Никомахова этика

Пропорциональное воздаяние получается при перекрестном попарном объединении. Так, например, строитель дома будет A, башмачник - B, дом - Y, башмаки - S. В этом случае строителю нужно приобретать [часть] работы этого башмачника, а свою собственную передавать ему.

Если сначала имеется пропорциональное равенство [работы], а затем произошла расплата, получится то, что называется [правосудным в смысле справедливого равенства]. А если нет, то имеет место неравенство, и [взаимоотношения] не поддерживаются, ничто ведь не мешает работе одного из двух быть лучше, чем работа другого, а между тем эти [работы] должны быть уравнены. Так обстоит дело и с другими искусствами: Они были бы уничтожены, если бы, производя, не производили нечто определённого количества и качества, а получая это, не получали бы [как раз] такое количество и качество. Ведь [общественные] взаимоотношения возникают не тогда, когда есть два врача, а когда есть, [скажем,] врач и земледелец и вообще разные и неравные [стороны], а их - то и нужно приравнять.

Поэтому всё, что участвует в обмене, должно быть каким - то образом сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле посредницей, ибо ею всё измеряется, а значит, как преизбыток, так и недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению определённого количества башмаков к дому или к еде. А если этого нет, не будет ни обмена, ни [общественных] взаимоотношений. Не будет же этого, если [обмениваемые вещи] не будут в каком - то смысле равны. Поэтому, как и было сказано выше, всё должно измеряться чем - то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая всё связывает вместе, ибо, не будь у людей ни в чём нужды или нуждайся они по - разному, тогда либо не будет обмена, либо он будет не таким, [то есть не справедливым], и, словно замена потребности, по общему уговору появилась монета, оттого и имя ей «нпмйумб», что она существует не по природе, а по установлению (нпмпй) и в нашей власти изменить её или вывести из употребления.

Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца.

Но этого в виде пропорции не следует представлять, когда обмен уже совершён (иначе оба преимущества будут находиться у одного из крайних [членов пропорции]), а лишь когда [стороны] обладают своим собственным. Тогда они равны и [могут] участвовать (кпйнпнпй) [в общей жизни], так как это приравнивание может осуществиться. [Пусть] земледелец - A, еда - Y, башмачник - B и его работа, приравненная [к Y], - S. Будь невозможной подобная расплата, не было бы и [общественных] взаимоотношений.

Что потребность связывает так, как будто существует известное единство, станет, должно быть, ясно, потому что если нет потребности друг в друге (у обеих ли сторон или у одной из двух в другой), то обмен и не происходит, например, когда у одного есть то, в чём другой, нуждаясь (скажем, в вине), позволяет [взамен] вывоз хлеба. А значит, это, [то есть хлеб и вино], должно быть приравнено.

И если сегодня нет ни в чём нужды, то монета служит нам как бы залогом возможности обмена в будущем, если возникнет нужда, ибо нужно, чтобы у того, кто приносит [деньги], была возможность приобрести [на них что - либо].

Но и монета претерпевает то же, [что и другие блага], ведь не всегда она имеет равную силу. И всё же монета более тяготеет к постоянству. Потому и нужно, чтобы всему была назначена цена, ибо в таком случае всегда будет возможен обмен, а если будет обмен, будут и [общественные] взаимоотношения.

Итак, монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает, и как без обмена не было бы [общественных] взаимоотношений, так без приравнивания - обмена, а без соизмеримости - приравнивания.

Конечно, в действительности вещи столь различные не могут стать соизмеримы, но, если иметь в виду потребность, основания [для соизмерения] достаточны.

Итак, должна существовать какая - то единица [измерения], причём [основанная] на условленности, и потому она зовётся нпмйумб, в самом деле, она делает всё соизмеримым, ибо всё измеряют монетами.

[Пусть] дом - A, десять мин - B, ложе - Y; A - это половина B, если дом стоит пять мин или равен пяти минам. Ложе Y есть десятая часть B; ясно тогда, сколько лож равно дому, а именно пять. Ясно также, что до монеты обмен происходил как раз таким образом, потому что безразлично, дать ли за дом пять лож или цену пяти лож.

IX. Итак, что есть неправосудие и что есть правосудие - сказано.

Коль скоро эти [понятия] определены, ясно, что правосудность в действии (дйкбйпрсбгйб) означает середину между тем, чтобы поступать неправосудно (фп бдйкейн), и тем, чтобы терпеть неправосудие (фп бдйкейуфзбй): В одном случае имеют больше [должного], в другом - меньше. А правосудность состоит в обладании некоей серединой, однако не в том же смысле, что прочие добродетели, но потому, что она принадлежит середине, а неправосудность - крайностям.

Правосудность, стало быть, есть то, в силу чего правосудный считается способным поступать правосудно по сознательному выбору и [способным] распределять [блага] между собою и другими, а также между другими [лицами] не так, чтобы больше от достойного избрания [досталось] ему самому, а меньше - ближнему (и наоборот - при [распределении] вредного), но [так, чтобы обе стороны получили] пропорционально равные доли; так же он поступает, [распределяя доли] между другими лицами.

Напротив, неправосудность предполагает неправосудное, [то есть неправое], а значит, в выгодном и вредном соответственно избыток и недостаток, которые нарушают пропорциональность. Вот почему неправосудность - это избыток и недостаток, ведь она [причина] избытка и недостатка, и притом для самого [неправосудного человека - причина] избытка в безусловно выгодном и недостатка во вредном, а для других в целом [всё] так же, только пропорциональность может нарушаться в любую сторону. Итак, неправосудное дело (фп бдйкемб) [имеет две стороны]: [Иметь] «меньше» означает терпеть неправосудие, [иметь] «больше» - неправосудно поступать.

На этом сочтём завершённым разговор о правосудности и неправосудности, о том, какова их природа, а соответственно и об общих [понятиях] правосудного и неправосудного.

