Геополитика Беларуси

Характеристика наиболее крупных из них дана в предшествующих разделах.

Реализация этих проектов требует соответствующего политического обеспечения. А также - создания новых коммуникационных линий для доставки сырья в Европу. Судя по уже объявленным маршрутам прохождения этих новых коммуникаций экономическая география Европы претерпит значительные изменения. необходимо еще раз акцентировать внимание на том, что сейчас топливо и другое сырье отправляется из России в Европу в основном по системе магистральных трубопроводов и других коммуникаций в северной Украине, через порты Вентспилса и Новороссийска. После реализации намеченных проектов значение украинских коммуникаций резко уменьшится. Ни один из новых российско-европейских проектов не предусматривает транзита через Украину.

Предстоящее строительство двух газопроводов из полуострова Ямал в Германию через Беларусь и Польшу составит половину всего газового экспорта России в дальнее зарубежье. Большинство же новых топливных проектов рассчитано на рост добычи нефти, а не газа. То есть даже если газовый экспорт России сохранится на сегодняшнем уровне и не будет переориентированных с традиционных путей на Беларусь, то доля белорусского транзита все равно составит около трети от всей возросшей цифры. Доля российского газа в общем потреблении этого сырья после реализации ямальских проектов достигнет в Германии почти 40 процентов, в Австрии - около половины, в Чехии, Польше, Словакии, Беларуси общее потребление газа увеличится примерно в два раза. Практически весь газ в Средней Европе по-прежнему будет российским. Значительная часть сырья дойдет также до Франции, Италии, Нидерландов.

Однако перспективные планы ЕС относительно российского газа еще более грандиозны. Согласно опубликованному в 1995 году в Брюсселе докладу личных представителей глав государств ЕС по вопросам транспортных коммуникаций, в случае удачи с белорусскими газопроводами предусматривается проведение вдоль них новых ниток. Эти дополнительные новые трубы должны быть рассчитаны на 300-360 миллиардов кубометров. Через Беларусь тогда пойдет едва ли весь российский газовый транзит.

Не исключено, что часть печерской нефти будет отправляться в Европу по новому трубопроводу, который может пройти через Беларусь и Польшу в Германию или по крайней мере, к нефтяному терминалу Гданьска. Сегодняшняя мощность гданьского терминала 20-25 млн. тонн в год. Однако предусматривается его расширение, пока в основном для экспорта ямальского газа.

При снижении значения Украины в качестве транзитного государства растет значение Беларуси, Польши и Болгарии.

По другим видам трансъевропейских коммуникаций тенденция примерно такая же: значение Украины падает, значение Беларуси и балтийских морских коммуникаций растет. Строительство новых трансъевропейских артерий не зависит от Беларуси, Украины или какой-либо иной транзитной страны. Это - инициатива, потребность и средства Запада, в меньшей степени - России.

По мере реализации программы европейской интеграции и программы освоения ЕС природных ресурсов России надо ожидать кардинального изменения всей геополитической структуры Европы.

Возможно, основным результатом этой трансформации может стать ликвидация на неопределенно долгое время предпосылок к новому расколу Старого Света на противостоящие блоки. Мощь Европейского Союза, вероятно, вырастет настолько, что говорить о реальности формирования нового самостоятельного европейского полюса вокруг Москвы сможет только мечтатель. Ведь пока Европа создает новые дороги, технологии и производства, Россия переживает структурный кризис. Запад все быстрее вырывается вперед в технологическом и экономическом плане, а Россия, к сожалению, все более отстает. Самостоятельно преодолеть это отставание Москве будет почти невозможно.

Кроме того, Россия втянута в сложные отношения с мусульманским миром. У Москвы нет четко очерченных границ с миром ислама. В РФ проживает до 20 миллионов мусульман. Причем темпы демографического прироста у исламских народов гораздо выше, чем у славян. Россия самостоятельно не в состоянии элементарно устоять в соприкосновении с этим динамичным культурным материком и сохранить славянскую или даже просто европейскую идентичность. Даже успешные в военном плане кампании в Таджикистане и Чечне, близкие отношения с Казахстаном и Узбекистаном не смогли остановить бегства из этих стран европейцев. В Таджикистане европейцев уже практически не осталось. В Чечне их - гораздо менее половины от уровня 1991 года. Узбекистан в 1994 году занимал первое место в СНГ по количеству покинувших его вынужденных переселенцев. В 1995 году его оттеснил на второе место Казахстан (350 тысяч переселенцев, из Узбекистана -- 250 тысяч).

Москва нуждается в стратегическом партнерстве с Западом и чем более российского сырья будет уходить в Европу, тем скорее Запад станет для России надежным тылом.

С другой стороны, кроме Запада никто не в состоянии предоставить России столь необходимые ей инвестиции для наращивания своего экспорта и элементарного выживания своей страны. Только касательно топливных экспортных проектов речь идет об инвестициях в пределах 600 миллиардов долларов. Таких средств в России нет.

Вероятно, перед нами процесс, напоминающий ситуацию в Европе, наступившую после разгрома Наполеона. Тогда ведущие европейские державы несколько десятилетий совместными усилиями поддерживали в Старом Свете мир и порядок как они его понимали. Священный союз победивших монархов развязал руки его участникам для наращивания промышленности и особенно экспансии за пределами Европы. Именно тогда быстро встали на ноги колониальные империи нового нефеодального типа у Англии, Франции, России.

Сейчас речь о колониальной экспансии не идет. Но развязанные руки на Западе вполне могут позволить России устоять перед лицом угрозы со стороны мира ислама. Отличие от ситуации времен Священного Союза может быть только в том, что тогда Россия была равноправным участником европейской интеграции, а сегодня - только подчиненной, хотя и очень важной частью его. Таким образом, на наших глазах быстро формируется однополюсная Европа, где ядром выступает Европейский Союз.

