Никомахова этика

Во всех этих дружбах, основанных на превосходстве, дружеское чувство должно быть пропорционально, а именно: К лучшему больше питают дружбу, чем он [к другим], и к тому, кто больше оказывает помощь, тоже и соответственно ко всякому другому из лучших, ибо, когда дружеское чувство соответствует достоинству, тогда получается в каком - то смысле уравнённость, что и считается присущим дружбе.

IX. [Справедливое] равенство (фп йупн), по - видимому, имеет не один и тот же смысл в том, что касается правосудия (фб дйкбйб) и в дружбе: Для правосудия равенство - это прежде всего [справедливость], учитывающая достоинство (кбф бчйбн), а уже во вторую очередь учитывается количество (кбфб рпупн), в дружбе же, наоборот, в первую очередь - [равенство] по количеству, а во вторую - по достоинству. Это делается ясным, когда люди значительно отстоят [друг от друга] по добродетели, порочности, достатку или чему - то ещё. Ведь [тогда] они уже не друзья, напротив, они не считают [себя или другого] достойными дружбы. Особенно очевидно это [на примере] с богами, ибо у них наибольшее превосходство с точки зрения всех благ. Ясно это и на [примере] царей, потому что стоящие много ниже не считают себя достойными быть им друзьями, а люди, ничего не значащие, [не считают себя достойными дружбы] с наилучшими или мудрейшими. Конечно, в таких вещах невозможно определить точную границу, до которой друзья [остаются друзьями], ведь, с одной стороны, [даже] если отнять многое, [дружба может] всё ещё оставаться [дружбой], но при слишком большом отстоянии одного от другого, например человека от божества, дружба уже невозможна.

Отсюда и возникает ещё один сложный вопрос: Действительно ли друзья желают друзьям величайших благ, например, быть богами, ведь тогда они не будут для них ни друзьями, ни, стало быть, благами, а друзья - это блага[?]. Однако, если удачно было сказано, что друг желает для друга собственно блага ради него самого, то, вероятно, последний должен оставаться именно таким, каков он есть, ибо ему будут желать величайших благ как человеку. Но, может быть, не всех [благ], ибо каждый желает собственно блага прежде всего себе.

Принято считать, что из честолюбия большинство скорее желает, чтобы к ним выказывали дружбу, чем самим её выказывать, и потому большинство - друзья подхалимов, так как подхалим - это друг, над которым обладают превосходством, или человек, который прикидывается, что он таков, и что он питает дружбу больше, чем питают к нему. Считается между тем, что принимать дружбу (фп рзйлйейуфзбй), - это почти то же самое, что принимать почести (фп фймбуфзбй), а к этому большинство людей, конечно, стремится. Однако большинство, похоже, предпочитает почёт не ради него самого, а за то, что с ним связано. Действительно, большинство наслаждается почётом у могущественных из - за надежд (то есть они думают получить то, что им понадобится, так что наслаждаются почётом как знаком, предвещающим благодеяния (ехрбфзейб)). Те же, кто стремится к почёту у добрых и знающих, имеют целью укрепиться в собственном о себе мнении, а значит, и наслаждение они получают, доверяя суду тех, кто говорит, что они добродетельны. Но когда к человеку питают дружбу, это доставляет ему наслаждение само по себе, и потому, вероятно, считается, что принимать такое [отношение к себе] лучше, чем принимать почести, и дружба сама по себе достойна избрания.

С другой стороны, кажется, что дружба состоит, скорее, в том, чтобы чувствовать её самому (фп рзйлейн), а не в том, чтобы её чувствовали к тебе (фп рзйлейуфзбй). Это подтверждается тем, что для матерей чувствовать дружбу [к детям] - наслаждение. В самом деле, некоторые отдают собственных [детей] на воспитание и чувствуют к ним дружбу, зная, [что это их дети], но не ищут ответной дружбы (когда [ещё] невозможна взаимность), и, похоже, им довольно видеть, что [с детьми] всё хорошо, и они испытывают дружескую приязнь, даже если по неведению [дети] не уделяют матери ничего из того, что ей подобает.

X. Итак, поскольку дружба состоит, скорее, в том, чтобы питать дружеские чувства, а тех, кто любит друзей, хвалят, то, похоже, добродетель друзей в том, чтобы питать дружбу; значит, кто питает дружбу в соответствии с достоинством, те друзья постоянные и дружба [их постоянна].

Друзьями в этом смысле бывают в первую очередь неровни (бнйупй), их ведь можно уравнивать, а уравнённость и сходство - это и есть дружность, и особенно [если] сходство по добродетели. Ведь будучи постоянны сами по себе, добродетельные постоянны и в отношении к другим, и они не нуждаются в дурном и не делают дурного в услугу, напротив, они, так сказать, препятствуют дурному, ибо таково свойство добродетельных - самим не совершать проступков и не позволять друзьям.

А у испорченных нет ничего прочного, ведь они не остаются подобными самим себе, однако, получая наслаждение от испорченности друг друга, и они ненадолго становятся друзьями.

Что же касается друзей, приносящих пользу и доставляющих удовольствие, то они дольше остаются друзьями, а именно, покуда оказывают друг другу помощь и доставляют удовольствия. Дружба ради пользы возникает прежде всего, видимо, из противоположностей, например у бедного с богатым, у неуча с учёным, ибо, имея в чём - то нужду, человек тянется к этому, а взамен дарит другое. Сюда можно, пожалуй, с натяжкой отнести влюблённого с возлюбленным и красавца с уродом. И влюблённые недаром иногда кажутся смешными, требуя такой же дружбы, какую сами питают к другому. Конечно, если они равно способны вызывать дружескую приязнь (зпмпйпт рзйлефпй), им, вероятно, следует этого требовать, но, если ничего подобного они не вызывают, это смехотворно. А возможно, противоположное тянется к противоположному не самому по себе, но опосредованно, так как [в действительности] стремятся к середине. [Середина] - это ведь благо, например, для сухого [благо] не стать влажным, а достичь середины, и для горячего тоже, и соответственно для остального. Оставим, однако, это в стороне, ибо [для настоящего исследования] это довольно - таки посторонние [вопросы].