X. Поскольку можно, поступая неправосудно, не быть ещё неправосудным [человеком, спрашивается]: В каком неправосудном деле, поступая неправосудно, человек тем самым является неправосудным с точки зрения [той или иной] частной неправосудности, скажем является вором, или блудником, или разбойником? Или же так различие обнаружено не будет? Пусть даже человек сошёлся с [замужней] женщиной, зная, кто она, однако источник [поступка] - не сознательный выбор, а страсть. И вот, поступая неправосудно, [человек всё - таки] не является неправосудным [по устоям], например не вор, хотя украл, и не блудник, хотя блудил; соответственно и в других случаях.

Выше было сказано, как связаны расплата и право. Нужно между тем помнить, что исследуется вообще право и государственное право. Последнее имеет место для участвующих в общей жизни ради самодостаточного бытия [в государстве], причём для [граждан] свободнорождённых и равных пропорционально или арифметически. А посему, у кого этого нет, у тех нет друг по отношению к другу государственного правосудия, а есть лишь [внешне] схожая его разновидность. Правосудие существует для тех, у кого есть закон, относящийся к ним самим, а закон [нужен] для того, в чём [возможна] неправосудность, ибо «правда», [то есть приговор] (дйке), представляет собою суд над правым и неправым (дйкбйпх кбй бдйкпх).

Итак, где [возможна] неправосудность, там есть и возможность поступать неправосудно (но там, где есть возможность поступать неправосудно, не всегда [возможна] неправосудность), а это значит [возможность] уделять себе большую [долю] безусловных благ и меньшую - безусловных зол. Поэтому мы разрешаем начальствовать не человеку, а слову [закона] (лпгпт), так как человек себе [уделяет больше благ и меньше зол] и делается тираном. Между тем начальник - страж правосудия, а раз правосудия, то и равенства по справедливости. А поскольку считается, что у него, если только он в самом деле правосуден, «больше» не бывает (он ведь не уделяет себе больше безусловного блага, за исключением того, что для него пропорционально, потому его труд на [пользу] другому, и недаром говорят, что правосудность - это «чужое благо», как и было ранее сказано), постольку ему следует давать определённое вознаграждение, а именно уважение и почести, те же, кому это недостаточно, становятся тиранами.

Право господ и отцов не то же, [что правосудие граждан], хотя и подобно ему; дело в том, что невозможна безусловная неправосудность по отношению к своему, а приобретение, [то есть раб], и ребёнок (покуда он не достиг определённого возраста и не отделился), - это как бы часть самого [владельца], себе же сознательно никто вредить не собирается. Именно поэтому в отношении самого себя не бывает неправосудности. Следовательно, здесь, [между рабом и господином, детьми и отцом], нет ни нарушения, ни соблюдения государственного права, ибо мы видим, что [последнее] основано на законе и бывает у тех, кому по природе присуще иметь закон, а это те, кто поровну участвуют (зхрбйкзей йупфет) и в начальстве и в подчинении. Поэтому правосудие существует, скорее, в отношении к жене, а не к детям и приобретениям, [то есть рабам]; это и есть семейное право, но и оно разнится от государственного.

Государственное правосудие частью естественно, частью - узаконено; оно естественно, если повсюду имеет одинаковую силу и не зависит от признания и непризнания [его людьми]. Но если изначально не важно, так [поступать] или иначе, а тогда важно, когда это [уже] установлено, например, что [пленника] выкупают за одну мину или что в жертву приносят одного козла, а не двух баранов, то [перед нами] узаконенное [право]. Сюда же относятся законы, установленные для отдельных случаев (например, о жертве Брасиду), а также все [частные вопросы], по которым, голосуя, принимают особые решения.

Иные считают узаконенными все [виды права], ибо природное неизменно и повсюду имеет ту же силу; так, например, и здесь, и в Персии огонь жжётся, однако, как меняется то, что [считается] правосудным, видят [своими глазами]. В таком виде это [мнение] неверно, но в известном смысле может быть [верно]. Для богов, во всяком случае, [изменчивость], видимо, совершенно исключена, а для нас хотя и возможно нечто [правое] от природы, всё это, однако, изменчиво, и вместе с тем одно существует от природы, другое - не от природы.

Какое [право] от природы, а какое по закону и уговору, если речь идёт о том, что может быть и так, и иначе, и при условии, что и то и другое подвержено изменениям, также ясно, и для других вещей подходит такое же разграничение. В самом деле, от природы сильней правая рука, но всё - таки всем можно стать с двумя правыми руками.

Те из правовых [установлений], что основаны на уговоре и взаимной выгоде, можно уподобить мерам; действительно, меры для вина и хлеба не везде равны: У скупщиков они больше, у [розничных] торговцев - меньше. Подобным образом и правовые [установления], не природные, а человеческие, не бывают повсюду тождественны, коль скоро и государственные устройства [не повсюду тождественны], между тем как лишь одно [из них] повсюду является лучшим по природе.

Каждое [положение] права или закона есть как бы общее по отношению к частному, ибо поступки многообразны, а [положение] - как общее - всякий раз одно.

Разнятся же неправосудное дело (фп бдйкемб) и [понятие:] «Неправосудное» (фп бдйкпн), правосудное дело (дйкбйпмб) и [понятие:] «Правосудное» (фп дйкбйпн). Неправосудное может быть по природе или по установлению, и, когда это осуществилось в поступке, тогда [перед нами] неправосудное дело, но прежде чем осуществилось - это ещё не [дело], а [понятие] неправосудного. Соответственно и с правосудным делом.

Общее понятие скорее называется [словом:] «Праводелание» (дйкбйпрсбгемб), а «правосудное дело» [обозначает] исправление неправосудного дела. Впоследствии надо будет внимательно рассмотреть каждое в отдельности: Каковы виды [правосудного и неправосудного дела], сколько таких [дел] и с чем они могут быть связаны.

Коль скоро [понятия] правосудного и неправосудного таковы, как мы сказали, человек поступает неправосудно и правосудно тогда, когда совершает поступки по своей воле, а когда он совершает их невольно, то ни правосудное, ни неправосудное не имеет места, разве только привходящим образом, то есть он совершает поступки, которые, смотря по обстоятельствам, являются правосудными или неправосудными.

Определение неправосудного и правосудного дела зависит от его произвольности и непроизвольности, ибо, когда [неправосудное ещё и] произвольно, оно осуждается, и тогда имеет место неправосудное дело, а следовательно, нечто будет «неправосудным», не будучи ещё «неправосудным делом», а именно если не добавляется произвольность.