Другим геополитическим последствием успеха европейской интеграции и освоения природных ресурсов России может быть расширение европейского геополитического ядра на восток. Подобное расширение является не следствием борьбы правых сил. Такое расширение ЕСовского ядра диктуется прежде всего экономическими закономерностями.

В ходе европейской интеграции происходит насыщение транспортными коммуникациями и энергоресурсами региона, расположенного между ЕС и Россией, что само по себе создает предпосылки к возникновению в этом регионе особо льготного инвестиционного климата для промышленных инвестиций.

С другой стороны, и ЕС и Россия объективно заинтересованы в поддержании здесь политической стабильности. Без политической стабильности в Беларуси, Украине, Польше, странах Балтии нормальный транзит между Россией и ЕС невозможен. Чем более мощным и интегрированным целым будет становиться ЕС, чем более российского сырья будет поступать в Европу, чем более будут модернизированы трансъевропейские коммуникации, тем более шансов на политическую стабильность получат страны Средней Европы. А, значит, они станут более привлекательными для иностранных инвестиций.

Наконец, в Средней Европе еще очень долгое время будут находится значительные ресурсы дешевой рабочей силы. Эти ресурсы складываются из бывших промышленных рабочих, которые остались не у дел после краха среднеевропейской индустрии. Другим ресурсом дешевой рабочей силы является деревня. Доля деревенских жителей здесь составляет до 30 процентов от всего населения. В некоторых местностях - Западной Украине и Западной Беларуси в первую очередь - доля сельских жителей достигает почти половины.

Сегодня у Запада нет средств для широкомасштабных инвестиций в Средней Европе - обширном регионе, где проживает больше населения, чем в России, хотя у Средней Европы нет столь нужных ЕС сырьевых ресурсов, как в России. Наконец, Среднюю Европу невозможно "поднять" по частям. Социально-экономическая структура всего региона более-менее однотипна. Рывок в развитии одной его части способен немедленно вызвать обострение отношений с соседями. С другой стороны, почти невозможно представить себе изолированный от соседей быстрый экономический прогресс одного или нескольких среднеевропейских государств. одна только транспортная инфраструктура здесь настолько взаимосвязана, что соседям "передовика" несложно вернуть на землю путем, скажем, увеличения транзитных платежей для его грузов. Среднюю Европу надо "поднимать" всю сразу. А на столь масштабные проекты сейчас у Запада средств нет.

Потенциальные инвестиции в нашем регионе съедаются интеграционными программами ЕС и НАФТА в Северной Америке. НАФТА это напоминающая евроинтеграцию программа по созданию самой крупной по территории и численности населения в мире зоны свободной торговли между США, Канадой и Мексикой. Запад также вынужден тратить значительные усилия на стабилизацию положения в России. Без стабильной России с ее сырьем никакой стабильной Средней Европы быть не может априори. И потому до завершения хотя бы самых важных европейских интеграционных программ у Средней Европы будущего нет.

После 2003-2008 годов ситуация грозит полностью измениться. У ЕС высвободятся ресурсы, через Среднюю Европу пролягут коммуникации, Россия переживет своих мечтательных патриотов иррационального имперского типа. Тогда и можно ожидать начала промышленного рывка в наших странах.

Уже сегодня можно более-менее уверенно прогнозировать некоторые параметры этого приближающегося экономического подъема.

Прежде всего, вероятно, Средняя Европа останется регионом, специализированным на переработке поступающего из России сырья. Только собственниками промышленных предприятий теперь станут в основном иностранные инвесторы. Производство на базе местных сырьевых ресурсов или сырья из других регионов будет находиться на втором плане по сравнению с российским.

Средняя Европа через 10 лет обречена на новую индустриализацию, а не на информационную революцию, которая охватила развитые западные страны. В Средней Европе к моменту возможного начала промышленного рывка в первом десятилетии XXI века произойдет деградация системы образования и квалификации рабочей силы для работы на сложных промышленных производствах. К сожалению, вероятнее всего, не будут производится в значительных масштабах новые технологии.

Использование российского сырья превращает этот регион в естественного союзника развитых Европейских стран. Ведь как благополучие Западной Европы, так и благополучие Средней Европы будут зависеть от стабильного доступа к российскому сырью. Обе части Европы объективно будут заинтересованы в слабой относительно них России. Западная и Средняя Европа и сегодня заинтересованы в слабой России. Но сегодня у них нет ни времени ни средств на реализацию этой задачи на деле. Хотя после завершения маастрихтских программ такие средства появятся. Тогда и возникнет у Средней Европы шанс еще один раз получить свою долю прибыли от эксплуатации природных ресурсов той страны, которая все послевоенные годы предоставляла эти ресурсы своим союзникам по Восточному блоку самостоятельно и добровольно.

Общий геополитический интерес на Востоке может стать крайне важным стимулом для расширения Европейского Союза за счет бывших союзников СССР некоторых бывших советских республик. Куда более важным стимулом, чем иллюзорная опасность этим государствам со стороны ослабевшей Москвы.

По сути по мере притока в Среднюю Европу инвестиций с Запада надо ожидать расширения сюда континентального европейского промышленного ядра, которое будет обеспечивать геополитическую устойчивость всей европейской цивилизации. Границами же такого промышленного суперрегиона на Западе, вероятно, можно считать Германию и Австрию включительно. Франция, Италия, Голландия, Испания, Великобритания обладают значительными самостоятельными каналами присутствия в странах третьего мира. Потому они не могут считаться однозначной частью именно континентального промышленного ядра переработчиков ввозимого сырья.

Впрочем, границы этого континентального ядра вероятно будут формироваться поэтапно. Внутри него будут устанавливаться своя специализация, выделяться свои внутренние управленческие центры, существовать собственная периферия. Вероятно Германия и близлежащие регионы других развитых стран будут развиваться как преимущественно центры производства новых технологий и услуг. А восточноевропейские страны, вероятно, обречены на промышленную специализацию.