XI. Очевидно, как было сказано и в начале, дружба относится к тем же вещам и бывает между теми же людьми, что и правосудие, ибо своего рода правосудие и дружба имеют место при всех вообще общественных взаимоотношениях, [то есть в сообществах]. Во всяком случае, к спутникам в плавании и к соратникам по войску обращаются как к друзьям, равно как и при других видах взаимоотношений, ибо, насколько люди объединены взаимоотношениями [в сообществе], настолько и дружбой, потому что и правом тоже [настолько]. Да и пословица: «У друзей [всё] общее» правильна, ибо дружба [предполагает отношения] общности. У братьев и товарищей общим может быть всё, а у других - [только вполне] определённые вещи - у одних больше, у других меньше, ибо и дружбы бывают и более и менее тесными. Различны и [виды] права, потому что неодинаковые права у родителей по отношению к детям и в отношениях братьев друг к другу, а также права товарищей и сограждан; это справедливо и для других [видов] дружбы. Различными будут и неправосудные вещи в каждом из названных случаев, и [неправосудность] тем больше, чем ближе друзья; так, лишить имущества друга ужаснее, чем согражданина, а брату не оказать помощи ужаснее, чем чужому, избить же отца ужаснее, чем любого другого. Праву также свойственно возрастать по мере [роста] дружбы, коль скоро [дружба и право] относятся к одним и тем же людям и распространяются на равные [области].

Между тем все сообщества - это как бы члены (мпсйпй) государственного сообщества: Они промышляют что - то нужное, добывая что - нибудь из необходимого для жизни. А ведь государственные взаимоотношения с самого начала сложились, очевидно, ради [взаимной] пользы и постоянно ей служат, и законодатели стараются достичь её и утверждают: Что всем на пользу, то и есть право. А это значит, что другие взаимоотношения [в сообществах] преследуют цель частной полезности; так, моряки имеют целью [пользу] в смысле зарабатывания денег за плавание и что - нибудь такое, соратники на войне стремятся к [пользе] с точки зрения войны: В одних случаях - [захватить] имущество, в других - [завоевать] победу, в третьих - [взять] город; соответственно обстоит дело и у членов филы или дема. А иные [сообщества], видимо, возникают ради удовольствия, например тиасы и [сообщества] эранистов; их цель - жертвенные пиры и пребывание вместе (все эти [сообщества], по - видимому, подчиняются государственному, ибо государственные взаимоотношения ставят себе целью не сиюминутную пользу, а пользу для всей жизни в целом), они совершают торжественные жертвоприношения и собираются для этого вместе, оказывая почести богам и предоставляя самим себе отдых, сопровождаемый удовольствием. Как можно заметить, древние торжественные жертвоприношения и собрания бывали после сбора плодов, словно первины в честь богов; действительно, именно в эту пору имели больше всего досуга.

Итак, все взаимоотношения оказываются частями (мпсйпй) взаимоотношений в государстве, [то есть частями государственного сообщества]. А этим частям соответствуют [разновидности] дружбы.

XII. Существуют три вида (ейде) государственного устройства в равное число извращений (рбсеквбуейт), представляющих собою как бы растление (рзфзпсбй) первых. Эти виды государственного устройства - царская власть, аристократия и третий, основанный на разрядах (брп фймембфпн); именно этому виду, кажется, подходит название: «Тимократия», однако большинство привыкло называть его [просто]: «Государственное устройство» (рплйфейб). Лучшее из них - царская власть, худшее - тимократия. Извращение царской власти - тирания: Будучи обе единоначалиями (мпнбскзйбй), они весьма различны, так как тиран имеет в виду свою собственную пользу, а царь - пользу подданных. Ведь не царь тот, кто не самодостаточен и не обладает превосходством с точки зрения, всех благ, а будучи таким, он ни в чём не нуждается и, стало быть, будет ставить себе целью поддержку и помощь не для себя самого, а для подданных, потому что в противном случае он был бы своего рода «царём по жребию».

Тирания в этом отношении противоположна царской власти, так как тиран преследует собственное благо. И по тирании заметней, что это самое худое [среди извращений], так как самое плохое противоположно самому лучшему. Царская власть переходит в тиранию, ибо тирания - это дурное качество единоначалия, и плохой царь становится тираном. Аристократия [переходит] в олигархию из - за порочности начальников (бскзбй), которые делят [всё] в государстве вопреки достоинству, причем все или большую часть благ [берут] себе, а должности начальников всегда [распределяют] между одними и теми же людьми, выше всего ставя богатство. Поэтому начальники малочисленные и плохие (мпкзфзеспй), вместо того чтобы быть самыми порядочными (ерйейкеуфбфпй). Тимократия [переходит] в демократию, ибо эти виды государственного устройства имеют общую грань: Тимократия тоже желает быть [властью] большого числа людей, и при ней все относящиеся к одному разряду равны. Демократия - наименее плохое [среди извращений], ибо она незначительно извращает идею (ейдпт) государственного устройства. Стало быть, в основном так происходят перемены в государственных устройствах, потому что такие переходы кратчайшие и самые простые.

Подобия и как бы образцы данных [государственных устройств] можно усмотреть также в семьях, ибо отношение (кпйнпнйб) отца к сыновьям имеет облик (укземб) царской власти: Отец ведь заботится о детях. Недаром и Гомер зовёт Зевса отцом; действительно, царская власть желает быть властью отеческой (рбфсйке бскзе). А у персов [власть] отца тираническая, потому что они обращаются с сыновьями как с рабами; тиранической является и [власть] господина над рабами, ибо при этой власти делается то, что нужно господину. Но данное отношение представляется правильным, а [тирания отцов] у персов - ошибочной, ибо различна власть над разными [по роду]. [Сообщество] мужа и жены представляется аристократией, [то есть властью лучших], ибо муж имеет власть сообразно достоинству и в том, в чём мужу следует, а что подобает жене, он ей и предоставляет. Но если муж распоряжается [в доме] всем, он превращает [их сообщество] в олигархию, ибо делает это вопреки достоинству и не как лучший [по сравнению с женой]. Случается иногда, что жёны, будучи богатыми наследницами, имеют власть над мужьями, тем самым это власть не по добродетели, но благодаря богатству и влиянию (ухнбмйт), точно так, как при олигархиях. А на тимократию похожи [отношения] братьев, ведь они равны, за исключением разницы в возрасте, именно поэтому, если они намного отличаются по возрасту, между ними уже невозможна братская дружба. «Демократия» же бывает в домах без господина (там ведь все равны), и там, где начальствующий немощен и каждому можно [делать, что ему вздумается].