Произвольным я называю, как было сказано и прежде, какой - либо из зависящих от самого человека поступков, который он совершает сознательно и не по неведению о том, против кого, посредством чего и ради чего он это делает, например кого он бьёт, чем и зачем, причём всё это независимо от случайных обстоятельств и не подневольно (так, если кто - нибудь, взявши руку человека, ударит другого, то это будет не по воле [ударившего], ибо от него не зависит). Может быть и так, что удар наносят отцу, зная, что это человек или кто - то из присутствующих, но что отец - и не ведая. Соответственно необходимо разграничение [самого] поступка и того, что относится в целом к его совершению. Если поступок совершён в неведении или хотя и не в неведении, но независимо от самого человека или подневольно, это поступок непроизвольный. Многое ведь из того, что существует от природы, мы совершаем и испытываем, зная это, [но] ничто из этого не является ни произвольным, ни непроизвольным, как, например, старение или умирание. И случайные обстоятельства также влияют на неправосудное и правосудное. Если кто - нибудь отдаёт назад вверенное [ему имущество] против своей воли и из страха, то не следует говорить, ни что он поступает правосудно, ни что он осуществляет правосудие иначе, нежели случайным образом. Точно так же, если человек не возвращает вверенное [ему имущество] вынужденно и против своей воли, следует говорить, что он нарушает правосудное и совершает неправосудное в силу случайных обстоятельств. Одни произвольные поступки мы совершаем по сознательному выбору, а другие - не по выбору, ибо сознательно выбрано то, о чём предварительно принято решение, о чём же не принимают решений заранее, то не выбирают сознательно.

При взаимоотношениях в государстве вред может быть трояким. Поступки, [приносящие вред], обусловлены неведением, когда действуют против того, посредством того и того ради, [против кого, посредством чего и чего ради] не предполагали действовать; так, человек либо не [хотел] бросать, либо не в то, либо не тем, либо не затем, а вышло вопреки ожиданию, например думал не ранить, а уколоть, или не это [существо], или не этим [орудием].

Итак, если вред причинён вопреки расчёту, то случилась неудача, а если не вопреки расчёту, но без участия порочности, то совершён проступок (ибо проступок совершают, когда сам человек - источник вины, а неудача случается, когда источник вовне). Когда действуют сознательно, однако не приняв решения заранее, то [перед нами] неправосудное дело; случается это между людьми из - за порыва ярости и из - за других страстей, вынужденные они или естественные. Причиняя этот вред и совершая такие проступки, люди поступают неправосудно, и имеют место неправосудные дела, но из - за этого люди всё - таки в каком - то смысле не «неправосудные» [по складу] и не «подлые». Дело в том, что причинённый вред не обусловлен их испорченностью.

Когда же [человек причиняет вред] по сознательному выбору, он неправосудный [по своему складу] и испорченный. Суд поэтому правильно расценивает совершённое в порыве ярости как совершённое без умысла, ибо источником здесь является не тот, кто действует движимый порывом, а тот, кто разгневал.

Добавим к этому, что спорно здесь не «было или не было», а право [так действовать], ибо гнев бывает [обращён] на то, что кажется неправосудностью. Итак, спорно не то, что произошло (как в случае с обменом, при котором одна сторона с необходимостью порочна (мпкзфеспт), если только её действия не объясняются забывчивостью), напротив, о [самом] предмете [стороны] согласны, а спорят о том, на чьей стороне право (кто злоумышляет, отнюдь не пребывает в неведении на этот счёт), так что второй думает, что терпит неправосудие, а другой [так] не [думает].

Значит, если человек по сознательному выбору, [то есть преднамеренно], причинил вред, он поступает неправосудно и уже из - за таких [преднамеренных] неправосудных дел, когда нарушается пропорциональность или справедливое равенство, является неправосудным [по складу]. Соответственно и правосудным человек является тогда, когда правосудные дела он совершает по сознательному выбору, а о правосудном деле можно говорить, если поступают только по своей воле.

Из непроизвольных поступков одни вызывают сочувствие, другие нет.

Проступки, совершённые не только в неведении, но и по неведению, вызывают сочувствие, а совершённые не по неведению, но в неведении из - за страсти, причём противоестественной и нечеловеческой, сочувствия не вызывают.

XI. Может возникнуть вопрос: Достаточно ли уже разграничены [понятия:] «Терпеть неправосудие» и: «Поступать неправосудно»? Прежде всего, возможно ли то, что [так] странно выразил Еврипид:

- Я мать убил свою, мой короток рассказ.

- То воля вас двоих? Или её одной?

В самом деле, возможно ли «терпеть неправосудие» (бдйкейуфзбй) воистину по своей воле, или [это] невозможно, но такое всегда непроизвольно, так же как всякий неправосудный поступок - это [поступок] произвольный? И [терпят неправосудие] всегда ли по своей воле, или всегда против воли, или же в одних случаях имеет место одно, а в других другое?

То же самое относится и к [понятию:] «Терпеть правосудие» (дйкбйпхуфзбй), так как совершение правосудного дела (дйкбйпрсбгейн) всегда произвольно, а потому вполне разумно полагать в обоих случаях сходное противопоставление, то есть терпеть неправосудие и правосудие - это либо [действия] произвольные, либо непроизвольные. Однако даже применительно к: «Терпеть правосудие» было бы, пожалуй, нелепо [считать, что это] всякий раз произвольно: Действительно, некоторые «терпят правосудие» не по своей воле.

Можно задать затем и следующий вопрос: Всякий ли, кто испытал неправосудное (фп бдйкпн рерпнфзпт), [необходимо] терпит от кого - то неправосудие, или же как с действием, так и с претерпеванием? В самом деле, и в том и в другом смысле, [и в действительном, и в страдательном], можно быть причастным правосудным [поступкам] случайно. Ясно, что точно так обстоит дело и с неправосудными [поступками] (фб бдйкб), ибо не одно и то же делать неправосудное (фбдйкб рсбффейн) и поступать неправосудно (бдйкейн), так же как [не одно и то же] испытывать неправосудное (бдйкб рбукзейн) и терпеть неправосудие (бдйкейуфзбй); это же справедливо и для [понятий:] «Совершать правосудные дела» (дйкбйпрсбгейн) и: «Терпеть правосудие» (дйкбйпхуфзбй), потому что невозможно терпеть неправосудие, если нет того, кто поступает неправосудно, или терпеть правосудие, если нет того, кто делает правосудное дело.