Если не углубляться в эти внутренние градации, то, быть может, в качестве геополитической границы между будущей Европой и Россией можно будет признать прилегающую с востока к границе Беларуси широкую полосу малонаселенной территории России, Чернобыльскую зону и левобережную Украину (особенно Донбасс).

Все три региона являются обширными зонами экономического и экологического бедствия. Разрешение стоящих перед этими регионами проблем требует очень значительных ресурсов. Нет никаких шансов, что такие ресурсы в ближайшие десятилетия найдутся. Западные капиталовложения будут оседать, скорее, в регионах с более благоприятным инвестиционным климатом в западных частях Украины и Беларуси, а также - вдоль трансъевропейских коммуникаций и в транспортных узлах на этих коммуникациях. Кроме того, не исключено, что именно эти регионы бедствия будут порождать группы политической элиты, исповедующей антизападную идеологию. Такие антизападные элитные группировки не смогут рассчитывать на привлечение в свои регионы значительных западных инвестиций.

Промышленный рывок в Средней Европе, вероятно, будет происходить на базе внедрения здесь относительно новых производственных технологий. К моменту начала такого рывка в Средней Европе деиндустриализация должна уничтожить значительную часть местной советской промышленности. Новые производства, вероятно, будут создаваться не в старых промышленных центрах на востоке, скажем, Украины и Беларуси. Скорее стоит ожидать, что новые производства будут возникать близ границы с Германией или с Польшей (на Украине и в Беларуси), а также -- у морских портов на Балтике. Именно в этих регионах уже сегодня наилучший инвестиционный климат в этих странах.

Создание новых производств почти всегда происходит за счет изначального внедрения новых технологий. Тем более, что интеграция Средней Европы в единое европейское экономическое пространство будет означать резкое расширение емкости европейского рынка вообще. А, значит, более-менее свободная конкуренция будет просто заставлять инвесторов работать здесь серьезно.

Потенциальная специализация этих производств по некоторым параметрам уже примерно ясна. Это, в частности, нефтеперерабатывающая и химическая промышленность. Насыщенность Средней Европы топливными коммуникациями разных типов предопределяет хорошие условия для становления здесь дополнительных комплексов перерабатывающих производств. Тем более, что химическое производство экологически опасно и в развитых странах Европы экологические движения обычно достаточно влиятельны, чтобы вытеснять со своих территорий вредные производства в более отсталые государства. Кстати, ныне именно химическая и нефтеперерабатывающая промышленность - наиболее стабильная и динамичная части промышленного комплекса стран Средней Европы, в частности и Беларуси.

Именно промышленная, а не технологическая, экономическая специализация Средней Европы предопределяет стремление промышленных корпораций, оседающих тут, получить прямой доступ к источникам сырья на территории России. Местные политические элиты обладают значительными каналами влияния на принятие решений в России и странах региона Каспийского моря. Эти старые наработанные связи -- один из самых интересных моментов развитии Средней Европы. Среднеевропейские государства, особенно Беларусь и Украина, вероятно, могут выступать своего рода точками опоры Запада при его закреплении на рынках и в политической системе России. Собственно, связи в России остаются, наверное, одним из самых важных козырей в руках местных элит перед западными инвесторами, дабы те хоть что-то оставили "местным" в управлении на их Родине.

От успеха местных элит в борьбе за влияние в России будет зависеть тип и структура экономических систем в Средней Европе. Если местным политическим элитам удастся добить конкурентные производства в России, тогда российский рынок будет в значительной мере обслуживаться промышленными центрами, которые сконцентрируются в Средней Европе. В конечном счете, именно стремление сохранить свою промышленность за счет российской, закачать в свою экономику западные инвестиции для работы на российском рынке уже долгое время лежит в основе белорусской экономической политики.

Правда, Беларусь несколько выбивается из общей схемы развития Средней Европы.

В Беларуси очень велики предпосылки к сохранению заметной части советского промышленного потенциала до широкомасштабного притока западных инвестиций. Главным образом, благодаря без преувеличения уникальному геополитическому положению.

Именно через Беларусь предполагается провести целый веер трансевропейских коммуникаций, которые должны ослабить зависимость ЕС и России от Украины. Положительное действие эффекта европейской интеграции относительно РБ может начаться раньше и быть более мощным, чем в других соседних странах.

Социально-экономическая структура РБ настолько "завязана" на крупную промышленность, что здесь практически невозможны любые программы развития за счет ликвидации национальной крупной промышленности. Политическая стабильность в РБ требует от Запада и России неких действий, которые помогут выжить части этой промышленности.

Теоретически у Беларуси наибольшие шансы в Средней Европе миновать стадию полной постсоветской деиндустриализации. Минск может продолжительное время форсировать выход своей промышленности на рынки стран третьего мира и лоббировать свои интересы в России силами российской имперской оппозиции.

Однако далее - все равно Беларусь оказывается в зоне формирования широкого европейского континентального промышленного ядра. Просто в отличие, скажем от Германии Минск еще может отформировать самостоятельную систему доступа к источникам сырья через систему крупных российско-белорусских корпораций. И если Беларусь этой возможностью сумеет воспользоваться, то тогда, возможно, через 10-15 лет наше государство надо будет сравнивать не с Германией, а - с Голландией или Францией. Именно у этих стран есть ТНК, которые обеспечивают им самостоятельный доступ к своим сферам влияния за пределами Европы. А где свои "Славнефть" или "Тоталь" у Германии?

Сближение с Россией может помочь только выжить, пока у Запада нет средств на вливания в Беларусь. Надо бояться потерять не независимость, а - крупную промышленность. Без своей индустрии Беларусь имеет все шансы погрузиться в затяжной политический хаос и в скором времени полностью потерять самостоятельность относительно не России, а - Запада. Интеграцию РБ в объединенную Европу остановить невозможно. Думать надо скорее о том, чтобы эта интеграция была максимально почетной и выгодной.