XIII. В каждом из государственных устройств дружба проявляется в той же мере, что и правосудие. Дружеское расположение царя к тем, над кем он царь, [выказывается] в преизбытке его благодеяний; действительно, подданным он делает добро, если только, как добродетельный царь, он, словно пастух, [пекущийся] об овцах, внимателен к ним - [к тому], чтобы у них всё было хорошо. Недаром Гомер назвал Агамемнона «пастырём народов». Такова и отеческая [власть], но она отличается размером благодеяний, ибо [отец] - виновник самого существования, что уже почитается величайшим благом, а, кроме того, ещё и воспитания, и образования. Даже предкам за это воздаётся, и отношение между отцом и сыном, предками и потомками, царём и подданными есть по природе [отношение] власти [и подчинения] (фп бскзйкпн). Эти дружбы основаны на превосходстве, вот почему почитают родителей. Наконец, и право у одних и других не одинаковое, а сообразное достоинству, так ведь и в дружбе.

Дружба мужа с женой такая же, как и в аристократическом [государстве]: Она сообразна добродетели, и лучшему [принадлежит] большее благо, и каждому, что ему подобает; так и с правом.

Дружба братьев напоминает дружбу товарищей, потому что они равны и [примерно] одного возраста, а такие люди, как правило, имеют схожие страсти и схожие нравы. Похожа на эту дружбу и дружба при тимократии, потому что граждане тяготеют к тому, чтобы быть равными и добрыми [гражданами], и вот они начальствуют по очереди и на равных основаниях, и дружба у них этому соответствует.

При извращениях [государственных устройств] как правосудие, так и дружба возможны в очень малой мере, и менее всего при наихудшем извращении, ведь при тирании дружба невозможна совсем или мало [возможна].

Действительно, если у властвующего и подчинённого нет ничего общего, нет и дружбы, потому что и правосудия нет, как, например, в отношениях мастера к его орудию, души к телу, господина к рабу. В самом деле, обо всех этих вещах заботится тот, кто их использует, но ни дружбы, ни права не может быть по отношению к неодушевлённым предметам. Невозможна дружба и с конём или быком, или с рабом в качестве раба. Ведь [тут] ничего общего быть не может, потому что раб - одушевлённое орудие, а орудие - неодушевлённый раб, так что как с рабом дружба с ним невозможна, но как с человеком возможна. Кажется ведь, что существует некое право у всякого человека в отношении ко всякому человеку, способному вступать во взаимоотношения на основе закона и договора (кпйнпнеубй нпмпх кбй ухнфзекет), а значит, и дружба возможна в той мере, в какой раб - человек.

В ничтожных размерах, таким образом, дружба и правосудие возможны даже при тираниях, а в демократических государствах в большей степени, ибо у равных много общего.

XIV. Как мы уже сказали, всякая дружба существует при наличии взаимоотношений, [то есть в обществе], а дружбу родственников и товарищей можно выделить особо. [Дружественные отношения] сограждан, членов филы, спутников в плавании и тому подобные, видимо, больше походят на [отношения] между членами определённых сообществ (кпйнпнйкбй), ибо они явно основаны на каком - то соглашении (зпмплпгйб). В этот ряд, вероятно, можно поставить и [отношения] между гостем и гостеприимцем.

Что касается дружбы родственников, то и она, по - видимому, имеет много разновидностей, но любая обусловлена отеческой, ибо, с одной стороны, родители любят детей как часть самих себя, а, с другой - дети любят родителей, будучи частью от них. Знание родителей, что дети от них, глубже, чем знание рождённых, что они от родителей, и «тот - от - кого» сильнее привязан к своему порождению, чем рождённый к своему создателю. Действительно, то, что исходит из чего - либо, - родное для того, откуда исходит (например, зуб, волос или что бы то ни было - для их обладателя), но для того, что исходит, «то - из - чего» оно исходит ничего не значит или, во всяком случае, значит меньше. [Есть разница] и с точки зрения срока, а именно: Родители любят свои порождения сразу же, а дети родителей - по прошествии известного времени, когда они начнут соображать или чувствовать. Отсюда также ясно, почему матери сильнее питают дружбу к детям, [нежели отцы].

Итак, если родители к детям питают дружбу как к самим себе (ведь отделённые от них их порождения - это как бы другие они сами), то дети питают дружбу к родителям как их естественные порождения, а братья любят друг друга оттого, что они по природе от одних и тех же родителей, так как одинаковость с точки зрения [происхождения] создаёт одинаковость в их отношениях друг с другом; отсюда и выражения: «Одна кровь» и: «[Один] корень» и тому подобные. Братья, таким образом, представляют собою одно, даже будучи раздельными [существами].

Для их дружбы также много значит совместное воспитание и близость по возрасту, ибо «сверстник к сверстнику» и при близком знакомстве бывают товарищами, именно поэтому дружба братьев подобна дружбе товарищей. Что касается двоюродных братьев и прочих родственников, то их привязанность основана также на этом, потому что они происходят от одних [предков], причём одни более родные, а другие менее, в зависимости от близости или дальности родства с прародителём.

Дружественность детей к родителям и людей к богам существует как дружественность к благу и превосходству. В самом деле, родителям дети обязаны величайшими благодеяниями, так как в родителях причина самого их существования и воспитания, а затем и образования. Такая дружба заключает в себе настолько больше и удовольствия, и пользы, нежели дружба с чужими, насколько в жизни родных больше общего. В братской дружбе присутствует именно то, что в товарищеской, причём между добрыми братьями и вообще в дружбе похожих этого больше в той мере, в какой [братья] ближе [товарищей] и возможность любить друг друга имеют с рождения, и в той мере, в какой более схожи правами происходящие от одних родителей и получившие одинаковое воспитание и образование, да и проверка временем у них самая длительная и самая надёжная. У остальных родственников проявления дружбы также соответствуют [степени родства].

Мужу и жене дружба, по - видимому, дана от природы, ибо от природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства - настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства, а рождение детей - более общее [назначение] живых существ [в сравнении с назначением человека].