Если же «поступать неправосудно» - значит вообще вредить кому - либо по своей воле, а «по своей воле» - значит, зная, кому, чем и как [причиняется вред], причём невоздержный вредит сам себе по своей воле, то получится, что он по своей воле терпит неправосудие и что возможно, чтобы человек сам с собой поступал неправосудно (бхфпт збхфпн бдйкейн). Этот вопрос - возможно ли самому с собой поступать неправосудно - один из вопросов, вызывающих затруднения. Добавим также, что от невоздержности человек может по своей воле терпеть вред от другого, [действующего] по своей воле, так что оказывается возможным терпеть неправосудие по своей воле.

Но может быть, определение неверно и к тому, что вред причиняют, зная, кому, чем и каким способом, нужно прибавить: «Вопреки желанию»?

Действительно, человек по своей воле терпит вред (влбрфефбй) и испытывает [что - то] неправосудное (фбдйкб рбукзей), но никто не терпит неправосудие (бдйкейфбй) по своей воле, ибо никто [этого] не хочет, в том числе невоздержный, напротив, его поступки противоречат [его] желанию, потому что никто не желает того, о чём он не думает, что это добропорядочно, а невоздержный совершает такие поступки, какие, он думает, совершать не следует. Но тот, кто отдаёт своё собственное, подобно тому как Гомер говорит о Главке, давшем Диомеду «…доспех золотой свой за медный, во сто ценимый талантов {…} за стоящий девять», не терпит неправосудие, ведь от него зависит, давать [или не давать], а терпеть [или не терпеть] неправосудие от него не зависит, но [для этого] должен быть в наличии тот, кто поступает неправосудно.

Итак, ясно, что «терпеть неправосудие» нельзя по своей воле.

XII. Из [вопросов], выбранных нами, нужно [обсудить] ещё два: Кто поступает неправосудно, тот ли, кто уделяет [кому - то часть], большую, чем тому по достоинству, или тот, кто такую [часть] имеет, а также можно ли поступать неправосудно с самим собой?

В самом деле, если возможно первое положение, то есть неправосудно поступает распределяющий, а не тот, кто имеет больше, [чем следует], тогда если кто - либо уделяет другому больше, чем себе, сознательно и по своей воле, то он сам с собою поступает неправосудно; принято считать, что именно это делают умеренные люди, потому что добрый склонен [брать] меньше. Но может быть, и это не так просто? Ведь может случиться, что он имеет свою корысть в другом благе, скажем, в славе или в безусловно прекрасном. Кроме того, [вопрос] решается ссылкой на определение [понятия:] «Поступать неправосудно», ибо [поступающий так] ничего не испытывает вопреки своему желанию и, значит, по крайней мере в силу этого [обстоятельства], не терпит неправосудие, а если [ему что - то] и [причиняется], то всего - навсего вред.

Очевидно также, что неправосудно поступать может распределяющий, но не всегда [так поступает] тот, кто имеет больше, ибо не тот поступает неправосудно, у кого в наличии неправосудная [доля], а тот, у кого есть воля делать [свою долю неправосудной]. Это и есть источник поступка, который заключён в распределителе, но не в получателе.

Далее, поскольку «делать» имеет много смыслов, можно сказать, будто убивают неодушевлённые предметы, и рука, и слуга по приказу [хозяина], но они не поступают неправосудно, хотя и делают неправосудные вещи.

Кроме того, если в неведении [тех или иных обстоятельств] человек [кого - то] осудил, он не поступает неправосудно с точки зрения узаконенного правосудия и суд его не неправосудный, но в каком - то ином смысле этот человек всё же неправосудный, ибо законное правосудие и первичное - разные вещи. Если же судил неправосудно, зная [это], то и сам поступает своекорыстно, ища благодарности или добиваясь мести. А потому, кто, имея такую цель, вынес судебное решение неправосудно, тот своекорыстен, подобно тому, кто принял участие в [самом] неправосудном деле; действительно, присудив спорное поле, он тоже получил - не поле, [правда], а деньги.

XIII. Люди уверены, что от них зависит поступать [или не поступать] неправосудно, а потому [думают], что легко быть правосудным. Но это не так, ибо легко и в их власти сойтись с женой соседа, поколотить того, кто поблизости, и дать взятку, но делать [даже] это, имея соответствующий склад [души], и не легко и не зависит от них.

Соответственно и в том, чтобы познать, что такое правосудные вещи и что - неправосудные, как они думают, нет ничего мудрёного, потому что, о чём говорят законы, сообразить не трудно, но это [ещё] не правосудное, разве что привходящим образом; [только] поступки, совершаемые определённым образом, и [доли], уделяемые определённым образом, [могут быть] правосудны, а потому знать это - труд больший, чем [знать, что полезно] для здоровья, так как даже в этом случае легко знать, [что полезны] и мёд, и вино, и морозник, и прижигание, и вскрытие, но [знать], как нужно применить [это] к здоровью, для кого и когда, столь же большой труд, как и быть врачом.

По той же самой причине люди думают, что правосудному ничуть не менее свойственно поступать неправосудно, так как правосудный человек ничуть не хуже, но даже лучше смог бы совершать любой из такого рода поступков, то есть сойтись с [чужой] женой и поколотить [кого - нибудь], а мужественный мог бы бросить щит и, обратившись [спиной к врагу], бежать куда глаза глядят. Между тем «трусить» и «поступать неправосудно» не значит (если не считать случайных совпадений) [просто] делать это, но значит делать это, имея соответствующий склад [души], подобно тому как врачевание или лечение состоит не в том, чтобы резать или не резать, давать или не давать лекарство, но в определённом качестве [этих действий].

Правосудие существует для тех, кто причастны к безусловным благам, но имеют в них избыток или недостаток, ибо для иных невозможен избыток этих благ, как, вероятно, для богов, а для других, неизлечимо порочных, нет даже самой малой частицы блага, чтобы была им на пользу, но всё во вред, для третьих же [блага полезны] до известной степени, вот почему правосудие имеет дело с людьми.

