксономической системе здесь используется термин «регион - ячейка»). Этот низкий таксономический статус соответствует имеющимся представлениям о весьма незначительной величине региональных и межгородских культурных контрастов в России (традиция М.П. Погодина - С.М. Соловьёва). Однако с учётом реальных процессов региональной самоидентификации, в которых проявляется весьма значительная культурная контрастность (в подтверждение традиции Н.И. Костомарова), таксономический статус большинства российских регионов существенно выше, чем можно предположить, исходя из статико-морфологических критериев. Это - «регион - страна». К такому же результату в конечном счёте приводит и историко-географический анализ, а также рассмотрение культурно-географических и ландшафтных предпосылок. Условием существования «регионов-стран» в Европейской России является наличие элемента структурированности пространства на мезорегиональном уровне (что для Европейской России часто отрицается, со ссылкой на особенности природы Русской равнины и отсутствие чётких и жёстких культурных рубежей).

Здесь надо обратить внимание на следующее. Во-первых, элементы дискретности содержит природное пространство Русской равнины. Во-вторых, для идентификационного взаимодействия индивидов не очень существенны особенности Русской равнины как целого (хотя соответствие между регионами Европейской России и определёнными ландшафтными единицами, например - Тамбовский край - Тамбовская равнина, безусловно стимулирует идентичность). В-третьих, дискретны существующие формально-административные, некоторые природные, культурные и исторические границы. «Главный ландшафтный рубеж Русской равнины - Полоса Полесий», по Ф.Н. Милькову, совпадает с разделением Европейской России, в том числе и в культурном отношении, на Север и Юг. Ряд чётких историко-географических границ визуально различим на местности. Например, в гораздо более южном колорите Новохопёрска по сравнению с соседним Борисоглебском, можно усмотреть отнесение в прошлом юга Хопёрского края к Дону, а Борисоглебска к Тамбовской провинции и губернии, что подкрепляется нахождением Новохопёрска в степной зоне, а Борисоглебска - в лесостепной, по В.П. Семёнову-Тян-Шанскому. Таким образом, в Европейской России общеизвестные элементы однородности и континуальности ландшафтного и культурного пространства сочетаются с чертами контрастности и дискретности. Эти черты используются как своеобразные «реперные точки», существенно облегчающие создание ментальных регионов, которые обладают значительными чертами контрастности и тем самым приближаются к «историческим провинциям», характерным для Запада, несмотря на различия в генезисе и меньшей степени их структурированности в России.

Для региональной самоидентификации важна устойчивость во время идеи «своего края». Несмотря на множество деструктивных действий, осуществлявшихся столетиями, сущность русской культуры и стереотип поведения людей, ориентированных на малую родину и историческую память, уцелели. Сохранение «объективных» регионов (Рязанской земли), хотя бы с исторически «плавающими» границами, сочеталось с созданием ментальных, «субъективных» регионов.

Структурированность российских ментальных историко-культурных регионов проявляется на фоне внешне доминирующей «узловости» - специфической особенности российского территориального устройства, при которой центры как бы доминируют над «своими» регионами. Для РИ это не всегда существенно. В частности, нельзя считать, что идентичность необластных городов является лишь производной от идентичности центрального города, либо, напротив, вступает с ней в конфликт, особенно, когда центральный город «даёт» своё имя всему региону (ср.: А.Я.Якобсон). В прошлом такие конфликты существовали как исключение, например, между Великом Новгородом и Торжком.

Жители Моршанска ощущают себя «тамбовскими» (в смысле безусловной принадлежности к самому региону) и «тамбовскими волками» и не чувствуют себя ущемленными из-за того, что имя их региона совпадает с именем центрального города. Так же формируется отношение между Рыбинском и Ярославским, Галичем и Костромским краем.

В рамках регионов («краёв») на мезоуровне возникает некоторый оптимум идентификационных взаимодействий, обеспечивающий сочетание изолированности от «внешнего мира» и связности «внутри себя», что необходимо для пространственной рефлексии жителей регионов. Формальные (административные) регионы обычно имеют исторические аналоги и содержат более развитую неформальную компоненту, чем чисто неформальные регионы. В этих рамках наиболее полно реализуется «идея своего края» как особой самобытной территории, проявляется место края в российской истории, не совпадающее с местом любого соседнего (например, очень различно место - не роль - в российской истории Воронежского и Тамбовского края). В рамках края как «первичной ячейки, клетки» создаются собственная, неповторимую целостность, особый «интимный» психологический микроклимат; в разных регионах в разной степени культивируется отношение к своему краю как к особой самобытной территории.