Создание Европейского Союза коренным образом изменило геополитическую ситуацию, в которой развивается Беларусь. Даже если бы при этом не распался Советский Союз последствия возникновения единой Европы имели бы для Беларуси едва ли не революционные последствия. В том числе и для всей системы внутрибелорусских межрегиональных взаимоотношений.

Во-первых, на западе от Беларуси возник и практически приблизился к ее границам самый мощный в Евразии социально-экономический организм. Экономическое притяжение Беларуси с этому организму вполне естественно. Но в первую очередь выгоды от соседства со столь мощным образованием пожинают жители Западной Беларуси и особенно ее приграничной полосы. Часто своего рода посредником между Беларусью и ЕС выступает Польша. В этом смысле показательна часто цитируемая в польских СМИ официальная статистика. Вот уже не менее пяти лет граждане Беларуси занимают третье место среди граждан других стран по посещениям Польши (после граждан Германии и Чехии). Граждане Беларуси также занимают третье место по общей сумме потраченной на территории валюты и по количеству потраченных на территории Польши денег на одного посетившего гражданина. Около 80 процентов всех покупок к Польше белорусами совершается на польской территории на глубину до 20 км от совместной границы. То есть даже на уровне мелкой торговли соседство с богатым западом обогащает в первую очередь западных белорусов. Соответственно именно Западная Беларусь менее всего пострадала в ходе распада СССР и начавшегося на постсоветском пространстве экономического кризиса. На Западе было меньше промышленных предприятий, чем на Востоке, население сохранило очень тесные связи с окрестными деревнями, негативные последствия от упадка сельскохозяйственного производства наступают для крестьян медленнее, чем безработица для рабочих в случае остановки их завода. Чернобыльская авария затронула в первую очередь Восток. Близость Запада позволила дополнительно уменьшить степень накала постперестроечных проблем и обеспечить в западной Беларуси относительную политическую стабильность.

Подобное явление наблюдается и в Польше в прилегающих к Германии районах. Наибольшие инвестиции, наилучшие возможности найти работу в Польше имеются вблизи немецкой границы. Особенность белорусской ситуации по сравнению с Польшей в том, что не вся линия белорусско-польской границы является одинаковым по мощи стимулятором экономической активности на белорусской территории. Приграничная полоса четко делится Беловежской пущей на две части: регион Бреста и регион Гродно. Со стороны Гродно к Беларуси примыкает самый отсталый в экономическом плане регион Польши. Примерно столь же отсталой, утерявшей промышленный потенциал является и расположенная поблизости часть Литвы, а также - Калининградская область России. Пока ни в северо-западной Польше, ни в Литве, ни в Калининградской области даже не предполагается промышленный рывок. А, значит, следует ожидать, что в регионе Гродно вряд ли будет возникать основание для концентрации промышленного производства и стремительного роста этого города.

Иная ситуация сложилась близ Бреста. Этот белорусский город оказался на линии самого важного коммуникационного проекта Европейского Союза на Востоке Европы. Согласно решениям конференции стран ЕС на о. Корфу и о. Крит в 1994 году было решено развернуть строительство целой сети трансъевропейских коридоров в сторону России и от Балтийского моря к Черному. Четыре наиболее важных проекта из этой серии должны пройти через Беларусь вблизи Бреста: железнодорожная и шоссейная магистраль Мадрид-Берлин-Минск-Москва, два газопровода из полуострова Ямал в Германию, линия сверхмощной ЛЭП в рамках проекта Балтийское Кольцо (из России в Германию) и линия оптико-волоконной связи. Кроме того, Беларусь должны пересечь еще два “критских” коридора: Рига(Санкт-Петербург)-Витебск-Гомель-Киев(Одесса) и Клайпеда-Вильнюс-Минск-Гомель-Киев(Одесса).

Брест и сегодня обладает очень развитыми коммуникационными возможностями по пяти направлениям: на Берлин, Гданьск, Львов, Москву, Краков и мощными погранпереходами. Дальнейшее же развитие транспортных потоков через этот города создают еще более благоприятные условия для его быстрого экономического роста. Тем более, что именно в Брестской области расположены, вероятно, наибольшие в Беларуси миграционные ресурсы для пополнения городов деревенскими жителями. Сельское население Брестской области является одной из наиболее подвижных групп населения, ибо: в ряде районов здесь остро заметна аграрная перенаселенность (регион Пинска) и высокая скрытая безработица в деревне, деревня относительно молодая, часть области оказалась в зоне радиационного загрязнения, над областью витает угроза заболачивания. В конечном счете, если исходить из обычной практики, когда в развитой европейской стране в деревне проживает 3-12 процентов населения, то надо признать, что любой экономический рост в Беларуси сам по себе вызовет миграцию из деревни (прежде всего западно-белорусской деревни) свыше половины сегодняшней численности ее населения. В Западной Беларуси, напомним, в деревне проживает около половины жителей и еще около 20 процентов - в городках с численностью населения до 100 тысяч человек. Надо также учитывать, что схожие факторы, подстегивающие миграцию в города имеются и в прилегающих районах Украины, но своего городского центра, способного соперничать по степени притяжения к себе деревенской молодежи близ белорусской границы на Украине нет.

Рост Бреста запрограммирован благоприятными геополитическими предпосылками, сложившимися в этом регионе. Но в системе межрегиональных отношений в Беларуси рост Бреста влечет за собою сложную внутреннюю перестановку сил и чреват межрегиональными осложнениями:

1. Рост Бреста подстегивается сегодня не за счет восточно-белорусских промышленных областей, как это предполагалось незадолго до начала политики перестройки, а - за счет новых факторов. За счет европейской интеграции прежде всего. То есть имевшаяся ранее в Беларуси внутренняя региональная консолидация вокруг восточно-белорусского промышленного очага ростом Бреста размывается. Формируются предпосылки для возникновения феномена белорусского Львова - альтернативного Минску проевропейского по геополитической ориентации регионального центра. Однако подобная геополитическая ориентация вовсе необязательно будет сопровождаться прозападной идеологической и культурной ориентацией местного населения и региональной элиты.