XIV. Следующее, о чём надо сказать, - это доброта (ерйейкейб) и добро (фп ерйейкет), [а именно сказать], как доброта относится к правосудности, а добро - к праву.

Если тщательно взвесить, окажется, что [эти вещи] не являются тождественными во всех отношениях, но и не различны по роду. Причём иногда мы хвалим «добро» и «доброго мужа», так что при похвале переносно [употребляем: «Добрый»] и для других [добродетелей, кроме правосудности], вместо [слова:] «Добродетельный», чтобы показать, что быть добрее лучше, а иногда, если следовать смыслу слова (фпй лпгпй бкплпхфзейн), кажется странным, если добро похвально, хотя это нечто помимо права. В самом деле, либо право, либо добро не есть нечто добропорядочное, коль скоро это разное, либо, если и то и другое добропорядочно, то [правосудное и доброе] тождественны. Из - за этих [рассуждений], вероятно, и возникает затруднение в связи с [понятием] добра, но все они в каком - то смысле правильны и самим себе ничуть не противоречат. Дело в том, что «добро», будучи лучше какого - то [вида] права, есть [всё - таки] «правое», а не лучше права как некий другой род. Следовательно, право и добро тождественны, и при том, что и то и другое добропорядочно, добро выше.

Затруднение создаёт то, что хотя добро есть право, однако право не в силу закона, а [в качестве] исправления законного правосудия. Причина этого в том, что всякий закон [составлен] для общего [случая], но о некоторых вещах невозможно сказать верно в общем [виде]. Поэтому в тех случаях, когда необходимо сказать в общем виде, но нельзя [сделать это] правильно, закон охватывает то, что [имеет место] по преимуществу, вполне сознавая [возможную] погрешность. И тем не менее закон правилен, ибо погрешность [заложена] не в законе и не в законодателе, а в природе предмета, ибо именно такова материя поступков (зхле фпн рсбкфпн).

Так что, когда закон составлен для общего случая, а произошло [нечто] подсудное ему, но вне общего случая, тогда поступать правильно значит: Там, где у законодателя, составившего закон без оговорок, пропуск или погрешность, поправить упущение, которое признал бы даже сам законодатель, окажись он тут, а если бы знал заранее, то внёс бы [эту поправку] в законодательство.

Посему [добро] и есть право и лучше любого, но не безусловного права, [а точнее], оно лучше [права] с погрешностью, причина которой - его безусловность. И сама природа доброго - это поправка к закону в том, в чём из - за его всеобщности имеется упущение.

Здесь причина тому, что не всё подчиняется закону, так как относительно иных вещей нельзя установить закона, а, следовательно, нужно особое решение голосованием.

Для неопределённого и правило (кбнпн) неопределённо, подобно тому как в лесбосском зодчестве лекало (кбнпн) из свинца, ведь оно изгибается по очертаниям камня и не остаётся [неизменным] правилом, так и особое решение голосованием [меняется] в зависимости от предмета.

Итак, ясно, что есть «добро», и почему оно правосудно, и какого [вида] правосудия оно лучше. Понятно из этого также, кто такой добрый человек, ибо, кто способен сознательно избрать [добро] и осуществлять это в поступках, кто не [требует] точного [соблюдения своего] права в ущерб [другим], но, несмотря на поддержку закона, склонен [брать] меньше, тот и добр, и этот [душевный] склад - доброта, представляющая собою вид правосудности и не являющаяся каким - то отличным от неё [душевным] складом.

XV. Возможно ли поступать с самим собой неправосудно - ясно из сказанного выше. А именно: Одна часть правосудного - это то, что установлено законом в согласии со всей добродетелью; так, закон не приказывает убивать самого себя, а что он не приказывает, [то] воспрещает.

Далее, когда человек вопреки закону причиняет вред, к тому же не в ответ на вред, [ему причинённый], и по своей воле, он поступает неправосудно, а [самоубийца поступает] по своей воле, потому что он знает, кому [вредит] и чем. И ещё: Кто в гневе поражает себя по своей воле, совершает это вопреки верному суждению, закон же этого не разрешает.

Следовательно, [такой человек] поступает неправосудно. Но с кем? Может быть, с государством, а не с самим собой? В самом деле, он страдает по своей воле, а никто не терпит неправосудие по своей воле. Вот почему государство даже налагает взыскание на самоубийцу и своего рода бесчестие преследует его как человека, который неправосудно поступил по отношению к государству.

Далее, в той мере, в какой поступающий неправосудно лишь неправосуден и не дурен в целом, ему невозможно поступать неправосудно с самим собой (это иной довод по сравнению с предыдущим; действительно, неправосудный в каком - то определённом отношении подл в таком же частном смысле, как, скажем, трус, а не как обладатель [всей] подлости целиком, а значит, и поступает неправосудно он не в меру такой [подлости]). В самом деле, иначе одного и того же [человека - самого себя] - можно было бы одновременно и обделить и наделить одним и тем же, а это невозможно, напротив, правосудие и неправосудие необходимо существуют между [двумя или] несколькими [лицами].

Кроме того, [неправосудный поступок] предполагает произвольность, сознательный выбор и первый шаг, так как не считается, что неправосудно поступают, делая в ответ то же самое, из - за чего пострадали, между тем как тот, кто [поступает неправосудно] с самим собой, одновременно [одно и то же] испытывает и делает.

Кроме того, [наконец], получится, что, [поступая с собой неправосудно, человек] терпит неправосудие по своей воле.

И в конце концов, никто не поступает неправосудно без того, чтобы совершить частное неправосудное дело, но никто не может блудить со своей [женой], вломиться в собственный дом, украсть своё [имущество].

В целом [вопрос о] неправосудном поступке по отношению к самому себе разрешается благодаря определению, [которое мы дали понятию:] «По своей воле терпеть неправосудие».

Очевидно, что и то и другое дурно - и терпеть неправосудие, и поступать неправосудно, ведь одно означает иметь меньше, а другое - [иметь] больше середины, она же подобна здоровью во врачебном [искусстве], закалке - в гимнастическом.