В связи с этим важен фактор устойчивости границ региона и существования исторических провинций («внешние факторы РИ»). В то же время в этих же, в основном, рамках проявляются другие факторы самоидентификации, для которых устойчивость границ гораздо менее существенна («внутренние факторы РИ»). Они связанны с «региональным характером» населения и другими местными этнокультурными особенностями, а нередко также и с ландшафтно-пейзажным разнообразием.

Была оценена относительная устойчивость во времени региональных единиц в Европейской России в границах современных субъектов РФ (без учёта национальных республик), по критерию сохранения их пространственных ядер за 300 лет. Большинство включает развитое ядро из городов, которые постоянно находились в составе этих регионов (постоянно были псковскими, калужскими и т.д.). Для оценки доли городов в ядрах учитывались имевшие статус города в 1919 г. Обнаружено, что границы провинций конца XYII- первой половины XVIII в.в. похожи на границы современных областей (сходства между ними больше, чем между провинциями и губерниями, губерниями и областями): Елецкая провинция напоминает Липецкую область, Севская - Брянскую область, Суздальская - Ивановскую область, Тамбовская провинция в большей степени похожа на Тамбовскую область, чем Тамбовская губерния. Существовавшие в 20-е г.г. ХХ в. Северо-Двинская и Череповецкая губернии очень близки к Велико-Устюжской и Белозерской провинциям.

II. В ОСНОВУ АНАЛИЗА ПОЛОЖЕНЫ АНКЕТЫ, ПОЗВОЛИВШИЕ ФОРМАЛИЗОВАТЬ РАНЕЕ «НЕУЛОВИМУЮ» ПРОБЛЕМУ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ. Анкета для массовых опросов содержит восемь основных блоков.

Блок «малая родина». «Считаете ли Вы себя местным?»; «Есть ли у Вас место, к которому Вы особенно привязаны и которое считаете своей малой Родиной?» «Если бы у вас была возможность выбирать, в каком городе жить, то выбрали бы Вы населённый пункт, в котором проживаете?». Блок «российский патриотизм». «Очень ли важно для Вас ощущать свою принадлежность к России?» - варианты ответов: «да, Россия - моя Родина, и я ею горжусь»; «да, я не смог бы жить в другой стране»; «нет, я хотел бы жить в другой стране, но не имею возможности эмигрировать» - т.е. пассивное желание эмигрировать; «я думаю о переезде в другую страну» - активное желание эмигрировать. Блок «пространственная ориентация». «Что Вы называете прежде всего при рассказе о себе в неформальной беседе (не при устройстве на работу)?» - варианты ответа: «населённый пункт, где я живу», «область, где я живу», «откуда я родом», «свою национальность», «образование», «место работы», «должность, профессию»; Что Вы ответите, если Вас спросят (в России, но вдали от вашей местности), откуда Вы?» - варианты ответа : «населённый пункт, откуда я родом», «населённый пункт, где я живу», «область, где я живу», «часть России, откуда я родом», «часть России, где я живу», «в православном мире, на исконно русской территории» (имеется в виду нахождение в России, но «вдали от дома»). Блок «генеалогия». «Если Вы местный, то сколько поколений Ваших предков здесь жило?»; «Кто из Ваших предков здесь (недалеко) похоронен?»; «Знаете ли Вы места рождения своих предков (два и более поколения назад)?»; «Назовите места рождения своих предков, хотя бы приблизительно». Блок «высказывания, поговорки»: «субэтничность»: «согласны ли вы с утверждением: «нужно сделать всё возможное для сохранения местных различий в говорах, особенностях поведения, питания и т.д.»? (по ФОМ, с нашими дополнениями); «согласны ли Вы с утверждением: «нужно сделать всё возможное, чтобы сохранить различия в специфике архитектуры, внешнего облика городов?»; «Одобряете ли Вы деятельность общественных объединений по защите окружающей среды и культурного наследия?»; поговорки-индикаторы: «согласны ли Вы со следующими утверждениями: «где бы ни жить, только б сыту быть», «с родной земли умри, не сходи», по (З. Сикевич), с нашими изменениями - поговорки не рассматриваются как альтернативные), «бедность - не порок», (по З Сикевич) - «внеэкономизм мышления» как русская антитеза протестантской этики. Блок «родной город, край». «Согласны ли Вы, что место Вашего проживания исторически относится к … краю?»; «Знаете ли Вы старинный герб Вашего города?»; «Любите, не любите ли Вы населённый пункт, край, где Вы живёте, - за что?». Блок «связность местного сообщества» («общинность»). «Сколько приблизительно человек Вы знаете в лицо в Вашем населённом пункте?»; «С каким количеством человек в Вашем населённом пункте Вы здороваетесь; общаетесь?»; «Читаете ли Вы местную прессу (постоянно, периодически, очень редко, никогда)?» Блок «своя местность и соседние территории». «Отличаются ли жители Вашей местности от жителей других территорий? - они лучше (хуже, затрудняюсь ответить)»; «Становятся ли жители Вашей местности, территории, населённого пункта (черты характера, быта, историческое прошлое) предметом насмешек жителей других территорий?»; «Какие прозвища дают Вам жители других территорий?»; «О жителях каких соседних территорий, населенных пунктов Вы знаете высказывания, насмешки, прозвища (какие именно)?»; «Ощущаете ли Вы давление, конкуренцию со стороны жителей близлежащих территорий? Каких именно?»; «На информацию по телевизору, радио или в газетах о каких населённых пунктах (и почему) Вы обращаете внимание (по России, но без Чечни)?»