Но если у других [животных] взаимоотношения [и сообщество] существуют лишь постольку, поскольку [они вместе рождают детей], то люди живут вместе не только ради рождения детей, но и ради других [надобностей] жизни.

Действительно, дела с самого начала распределены [между супругами] так, что у мужа одни дела, а у жены другие; таким образом муж и жена поддерживают друг друга, внося свою [долю участия] в общее [дело]. Этим объясняется, видимо, то, что в данной дружбе присутствует как польза, так и удовольствие. Она будет и [дружбой] по добродетели, если и муж, и жена - добрые люди, ведь тогда у каждого из них [своя] добродетель и оба будут такому радоваться. А дети, как считается, тесно связывают [супругов], потому - то бездетные скорее разводятся: Дети - это общее обоим благо, а общее [благо] объединяет. Вопрос, как следует жить мужу с женой и вообще другу с другом, по - видимому, ничем не отличается от вопроса, как [им жить] правосудно, потому что неодинаково правосудие в отношениях друга к другу и в отношениях с чужим, или товарищем, или соучеником.

XV. Поскольку существуют три [вида] дружбы, как было сказано в начале, и при каждой [разновидности] друзьями бывают как на основе уравнивания, так и на основе превосходства (ведь и одинаково добродетельные бывают друзьями, и лучший с худшим, то же справедливо и для [друзей], доставляющих [друг другу] удовольствие, или [друзей] из соображений пользы, [потому что и] они могут быть и равными с точки зрения [взаимной] поддержки, и разными), постольку ровни сообразно своей уравнённости должны быть равны (фпхт йупхт ...кбф йупхт ...кбф йупфефб дей... йубджейн) и в чувстве дружбы, и во всём остальном, а неровни должны воздавать [друзьям] пропорционально превосходству [друзей].

Вполне понятно, что жалобы и упрёки возникают исключительно или по преимуществу при дружбе ради пользы. А будучи друзьями во имя добродетели, охотно делают добро (ех дсбн) друг другу (потому что это присуще и добродетели, и дружбе); у тех же, кто наперебой [оказывает друг другу благодеяния], не бывает ни жалоб, ни ссор, ибо никто не сердится на человека, питающего дружбу и делающего добро, напротив, в меру своей учтивости (кзбсйейт) отплачивают ему, делая добро в свою очередь. А кто [делает добро] с избытком, достигая при этом цели своих стремлений, не станет, конечно, жаловаться на друга, ведь стремится каждый к благу. Редки жалобы у друзей ради удовольствия; в самом деле, оба, коль скоро они наслаждаются совместным времяпрепровождением, одновременно получают то, к чему стремятся, и, жалуясь на того, кому он не нравится, человек показался бы смешным: Есть же возможность не проводить дни совместно.

Зато дружба из соображений пользы чревата жалобами; обращаясь друг к другу за поддержкой, всегда нуждаются в большем, причём уверены, что имеют меньше, чем прилично, и упрекают за то, что получают не столько, сколько нужно, хотя они этого достойны, но делающие добро не способны оказывать поддержку в той мере, в какой нуждаются те, кто её принимает.

Кажется, подобно тому как правосудие бывает двух видов - одно неписаное, а другое по закону, так и в дружбе ради пользы различаются дружба на нравственной и на законной [основе]. Таким образом, больше всего жалоб возникает, когда завязали и расторгли [дружественные отношения], имея в виду не один и тот же [их вид].

[Отношения] на основе закона - это [отношения] на оговоренных условиях, причём или чисто торгашеские - «из рук в руки», или более свободные с точки зрения сроков, но при соглашении, кому что [причитается].

В этой [разновидности] обязательства ясны и не являются предметом разногласий, отсрочка же делается по - дружески. Поэтому кое у кого такие случаи не относятся к ведению правосудия, напротив, люди уверены, что, заключив сделку на доверии, нужно примириться [с последствиями].

Что же касается дружбы ради пользы на нравственной основе, то она [существует] не [на оговоренных условиях], так что подарок или другую какую - то [любезность] делают как другу, однако ожидают получить [в ответ] столько же или больше, словно не подарили, а дали взаймы. И если при расторжении отношений [положение будет] не таково, как была при их завязывании, будут жаловаться. Это происходит потому, что, хотя все или большинство желают прекрасного, выбор свой останавливают (рспбйсейуфзбй) всё - таки на выгодном. Между тем прекрасно само по себе делать добро, а не [делать его], чтобы получить [добро] в ответ, что же касается принятия благодеяний, то оно выгодно, [а не прекрасно].

Итак, если есть возможность, следует отдать назад стоимость полученного [блага] тому, кто этого хочет, (ибо не следует делать другом против воли; напротив, как совершивший вначале ошибку и принявший благодеяние, от кого не следовало, то есть не от друга и не от того, кто творит [добро] ради самого добра, облагодетельствованный должен расторгнуть [«дружбу»] так, словно она на оговоренных условиях), +причём то, что и сам [человек] согласился бы+ возвратить при возможности, а при невозможности даже даятель не стал бы требовать. Словом, если есть возможность, следует возвращать полученное. И надо внимательно следить, кто оказывает благодеяние и на каких [условиях], чтобы либо принять его на этих [условиях], либо не [принять].

Спорным является вопрос, что следует считать мерой, чтобы соответственно отдавать назад: Выгоду принявшего благодеяние или же [само] благодеяние сделавшего [доброе дело]? Действительно, принявши [какое - нибудь благодеяние], утверждают, что получили от благодетелей то, что для последних ничего не стоит и что можно получить у других, преуменьшая тем самым [благодеяние]. А те в свою очередь [говорят], что это самое большое из того, что есть у них самих, чего к тому же нельзя было получить у других, да к тому же [сами они] были в опасности или испытывали нужду именно в этом. В таком случае, не правда ли, мерой при дружбе ради пользы является выгода того, кто её получает? Ведь это он нуждается, и [благодетель] оказывает ему поддержку, имея в виду получить такую же. А значит, поддержка была таких размеров, как полученная выгода, и отдавать следует столько, сколько досталось, или даже больше, ибо это прекрасней. Но в дружбах, основанных на добродетели, не бывает жалоб, мерой же служит, вероятно, сознательный выбор совершившего [доброе дело], ибо с точки зрения добродетели и нрава главное заключено в сознательном выборе.