2. Система трансъевропейских коммуникаций стимулирует в Беларуси не только рост Бреста, но и создание относительно благоприятного экономического климата именно в тех регионах, через которые эти коммуникации пройдут. В частности, в Минске, в Витебской области и в районе Молодечно, который превращается в город-дублер Вильнюса, в ворота Беларуси к портам Клайпеды и Калининграда. Тем самым европейская интеграция ломает существовавшую во времена СССР внутрирегиональную структуру. Вместо сочетания индустриального Востока и аграрного Запада в Беларуси в качестве ведущей формируется своего рода ось из региональных элит Брестской, Минской и Витебской областей. Тем самым формируется потенциальная напряженность между интересами чернобыльских элит и элит “оси”. Превращение именно западно-белорусского Бреста в своего рода аналог Гомелю времен существования СССР, перетягивание именно в западную Беларусь жизнеспособных элементов промышленности и экономики вообще может дополнительно осложнить взаимодействие остающихся восточно-белорусских элит чернобыльского региона со всей западной Беларусью и Минском. Тем более, что этот процесс разворачивается на фоне общего упадка промышленности на Востоке изменения демографического соотношения культурных групп белорусов. Мы видим эту перманентную напряженность, например, в виде борьбы вокруг создания в Бресте перспективной свободной экономической зоны.

3. Рост именно Бреста осложняет перспективы католического и, особенно, польского движения в западной Беларуси, так как именно в Брестской области расположен базовый массив православных общин в Беларуси, а местное население сохранило традиционно настороженное отношение к польской идеологии и к католицизму. Католическое меньшинство в Брестской области весьма незначительно и не обладает внутренним потенциалом к миссионерскому распространению за пределы уже сложившихся общин. Кроме того, в случае роста Бреста произойдет усиление уже сегодня влиятельных в этом регионе протестантов за счет переселения в город множества их молодых единоверцев из полесских деревень. На второй план устойчиво отходят католические регионы и особенно Гродно. Могут усилиться противоречия между этими двумя областями Западной Беларуси. Брест вполне реально может превратиться в центр антикатолических сил в масштабе всего государства, а антикатолицизм в разных формах может превратиться в одну из идеологических доминант местной элиты.

4. Наконец, рост именно Бреста может не стыковаться с интересами национально-ориентированной части белорусского общества, так как этот город может вырасти за счет небелорусскоязычной части белорусов. К тому же в массе православных по вероисповеданию и живущих за счет удачного расположения города на транзитному пути с Запада в Россию. Местная элита не может быть проводником последовательно антироссийской идеологии и политической ориентации. Уже потому выросший по своему значению Брест вряд ли станет центром национально-ориентированной идеологии, а вот затмить собою в этом плане Гродно - сможет вполне. Брест по сравнению с другими городами Беларуси слабо включен в национально-ориентированную историческую схему и маловероятно, чтобы ориентированное на виленскую традицию белорусское национальное движение смогло бы адекватно интегрировать феномен этого города в свое миропонимание. В зависимости от влияния католически ориентированных сил в Минске может развиваться культурная ориентация брестской элиты. В случае недостаточного внимания к Бресту со стороны национально ориентированных сил в столице, в этом регионе могут получить развитие как промосковские тенденции, так и местные сепаратистские идеологии украинского или местного (ятвяжского, как было в конце 80-х годов) типа. Хотя, вероятнее всего, местная элита останется опорой той власти, которая будет подавлять национально-ориентированные силы, не предлагая взамен некоей четко выраженной и самодостаточной идеологии.

3.2 Трансформационные процессы в странах СНГ, развитие интеграции и совершенствование региональной специализации экономики Беларуси

В нынешней Восточной Европе есть только два исключения из общего унылого правила - бывшая ГДР и Беларусь. Только эти страны не изведали фронтальной деиндустриализации, и пошли в развитии оригинальным путем.

Белорусский феномен заслуживает более подробного рассмотрения, так как на сегодня Беларусь - это единственная страна региона, которая сохранила крупное производство. К тому же именно Беларусь менее всего изучена политологами.

В основе белорусского пути - специфичное советское наследие, доставшееся нашей стране в условиях устойчивого положения в дореформенный период. И главное - огромное для небольшой страны количество крупных промышленных предприятий.

Если бы Беларусь пошла по стандартному восточноевропейскому пути реформирования - результат был бы не таким, как у всех. Беларусь вряд ли пережила бы шоковую терапию. Ведь здесь была несопоставимо выше концентрация производства и доля крупной экспортной промышленности, чем у соседей. Перед распадом СССР из Беларуси вывозилось около 80% всей производившейся промышленной продукции. Такой доли экспортной промышленности не было ни в одной стране Восточной Европы, и только маленькая Армянская ССР могла сравниться с Беларусью по этому показателю среди бывших союзных республик СССР.

Более того, белорусская экспортная промышленность была высококонцентрированной. В основном промышленные гиганты расположены в восточной части Беларуси - в Минске, в областных центрах и некоторых крупных городах - Новополоцке, Полоцке, Мозыре, Жодино, Жлобине и некоторых других.

Если бы в Беларуси в течение года-двух остановились крупные заводы, как это произошло в Польше, Болгарии, странах Балтии, Украине - социально-политические последствия были бы совершенно иными. На улице оказалось бы практически все население крупных городов. Программы малой приватизации не смогли бы за короткое время адсорбировать столь громадные массы населения.

Для обеспечения социально-политической стабильности в таких условиях потребовалась бы грандиозная внешняя поддержка, сопоставимая по масштабам с поддержкой, оказанной со стороны западной Германии территориям бывшей ГДР.