Другая разработанная автором анкета предназначена для экспертов. Она в целом напоминает анкету для массовых опросов, но в ней больше открытых и меньше закрытых вопросов. Следует отметить существенно большую результативность опросов экспертов для малых, средних и небольших областных городов, по сравнению с крупными (Воронеж, Нижний Новгород, Ярославль), с точки зрения собираемости анкет и особенно результативности. Анкеты для экспертов более информативны по сравнению с массовыми опросами для знания пространственной самоидентификации населения на мезо- и макроуровне, характеристики местных символов и образов, отношения к местному культурному ландшафту, а также для понимания мировоззрения отдельных индивидов и их групп, как и «духа места». Но они уступают массовым опросам по степени сравнимости пространственной количественной информации об отношении людей к своей малой родине и к России. Данная анкета содержит два основных блока.

«Малая родина и генеалогия». «Родной город, край», с включением дополнительного вопроса для экспертов: «Какой город Вы считаете центральным для той местности, где Вы проживаете (например, для Тамбовского края таким центром может считаться Тамбов, Москва или Воронеж). Дополнительно задавались вопросы о знании местных достопримечательностей (каких?) - здесь в ответах могут быть и отдельные здания, и улицы в целом, и города в целом, также природные объекты и др. - особо о знании музеев в своём населённом пункте; о времени основания своего населённого пункта и др.

«Своя местность и соседние территории», с дополнительным включением вопроса для экспертов: «Не замечали ли Вы попытки присвоить достижения Вашей территории, в том числе память о Ваших знаменитых земляках, вашими соседями в других регионах, городах, населённых пунктах?». (Примеры: по результатам анкетирования, среди тамбовских краеведов распространены претензии к Липецкой энциклопедии, в которой не упомянуто вхождение Липецка и Лебедяни в состав Тамбовской губернии, а в Ельце - к Воронежу и Тамбову - «попытки присвоения памяти» о И.А. Бунине и Е.И. Замятине).

Ряд вопросов связан с индивидуальными чертами отдельных регионов. В частности, введены вопросы об отношении к известным, однако понимаемым (и воспринимаемым) неоднозначно региональным символам и образам: «Как Вы понимаете выражение «тамбовский волк?»; «Знаете ли Вы подобные высказывания о туляках?», об отношении к анекдотам об Урюпинске и др. Были введены также вопросы, связанные с реакцией на гипотетическое изменение административно-территориального устройства.