XIXVI. Разногласия бывают и в дружбах, основанных на превосходстве, потому что обе стороны требуют большего; всякий раз, как это происходит, дружба расторгается. Действительно, лучший уверен, что ему самому прилично иметь больше, ибо добродетельному [должны] уделять больше; так же [рассуждает и тот, кто] оказывает больше помощи, ведь говорят, что бесполезному не следует иметь равную [с другими долю] и что получается повинность, а не дружба, если от дружбы будут получать не по стоимости [затраченных] трудов. Они думают, что, как при имущественных взаимоотношениях больше получает тот, кто сделал больший взнос, так должно быть и в дружбе. А нуждающийся и занимающий более низкое положение считает наоборот: Добродетельному другу, мол, свойственно оказывать поддержку нуждающимся [друзьям], ибо говорят: В чём польза быть другом добропорядочному человеку или государю, если не будешь от этого ничего иметь?

Так что, похоже, требования обеих сторон правильны и каждому следует уделять от дружбы большую [долю], однако не одного и того же, но обладающему превосходством больше чести, а нуждающемуся - прибыли, ибо для добродетели и благодеяния честь - это награда, а для нужды прибыль - это поддержка. Так же, очевидно, обстоят дела и в государственном устройстве, а именно не оказываются почести тем, кто не приносит обществу никакого блага; действительно, общее [благо] даётся тому, кто благодетельствует на общее [благо], а почесть и есть такое сообща воздаваемое [благо]. Нельзя, в самом деле, получать [от государства] одновременно и деньги, и почести, ибо никто не потерпит обойдённости во всём. Так что обойдённому в деньгах уделяют честь, а падкому на дары - деньги, ибо соответствие достоинству создаёт справедливое равенство и, как было сказано, сохраняет дружбу, [или дружественность].

Так должно происходить общение и у неравных, причём тот, кому оказана поддержка деньгами или в добродетели, должен в ответ выказывать почтение, отвечая тем, чем может. В дружбе ведь ищут возможного, а не [воздаяния точно] по достоинству, да и не во всех случаях это возможно, как, например, в почестях богам и родителям, ибо никто, пожалуй, никогда не воздаст им достойную честь, но, кто посильно (ейт дхнбмйн) чтит их, считается добрым человеком.

Вероятно, поэтому считается, что сыну невозможно отречься от отца, а отцу от сына [можно], ибо сын должен отдавать долг, но, что бы он ни сделал, он не сделает того, что достойно полученного прежде [от отца], а, значит, он вечный должник. У тех же, кому должны, есть возможность отказаться [от должника], и, следовательно, [она есть] у отца. Вместе с тем никто, пожалуй, и, по - видимому, никогда не отступается [от сына], если он не чрезмерно [погряз] в пороке; помимо естественной [родительской любви] дружбы человеку [свойственно] не отказываться от поддержки и услуг [сына]. А плохой [сын] взбегает или не старается оказывать [отцу] поддержку, большинство ведь желает получать благодеяния, а делать добро избегает, как невыгодного [занятия].

Будем считать, что об этом сказано.

Книга девятая (Й)

I. Во всех разнородных дружбах пропорциональность приравнивает и сохраняет дружбу, как то и было сказано; так, при государственной [дружбе] башмачник за башмаки по [их] стоимости (кбц бчйбн) получает вознаграждение, и ткач тоже, и прочие. В этом случае наготове общая мера - монета, и с ней поэтому всё соотносится, ею и измеряется. Что же до любовной [дружбы], то влюблённый иногда жалуется, что при избытке дружбы с его стороны он не получает ответной дружбы, при этом он, может статься, не обладает ничем, что служит предметом дружеской приязни, возлюбленный же часто жалуется, что влюблённый прежде сулил всё, а теперь ничего не исполняет. Такое случается всякий раз, когда влюблённый дружит с возлюбленным из - за удовольствия, а возлюбленный с влюблённым - из - за пользы, но у обоих нет того, [чего они ждут друг от друга]. Именно при дружбе ради этих [целей] её расторжение происходит всякий раз, когда не получают того, ради чего дружили, ибо в этом случае любят не самих друзей, а то, что у них имеется, это, между тем, непостоянно, а потому таковы и дружбы. Но [дружба] нравов, существующая сама но себе, постоянна, как и было сказано.

Разногласия возникают и тогда, когда получают другое, то есть не то, к чему стремились, ибо не получать того, к чему тянет, всё равно что ничего не получать; так, например, [в случае] с кифаредом, которому [царь] посулил тем большую плату, чем лучше он будет петь, но наутро на его требование обещанного сказал, что за удовольствие ему уже было отплачено удовольствием.

Если бы, действительно, каждый из них желал того, [что получил, то каждый] получил бы достаточно, но если один желал веселья, а другой - заработка и один имеет, что желал, а другой нет, при таких взаимоотношениях не будет, пожалуй, ничего хорошего, потому что человек обращается за тем, в чём нуждается, и, во всяком случае, ради этого он отдаст, что имеет.

Но кому же из двух установить стоимость: Тому ли, кто первым расточает, или тому, кто первым взял? Ведь тот, кто даёт первым, [оценивать своё даяние,] похоже, предоставляет другому. Говорят, это делал Протагор, ибо всякий раз, как он обучил чему бы то ни было, он приказывал ученику оценить, сколько, по его мнению, стоят [полученные] знания, и столько брал. В подобных случаях некоторые довольствуются [правилом:] «Плати, сколько спросят», а на тех, кто, взяв сначала деньги, потом ничего из того, о чём говорили, не делают, потому что их обещания были чрезмерны, - на тех, разумеется, жалуются, ибо они не исполняют того, о чём было соглашение.

Софисты, вероятно, были вынуждены делать это, [то есть брать, плату вперёд], потому что никто не дал бы денег за их знания. Так что на них, конечно, жалуются как на людей, которые не делают того, за что взяли плату.

