Теория культуры

Среди мыслителей конца XVI в. -- начала XVIII в., которые внесли существенный вклад в развитие культурологической теории, прежде всего следует назвать Фрэнсиса Бэкона (1561--1626).

Обычно, когда говорят о Фрэнсисе Бэконе, то вспоминают, что он был родоначальником английского материализма, последовательно отстаивающим идеи таких «стихийных» материалистов - диалектиков Древней Греции, как Левкипп, Демокрит, Фалес и др. Другие видят его заслугу прежде всего в том, что он заложил основы нового направления философской мысли, которое впоследствии получило название «философия науки». Третьи утверждают, что своей славой Фрэнсис Бэкон обязан разработке кардинальных вопросов методологии научного познания, что его учение об «идолах», т.е. об ошибках мышления, возникающих в процессе взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта, стало базисом современной гносеологии. Сам Фрэнсис Бэкон считал, что его вклад в сокровищницу человеческой мысли весьма скромен (например, он писал, что в отличие от Телезио и Патрици, он не предлагает никакой цельной теории, позволяющей объяснить закономерности развития природы, общества и человека), однако потомки высоко оценили ту роль, которую он сыграл в развитии западноевропейской философии. В частности, Карл Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали в «Святом семействе», что у Бэкона «... материализм таит в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития». Они писали, что в работах английского философа «материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку»³.

Но как бы ни относились к Фрэнсису Бэкону его современники, как бы ни оценивали его потомки, нельзя не признать, что его творчество составило эпоху в истории европейской философской мысли, и многие наши представления о природе и специфике научного познания, о границах человеческого разума, о соотношении эмпирии и теории в процессе научного поиска уходят своими корнями в его работы. Ему мы обязаны и целой россыпью оригинальных идей, вошедших в арсенал современной культурологической мысли.

Фрэнсис Бэкон родился в семье представителя так называемого «нового дворянства», которое начало появляться в Англии во времена Генриха VIII, проводившего жесткую политику на отрыв английской церкви от католического мира и установления верховенства светской власти над властью церковной. Генрих VIII чрезвычайно нуждался в союзниках, поддерживающих его внутреннюю и внешнюю политику. Он сотнями создавал новых лендлордов, раздавая за заслуги перед короной и продавая за бесценок бывшие монастырские земли и вотчины представителей родовой знати, попавших в опалу или казненных по решению суда за государственную измену. Одним из таких лендлордов был и отец Фрэнсиса Бэкона, который превратился в крупнейшего землевладельца, благодаря милости короля. Далеко не случайно Фрэнсис Бэкон во многих своих сочинениях восхваляет династию Тюдоров, сумевших прекратить вывоз капитала из страны и добиться духовной автономии от Ватикана и экономической независимости от более развитых стран Европы.

«Новое дворянство» в силу своего происхождения находилось в антагонизме с древними феодальными родами, и, даже обладая реальной властью (подавляющее большинство мануфактур, корабельных верфей, доков, фабрик по выработке парусины и шерстяных тканей, железоделательных заводов, банкирских контор и т.д. принадлежало выходцам из этого нового социального слоя), нуждалось в идеологах, обосновывающих сложившийся порядок вещей, а также в хорошо образованных людях из своей среды, которые могли бы отстаивать их интересы на высших государственных постах. Одним из таких людей и был Фрэнсис Бэкон, который наследовал дело своего отца, занимавшего весьма значительное место в служебной иерархии. Кстати, из этой среды вышел и Оливер Кромвель -- будущий вождь английской буржуазной революции, который впоследствии сделал очень многое для восстановления монархии в Англии.

После окончания Кембриджского университета Фрэнсис Бэкон был определен на дипломатическую службу и провел несколько лет в английском посольстве в Париже. Однако после смерти отца он был вынужден возвратиться домой. Здесь он начинает заниматься политикой и вскоре избирается депутатом Палаты общин английского парламента. Весьма быстро молодой талантливый адвокат, обладающий редким даром красноречия и не скрывающий своих монархических убеждений, был замечен. На него обратил внимание сам король Яков I Стюарт, увидевший в нем человека, на которого можно положиться в той ситуации перманентной конфронтации между парламентом и двором, что проявлялась достаточно часто не только в скрытых, но и в открытых формах. Представление королю стало исходной точкой блестящей и быстрой карьеры Фрэнсиса Бэкона, который к 57 годам стал лордом-канцлером английского королевства, бароном Веруламским, виконтом Сент-Албанским, обладателем многих поместий и замков.