III. ПРОСТРАНСТВЕННАЯ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИМИ ФАКТОРАМИ И ГЕОГРАФИЧЕСКИМ ПОЛОЖЕНИЕМ ГОРОДОВ И РЕГИОНОВ. (см. табл.1 и рис. 2).

Таблица 1. Сочетание аспектов пространственной самоидентификации жителей городов, различающихся характером региона - объекта самоидентификации (в %% анкетированных)

Примечания: 1)Для Новохопёрска свой регион - это Хопёрский край, для Борисоглебска - Хопёрский и Борисоглебский край суммарно, для Балашова Балашовский и Хоперский край суммарно (для Балашова и Борисоглебска хопёрская идентичность доминирует).2)Самоидентификация с соседними регионами обусловлена вхождением в них в историческом прошлом; для Новомосковска (а также Плавска) такой регион - Подмосковье, для Борисоглебска и Нижнего Ломова - Тамбовский, для Ельца - Орловский, для Сердобска - Саратовский край.3)В Нижнем Ломове идентификация с Поволжьем - 8%.

Пространственная самоидентификация проявляется особо («порознь») для мезо- и для макроуровня. Пространственная самоидентификация на макроуровне выражена менее чётко и более слабо выражена, чем на мезоуровне, что видно, в частности, из табл.1. В Воронежской области принадлежность к «Черноземному краю» сосуществует с принадлежностью к «Югу», а в соседней Тамбовской области - с принадлежностью к «Центру» или «средней полосе». Результирующая картина ментальных макрорегионов (по признаку пространственной самоидентификации) оказывается континуальной. В таком контексте становится понятным множественное число известного выражения «в наших краях». В отличие от макроуровня, на мезоуровне значительный разброс мнений индивидов обычно существует лишь для отдельных регионов и городов. Поэтому на мезоуровне результирующая картина пространственной самоидентификации, как правило, - дискретная.

Из табл.1 видно, что часть необластных городов (менее значимые с точки зрения размеров или исторического прошлого) не имеет «своих» неформальных регионов. Также препятствует этому экстерриториальность Новомосковска - при принятии жителями города тульской идентичности. Там же, где такие регионы есть, их идентификационная значимость часто приблизительно равна значимости административной области (Балашов, Борисоглебск, Новохопёрск), а иногда может существенно превосходить её (Елец, Муром).

Пространственная самоидентификация с макрорегионами более развита в поселениях, удалённых (прежде всего культурно, а не пространственно) от центров мезорегионов.

Контрастные примеры такой самоидентификации - Моршанск, жители которого считают себя «тамбовскими» (в т.ч. судя по реакции на символ «тамбовский волк») - пространственная, но не культурная удалённость от центра мезорегиона, и Мичуринск, где развита тенденция «отторжения» от Тамбова, - удалённость культурная, но не пространственная. Характерны такие высказывания:: «Мичуринск - старый купеческий город, люди думают больше о вещах и деньгах» (Тамбов); «Тамбов - это не вполне город (прежде всего имеется в виду меньшая плотность и этажность застройки в историческом центре города в Тамбове(М.К.)» (Мичуринск). Закономерно, в сельской местности Моршанского района возрастает самоидентификация с Моршанским краем (30%).

Удаление от центров макрорегионов определяет противоположную тенденцию - усиления ориентации на мезорегион: Пензенская обл.(без Нижнего Ломова, где обнаружена идентификационная близость к Тамбовскому краю, что исторически может быть объяснено отнесением этого города к Тамбовской провинции) ментально находится вне основных макрорегионов - Поволжья, Черноземья, а Балашов - вне Поволжья (оценки экспертов).

Положительная либо негативная эмоциональная реакция по отношению к макропространственной самоидентификации встречается довольно редко, однако представляет значительный интерес: «Центрально-Чёрнозёмный отстой» (студент ТГУ им. Г.Р. Державина); в Вологодской области, в отличие от Воронежской, «люди другие - северные, добрые» (б. жительница Никольска, живущая в Новохопёрске). «Хотел бы жить в Угличе - там народ другой» (в смысле - северный=мягкий; уроженец Ельца, бывал в Угличе у родственников, преп., 22г.). Тем самым обнаруживается обычно отрицаемое российскими этнографами существование особого северорусского и южнорусского самосознания.