Отсюда главное отличие экономической политикиБеларуси от соседей здесь невозможны рыночные реформы стандартного образца. Реформирование Беларуси заключается в адаптации к условиям рынка крупных промышленных предприятий. Все экономические пространства вокруг Беларуси - рыночные. Белорусские заводы в основном работают вне Беларуси на внешних рынках. Значит, сохранение крупного промышленного производства и означает проведение рыночных реформ.

В Беларуси оказались невозможны любые попытки смены политической элиты путем "декоммунизации", "национального возрождения" и т.п., как у соседей, так как здесь не происходила скрытая социальная революция в ходе деиндустриализации. В Беларуси был и есть экономический кризис, но этот кризис не влечет за собою потери целых отраслей производства и изменения структуры экономики. А, значит, здесь нет и предпосылок для смены правящей элиты. Потому, кстати, те ценности, которые консолидируют белорусское общество - к примеру, ностальгия по СССР - не могут быть близки соседним народам. Ведь у соседей культивируется иное.

Идеология, которая направлена против собственного крупного производства, будет конфликтовать с белорусскими реалиями и общественными настроениями. В какой бы форме антииндустриальная идеология ни выступала.

Поэтому изначально этот конфликт выражался в неприятии белорусским обществом идеи шоковой терапии и национально замкнутой экономики. Сейчас все более остро встает проблема контроля над национальной экономикой в условиях усиления позиций в регионе европейского и американского капитала, корпораций, технологий.

Крупное индустриальное производство конвейерного типа не позволяет развиваться в Беларуси массовым либеральным политическим течениям, ибо сужает сферу распространения среднего класса. Белорусское общество - это в основе своей общество рабочих, ИТР, управленцев, а не инженеров, ученых, студентов, преподавателей, как в современных постиндустриальных странах Запада. Конвейерное производство на политическом уровне влечет за собою очень высокую степень концентрации власти в руках руководителя государства. По сути, глава государства должен быть самым главным "директором завода" под названием Республика Беларусь. А директору на предприятии позволено очень многое, иначе предприятие эффективно работать не будет.

Белорусское общество еще долгое время будет спокойно и естественно воспринимать авторитарную форму политической организации. При этом сопротивление авторитаризму как таковому в Беларуси не может быть значительным. Вопрос о политических переменах в Республике Беларусь при сохранении нынешней социально-экономической структуры - это всего лишь вопрос о векторе внешнеполитической ориентации страны и особенности государственной идеологии. Лишь после перехода со временем Беларуси в постиндустриальную стадию развития появится возможность к широкой демократизации страны.

Причины устойчивости режима и всей белорусской политической системы просты, хотя и оригинальны: помимо инерции советских времен в культурных стереотипах населения и элиты, остается значительное для малой страны экономическое наследство. Это наследство какое-то время еще может потребляться без угроз национальной экономике.

С другой стороны, разрушение промышленности в России и других странах бывшего СССР оказалось столь быстрым, что белорусские производители получили возможность захватить значительные сегменты российского экономического пространства. Если посмотреть на российскую политику Беларуси с точки зрения интересов наших крупных промышленных предприятий, то многое становится понятым в этих странных попытках Минска сблизиться с Москвою. За годы развития интеграционных отношений в России практически не осталось большинства конкурентных белорусам промышленных предприятий и даже отраслей (на российском рынке (и в целом на рынках стран СНГ) белорусские производители ведут в своих технологических нишах конкуренцию не с российскими предприятиями, а с западными корпорациями). То есть за счет России еще какое-то время белорусские заводы смогут работать и вести свое технологическое обновление.

В пользу Беларуси работает общая закономерность развития городов, в частности мегаполисов. Беларусь находится в непосредственной близости от Москвы, где концентрируются финансовые ресурсы практически всей России. Транспортное сообщение Беларуси и Москвы все более совершенствуется. То есть реальное включение Беларуси в сферу обеспечения московской (в меньшей степени - петербургской) агломерации будет нарастать по мере создания все новых трансъевропейских коридоров и упадка российских регионов. А, значит, значительный сегмент московского рынка будет по-прежнему занят белорусскими производителями.

Разные страны региона после распада СССР пошли разным путем. Итоги развития Беларуси, Украины, стран Балтии говорят за себя. Страны Балтии сегодня практически не имеют крупного промышленного производства. Сохранились единичные крупные промышленные объекты. Более всего сохранилось крупное производство в Литве, где рыночные реформы были наименее радикальными: Мажейкяйский НПЗ и Игналинская АЭС (в мае 1999 года остановлена на профилактический ремонт, Европейский Союз резко настаивает на ее полном закрытии), химические предприятия в Алитусе. Промышленные гиганты Рижский Автомобильный Завод (РАФ), ВЭФ, заводы в Риге и Елгаве, Таллинне - больше не существуют. Уничтожена обслуживавшая промышленность система образования и фундаментальных научных исследований. Средняя школа претерпела глубокую реформу, которая отдалила среднюю школу от потребностей наукоемкого производства. В Беларуси и на Украине перестройка системы образования была гораздо менее глубокой. Школа в славянских государствах пока еще остается в целом политехнической.

Во всех трех странах Балтии проведен фронтальный перевод образования на местные малораспространенные языки, всюду под воздействием экономических факторов упал уровень преподавания распространенных языков, одновременно резко сократилось распространение русского языка и знание русского языка молодежью. Средняя школа всюду превращена в гуманитарную по характеру программ обучения. Резко сокращен объем преподавания точных и естественных дисциплин. Вырос объем и качество преподавания гуманитарных предметов. Переход на 12-летний период обучения привел к заметному падению количества молодежи, которая продолжает обучение в последних 4 классах средней школы. То есть падает уровень образования молодежи и качество образования. Прибалтику покинула часть русскоязычного населения, прежде всего те, кто был занят в наукоемком производстве или соответствующей системе образования и научных исследований.