Однако судьба распорядилась так, что вскоре его восхождение к вершинам власти было прервано. Борьба короля и парламента в начале 20-х годов XVII в. резко обострилась, и, стремясь найти компромиссное решение, король решил пожертвовать рядом высших должностных лиц, вызывавших наибольшую ярость городского плебса и мелких буржуа из-за последовательно и жестко проводимой ими политики на укрепление позиций королевской власти. Среди них был и Фрэнсис Бэкон, которого парламент обвинил во взяточничестве и казнокрадстве. Заключение в Тауэр закончилось для Фрэнсиса Бэкона более счастливо, чем для Томаса Мора. Он не лишился головы на плахе, но его политической карьере был положен конец. Более он уже никогда не занимался политикой и остаток дней посвятил научным занятиям.

Это было благом для философии, ибо именно тогда им были созданы наиболее известные работы, обессмертившие его имя, и среди них знаменитые «О достоинстве и приумножении наук», «Новый Органон» и утопический социальный роман «Новая Атлантида», где бывший лорд-канцлер размышляет о принципиальной возможности создания гармоничного и справедливого общества, основой экономического могущества которого была бы наука и техника.

Для культуролога три названных выше работы имеют особое значение, ибо в них, по сути, излагается бэконовская концепция культуры, хотя небезынтересными с культурологической точки зрения являются и другие его сочинения, в частности «Опыты и наставления нравственные и политические», написанные явно под влиянием бессмертного сочинения Мишеля Монтеня. Сразу же необходимо сказать, что в своем понимании культуры Фрэнсис Бэкон коренным образом расходится с теми представлениями, которые были выработаны средневековыми мыслителями. Противоречит он частично и своим предшественникам на философском поприще, принадлежащим к кругу гуманистов Возрождения.

Если абсолютное большинство авторов до Фрэнсиса Бэкона, говоря о культуре и цивилизации, обращали свое внимание прежде всего на духовные аспекты и видели культурный прогресс в первую очередь в бурном развитии изобразительного искусства и литературы, музыки и архитектуры, в воспитании всесторонне развитого, гармоничного человека, способного к раскрепощению всех имеющихся у него потенций и задатков, то Фрэнсис Бэкон переносит акцент на рассмотрение достижений в области науки, техники, промышленного производства, которые, по его мнению, наиболее ярко свидетельствуют о достижении той или иной нацией определенного культурного уровня.

Культура для Фрэнсиса Бэкона не только и не столько результат «возделывания души», как считали древние греки и римляне, а финал деятельности по покорению сил природы, подчинению ее воле и интеллекту действующего индивида, опирающегося на мощь техники и данные опытной науки. Она, по его мнению, возникает из взаимоотношения природы и человека и, по сути, есть не что иное, как «человек в его отношении к природе».

О культуре того или иного общества, считал Бэкон, прежде всего необходимо судить по достижениям в области естествознания, по уровню сельскохозяйственного и промышленного производства, по накопленной сумме знаний и масштабам внедрения научных открытий в практику. Говоря другими словами, для Бэкона критериями культурного развития являются темпы научно-технического прогресса, глубина познания законов природы и их использование для блага людей.

На последнем моменте Бэкон акцентирует особое внимание. С его точки зрения, объем накопленных знаний еще не говорит об уровне культурного развития того или иного общества. Только их практическое применение позволяет судить о том, достигла ли та или иная система высот культуры.

Культура, с точки зрения Фрэнсиса Бэкона, не есть нечто данное изначально. По его представлениям, она развивается, переходя с одной ступени на другую. Бэкон считает, что европейская культура прошла в своем развитии три стадии, которые соответствуют культуре Древней Греции, культуре Древнего Рима и культуре Западной Европы Нового времени.