IV. ВЫЯВЛЕНЫ ПЕРВИЧНЫЕ ЧЕРТЫ РЕГИОНАЛЬНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ, КОТОРЫЕ ОПРЕДЕЛЯЮТ МЕХАНИЗМЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ В ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ.

IV.1. Обосновано культурное триединство региональной идентичности местных общностей (по материалам модельного полигона). РИ - феномен, «пронизывающий» все стороны жизни общества. В таком смысле РИ - индикатор его социокультурного состояния, которое проявляется и через РИ. В рамках предлагаемой критериальной системы, на материалах массовых опросов были зафиксированы три автономные ракурса (аспекта) РИ, по-разному характеризующие отношение общества к традиции и своеобразно размещающиеся в геопространстве. Их взаимодействие определяет специфику отношений: периферия - полупериферия - центр, - в которых центр не обязательно доминирует.

Ракурсы РИ были названы: транстрадиционная, традиционалистская, надтрадиционная идентичности. Термин «транстрадиционный» означает: выходящий за рамки традиционализма, но не порывающий с традицией, а развивающий её («транс…» - здесь означает сквозной); надтрадиционный - выходящий за рамки традиции.

Для обобщения данных массовых опросов автором предложен интегральный индекс РИ местных общностей:

I=|(R-m₁-m₂)+((U₁+U₂):2)|: 2, где

I - интегральный индекс, R - доля респондентов, которые гордятся Россией, m₁ - доля респондентов, которые всю жизнь прожили на одном месте и не стали местными и не испытывают привязанности к какой-либо местности, m₂ - доля желающих эмигрировать из России, U₁- доля согласных с поговоркой “с родной земли умри - не сходи”, U₂ - доля не согласных с поговоркой “где ни жить - лишь бы сыту быть” (всё - в %%).

Значения интегрального индекса по отдельным городам обнаружили значительную связь с такой существенной характеристикой РИ, как “любовь к городу, краю”, где проживают респонденты (Rs=0,75). Для связи с выбором своего поселения в гипотетической ситуации Rs=0,65. Интегральный индекс совмещает функции характеристики местного патриотизма и силы РИ вообще и может быть рассмотрен как характеристика качества РИ, но он не учитывает пространственную самоидентификацию.

К транстрадиционной РИ относятся характеристики любви к родному городу, краю; российского патриотизма; отношения к поговоркам «с родной земли умри - не сходи», «где ни жить - лишь бы сыту быть». Культурный смысл этих поговорок различен. Показатель согласия с первой из указанных поговорок мы назвали «природным патриотизмом»; гипотетически - это индикатор сохранения ядра традиционной культуры. Показатель несогласия со второй поговоркой назван автором «просвещённым патриотизмом». «Просвещённый патриотизм» - важный индикатор соответствия региональной идентичности модернизации (и возможный интегральный показатель РИ). «Природный патриотизм» отражает позицию, связанную с однозначным преимуществом укоренённости над мобильностью. В то же время «просвещённый патриотизм» ориентирует индивидов на разумный синтез укоренённости и мобильности, с преобладанием укоренённости над мобильностью лишь в «конечном счёте», при допущении элемента выбора. Отсюда - различие акцентов этих индикаторов: природного патриотизма на традицию, просвещённого патриотизма - на модернизацию.

Об акцентах природного патриотизма на традицию и просвещённого патриотизма на модернизацию, свидетельствует также, помимо культурного смысла использованных индикаторов, анализ полученных эмпирических данных по модельному полигону. Это - ослабление природного патриотизма при повышении уровня образования (+52,1%); (+48,4%); (+36,3%), при одновременном усилении просвещённого патриотизма (-8,8%); (-6,2%); (+21,2%) (данные по Вологодской обл.; именование градаций образования: - см.табл.14). Показатель просвещённого патриотизма значительно меньше связан с показателем любви к своему городу, краю (Rs= +0,46), чем интегральный индекс РИ.

Интегральный индекс РИ относится к транстрадиционной РИ, наиболее существенной для характеристики РИ в целом.