О расточающих первыми ради самих друзей в тех случаях, когда соглашения о [взаимном] содействии не бывает, сказано, что они не вызывают жалоб (ибо именно такова дружба по добродетели). А вознаграждение здесь должно соответствовать сознательному выбору [того, кто дал первым], ибо [сознательный выбор блага для другого] отличает друга и добродетель. Так, видимо, должно быть и у тех, кто занялся сообща философией, [то есть у учителей и учеников], ибо здесь стоимость не измеряется в деньгах, да и равновеликого воздаяния (фйме), пожалуй, не существует, однако, быть может, в этом случае достаточно того, что посильно, точно так, как и в отношении к богам и родителям.

Но если даяние не такого рода, но предполагает [воздаяние], то прежде всего нужно, наверное, чтобы обе стороны признавали воздаяние достойным, а если этого не произойдёт, то, по - видимому, не только необходимым, но и правосудным покажется, чтобы тот, кто первым решил принять [услугу или помощь], устанавливал [их стоимость]. Действительно, сколько один взял себе в поддержку или сколько он согласился [отдать] за [полученное им] удовольствие, столько, получив назад, давший первым будет иметь в качестве стоимости, определённой тем, кто первым взял.

Оказывается, так бывает и при купле - продаже, и кое - где есть законы, которые запрещают судебное разбирательство добровольных сделок (фб зекпхуйб ухмвплбйб), подразумевая тем самым, что с тем, кому оказал доверие, [сделка] должна быть расторгнута на тех же основаниях, на каких вступили во взаимоотношения. В самом деле, считается более правосудным, чтобы [стоимость] установил тот, кому была предоставлена возможность [это сделать], а не тот, кто её предоставил. Ведь для большинства вещей владельцы и желающие получить эти вещи назначают не равную цену, потому что своё собственное, к тому же отдаваемое, каждому кажется стоящим много. Но вознаграждение всё - таки соответствует тому, сколько установят принимающие [даяние]. Нужно, наверное, чтобы цену назначили не ту, что кажется достойной владельцу, а ту, что он назначал, прежде чем стал владельцем.

II. Трудности заключаются и в следующих вопросах: Предоставлять ли всё на усмотрение отца и во всём слушаться его, или же при недуге надо верить врачу, а военачальником назначать способного вести войну? А также: Кому больше оказывать услуги - другу или добропорядочному человеку и что важнее - воздать благодарность благодетелю или расточать [благодеяния] товарищу, если и для того, и для другого [одновременно] нет возможности? Не правда ли, нелегко точно определить все такие случаи? В самом деле, часто они бывают отличны по самым разным признакам: По величине и ничтожности, по нравственной красоте и необходимости.

Совершенно ясно, что не следует предоставлять всё на усмотрение одного и того же лица, и что в большинстве случаев следует, скорее, воздавать за благодеяния, нежели угождать товарищам, точно так же, как прежде, чем давать товарищу, следует возвратить долг тому, кому должен.

Но, может быть, так следует поступать не всегда. Например, следует ли выкупленному у разбойников в свою очередь выкупить освободителя, кем бы тот ему ни был, или отплатить ему, даже не попавшему в плен, но требующему воздаяния, [когда] выкупить нужно отца? Не правда ли, принято считать, что отца надо выкупить скорее, чем даже самого себя.

Стало быть, в общем, как уже сказано, долг следует вернуть, но, если это даяние перевешивают нравственно прекрасное или необходимое, следует отклониться в их сторону. Ведь иногда и вознаграждение за первоначально полученное не даёт справедливого равенства, а именно когда один делает добро, зная, что другой человек добропорядочный, а этому другому приходится воздавать тому, кого он считает испорченным. Иногда ведь не следует давать в свой черёд взаймы даже заимодавцу, потому что он дал взаймы доброму человеку, уверенный, что получит [обратно], а добрый не надеется получить от подлого [что - нибудь назад]. Так что если всё действительно обстоит так, притязания [первого] несправедливы, если же дела обстоят иначе, но думают, [что так,] то и тогда, пожалуй, не покажется, что делать это нелепо. Таким образом, как уже не раз было сказано, суждения о страстях и поступках обладают такой же [и не большей] определённостью, как и то, к чему относятся эти [суждения].

Совершенно ясно, таким образом, что не всем следует воздавать одинаково и даже отцу не всё [причитается], подобно тому как не все жертвы приносят Зевсу. А поскольку разное [причитается] родителям, братьям, товарищам и благодетелям, то и уделять каждому следует свойственное ему и подобающее. Так, видимо, и делают. Ведь на свадьбу зовут родственников, ибо у них общий род, а совершаемые действия имеют отношение [к роду]; по той же причине и на похороны, как принято считать, прежде всего надо приглашать родственников. Если же говорить о пропитании, то тут в первую очередь, видимо, следует оказывать поддержку родителям, поскольку мы их должники, а кроме того, оказывать её виновникам [самого нашего] существования прекраснее, чем самим себе, и почёт родителям [положен], словно богам, но не всякий, действительно, отцу [положен] не такой же почёт, как матери, и равным образом не такой, [что положен] мудрецу или военачальнику, но отцу оказывают отцовы почести и соответственно матери, и любому, кто старше, соответственно его возрасту оказывают почёт, вставая ему навстречу, укладывая его и так далее; в отношении же товарищей, а равным образом и братьев, напротив, свобода речи (рбссзеуйб) и равенство (кейнпфет) во всём. Нужно всегда стараться уделять и родственникам, и членам своей филы, и согражданам, и всем остальным, что им подходит, и сопоставлять принадлежащее каждому из них с родством, добродетелью или полезностью. Если речь идёт о людях сходного происхождения, сопоставить это сравнительно просто; более трудоёмкое дело, когда они разны. Отступать из - за этого тем не менее не следует, но надо так провести разграничение, как это окажется возможным.

III. Труден и вопрос о том, расторгать или нет дружеские связи с теми, кто не остаются прежними. Может быть, нет ничего странного в расторжении дружбы с теми, кто нам друзья из соображений пользы или удовольствия, когда ни того, ни другого в них уже не [находят]? Друзьями - то были тем [выгодам и удовольствиям], а когда они исчерпались, вполне разумно не питать дружбы. Однако будет подан повод к жалобе, если, любя за пользу или удовольствие, делали вид, что за нрав. Именно это мы уже сказали в начале: Большинство разногласий возникает между друзьями тогда, когда они являются друзьями не в том смысле, в каком думают. Поэтому всякий раз, как человек обманулся и предположил, что к нему питают дружбу за его нрав, в то время как другой ничего подобного не делает, пусть он винит самого себя, но всякий раз, когда он введён в заблуждение притворством другого, он вправе жаловаться на ввёдшего в заблуждение, причём даже больше, чем на фальшивомонетчика, настолько, насколько ценнее [предмет], на который обращено коварство.