В Средневековье, с его точки зрения, наблюдался упадок культуры, выражающийся в засилье религии, пренебрежении к естественным наукам, схоластическом теоретизировании, которое ничего не давало для овладения силами природы и облегчения жизни людей, вынужденных в поте лица своего добывать хлеб насущный. После того, как христианство стало одной из трех мировых религий, говорит Бэкон, большинство лучших умов ряд столетий посвящали себя занятию теологией, что не могло не сказаться на уровне культурного развития Европы, которая постепенно погружалась во мрак невежества и обскурантизма. Достижения древних греков и римлян были забыты, и только в эпоху Возрождения была восстановлена «времен связующая нить». Новое время, по мнению Бэкона, есть время возврата к античной традиции с ее пиететом по отношению к науке и человеческому разуму.

Бэкон считает, что культура -- сложный феномен. Она проявляется во всех сферах деятельности людей, но главными ее элементами являются наука и искусство.

Следует сказать, что в понятие «искусство» Бэкон вкладывает смысл, отличный от того, к которому мы привыкли. Под «искусством» он понимает всякое практическое умение, необходимое для овладения силами природы, основанное на знании ее свойств и законов.

Искусство, согласно Бэкону, суть квинтэссенция культуры. Оно призвано не исправлять природу, а раскрепощать ее. «Природа, -- пишет Фрэнсис Бэкон, -- подобно Протею вынуждается искусством делать то, что без искусства не было сделано, как бы это ни называть -- насилие и узы или помощь и совершенствование»⁴.

Развивая идею о взаимосвязи культуры и природы, Бэкон приходит к мысли о том, что культура и природа не являются противоположностями, а широко распространенное мнение о совершенном различии естественного и искусственного является ошибочным.

Он показывает, что искусственное возникает как качественно своеобразное явление на почве универсального движения природы, в бесконечные модификации которого включена деятельность человека. Таким образом, понимание культуры у Бэкона противоположно ее религиозно-схоластическому пониманию в философской мысли Средневековья, где мир природы и мир, созданный человеком, воспринимались как противостоящие и никаким образом не связанные друг с другом.

Но вклад Бэкона в теоретическую культурологию не ограничивается констатацией факта взаимосвязи культуры и природы и введением технического прогресса в качестве критерия культурного развития. Им был высказан еще целый ряд конструктивных идей, не утративших своего значения и до сегодняшнего времени. В частности, это относится к идее о преемственности культуры как преемственности знаний. Он подчеркивает, что «знания и открытия мгновенно распространяются и разлетаются по всему свету, ибо передача знаний подобна бурно вспыхнувшему пламени, зажженному от другого пламени»⁵. Знания, утверждает он, являются нитью, связующей различные культуры.

Исследуя проблему преемственности культуры, Бэкон вплотную подходит к мысли о том, что преемственность представляет собой процесс диалектического «снятия», удержания всего позитивного, что было накоплено представителями предыдущих исторических эпох.

С его точки зрения, чтобы достичь подъема культуры, нужно «соблюсти такую меру, чтобы не отбрасывать то, что правильно положено древними, и не пренебрегать тем, что правильно принесено новыми»⁶. Полемизируя с представителями средневековой философской мысли, Бэкон отмечает, что схоластика тоже стояла на позициях преемственности культурного наследия прошлых эпох, однако она не стремилась к дальнейшему развитию унаследованной культуры, видя свою главную задачу в приспособлении накопленного ранее знания для осмысления богословских проблем. Для Бэкона богатства культуры прошлых эпох -- базис культуры настоящего, которая по отношению к культуре канувших в Лету исторических эпох является более богатой и содержательной.

Заслуживает внимания и мысль Бэкона о противоречивости развития культуры. Воздав должное человеческому разуму, убедительно демонстрирующему свою мощь и способность создавать совершенные орудия, обеспечивающие его владычество над живой и неживой природой, Бэкон обращает внимание на то, что средства, которые созданы человеком для увеличения его могущества, зачастую используются против своих создателей. Так, применение технических изобретений и открытий в области естественных наук в военном деле способствует увеличению числа жертв различных конфликтов, провоцирует тех, кто обладает более совершенным оружием, навязывать свою волю более слабому в техническом отношении противнику. Применение же открытий в промышленности ведет к обогащению тех, кто владеет орудиями и средствами производства, способствует развитию у них порочных наклонностей, аморализма и безудержной жажды богатства. Источник противоречий культуры Фрэнсис Бэкон видит в самой культуре, которая, развиваясь, способствует не только возвышению человека, но и при определенных условиях становится средством его порабощения.