Шоковая терапия, прямая и косвенная поддержка Западом стран Балтии позволила этим государствам перейти от крупного производства к мелко и среднетоварному производству. Ныне в странах Балтии происходит постепенный новый рост крупного производства, но в первую очередь на базе западных капиталов и технологий и в расчете на рынок Европейского Союза. Доля стран СНГ во внешней торговле стран Балтии упала до 20-30% товарооборота. Для ЕС страны Балтии - малоинтересная периферия, потому особо заметного прилива капиталов в перерабатывающую наукоемкую промышленность региона с Запада не отмечено. Относительно быстро развиваются трансъевропейские коммуникации и, прежде всего связанные с транзитом нефти. Как уже упоминалось, расширены порты Вентспилса, Таллинна, Клайпеды, строится морской терминал в Бутинге (Литва). Финансовые системы стран Балтии неустойчивы и регулярно подвергаются кризисам. Однако кризисы в странах Балтии, как правило, быстро гасятся за счет поддержки со стороны международных финансовых организаций.

Особое значение для устойчивости стран Балтии имеет транзит сырья из России на Запад и западных товаров - в страны СНГ. В начале 90-х годов именно за счет сырьевого транзита экономику стран региона удалось удержать от полного коллапса. Ныне принципиально важное значение для региона имеет строительство тех или иных трансъевропейских коммуникаций. Именно коммуникационные проекты являются приоритетными инвестиционными проектами в трех прибалтийских государствах. Однако экономический рост обеспечивается в регионе ныне, прежде всего за счет роста производства на предприятиях, ориентированных на внутренний рынок этих стран. По сути, происходит медленное восстановление народного хозяйства из разрухи, в которой оказалась экономика в первой половине 90-х годов. Экспортное производство пока играет вспомогательное значение.

На Украине в отличие от стран Балтии продолжается экономический спад. Ни в одном регионе этой страны не наблюдается экономического подъема. Украина находится в продовольственной зависимости от Запада. До половины потребляемых жителями крупных городов продуктов завозится в страну извне (как и в России). До недавнего времени в такой же ситуации находились и страны Балтии. Лишь в последние 2-4 года ситуация в Балтии изменилась в лучшую сторону. Следует отметить, что финансовая система Украины значительно потерпела от удара кризиса 17 августа 1998 года в России. Однако благодаря кредитам МВФ выдержала этот удар.

Сквозь белорусскую призму развитие восточноевропейских государств выглядит вовсе не успешным процессом национального возрождения или либеральных реформ, а временем упадка восточноевропейских наций и краха самой модели развития наций в рамках национального государства в постиндустриальную эру. То, что было хорошо в 19-м веке, оказалось явно непригодным в конце 20-го столетия.

Быть может, белорусская исключительность - это и есть нормальность в эпоху, когда соседние народы пытались построить жизнь на неких иллюзорных идеологических основах, а в результате потеряли способность управлять собою и национальную перспективу. Ведь вся Восточная Европа войдет так или иначе в ближайшие 10-15 лет в орбиту ЕС, однако, у каждого в объединенной Европе будет свое место. Одни будут производить новые технологии, другие - обслуживать отдыхающих на своих пляжах и развлекать туристов в своих "кабаках", третьи - поставлять на Запад нефть, газ и металлы.

Не исключено, что лишь Беларусь сумеет сохраниться в качестве производителя технологий и в объединенной Европе. Ибо в ходе европейской интеграции возникли дополнительные макроэкономические факторы, которые стимулируют промышленный очаг в Беларуси и ослабляют индустриальные потенции стран Балтии и Украины.

Однако платой Беларуси за сохранение реальной независимости и, особенно, платой за сохранение реального доступа к высоким технологиям, необходимым в крупном промышленном производстве, является политическая линия, раздражающая Запад. Эффективное отсутствие рыночных реформ, курс на сближение с Россией, опора в России на патриотическую антизападную оппозицию, которая во имя идеологических целей готова лоббировать интересы белорусской промышленности в России за счет собственного русского производителя - это не может не вызывать постоянной напряженности в отношениях Беларуси и Запада.

Сохранение крупной советской промышленности влечет за собою сохранение всего комплекса доставшихся от Советского Союза социально-экономических отношений внутри Беларуси, культурных советских стереотипов у массы населения, сохранение у власти сформировавшейся в советские времена правящей элиты (естественно, при омоложении правящего слоя и ротации различных группировок внутри него). Высокая степень концентрации промышленного производства создает базу для неопределенно долгого сохранения в Беларуси политической системы, которая при любой внешней своей мимикрии будет на деле иметь авторитарный характер и при этом пользоваться массовой поддержкой народа. Индустриальный характер Беларуси при сохранении доставшейся от СССР структуры промышленности программирует сложные отношения с Западом надолго.

Беларусь подготовлена к любому повороту событий в России. Ключевое положение страны на главных для России транспортных артериях, связывающих ее с Европой создает устойчивую позицию Минска относительно Москвы при любом реальном раскладе политических сил на Востоке. С другой стороны, внутренняя белорусская социально-экономическая монолитность делает малоэффективными любые попытки каких бы то ни было группировок в России влиять на Беларусь. Наоборот Беларусь нуждается в постоянном выдвижении инициатив, направленных на обеспечение собственных экономических интересов на востоке и обладает всем необходимым спектром возможностей остаться импульсатором идеологических инициатив и далее.

Маловероятны любые угрозы со стороны Запада как-то заблокировать Беларусь или даже совершить акт агрессии. Геополитическое положение Беларуси уникально. Обойти Беларусь перенаправить транспортные потоки между Западом и Россией за несколько лет невозможно. А реально невозможно и за 10-15 лет даже если бы сегодня существовали стратегические планы подобных громадных строительных работ. Наиболее опасные для интересов Беларуси проекты Газпрома и иных структур в районе Петербурга даже в случае их реализации не способны превратиться в реальную альтернативу транспортным артериям, идущим через РБ. Стоимость возможного в случае конфликта разрушения белорусских магистралей многократно превысит полученные Западом в результате выгоды. Главное же - конфликт с Беларусью не может быть локализован. Беларусь - не Сербия и окружена не чуждыми ей народами. В случае конфликта Минск уже на начальных стадиях будет резко наращивать усилия по вовлечению России, Украины ряда иных стран в конфликт и какой-то успех на этом направлении будет достигнут. Собственно, уже некоторая напряженность в отношениях Беларуси с Западом в начале 1999 года вызвала быстрые действия Беларуси по расширению военно-политического сотрудничества с Россией и, особенно с теми кругами в РФ, которые могут оказать реальную помощь РБ против НАТО.