А когда человека принимают, считая его добродетельным, а он оказывается испорченным и обнаруживает [это], то разве надо всё ещё питать к нему дружбу? Это же невозможно, коль скоро не всё, [что угодно], предмет приязни, а только собственно благо. Подлое же и не является предметом дружеской приязни, и не должно им быть, ибо не следует ни быть другом подлости (рзйлпрпнеспт), ни уподобляться дурному: Сказано ведь, что подобное - в дружбе с подобным. Надо ли в таком случае расторгать дружбу немедленно, или, может быть, не со всеми, но с неисцелимыми в своей испорченности? Однако помощь тем, у кого есть возможность исправиться, должна иметь в виду скорее нрав, а не состояние, в той мере, в какой нрав выше [имущества] и теснее связан (пйкейпфеспн) с дружбой. Расторгая [дружбу с неисцелимо порочным, человек] не делает, видимо, ничего странного, ведь другом он был не такому, [а прежнему], и вот, будучи не в состоянии спасти изменившегося друга, он от него отступается.

Если же один остаётся прежним, а другой становится более добрым человеком и начинает намного отличаться от первого добродетелью, надо ли обращаться с первым как с другом? Или это невозможно? При большом расхождении становится особенно ясно, [что это невозможно], например, в дружбах с детства; действительно, если один по образу мыслей (фен дйбнпйбн) остаётся ребёнком, а другой становится мужем в лучшем смысле слова (зпйпт ксбфйуфпт), то как им быть друзьями, когда им нравится не одно и то же и радуются и страдают [они по разным поводам]? Ведь даже отношение друг к другу у них будет не совпадать, а без этого, как мы видели, нельзя быть друзьями, ибо без этого невозможно иметь общий образ жизни (ухмвйпхн). Об этом уже было сказано.

Должно ли в таком случае отношение к [другу детства] не иметь никаких отличий, как если бы он никогда не был другом? Нет, пожалуй, следует хранить память о былой близости, и, подобно тому как друзьям, по нашему мнению, следует угождать больше, чем посторонним, так и бывшим друзьям ради прежней дружбы нужно уделять какое - то [внимание] в тех случаях, когда дружба была расторгнута не из - за чрезмерной испорченности.

IV. Проявления, [или признаки], дружбы (фб рзйлйкб) к окружающим, по которым и определяются дружбы, похоже, происходят из отношения к самому себе. В самом деле, другом полагают того, кто желает блага и делает благо, [истинное] (фбгбфзб) или кажущееся, ради другого, или того, кто желает во имя самого друга, чтобы тот существовал и жил; именно это дано испытывать матерям к детям и тем из друзей, кто рассорился. А другие признают другом того, кто проводит с другим время и вместе с ним на одном и том же останавливает выбор, или же делит с ним горе и радости. И это всё тоже в первую очередь бывает у матерей [в их отношении к детям]. По одному из этих признаков и определяют дружбу. Каждый из данных признаков присутствует в отношении доброго человека к самому себе (а у остальных - в той мере, в какой они такими себе представляются, ведь, как уже было сказано, добродетели и добропорядочному человеку в каждом частном случае положено быть мерой), ведь он находится в согласии с самим собой и вся душа [его во всех её частях] стремится к одним и тем же вещам. Далее, он желает для себя самого того, что является и кажется благами (фбзбфзб кбй рзбйнпменб), и осуществляет это в поступках (ибо добродетельному свойственно усердие в благе), причём [и желает, и осуществляет он это] ради самого себя, а именно ради мыслящей части души (фп дйбнпефйкпн), которая, как считается, и составляет [самость] каждого (зпрес зекбуфпт). Кроме того, он желает, чтобы он сам был жив, цел и невредим, и прежде всего та его часть, благодаря которой он разумен (рзспней). В самом деле, «быть» - благо для добропорядочного человека, и каждый желает собственно благ себе, так что никто не выберет для себя владеть хоть всем [благом] при условии, что он станет другим [существом] (а ведь бог - то как раз и обладает [всем благом]), напротив, [только] при условии, что он останется тем, кто есть, - кем бы он ни был - [человек желает себе блага]. Между тем каждый - это, пожалуй, его понимающая часть (фп нппхн), или прежде всего она. И [добропорядочный] человек желает проводить время сам с собою, ибо находит в этом удовольствие, ведь и воспоминания о совершённых поступках у него приятные, и надежды на будущее добрые (бгбфзбй), а такие вещи доставляют удовольствие. И для его мысли в изобилии имеются предметы умозрения (фзепсембфб). И горе, и удовольствие он лучше всего разделит с самим собою, потому что страдание ему причиняют и удовольствие доставляют во всех случаях одни и те же вещи, а не один раз одно, другой - другое, он ведь чужд запоздалому раскаянию.

Итак, поскольку каждый из этих признаков присутствует в отношении доброго человека к самому себе, а к другу относятся, как к самому себе (потому что друг - это иной [я сам]), постольку считается, что и дружба есть, если есть тот или иной признак, а друзья - те, в чьих отношениях имеются эти [признаки]. Оставим пока вопрос о том, возможна или нет дружба с самим собою. По всей видимости эта дружба возможна, поскольку [душа] состоит из двух или более [частей], и ещё потому, что чрезмерность в дружбе сравнивается с [дружбой] к самому себе.