Теоретическая культурология обязана Фрэнсису Бэкону также идеей об изменении взаимоотношений между наукой и практикой как поворотном моменте в развитии европейской культуры.

Идеи Фрэнсиса Бэкона были подхвачены и развиты его младшим коллегой на философском поприще и соотечественником Томасом Гоббсом (1588--1679), который, по оценке Пьера Бейля, принадлежал к числу величайших умов XVII в. Столь же высоко оценивали Гоббса и классики марксизма, которые называли его «блестящим систематиком бэконовского материализма». Правда, они подчеркивали, что у Гоббса «чувственность теряет свои краски и превращается в абстрактную чувственность геометра»⁹, но это не мешало им рассматривать выдающегося английского философа как крупнейшего представителя материализма Нового времени. Э. Кассирер восхищался его железной логикой и видел в стройности учения Гоббса причину его огромного влияния на последующее поколение ученых-обществоведов, в частности, на идеологов французского Просвещения, которые, в полном смысле слова, преклонялись перед ним и считали, как, например, Д. Дидро, что произведения Гоббса можно с пользой для себя комментировать всю жизнь.

Но Томас Гоббс был не только философом. Из под его пера вышел ряд неординарных трудов по политологии, логике, теории государства и права, в том числе знаменитая книга «Левиафан». Его без преувеличения можно считать человеком, заложившим основы современной семиотики, создавшим знаковую концепцию языка. Ему принадлежит приоритет в создании первых атеистических трудов, где с научных позиций опровергаются постулаты Священного писания. Именно об этих вещах прежде всего обычно вспоминают, когда выясняют вклад Гоббса в европейскую общественную мысль.

Вместе с тем, он весьма много сделал и в области культурологической теории, хотя об этой стороне его деятельности исследователи упоминают мельком, как о чем-то весьма незначительном, хотя Гоббс исследовал проблему генезиса культуры, выявил ряд закономерностей ее развития, раскрыл специфику социальных функций, которые выполняют различные элементы культуры, показал роль государства в становлении и развитии культуры и т.д.

Томас Гоббс родился в семье сельского священника в тот год, когда Англия ожидала нападения Великой Армады -- огромного флота, посланного испанским королем для пресечения господства Англии на морских торговых путях. Он появился на свет ранее предназначенного срока, и все были убеждены, что слабосильный ребенок не проживет и нескольких дней. Однако Гоббс, вопреки предсказаниям, прожил долгую, насыщенную жизнь, причем вплоть до глубокой старости отличался отменным здоровьем и бодростью духа.

Получив неплохое домашнее воспитание, он пятнадцатилетним юношей стал студентом Оксфордского университета, из стен которого вынес не только глубокие знания в области философии и теологии, но и стойкое отвращение к сословным предрассудкам, обскурантизму и схоластическим экзерсисам, которые в те годы были неотъемлемым элементом подготовки будущих адвокатов, проповедников, нотариусов и даже врачей.

После окончания университета Гоббс поступает на службу к одному видному английскому аристократу (барону Кавендишу) -- в качестве воспитателя его детей. Вместе с ними он совершает поездку за границу, в частности во Францию, Германию, Италию, где усовершенствует свои познания в области философии и естественных наук.

Затем следует поездка в Швейцарию, затем снова во Францию и Италию. Последнее, четвертое пребывание Гоббса за границей было самым продолжительным (оно растянулось на 11 лет). В эти годы он жил в Париже, где близко сошелся с Гассенди, Декартом. При посещении Флоренции он встречался с Галилеем, с которым у него состоялся продолжительный разговор относительно возможности объяснения законами механики всего происходящего в мире и человеческом обществе.

Одновременно он работает в библиотеках лучших университетов континентальной Европы, расширяя свой кругозор и углубляя знания, полученные им в alma mater.

Вскоре он становится своим человеком среди образованных аристократов и людей науки. Его начинают приглашать на заседания различных научных обществ, в литературные и политические салоны, где тогда протекала интеллектуальная жизнь высших слоев общества.