Поступать неправосудно, однако, хуже, ибо если такие поступки достойны осуждения и причастны порочности, причём либо полной и безусловной порочности, либо близкой к тому (ведь не всё, что произвольно [и неправосудно], сопряжено с неправосудностью [как складом]), то «терпеть неправосудие» не причастно к порочности и неправосудности.

Итак, само по себе терпеть неправосудие менее дурно, но при [известном] стечении обстоятельств ничто не мешает этому быть большим злом. Впрочем, искусству [или науке] до этого нет дела. Так, воспаление лёгких [врачевание] называет болезнью более [опасной], чем ушиб, и всё - таки при стечении обстоятельств последний может оказаться иной раз [опаснее], если случится так, что [человек], упавший от удара и получивший ушиб, захвачен врагами или погиб.

В переносном смысле, или пользуясь сравнением, [можно сказать], что право может существовать не в отношении к самому себе, но в отношениях частей [души], причём не всякое право, а «господское» и «семейное». Ведь в этих рассуждениях было проведено различие между частью души, наделённой суждением и лишённой суждения; имея в виду [обе] эти части, и думают, что существует неправосудность в отношении к себе самому, ибо между этими частями может быть [так, что] они испытывают нечто вопреки собственным стремлениям (псечейт), и потому у этих [частей души] своего рода право в отношениях друг к другу подобно [правовым отношениям] начальника и подчинённого.

Итак, будем считать, что правосудность и другие [нравственные добродетели] мы таким образом разобрали.

Книга шестая (Ж)

I. Поскольку ранее мы сказали, что следует избирать середину, а не избыток и недостаток, а середина такова, как определяет верное суждение, то давайте в этом разберёмся.

Итак, для всех вышеупомянутых складов [души], как и для прочего, существует определённая «цель», с оглядкой на которую обладающий суждением натягивает и ослабляет [струны], и для обладания серединой в чём бы то ни было существует известная граница (зпспт), которая, как мы утверждаем, помещается между избытком и недостатком, будучи согласована с верным суждением.

Такое высказывание истинно, но отнюдь не прозрачно, ибо и для других занятий, для которых существует наука, истинно высказывание, что утруждаться и прохлаждаться нужно не слишком много и не слишком мало, а [соблюдая] середину, то есть так, как [велит] верное суждение, но, обладая только этим [знанием], человек не знал бы ничего больше, например [он не знал бы], какие [лекарства] нужны для тела, если бы сказал: «Те, которые предписывает врачебное искусство, и тот, кто им обладает». Вот почему нужно, чтобы применительно к складам души тоже не только было высказано нечто истинное, но и было бы точно определено: Что есть верное суждение и какова [определяющая] его граница.

II. Разделив добродетели души, мы утверждали, что одни относятся к нраву, а другие к мысли. Мы уже разобрали нравственные добродетели, об остальных будем говорить - прежде сказав о душе - следующим способом. Ранее уже было сказано, что существуют две части души: Наделённая суждением и лишённая его, теперь нужно таким же образом предпринять разделение в той, что обладает суждением. Предположим, что частей, наделённых суждением, тоже две: Одна - та, с помощью которой мы созерцаем такие сущности, чьи начала не могут быть инакими, [то есть меняться], другая - та, с помощью которой [понимаем] те, [чьи начала] могут [быть и такими, и инакими]. Дело в том, что для вещей разного рода существуют разного рода части души, предназначенные для каждой отдельной вещи по самой своей природе, коль скоро познание возможно здесь в соответствии с каким - то подобием и сродством [этих частей души и предметов познания]. Пусть тогда одна часть называется научной, а другая рассчитывающей (фп лпгйуфйкпн), ибо принимать решения (впхлехеуфзбй) и рассчитывать (лпгйджеуфзбй) - это одно и то же, причём никто не принимает решений о том, что не может быть иначе. Следовательно, рассчитывающая часть - это [только] какая - то одна часть [части], наделённой суждением.

Нужно теперь рассмотреть, каков наилучший склад для той и для другой части души, ибо для той и для другой именно он является добродетелью, а добродетель проявляется в свойственном ей деле.

Есть три [силы] души, главные для поступка и для истины: Чувство, ум (нпхт), стремление (псечйт). Из них чувство не является началом какого бы то ни было поступка; это ясно потому, что чувство имеют и звери, но они не причастны к поступку. Далее, что для мысли утверждение и отрицание, то для стремления преследование и бегство. Таким образом, если нравственная добродетель - это устои, которые избираются нами сознательно (зечйт рспбйсефйке), а сознательный выбор - это стремление, при котором принимают решения (псечйт впхлехфйке), то суждение должно быть поэтому истинным, а стремление правильным, коль скоро и сознательный выбор добропорядочен и [суждение] утверждает то же, что преследует стремление.

Итак, мысль и истина, о которых идёт речь, имеют дело с поступками (рсбкфйке), а для созерцательной (фзепсефйке) мысли, не предполагающей ни поступков, ни созидания - творчества (рпйефйке), добро (фп ех) и зло (фп кбкпт) - это соответственно истина и ложь, ибо это - дело всего мыслящего, дело же части, предполагающей поступки и мыслительной, - истина, которая согласуется с правильным стремлением.

Начало, [источник], поступка - сознательный выбор, но как движущая причина, а не как целевая, [в то время как источник] сознательного выбора - стремление и суждение, имеющее что - то целью. Вот почему сознательный выбор невозможен ни помимо ума и мысли, ни помимо [нравственных] устоев; в самом деле, благополучие [как получение блага] в поступках (ехрсбчйб), так же как его противоположность, не существует в поступке помимо мысли и нрава. Однако сама мысль ничего не приводит в движение, [это делает только мысль], предполагающая какую - то цель, то есть поступок, ибо у этой [мысли] под началом находится творческая [мысль]. Дело в том, что всякий, кто творит, творит ради чего - то и творчество (фп рпйефпн) - это не безотносительная цель, но чья - то [цель] и относительная. Между тем свершение поступка (фп рсбкфпн) - [цель безотносительная], а именно: Благо - получение в поступке (ехрсбчйб) само есть цель, стремление же направлено к цели. Именно поэтому сознательный выбор - это стремящийся ум, [то есть ум, движимый стремлением], или же осмысленное стремление, [то есть стремление, движимое мыслью], а именно такое начало есть человек.