На первый взгляд названные [признаки], кажется, имеются в отношении к себе у большинства людей, хотя бы эти люди были дурными. А в таком случае причастны ли они к данным [признакам] в той мере, в какой они сами себе нравятся и представляются себе добрыми? Ведь ни у одного из окончательно дурных и нечестивых их всё - таки нет, да и не кажется, [будто есть]. Вряд ли имеются эти [черты] у [просто] дурных, ибо они находятся в разладе с самими собою и влечения их обращены к одному, а желания - к другому; таковы, например, невоздержные: Тому, что им самим кажется благом, они предпочитают удовольствия, хотя бы и вредоносные. Так и другие из трусости ли или из праздности перестают делать то, что, по их же мнению, самое для них лучшее. А те, кто много совершили ужасных поступков и ненавистны за порочность (мпкзфесйб), бегут из жизни и убивают себя. И порочные ищут, с кем вместе провести время, избегая при этом самих себя. Дело в том, что наедине с собою они вспоминают много отвратительного [в прошлом] и [в будущем] ожидают другое [такое же], но с другими людьми они забываются. Не имея в себе ничего, вызывающего дружбу (пхден рзйлефпн), они не испытывают к себе ни одного из дружеских чувств (пхден рзйлйкпн). Наконец, такие люди не делят с самими собою ни радости, ни горя, потому что в их душе разлад, то есть при воздержании от чего - либо одна часть души из - за порочности чувствует огорчение, а другая получает удовольствие, и одна тянет в одну, другая в другую сторону, словно хотят разорвать [на части]. И поскольку невозможно испытывать страдание и удовольствие одновременно, то вскоре после [удовольствия человек] всё - таки страдает от того, что получил удовольствие, и хотел бы, чтобы этого удовольствия у него не было: В самом деле, дурные люди полны раскаянья.

Таким образом, оказывается, что дурной человек не настроен дружески даже к самому себе, потому что в нём нет ничего, что вызывало бы дружбу (рзйлефпн). А коль скоро такое состояние слишком злосчастно, то и нужно изо всех сил избегать порочности (мпкзфесйб) и стараться быть добрым. В самом деле, тогда и к себе можно относиться дружески, и стать другом для иного человека.

V. Расположение (ехнпйб) похоже на дружеское отношение (фп рзйлйкпн), но это тем не менее не дружба, потому что расположение может быть обращено к незнакомым и быть тайным, а в дружбе это невозможно. Прежде это было сказано.

Но расположение - это и не дружеское чувство, потому что в нём нет ни напряжения, ни стремления, а они сопутствуют чувству дружеской привязанности. Кроме того, чувство дружеской привязанности обусловлено [длительной] взаимной близостью (мефб ухнефзейбт), а расположение может возникнуть внезапно, как, например, к участникам состязаний: Люди становятся расположены к ним и желают им [победы], однако ни в чём не станут им содействовать, ибо, как мы уже сказали, расположение возникает внезапно и приязнь тут испытывают (уфесгпхуй) поверхностно.

Таким образом, расположение напоминает начало дружбы, так же как удовольствие от лицезрения другого походит на начало влюблённости, потому что никто не влюбляется, не испытав прежде удовольствия от облика другого человека, но кто наслаждается видом человека, ещё отнюдь не влюблён; [влюблён] он тогда, когда в отсутствие [другого] тоскует и жаждет (ерйфзхмей) его присутствия. А значит, нельзя быть друзьями, не став расположенными друг к другу, но те, кто расположены, ещё отнюдь не «дружат».

Дело в том, что при расположении только желают собственно благ тем, к кому расположены, но ни в чём не станут им содействовать и утруждать себя ради них. Потому - то в переносном смысле можно было бы назвать это «праздной дружбой», однако по прошествии долгого времени и по достижении взаимной близости рождается [собственно] дружба, причём дружба не из соображений пользы и не из соображений удовольствия, так как не в этих случаях возникает расположение. Действительно, облагодетельствованный проявляет расположение за то, что он получил, поступая [тем самым] правосудно, но кто, желая делать для кого - то доброе дело (ехрсбгейн), надеется через посредство этого человека обеспечить себе достаток, похоже, не к другому расположен, а скорее к самому себе, так же как не является другом ухаживающий за другим ради какой - то пользы для себя.

Вообще говоря, расположение возникает благодаря добродетели и своего рода доброте, когда один покажется другому прекрасным или мужественным или [ещё] каким-нибудь таким, как мы уже сказали применительно к участникам состязаний.

VI. Единомыслие (зпмпнпйб) тоже кажется [приметой] дружеского отношения. Именно поэтому единомыслие не есть сходство мнений (зпмпдпчйб), потому что последнее может быть даже у тех, кто друг друга не знает, но о согласных между собою по какому - то вопросу не говорят, что у них единомыслие, допустим, по вопросу о небесных [телах] (ибо «единомыслие» в таких вещах не имеет отношения к дружбе), а говорят о единомыслии в государствах, когда граждане согласны между собою (зпмпгнпмпнпуй) относительно того, что им нужно, и отдают предпочтение (рспбйспнфбй) одним и тем же вещам и делают (рсбффпуй) то, что приняли сообща.

Итак, единомыслием обладают в том, что касается поступков (фб рсбкфб), причём в том из этого, что значительно и может быть предоставлено той и другой [стороне] или всем, например, государства обладают единомыслием, когда все граждане считают, что должности начальников должны быть выборными, или что с лакедемонянами надо заключать военный союз, или что [гражданам] надлежит быть под началом Питтака, когда и сам он [этого] хотел. Но когда и один и другой желают, чтобы было именно его [начало], как [братья] в «Финикиянках», начинается смута, потому что не в том единомыслие, чтобы у обеих сторон на уме было одно - безразлично, что именно, а в том, чтобы имели в виду также одних и тех же лиц, как бывает, например, когда и народ, и добрые граждане думают, что начальствовать следует лучшим, ведь так все получают что хотят.

Единомыслие оказывается, таким образом, государственной дружбой, и мы говорим о единомыслии именно в таком значении, ведь оно связано с вещами нужными и затрагивающими весь образ жизни.

Такое единомыслие существует меж добрых людей, ибо они обладают единомыслием как сами с собой, так и друг с другом, [стоя], так сказать, на одном и том же (ведь у таких людей желания постоянны и не устремляются, как Еврип, то в одну, то в другую сторону), да и желают они правосудного и нужного и стремятся к этому сообща.

У дурных же, напротив, не может быть единомыслия, разве только самую малость, так же как друзьями они могут быть [в очень малой степени], потому что, когда речь идёт о выгодах, их устремления своекорыстны, а когда о трудах и общественных повинностях, они берут на себя поменьше, а желая этого для самого себя, каждый следит за окружающими и мешает им, ибо, если не соблюдать [долю участия], общее [дело] гибнет. Таким образом происходит у них смута: Друг друга они принуждают делать правосудное, а сами не желают.