В 1640 г., накануне решающих событий английской буржуазной революции XVII в., Гоббс пишет свое первое научное сочинение «Элементы природного и естественного закона», которое приносит ему широкую известность. В нем издаются основы гоббсовской теории государства и права, которые получат дальнейшее развитие в его фундаментальных трактатах, созданных в последующие годы. Гоббс не был сторонником радикального переустройства общества и не относился к числу тех, кто идейно готовил низвержение короля и установление буржуазной республики. Поэтому после победы войск парламента над войсками Карла I он иммигрирует во Францию вместе с роялистами, считавшими его близким им по духу и мировоззрению. Но весьма скоро Гоббс понимает, что с роялистами ему не по пути и возвращается в Англию, где с разрешения правительства Оливера Кромвеля публикует свой знаменитый трактат о природе и функциях государства «Левиафан». Это сочинение содержало ярко выраженный политический подтекст и было расценено читающей публикой как призыв к аристократам и дворянству признать правомерность свершившейся революции и установившегося миропорядка при условии сохранения части их привилегий. Содержалась в нем еще одна идея, которая также не прошла незамеченной. Гоббс весьма прозрачно говорит о готовности образованных слоев населения поддержать власть протектора, опиравшегося преимущественно на армейские круги и верхушку крупной буржуазии, если они положат конец своеволию церковников, подстрекавших население к контрреволюционным мятежам и неповиновению парламенту.

Реакция на появление «Левиафана» была предельно острой. Роялисты заклеймили Гоббса как предателя, представители клира объявили его атеистом и отлучили от церкви. Кромвель же предложил ему пост государственного секретаря, который Гоббс не принял. Мотивировал он свой отказ тем, что находится в преклонном возрасте (ему тогда было 60 лет) и остаток своих дней хочет посвятить науке.

За годы правления Кромвеля у Гоббса вышли в свет трактаты «О теле», «О человеке», ряд других работ. Слава его как философа перешагнула пределы Англии, его стали воспринимать как ученого европейского масштаба. Казалось, что ничто не предвещало мрачных дней, но в 1658 г. умирает Кромвель, и это становится поворотной вехой в судьбе Гоббса.

После реставрации Стюартов на Гоббса обрушивается поток клеветы и публичных оскорблений со стороны роялистов и клерикалов, которые ничего не забыли и ничему не научились за годы изгнания. Против Гоббса выдвигают обвинения в ереси, политической нелояльности, занятиями черной магией. От ареста и жестокой расправы его спасает только заступничество короля Карла II, который помнил о том, что философ одно время был его учителем в период иммиграции. Но, сохранив ему жизнь, он запретил издавать, как написанные ранее, так и новые произведения Гоббса. Так, в частности, книга «Бегемот, или долгий парламент», где излагается история английской буржуазной революции, была опубликована только через несколько десятилетий после его смерти. Остаток дней автор «Левиафана» провел, забытый всеми. Умер он в возрасте 92 лет в 1679 г. Согласно его завещанию, на могильной плите была начертана эпитафия, составленная сами Гоббсом: «Здесь лежит истинно философский камень».

Если говорить о вкладе Томаса Гоббса в культурологическую теорию, то, прежде всего, следует заметить, что он сформулировал и обосновал тезис о государстве как элементе культуры. До него эту мысль не высказывал никто, в том числе и Платон, который, как известно, много размышлял на тему природы политики и государства.

К этой идеи Гоббс пришел в процессе исследования специфики естественного и искусственного, которая находилась в центре его научного интереса еще с университетских времен. Эта проблема, в свою очередь, рассматривалась им как часть более общей проблемы природы тел. Гоббс исходил из того, что реально существуют только отдельные конкретные тела. Он отрицал наличие в мире нетелесных, т.е. нематериальных субстанций, на чем настаивали схоласты средневековья. Английский философ ставил под сомнение и утверждение о том, что существуют врожденные идеи. По сути, это была позиция номиналиста, занимающего четкую, недвусмысленную позицию.

Тела, согласно Гоббсу, бывают различными. Некоторые из них естественного происхождения, другие -- искусственного. Последние создаются людьми и в этом смысле есть результат культурно-исторической деятельности человека. Свойства естественных и искусственных тел (Гоббс их называет акциденциями) различны, в силу чего мир природы коренным образом отличается от мира культуры.