Предметом сознательного выбора (рспбйсефпн) не может быть нечто в прошлом; так, никто не собирается (рспбйсейфбй) разрушить Илион, ибо о прошедшем не принимают решений, [их принимают только] о будущем и о том, что может быть, а прошедшее не может стать не бывшим, и потому прав Агафон:

Ведь только одного и богу не дано:

Не бывшим сделать то, что было сделано.

Таким образом, дело обеих умственных частей души - истина. А это значит, что для обеих частей добродетелями являются те склады [души], благодаря которым та и другая [часть] достигнет истины наиболее полно.

III. Итак, снова начнём наше рассуждение об этих [душевных складах] от начала. Допустим, что душа достигает истины, утверждая и отрицая благодаря пяти [вещам], а именно: Искусству, науке, рассудительности, мудрости, уму (поскольку в предположениях и мнениях можно обмануться, [мы их не учитываем]).

Что такое наука - если нужно давать точные определения, а не следовать за внешним сходством, - ясно из следующего. Мы все предполагаем, что известное нам по науке не может быть и таким а инаким, а о том, что может быть и так и иначе, когда оно вне [нашего] созерцания, мы уже не знаем, существует оно или нет. Таким образом, то, что составляет предмет научного знания (фп ерйуфелпн), существует с необходимостью, а значит, вечно, ибо всё существующее с безусловной необходимостью вечно, вечное же не возникает и не уничтожается.

Далее, считается, что всякой науке нас обучают (дйдбкфе), а предмет науки - это предмет усвоения (мбфзефпн). Как мы утверждали и в «Аналитиках», всякое обучение, исходя из уже познанного, [прибегает] в одном случае к наведению, в другом - к умозаключению, [то есть силлогизму]. При этом наведение - это [исходный] принцип, и [он ведёт] к общему, а силлогизм исходит из общего. Следовательно, существуют принципы, [то есть посылки], из которых выводится силлогизм и которые не могут быть получены силлогически, а значит, их получают наведением.

Итак, научность (ерйуфеме) - это доказывающий, [аподиктический], склад (сюда надо добавить и другие уточнения, данные в «Аналитиках»), ибо человек обладает научным знанием, когда он в каком - то смысле обладает верой и принципы ему известны. Если же [принципы известны ему] не больше вывода, он будет обладать наукой только привходящим образом. Таким образом мы дадим здесь определение науке.

IV. В том, что может быть так и иначе, одно относится к творчеству, другое к поступкам, а творчество (рпйеуйт) и поступки (рсбчйт) - это разные вещи (в этом мы доверяемся сочинениям для широкого круга). Следовательно, и предполагающий поступки склад, причастный суждению, отличается от причастного суждению склада, предполагающего творчество. Поэтому они друг в друге не содержатся, ибо ни поступок не есть творчество, ни творчество - поступок. Поскольку, скажем, зодчество - некое искусство, а значит, и разновидность соответствующего причастного суждению склада [души], предполагающего творчество, [поскольку, далее], не существует ни такого искусства, которое не было бы причастным суждению и предполагающим творчество складом [души], ни подобного склада, который не был бы искусством [как искусностью], постольку искусство и склад [души], причастный истинному суждению и предполагающий творчество, - это, по - видимому, одно и то же.

Всякое искусство имеет дело с возникновением, и быть искусным значит разуметь (фзепсейн), как возникает нечто из вещей, могущих быть и не быть и чьё начало в творце, а не в творимом. Искусство ведь не относится ни к тому, что существует или возникает с необходимостью, ни к тому, что существует или возникает естественно, ибо [всё] это имеет начало [своего существования и возникновения] в себе самом. А поскольку творчество и поступки - вещи разные, искусство с необходимостью относится к творчеству, а не к поступкам.

Случай и искусство, между тем, в каком - то смысле имеют дело с одним и тем же; по слову Агафона:

Искусству случай мил, искусство - случаю.

Таким образом, как уже было сказано, искусство [и искусность] - это некий причастный истинному суждению склад [души], предполагающий творчество, а неискусность в противоположность ему есть склад [души], предполагающий творчество, но причастный ложному суждению, причём [и то и другое] имеет дело с вещами, которые могут быть и такими и инакими.

V. О рассудительности (рзспнеуйт) мы тогда составим понятие, когда уразумеем, кого мы называем рассудительными. Рассудительным кажется тот, кто способен принимать верные решения в связи с благом и пользой для него самого, однако не в частностях - например, что [полезно] для здоровья, для крепости тела, - но в целом: Какие [вещи являются благами] для хорошей жизни. Подтверждается это тем, что мы говорим о рассудительных в каком - то отношении, когда люди сумели хорошо рассчитать, что нужно для достижения известной добропорядочной цели, [для достижения которой] не существует искусства. Следовательно, кто способен принимать [разумные] решения, тот и рассудителен в общем смысле слова. Между тем никто не принимает решений ни о том, что он может быть иным, ни о том, что ему невозможно осуществить.

Следовательно, коль скоро наука связана с доказательством, а для того, чьи принципы могут быть и такими и инакими, доказательство невозможно (ибо всё может быть и иначе) и, наконец, невозможно принимать решения о существующем с необходимостью, то рассудительность не будет ни наукой, ни искусством: Наукой не будет, потому что поступать можно и так и иначе, а искусством не будет, потому что поступок и творчество различаются по роду. А значит, ей остаётся быть истинным причастным суждению складом [души], предполагающим поступки, касающиеся блага и для человека. Цель творчества отлична от него [самого], а цель поступка, видимо, нет, ибо здесь целью является само благо - получение в поступке. Оттого мы и считаем рассудительным Перикла и ему подобных, что они способны разуметь, в чём их собственное благо и в чём благо человека; такие качества мы приписываем тем, что управляет хозяйством или государством.