В состав традиционалистской РИ входят характеристики «субэтничности» и «внеэкономизма мышления», коррелирующие между собой (Rs=0,65). Сила идентичности по этим показателям убывает с ростом уровня образования (табл.14).Интересно, что традиционалистская РИ почти не связана с транстрадиционной - по показателям интегрального индекса (Rs =+0,1); любви к своему краю (Rs =- 0,08); российского патриотизма (Rs=+0,20).

Надтрадиционная РИ носит «футуристический» характер и в рамках модельного полигона чётко проявляется лишь в Вологодской и Ярославской обл. Она возрастает с повышением уровня образования (табл.14)и самооценки доходов респондентов, а также с размерами города в рамках каждой из областей (табл.2)и внешне проявляется в чувстве превосходства над своими более бедными и менее образованными соседями. В рамках надтрадиционной РИ получает подтверждение гипотеза (В.И. Пантин, В.В. Лапкин) о формировании в современной России некоей новой РИ на базе крупнейших городов и наиболее образованных и богатых слоёв населения. Её связь с выбором своего населённого пункта в гипотетической ситуации (Rs =+0,61) близка, хотя и несколько меньше, к аналогичной связи интегрального индекса РИ, который с надтрадиционной РИ не связан (Rs=+0,19). Это, очевидно, является проявлением приблизительного «равенства сил» традиции и футуризма в рамках модельного полигона.

Футуризм надтрадиционной РИ проявляется и в отсутствии связи или в слабой связи с другими ракурсами РИ. Примеры: связь надтрадиционной РИ с показателями традиционалистской РИ (Rs= -0,50); природного патриотизма (Rs= -0,27); российского патриотизма (Rs= +0,17); с интегральным индексом РИ ( Rs=+0,19); показателем любви к своему краю (Rs= +0,03); просвещённого патриотизма (Rs= +0,35). Связь надтрадиционной РИ с «застойной» традицией ещё слабее, чем с развивающейся традицией; у надтрадиционной РИ есть элемент связи с модернизацией, но нет связи с ядром традиционной культуры.

В Костромской области для надтрадиционной РИ была зафиксирована обратная зависимость с уровнями образования и доходов (см. табл.14 и с.47). В случае обратной зависимости в Костромской области следует говорить об инверсии, поскольку для этой территории зафиксированы элементы «комплекса неполноценности», обусловленные соседством Костромы с более динамичным Ярославлем. В Воронежской области данный феномен не представлен. Возможные причины этого - «нейтрализующая роль традиции», а также повышенная «региональная самокритичность», фиксируемая на юге исторического ядра России в массовых опросах, а также в группах экспертов.

Надтрадиционная РИ хорошо вписывается в идеи о «сетевом обществе», не связанном с традицией предшествующего развития (Н.Е. Покровский; М. Кастельс, Э.Киселева), об исчерпании роли факторов истории и географии в обществе всеобщей мобильности будущего (О. Тоффлер), о таких чертах нового гражданина-космополита, как ироничная дистанцированность от собственной культуры и «новый номадизм» (Turner, Rojek,2001).В то же время транстрадиционная РИ соответствует идее сохранения преемственности в развитии, развитию как идиоадаптации или прогресса, по Н.Я. Данилевскому.

Транстрадиционная РИ (интегральный индекс) уже по определению сопряжена с сохраняющимся ядром традиционной культуры (Rs =+0,51); она не связана с традиционалистской культурой(Rs =+0,06). Существенно, что по эмпирическим данным, ядро традиционной культуры (природный патриотизм) слабо связано с традиционалистской РИ(Rs =+0,23), хотя логически это далеко не очевидно. Уровни развития природного патриотизма и традиционалистской РИ совпадают или близки в Твери, Семилуках, Вологде, Грязовце, Вожеге, Шексне (с точки зрения их рангов), однако очень сильно отличаются в Великом Устюге, Кириллове, Рыбинске (большее развитие природного патриотизма), Череповце, Костроме, Тутаеве, Бабаеве (большее развитие традиционализма).

Также интересно несовпадение, в рамках РИ, модернизации и «сетевого общества» - они относятся к разным ракурсам и идентичностям.