Одним из таких сложнейших тел, созданных волей и руками человека, является государство. Исследование государства, с точки зрения Гоббса, является главной задачей «моральной» или «гражданской» философии, которая, по сути, есть наука о мире искусственного, или, говоря другими словами, наука о культуре.

Но если государство есть элемент культуры, то его история может рассматриваться как история культуры. Следовательно, получив представление о том, как возникает и развивается государство, мы получаем представление о генезисе культуры.

Государство, по мнению Гоббса, появляется на достаточно высокой ступени развития человеческого рода. Причиной его возникновения является осознание людьми того факта, что только наличие постоянно действующего института принуждения дает возможность прекратить войну всех против всех, обеспечить мирное существование различных индивидов и групп людей, движимых своими корыстными интересами. Гоббс считает, что соглашение людей жить в мире, не покушаться на чужое достояние и чужую жизнь, как он пишет, «невозможно без меча», ибо слова любого договора ничего не стоят, если они не подкреплены реальной силой. Он обращает внимание на то, что при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны, являющегося... необходимым следствием естественных страстей людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов¹⁰.

Но есть и другая причина возникновения государства. Гоббс считает, что жизнь как отдельного человека, так и любого человеческого сообщества может считаться нормальной только тогда, когда есть институт («общая власть», как он пишет), который способен защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых сильными слабым. Эту функцию тоже берет на себя государство, которое может быть определено как «единое лицо или совокупность лиц, которых множество других сделали путем договора ответственными за обеспечение мира и для общей защиты»^п.

Государство, по мысли Гоббса, не есть нечто, данное раз и навсегда. Оно видоизменяется, принимая ту или иную форму в зависимости от того, каковы условия общественного договора и какова та конкретная ситуация, что сложилась в обществе. Есть три вида государства в соответствии с тем, кому принадлежит верховная власть, -- это монархия, демократия и аристократия. Тирания и олигархия являются лишь различными названиями монархии и аристократии. Из данного тезиса следует, что есть три типа правления и три типа организации духовной жизни. Справедливости ради необходимо сказать, что Гоббс не делает завершающего шага. Он не говорит о том, что трем типам государства соответствует три типа культуры, хотя сама логика размышлений подталкивает его к этому. Тем не менее, если обращаться к контексту его главного произведения, то такой вывод напрашивается сам собой. Таким образом, начав с прояснения природы государства, Гоббс приходит к типологии культуры, т.е. решает проблему, относящуюся к кругу чисто культурологических задач.

Государство, по представлениям Гоббса, не только продукт, элемент культуры, но и ее инструмент. Как следует из его рассуждении, без государства нельзя покончить с дикостью и варварством, добиться смягчения нравов, повысить уровень образованности людей. Эти задачи становятся решаемыми только тогда, когда есть институт государства, способный сдерживать силой проявления дурных наклонностей и животных инстинктов у людей.

Исследуя природу государства и описывая историю его возникновения, Гоббс выделяет 19 законов. С его точки зрения, они определяют развитие общества и его культуры. Первым и основным законом, из которого выводятся все остальные, является закон, согласно которому «нужно искать мир всюду, где можно достичь; там же, где мира достичь невозможно, нужно искать помощи для ведения войны»¹². Этот закон, с точки зрения Гоббса, есть «веление правового разума», который принадлежит к числу естественных феноменов, следовательно, и закон, определяемый им, также является естественным.

Из этого закона путем дедукции выводятся все остальные, которые, как следует из контекста, могут с полным основанием рассматриваться как законы культуры, ибо они определяют регуляцию поведения человека во всех сферах жизни общества, т.е. являются законами, определяющими функционирование мира искусственного.

В ходе анализа законов Гоббс приходит к выводу, что знание, понимание, а тем более следование всем законам является прерогативой только человека, получившего соответствующее образование и обладающего способностью устанавливать связь между интересами общества и своими личными. Для большинства, которое занято добыванием средств к жизни, все девятнадцать законов могут быть резюмированы в простом правиле, которое звучит в его устах так:

«Не делай другому того, чего бы ты не желал, чтобы было сделано по отношению к тебе»¹³. Таким образом, «золотое правило нравственности» относится к числу естественных законов и может рассматриваться как важнейшее установление культуры.