Есть и еще один немаловажный аспект идеологической напряженности в отношениях Беларуси с Западом. Запад пока не готов оказать прозападным силам в Беларуси помощь в том объеме, в котором она необходима, в случае прихода прозападных сил к власти. Беларуси необходимы были бы широкомасштабные инвестиции в крупную промышленность и иные формы стимулирования крупного производства или адекватные по размерам суммы на реструктуризацию экономики. Причем траты должны были бы быть сопоставимы с тратами, которые Западная Германия понесла при интеграции бывшей ГДР в свой состав. Беларусь невозможно интегрировать в состав Запада без интеграции всего поля влияния Беларуси на Востоке и без очень быстрой интеграции в ЕС стран Балтии, а главное - Украины, что резко наращивает объем необходимой западной помощи потенциальному прозападному режиму. Наконец, элементарное распространение на Беларусь стандартов здравоохранения, приятных а Западе потребует от Запада же огромных трат на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. Совокупные суммы, которые Западу пришлось бы потратить на интеграцию Беларуси и помощь некоему прозападному режиму таковы, что можно с уверенностью исключить подобную перспективу. Беларусь еще долгое время будет реально независимой и выпутываться из всего комплекса проблем самостоятельно, используя прежде внутренний потенциал своего общества, социально-экономической системы и геополитическое положение.

Поскольку маловероятен действительный конфликт Минска с Западом, значит, и Беларуси и, особенно, Западу надо привыкать к мысли о необходимости долго "сосуществовать" друг с другом, оставаясь непохожими друг на друга и часто раздражая друг друга собственной непохожестью. Сближение Беларуси и Запада, прежде всего в лице Европейского Союза может быть только постепенным и выборочным. Неким миниатюрным аналогом таких отношений могут служить отношения Беларуси и Литвы. На первом месте в отношениях двух стран стоят экономические отношения, идеология и культура оставлены до лучших времен. И в результате ни о какой реальной напряженности в белорусско-литовских отношениях ныне нет и речи, хотя в свое время складывались предпосылки даже для крупного конфликта.

Если оставить в стороне идеологические и культурные нестыковки, то у Беларуси и Запада есть ряд сближающих эти совершенно разные организмы моментов. Главный - Беларусь и Запад имеют аналогичные по своей структуре экономические отношения с Россией. Это отношения неэквивалентного обмена. И Беларусь и Запад - каждая единица своими методами - навязывают России продукцию своей перерабатывающей промышленности, получая взамен необходимое промышленное сырье. Примерно такую же структуру товарообменов Запад имеет со странами Третьего мира.

То есть с одной стороны, РБ и весь огромный Запад являются конкурентами на территории России, с другой - и Беларусь и Запад заинтересованы в наращивании вывоза из России промышленного сырья. Причем Беларусь пожинает свои плоды от сырьевой трансформации России еще и в силу того, что именно через Беларусь пролегают основные транспортные артерии, по которым осуществляется вывоз сырья в Европу. Так, Беларусь кровно заинтересована в окончании строительства тех же Ямальских газопроводов, из России в Германию.

Борьба за реализацию сырьевых проектов в России, которые бы были ориентированы на территорию Беларуси могла бы стать одной из важнейших составляющих для сближения Минска и Европейского Союза. особенно после расширения ЕС на Восток. Белорусские возможности лоббировать свои интересы силами русской оппозиции и западные возможности обеспечивать свои интересы в России силами противников русских патриотов в некоторых случаях могли бы дополнять друг друга.

Беларусь в целом крайне зависит от отношений нормальных отношений РФ и Запада. В случае обострения отношений России с Западом, Беларусь может оказаться прифронтовым государством, а главное - если прекратится русский сырьевой экспорт в Европу - это погубит белорусскую промышленность и все ее экономическое чудо. Антизападная направленность внешней политики Беларуси имеет свои границы. И эти границы - границы когда конкуренция за присутствие на некоем экономическом пространстве переходит в войну, разрушающую это пространство.

Более того Беларусь заинтересована в сохранении политической стабильности на территории РФ, в предотвращении там гражданской войны или иных разрушительных катаклизмов. Крах России, раскол России на множество "уделов" "выгоден" Беларуси лишь до некоего предела. Ибо разрушенная Россия - это обескровленный рынок Москвы, на который приходится около половины всей торговли Беларуси с Россией. Но главное - крах России может привести к разрушению всей системы трансъевропейских коммуникаций, на использовании которых держится социально-экономическая структура Беларуси. При всей противоречивости белорусского присутствия на Востоке Беларусь уже является одной из наиболее важных опор стабильности России. Это также не может не отвечать интересам Европейского Союза. Теоретически можно говорить о предпосылках к формированию взаимоувязанной политической линии ЕС и Беларуси в России. Можно говорить даже о предпосылках к формированию отношений стратегического партнерства Беларуси и ЕС по типу тех, которые существуют у объединенной Европы с Турцией. Беларусь в политическом и социо-культурном плане - все таки не центр Европы, а окраина. Центр объединенной Европы расположен, как известно на оси Германия-Франция. Но Беларусь является тем элементом европейского "предполья", который может либо серьезно осложнить, либо серьезно облегчить реализацию политики ЕС на очень важном для Союза российском направлении. Надо только объединенной Европе объективно оценивать положение, не обманываясь скромными размерами нашей страны.