Вот оттого мы зовём и благоразумие его именем, что полагаем его блюстителём рассудительности, а блюдёт оно такое представление [о собственном и человеческом благе]. Ведь не всякое представление уничтожается (дйбрзфзейсей) или извращается удовольствием и страданием (скажем, [представление о том, что] сумма углов треугольника равна или не равна сумме двух прямых углов); [это происходит только с представлениями], которые связаны с поступками. Дело в том, что принципы поступков - это то, ради чего они совершаются, но для того, кто из - за удовольствия или страдания развращён (фпй дйерзфзбсменпй), принцип немедленно теряет очевидность, как и то, что всякий выбор и поступок надо делать ради этого принципа и из - за него. Действительно, порочность уничтожает (рзфзбсфйке) [именно] принцип.

Итак, рассудительностью необходимо является [душевный] склад, причастный суждению, истинный и предполагающий поступки, касающиеся человеческих благ.

Но, однако, если для искусства существует добродетель, то для рассудительности нет. К тому же в искусстве предпочтение отдаётся тому, кто ошибается по своей воле, но в том, что касается рассудительности, [такой человек] хуже [ошибающегося непроизвольно], точно так же как в случае с добродетелями. Ясно поэтому, что [рассудительность сама] есть некая добродетель и не есть искусство, [или искусность]. Поскольку существуют две части души, обладающие суждением, рассудительность, видимо, будет добродетелью одной из них, а именно той, что производит мнения, ибо и мнение, и рассудительность имеют дело с тем, что может быть и так и иначе. Но рассудительность - это тем не менее не только [душевный] склад, причастный суждению, а подтверждение этому в том, что такой склад [души - навык - ] можно забыть, а рассудительность нет.

VI. Поскольку наука - это представление (зхрплеруйт) общего и существующего с необходимостью, а доказательство (фб брпдейкфб) и всякое иное знание исходит из принципов, ибо наука следует рассуждению (мефб лпгпх), постольку принцип предмета научного знания (фпх ерйуфефпх) не относится ни [к ведению] науки, ни [тем более] - искусства и рассудительности. Действительно, предмет научного знания - [это нечто] доказываемое (фп брпдейкфпн), а [искусство и рассудительность] имеют дело с тем, что может быть и так, и иначе. Даже мудрость не для этих первопринципов, потому что мудрецу свойственно в некоторых случаях пользоваться доказательствами. Если же то, благодаря чему мы достигаем истины и никогда не обманываемся относительно вещей, не могущих быть такими и инакими или даже могущих, это наука, рассудительность, мудрость и ум и ни одна из трёх [способностей] (под тремя я имею в виду рассудительность, науку и мудрость) не может [приниматься в расчёт в этом случае], остаётся [сделать вывод], что для первопринципов существует ум.

VII. Мудрость в искусствах мы признаём за теми, кто безупречно точен в [своём] искусстве; так, например, Фидия мы признаём мудрым камнерезом, а Поликлета - мудрым ваятелем статуй, подразумевая под мудростью, конечно, не что иное, как добродетель, [то есть совершенство], искусства. Однако мы уверены, что существуют некие мудрецы в общем смысле, а не в частном и ни в каком другом, как Гомер говорит в «Маргите»:

Боги не дали ему землекопа и пахаря мудрость,

Да и другой никакой.

Итак, ясно, что мудрость - это самая точная из наук. А значит, должно быть так, что мудрец не только знает [следствия] из принципов, но и обладает истинным [знанием самих] принципов (рен фбт бскзбт блефзехейн).

Мудрость, следовательно, будет умом и наукой, словно бы заглавной наукой о том, что всего ценнее. Было бы нелепо думать, будто либо наука о государстве, либо рассудительность - самая важная [наука], поскольку человек не есть высшее из всего в мире. Далее, если «здоровое» и «благое» для людей и рыб различно, но «белое» и «прямое» всегда одно и то же, то и мудрым все бы признали одно и то же, а «рассудительным» разное. Действительно, рассудительным назовут того, кто отлично разбирается в том или ином деле, касающемся [его] самого, и предоставят это на его усмотрение. Вот почему даже иных зверей признают «рассудительными», а именно тех, у кого, видимо, есть способность предчувствия того, что касается их собственного существования. Так что ясно, что мудрость и искусство управлять государством не будут тождественны, ибо если скажут, что [умение разбираться] в собственной выгоде есть мудрость, то много окажется мудростей, потому что не существует одного [умения] для [определения] блага всех живых существ совокупно, но для каждого - своё, коль скоро и врачебное искусство тоже не едино для всего существующего.

А если [сказать], что человек лучше [всех] прочих живых существ, то это ничего не меняет, ибо даже человека много божественнее по природе другие вещи, взять хотя бы наиболее зримое - [звёзды], из которых состоит небо (кпумпт).

Из сказанного, таким образом, ясно, что мудрость - это и научное знание, и постижение умом вещей по природе наиболее ценных. Вот почему Анаксагора и Фалеса и им подобных признают мудрыми, а рассудительными нет, так как видно, что своя собственная польза им неведома, и признают, что знают они [предметы] совершенные, достойные удивления, сложные и божественные, однако бесполезные, потому что человеческое благо они не исследуют.

VIII. Рассудительность же связана с человеческими делами и с тем, о чём можно принимать решение; мы утверждаем, что дело рассудительного - это, прежде всего, разумно принимать решения (фп ех впхлехеуфзбй), а решения не принимают ни о вещах, которым невозможно быть и такими и инакими, ни о тех, что не имеют известной цели, причём эта цель есть благо, осуществимое в поступке. А безусловно способный к разумным решениям (ехвпхлпт) тот, кто благодаря расчёту (кбфб фпн лпгйумпн) умеет добиться высшего из осуществимых в поступках блага для человека.

И не только с общим имеет дело рассудительность, но ей следует быть осведомлённой в частных [вопросах], потому что она направлена на поступки, а поступок связан с частными [обстоятельствами]. Вот почему некоторые, не будучи знатоками [общих вопросов], в каждом отдельном случае поступают лучше иных знатоков [общих правил] и вообще опытны в других вещах. Так, если, зная, что постное мясо хорошо переваривается и полезно для здоровья, не знать, какое [мясо бывает] постным, здоровья не добиться, и скорее добьётся [здоровья] тот, кто знает, что постное и полезное для здоровья [мясо] птиц.