Это вывод в корне противоречит размышлениям теоретиков, относящихся к различным школам и направлениям, доказывающих относительность норм и принципов морали.

Гоббс не только раскрывает сущность государства и описывает законы его функционирования, он также выясняет роль отдельных элементов культуры в организации социального бытия людей и превращения их из индивидов, движимых животными инстинктами, в свободных людей гражданского общества. Гоббс прежде всего акцентирует внимание на речи, исследованию сущности которой он посвящает главу IV «Левиафана».

Следует сказать, что Гоббс не делает различия между речью и языком, употребляя эти термины в качестве синонимов. Хотя с точки зрения современной лингвистики подобный подход явно некорректен, но для Гоббса он несущественен.

Речь, с точки зрения английского философа, возникает как результат промысла Божьего. Именно Господь, согласно воззрениям Гоббса, был «первым творцом речи». Именно он научил Адама различным словам и дал ему знание о том, что какое слово обозначает. В силу этого обстоятельства речь несет на себе отпечаток сакрального, что заставляет соответственно относится к языку, которым владеет тот или иной народ. Господь наделил Адама, всех людей, произошедших от него и Евы, также способностью самому изобретать слова, соединять их так, чтобы они были понятны как тому, кто их произносит, так и тому, кто их слышит. В подтверждение своей мысли Гоббс ссылается на Священное писание, где ничего не говорится о том, что Адам знал название всех фигур, цветов, звуков, отношений и т.д. Говоря другими словами, Гоббс стоит на точке зрения признания двойственной природы языка который возникает в соответствии с Божественной волей и в процессе человеческой практики.

Гоббс считает, что основная функция языка состоит в том, чтобы перевести нашу мысленную речь в словесную и тем самым обеспечить установление связи, понимания между индивидами, которые до изобретения речи общались друг с другом с помощью знаков или отдельных звуков. Таким образом, главная функция языка, по Гоббсу, объединительно-коммуникативная. Там, где нет языка, там невозможно существование человеческого сообщества -- это главная мысль английского материалиста.

Не трудно заметить, что она совпадет с теми представлениями о роли языка, которые высказываются современными исследователями, считающими, что его функции отнюдь не ограничиваются только передачей информации от индивида к индивиду.

Гоббс весьма подробно описывает процесс возникновения понятий, закрепления за ними того или иного содержания. С его точки зрения сначала на уровне чисто чувственного представления возникает метка как прообраз будущего названия предмета или объекта. Она имеет значение для отдельного человека или ограниченного круга людей, находящихся в непосредственном контакте. Если возникает необходимость передачи информации другим индивидам, не связанным непосредственными отношениями, то эту роль выполняет знак. Последний отличается от метки большей степенью общности. С его помощью, как считает Гоббс, может происходить идентификация не одного, а целого ряда предметов. Итогом развития формирования словесного образа предмета выступает имя. Имя всегда облечено в вербальную (словесную) форму. Именно имена, а не метки и знаки, будучи соединены в предложения, позволяют адекватно выразить человеческую мысль. Они же являются основой для коммуникационного взаимодействия индивидов. Между именем и природой вещи нет тесной связи, ибо, как пишет Гоббс, «как же тогда объяснить, тот факт, что языки различны, хотя природа вещей повсюду одна и та же»¹⁴. Постулируя этот тезис, Гоббс опровергает идущее со времен античности представление о том, что имя вещи выражает ее суть, и утверждает, что базовая конструкция языка устанавливается человеком произвольно, по его собственному разумению и хотению. Отсюда следует вывод о том, что все языки искусственны, или, говоря другими словами, они есть не что иное, как продукт культурно-творческой деятельности людей.

Гоббс чрезвычайно высоко оценивает роль языка в жизни человеческого общества. Он пишет: «Без способности речи у людей не было бы ни государства, ни общества, ни договора, ни мира, так же как этого нет у львов, медведей и волков»¹⁵. В то же время Гоббс отмечает, что, благодаря наличию языка, распространяются не только истинные, но и ложные знания, всякого рода предубеждения и мифы. Точно найденное слово позволяет тем, кто владеет искусством речи, манипулировать мнениями и поведением других.

Речь, с его точки зрения, иногда рождает слепое доверие схоластам и мнимым пророкам даже в том случае, если их слова лишены всяческого смысла. Опасность представляет и широко распространенное заблуждение о том, что постичь сущность вещи можно, определив ее вербально. Говорит Гоббс и о других негативных моментах, связанных с обладанием человеком речью. Не трудно заметить, что его рассуждения продолжают линию, намеченную Френсисом Бэконом, который много писал об «идолах рынка», «идолах пещеры» и так далее, понимая под последними те искажения, которые возникают в процессе познания при переводе мысли в вербальную форму.

Однако вклад Томаса Гоббса в культурологическую теорию не ограничивается только созданием концепции языка, ставшей в значительной мере базисом для современной лингвистики. Не менее важными с точки зрения культурологической науки являются рассуждения Гоббса о природе религии, которую он осмысливал совершенно в ином ключе, чем его предшественники.

Для английского философа религия составляет неотъемлемую часть духовной жизни человека. Он подчеркивает тесную связь между культом и культурой, предвосхищая решение вопроса об их соотношении, которое будет много веков спустя предложено Н.А. Бердяевым, И.А. Ильиным и другими авторами-идеалистами. Однако, для Гоббса религия -- не квинтэссенция культуры, не ее смысловое ядро. Точно так же он не считает ее только благом, не утверждает подобно Николо Макиавелли, что она играет исключительно позитивную роль в общественной жизни.

Отношение Гоббса к религии более сложное. С его точки зрения, человек не может не быть верующим существом, ибо, в противном случае, он никогда не сможет ответить на вопрос: кто создал мир и управляет его судьбой. Ответить на этот вопрос способен только человек, признающий существование Бога и видящий в нем конечную причину всех причин, первичный двигатель мира. Но, освобождая человека от груза неразрешимых вопросов, религия способствует духовному подавлению личности. Она также препятствует процессу познания природы, заставляя с помощью института церкви верить в то, что никак не согласуется с результатами опытного познания. Кроме всего прочего, церковники, подчеркивает Гоббс, всегда выступали и выступают на стороне консервативных сил, препятствуют прогрессивным изменениям, назревающим в обществе. С точки зрения Гоббса, церковь должна быть подчинена государству, которое является верховным сувереном, способным принимать судьбоносные решения и устанавливать законы. Он утверждал, что глава светской власти должен быть и главой духовной власти, ибо, в противном случае, не может быть спокойствия в государстве, где неизбежно найдутся люди, поддерживающие того или иного владыку.

Достаточно подробно прорабатывает Гоббс вопрос о корнях религии. Согласно его воззрениям, источники религии чисто гносеологического плана. Он считает, что когда появляется у людей желание доискаться до причин всего происходящего, когда возникает стремление в сознании непротиворечивой картины мира, именно тогда возникает и религия, которая выполняет еще одну важную функцию -- функцию регуляции отношений между людьми. В этом религии близка морали и праву, которые решают те же задачи.

Итак, согласно воззреньям Гоббса, религия -- часть культуры. Такой же частью является и наука, рассмотрению природы которой Гоббс посвящает немало страниц в своих книгах.

Но о науке он говорит несколько в ином ключе, чем Фрэнсис Бэкон. Если для последнего наука -- квинтэссенция культуры, а темпы научного прогресса определяют темпы и направленность прогресса культурного, то для Гоббса наука является частью культуры, равноправной религии, экономике, искусству. Под последним Гоббс понимает не только живопись, архитектуру, поэзию и т.д., но и процесс художественного творчества. Искусство интерпретируется им прежде всего как процесс проявления креативной активности человека во всех сферах бытия. В этом смысле продукт искусства есть мир искусственного, где главное место занимает государство, которое, как он пишет «является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он создан»¹⁶. Встречается в работах Гоббса и понимание искусства, тождественное тому, что присутствует в трудах Фрэнсиса Бэкона, который под искусством понимал всякое практическое умение, используемое для преобразования природы. Правда, Гоббс идет дальше, предлагая дифференцировать искусства на «механические» (искусство создания машин, возведения фортификационных сооружений, литья пушек и. т. д.) и изобразительные. К числу последних, по его мнению относятся искусство, музыка и живопись.

4.3 Культурологические воззрения Дж. Локка